Аннотация: Даже самые неприглядные личности могут любить. А жертвовать?..
Ее рука пахла красками. Масляными красками, растворителем, дешевым крепким табаком и совсем чуть-чуть имбирем. Резкий и в то же время такой волнующий запах. Он нарушал сладкое благоухание сирени, разлитое в холодном влажном воздухе. Тонкая шерстяная ряса совсем не грела, и Франциска сотрясала крупная дрожь - частично от холода, частично от возбуждения, охватывающего его в присутствии Лии. Он вдыхал запах красок полной грудью, как вдыхают самый первый весенний ветер.
- И все-таки, непротивление насилию - это чересчур.
В веселом голосе девушки Франциску почудился отголосок его собственной дрожи.
- Если отвечать на насилие насилием, оно никогда не закончится. - Мягко ответил он. - Представь себе, что тебя оскорбили.
- А это он или она? - Азартно уточнила Лия, поворачиваясь к священнику.
- Разве существует разница?
Он улыбнулся, стараясь не смотреть на раскрасневшиеся щеки и разметавшиеся по плечам светлые волосы девушки.
- Конечно! Если это мужик, я пну его по... ну, пну. Если же это девица, плакала ее прическа. Хотя... - Девушка лукаво взглянула на Франциска. - Есть в этом вашем христианстве и еще более глупые вещи, чем непротивление насилию.
Он покачал головой, не отрывая взгляда от ее лица. Мягко сияющие в свете фонаря серые глаза, растрепанные светло-русые кудри, вздернутый носик... полуоткрытый рот.
Маленькая ручка Лии, пахнущая красками и табаком, лежит на скамейке совсем рядом с его рукой. Взять ее ладонь, поднести к губам и поцеловать. Только один поцелуй, он не разрушит его обета...
Франциск убрал руки со скамейки, пощелкал бусинами четок и только тогда вновь взглянул на сидящую неподвижно художницу.
Голос Лии был веселым, но она не смеялась. Почти детское лицо выражало то же, что и его мысли. Их обоих сдерживал его обет.
Они встретились случайно, на оживленной площади Ортанской столицы. Мистик, член одного из самых аскетичных христианских орденов и маленькая художница, нарушитель и бунтарь по природе. Она показалась тогда Франциску ребенком, девочкой-подростком с мольбертом под мышкой и ящиком с красками на плече.
Холодный ночной ветер играл с растрепанными кудрями Лии, окончательно спутывая их.
Это все зря. Он добровольно выбрал свой путь.
Франциск поднялся со скамейки, сломал несколько веток сирени, обрызгавшись и промочив широкие рукава рясы. Поднес к лицу мокрые от недавнего дождя тяжелые грозди бледно-лиловых цветов. Сирень пахла сладко и даже, пожалуй, тяжело. Он протянул растрепанный и мокрый букет Лии.
- Спасибо.
Девушка взяла в руки букет и, так же как и сам Франциск минуту назад, зарылась лицом в пахучие влажные грозди цветов.
- Хинская сирень зацветает позднее, чем обычная, но и цветет дольше и пахнет лучше... Ой, хочешь, я тебя нарисую, Фран? Ты сейчас так сидишь... просто Святой Франциск, искушаемый демонами
- Не думаю, что из меня получится хороший натурщик, - покачал он головой, стараясь не представлять себе картину: он и Лия наедине в мастерской.
"Между прочим, - мелькнула у него мысль, - по канону именно так и полагается демону искушать святых".
Впрочем, он ничуть не походил на святого, а Лия... Мистик украдкой скосил глаза на девушку. Демону полагалось бы быть повыше ростом, постройнее и хотя бы походить на женщину, а не на маленького пухлого ребенка.
- Думаю, нам пора идти, - он поднялся со скамейки и подал руку Лии. - Тебя хватится мать, да и мне давно пора быть в монастыре.
Редкие фонари городского парка плохо освещали стиснутую с двух сторон сиренью и акациями узкую аллею. С мокрых веток то и дело срывались тяжелые капли. Когда они попадали за шиворот, Франциск ежился, каждый раз чуть не роняя мольберт Лии, а художница ойкала и смеялась. В сплетении веток старой акации, нарушая общую идиллию, тревожно и безрадостно кричала маленькая сова-сплюшка. На соседнем дереве заливался и щелкал, выдавая близость реки, соловей.
На крошечном освещенном пятачке под фонарем, под развесистой старой акацией Лия вдруг остановилась и взяла Франциска за руки. Маленькие, совсем детские ладошки были ледяными. Букет сирени упал на брусчатку и рассыпался на ветки. Девушка смотрела на него, приподнявшись на носках. Глаза блестели, на щеках горел нездорово яркий румянец...
- Ха! Гляньте, ребята, девчонка и монах!
На аллее перед ними возникло трое подвыпивших, но не пьяных, парней. Еще двое моментально появились сзади.
- Мелочи не найдется? - С притворной вежливостью осведомился один из бандитов.
Самый обычный парень. Скорее молодой, чем взрослый, веселый, с выгоревшими на солнце белыми волосами.
- Если вы ведете речь только о мелочи, - пожал плечами Франциск.
- Фран, что ты разговариваешь с ними?! - Тихо, но от того не менее яростно возмутилась Лия.
- Ударят по правой щеке, - чуть слышно напомнил он, - подставь левую.
В его кошельке действительно была одна мелочь. Да и грешно было бы огорчаться из-за каких-то денег.
- Фран, ты вообще мужчина?! - Лия, казалось, вот-вот должна была расплакаться. - Ты же мистик! Божественная сила и все такое! Сделай что-нибудь!
- А здесь что? - Поинтересовался беловолосый, весьма раздосадованный осмотром Францискова кошелька.
- Ничего ценного, всего лишь наброски. Если это возможно, смотрите аккуратнее.
Парни захохотали, один толкнул другого в бок:
- Гы, монах-художник! Первый раз вижу.
Совсем молодой смуглый черноглазый мальчик, по виду мистралиец, выхватил у Франциска сумку. Тесемки были развязаны быстро и ловко.
- Сволочь!
Лия рванулась к своей сумке, но Франциск удержал ее. Девушка рыдала, размазывала по щекам слезы, не отрывая взгляда от своих рисунков.
Акварельно прозрачная набережная Риссы, карандашный набросок королевского дворца, слишком яркий, грубоватый, какой-то душный букет маков падали на мокрую от дождя брусчатку аллеи.
Франциск вдруг замер, перестав держать художницу. Но и сама Лия замерла на месте. В руках мальчика была необычная работа. Отличающаяся от остальных.
Небрежно, в несколько карандашных штрихов, но очень похоже, художница изобразила две переплетшиеся фигуры. Два лица. Слишком рядом. Слишком похоже.
Непристойное и обидное слово грубо резануло слух, но Франциск остался стоять на месте, с трудом, но сохраняя выражение отрешенного спокойствия на лице.
- А давайте мы ее, а? Если монах только на картинке может!
Лия испуганно прижалась к нему. Всем своим телом он чувствовал, как дрожит ее тело.
Бандиты захохотали. Молчал только беловолосый, очевидно бывший здесь за главного.
Франциск крепко сжал руку Лии. Без слова парня с белыми волосами здесь ничего не случится.
- Она тебе понравилась? - Весело, даже беззаботно рассмеялся главарь. - Ну, так бери и пользуйся! Только учти, - тут его голос из смеющегося стал насмешливым. - В этом ответственном деле тебе никто не поможет, никто не направит тебя на путь истинный.
Гогот парней впервые вызвал во Франциске злость. Или, скорее даже, ненависть, вполне оформленную ненависть.
Красивый мальчик-мистралиец чуть боязливо подскочил к ним, рванул Лию за руку. Мистик удержал девушку, они отступили на шаг назад. Впрочем, это бесполезно. Они окружены.
"Ты что же, собираешься нарушить обет?"
"К черту, к дьяволу такие обеты!"
"Собираешься отдать свою силу?"
"Наплевать!"
То, что он сделал, было так же естественно, как быстрое движение пальцев. Послушная, податливая сила привычно скользнула к его рукам. Сегодня не для того, чтобы лечить, а для того, чтобы, убивать.
Пять огромных факелов вспыхнули одновременно. Беловолосый, юный мистралиец, третий, носатый, с серьгами в ушах, и те двое, которые стояли за спиной Франциска, и которых он не успел рассмотреть. Лия прижалась к нему, уткнувшись в подмышку.
Яркий и жаркий магический огонь догорел быстро, не оставив даже пепла. Франциск поднял с мостовой намокшие, от близкого жара почерневшие с одного края рисунки и начал складывать их в сумку. Руки его дрожали.
- Фран, - вдруг сказала Лия. - Ты из-за этого лишился своей силы?
В голосе девушки было столько восхищения, что Франциск невольно почувствовал себя обманщиком и позером. Его жертва была гораздо меньше, чем она думала.
- Вообще-то нет. Я... маг от природы. Не мистик. Мои обеты - это просто обеты. Просто вопрос верности собственным клятвам.
- Фран, - снова повторила его имя, как заклинание, Лия. - Фран, ты сегодня уже нарушил один обет. Уже ничего не важно. Ты меня спас. Оттого, что ты нарушишь еще один, уже ничего не изменится.
Франциск наклонился и принялся собирать разбросанные ветки сирени. Одна из них почернела и обуглилась, и в букет уже не годилась. Франциск с досадой бросил ее в заросли и сорвал новую с ближайшего куста. Эта сирень была белой.
- Пожалуйста, Фран!
Маленькая ледяная ладонь поймала его запястье. Это было как удар молнии. Это была просто рука. Просто любимая рука. Растрепанные русые кудряшки возле висков. Веснушки на переносице и скулах. Запах красок, растворителя и табака. И имбиря.
"Ты должна понять меня. Я не должен был этого делать, но я не мог этого не сделать. Ты должна понять это. Понять, что это ничего не меняет. Ты же не знаешь, зачем я дал эти обеты".
- Сегодня я уже нарушил один обет, Лия. Ты права. - Сказал он без выражения. - Возьми, пожалуйста, букет.
"Они не всегда даются для того, чтобы получать новые возможности. Иногда - во искупление старых грехов. Сегодня я уже наказал себя и накажу еще раз. Сейчас и отведу тебя домой, и нам стоит навсегда забыть друг о друге. Так будет лучше для нас обоих".
- Это значит, нет? - Спросила она тихо.
Он теребил ветку сирени. Четырехлепестковые белые цветы падали на брусчатку и в небольшую лужицу, приставали к влажной ткани рясы.