Аннотация: История о запредельных безднах человеческого безумия и таинстве души
Сад потерянных душ
1
Она была единственным достоверным очевидцем, хотя должна была стать очередной жертвой. По мере того, как все больше времени проходило с момента тех необъяснимых с точки зрения здравого смысла событий, ужас, пережитый Ксенией, как это ни странно, постепенно уступал место обыкновенному человеческому любопытству. Разум тринадцатилетней девушки, чья жизнь однажды оказалась подвешенной на волоске, метался в мучительных попытках найти достойное объяснение явлению, что предстало перед ней тем поздним августовским вечером.
Неким потаенным уголком своего чуткого сердца Ксения знала ответ, скорее даже чувствовала его. Но правда эта, стоило лишь прикоснуться к ней, несла с собой острый привкус ужаса, который она так старательно пыталась изгнать из своей жизни. Борьба эта была мучительна. В минуты одиночества беспокойные мысли и воспоминания будоражили сознание девушки, колебали ее такой понятный и удобный мирок повседневной жизни. Ее мучили кошмарные сны, после которых мысли тонули в пучине неизведанного, непонятного присутствия чего-то непознанного, и Ксения против воли возвращалась к тем зловещим событиям, что произошли с ней два месяца назад...
Тогда все было совсем иначе. Как всегда дважды в неделю Ксения навещала свою бабушку. Если у девушки и был среди родственников человек, который являлся для нее другом, мудрым советчиком, воспитателем, с которого стоило брать пример, то им, несомненно, являлась Екатерина Игнатьевна. В тот год, когда Ксюше исполнилось тринадцать лет, девушка чаще обычного стала навещать старушку, и на это находилось множество причин.
Екатерина Игнатьевна жила одна в старой части города в своем маленьком доме, затерянном в переплетении узких улочек и переулков, плавно спускающихся к пойме реки и окруженных заболоченной заводью, которая в свою очередь разделялась на множество сонных прудов, кое-где вплотную подступающих к земельным участкам. В этом году ее как никогда мучила подагра, к тому же старушка чаще обычного простужалась и нуждалась в более пристальном уходе. Мама Ксении винила во всем сырость, которой тянуло с водоемов, и плачевное состояние старого дома. Но, несмотря на все ее попытки заставить мать переехать в комфортабельную городскую квартиру, старушка наотрез отказывалась покидать свое год от года ветшающее, но такое милое и уютное жилище.
Будучи с ранних лет необычайно самостоятельной и ответственной, Ксюша всецело приняла на себя обязанность навещать бабушку и делала это с искренним удовольствием. Вопреки распространенному мнению пожилых людей о безнравственности современной молодежи, Ксюше нравилось проводить время в компании бабушки и двух котов, обитавших в ее доме на положении полноправных членов семьи. Ксюша доставляла бабушке необходимые лекарства, продукты, приносила книги, которые сама же ей и читала. Вместе они смотрели фильмы, старые и новые, чемпионаты по фигурному катанию, даже слушали радио и много разговаривали. Постороннему человеку такая теплая дружба двух людей, у одного из которых жизнь только начиналась, а у другого уже медленно клонилась к закату, могла показаться чем-то нелепым, но, тем не менее, все обстояло именно так.
Помимо прочего, девочку привлекала сама местность, где жила Екатерина Игнатьевна. Смутно знакомая с самых ранних лет - тогда она и ее родители жили неподалеку - сейчас же она представала перед Ксюшей потерянной страной беззаботного детства. Узкие, извилистые, лишь кое-где заасфальтированные улочки с непременными лужами после весеннего дождя... Деревянные дома, разменявшие уже шестой - а некоторые и больше того - десяток своей жизни; кое-где на окнах до сих пор сохранились оконные резные наличники... Такие же деревянные изгороди, высокие, дощатые, и низкие палисадные, увитые усохшим до поры диким виноградом или же скрытые кустарником, побегами смородины или крыжовника... Тенистые ароматные сады... Умиротворяющий покой и тишина, нарушаемая днем лаем дворовых псов, пением птиц, а по ночам стрекотом цикад да кваканьем лягушек, доносящимся с заводи.
А еще здесь всегда водилось много кошек...
Воспоминания о них были необычайно сильны, поскольку девочка, сколько себя помнила, была без ума от этих прелестных созданий. Буквально все соседи Екатерины Игнатьевны держали кошек, а у некоторых жило уже несколько поколений кошачьих семейств. Бабушка Ксении сама души в них не чаяла. К своим питомцам она относилась с бесконечной заботой и лаской, сравнить которую можно было лишь с той, какую старушка питала к своей подрастающей внучке.
Да, пожалуй, кошки были единственным светлым пятном в том, что произошло много позже... И прологом в этом служили воспоминания, возвращавшие Ксюшу к тому самому дому... дому, в котором никто не живет. Так они с бабушкой между собой, ни без примеси неприязни, называли заброшенный двухэтажный дом, что находился в двух переулках от улицы, где жила Екатерина Игнатьевна. Лет семь или восемь назад там проживала большая семья: мать, отец, дедушка, бабушка и четверо детей. У них был довольно обширный земельный участок, большую часть которого занимал сад, раскинувшийся позади дома. К саду в непосредственной близости примыкал пруд, а потому на урожай яблок, груш и ягод хозяевам жаловаться не приходилось.
У них тоже было много кошек. Ксения помнила это совершенно отчетливо. Пушистых зверьков, которые любили гулять сами по себе и вели полудикий образ жизни, знали все соседи в округе и также хорошо знали, кто их хозяева. Дворовая детвора, в числе которой была и неугомонная Ксюша, обожала возиться с котятами, забредшими далеко от дома. Среди своих ровесников именно она стояла за то, чтобы собственноручно возвращать котят владельцам вместо того, чтобы тащить их к себе домой, чтобы доставить головную боль родителям. Словно кадр из полузабытого фильма, память услужливо представила ей картину из прошлого: пятилетняя Ксюша с неизменно растрепанными косичками, которые она ненавидела больше всего на свете, с расцарапанными руками и коленями, в сопровождении трех девчонок и двух мальчишек, из рук в руки передает двух заблудившихся, отчаянно мяукающих котят суровой и скупой на доброе слово тогдашней хозяйке дома - невысокой, полной женщине лет примерно тридцати пяти в одежде, больше подходящей шестидесятилетней старухе... Живое тепло пушистых, жалобно пищащих комочков, вцепившихся острыми коготками в платье девочки так, словно они ни за что не хотели возвращаться обратно, кажется, не исчезнет никогда.
Шло время, и мало кто заметил, как кошки из дома Шевелевых постепенно исчезли все до одной. Возможно, они умерли, возможно, просто разбежались. Сами хозяева также покинули свой дом. По слухам, что-то серьезное произошло у них там. То ли старики умерли, то ли что-то случилось с детьми... Этого уже никто толком не помнил. И только тоска по ласковым игривым котятам еще долго не покидала маленькую Ксюшу.
Впервые за долгое время она вспомнила об этом пустующем доме месяца за два до описываемых событий. Во время очередного визита к бабушке Ксения решила хоть одним глазком взглянуть на него. Тем же вечером, распрощавшись с бабушкой, она как всегда пешком отправилась домой. На этот раз путь ее лежал мимо того полукаменного-полудеревянного коттеджа; он находился в самом конце узкой, полого снижающейся улочки. Дом встретил ее гробовым молчанием, огромный и ослепший (окна были плотно заколочены разнокалиберными досками). Подгнившая ограда палисадника заметно покосилась, словно добровольно признавая собственную беспомощность. Деревянное крыльцо с четырьмя ступенями, ведущими на веранду, опутанную лозами дикого винограда, заметно просело. Казалось, дом лишен своей души, а потому безмолвен, и лишь запущенный, разросшийся сад проявлял признаки жизни. Речной ветерок шевелил готовые распуститься ветви с каким-то вкрадчивым шорохом, отчего сердце Ксении наполнилось непонятной тревогой, предчувствием чего-то неизбежного...
Возникло навязчивое желание как можно скорее покинуть это место, и все же девочка задержалась еще на одно мгновение лишь для того, чтобы шепотом, чуть слышно поздороваться с прежними четвероногими обитателями этого дома. Затем она коротко улыбнулась и, поправив висевшую через плечо сумку, продолжила свой путь. И вот тут произошло нечто необъяснимое. Ксения не знала, что это было - обман слуха, отголосок ее детских воспоминаний или все было наяву. Приглушенное кошачье мяуканье донеслось до нее из глубины старого сада. Отозвалось в сердце чем-то до боли знакомым, родным, позабытым... Ошеломленная, Ксюша тщетно пыталась разглядеть вокруг себя какого-нибудь зеленоглазого, ушастого обладателя этого мяуканья, но никого поблизости не было.
Рассудительная девочка уже было решила для себя, что все это только показалось ей, уж слишком сильно действовала на нее атмосфера этих мест, где прошло ее детство. Но то, что произошло в следующее мгновение, в пух и прах разрушило все ее предположения. Более того, Ксюша испытала прикосновение панического страха, ведь она была совсем одна на пустынной улице. Одна и больше никого. Ни человека, ни животного. Или ей только так казалось... Никакой здравый смысл не в силах был объяснить ей то легчайшее, мягкое, будто кошка потерлась, прикосновение к ее ногам. Такое теплое, чувственное и вместе с тем такое нереальное...
Тогда Ксюша никому не решилась поведать об этом случае, и на то были две причины. Во-первых, у нее попросту не находилось нужных слов, способных описать случившееся. Во-вторых, уже по прошествие нескольких дней она была не совсем уверенна в том, что все это не плод ее разыгравшегося воображения. Может, все это только приснилось ей. Еще один красочный, короткий сон, призрак беззаботного светлого детства.
И вновь пережитый ею мимолетный испуг уступил место неудержимому любопытству. Как объяснить то, что случилось с ней на той пустынной улочке? Столкнулась ли Ксения с чем-то, что лежит за гранью человеческого понимания или же всему виной ее детские грезы?.. И если от первой версии у нее непроизвольно захватывало дух в предвкушении явленной ей истины, то приходящие вслед за ней взрослеющие практичность и рациональность советовали отказаться от подобной чепухи. К единому ответу Ксения так и не пришла.
А по истечении всего лишь какой-то недели мысли девочки были заняты совсем другим. Все началось к туманных предупреждений родителей о том, чтобы Ксюша непременно возвращалась домой раньше обычного и вообще была осторожнее во время прогулок и визитов к бабушке. Еще через неделю предупреждение сменилось родительским приказом вообще не появляться на улице после девяти вечера, а после занятий в танцевальной школе, зачастую заканчивающихся без четверти девять, ее на автомобиле забирал отец.
Что-то ужасное случилось в городе. Что-то, что страшным образом оборвало жизни четырех молоденьких девушек. Обстоятельства их насильственной смерти вовсю смаковали трепливые языки, похваляющиеся своим бесстрашием и циничностью, но не всякий смог бы признаться самому себе, что не испытывает непонятного беспокойства с наступлением темноты. Подобные чувства разделяли многие. Когда была обнаружена первая жертва, город испытал кратковременный прилив страха, массового негодования и коллективного сочувствия. Когда же одна за другой, причем, через весьма короткий отрезок времени, были обнаружены три мертвые девушки, город словно захлебнулся в удушающей петле ужаса и ощутил собственное бессилие.
Как и многие ровесники, Ксения была не на шутку напугана. Одна из жертв училась в той же школе, что и она, только была на пару лет старше. Встревоженные одноклассники старались по возможности держаться вместе, общение вне стен школы резко сократилось, подростки чувствовали себя в безопасности лишь в окружении родных стен под бдительным присмотром родителей. Ксения искренне переживала за тех своих друзей и подружек, которым юношеское упрямство слепило глаза. Наплевав на все запреты и угрозы, они продолжали допоздна бродить по улицам, таким образом, демонстрируя свое бесстрашие и мнимую независимость.
И как зачастую бывает, ей, в отличие от прочих и в голову не приходило представить себя в роли очередной жертвы. Девочка не могла знать, какой ужасный подарок собирается преподнести ей судьба. Ничто не могло помешать этому... Ни забота родителей, ни полиция, ни ее собственная осмотрительность...
2
...Тело убитой девушки было обнаружено в шесть часов пятьдесят минут утра, а уже к половине восьмого переулок, примыкающий к одному из множества цехов сталелитейного завода и отгороженный от него высокой бетонной оградой, был наводнен сотрудниками полиции, судебными медицинскими экспертами и взбудораженными жителями близлежащих пятиэтажных домов.
Капитан полиции Андрей Фролов, измученный почти двумя сутками непрерывного дежурства, был в числе тех, кто первым прибыл на место. И вот уже минут сорок он находился в состоянии молчаливого холодного оцепенения, вызванного кошмарным зрелищем, какое представляла собой несчастная жертва. Казалось бы, ему, капитану уголовной полиции, успевшему за свои четырнадцать лет службы перевидать многое, подобная жестокость уже давно должна быть не в диковинку. Но, похоже, Фролов даже в свои тридцать восемь продолжал оставаться в категории людей, еще не конца огрубевших душой на поле бесконечной брани с преступностью. И ему решать, считать ли это достоинством или, наоборот, досадной помехой в его профессии. Как бы там ни было, не каждый день тебе приходится сталкиваться с подобным изуверством, при виде которого бывалый оперативник теряет дар речи. И Фролов совершенно точно знал, что позднее, когда он в ходе расследования, раз за разом будет окунаться в подробности смерти этой несчастной, липкая волна страха, злости и негодования завладеет им с еще большей силой.
Разумеется, Фролов был в курсе предшествующих убийств, но так как остальные жертвы были обнаружены в другом районе города, он и его следственная группа не были напрямую подключены к расследованию. Кому-то может показаться, что расследование цепочки серийных убийств, отмеченных почерком непередаваемой жестокости, представляет из себя некую особую миссию, исполнение которой ложится на плечи наиболее достойных. Все это полная чушь. По крайней мере, Фролов никоим образом не чувствовал себя достойным. Наоборот, увидев своими глазами жертву, в которой с трудом можно было опознать что-то человеческое, капитан к стыду своему испытал растерянность, которая в свою очередь обернулась чувством беспомощности. И лишь твердым усилием воли Фролов сумел подавить в себе это неприятное проявление малодушия.
Итак, протокол. Нужно составить протокол. Твердо и хладнокровно.
И все же глаза видели иное. Безмятежное солнечное утро. Мирное пение птиц, порхающие насекомые. Безоблачное небо, полное бесконечной нежной синевы. И обезображенное до неузнаваемости девичье тело, точно мешок с мусором, небрежно сваленное в замаскированную разросшимися кустами канаву у заводской ограды. Этот дикий контраст сбивал с толку, мешал настроиться на профессиональный лад. Оперативники, как показалось Фролову, также находились в своего рода прострации. Действуя по уставу, они с привычной рутиной делали замеры. Судмедэксперты уже были готовы приступить к осмотру тела и снять первые улики. Фотограф раздраженно настраивал свой цифровик - ему мешали солнечные блики. Движения всех их хоть и были профессионально выверенными, но создавали чувство заторможенности. Это обстоятельство изрядно бесило капитана.
Но особенно его раздражали зрители, высыпавшие из окружающих домов. В основном это были домохозяйки в возрасте от тридцати до пятидесяти лет да старики, имевшие привычку просыпаться еще затемно. Взбудораженные, взлохмаченные, опухшие от сна, они не обращали никакого внимания на строгие замечания полицейских и вплотную толпились у оградительной ленты. Бесконечные охи, приглушенные всхлипывания, причитания напоминали раздосадованному Фролову визги стервятников, обступивших вожделенную падаль. А негласным вожаком этой стаи был, как отметил про себя капитан, малоприятный субъект - невысокого роста мужичонка с идиотской лысиной, в заношенной, когда-то светлой рубашке с коротким рукавом и таких же заношенных серых брюках. Именно он, направляясь этим утром на завод, обнаружил тело девушки и вызвал полицию. Теперь же он оглашал место преступления достаточно визгливыми причитаниями, неистово вращал глазами и божился перед соседями, что именно он обнаружил тело "как оно и есть" и что если бы он застал "выродка" прямо здесь, то "разорвал бы его на месте". Вдобавок от героя крепко несло спиртным - видимо, перенесенный им стресс требовал умиротворения душевных сил - и это при том, что мужчина все утро находился под неусыпным присмотром оперативников.
Фролов презрительно отвел глаза. Вот будет о чем почесать языками, наверное, аж до конца года... Еще одна лепта страха и беспокойства, что принял в себя город.
Наконец фотограф приступил к работе. И вместе с тем язвительные мысли до поры до времени покинули капитана. Он начал протокол, прислушиваясь к сухим комментариям судебного эксперта, склонившегося над телом.
Итак, жертва - девушка, на вид шестнадцать-семнадцать лет. Рост примерно сто шестьдесят пять - сто шестьдесят семь сантиметров. Телосложение среднее. Лежит на правом боку. Ноги слегка изогнуты в коленях. Правая рука чуть приподнята к лицу, левая согнута в локте у живота. Одета в темно-голубые джинсы ("молния" и ремень расстегнуты) и зеленую майку. Трупное окоченение не наступило. На теле имеются...
Фотограф зафиксировал первоначальное положение тела. Судмедэксперт осторожно перевернул мертвую на спину, откинул с лица длинные каштановые волосы, растрепанные, спутанные, с застрявшим в них мусором, песком, пожухлыми листьями и травинками. Глухой щелчок фотоаппарата. Бледное лицо, похожее на гротескную гипсовую маску. О чертах, которыми оно было наделено при жизни, сказать было практически невозможно, так сильно оно было изуродовано. Убийца напрочь срезал жертве нос, оставив два жутких отверстия, почерневших от свернувшейся крови. Приоткрытый рот с прокусанными пересохшими губами оскалился в животной предсмертной муке. Глаза открыты, не тронуты. Фролов хорошо знал, что у предыдущей жертвы глазные яблоки были вырваны. Точнее, левый глаз вырван, правый же просто раздавлен и растекся в глазнице. Судя по всему, психопат кромсал своих жертв в состоянии дикой эйфории или невообразимого оргазма, который, должно быть, присущ таким же нелюдям как и он сам.
Щелчок.
На шее жертвы глубокая багровая полоса. Задушена как и предыдущие девушки. Как видно, убийца использует тонкий полипропиленовый канат - следы волокон отчетливо проступают на коже. На правой руке сломаны все ногти. Не вырваны, а именно сорваны, задраны вверх, обнажая кровавые ямочки под ними. Фролов отстраненно отмечает, что на сей раз убийца проявил своего рода "милосердие". У жертвы номер один на правой руке кожа и плоть были начисто срезаны до костей от локтя до кончиков пальцев. Скорее всего, изувер орудует многофункциональным охотничьим ножом - такие продаются на каждом шагу - страшная вещь, которая с легкостью применяется как для грубой разделки туш, так и для нарезки тончайшего филе. Это становится очевидным при осмотре левой руки. Тонкая девичья кисть с простым колечком на среднем пальце разрублена вдоль между пальцами, вплоть до кистевого сустава.
Еще один снимок крупным планом.
Майка девушки насквозь пропитана кровью. Руки, затянутые в резиновые перчатки, аккуратно приподнимают ее. Левая грудь девушки отсутствует - по-видимому отхвачена одним взмахом того же ножа. "Здесь уже выродок заставил себя потрудиться", - болезненно усмехаясь, отмечает про себя Фролов. У жертвы номер два были откушены соски. Фотограф запечатлел длинные кровавые разрезы между ребер с безобразно вывернутыми краями. Здесь нелюдь скорее всего пустил в ход какой-то слесарный инструмент. По спине Фролова сползал противный липкий пот. Казалось, эти черно-багровые раны на торсе мертвой девушки кричат ему в бессильной мольбе. Ему представились глаза родителей несчастной, которым уже не суждено дождаться свою дочь домой. Точно с такой же мольбой, разбавленной беспомощностью и ненавистью к нему, будут смотреть родители на капитана, будто он один повинен в том, что службы порядка не смогли уберечь их дочь...
Возгласы и стенания непрошеных зрителей стали возрастать. Один из младших оперативников призвал всех к порядку, и уже в который раз посоветовал тихо и мирно покинуть место преступления. Последнее замечание было пропущено мимо ушей.
Еще один крупный план. На этот раз нижняя часть тела.
Джинсы в области бедер также насквозь пропитаны кровью. Фролов знал, почему. У всех жертв без исключения были изуродованы половые органы. Предыдущей жертве было сделано своеобразное "кесарево" - убийца взрезал ей влагалище аж до самой грудины. Ранее он ограничивался тем, что запускал руку в вагину и вытаскивал наружу матку, в одном случае целиком, в другом часть ее.
"По крайней мере, есть хоть одно хорошее обстоятельство, - думает Фролов, отирая липкий пот со лба. - По крайней мере, они не мучились от этих ран... Он душил их прежде, чем начать копаться в них..."
Это обстоятельство было заверено судебными патологоанатомами ранее.
В ходе осмотра было установлено и подтверждено, что убийство было совершено в другом месте, а после тело уже каким-то образом доставлено сюда и в прямом смысле слова брошено на всеобщее обозрение. Еще одно связующее звено. Экспертиза продолжится, но теперь много позже, в морге. И капитан знал, что ему придется вытерпеть еще немало ужасных и отвратительных сцен. Но это будет потом. Сейчас же он просто хотел убраться подальше от этой улицы, от этого солнца, несмотря на ранний час, начинающего припекать. Подальше от этой гудящей безмозглой толпы, которая, казалось, была раздосадована тем, что ее лишают такого притягательного зрелища.
Через несколько минут тело жертвы было упаковано в пластиковый мешок и погружено в чрево служебного реанимобиля. Фролов позволил себе закурить, отметив при этом, как предательски дрожат пальцы. Это разозлило его еще больше. Выбросив недокуренную сигарету, капитан торопливо забрался в служебный автомобиль и приказал водителю ехать в управление. Клокотавшая в нем ярость возрождала навязчивые картины изуродованного девичьего тела, и Фролов твердо пообещал себе сделать все от него возможное, чтобы положить конец похождениям неведомого монстра в человеческом обличье... Или хотя бы предотвратить очередное убийство.
Конечно, он не мог знать, как не могли знать и другие оперативники, которые тем летом были подключены к расследованию этой кровавой цепи, что развязка этой жестокой драмы пройдет без его участия. И все, что останется капитану Фролову, так это в минуты краткого отдыха, мысленно возвращаясь к этому загадочному делу, лениво поразмыслить над вопросом - который был обречен остаться без ответа - что же подтолкнуло неведомого убийцу к столь невыразимой жестокости?..
3
...Затерянный в лабиринте городского массива двухэтажный многоквартирный дом вот уже как целый год пустовал. Когда-то выкрашенный в болезненный грязно-желтый цвет, он с каждым днем утрачивал свой первоначальный грим, медленно превращаясь в пыльную и серую бесформенную развалину. По странному жребию судьбы дом не подлежал сносу. Он был предоставлен самому себе. Кованая ограда высотой в два с лишним метра, а также буйно разросшиеся кусты надежно скрывали здание от постороннего взгляда. Делали его неприметным, безликим. Лишившись прежних хозяев, дом теперь давал кров лишь бездомным животным... и бездомным же людям, скатившимся на дно жизни.
Приближался рассвет. Одна за одной, с неуловимой грацией, принюхиваясь и прислушиваясь, на лужайке перед домом появилось шесть кошек. Казалось, они выслеживали кого-то или же сами чуяли незримого преследователя. Удостоверившись в том, что здесь им ничто не угрожает, четвероногие бродяги расположились на отдых и принялись не спеша приводить себя в порядок. Две из них расположились на каменном крыльце, две другие - на широком выступающем подоконнике. Последние из них, двухмесячные котята - трехцветная девочка и полосатый котик - затеяли шутливую борьбу в траве. Судя по всему, утренняя прохлада нисколько их не смущала.
Тем временем взрослые кошки не сводили зеленых глаз с фасада дома. Казалось, взгляд их проникал сквозь каменные стены и уходил в самое нутро старого дома. Что же они видели там?.. На первый взгляд животные казались безмятежными и сонными, однако навострившиеся кончики ушей и нервно подергивающиеся хвосты выдавали их внутреннее напряжение. Треугольные нежные носы быстро втягивали влажный утренний воздух. Кошки походили на окаменевших стражей, а может просто ожидали чего-то... или кого-то...
А может причиной их появления здесь послужила болезненная аура смерти, пульсирующая и багровая, что исходила из этого места. Аура, доступная исключительно чувствам древнейших животных...
И они не ошиблись. Именно здесь, в стенах молчаливого дома, в захламленном полуподвале, где уже круглый год стояла невыносимая сырость, нашел себе временное пристанище тот, на чьих руках была кровь четырех молоденьких девушек.
Свернувшись до состояния эмбриона на испятнанном матрасе, брошенном на бетонный пол, подтянув колени к груди, он был погружен в беспокойный сон. На самом деле это было неописуемое состояние между сном, явью и лихорадочным бредом. Между сном нынешним, явью, имевшей место быть ранее, и реальностью, творившейся непосредственно здесь и сейчас. Тончайшая грань, где мир снов и действительность судорожно переплетались в единое целое. И плодом этого соития были формы и образы, не имеющие названия на человеческом языке.
Судьбы сыграла с ним злую шутку. Поддерживаемый ее предательской дланью, он балансировал на тонкой грани между тем прогнившим стержнем, что олицетворял его человеческое начало и вопящей пучиной безумия, имевшей безграничную власть на его инстинктами. И ничего он не желал так страстно как окунуться в эту пучину, дать ей поглотить себя. Раствориться, растечься бесформенной субстанцией в вязком естестве этой бездны, превратиться в бесполое, бестелесное оно, навсегда лишиться способности мыслить... Избавиться наконец от ненавистного присутствия их.
Кошки... Проклятые кошки преследовали его неотступно. Сколько времени это уже продолжалось? Он не смог бы дать точный ответ. Число жизней, отобранных им, было его единственным хронометром. Не существовало такого убежища, тайника, где кошки не смогли бы достать его. Для них не существовало преград, расстояние не имело значения, так как они не относились к племени обычных кошачьих... Где бы он ни шел, ни скрывался, он слышал мягкие шаги, глухое урчание или мяуканье, легкое прикосновение невидимого хвоста... Видел неясные очертания гибких тел... Запах подвала также напоминал о них... Запах кошачьей шерсти, смешанный с тяжелым духом сырой земли... Земли, в которой он тогда...
Нет, нет, нет... Не думать об этом! Прочь! Прочь!
Каждая ночь была для него мучительным испытанием. Спал ли он, бодрствовал ли, его призрачные преследователи неизменно являли себя ему. В такие минуты мир сужался до размеров его черепной коробки. Он был вынужден забиться в какую-нибудь темную нору и, стиснув руки, скрежеща зубами, повторять надломленным голосом одно и то же: "Почему? За что? Сколько же еще?.."
Почему? Почему?
Этот вопрос сопровождал его целую жизнь с самого раннего детства. В этом слове, казалось, был весь он. Почему все происходит именно так? Этот ненасытный вопрос терзал его чистый детский разум. Но вопросы всегда оставались без ответа. Может быть, просто потому, что ответы были очевидны. Для всех, но не для него. И если его старшие братья и сестра вполне самостоятельно постигали премудрость книги под названием жизнь, то он никогда не был способен прочесть ее без посторонней помощи. Он нуждался в ней как никто другой, но помощи не было. В то время как окружающий мир оставался для него непостижимой загадкой, он сам являлся загадкой для окружающих его людей. В силу врожденных особенностей его развитие избрало особенный путь. Истоки были похоронены в далеком детстве.
Родной дом стал той отправной точкой, откуда началось его бегство. Большой двухэтажный дом, заполненный старинной тяжелой мебелью и тишиной. Единственными добровольными узниками его были дедушка и бабушка... и маленький Миша. У него были два старших брата и сестра, была мать. Дети росли без отца. Мать, всеми силами старавшаяся поднять четверых детей, трудилась на двух работах, а дома ее ждали старики, которым требовался уход, а также заботы по хозяйству. В саду. Да-да, у них был большой яблоневый сад, а рядом был пруд...
Старики достигли уже весьма почтенного возраста и часто болели. Они запомнились ему малоподвижными, неразговорчивыми манекенами. В какие-то моменты он даже не совсем воспринимал их за живых созданий. Уже тогда он задавался вопросом, что же приводит в жизнь эти безвольные дряблые тела. Они оживали для него только тогда, когда бабушка чувствовала себя достаточно хорошо, чтобы немного поболтать с внуком, да и дед, бывало, размыкал свои бесцветные губы и вставлял слово-другое. Ему доставляло неподдельное удовольствие слушать бабушку, а ей - рассказывать истории хотя бы потому, что слушателей у нее было немного. Именно от бабушки он много чего узнал о кошках, которых так любила его мать...
Уже с самых ранних лет Миша стал ощущать, что мама стала для него такой же чужой, как и все остальные домашние. Повинуясь инстинкту, он всегда искал материнской защиты и, конечно же, получал ее, но взамен ему приходилось испить горечь слез разочарования. Никогда не забыть ему того взгляда, которым украдкой одаривала его мама и который, как она не старалась, скрыть было невозможно. Взгляд беспокойства, непонимания, недоумения, тревоги и какой-то гадливости. Он отталкивал, отпугивал. Безусловно, она любили его, испытывала жалость, но (и в этом она не смогла бы признаться сама себе) одновременно боялась и ненавидела...
Мать Миши нельзя было назвать счастливым человеком в полном смысле этого слова. Жизнь ее представляла собой непрерывную череду тревог, безденежья, волнений, унижения и полной самоотверженности. Во всем и везде ей приходилось пробиваться самостоятельно, не надеясь на чью-либо поддержку. Она мечтала о своем доме, о детях, о крепкой дружной семье. О любящем супруге. Но вопреки своим грезам она пустила в свою жизнь человека скользкого и ненадежного, преследовавшего лишь собственные цели. Она родила ему троих детей, но, как оказалось, радость отцовства было самое последнее, что ему было нужно от жизни. Воспитание малышей целиком легло на плечи молодой женщины и престарелых родителей ее супруга. Когда она забеременела в четвертый раз, муж бросил семью. Это стало последней каплей, взрастившей горькие плоды. Нервный срыв. Попытка покончить с собой. Тяжкая пневмония. Долгие два месяца лечения. Несмотря на все это, плод удалось спасти, как и жизнь матери. Позже она благополучно произвела на свет четвертого ребенка. Мальчика. Однако, здоровье ее было изрядно подорвано. Следующие годы были сплошной звериной борьбой за выживание. Надо было поднимать детей, день и ночь заботиться о самом младшем. Мало-помалу ей казалось, что она справится, она сможет... Время шло, жизнь понемногу налаживалась. Если бы не молчаливая тревога за младшего сына...
Чем больше он подрастал, тем больше она утверждалась в мысли, что с ним что-то не так. Он не был похож на своих братьев и сестру. Казалось, он существовал глубоко внутри своего разума и никого не желал пускать в эти пределы. Жестокость, осознанная, просчитанная жестокость стала проявлением подрастающего детского сознания. Мать хорошо знала, что все дети бывают жестокими, но в случае ее сына было нечто иное... то, что она не могла выразить словами.
Два года. В редкие моменты, когда она продолжала брать сына на руки, малыш самым неожиданным образом хватал ее за грудь, одновременно сжимая зубками ее соски, а потом, отстранившись, внимательно наблюдал, словно ждал, когда же появится молоко.
Три года. Невесть откуда взявшаяся у ребенка страсть наблюдать за родственниками во время отправления естественных надобностей. Поначалу это вызывало у домашних лишь беззлобный смех над слабоумным, пока эта мания не переросла в нечто неприемлемое. Так, бабушка застает Мишу в уборной за странным занятием, при виде которого надолго лишается дара речи. Ребенок, стоя на коленях перед унитазом, руками поедал собственные экскременты.
Четыре года. Уже тогда Миша начал сторониться других людей, не входивших в круг его семьи. Соседских детей он избегал (не боялся, а именно избегал) и предпочитал одинокие игры. Его привлекали такие на первый взгляд недостойные для малолетнего предметы, как строение древесных листьев, стеблей и побегов, плодов и семян. С задумчивым видом эколога он постигал их суть, подвергая разделению предметов изучения на составные элементы. Позже подобной участи были удостоены насекомые.
Он изучал. Изучал устройство и жизнь всего того, что его окружало. Поверхностные объяснения взрослых не удовлетворяли его. Ему хотелось понять, за счет чего растет, живет и движется тот или иной организм. Зачем? По каким законам? Чего ради?
С тревогой наблюдала мать за странными увлечениями сына. Его холодность и бесчувственность поражали и пугали. Временами ей казалось, что он сомневается в реальности вещей и людей, окружавших его. Она и представить не могла, что вырастет из ее умственно отсталого сына и какая жизнь его ждет. Ее собственная дальнейшая судьба по большому счету была ей крайне безразлична. Она жила ради детей и того будущего, которое могла им дать. И ей придется нести свою ношу до конца.
Кошки были для нее единственной отдушиной в тяжкой повседневности. Она любила приласкать и накормить этих очаровательных милах. Взамен на ее ласку они дарили ей свою, своим присутствием. Четыре кошки и два кота обитали у них в доме. Они радовали душу измученной женщины.
К несчастью, ее увлечение не оставило равнодушным младшего сына. Миша уже давно заметил, с каким обожанием относится мать к этим четвероногим созданиям. Это вызывало у него недоумение. Как-то раз, оставшись наедине с бабушкой, он спросил, не являются ли эти кошки такими же детьми его матери, как и он сам. В ответ старуха даже позволила себе усмехнуться и сказала ему, что это полный вздор. У кошек, сказала она, да и у прочих животных нет души, поэтому их никак нельзя приравнивать к человеку. На вопрос, откуда она знает об этом, бабушка ответила кратко: "Так сказано в Библии". Речь шла о толстой книге в черном переплете с потертыми краями, с изображенным на ней золотым крестом. Бабушка всегда держала ее возле себя.
Мальчик был заворожен этим откровением.
Душа... Что такое душа?
Несмотря на его настойчивость, бабушка так и не смогла дать ему точный ответ. "Это то незримое, что наполняет наше тело" - все, что она могла сказать. Мише пришлось довольствоваться этим и оставить старуху в покое. И, тем не менее, он не был огорчен. Напротив, совсем неожиданно ему открылась цель его исследований. Не отдавая себе отчета в этом, он искал душу. В цветах, в растениях, в насекомых, в животных. Во всем, что жило, росло, дышало...
И все же... Что же заставляло его маму испытывать такую привязанность к бездушным существам? Что-то здесь было не так. Неправильно. Мальчик знал, что не успокоится до тех пор, пока самостоятельно не разрешит свои сомнения.
Прошло немало времени прежде чем ему удалось осуществить свою задумку. Ему как раз исполнилось девять лет. В школу он по понятным причинам не ходил. Об отправке в специальный интернат речь пока не шла.
Это случилось в начале лета. Ему стоило большого труда втайне от матери отловить ее любимцев и, укрывшись в сарае позади дома, задушить их. С помощью старого охотничьего ножа, который он украл из комода деда, мальчик хладнокровно выпотрошил кошек, дабы таким образом убедиться в наличии или отсутствии у них того, что называлось душой. Весь перемазанный кровью, он долго копался во внутренностях животных, пытливо заглядывал в застывшие кошачьи глаза. Он даже решился вскрыть черепную коробку, но и там кроме белесого желеобразного комка, ставшего частью мертвой плоти, ничего обнаружено не было. Выходит, бабушка была права. С чувством облегчения он приступил к погребению. Шесть истерзанных кошачьих тел были закопаны в глубине яблоневого сада. Как и прежде, действовал он спокойно и хладнокровно. И только запах кошачьей шерсти, перемешанный с ароматом влажной жирной земли, заставил его сердце всколыхнуться в неприятной конвульсии.
Исчезновение питомцев ввергло мать в тихую беспросветную тоску. Эту потерю, как и многие другие, ей пришлось перенести молча и в одиночку. Бабушка весьма пренебрежительно высказалась в адрес невестки, мол, нашла над чем горевать - над сворой сбежавших кошек.
"А вдруг их кто-то убил?" - в притворном ужасе вопросил ее младший внук. В ответ бабушка сказала, что, дескать, не велика потеря. В первую очередь надо горевать о людях, что покинули нас, о спасении их души.
"А что бывает с человеком после смерти?"
"После смерти душа покидает тело и отправляется в мир иной по воле Господа Бога... Если человек творил зло, то душа его отправляется в ад на вечные муки, если же творил добро, то его принимали в рай..."
"А где же находятся ад и рай?"
"Ад сокрыт в глубинах земли, в центре вечного пламени, а рай наоборот - высоко-высоко в небесах пред ликом Господа... Как раз для таких как ты, для блаженных, в раю приготовлено особое место..."
"А как можно попасть туда?"
"Живому человеку попасть туда никак невозможно. Дорога туда открывается только со смертью человека..."
Об этом тоже говорилось в Библии.
Таким образом, мальчик обрел новую цель. Познание понятий "ад" и "рай". Кто такой Господь Бог, имя которого с неподдельным уважением и боязливостью упоминала бабушка?.. Он уже был готов ступить на эту тропу, когда случилось нечто, что перевернуло всю его жизнь.
Убитые им кошки вернулись. Все шестеро.
Прежде ему никогда не доводилось испытывать страх. Это чувство, как и многие другие, свойственные людям, было чуждо ему. Смысл этого слова он улавливал весьма и весьма смутно. Теперь же он испытал его в полной мере.
Они явились ему однажды вечером во время прогулки в саду, неподалеку от того места, где он похоронил их. Они возникли словно из ниоткуда. Сверкая зелеными глазами, чуть пригнувшись к земле, мягко ступая, они окружили его. Мальчиком овладел холодный столбняк. Он застыл, пытаясь осмыслить происходящее, а страх тем временем подобно змее поглощал его естество.
Это были кошки его матери. В этом не было сомнений. Но как это возможно?
Никаких следов страшных ран, никаких следов крови. Никаких следов земли, в которой они были погребены.
В прищуренных глазах с вертикальными зрачками полыхала хорошо ощутимая ненависть к убийце.
Он пытался укрыться от них в четырех стенах, за зыбкой стеной сна. Все было зря. Ничто, казалось, не могло их остановить.
Они проникали в его сны, подстерегали его там, желая возмездия. Визжа, урча, они снова окружали его, когтистыми лапами пытались выцарапать глаза. Беспомощно закрывался он от них руками, кричал и звал на помощь. Он осознавал, что это был сон и всеми силами желал вырваться из этого омута. Когда же он просыпался в объятиях подоспевшей к нему матери, то с ужасом замечал, что его руки истерзаны до локтей и кровоточат. Раны от кошачьих когтей заживают медленно...
День за днем, ночь за ночью продолжалась эта чудовищная пытка. Убийца знал, они жаждут мести, но приближать финал расплаты не торопились. Он видел, как они упиваются его страданиями, выжидают и рыщут вокруг до тех пор, пока он не ослабнет, превратившись в сломленную, утратившую рассудок скулящую тварь.
Страх наказания ввергал его в мутные глубины своего искалеченного сознания и на протяжении череды бессонных ночей был рожден план спасения.
Достаточно отчетливо он понимал, что нет на земле такого места, где он мог скрыться от своих преследователей. Значит, только смерть могла проложить пропасть между ними. Смерть посторонних. Его смерть. Ему нужны были жертвы, умерщвленные его же рукой. Грех убийства. Грех самоубийства. Изгнание в те бесконечно далекие пределы, называемые адом или раем. Именно там, за чертой жизни эти твари не могли следовать за ним, так как были лишены души. Он будет спасен.
Невинные души.
Орудие смерти, оборвавшее жизни шести кошек, сослужило ему еще одну службу. Уверенность в правильности избранного пути окрылила его. Ночь внушила решимость и твердость духа. Кровь и безнаказанная сила разрушения опьяняли, поднимали на недосягаемую прежде высоту. Понятие слова "бог", так часто упоминаемое бабушкой, было малопонятно ему, но в ту ночь, он, сам того не ведая, сравнялся с ним в могуществе. Кошки пытались остановить его, но тщетно...
Что было дальше, происходило как в предутренней пелене сладкого сна. Множество незнакомых людей в странной одинаковой одежде... Именно они помешали приступить к заключительной стадии его замысла. Они увезли его куда-то далеко от дома. Они заключили его в тесную комнату с каменными стенами, что должна была стать его пристанищем на всю оставшуюся жизнь. Они бдительно следили за тем, чтобы он никоим образом не смог навредить себе. Его душили ярость. Время уходило. Его план был под угрозой срыва. Совсем скоро кошки снова возьмут след и на этот раз, чувствовал он, расплата за кровь будет в тысячу раз ужаснее...
Он не знал, сколько времени прошло, прежде чем он смог вырваться из заточения. Голова кружилась. Хлебнув воздуха свободы, он бежал, не разбирая дороги. Кошки вернулись и вновь следовали за ним. Тогда он даже не обратил на них внимания. Его терзал странный голод после томительных лет заключения. Гнев за перенесенное унижение требовал выхода.
Жертву он выбрал под воздействием мимолетного порыва. Хирургический нож, захваченный им из лечебницы, стал для него стальным пером, которым он сотворил картину исступления и первобытной жестокости на нежном девичьем теле.
Второй раз он действовал более расчетливо. Может быть потому, что девушка была постарше, чем предыдущая, и не по годам более развита. Перед ним оказалось хорошо сформировавшееся женское тело, и он не мог упустить шанс познать его. Он усвоил ее запах, попробовал на вкус. Изучил каждый изгиб тела, все потаенные места женского организма, напрямую связанные с деторождением. Можно сказать, он реконструировал процесс своего появления на свет, начиная с материнской утробы и заканчивая кормлением грудью. Что касается этой части тела, он также познал ее снаружи и изнутри. Девушка, оставшаяся для него навсегда безымянной, послужила ему прекрасным анатомическим манекеном. И словно бездушный манекен, он разобрал ее по частям.
Похоть, внезапно вспыхнувшая в нем, послужила вдохновением для третьего убийства. Жертва была также молода и свежа. Как начинающий гурман, он не спеша насладился ароматным гибким телом, предоставленным в полное его распоряжение. Медленно он раздевал ее, облизывал с ног до головы, покусывал, судорожно входил в нее... и никак не мог насытиться. Когда он первый раз исторг семя, дикое исступление вскружило голову. Ему захотелось разрушить это великолепие. Он пустил в ход нож. Чертил на розовом теле кровавые иероглифы, пронзал плоть, оставляя разверстые отверстия, куда также погружал свой член. Бил и тут же ласкал мертвое тело.
В следующий раз он захотел того же, но к великому сожалению, ощущения были уже не столь яркими. Истерзанное тело девушки, словно случайно сломанная в процессе игры кукла, было пренебрежительно брошено в придорожную канаву.
Кошки были единственными свидетелями его преступлений, но помешать ему были не в силах. Каждая жертва была омыта их слезами скорби.
Испытывал ли он жалость или муки совести по отношению к тем, у кого он отнял жизнь?..
Стоит сказать, что эти чувства просто не были ему знакомы, для него они были пустым, ничего не значащим звуком. Люди, которых он лишил жизни, послужили для него бесценным материалом в познании этого мира. Если можно так выразиться, именно это чувство было сродни уважению.
Близился момент, когда предстояло поставить последнюю точку. Хватит ли у него смелости наложить на себя руки? Что на самом деле ждет его там, на другой стороне?..
Пути назад не существовало. Он зашел так далеко, что смерть казалась чем-то неизбежным, само собой разумеющимся. Пора было познать и ее сущность.
И все же... Что заставляло его колебаться?
Быть может, навязчивое, подобное зуду, желание проделать это еще раз. Безнаказанность и чувство собственного могущества пробудили в нем вкус крови, вкус жизни. Обрывать непрочные нити, связующие жизнь и смерть, одним взмахом руки уничтожать сложнейшую структуру существования - что может быть привлекательнее?
Быть может, его нервы щекотало то новое обстоятельство, что он уже знал, кто, возможно, станет его следующей жертвой?..
Он уже неоднократно наблюдал ее во время своих поздних скитаний по городу. Совсем молоденькая девочка с едва наметившейся фигурой. Довольно высокая, грациозная, свежая, и с целеустремленным взглядом взрослого. Собранные в хвост каштановые волосы, спортивные футболки, свободные джинсы, сумка через плечо - вот ее привычный облик. Интересный экземпляр. Его отчаянно тянуло к ней.
Это будет последний раз, твердо пообещал он себе. Последняя невинная душа. Тогда он уже точно удостоверится, достаточно ли силен для того, чтобы собственной рукой проложить путь к спасению...
4
Что же подтолкнуло ее еще раз пройти мимо этого дома?
Простое любопытство или же неуемное желание понять?.. Удостовериться, что все произошедшее с ней во время прошлого визита, не было внезапной галлюцинацией. Если вдуматься, то второе обстоятельство неизменно являлось следствием первого, но сейчас Ксюше было не до подобных психологических тонкостей.
Этот вечер был прямо-таки пропитан атмосферой призрачной тревоги. Ксюша дольше обычного задержалась у бабушки. Просмотр выпуска вечерних новостей, в котором освещались подробности очередного убийства, вызвал у них продолжительную дискуссию. Екатерина Игнатьевна как никогда беспокоилась за внучку и уговаривала ее либо остаться ночевать у нее, либо вызвать такси, чтобы благополучно добраться домой. Ксюша, надев маску непробиваемого подросткового упрямства, упорно отвергала как и первое так и второе. Спорить с ней было бесполезно. Ничего с ней не случится. Ей очень нравятся пешие прогулки. К тому же у нее уже был разработан маршрут дороги домой. Сегодня этот путь должен будет привести ее к ответам. Неодобрительно покачивая головой, бабушка проводила ее до дверей и крепко расцеловала на прощание.
В середине августа темнеет рано. Нежный летний закат стал ее единственным проводником. Знакомая, будто из туманного сна, замысловато изгибающаяся узкая улочка. Окружающие дома утонули в невесомом вечернем безмолвии, изредка нарушаемым кваканьем лягушек с близлежащего пруда. В редких окнах горел свет или пульсировало голубоватое мерцание телевизионных экранов.
Чем дальше Ксюша шла, тем больше росло ее возбуждение, рожденное предвкушением предстоящего открытия. Даже дыхание потеряло прежний ровный ритм, кожа то и дело покрывалась мурашками. Может, дело было в прохладном прикосновении ветерка, веявшего с реки...
...А может, в странном, абсурдном предчувствии, что кто-то незримый следует за ней. Несколько раз она останавливалась, стремительно оборачивалась, всматривалась. Долго вслушивалась. Ожидала, почти предчувствовала появление того невидимого существа, что так напугало ее в прошлый раз...
Вокруг никого. Только она одна, наедине с тишиной.
Ксюша ускорила шаг и не замедляла до тех пор, пока не подошла к дому. Здесь она остановилась. Дом, вне зависимости от времени суток, был погружен в тяжелый сон. Ксюша стояла, опустив руки, и пыталась сосредоточиться. От волнения у нее перехватывало дыхание. Речной ветерок донес до нее аромат яблоневого сада, сладкий, пряный, затерявшийся в раннем детстве. Сад и был ее целью. Именно там девочка надеялась получить ответы на сотни мучающих ее вопросов.
Солнце уже почти село, но было еще достаточно светло. Ксюша пересекла лужайку и приблизилась к высокому дощатому забору. Едва касаясь кончиками пальцев рассохшегося дерева, девочка прошла туда, где в ограде зияла брешь. Здесь забор был несколько завален вовнутрь. Ксюша внимательно осмотрела зазор и пришла к выводу, что для того, чтобы проникнуть на территорию сада, даже с ее тонкой комплекцией необходимо избавиться от еще одной доски, благо, одна из них висела на одном-единственном ржавом гвозде. Девочка обеими руками налегла на доску. Пронзительный скрип отозвался в ее ушах ужасным криком. Ксюша отпрянула. Сердце бешено всколыхнулось. Быстрый взгляд по обе стороны. Никого. Нужно как можно быстрее закончить начатое.
Еще один взгляд назад, поправить выбившуюся из хвоста прядь. Ксюша удвоила усилия, надавила на доску и та, коротко вскрикнув, отделилась от своего крепления и с легким стуком свалилась в траву по ту сторону забора. Не терять ни секунды! Перевесив сумку, Ксюша повернулась боком и осторожно втиснулась в отверстие. Перекинула ногу через поперечный брус и присела, готовясь склонить голову...
Тонкая прочная петля в мгновение ока захлестнула ее шею и стянула горло. Девочка дернулась всем телом, издав придушенный хрип. На глаза упала тьма. Инстинктивно она вскинула руки к горлу, онемевшие пальцы подцепили петлю. Напавший крепче прижался к ней. Он ужасно шумно дышал, от него несло помоями и немытым телом. Невыносимая вонь вызвала у девочки отвращение, страх загнанного животного уступил место вспышке ярости. Тренированные мышцы сослужили Ксюше хорошую службу. Тело ее, готовясь к самообороне, напряглось. Напавший чуть ослабил хватку, собираясь набросить ей на шею еще один виток удавки, и в тот же миг Ксюша, задыхаясь, изо всех сил сделала рывок. Вес тела перенесся на левую ногу; канат, стиснувший шею, вытянулся, дав этим ей дополнительное пространство. Воспользовавшись этим, девочка обхватила руками верхний брус, ногой уперлась в нижний и, подтянувшись, изо всех сил нанесла мучителю удар. Утробно рыкнув, тот отпрянул, вскинул руки к челюсти. Петля ослабла, Ксюша смогла освободить шею.
Эта безмолвная борьба продолжалась ничтожные секунды. И вот она, потеряв равновесие, упала на землю, а фигура безликого убийцы уже заполнила собой проем в ограде. Панический страх поднял Ксюшу на ноги. Прижав руки к обоженному удавкой горлу, девочка побежала в единственном открытом для нее направлении - вглубь сада.
Он был в ярости. Какое унижение! Он упустил жертву!
Как такое могло случиться?
Бесшумная слежка - он словно растворился в сумерках. Он выждал время и застал жертву врасплох. Однако девчонка дала ему неожиданный отпор, и он на какое-то время растерялся. Это было очень скверно. Теперь у него был один шанс из десяти, чтобы поймать ее.
Мало того, что девка привела его к дому, где прошло его детство (в этом он даже находил что-то забавное - закончить свое дело там же, где когда-то все и началось), так теперь вся его миссия находилась под угрозой срыва. На смену растерянности пришел опустошающий страх. Он боялся, что жертва уйдет, целая и невредимая. А потом... потом они придут за ним, в этом не было никаких сомнений. Сад - их территория, здесь они сильны как нигде больше. Этим вечером он не видел их, но нутром чуял их незримое присутствие.
Нужно торопиться! Девка в панике, она заблудится в саду, ослабнет... Он найдет ее!
Страх словно окрылил ее. Ксюша не думала куда бежит, знала только, что необходимо как можно дальше уйти отсюда. Человек, убивший тех четырех девушек, пришел за ней.
Кровь стучала в ушах, сердце било молотом. Больное горло заполнял тяжелый дух гниющих яблок, усеявших все пространство сада. Ксюша нешуточно рисковала поскользнуться, но предпочитала не думать об этом. Если она сейчас упадет, то сил и времени встать у нее уже не будет.
Она слышала, как убийца гонится за ней. Пока еще достаточно далеко. Но куда бежать? В саду становилось все темнее, ориентироваться становилось труднее. Безрассудная паника овладела девочкой.
Но что это?
Невесть откуда взявшиеся тени, маленькие и быстрые, окружили ее. Их было четверо. Передвигались они на четырех лапах. Оторопевшая, девочка даже остановилась, что было крайне опасно. Она не верила своим глазам: ушастые головы, гибкие спины со вздыбленной шерстью, поднятые хвосты. Они сновали вокруг нее, переступая с лапы на лапу, отрывисто мурлыкали и урчали. Одна из них вдруг прыгнула и передними лапами толкнула Ксюшу в бедро. Остальные тут же рванули через рощу в одном, только им известном направлении. Не раздумывая ни секунды, девочка последовала за ними.
Она не могла сказать, сколько времени и куда они вели ее. Где-то там впереди был пруд. Пронизывающий воздух вызывал лихорадочную дрожь. Кошки пропали из виду также внезапно, как и появились. Растворились без следа в нарождающихся ночных тенях. Своего преследователя она тоже не слышала, однако, чувствовала, что он рядом.
Что-то темное, подобное ветвям высокого кустарника, но имеющее более строгие очертания, неожиданно выросло на пути. Остатки железной ограды... Ксюша осознала это в считанные доли секунды. В следующее мгновение девочка на бегу зацепилась сумкой за выступающий железный прут и, описав полукруг, беспомощно рухнула на колени. Подняться самостоятельно не удалось. Жесткая костистая рука схватила ее за шиворот и швырнула к берегу. Ксюша покатилась по холодной утоптанной земле и замерла. Удар был такой силы, что на какое-то мгновение она лишилась чувств.
Оглушенная, она все же нашла в себе силы приподняться на локтях. Стемнело окончательно. Узкую площадку бережка заливал стальной свет взошедшего полумесяца. Тени деревьев тянулись к воде. Сквозь пелену, застилавшую взор, Ксюша разглядела человека, который преследовал ее. Невысокий, худощавый, судя по движениям, очень молодой. Грязная одежда, явно с чужого плеча, была ему очень велика. Черты лица не разобрать. Движения торопливы и вместе с тем как-то неуверенны. С раздражением и беспокойством он часто озирался, как будто опасался, что ему могут внезапно помешать. Вот он судорожным жестом запустил руку за спину и извлек что-то стальное, блестящее. Нож, похожий на удлиненный скальпель.
Неужели все это происходит с ней?
Словно со стороны девочка видела всю картину. Видела себя, беспомощно распластанную на земле. Видела приближающегося убийцу со страшным ножом в руке. Видела длинные тени деревьев, что протягивали свои гротескные руки к людям...
...Видела, как тени дрогнули, затанцевали. Видела, как от них отделились другие тени, маленькие, приземистые, на четырех лапах. Они вышли неторопливо, с достоинством, присущим лишь хищным животным. Их было шестеро. Словно готовясь броситься на раненную добычу, они стали приближаться к людям...
Ксюша видела все до мелочей, хотя и не все детали отложились в памяти. Видела, как убийца отпрянул от нее. Видела как кошачьи тени окружили его со всех сторон, отрезав таким образом путь к его предполагаемой жертве... Путь к бегству также был закрыт...
Что же они представляли собой? Являлись ли они просто тенями, порожденными предсмертным бредом, или живыми существами?
Издав глухое шипение, кошки разом бросились на свою жертву, вонзили когти в дрожащее тело.
Его крики терзали слух. Удары ножом вслепую со свистом рассекали воздух. Порой лезвие погружалось в тело той или иной кошки, но, к ужасу его, не причиняло им очевидного вреда. Осознать это он был уже не в силах. Он захлебывался собственным криком в попытке освободиться от атаки этих, казалось бы, бешеных животных. Его кровь заливала землю вокруг. Кошки рвали его на части.
Когда они выцарапали ему глаза, последние остатки разума покинули это тело. Словно смертельно раненое животное он бросился к воде.
Ксюша нашла в себе силы отпрянуть в сторону, чтобы не столкнуться с вопящим безумцем. Что-то теплое брызнуло ей на лицо. Облепленный ощетинившимися телами кошек, терзавших его заживо, убийца с громким всплеском рухнул в воду и тут же скрылся под поверхностью.
Не отдавая себе отчета, Ксюша поднялась-таки и на дрожащих ногах приблизилась к пруду. Каким-то шестым чувством она понимала, что конец этой драмы еще не наступил, но, тем не менее, уже близок. И она была права.
Последний акт разыгрался тут же, отображенный в неровной окружности зеркальной поверхности воды, очистившейся от ряски и трясины. Свет полумесяца освещал малейшие детали представления.
Не хватило бы никаких слов, чтобы описать представшее перед ней зрелище. Сомкнув острые клыки, кошки уносили прочь некую бесформенную субстанцию, формой лишь отдаленно сохранившую сходство с обликом мученика. Оно не имело совершенных человеческих конечностей. Оно представляло собой продолговатое как у слизня тело, сплошь испещренное ядовито-желтыми пятнами, которые, словно множество пастей, смыкались и расходились в безмолвном крике. Оно имело человеческую голову, лишенную рта. Совершенно круглые глазницы были пусты.
В своих когтях кошки уносили душу убийцы.
Вскоре исчезли и они. Поверхность лунного зеркала потухла, словно брошенный в воду факел.
Совершенно опустошенная, Ксюша упала на колени, склонив голову, руками уперлась в песок. И замерла. Очень нескоро она почувствовала, как по ее лицу стекает кровь. Чужая кровь.
Она настояла на том, чтобы давать показания самостоятельно, и бывалые оперативники могли лишь молча восхищаться выдержкой и хладнокровием, с которой держалась тринадцатилетняя девушка, на жизнь которой только что было совершено покушение. Но никто и представить себе не мог, насколько глубокий отпечаток оставило пережитое в ее сознании. Она рассказала им все, благоразумно умолчав о кошках. Мягко говоря, слишком уж необычной выглядела эта история.
На берегу пруда было найдено орудие преступления - хирургический нож. Позже со дна водоема было поднято тело подозреваемого. Глубокие раны, сплошь покрывавшие труп, еще не тронутый разложением, вызывали недоумение при составлении протокола осмотра. Единственными уместными ассоциациями, что приходили на ум, были мысли о когтях хищного зверя... или зверей. Как бы там ни было, идентифицировать личность подозреваемого это не помешало.
Это была настоящая находка для полицейских. Те из них, кто имел солидный стаж службы, помнили о том деле, в котором фигурировало это имя. Восемь лет назад мальчик девяти лет, проживающий в том же доме, на территории которого нынче было найдено его мертвое обезображенное тело, за одну ночь убил своих бабку с дедом, двух братьев и сестру. Перерезал им горло ножом. Тела были обнаружены матерью малолетнего мясника, которая тем утром вернулась с ночного дежурства. По решению суда мальчик, к слову сказать, имевший значительные отклонения в психологическом и эмоциональном развитии, был отправлен в закрытую психиатрическую лечебницу. Выйти когда-либо за пределы ее стен в случае благоприятных результатов лечения для него не представлялось возможным. Что сталось с его несчастной матерью неизвестно. Говорили, что рассудок ее помутился от горя. Она покинула дом, где была пролита кровь ее детей и исчезла с людских глаз.
Тот, кто назывался ее младшим сыном, провел в изоляции долгие восемь лет. Обстоятельства его побега весьма туманны и не имеют какого-либо официального объяснения. Томившееся в четырех стенах безумие вырвалось на свободу. Убийца вернулся в родной город, чтобы открыть новый сезон крови. Но по странной иронии судьбы его постигла участь, во многом схожая с той, что постигла его жертв...
Покой - вот в чем нуждалась Ксюша на протяжении всего того времени, пока в расследовании не была поставлена последняя точка. Она была измучена пережитым шоком, бессонницей, бесконечными расспросами и приторной заботой родителей. Ее тошнило от всего этого. Покой. Она должна была пережить это самостоятельно.
Единственным местом, где она хотела быть это бабушкин дом. И в этом ей никто не смог бы помешать. Именно там, устроившись в теплом кресле в компании бабушкиных котов, Ксюша начинала оживать. Екатерина Игнатьевна стала первым и единственным человеком, которому девочка решилась поведать о кошках. Как объяснить то, что животные спасли ее от ужасной смерти? Так ли это на самом деле или же ей только так показалось?
- Сколько живу, не перестаю убеждаться, что кошки не похожи на прочих животных, живущих рядом с человеком, - после долгого раздумья ответила старушка. - Они умны, а потому и независимы, и именно это делает их ровней человеку, нравится это кому-то или же нет... Душа их также бессмертна. Мудростью своею они не уступают нам. У них есть свои тайны, которые не предназначены для чужих глаз. Лишь тот, кто уважает их самих, помогает им, удостаивается уважения с их стороны... Кошки никогда и ничего не забывают, ни коварства, ни доброго дела... Это можно назвать кошачьей верностью. Как видишь, они хранят справедливость.
У Ксюши не нашлось доводов оспаривать бабушкины слова. Она промолчала и лишь задумчиво посмотрела на дымчатого кота, тяжелым теплым клубком свернувшегося у нее на коленях. Кот подтвердил бабушкину правоту ленивым миганием больших зеленых глаз.
Тем же вечером она опять оказалась рядом с домом, окруженным яблоневым садом. Загнанный в отдаленные пределы сердца внутренний трепет вернулся, но сейчас Ксюша уже просто не обращала на него внимания. Часть ее прежней личности, никогда не знавшей что такое смерть, навсегда ушла в небытие.
С мимолетным колебанием девочка преодолела знакомую брешь в ограде. Одичавший сад, чуть тронутый желтизной, встретил ее сдержанным шепотом ветвей. Прежний удушающий запах гниющих плодов развеялся терпкой пряностью приближающейся осени. Тишина. Казалось, она была единственной живой душой, блуждающей под сенью старых сонных деревьев. И все же Ксюша чувствовала едва уловимое присутствие. Или это только ее богатое воображение?.. Так или иначе, она отбросила все сомнения в сторону и со всей искренностью, от сердца, произнесла заветное слово: