Маша была в растерянности. Маша смотрела в зеркало и видела все еще молодую, недавно загорелую женщину, с глазами цвета крымского горизонта. В уголках глаз и слегка печальной улыбке уже угадывалась Марьпетровна, а эта подлая родинка на щеке через пятьдесят лет обязательно превратится в гриб. Однако, сейчас все это было безнадежно далеко и заслуживало только одного, слегка печального вздоха. Машу жевали более насущные тревоги.
"Что же ты творишь, Масенька. Они же тебя сожрут. Сожрут и не поморщатся".
Эти мысли притащили с собой неуместную сейчас совершенно тоску. Печаль по порушенной судьбинушке, по бронзовокожему крымскому Виталику, обошедшемуся ей в без малого 28 тысяч кровных рублей за месяц отпуска и отчего-то по Антон Палычу.
Антон Палыч оказался как никогда уместен.
"Футляр, Формуляр, Фрактал, Формация...".
"Профдеформация" - зацепилась наконец Маша за колючее, умное слово - " эх, здравствуй, злобная ты сука. Ты очень вовремя".
"Формализация супротив .... посредством борьбы против..."
Еще не совсем то, что нужно, но знакомые мурашки на внутренней стороне бедра уже вовсю воодушевляли и звали вперед:
...ненависть этого международного всемирного заговора была обращена..."
теплые, милые словесные конструкции проникали в тело, молниями проносились через позвоночник и отдавались пощелкиванием в крестцовом сплетении
"...оно было отклонено международными и еврейскими поджигателями войны..."
"...однако правительство Германского ...о-ох... рейха не могло бы терпимо отнестись к новой войне России против маленького финского народа..."
- бравурным маршем валькирий мысли рвались наружу, перерастая в заглушенные ладонью стоны -
"Сегодня об этом можно рассказать немецкому народу: антигерманский государственный переворот в Сербии произошел не только под английскими, но и, прежде всего, под советскими знаменами"
"Поэтому я сегодня решил снова вложить судьбу и будущее Германского рейха и нашего народа в руки наших солдат. Да поможет нам Господь в этой борьбе!"
Красное зарево вспыхнуло под закрытыми веками отразившись мощной судрогой по всему телу. В руке хрустнул и осыпался на пол мел.
"А-А-Ах. Мммх. Аншлюс. Аншлюс меня полностью."
Тяжело дыша, Марьяна взяла со стола салфетку, промокнула уголок губ от предательской слюны, постояла немного. Затем ловко, по-гренадерски, бросила скомканную бумажку в урну. Так же ловко развернулась цокнув каблуками, выпрямила спину и направилась к двери ведущей из подсобки в класс, уже вовсю звенящий детскими голосами.
Оставалось 3 минуты до первого сентябрьского звонка и 34 недели до конца учебного года.
"Не сожрут. Подавятся, мои хорошие. С первым сентября вас".