|
|
||
Дети помахали ещё раз и скрылись за стойкой регистрации. Теперь каждого из них ждёт свой аэропорт, город, семья. Как быстро выросли. - Красивые они у нас. - Просто, ты умеешь пробуждать в людях лучшее, - женщина подхватывает мужа под локоть, прижимается. Хочет добавить ещё что-то, но заменяет слова поцелуем. "Ах, лисица..." "Так, тебе и надо..." Лучи улыбки согревают глаза, бегут к белым вискам обоих. Большая рука кладёт тепло на худые плечи, узкая рука согревает ноющую с утра поясницу. Так, в привычном объятии, шаг в шаг мужчина и женщина выходят к стоянке автомашин. - Милости прошу, ваше величество, - с шутливым поклоном распахивает он перед женой водительскую дверь. - Вы бесконечно любезны, ваше величество, - отзывается в тон она и благодарно касается ладонью его груди. Двухэтажное королевство на берегу океана в часе езды от города с аэропортом - и в этот час за рулём традиционно царит дама. А рыцарь вдыхает бесконечное приволье дороги, влюблённо повторяющей форму берега. "Прямо я и Паша. Удивительно: люблю его, люблю, и вдруг - снова, как девочка, до колокольчиков в сердце". Очень хочется поделиться этой мыслью с мужем, но на краю зрения - он включил планшет, трудятся над экраном пальцы, наполняется записная книжка. Но вот притих на коленях планшет, а Павел - весь там, возле сопки и в плодородной долине рядом, босиком по берегу океана, чтобы волна тронула пеной ступни, чтобы сгладила ещё только что чёткий след на песке... Он мечтал об этом всю взрослую жизнь - вернуться в места, где мальчиком стругал из досок корабли, где ладил им паруса цвета жизни: мать, художница, приносила лоскуты с работы, где расписывала транспаранты, готовила афиши для единственного на посёлок клуба. И ведь никто из видевших это соседей даже и не подумал шепнуть куда не надо... Правда, в посёлке и двери не запирали... Иначе, конечно, в больших городах. Столица не спешила открывать двери Павлу, даже когда он, выпускник журфака с красным дипломом, пришёл по распределению в радиокомитет на Пятницкой, в редакцию музыкальных передач. Зато из него, по жизни распахнутого настежь, принялась тягать нещадно. Литературное переложение биографии забытого композитора? Пожалуйста! Сценарий новогодней передачи? Есть контакт! Составить непонятное, но модное "Хит-парад"? Да тому, кто любит работать, оно только в кайф... А ещё наборы на седьмое ноября помогите донести, молодой человек. Кстати, не желаете ли талонами поменяться? Вы же одинокий, вам сахара не надо, возьмите табачные... Пришли другие времена - и Павел ушёл на телевидение. Все горячие точки были его, тянуло увидеть, самому разобраться, что к чему, да и бедам человеческим надавать по мозгам, что уж греха таить... Как-то выжил и даже уцелел, одно время при главе известного канала замом обретался - но оказалось настолько не то, что при первой возможности рванул в книгоиздание. Как раз отечественная литература начала выходить из обморока - тут-то Павел, с его неисчерпаемостью идей, с его скоростями и поистине золотым пером, столице не просто своим пришёлся - в очередь к дверям встала. Детектив? Дайте дней восемь. Фантастика? Не вопрос, созвонимся на той неделе. Фэнтези, трилогия? Ладно, договаривайтесь с типографией, буду через месяц-полтора. И киносценарий давайте заодно, нам работать - что другим отдыхать... Подсчитывая забавы ради вместе с Яной уже свои тогдашние псевдонимы, он со счёта сбивался. И крепко молчал о том, скольким вдруг стал интересен, перспективен. Другой бы пчелой по цветнику порхал, но Павел так - не хотел. Может нормальный мужчина мечтать о любви? Чтобы раз - и на всю жизнь, как у отца с мамой. Раз и на всю жизнь случилось, только это раз и на всю жизнь никак того сначала понять не умело. Яна пришла в издательство в отдел прозы на дипломную практику, ровно когда Павел приехал туда же с очередной дискетой, вместившей очередную рукопись. - А вот и возьмите себе Павла Андреевича, он же подарок любому редактору, три запятые за ним поправите - и всё, - добродушно махнул Яне завотделом, вызвав на свою голову сразу четыре чернейших, хотя и беззвучных, проклятия от постоянных сотрудниц. Павел тут же понадеялся, что эта замкнутая лисичка с лохматой косой всё-таки найдёт, к чему придраться, кроме запятых. Но замкнутой лохматой лисичке было не до его надежд: в осеннем семестре прошлого курса почему-то развалился первый брак, тридцать четыре дня, как ушёл любимый молодой человек, а на горизонте появился одинокий сын маминой школьной подруги. И ещё диплом пиши! Недочёты, что удивительно, обнаружились - и счастливый этим Павел настоял встретиться в кафе. Кафе не понравилось Яне: оказалось неуютно под якобы всё понимающими взглядами сальных официантов. Сидела на кончике стула, и обрывая свои попытки встретиться с Павлом взглядом, шептала, что так безбожно с причастными оборотами обращаться нельзя. Ну, смысл сказанного был такой, форму же она своему шёпоту постаралась придать максимально округлую. Павел свои ошибки понял и в следующий раз, когда Яне в отчёте по практике понадобилась и его подпись, пригласил девушку к себе. Позволь мне увидеть твой дом - и я загляну к тебе в душу... книги, книги, книги, матрас на железных ножках - и рабочий стол с "пентюхом". А на стене напротив стола - картины и фотографии. Корабли. Портрет адмирала Макарова Степана Осиповича. Крузенштерн. Уточкин. Ильюшин. Туполев. Их корабли... Небо. Океан. - Вы, наверное, путешествовать любите? - робко спросила Яна. - Вы не удивляйтесь, - ответил Павел, - я мечтаю о доме на краю света. Юмора Павла она тогда ещё не умела чувствовать, и он добавил легко и ясно, глядя в самую глубину её изумившейся души: - И чтобы в доме этом была хозяйка его. И дети, конечно, наши. А после он провожал её к метро, они шли по улице, залитой косыми лучами вечернего солнца, прямо в закат, и Яна воскликнула вдруг: - Смотрите, вот же он - край света! Что тогда удержало его прильнуть к её губам и поить, поить любовью, пока не выпьется до самого блаженства? Она ещё не была с ним, и Павлу, дерзавшему правду-матку самым высоким начальникам сообщать, вдруг стало страшно, как бы неловкий сквозняк не захлопнул приоткрывшееся доверие. Он ушёл бы в любое издательство, куда устроилась бы работать Яна, но к счастью, этого не потребовалось - её взяли по месту практики. И вскоре у Павла сочинился сборник рассказов. Два. Три. О кораблях и океанах. О людях в далёких, нездешних землях. О мире, войне и любви, любви, любви. Яна читала их и отогревалась душой. После бедной своей первой любви. И бедной второй. И того, что одинокий сын маминой подруги никак не мог закончить начатого, не искровавив Яне губ и не намотав её косу себе на руку так, что кипяток из глаз. Косу вскоре она отрезала, получила скандал сына, истерику маминой подруги, тихие слёзы мамы и потерялась бы совсем, если бы не рассказы Павла. Если бы не книги, в которых он говорил о том, о чём она ещё вот только-только, в выпускном классе школы, грезила... Говорил так, как мечтала услышать она, читатель не по профессии, но по велению самой природы. Павел купил билеты в "Современник" - Яна обмолвилась как-то, что было бы интересно легендарных на сцене увидеть - и поспешил обрадовать её новостью. Она обрадовалась, а через полчаса перезвонила и убито сказала, что изните-пжйста-мне-жут-нлвк-янесмгуу-ммы-плны... Это, почуяв неладное, топнул ногой сын маминой подруги, но Павел о том не узнал - догадался. - Яна, жизнь полосатая. И - вдруг, получится? Я буду у входа. И она пришла, остановив крик сына маминой подруги, негодование маминой подруги, тихие слёзы мамы - прибежала, точнее. За сорок минут до спектакля: - Здравствуйте! И закружилась голова, и закружился белый храм театра, и закружились Чистые пруды. Спектакль они всё-таки посмотрели, первое действие. А после - тёплая большая рука на узких плечах, тонкая тёплая рука на узких бёдрах - неспешно пошли весенним бульваром на Курский, где и квартировал тогда Павел. Там же, в комнате с высоким потолком и огромным окном, с тремя стеллажами книг, рабочим столом и широким матрасом на железных ножках, стали они едины ещё и телами. Много разного случилось после. Но тихие слёзы мамы прошли сначала от старшего - внука, а пуще того от младшей - внучки. Затем появились снова: - Но доченька, океан - это же так далеко. Приятели и приятельницы не деликатничали: - Вы сумасшедшие. Из цивилизации - и куда? О детях подумайте, вырастут такими же анахоретами. Дети выросли. Нашли своё счастье в иных городах. Ветрами продуваемая избушка стала двухэтажным домом. В саду - розы, жасмин, виноград, немного зелени. Мама больше не плакала, теперь она всё понимала, да и жила не одна. Яна составила сборник из лучших рассказов мужа, назвала "Королевство Зари", но строго сказала, что для печати ещё двух не хватает. "Ах, лисица..." "Так, тебе и надо..." И как раз сейчас он садится за письменный стол и открывает ноутбук, едва удерживаясь не охватить все его клавиши одним мощным аккордом. Вот, вот - и полетит работа! "Дивное ты дело - любовь. Люблю её, люблю - и вдруг опять, как мальчик, до колокольцев в сердце". А она наливает себе немного лёгкого солнечного вина и, укутавшись в плед, садится на ступенях веранды смотреть закат над океаном. И что за мысли перешёптываются в ней, знает только тот, кто глядит на женщину бесчисленными очами мира, кто вьётся возле её улыбки лёгким солоноватым ветерком. Тот, кто пишет ей ещё одно, такое долгожданное письмо.
|