За моим окном растет дерево, а на углу квартала, на старом, изъеденном от времени столбе висит фонарь. Ночью, когда становится совсем темно, фонарь зажигается, и тени от листьев падают сквозь мое окно на закрытые дверцы шкафа. Перед тем, как уснуть, я смотрю на тени. Каждый день с деревом что-то происходит. Что-то в нем меняется. Листья опадают и распускаются, ветер обламывает и уносит ветки. И тени тоже становятся другими.
Я люблю смотреть на них.
Я помню мальчика в старой ушанке, потом старуху, закрывающую лицо узловатыми руками, потом саламандру, танцующую на свече, тритона, ползущего по дереву...
Вчера я увидел там женщину. По моей спине пробежали колючие мурашки, но, несмотря на это, я не мог оторвать от Нее глаз. На женщине была широкополая шляпа, тулья которой была перетянута лентой, с заткнутыми за нее сухими цветами. Лицо было бледным, длинным и узким, как пуант балерины. И вся она была словно нарисованная тушью. Бывают такие рисунки, по мокрой бумаге, черной китайской тушью, когда линии тают, как мартовское небо в лужах.
Шляпа у женщины были надвинута низко на брови,и половина лица пряталась в тени. Виден был только ее прямой нос; тонкий, как разрез скальпелем, рот и темные глаза. Глаза были похожи на две чернильные кляксы, расплывшиеся по промокашке. Она смотрела на меня. Строго, но загадочно, с тенью какой-то улыбки, или усмешки.
Она хотела от меня чего-то. Но была слишком горда, чтобы сказать. Такая никогда бы не стала унижаться до просьбы. Это я понял с первого взгляда. Я долго смотрел на нее. А потом понял.
Она хотела, чтобы я ее нарисовал.
Есть бабочки, которые живут только один день.
Моя гостья жила всего одну ночь. Она была игрой, совпадением. Одной счастливой случайностью из бесконечного числа "пустых" шансов, и в то же время непреложным фактом.
Она уже БЫЛА, и поэтому знала, что достойна вечной жизни.
Она смотрела на меня своими загадочными чернильными глазами, и ждала неизбежного...
Тени танцевали перед моими глазами. Реальность сменилась путаным сном, в котором линии тонкими артериями ветвились по белой бумаге и заплетались во множество танцующих фигурок.
А наутро я забыл, как Она выглядела.
Я пытался рисовать Ее, но все, что получалось - была не Она.
Я помнил, что у Нее были загадочные глаза, скрытые в тени шляпных полей.
Я помнил, что у Нее был прямой, словно высеченный из мрамора, нос.
Я помнил, что Ее рот напоминал туго натянутую нить.
Я помнил, что Она улыбалась неизбывной, безразличной улыбкой, мудрой и жестокой улыбкой всеобщего знания.
И все, что я помнил, было очень похоже на нее, но, в то же время, не имело к ней никакого отношения...
Но я хочу верить -
Когда-нибудь я сяду за стол,
Возьму лист бумаги и тушь.
Я буду рассеян
Или, быть может, зол.
А может быть, я буду озабочен какими-то скучными бытовыми делами.
Но через несколько штрихов я забуду обо всем
Потому, что с листа бумаги мне улыбнется Она.
И я уже никогда не смогу быть прежним.