Старость матери застала Зинаиду врасплох.

   Собственные сорок пять признать было куда легче. Потому что впору ей этот возраст. Лет без малого тридцать как впору: сама выросла и десятилетку окончила, училище выбрала и работу, мужей первого-второго нашла, да так же и выставила. Сама - в вуз, сама - квартиру. А там и третьего встретила, и всё получилось, наконец, - и дом, и дети.

   А мать... что - мать? Зинаида её в детстве и не видела толком: работа и мужики, мужики и работа. Если б не бабка, Зина бы и не знала, что обед бывает из трёх блюд и что заданные на дом уроки надо делать в тот же день. Но бабка умерла, едва только девочка во второй класс пошла, и все Зинины пятёрки ушли в прошлое, казалось, навсегда. Хорошо ещё, холодильник у матери всегда был битком: Зина приходила из школы, доставала фарш, матерью из своей столовки принесённый, быстро жарила себе котлеты и до вечера уходила гулять. Или читать. Уроки она наутро у кого-нибудь из девчонок спишет.

   Мать в Зинкину жизнь никогда и не лезла особо. Приходила со смены, запихивала в холодильник продукты, доедала дочкину стряпню, принимая попутно рюмочки три для аппетиту, и обвисала в кресле перед телевизором. Просыпалась там же за полночь, и не обращая внимания на ритмичный скрип раскладного Зинкиного дивана за стенкой, переваливалась на свой - и так до выхода на следующую смену.

   Лишь однажды привычный ход событий оказался нарушен - директор школы вызвала побеседовать о Зинином поведении. Пришлось с полдня отпрашиваться с работы, ребёнка им доверила, а они и того сделать не могут - родителя подавай!

  В кабинет директора Зинкина мать вошла, чуть не выломав дверь, и с криком:

   - Хватит нервировать мне ребёнка!

   До десятого класса Зинку больше никто не трогал. Она сама доучилась, сама нашла своё парикмахерское училище, сама на работу в салон устроилась: её, лучшую ученицу курса, с удовольствием взяли в один из центральных.

   Так бы Зинка всю жизнь в зале и простояла бы, отмечая с девчонками окончание каждого рабочего дня бутылочкой-другой, а то и третьей, шампанского, да кадровичка салона ногу сломала. Подсчёт рабочих часов и прочую документацию вызвалась вести Зинка. Как ей оно понравилось, как складно получалось... но через шесть недель кадровичка вышла, и Зинка снова стала в зал. Однако разница в зарплате своей и кадровичкиной покоя не давала, и Зинка задумалась. А тут как раз второй муж подвернулся. Урод, конечно, комнатный, из тех, что мужики только на словах, но книжищ у его родителей было... они все уже там по сотому сну досматривали, а Зинка всё читала и читала.

   И в двадцать пять, когда все бывшие одноклассники вузы уже позаканчивали, Зина решилась. И поступила. Отдать комнатному уроду должное - поднатаскал немного на сочинениях. По математике Зина и так всё сама соображала, даже формулы кое-какие помнила. Поступила в вуз, в общем, чем мать страшно гордилась. Сидела на ящиках у железнодорожной станции, сигаретами торговала и даже не думала делиться с товарками радостью такой. Пусть думают, что всё у неё, как у всех.

   Зинаида целых три курса успела окончить... а дальше в работу в бухгалтерии овощного склада впряглась так, что уже не до учёбы. К тому же, на квартиру заняла, надо было возвращать - и она устроилась на ещё одну ставку, в бухгалтерию ресторана. Комнатный урод вскоре отпал, не вынеся и такого образа жизни, и что мужчина в доме не он, и что никто не собирается ему эту иллюзию создавать.

   Третьим мужем стал тот, кто Зинаиде квартиру от и до отремонтировал. То есть вообще всё - от электропроводки до укладки ламината. Двоих детишек славных они родили, и жили, в общем, счастливей многих - ссорились редко, чаще любились и всё по возможности делали вместе. Что и само по себе приятно, да и мужчину - действительно мужчину - вообще нельзя одного никуда отпускать.

   И всё бы, в общем, хорошо, но мать... мать решила вдруг Зинку повоспитывать. Здоровую взрослую бабу жизни поучить: за козлом своим смотри, дети недокормлены-недообстираны, в дом не войти - срач. Зинка вздыбилась - и на первый раз мать услышала весь известный дочери мат. На следующий - оказалась в глухом игноре. Несколько месяцев Зинка сама матери не звонила. Не заходила к бабушке старшая внучка, к младшему посидеть не звали.

   Мать вставала по утрам, выпивала кружку растворимого кофе, шла к продавленному креслу и смотрела по телевизору всё подряд до полудня. Потом торопилась в магазин, до часу дня там пенсионерам скидки бывали. Основной народ уже сходил, и она брала свои дежурные пельмени и сметану почти без очереди. Приходила домой, варила пельмени и ела их, вслушиваясь в тишину квартиры. Но телефон молчал, и в скважине замочной ключ не поворачивался. Мать звонила Зинаиде, справлялась о внуках и, успокоенная, зажигала телевизор, оседая в продавленном кресле теперь уже до ночи.

   Так бы оно всё и шло, но залили соседи сверху. Горячей водой залили. Мать бы и не стала Зину дёргать - и мебель сама отодвинула, и полы сама просушила. Да зацвело за кухонными шкафчиками и за обоями в коридоре. Этак вся квартира испоганится, а скоро старшей внучке здесь селиться. И мать позвонила Зине.

   Ремонт Зинаида с мужем сделали быстро, мать оглянуться не успела.

   - Молодцы, - только и сказала.

   Зинаида непонимающе посмотрела на мать - чего она? Слов таких в жизни от неё не слышала. И вообще, кто эта женщина перед ней, улыбается которая сейчас так заискивающе, и ненавистного зятя по плечу гладит?

   Старость матери застала Зинаиду врасплох.