|
|
|
||
Случай полной импотенции, который произошёл со мной в 1996 году. | ||
Я могу зачать ребёнка только с атеисткой.
Случай полной импотенции, произошедший со мной в 1996 году.
Я не страдал от одиночества в 1996 году. Все желали поговорить со мной, и в любой компании я оказывался в центре внимания. У меня было также много друзей и среди девушек. Но существовала противоположность между мной и всеми моими знакомыми, которая заключалась в том, что я говорил, а они слушали, я рождал и отдавал им идеи, а они - брали. Их влияние на меня было минимальным. Ни в душе, ни в разуме, ни в чувствах они не оставляли почти никакого следа. Подобных мне не встречалось, что было доводом в пользу солипсизма. Почему-то мне говорили, что пока я ношу юбку - не смогу найти девушку. И вдруг они оказались не правы.
Это было тёплым июльским вечером 1996 года. Я работал ткачом на фабрике уже несколько лет, и в этот день поехал на работу раньше, чтобы починить знакомым мальчишкам магнитофон. Я был одет в зелёное шёлковое платье на голое тело, был в очках. Я победил всю свою проклятую застенчивость полностью и поступал так, как хочу. На остановке сидела девушка в красном ситцевом платье, что привлекало меня. 'Девушка, Вы верите в бога?' - спросил я её. 'Да', - отвечала она, и ответ её должен бы меня разочаровать. Но, во-первых, формально и я верил в Бога, понимая под Богом неизменные законы физики, в реальное существование которых я верил. Во-вторых, я счёл себя обязанным бороться с религиозными предрассудками и вести атеистическую пропаганду, как учила коммунистическая партия. В-третьих, я и сам искренне заблуждался несколько лет назад, думая, что в космосе существует всемогущий Высший Разум, по воле которого всё происходит, и без которого всё давным-давно разрушилось бы и превратилось в бессмысленный хаос, и поскольку существовала вероятность того, что девушка искренне заблуждается, я решил продолжить спор и спросил: 'Так как же, по-вашему, бог не может сейчас уничтожить зло и страдания или не хочет этого делать?' 'Вы сами лучше знаете. Вы же окончили несколько институтов', - сказала девушка. 'Она не пожелала сказать то, что думает. Она такая же, как все, скрывает свои мысли, знания, убеждения', - с разочарованием подумал я. - 'Да, люди трусливы и не хотят брать на себя ответственность изменять глобально ход истории; поэтому они и повторяют только чужие мысли, а свои собственные идеи скрывают, зная то, что высказанная вслух новая неординарная мысль изменит весь ход событий в будущем тем сильнее, чем дальше это будущее'. Я хотел ничего не говорить больше, но решил поделиться своими знаниями и с ней, и я сказал, что в институте я не учился, а окончил только техникум электронных приборов в Москве, а институтскую программу по физике и математике изучаю самостоятельно, но мне бывает лень заниматься наукой. Я сказал, что являюсь убеждённым атеистом, и если бы в космосе существовал всемогущий Высший Разум, то он не только сделал бы рай на Земле, покончив с войнами и преступностью, сделав так, чтобы ни одно дурное желание не могло бы ни у кого возникнуть, но и послал бы на головной мозг каждого такое воздействие, чтобы каждому человеку математика, физика, химия и другие точные науки казались не скучными, а бесконечно интересными. Тогда все жаждали бы заниматься наукой, находили в занятии наукой наивысшее наслаждение, и поскольку желание познавать окружающий мир и его бесконечное множество законов всегда может быть удовлетворено, то жизнь людей состояла бы из сплошной радости, ни скуки, ни плохого настроения и быть бы не могло ни у кого, если бы во Вселенной существовал Бог - существо доброе и умное, а, значит, и всемогущее одновременно. Сказав несколько слов о будущем, об изобретении прибора для чтения мыслей, благодаря которому сбудется пророчество Христа: всё тайное станет явным, и будет положен конец преступности, об изобретении эликсира вечной молодости, об изобилии материальных благ, производимых роботами, которые будут копать грядки и работать на фабриках и заводах, я уже не надеялся, что она что-то ответит мне, но свой христианский долг и свой марксистский долг считал выполненными.
Но девушка продолжила разговор со мной и стала рассказывать модные буржуазные теории о Боге, добре и зле, что заставило меня продолжить спор, разоблачая их. Когда в автобусе я рассказывал ей, как нравственность вытекает из веры в материалистическую догму, из веры в существование чужих ощущений, которые являются продуктом чужих вещественных мозгов, мужчина стал кричать на меня. Мы отошли в сторону. 'Как много завистливых людей, - думал я. - Дадут ли они мне быть счастливым, если я встречу подобную себе девушку? Но как не хотелось бы что-то скрывать от окружающих людей!' Я вышел с ней на остановке 'Улица Гагарина', и мы долго гуляли и разговаривали. Она очень много всего мне рассказывала, и это было очень необычно для меня. Потом она проводила меня до самой фабрики, и мне не хотелось расставаться с ней. Наверное, то, что она не стеснялась гулять со мной вдвоём по улице, так взволновало меня.
Она обещала придти в воскресенье утром, но пришла в субботу на 30 минут раньше, чем я приехал с работы, и не дождалась меня. Я не надеялся, что увижу её когда-нибудь, и это для меня было приятным сюрпризом, когда через неделю она пришла, и мы пошли купаться на Волгу. Я надел короткую юбку на двадцать сантиметров выше колен, снял сарафан и зашёл в воду. И вдруг Вера снимает с себя платье и, оставшись в одних белых трусах, идёт купаться. Людный пляж, много народу. И моя милая Верочка с голыми грудями, и я - без трусиков, в одной короткой юбочке. Я не был одинок в своём непринятии условностей, и мне было приятно. 'О, милая бесстыдница! О, смелая натура! Ты не боишься бросить вызов ненужным традициям и условностям! Неужели мы всегда будем вместе?' - с восторгом думал я. Но ещё больше я был приятно удивлён, когда Вера надела своё платье, сняла мокрые трусы и весь этот день гуляла со мной в одном платье без трусов. Это пленило меня. Я так давно мечтал встретить девушку, которая хотя бы в жаркие летние дни ходит в одном платье, надетом на голое тело, и вот вдруг моя мечта исполнилась. 'Не просвечивает платье?' - спросила меня Вера. 'Нет, нисколько!' - отвечал я, и сердце моё колотилось от радости. Боже, как это было романтично! Я иду с девушкой, она - без трусов, в одном платье, и я - тоже без трусов, в одном женском платье! Но больше всего меня радовало то, что она ходит со мной на пару и не боится насмешек.
И ещё приятный сюрприз! Она искренне доверяет мне все свои сердечные тайны. Она любит несчастного человека, который пытался покончить жизнь самоубийством, за что попал в психушку, и рассказывает мне о нём, желая высказать умную мысль, что она виновна, раз не могла удержать его от попытки самоубийства, но эту умную мысль она выражает глупыми словами, что он повеситься хотел из-за неё. Она сказала, что Коля ничем не интересуется, что с ней он занимался только сексом, но я то понимаю, что именно такому человеку, как Коля, нужна сильная любовь девушки, чтобы спасти его от невыносимо скучной жизни и самоубийства. И я восхищаюсь её благородством, её способностью любить не совершенное, а самое павшее, греховное, чтобы спасти и сделать совершенным. Прекрасная христианская душа вдруг предстаёт передо мной. Я боготворю её и чувствую, что не достоин её мизинца, насколько велика её доброта, насколько прекрасна её душа! Но странно то, что она отрицает то, что является добрым человеком, отрицает наличие в своей душе желания приносить радость другим людям. Она сказала, что Коля прогоняет её и не желает видеть, но я видел в этом желание Веры избавить его от скуки, тоски и желания повеситься, думая, что Вера горько сожалеет, что не может быть интересна ему. Она попросила меня передать Коле ягоды, горох, шоколадные конфеты и другие гостинцы, и я с радостью исполнил её желание. Я желал не уступать ей в благородстве и говорил, что как мне ни горько будет, что я её буду редко видеть, когда Колю выпустят из психушки, так как она будет проводить с ним большую часть своего времени, но пусть лучше она проводит своё время с Колей, если хочет наполнить скучную жизнь этого несчастного человека хоть каким-то смыслом, и, может быть, сильная любовь девушки его спасёт. Но Вера успокаивала меня, говоря, что Коле она очень быстро надоедает и может встречаться с ним только очень редко. Тогда я вытаращивал от удивления глаза и недоумевал, как это Коля может не ценить такую девушку и не преклоняться перед благородством её души. Потом мы мечтали о том, как все трое будем дружить, и мне думалось, что у меня больше шансов излечить Колю от скуки, так как я умнее Веры, но она равна мне по доброте своей души, по своему намерению творить добро и помогать несчастным. Я рассказал вере о том, что именно желание идеализировать окружающих злых людей является главной причиной возникновения отвращения к логическому мышлению, лени заниматься наукой, сужения с возрастом кругозора интересов и мучающей душу скуки. Вера подтвердила, что Коля окружён жестокими родственниками, как и она тоже. Потом она рассказывала мне о магии и спиритизме, но я прекрасно помнил то, как сам в таком же возрасте, как у неё, верил в магию, волшебство и сверхъестественные силы, имея очень мало собственных философских мыслей. Мне казалось очевидным, что она имеет намерение творить добро.
Мне нужно было на работу к 14 часам. С 7 часов утра мы гуляли с Верой, и вот она вдруг согласилась проводить меня до работы, и мы поехали с ней на велосипеде через весь город. Радовало меня то, что она не стесняется, не боится насмешек. Она сидела на багажнике и доехала со мной до фабрики ? 2 через Сокольники, что я объяснил её желанием подольше побыть наедине со мной. И я был в женском платье, и она, и оба - без трусов, но мне думалось, что она - ангел, что она желает лишь приносить радость другому человеку, исполняя все его сокровенные желания.
Однажды она снова пришла, и мы пошли с ней гулять по безлюдным местам, по полям, лугам и лесам. Сильно припекало солнце. Разговор был оживлённым. Она всё время что-то рассказывала, а я слушал её рассказы. Вера напоминала мне самого себя, когда я хотел всё время быть интересным Любе и своими рассказами всё время поддерживать её радостное настроение. Я с интересом её слушал, пытаясь понять суть её мировоззрения и ускорить его прогресс, если можно. Я был рад тому, что не доставлю ей тех мучений, которые доставила мне Люба, отвергнув дружбу со мной, когда могла бы сделать меня счастливым. Я готов был слушать её, чтобы приносить ей радость этим. И вдруг Вера говорит мне неожиданно: 'Давай траханёмся!' Сердце моё сжалось от страха. Чем был вызван этот страх? Не мог же я испугаться того, что Вера бросит меня, если я откажусь трахаться. Ведь если она на самом деле добра, то страдания мне не принесёт, а если не добра, то тем лучше, пусть бросает, какая польза от самообмана? А может мне хотелось просто победить в споре с обществом, что я всё равно найду себе спутницу жизни, которая не посмотрит на то, что я ношу юбку? Нет, не потому я испытал страх. Ведь я проигрывал тогда в ещё более важном споре, что найду такую девушку, которой нужны разговоры со мной и интересна моя душа, а не моё тело и не секс. Страх был перед самим половым актом, ибо я предчувствовал, что соглашусь. Я начал мучительно колебаться. Неотвязная мысль, что доброта души, то есть наличие добрых намерений, желание изменить этот мир так, чтобы стал счастливым каждый, передаётся по наследству в генах, и потому мне надо как можно больше трахаться со всеми желающими девушками, чтобы зачать как можно больше детей, способных, когда вырастут, совершить коммунистическую революцию и покончить с буржуазией, - эта мысль заставила меня согласиться, и я начал думать о том, как бы мне возбудиться. Страх перед тем, что она может сделать аборт, глушила мысль: 'А вдруг родит. Чем больше я буду заниматься сексом со всеми желающими девушками, тем больше вероятность того, что какая то из них родит похожего на меня человека'. Я боялся только того, что ребёнок будет ей в тягость, будет отнимать у неё время от чтения книг и интересной жизни, заставит погрязнуть в скучных для неё хлопотах и заботах. Ведь она так любит читать книги! Вера сказала мне до этого, что не хочет иметь ребёнка: 'Зачем мне ребёнок, хлопоты, заботы?' Разве мог я после таких её слов захотеть сексуальной близости с ней? И я не знал, как сделать, чтобы мой половой орган напрягся. Он вообще болтался между моих ног, как жёваная тряпка, но я винил в этом солнце и жару, то, что я вспотел от жары. Я надел свою кроткую юбку, снял платье, но и это не помогло. Никакого сексуального возбуждения не возникало, и я был в растерянности. Вера что-то застеснялась и стала отказываться, когда после мучительных сомнений я сказал, что согласен. Она опять твердила, что ребёнка не хочет иметь, и эти её слова превращали меня в полного импотента.
Через неделю мы снова мы снова пошли с неё купаться и загорать, и Вера много часов загорала без лифчика. Я стал обнимать её и ласкать на пляже и немного возбудился при этом. Мне казалось, что она сходна со мной по характеру. По уровню своего ума она, похоже, была равна мне в мои 19 лет. Её мысли соответствовали даже моим мысли в 1989 году, когда мне было 22 года: она точно так же думала, что её мать преднамеренно старалась затормозить развитие её умственных способностей. Точно так же и я думал о своей матери в 1989 году. Когда она с восторгом рассказывала мне разные случаи из своей жизни, наслаждаясь мыслью, что своей болтовнёй она развлекает меня и создаёт мне радостное настроение, я видел в ней себя такого, каким я был при встречах с Любой в 1985 году. Я подумал, что ребёнок от неё, унаследовав от неё и от меня в генах доброе намерение изменить этот мир, чтобы стал счастлив каждый, будет беспрепятственно интеллектуально развиваться, ибо его будут окружать прекрасные, совершенные по своей нравственности или добрым намерениям родители, такие именно, каких он желает иметь. Поэтому желание думать о своих родителях лучше, чем они есть на самом деле, то есть желание не знать горькую правду или желание находиться в приятном заблуждении - такое желание не будет у нашего ребёнка возникать. Не будет возникать и желание забывать о мучительных обидах, чтобы не мучиться от желания отомстить своим родителям. Поэтому не будет у него ни отвращения к логическому мышлению, ни отвращения к запоминанию и длительному хранению в памяти информации, то есть учёба будет для нашего ребёнка наслаждением, и ему не надо будет делать над собой ни каких волевых усилий, чтобы учиться отлично. Он с отличием окончит школу, затем с отличием окончит Московский Физико-технический институт, станет научным работником, изобретёт приёмник для прослушивания мыслей, эликсир вечной молодости, лекарства ото всех болезней, упразднив всякие страдания, болезни и смерть. Думая, что иметь добрые намерения можно, не страдая, не узнав то, что означает быть несправедливо обиженным, считая, что добрые намерения передаются в генах по наследству, я формально отрекался от Библии, согласно которой 'Царство Небесное усилием берётся, и употребляющие усилие восхищают его', и первенец Христос совершается (то есть совершенствуется) через страдания, страдая добровольно, распиная добровольно на кресте плоть свою со страстями и похотями или постоянно молясь до кровавого пота, то есть, заставляя себя делать то, что ему не хочется. Я отвергал аскетическую идею. Эта идея вытекает, казалось бы, из закона возрастания энтропии, согласно которому вся высокоорганизованная материя стремится к разрушению и деградации, к движению от разумного порядка к бессмысленному хаосу. Но я думал, что наличие добрых намерений у родителей по отношению к своему ребёнку, то есть желание родителей исполнять все желания своего ребёнка даже при полном отсутствии умственных способностей у этих родителей будет способствовать тому, что у ребёнка возникнет горячее желание заниматься наукой, и, имея врождённые добрые намерения, он станет Христом, выдающимся учёным, который избавит человечество от всякой болезни, смерти, преступности и войн, от всякого страдания, а также сможет взять на себя грехи всякого другого человека, то есть догадаться, как его перевоспитать. Только страдания Христа на кресте оказывались не нужны, и Библия оказывалась ошибочной книгой. Вот почему я живу до сих пор по завету эпикурейцев, стараюсь получить от жизни максимум удовольствий и предаюсь всем восторгам платонической любви. И вот почему я согласился на предложение Веры.
Однажды Вера сказала мне, что встретит меня у проходной утром после работы, и не обманула, пришла. С одной стороны, она позволила мне удовлетворить своё тщеславие. Рабочие видели то, что я всё-таки нашёл подругу, что они были не правы, когда говорили, что я не смогу якобы найти подругу, пока хожу в юбке. Но не это радовало меня больше всего. Больше всего меня радовала мысль, что я нашёл девушку, которая хочет приносить другим людям радость, смех и веселье своей болтовнёй, но люди это не ценят и отталкивают её, потому что она идеализирует их, не догадываясь о том, что они не примитивны, а притворяются примитивными, скрывают все свои глубокие философские мысли, свои знания и убеждения, постоянно лгут, думают одно, а говорят совсем другое.
Вера пригласила меня отдохнуть после работы и поспать в её комнате. Мы лежали с ней на мягкой прекрасной кровати и разговаривали. И хотя я не спал всю ночь, мне нисколько не хотелось спать. Мне было очень приятно слышать её голос, и очень хотелось верить в то, что она простодушна и искренне рассказывает мне истории своей жизни. Какое всё-таки громадное наслаждение приносят простые дружеские отношения! Я тоже чувствовал себя раскованно и непринуждённо. Поскольку я видел, что глубокая философия и научные споры мало привлекают Веру, что ей хочется больше смеяться и шутить, то, стараясь поддерживать всякие несерьёзные темы, я и совершил, наверное, ошибку, когда простодушно поделился с Верой тем, что она мне очень нравится, когда под юбкой у неё нет никаких трусиков, удивился, зачем она сегодня их надела, и попросил даже снять их. Тогда Вера спросила меня: 'А ты будешь?' Я снова испытал страх, а, может быть, обиду ещё, разочарование некоторое, но, собрав всю свою решимость, ответил: 'Да, буду'. После этого Вера разделась и попросила меня лечь на неё. Я повиновался, но никакого сексуального возбуждения у меня не возникало, и мой половой орган был как жёваная тряпка. 'Да, сочтёт она меня импотентом, а зря. Ведь меня возбуждали даже 'Эротические шоу' и 'Плейбой' по телевизору. Почему же мой половой орган даже не шевельнётся, когда красивая двадцатилетняя девушка с простой, смелой и доброй душой совершенно голая лежит рядом со мной', - думал я, и немного огорчался. Но, поразмыслив, был даже этому рад и вдруг стал спрашивать Веру, а зачем она хочет заниматься сексом со мной, если раньше говорила, что ребёнка не хочет иметь. Да, немало причин было у меня обижаться на неё. Она при первой встрече солгала мне своё имя, сказала, что её зовут Галей. Обидно было то, что она даже не пожелала сказать мне тогда, что она думает о Боге, может или не может он уничтожить зло. Обидно было то, что она целыми днями слушала радио и телевизор, а мои мысли не желала выслушать, всё время меня перебивала, как только я начинал высказывать ей свои мысли. Она, казалось, зачем-то лгала, что мои мысли ей непонятны, но зачем-то слушала всяких шарлатанов и верила им без доказательств. Это казалось мне очень странным: ведь я свои взгляды и теории логически обосновываю, а те, которые проповедуют спиритизм и оккультные науки, призывают принимать всё на веру. Я удивлялся и никак не мог понять, зачем Вера механически запоминает всю эту информацию о различных астральных телах, которая не имеет никаких доказательств, почему она запоминает биографии известных певцов, в которых тоже может быть много вымысла, вместо того, чтобы запоминать математические факты, имеющие строгое доказательство, или, в крайнем случае, факты из области физики и химии. Мне трудно было также поверить в то, что при такой хорошей памяти на количество астральных тел и разных утверждений спиритизма о потустороннем мире духов, при такой хорошей памяти на имена певцов и рок групп Вера не смогла запомнить в школе, что такое тангенс. Мне думалось иногда, что она лжёт мне, что не помнит якобы школьных формул по математике. Но иногда думалось, что, возможно, и на самом деле она не знает математику, так как я вспоминал то, как сам испытывал чудовищное отвращение к математике, когда учился в институте в 1985 году, а, встречаясь с Любой, мог без умолку болтать с ней целый день с утра до вечера, рассказывая ей именно единичные случаи, которые являются нулём в вечности, и запас слов у меня тоже не кончался. Я вспоминал то, как сам испытывал симпатию к капитализму и религии, слепо верил подвергающемуся глушению 'Голосу Америки' и был антисоветчиком, когда страна наша ещё не сошла с ума и не сменила трезвую марксистско-ленинскую идеологию на средневековое мракобесие. Вероятность того, что Вера лжёт мне и притворяется глупой, была равна 1/2. Вероятность того, что она глупа, как и я раньше был глуп, тоже была равна 1/2. Но она не желала научиться от меня. Она не желала даже выслушать меня и вдруг захотела заниматься сексом со мной, и это было очень обидно, потому что я мог аргументировать свои суждения. И всё это отличало её от меня окончательно, потому что она не попросила меня дать прочесть ей все мои дневниковые записи, а я просил Любу дать мне прочесть её дневник, даже стащил его у неё, за что Люба целый месяц со мной не разговаривала. (О своей второй любви). Итак, не только я отличался от Любы, но и Вера, как я определённо видел, всё-таки сильно отличалась от меня. Я вспоминал, как она заявила, что нельзя жить и не иметь ни от кого никаких тайн, а я придерживался на этот счёт противоположного мнения. Значит, или Вера имеет ещё более узкий кругозор интересов, нежели имел я во время встреч с Любой, либо она притворяется и лжёт мне во всём, лжёт, что не помнит школьных формул по математике, лжёт, что верит средствам массовой информации, лжёт, что верит в существование потусторонних миров и сверхъестественных сил. А вдруг она не лжёт, а истолковывает всё это аллегорически, как это делал я в 1990 году, когда у меня возник бред отношения и мания величия. (О моём сумасшествии в 1990 году). Задача о том, лжёт мне Вера или заблуждается, была для меня не разрешима, и я снова и снова горько сожалел о том, что не учился отлично в Московском Институте Электронной техники, не изучил в совершенстве радиотехнику и не сконструировал такой приёмник, с помощью которого мог бы слышать все её мысли и знать о ней достоверно что-нибудь. Однако глупый оптимизм удовлетворить своё мучительное любопытство не покидал меня, потому что Вера была очень разговорчива, и я должен был, изучив всё то, что она мне рассказывает, догадаться и, если она действительно искренне заблуждается, то, радуя её тем, что внимательно её слушал и запомнил всё то, что она мне говорила, получить, наконец, разрешение с её стороны говорить, после чего и нанести сокрушительный удар по религиозному мракобесию, спиритизму, оккультизму и другим лженаукам. Это и вынудило меня целый день бродить с ней по лесам и лугам после этой неудачной попытки сексуального совокупления. И я был счастлив от надежды разубедить Веру, пытаясь запомнить всё то, что она мне рассказывала. Меня радовало также то, что она спрашивала у меня советов по поводу Коли, который иногда не желает её видеть, так как ему нравится другая девушка.
Я знал, как близко стоят философский идеализм и религия к идее жестокости. Я помнил то, как сам жестоко мучил своего ребёнка, думая, что страдания развивают умственные способности, раз всемогущий Бог допускает страдания и позволяет людям обижать друг друга. Я был тогда оболванен религиозной пропагандой 'Транс-мирового радио' из Монте-Карло и радио "KFBS" с острова Сайпен. И если у меня тогда не возникло желание почитать атеистические брошюры, философские работы Маркса, Энгельса, Ленина и других правдивых людей, а возникло желание слушать лжецов и верить им, то где гарантия того, что Вера захочет выслушать меня, позволит мне высказать свои мысли и не станет мучить своего ребёнка? У меня даже не было гарантии, что она не сделает аборт. Да и вообще, обидно было то, что она не желает поспорить со мной, обсудить все мои мысли, вникнуть в мой внутренний мир. Очень обидно было то, что ей нужно моё тело, а не душа. Да и зачем ей надо было говорить, что она не желает ребёнка?! Я должен был дать ей понять, что это аморально, стыдно, безнравственно заниматься сексом, не желая зачатия ребёнка. Однако я согласился, убеждая себя в том, что она солгала, что не хочет ребёнка, отдавая дань современной моде, что она следует этой моде потому, что устала от одиночества. Но обид было слишком много, и получиться ничего не могло. Моя гордость восставала. Я желал, чтобы сначала в спорах о воспитании ребёнка, недопустимости противозачаточных средств, лживости или глупости большинства людей, преступности религиозной пропаганды мы пришли с Верой к общему мнению, а уже затем, обсудив то, как мы будем воспитывать нашего ребёнка, приступили бы к его зачатию. Даже утешая себя мыслью, что Вера солгала мне, что не хочет иметь ребёнка, я ничего не мог сделать со своим половым органом, который решительно не желал даже шевельнуться.
1997
Я много раз спал с Верой в одной постели в её квартире, но никакого секса у нас не было. Она не вызывала во мне ни малейшего сексуального возбуждения. Подсознание оказалось гораздо умнее моего сознания. Все мои представления о её доброте были моим величайшим заблуждением. Она оказалась самой неблагодарной и подлой садисткой, нагло оболгала своих родителей, которые в ней души не чают, во всём ей угождают, и над которыми она жестоко издевается. Мать ей слова поперёк не говорит, безропотно выполняет любую её просьбу, любое желание, а она ненавидит свою мать, бьёт её. В комнате у неё бардак. Она не могла найти свой купальник и стала утверждать, что её мать специально его куда-то запрятала, стала бить свою мать, а та уверяла, что не брала, и стала искать купальник. Все её издевательства мать ей прощает, утверждая, что это у Веры якобы психическое заболевание такое. Но мне кажется, что никакая она не дура, а симулянтка и хулиганка, и ей просто доставляет удовольствие издеваться над своими родителями. Отец Веры тоже очень хороший человек. Я всегда играю с ним в шашки и шахматы. И Вера лжёт, что он её обижает. Я своим ушами слышал, как она хамит своему отцу, она даже сама первая лезла в драку, пытаясь и его ударить. И меня в тот раз Вера стала бить, когда у меня ничего с ней не получилось в плане секса, не выпускала меня из комнаты. Родители Веры очень полюбили меня. Но отец не скрывал от меня всего того ужаса, который доставила ему дочь, рассказывал обо всех её хулиганствах, обо всех её издевательствах над родителями, о том, как она не даёт им спать. Мать же Веры напротив нахваливала свою дочь, какая она умная, начитанная, как хорошо училась. Матери Веры особенно сильно хотелось соединить свою дочь в браке со мной, и мать продолжала лгать мне, что Вера меня любит, даже тогда, когда Вера уже открыто демонстрировала своё презрение ко мне. Мать даже купила Вере дом в деревне и очень хотела, чтобы я жил с ней в этом доме. Как балуют её родители, сколько магнитофонов, кассет, книг она имеет, как они кормят её! И она ни за что не благодарна им! Вера всё время твердит, что её мать - колдунья и вампир, высасывает из неё энергию. Представляете теперь, какую головоломку я должен был решить: неужели Вера на самом деле такая дура, что может такое думать о своей матери, или она просто притворяется такой дурой, чтобы издеваться над своей матерью? Эта головоломка была не для моего ума. Да и вообще, я сомневаюсь в том, что без детектора лжи можно решить такую головоломку.
Противоположный случай описан в автобиографическом рассказе:
О женщине, которая вызывала во мне нестерпимое сексуальное возбуждение
|