- Не представляю, как он будет жить, настолько к юбке привязанный?

   В микрорайоне, населённом сплошь интеллигенцией, даже сплетничали деликатно.

   - Да, жаль мальчика. Вырастет маменькиным сынком.

   Что у взрослых на языке - у детей на уме. Нет, к Саше Белову они относились замечательно - вон, как и родители-то о нём всегда говорят! "Положительный". В пример приводят... но от этого никогда не обидно. Ведь Сашке нельзя ничего из того, что можно им. Сашке нельзя в овраг. Сашке нельзя в кино. Сашке нельзя... нельзя! Мама Любовь Николаевна очень за него нервничает. Поэтому все после школы ватагой гулять, а Саша Белов - домой. Затем у него английский язык, затем у него гитара, затем у него уроки, а погулять он вечером с папой и собакой выйдет. Нечего с этими всеми ему мотаться, чему хорошему они научат, беспризорники? Пить, курить и "говорить"?

   Но лет до двенадцати Саша прожил в полнейшем счастье. Не знал, что когда выходит из школы, мамина подруга звонит ей, сообщая: "Идёт". Не знал, что мама встаёт тогда у окна и смотрит на дорогу. Шёл, размахивая ранцем и сумкой со сменкой... ну, подумаешь - пошли все ребята куда-то. А он сейчас придёт, крикнет ещё от лифта: "Ма, есть давай, побольше и повкусней!" - и в ответ на драгоценный позывной она захлопочет, подавая ему то суп его любимый с клёцками, то забавно топорщащих рисинки "ёжиков".

   И всё же, время бунта настигает всех. Накрыло и Сашу. Правда, ни мать, ни отец, ни тем более, девочка-одноклассница, из-за которой, собственно, бунт и случился, так об этом никогда и не узнали. Девочка со всеми пошла в кино, а Саша со своими "нельзя" поплёлся домой. Попытался попросить разрешения - на тот сеанс ещё можно было успеть - напоролся на жёсткое "нет" матери, а испуганных её глаз конечно же не увидел, потому что молча сел за уроки.

   Внешне в нём ничего не изменилось. Тот же в одиночестве путь из школы домой, из дома к репетиторам, от репетиторов... Те же "пятёрки" и "четвёрки" в дневнике, тот же аккуратно повязанный красный галстук - не обгрызанный, не в лохмушках, как у других. И булавок никаких в лацканах пиджака - писк моды "Школьник'87". И нет аляповатых блях с Modern Talking и AC/DC, которые в восьмом классе разукрасили всех, даже ту девочку - у Саши комсомольский значок. И так никто и не знал, что уже несколько лет, как рисует он в заветной тетрадке горящих камикадзе и летящих прямиком в стену гонщиков на болиде с бортовой надписью DEATH.

   Автомобиль Саша уже в пятнадцать водил здорово - на учебно-производственном комбинате, непременном атрибуте старших классов, он, зачисленный в группу автовождения, в первом же полугодии оказался среди лучших.

   В тот год умер Сашин старший брат, которому исполнилось восемнадцать лет. Четырнадцать из них он провёл в доме ребёнка: детский церебральный паралич, тяжёлая степень.

   Выходные опустели, и мать с отцом купили дачу. Первое, второе, третье и даже четвёртое лето Саша провёл там безвылазно: то строились, то огород помочь поднять, то рыбалка, то грибами запастись. Удара девяносто первого они с этими запасами почти и не почувствовали, не стало, разве только, на столе "ёжиков". Но картошка своя, да с грибочками, да со своими помидорчиками-огурчиками.

   Некоторые из бывших одноклассников хоть и студенты, но работали уже. Саша тоже порывался, однако мать сказала: "Учись! Мы с отцом пока в силах, прокормим". Прокормить-то оно, конечно, да - только, будущему программисту хотелось компьютер. Можно пока доносить отцовские ботинки и брюки, куртку же мать у подруги взяла - сын той вырос, ему помодней надо... но компьютер! Плюс подумывал Саша, как семью свою будущую обеспечить: у другой маминой подруги дочь имелась, симпатичная, да и мамы, вроде, давно сговорились детей поженить... Но у дочери после ряда свиданий образовалось своё, категорически иное мнение - и Саша, выслушав несколько слов-оплеух, недоуменно ушёл от неё. Шёл домой и со зловещим восторгом думал, как втопит в пол педаль газа и найдёт свою стенку.

   Сладостный этот суицид оказался прерван окликом приятеля. Тот стоял рядом с человеком, при взгляде на которого Саше Белову вспомнилось всё, что читал о пиратах.

   Пират не пират, но оказалось, нужны ему толковые ребята на перегонку бэушных иномарок. Перспектива карьерная тоже имелась, равно и возможность за сезон на компьютер как раз и накатать.

   Саша сгоряча дал согласие тут же и только потом спохватился, как бы зашифроваться от матери.

   - Дома скажешь, на разнице курсов наварил, - увидев Сашино лицо, добродушно посоветовал тот, кого приятель уважительно называл "командир". Да и Саша с тех пор иначе к нему и не обращался.

   Два горячих сезона провел Саша в деловой сцепке с командиром, однако мама так ничего и не узнала. Никогда: Белов работал в весенние выходные и в летние каникулы, в остальное время оставаясь всё тем же домоседом и студентом-отличником. Случались, правда, авралы, когда командир просил выйти в рейс во внеурочное время - тогда у Саши моментально образовывался или хворый приятель, или остающий одногруппник на другом конце города, которому кровь из носу надо помочь, и непременно его не будет с раннего утра и до позднего вечера. И всякий раз мамины проверки давали положительный результат: Саша был на месте, вот только "извините, Любовь Николаевна, я забыл передать ему, что вы звонили" или "Ой, Любовь Николаевна, он только что уехал, ждите".

   Так и жили бы дальше, но как-то поздним вечером возвращаясь после рейса домой, повстречал Саша девочку ту, одноклассницу. Затем снова и снова. И отправился к командиру:

   - Женщину я нашёл. Прости, должен уйти.

   Командир посмотрел на одного из лучших своих бойцов, вздохнул - и вытащил из заднего кармана джинсов пачку долларов. Отсчитал купюры:

   - На.

   - Командир, здесь больше.

   Тот усмехнулся:

   - А подъёмные-премиальные?

   И ведь как в воду глядел, тёртый калач: свекровь с невесткой не ужилась с первого взгляда, но у молодого мужа имелось, на что снять однушку. А там и полугода не прошло, родила Сашина женщина. И плевать Саша хотел, что от другого, который кинул его женщину, стоило той только понести. Потому что она всегда была его, даже когда ходила в кино с кем-то ещё, пока он рисовал в тетради своих камикадзе и адских гонщиков.

   Этих больше не рисовал. Рисовал ёлочки, зайчиков и прочее, что может понравиться дочке. Потом то же рисовал и дочке младшей. Которая, правда, требовала ещё и самолётики с машинками. И папа ей никогда не отказывал.