|
|
||
Россия, наши дни
- ... Amen!
Размеренный речитатив Regina caeli умолк, и вместе с последним звуком древней молитвы нестерпимым светом последней вспышки полыхнул укрепленный в центре молельного зала крест. Два выгнувшихся дугой тела захлебнулись беззвучным криком и тут же рухнули в милосердные объятья массивных кресел. Двое послушников, заботливо придерживая головы страдальцев, влили в безвольно открытые губы какую-то гадость и тут же исчезли, словно и не было никого.
Физическая боль, пронзавшая тела от макушки до пяток, ушла, уступив место другой - совершенно непонятной, необычной, необъяснимой... В человеческом языке пожалуй что и нет подходящих слов, чтобы рассказать об ощущениях, что томили в эту минуту несчастного господина Дрона и ничуть не менее несчастного господина Гольдберга. Ближе всего для их понимания подошло бы, наверное, впервые описанное в 1552 году Амбруазом Паре понятие фантомных болей.
Жгучие, палящие или же, наоборот, сводящие, стискивающие боли возникают иногда непосредственно сразу после ампутации больного органа, но могут прийти к человеку и месяцы, а то и годы спустя после операции. Жжение, зуд, судорога или что-то, подобное удару электрического тока охватывают тогда утраченную конечность. И нередко случается так, что все четыре десятка известных сегодняшней медицине методов лечения фантомных болей оказываются бессильны.
Нечто подобное испытывали сейчас и наши герои, постепенно приходя в себя и погружаясь в оттенки ощущений, коими дарила их неведомая боль. Она просто кричала нашим страдальцам, что что-то очень и очень неладно, что-то нарушено в их организмах, и нужно это неправильное как-то исправить, облегчить, излечить... Но что?! Что именно требовало срочного вмешательства? Что должно было быть излечено? Да, что же болело, в конце-то концов?!
Вот на этот вопрос ни господин Дрон, ни господин Гольдберг не ответили бы даже под страхом немедленного расстрела. И вовсе не из соображений героизма или, допустим самопожертвования. Вовсе нет! Причина, государи мои, гораздо проще и намного прозаичней. Увы, невозможно рассказать о том, чего не знаешь. Мужчины, неподвижно замершие под сенью массивного креста из непонятного металла, даже и слов-то таких не ведали, чтобы описать бурю, что гнула и ломала сейчас их трепещущие души.
И вдруг все разом кончилось. Оказывается, и нужно-то было всего лишь, чтобы отец Андрей подошел и надел на шеи нашим страдальцам маленькие нательные крестики все из того же металла. Маленькие, но весьма увесистые, с искусно вырезанным обликом Спасителя, они, казалось, разом вобрали в себя всю боль. И она ушла. А на ее месте поселилось понимание.
Так вот, оказывается, что болело, и жгло, и ныло, и требовало немедленно что-то с собою сделать в глубине их измученных организмов! Вот что страдало и приносило невыразимую муку! Окрыленный открывшимся ему пониманием, господин Дрон внезапно осознал, что болел, и жег, и ныл, и требовал немедленного оперативного вмешательства ... 1204 год от рождества Христова! Легкое удивление на тему: с какой это стати год, пусть даже и 1204, оказался вдруг частью его организма, и как такое вообще возможно - начало было разрастаться в сознании господина Дрона. Однако по-настоящему удивиться он не успел. Поскольку мгновением позже это же понимание накрыло и его собрата по несчастью. И уже губы историка-медиевиста потрясенно прошептали: "... год взятия крестоносцами Константинополя..."
А затем изображение молельного зала, отца Андрея, все еще стоящих на своих постаментах послушников резко сузилось и исчезло, а вместо них, буквально на пару мгновений, проступил уже знакомый нашим героям Знак. Затем исчез и он...
***
Так получилось, что Сергей Сергеевич и Евгений Викторович вернулись на виллу, служившую резиденцией отцу Андрею и его таинственному Ордену, спустя всего три дня после первого посещения. Тогда, в первый раз, они так и не решились занять гостеприимно предложенные им кресла под крестом. Да отец Андрей особо и не настаивал. Вероятно, понимая, что никуда теперь они не денутся.
Так что, светски побеседовав еще минут двадцать и уверив друг друга в совершеннейшем своем почтении, наша троица распалась. Отец Андрей остался у себя, а высокие гости, погрузившись в любезно предоставленный хозяином лимузин, отправились восвояси.
Ах, да! В процессе беседы выяснилось, как наши герои попали на загадочную виллу. Все оказалось не просто, а очень просто. Просто таинственный крест из неизвестного металла оказался еще и крайне практичным артефактом. Этаким радаром, позволяющим за несколько дней до получения Знака персонально выявлять на любом расстоянии тех счастливчиков, которые оный Знак вот-вот получат. Просто в пригороде каждого крупного российского города у Ордена оказалась своя резиденция. Просто нательные кресты все из того же металла оказались ничуть не менее практичными штучками. Принимая сигналы от "базового передатчика", они позволяли братьям-послушникам вычислять господ знакополучателей в любой толпе. А уж как просто оказалось нанять два экипажа Скорой помощи, несколько суток передвигавшихся в некотором отдалении вслед за нашими героями, куда бы те ни отправились - об этом и говорить-то нечего.
Вот так - под истошный вой медицинских сирен и вспышки проблесковых маячков - господин Дрон и господин Гольдберг прибыли в резиденцию Ордена.
Что это за Орден, каковы его цели и почему его интересы сосредоточены исключительно на территории России, отец Андрей говорить категорически отказался. Хотя и уверил собеседников, что они все узнают. Но - в свое время. Более того, по словам гостеприимного хозяина выходило, что это самое свое время очень скоро наступит, поскольку никакой дурак еще не растягивал удовольствие между первой и второй инициациями более, чем на неделю.
То ли всему причиной Божье провидение, то ли просто так совпало, но среди получателей Знака до сих пор не было еще ни одного мазохиста, - так пояснил им свое спокойствие отец Андрей. Да и наши герои, по его мнению, на мазохистов тоже не походят. Так что скоро, очень скоро они, гонимые мучительным беспокойством, вновь переступят сей порог. Переступят, пройдут вторичную инициацию и вот уж тогда - да! Тогда они получат от отца Андрея всю необходимую информации. А сейчас он, отец Андрей, особо даже и не прощается, настоятельно рекомендует уважаемым господам не противиться никаким сильным желаниям, когда таковые возникнут. И будет рад их обоих видеть в любое время, начиная с 7.00 завтрашнего утра.
Собственно, так оно все и оказалось. Нет, наши герои честно терпели трое суток. Первым не выдержал, как ни странно, господин Дрон. Набрав номер почтенного историка-медиевиста - благо, телефонами при прощании они обменялись - Сергей Сергеевич поинтересовался, не желает ли тот вновь посетить резиденцию отца Андрея. Высказав в ответ несколько удивительно образных выражений, некоторые из которых в обязательном порядке должны украшать топ-десять любого уважающего себя боцмана, и все - в адрес упомянутого отца и его резиденции, почтенный представитель народной интеллигенции все же согласился, что таки да, желает.
В этот момент к их телефонному разговору присоединился третий собеседник, всего лишь попросив Сергей Сергеевича не вызывать своего водителя, поскольку уже знакомый им лимузин будет стоять у ворот особняка уважаемого господина Дрона ровно через десять минут. Не найдя ни единой причины, чтобы отказать в таком пустяке, в указанный срок господин Дрон уже загружался в ставшие почти родными недра Bentley Continental.
А спустя какой-то час господин Дрон и господин Гольдберг уже ерзали м-м... седалищами в злополучных креслах, умащивая их там поудобней. Вот в часовню вошел отец Андрей, сопровождаемый одиннадцатью послушниками. Вошедшие встали босыми ступнями на металлические круги вокруг креста, закрыли глаза.
- Нет, в Управление оперативной разведки их бы не взяли, - подумал почему-то господин Дрон. - Слишком заметны. А вот сколотить из ребят подразделение тяжелых штурмовиков...
- Gaude et laetare, Virgo Maria, alleluia, - раздался размеренный голос отца Андрея.
- Quia surrexit Dominus vere, alleluia, - в терцию к нему присоединился хор послушников.
- Oremus. Deus, qui per resurrectionem Filii tui, - каким-то металлически речитативом произнесли они уже все вместе. Резко, без всякой подготовки вспыхнул вдруг крест.
И пришла боль...
Аржантей, Иль-де-Франс
24 сентября 1198 г.
Нежаркое осеннее солнце дарило последнее тепло полям и виноградником древнего Аржанте[1]. Местечко получило свое имя от монастыря, основанного королем франков Хильбертом III еще в VII веке. В наши дни Аржантей считается уже предместьем Парижа, но в описываемое здесь время с высокой монастырской колокольни не было видно даже парижских городских стен.
Зато, если обернуться в другую сторону и посмотреть - как сказал бы моряк - на запад-северо-запад, то вполне можно было различить стоящее лагерем в полутора лье за рекой войско Ричарда Плантагенета. Два года назад король-рыцарь уже возвратил себе принадлежащие ему по праву Лош и Ангулем. Затем вернул Шато-Гайар и Живерни[2].
И вот, после перемирия война разгорелась вновь. Теперь Филипп-Август потерял Понтуаз и отступил к самому Парижу, Ричард же остановился, дабы дождаться пополнения. Войско, заботливо собранное верным Эссексом, уже высадилось в Фекане и спешило теперь на соединение с главными силами под стенами Парижа.
Семьдесят с лишним лет назад здешний монастырь стал притчей во языцех всех кумушек королевства. Ведь именно в нем приняла постриг восемнадцатилетняя Элоиза, племянница каноника Фульбера, после того, как жестокосердный дядя столь ужасным образом разлучил ее с возлюбленным Абеляром. Справедливости ради следует заметить, что последующие восемь с половиной столетий ничего особо примечательного в этих местах не происходило. До тех пор, пока в 19 веке Эдуард Мане и Клод Моне не увековечили их в своих волшебных холстах.
Так что, едва ли можно было отнести к примечательным событиям не слишком длинный обоз, тянущийся сейчас по пыльной дороге к переправе через Сену. Паром был здесь единственной переправой на многие лье вокруг. И никто из желающих попасть на другой берег при всем желании не миновал бы этого места.
Процессию возглавлял высокий, крепкий человек в добротной сутане - явно духовное лицо, и не из последних. Его превосходный андалузский мул по стоимости едва ли уступал хорошему рыцарскому жеребцу. Появись здесь сторонний наблюдатель, он ничуть бы не удивился путешествию столь знатной особы верхом, без крытой повозки. Римская мода на крытые пассажирские экипажи вернется в Европу лишь в конце следующего века. В эти же суровые времена повозки не возбранялись лишь немощным, либо применялись для особо торжественных церемоний.
Следом за человеком в сутане тянулась процессия из пяти-шести десятков монахов. Казалось бы - что удивительного, ведь монастырь совсем рядом! Однако, глядя на смиренных служителей Божьих, сторонний наблюдатель как раз бы и удивился, обладай он хоть малой толикой наблюдательности.
Начать с того, что стоящий неподалеку монастырь был все-таки женским. И, значит, святая братия никак не могла быть оттуда. Но и это не главное. В конце концов, в десяти лье отсюда Париж, и мало ли по какой надобности могли прийти сюда святые отцы! Удивляло другое.
Даже издалека было видно, что среди монахов нет ни хромых, ни больных, ни увечных. Степенная дородность, мягкая округлость талии, столь часто встречающиеся у местных служителей Божьих, также напрочь отсутствовали. Зато даже мешковатые рясы не могли полностью скрыть могучие плечи святых отцов, идущих вслед за своим сеньором.
Широкая, легкая походка выдавала не просто хороших ходоков, но и явно физически очень сильных людей. А крупные, жилистые кисти рук совершенно точно были знакомы не только с молитвенником. Подойдя ближе, наблюдатель удивился бы еще больше. Оливково-смуглая кожа выдавала в монахах людей, много лет проживших в Святой Земле, хотя часто встречающиеся серые и ярко-синие глаза говорили о европейских корнях.
Процессию замыкала пара длинных грузовых повозок, очевидно везущих походное имущество путников. А полторы дюжины конных латников, двумя цепочками расположившихся на флангах, служили, по всей вероятности, охраной.
До переправы оставалось не более четверти лье, когда арбалетный залп полностью вынес из седел весь правый фланг охранения. Заранее обнаружить засаду не было абсолютно никакой возможности, поскольку невысокие, но густые заросли кустарника справа от дороги легко скрыли бы и небольшую пешую армию.
Один или два монаха тоже упали, обливаясь кровью, но это были, скорее, результаты промахов. В них специально никто не целил - зачем тратить болты на столь никчемные цели! Затем из лощины между холмами, шагах в пятистах слева от дороги, вылетела плотная группа всадников - на глаз не менее полусотни. Грамотно разворачиваясь в атакующий порядок, они понеслись к голове остановившейся колонны.
Капитан охраны Альберто Коллеоне, сопровождавший процессию от самого Рима, понял, что это конец. Самое большее, что оставалось ему и десятку его пока еще живых латников - подороже продать свои жизни. От холмов неслись явно не новички, а при таком соотношении сил исход сражения очевиден.
Капитан обернулся, желая подбодрить выстроившихся рядом воинов, и на мгновение забыл даже о летящей на него кавалерийской лаве! Потому, что увиденное им просто не могло быть!!!
Смиренные служители Божьи, вместо того, чтобы забиться под телеги, делали что-то совершенно невероятное! Десятка три святых братьев уже разобрали из повозок невесть как оказавшиеся там длиннющие копья и во всю прыть мчались к голове колонны.
Еще с десяток вытащили оттуда же составные сарацинские луки. "Каждый стоит в Европе целое состояние..." - отрешенно подумал капитан. Братья же, навалившись на луки всем телом, удивительно ловко накидывали тетивы. Первый же залп в сторону кустарника был награжден дикими криками, которые, правда, очень скоро затихли.
- Арбалетчики противника подавлены, - все так же заторможено размышлял капитан, как будто наблюдал полковые учения, а не стремительную схватку опытных воинов, дерущихся здесь не на жизнь, а на смерть. Затем удивительные лучники стремглав бросились под защиту выстроившихся полукругом копейщиков и начали с нечеловеческой скоростью метать стрелы в накатывающуюся лавину.
Оставшиеся последними монахи столь же быстро достали из повозок длинные, узкие, чуть изогнутые мечи и едва ли не в одно мгновение выстроились вторым рядом за копейщиками, закрывая собой промежутки между ними.
Что-то неправильное в их силуэтах никак не давало мессеру Коллеоне сосредоточиться на предстоящей битве. И тут до него дошло: монахи держали по мечу в каждой руке!
Капитан провел на войне всю свою жизнь. Первого сарацина четырнадцатилетний Альберто убил в бою под Акрой. И, в отличие от многих прибывающих из Европы рыцарей, он не был склонен недооценивать грозную силу врага.
Особо недоброй славой пользовались у европейцев те редкие сарацинские витязи, что бились без щита, но с двумя мечами. Их невероятная скорость, изворотливость, удивительная сила удара просто завораживали! Лишь полностью закованный в сталь рыцарь мог противостоять этим прославленным воинам. Простому же латнику они не оставляли ни единого шанса. Воистину, хозяева песков! Но здесь?! В самом сердце Франции?! Монахи?!!!
Основательно поредевшая, но все еще грозная - не менее трех десятков всадников - конная лава, между тем, была уже в двадцати шагах. Яростные крики, оглушительный грохот копыт, - казалось, несущаяся навстречу мощь легко сомнет тоненькую цепочку людей с их жалкими соломинками в руках!
В это мгновение один из монахов выкрикнул какую-то гортанную односложную команду. В ту же секунду копейщики присели на одно колено, уперев в землю тупые концы копий и направив хищные острия в грудь несущимся лошадям. Закованную в металл тяжелую рыцарскую конницу это бы, конечно, не остановило. Однако, нападавшие были вооружены значительно легче и явно не слишком заботились о бронированной защите коней. И нервы благородных животных не выдержали. С неистовым ржанием они начали замедлять свой бег, отчаянно сопротивляясь воле наездников, взвиваясь на дыбы, танцуя перед смертельно опасными остриями.
Раздалась еще одна столь же короткая команда, и копейщики встали, взяв копья наперевес. Шаг - казалось, вся шеренга шагнула одновременно, как одно существо - и хищные жала вонзились в оскаленные морды несчастных животных. Жалобный, почти человеческий вопль, вырвавшийся из десятков лошадиных глоток, заставил сердце капитана сжаться от жалости. "Нет, воевать с лошадьми - это бесчестно..." - совершенно некстати подумалось ему.
А лошади неведомого противника, тем временем, взвивались на дыбы, падали, перекатывались по земле, стремясь сбросить с себя всадников. Несколько секунд, и вот уже лишь три человека, невероятным образом сумевшие удержаться в седле, мчались обратно в холмы. Спешенные разбойники, кого не слишком покалечило в свалке, поднимались меж тем, обреченно вынимая мечи, булавы, секиры. И тогда сквозь промежутки между копейщиками на окровавленную, истоптанную конями поляну протекли мечники.
Если бы капитану Коллеоне довелось когда-нибудь наблюдать работу бензиновой газонокосилки, скорее всего именно с ней он сравнил бы действия смиренных братьев-монахов. Но, увы, почтенный капитан никогда не видел этого, столь полезного в хозяйстве агрегата. А значит, и сравнить происходящее на его глазах ему было просто не с чем.
Шестьдесят, от силы сто ударов сердца, и все было кончено. Раненных не оказалось. А кинжал капитана так и остался в ножнах. Монахи деловито вытирали окровавленные лезвия и столь же деловито складывали оружие обратно в повозки. "Как огородный инвентарь после работы..." - почему-то подумалось мессеру Коллеоне.
Когда оружие было сложено, а убитые латники из отряда Коллеоне и один погибший монах переданы святым сестрам из монастыря для погребения в освященной земле, вдалеке показалась еще одна группа всадников. "Господи, неужели еще одна шайка!" - взмолился мессер Коллеоне.
Однако, приближавшиеся не выказывали никаких враждебных намерений. Несколько рыцарей, в окружении оруженосцев и конных латников остановились в пятидесяти шагах от места битвы, вперед выехал предводитель.
Кайр Меркадье, - представился он. По поручению короля Ричарда осматриваю примыкающую к переправе местность. Мы услышали звуки боя и поспешили на помощь... Однако, похоже опоздали.
- Да, - ответил человек в сутане, - моей страже удалось справиться с нападавшими, хотя и ей, увы, немало досталось.
Меркадье с большим сомнением покосился на без малого полсотни убитых, затем на сиротливо стоящий десяток латников Коллеоне, однако ничего не сказал.
- Не соизволите ли представиться, мессир?
- Охотно, - ответил человек в сутане. Мое имя Пьетро да Капуа. -
Святой отец на мгновение замолк, а затем продолжил. - Кардинал и легат его святейшества Иннокентия III.
***
Россия, наши дни
- ... вот, собственно, и все, - завершил свой рассказ отец Андрей. Поскольку теперь, после получения Знака, вы стали способны видеть и пользоваться пространственно-временными туннелями - те самые золотые червоточины, - тут же пояснил он, - вы спокойно отправляетесь в 1204 или любой предшествующий ему год, выясняете, что и почему вам там не нравится, что именно вас беспокоит. И исправляете ситуацию. А затем возвращаетесь домой.
- Ну да, - усмехнулся господин Дрон, - делов-то с рыбью ногу...
- А почему, собственно, именно мы? - тут же проявил свою скандальную сущность господин Гольдберг.
- Людям верующим - задумчиво протянул отец Андрей, - я бы сказал о Провидении, о Божьей воле. Но для вас ведь это все пустые слова... Так что, пусть будет случай, рулетка. Такое уж ваше, господин Гольдберг, еврейское счастье.
- Вы что, антисемит?
- Вообще-то, да, - ничуть не смутился отец Андрей, - но к нашему делу это никакого касательства не имеет.
- Это что же получается, - вроде бы спокойно, но с нарастающей угрозой в голосе начал почтенный предприниматель, - мы отправляемся в прошлое, откручиваем там чьи-то головы, все там напропалую меняем, раздавливаем, как завещал товарищ Брэдбери, всех встречных бабочек, возвращаемся домой, а здесь уже совсем другой мир? И бизнес, который я больше пятнадцати лет собирал, уже не мой. И моя семья - уже не моя, и жена замужем за кем-то другим, и дома моего нет, а если и есть, то живет там какой-то хрен с горы?! - Гнев и раздражение, нарастающие с каждым словом, к концу фразы приняли уже вполне осязаемые формы. И, казалось, вот-вот взорвут все вокруг к известной матери! Однако Капитан - теперь уже точно Капитан - сумел сдержать себя и почти спокойным тоном продолжил:
- Так вот. Я на это не подписываюсь.
Отец Андрей встал, сделал несколько шагов, вернулся, задумчиво посмотрел на господина Дрона.
- Что ж, заставить я вас не могу. После прохождения второй инициации печать принуждения снимается с избранных. И вы снова свободны. В том числе и в выборе того - принимать участие в Квесте, или нет.
- Ну, так и тем более не о чем говорить. Мой ответ - нет!
- Не торопитесь. Давайте расставим все точки над i. Ситуация, в действительности, намного более сложная, чем это видится вам, Сергей Сергеевич, сейчас. Но одно могу сказать точно: прямого, - оратор голосом выделил последнее слово, - воздействия на нашу реальность не произойдет. И вернетесь вы именно в свой дом и к своей семье.
- А тогда зачем вообще, - тут же ухватился за несообразность господин Гольдберг, - зачем вообще этому вашему Провидению нас туда отправлять? Вот на хрена козе баян, если все равно ничего не изменится?
- Кто сказал, что ничего не изменится? - удивился отец Андрей. - Изменится, только не так вот напрямую. Все намного сложнее. - Он на секунду задумался, недовольно дернул подбородком, - что вам известно, господа, о Давиде и Голиафе?
Вытянувшиеся физиономии собеседников красноречиво продемонстрировали все, что они думают как о Давиде с Голиафом, так и о самом рассказчике.
- Напрасно, друзья мои, напрасно. На самом деле, сюжет имеет самое непосредственное отношение к нашему разговору. И вот почему. История Давида и Голиафа повествует о том, чего не могло быть в принципе. Но при этом было - вот в чем загвоздка!
- Да, в чем проблема-то? - не выдержал господин Дрон. - Ну, зарядил Давид оппоненту из пращи камень в лоб, и что? Оружие дистанционного поражения всегда дает преимущество перед тем, кто рассчитывает только на ближний бой. Какое отношение все это имеет к нашему разговору?
- Прямое, мой нетерпеливый друг, прямое. Дело в том, что созданная филистимским царем Акишем гвардия, куда имел честь входить и господин Голиаф, довольно быстро прославилась крайне жесткими стандартами - как это говорят у вас, военных - боевой и физической подготовки. Куда, в частности, входил как ручной перехват стрелы, летящей со скоростью примерно тридцать метров в секунду, так и отбив щитом летящего с аналогичной скоростью камня. Выпущенного, что характерно, как раз из пращи. На поединок Голиаф вышел в полной чешуйчатой броне, с мечом, копьем и щитом. Отбить щитом летящий камень было бы для него стандартным тренировочным упражнением. У молодого Давида имелся ровно ноль шансов поразить из пращи эту тяжело бронированную тушку. Еще раз подчеркну: ровно ноль!
- Складно излагает, собака, - мысленно одобрил оратора господин Дрон, хотя в сердце выпускника Сорбоны и шевельнулся червячок научной ревности, - не удивлюсь, если лекции по библейской истории нам читали одни и те же профессора.
- Хм-м, а он недурно образован, - размышлял в это же время господин Гольдберг, - явно не религиозный фанатик, и уж точно не террорист. С ним будет приятно как-нибудь побеседовать на досуге. В более, э-э-э... свободной обстановке.
- И, тем не менее, - продолжал отец Андрей, - Голиаф почему-то принял камень в лоб. Что стоило ему головы, а деморализованному войску - победы. Экспансия филистимлян во внутренние области Палестины на этом повернула вспять. Что позволило иудеям впоследствии стать доминирующим этносом в субрегионе. О чем это все говорит?
Совершенно сбитые с толку слушатели недоуменно переглянулись. Вот куда это, в самом деле, с такой настойчивостью клонит рассказчик? Пойди, пойми! Весьма вероятно, что сомнения в душевном здоровье хозяина дома одновременно пришли в голову нашим героям. А может, и нет - кто его знает! В конце концов, господин Дрон все же выдал робкое предположение:
- Ну, не повезло мужику...
- Вот! - воскликнул энергично расхаживающий отец Андрей, чуть ли не проткнув указательным пальцем внушительную грудную клетку господина Дрон, - вот! Не!-По!-Вез!-Ло! А Давиду повезло! Но замечу, - пристально взглянул он в глаза своих слушателей, - что везение так просто с ветки не падает. Его еще нужно заработать. Да-да, господа, именно заработать!
- Законы, царящие между людьми, - продолжал он уже не останавливаясь, - столь же безоговорочны, как и законы небесной механики. Сильный всегда побеждает слабого. Всегда! - энергичным жестом подчеркнул свои слова отец Андрей. - Тренированный и обученный боец всегда победит нетренированного и необученного. Хорошо разогретая толпа не оставит ни единого шанса одиночке, как бы хорошо тренирован и обучен он ни был. Правильно организованное войско непременно одолеет хоть вдесятеро большую толпу. И так далее! Этих законов много, и они не знают исключений! Никакому везению нет, и не может быть места среди этих законов! Подготовленный и трезвый гвардеец Акиша в полном вооружении - всегда и при любых обстоятельствах побеждает пастуха, будь у того хоть десяток пращей.
Самозваный лектор так разошелся, что почти не оставлял места для каких бы то ни было встречных реплик. И лишь незаурядный опыт ведения научных дискуссий позволил господину Гольдбергу всунуть в стремительный словесный поток свое не менее стремительное: "А как же...?"
- Чудо, - развел руки в стороны отец Андрей, - просто чудо... Которое, правда, дается людям не даром, а зарабатывается ими для своего мира. Именно этим, зарабатыванием чуда для своего мира, вам двоим и предстоит заняться. Более того, произойти оно должно будет с тем народом, к которому вы принадлежите. Если, разумеется, справитесь с работой.
- Зарабатывается? Для своего мира? - уцепился за последние слова господин Гольдберг, опередив на долю секунды своего компаньона. Который явно настроился уже задавать вопросы относительно того, какому именно народу - русскому или еврейскому - будет отписано чудо, коли все пройдет как надо. Однако, научное любопытство доцента Гольдберга требовало немедленного удовлетворения. Дела подождут. - А сколько их всего, миров?
- Кто ж теперь знает? - устало вздохнул рассказчик. - Поначалу был один. Все согласно графику. На первый день создал Бог свет и отделил его от тьмы. На второй - твердь и воду... Проблемы начались на седьмой день, о котором Священное Писание по понятным причинам умалчивает. Ибо, как раз на седьмой день ожидал Творца, как сейчас говорят, полный облом.
- ...?! - немым вопросом выразил свои эмоции от услышанного господин Гольдберг.
- ... э-э-э, - конкретизировал его вопрос господин Дрон.
- Все дело в том, повествование о Творении мира слегка лукавит. Созданный вместе с животными и гадами на шестой день, Человек ничем от животных и гадов еще не отличался. Образом и подобием Божьим он должен был стать по плану лишь на седьмой день Творения....
- Ну, - подтолкнул задумавшегося отца Андрея нетерпеливый доцент-медиевист.
- Баранки гну! - неожиданно рявкнул рассказчик, стряхивая с себя последние крупицы лощеного денди. - Говна кусок получился, а не образ и подобие! Вот мы с вами теперь и мучаемся, разгребая за Ним...
Наши герои, в который уже раз, привычно онемели. Похоже, все шло к тому, что онемение становится для них столь же регулярным мероприятием, как чистка зубов или утренняя чашка кофе. И теперь, полностью дойдя до необходимой кондиции, они были способны лишь тупо внимать. Отца же Андрея явно несло...
- Рассказать все полностью я сейчас просто не имею права. Только после вашего возвращения. Но суть изложу. Когда стало ясно, что из Человека получилось... то, что получилось, Творец взялся экспериментировать. - Последнее слово хозяин дома произнес с нескрываемым отвращением. И почти с таким же отвращением продолжил. - Экспериментировать с историей, пытаясь таким образом исправить брак, допущенный в самом проекте Творения.
Вот только его собственный потенциал был уже практически исчерпан. И тогда Ему пришла в голову "гениальная" мысль. Использовать для этого самих людей!
Поскольку вмешательство людей в уже случившуюся историю собственного мира противоречит каким-то там фундаментальным константам, Господь быстренько создал резервную копию. Куда люди из первого мира могли уже вмешиваться совершенно невозбранно. Равно, как и оттуда в наш мир. И тут началось! Каждое серьезное вмешательство, сумевшее превзойти порог исторической инерции, создавало новое ответвление мировой истории. Формируя тем самым новую версию мира. То есть, фактически создавая еще один мир! Сколько их сейчас - никто не знает. Не сумев точно спроектировать изначальный процесс Творения, Господь наш во всей мудрости своей решил компенсировать это количеством экспериментальных моделей последней стадии. То есть, Седьмого Дня ...
- Ага! Метод научного тыка, - глубокомысленно кивнул господин Гольдберг. Однако отец Андрей даже не отреагировал на его реплику.
- Понятно, что далеко не каждое вмешательство может менять течение истории. Лишь действия, совершенные в точках бифуркации исторического развития. Где сравнительно небольшие по силе воздействия приводят к фундаментальным изменениям процесса в целом. Эти точки вам, сталкерам, и сообщаются в виде горящих в голове дат. А дальше все зависит уже от вашей воли и способностей - куда и как сумеете вы повернуть исторический поток.
- Так, - очнулся, наконец, господин Дрон. - Изменение истории, это все хорошо и интересно. Но хотелось бы как-то поближе к зарабатыванию чуда, или как его там... Пока что мы об этом ничего внятного не услышали.
- Так мы фактически уже добрались, - любезно улыбнулся отец Андрей. - Попав в сопредельный мир, вы, господа, меняете его историю. То есть, пускаете ее не по тому пути, куда она должна была бы покатиться в соответствии со своими собственными законами. Иначе говоря, вносите в сопредельный мир импульс неопределенности. Импульс выхода за рамки собственного закона. Импульс чуда.
А далее вступает в силу общее правило сохранения импульса. Насколько основательно вам, господа, удастся изменить исторический поток в сопредельном мире, настолько высокий откат придет из него в ответ. В наш с вами мир.
- Импульс неопределенности...?
- Его и называют Чудом, - уточнил хозяин дома, - или везением, или удачей. То, что позволяет в какой-то момент вырваться из-под гнета непреодолимых законов социальной механики и сделать то, чего не может быть. Как это сделал Давид, влепив камень в лоб Голиафу. Вопреки всем и всяческим законам нашего мира.
- Да ладно ... - с сомнением протянул господин Дрон. - Ну, влепил и влепил. Что от этого изменилось?
- Что изменилось? Да не так уж и мало! Видите ли, господа, я предполагаю, что некий древний иудейский сталкер когда-то очень серьезно изменил течение истории в одном из сопредельных миров. Ибо в ответ наш мир получил более чем солидную порцию чуда. Все дело в том, что иудеи существуют на сегодняшний день лишь в нашей ветке миров. Во всех остальных мирах - где изменения совершались в более поздних точках бифуркации - иудеи были в конце двенадцатого века до нашей эры просто вырезаны. Экспансия филистимлян вглубь Палестины встретила довольно жесткое сопротивление, знаете ли... Вот их и вырезали, до последнего человека! И остались они везде лишь в исторических справочниках, мелким шрифтом. Это - во всех мирах, кроме нашей ветки. Что значит качественное и вовремя случившееся Чудо...!
- Ладно, - поднялся господин депутат, оглядываясь в поисках плаща. - Все это и хорошо, и занимательно. Но - без меня. Вы, уважаемый, упустили в вашем рассказе один примечательный факт. Там, в сопредельном мире, нам могут запросто отчекрыжить головы. А мне моя нравится на своем месте. Она, знаете ли, довольно ловко сидит у меня на плечах. И я не собираюсь подставлять ее под топор, даже ради счастья всего человечества. Пусть уж оно как-нибудь само...
- Сядьте! - прогремел голос отца Андрея. Вернее даже не так. Особой громкости как бы и не было. Вот только взгляд... Загляните, государи мои, как-нибудь на досуге в жерло свежезаряженной гаубицы 152 мм - ощущение будет в чем-то схожим.
- Сядьте...
- Вы бы поаккуратней, святой отец, - пробурчал вернувшийся на место олигарх. - А то так и штаны замочить недолго.
- Я еще не сказал вам главного. Чудо, которое должно случиться из пришедшей в наш мир неопределенности, оно будет не "вообще"... - отец Андрей в замешательстве пошевелил пальцами, пытаясь подобрать правильную формулировку. - Каким-то образом, никто не знает каким, оно еще и будет привязано к вашему самому главному, самому затаенному желанию. К тому, что вы хотите в глубине души на самом деле... Иначе говоря, пришедший в наш мир ответный импульс неопределенности будет модулирован вашими глубинными желаниями. И его действие окажется накрепко связанным с ними.
Депутат насмешливо хмыкнул:
- Это, типа, исполнение желаний, что ли? "По щучьему велению, по моему хотению"? Так мне этого не нужно. Может, разве что, доцента этим делом соблазните. А я и сам небедный человек. Все, что мне надобно, сам приобресть в состоянии.
- Ага-а-а? - с неожиданным и каким-то новым интересом воззрился на господина Дрона отец Андрей. - Вот значит как? Полностью счастливый и довольный жизнью человек? "Остановись, мгновенье, ты прекрасно"? Давно хотел взглянуть на такую диковинку, думал - и не доведется... А вот поди ж ты!
Отец Андрей встал со стула и обошел вокруг сидящего депутата. Совсем, как турист или экскурсант, восторженно оглядывающий со всех сторон некую Главную Достопримечательность. Даже руки к груди прижал, демонстрируя полный и окончательный восторг.
- Ну, насладились, так я...
- Еще минуту, - не дал ему закончить хозяин дома. - Вам ведь сейчас слегка за пятьдесят? Ну, с вашим здоровьем еще лет двадцать активной жизни гарантировано. Потом пятнадцать-двадцать лет красивой, обеспеченной старости - и конец. Вы понимаете, конец! Вас больше не будет. Нигде! Люди вокруг будут и дальше своими делами заниматься, а вас - как и не было никогда. Так что, можно уже подводить какие-то итоги.
Ну, пара десятков предприятий в собственности, еще несколько крупных пакетов акций в банках и транспортно-логистических компаниях. Всего активов где-то на восемьсот миллионов долларов. Как бы и неплохо.
И что, именно вот этого всего вы хотели от жизни? Молодую красавицу жену, которая с вами потому, что это сопряжено с известным жизненным уровнем? И будь вы не красавец и умница, а худой и горбатый карлик с животиком, как у нашего друга-историка, она бы вас так же любила за свой более чем обеспеченный быт. Вы этого ждали от жизни? Или сына, с которым вы лишь слегка знакомы? - ну, не было у вас времени по-настоящему заниматься воспитанием ребенка!
Или, может быть, ваши полторы дюжины заводов ответят вам, на кой черт вы вообще появились на свет в этом мире, и чего от него ждали? А? Ответят? Вот вы родились, учились в школе, в военной академии... А сами все время где-то про себя думали - вот бы мне стать владельцем заводика-другого... Ну, думали? Признавайтесь! И теперь мечта, наконец, сбылась! Вот они, заводы, о которых грезилось долгими зимними вечерами! Ведь грезилось? Или не грезилось? Сбылась мечта детства? Ну, чего молчим?!
Почтенный депутат и правда молчал. Такое ощущение, что он отца Андрея и не слышал вовсе. Смотрел куда-то в угол, спокойно, отрешенно. И было видно, что он вообще не здесь, и что происходящее в комнате его ничуть не волнует. Нечто категорически другое занимало его внимание. А отец Андрей продолжал давить.
- И, кстати, какое отношение ваши заводы имеют лично к вам? А? Заводы эти до вас работали, и после вас работать будут. А не было бы вас вообще на свете, захватил бы их другой прихватизатор, - они бы все так же работали. При чем здесь ты, твоя жизнь, какое она вообще к ним отношение имеет?! А было бы их не два десятка, а две сотни - стал бы ты в десять раз счастливее? Нет, ты скажи: чтобы повладеть лет тридцать вот этими вот цехами, оборудованием, подъездными путями и всей прочей машинерией, ты и родился на свет?
Отец Андрей как-то незаметно перешел на "ты", но, похоже, ни он сам, ни его собеседники этого не заметили.
- Где же ты сам-то, в чем ты? Жизнь, считай, к концу идет, и чего ты достиг? Возможности в любой момент зайти в el Gusto и съесть там все, что в голову взбредет? Ну, признавайся, именно эта путеводная звезда вела тебя через жизнь, от года к году, от испытания к испытанию? Тебе именно этого нужно было от своей единственной жизни? Которая в обозримом будущем, между прочим, заканчивается! Тебе вообще чего-то когда-то от жизни хотелось, вот лично тебе? Или добрая порция Хамон Иберико, запитая бутылочкой Campo de la Guardia - это и есть та цель, к достижению которой ты шел все прожитые годы? И вот, достигнув ее, наконец-то счастлив?
Отец Андрей как-то вдруг прекратил свои метания по комнате и встал у окна. Пригладил рассыпавшиеся волосы, похлопал по карманам и, выругавшись, попросил закурить. Дрожащими пальцами прикурил от депутатской зажигалки, затянулся, закашлялся...
- Черт, лет тридцать уже не курил. Как после Афгана из кусочков собрали, так и бросил... Понимаешь, Серега, есть у многих сегодня такое мнение, что человек - это то, что он может. Какой мощи себе за жизнь накачал, тем он и является. Совсем ничего не может - ну, лох, бомж. Что-то может, стало быть мужик, деловой, олигарх, президент... Там ступенек сколько хочешь нагородить можно.
Так вот, неправильное это мнение.
Моща твоя - это средство. А вот для чего? Чего ты хочешь - вот главный-то вопрос по жизни. Для исполнения каких таких твоих желаний тебе эта моща нужна? Если знаешь ответ на этот вопрос - значит и знаешь, кто ты на самом деле есть. А, если нет, стало быть и нет тебя на свете. Нет, и не было. А так, тушка какая-то по белу свету мотыляется, чего-то там откусит, чего-то здесь. Человек, нутро его самое нутряное, это - то, чего он от жизни хочет. А если ничего не хочет, значит и нет его, человека.
- А если хочет, да не может?
- Бывает, - согласно кивнул отец Андрей, - самое обычное дело. Ну, несчастные люди себе сколько хошь отмазок на этот счет придумали. Жить-то ведь как-то надо. Самая главная из них - "не очень-то и хотелось". Или это, как его, "мысли позитивно", - явно передразнил он неизвестного собеседника. - Ищи во всем хорошую сторону. Ну, ищи-ищи. Почти все чего-нибудь, да находят. Ты как, Сергеич, тоже на "чего-нибудь" согласен?
По ходу дела в руке господина Дрона тоже как-то незаметно оказалась сигарета. Посидели, подымили. И даже господин Гольдберг вошел в компанию, крайне неумело, не взатяг посасывая добытую у олигарха кубинскую "Monterrey". Порядочная дрянь, между нами говоря, сигарета для внутреннего рынка, но господину Дрону почему-то нравилась. Говорить никому не хотелось. Что-то припомнив, разговор возобновил отец Андрей:
- В середине девяностых все стены дебильной рекламой заклеены были. Ну, там тур какой в Эмираты, квартира в элитном районе, коттеджный участок... Любили тогдашние рекламщики начинать свои опусы так: "Для имеющих средства..." А дальше уж втюхивать чего нужно. Для имеющих средства. Средства! Все в этом мире - для имеющих средства! А для имеющих цели?! Цель - это душа, вывернутая наружу, в мир!
Мля, Сергеич, в кои-то веки у тебя выпало сделать то, что на душе лежит. Ведь лежит же что-то, черт бы тебя побрал! И ты еще, сук-кин кот, кобенишься?!
- Ладно-ладно, Андрюха. Ишь, развоевался! - Депутат, наконец, очнулся, маска отрешенности сменилась выражением какой-то веселой злобности. Этаким приветливым многообещающим оскалом. - Пойду я, пойду. Чего бы и не сходить? Дикая природа, приветливые аборигенки. Я как раз отпуск себе планировал. Вот и отдохну на свежем воздухе.
- А вы как, господин Гольдберг?
- А что я? Чуть что, сразу Гольдберг! Знаете же, что за компанию и жид задавился. Так вот, я - тот самый жид и есть.
***
Аржантей, Иль-де-Франс
24 сентября 1198 г.
Винченце Катарине был взбешен! Нет, он был в ярости!!! Дело, казавшееся столь простым, обернулось потерей тысячи серебряных денариев! Полторы сотни отборных головорезов не смогли управиться с парой десятков охранников! Ну, где это видано?!
Нет уж, вторую-то тысячу они у меня ни за что не получат! Нет результата - нет расчета. Покажите мне купца, который рассудил бы иначе! Забрать бы еще аванс, но, увы - что попало в цепкие лапы Роже-Сицилийца, то не вытащит даже Господь наш на Страшном Суде. Хотя, попробовать все равно стоит.
Купец повернулся к стоящему под дубом, возле привязанных лошадей, собеседнику, и голосом, закаленным рынками Европы и Египта, Сирии и Палестины, Аравии и далекой Индии, возопил:
- Мессер, и как все это понимать? - Вы получили тысячу серебряных денариев за то, чтобы уничтожить вдесятеро уступающую вам охрану, пинками разогнать кучку монахов и принести сюда всего лишь одну голову! И где она?! Ее нет!!! - Винченце упер руки в бока, как он привык делать, торгуясь о ценах на шелка, перец или молоденьких невольниц.
- Прошу вернуть деньги, и я отправляюсь искать другого исполнителя на столь несложную и столь щедро оплачиваемую работу. - Глядя на совершенно спокойное лицо собеседника, Винченце начал успокаиваться и сам. - И на этом мы с вами расстаемся, мессер, коли уж отряд грозного Роже-Сицилийца не желает больше зарабатывать честное серебро!
- А отряда больше нет, - очень спокойно проговорил Роже. При этом его правая рука, как толстая змея, которую Винченце когда-то увидел на рынке в Мумбаи, метнулась к его горлу. Дышать сразу стало нечем, пульс тяжелым молотом забился в ушах.
- Эти монахи, купец, подняли мой отряд на копья, а потом изрубили в капусту. Даже не вспотев при этом. - Голос Роже ни на йоту не изменился. - Если эти копченые дьяволы - монахи, то я - царь Соломон во всей славе его. Хотел бы я знать, какому Богу служат эти святые отцы?
"Монахи ... копченые дьяволы" - билось в засыпающем от недостатка кислорода мозгу Винченце, - "монахи ... копченые дьяволы...", - "да это же...", - "откуда здесь..."
Свирепая хватка на горле вдруг разжалась и отброшенный прочь купец стек вниз по шершавой коре стоящего в двух шагах дуба.
- Даже сдохнуть по-человечески не может, - пробурчал Сицилиец. - Обязательно нужно свинарник вокруг себя устроить! - Затем он широко осклабился, - Да, купец, а штаны-то тебе придется стирать, если конечно запасных с собой не возишь...
Как ребенок, обрадовавшись собственной немудреной шутке, мессер Роже во все горло расхохотался, сгибаясь и хлопая себя по богатырским ляжкам. Однако, Винченце это нисколько не задевало. Ведь воздух, живительный воздух беспрепятственно тек в горевшие огнем легкие. А что еще нужно для счастья?
И лишь одна мысль острой иглой терзала мозг оживающего купца. Об этом должен непременно узнать мессер Сельвио. Как можно быстрей. Любой ценой. Ибо, чем бы ни пришлось пожертвовать во имя доставки этих сведений, их цена на Риальто окажется неизмеримо выше.
Винченце встал, с трудом распрямился, прокашлялся и прохрипел.
- Прости, Роже, я ведь не знал... Ну, кто бы мог подумать... Поверь, мне очень, очень жаль... Позволь мне вручить тебе оставшуюся тысячу денариев, чтобы хоть как-то смягчить постигшее тебя несчастье!
Купец отвязал от пояса объемистый кошель, взвесил его в руках. - И давай пожмем друг другу руки в знак того, что между нами не осталось никаких недоразумений.
- Ну, за тысячу серебряных денариев чего бы и не пожать! Только ты все-таки встань с подветренной стороны, - и Роже снова расхохотался, как будто не его люди всего час назад были почти поголовно истреблены таинственными монахами.
Наконец, рукопожатие скрепило примирение двух достойных тружеников лесных дорог, и Винченце, взяв в повод коня, отправился в сторону виднеющейся вдалеке, между деревьями, колокольни.
- И что за дрянь носит на пальце этот ломбардец! - пробурчал Роже, слизывая с оцарапанной перстнем Винченце ладони капельку крови. - Даже заусенцы убрать не мог!
Разбойник направился к стоящему у дерева коню, когда дыхание вдруг перехватило. Грудная клетка почему-то перестала подчиняться приказам мозга и замерла без движения. Колени тем временем сами собой подкосились, и, повернувшись в падении вокруг своей оси, Роже успел увидеть стекленеющим взором заботливо склонившееся над ним лицо купца.
"Перстень..!" - запоздало понял Роже. И милосердная тьма приняла его грешную душу...
***
Остров Риальто, Palazzo Dukale
20 октября 1198 г.
Удивительно ранняя в этом году осень принесла в Лагуну холодную, промозглую сырость. Дожди и туманы, сливаясь с бледно-серой поверхностью воды, прятали от глаз даже ближайшие острова архипелага. Не было видно ни Дорсодуро, ни Спиналонги, ни Луприо, ни Оливоло... Казалось, все потонуло за тусклой, унылой завесой, и один лишь Риальто по неведомой прихоти судьбы еще держится на поверхности пустынных вод.
Впрочем, какое дело слепцу до картинки за окном. Оно даже и к лучшему, когда ничто не отвлекает от собственных мыслей. А подумать было о чем.
Появившийся в конце августа кардинал Соффредо поселился вместе с многочисленной свитой в странноприимном доме Святого Марка. И, похоже, вовсе не собирался в обратный путь.
Протокольный визит папского легата в Palazzo Dukale, сделанный в первых числах сентября, ничуть не прояснил целей его здесь пребывания. Не считать же таковыми в сотый раз прозвучавшие призывы к вызволению Гроба Господня и завуалированные угрозы отлучения для всех, кто торгует с сарацинами материалами военного назначения?
Наблюдение, приставленное к папскому легату сразу с момента его прибытия, тоже ничего интересного не принесло. Мессер Соффредо не совершал ничего предосудительного, встречался с влиятельными венецианцами - купцами, чиновниками, прелатами - вел отвлеченные, нередко богословские, беседы. При этом не высказывал конкретных пожеланий или просьб, не задавал особо подозрительных вопросов.
Было понятно, что Соффредо приехал, что называется, держать руку на пульсе - высматривать, выслушивать, вынюхивать. Чем, кстати, ничуть не скрываясь, и занимались его люди - шастали по рынкам, тавернам, портовым складам и мастерским. Однако что-то конкретное ни кардиналу, ни его ищейкам предъявить было невозможно.
Малый Совет с того, памятного, заседания собирался еще два раза. Из-за присутствия в городе папского легата оба заседания сопровождались особыми мерами предосторожности. Вдобавок к усиленной страже, всю площадь Святого Марка заполоняли люди мессера Сельвио. Однако, ни попыток проникновения, ни покушений на подкуп стражи зафиксировано не было. Что говорило либо о том, что люди кардинала обладают необычайным, выходящим за пределы всякого разумения, искусством шпионажа, либо же о том, что их действительно не было. Сам дож склонялся ко второму.
На предстоящем завтра заседании похоже, удастся, наконец, свести воедино все линии сопротивления политике Папы. План получался головокружительный, многоходовый, ведущий нередко по лезвию ножа. Но и обещал в случае успеха необычайные, просто невиданные доселе выгоды.
И именно мессеру Энрико Дандоло, сорок первому дожу Республики Святого Марка, предстоит воплощать этот план в жизнь.
- Nihil te interpello?[3] - Темно-серая тень просочилась сквозь полуоткрытую дверь.
- Господи, - устало подумалось вдруг старому дожу. - А может и правы были те два бенедиктинца, когда возвещали на площади перед собором о скором конце света? Если уж честный Сельвио начал, по примеру Дзиани, щеголять латинской ученостью, стало быть, действительно можно ожидать чего угодно.
- Садитесь, мессер, вина с дороги? Красная Вальполичелла последнего урожая просто чудо как хороша!
- Благодарю вас, мессер, лучше Речотто и, если можно - подогреть с пряностями. Я промок и отсырел до самой селезенки. - Мессер Сельвио подсел к открытому огню и протянул руки. От его темно-серого, набухшего влагой плаща во все стороны потянуло запахом дождя, моря и прелой шерсти.
Ударив серебряным молоточком по миниатюрному гонгу, Энрико Дандоло отдал вошедшему служителю необходимые распоряжения. Когда спина последнего скрылась в дверях, дож обернулся к мессеру Сельвио и заговорил.
- Слава Святому Марку, все точки над i завтра будут, наконец расставлены. И подтверждены личной клятвой каждого из советников перед мощами нашего святого покровителя. - Старик скупо улыбнулся. - Тогда у нас будут полностью развязаны руки. Однако, кое-какие прикидки мы с вами начали делать уже в августе. Итак, что удалось узнать?
Мессер Сельвио, не отнимая рук от тепла открытого очага, негромко заговорил. - Лично я посетил с визитом пять замков, два аббатства и два епископства. Территориально это италийские герцогства, австрийское и швабское. Преданные нам люди нанесли примерно в десять раз больше визитов по всей Европе. - Сельвио пошевелил руками у огня. - Суммируя услышанные нами мнения владетельных господ и князей Церкви и отметая при этом явные фантазии, пьяное бахвальство и откровенное невежество, картина получается примерно следующая.
Основную массу рыцарей следует ожидать из Англии и Франции. Если, конечно же, Иннокентий сумеет разрешить возникшее между Ричардом и Филиппом маленькое недопонимание по поводу Вексена и остальных континентальных владений Плантагенетов.
- А он сделает это, не особо и напрягаясь, - тут же добавил дож.
- Я тоже так полагаю, мессер. - Сельвио принял из рук вошедшего слуги большой позолоченный кубок, почти доверху наполненный темно-красным, плотным даже на взгляд, вином. - О, мессер, вы возвращаете меня к жизни!
От кубка разносился упоительный аромат старого, крепкого вина, гвоздики и перца. - Полагаю, примерно такие ощущения должны испытывать праведники в раю.
- Наслаждайтесь, Сельвио, пока можно, - старый дож слегка усмехнулся в густую бороду, - ибо уж мы-то с вами в рай точно не попадем.
- Как знать, мессер, как знать, - улыбка мессера Сельвио почти точно копировала ту, что только что промелькнула на лице Дандоло. - Лично я регулярно бываю на исповеди и причащаюсь Святых Даров.
- Ну, хорошо, - примирительно поднял руки мессер Дандоло, - не будем спорить. Пройдет не так уж много времени, и мы все узнаем точно. А теперь продолжим о том, что же вам удалось узнать.
- Как прикажете, мессер, - Сельвио согнул голову в поклоне и продолжил. - Князья Священной Римской империи, как мы и предполагали, не дадут почти ничего. Все, кто мог уйти, ушли с Генрихом два года назад. Немногие оставшиеся по самую макушку втянуты в разгорающуюся борьбу Филиппа Швабского и Оттона Брауншвейгского. У них это, похоже, надолго.
Дож качнул головой, как бы подтверждая сказанное.
- О войсках из Византии говорить вообще не приходится, - продолжал между тем мессер Сельвио. - Армия до предела разложена чередованием постоянно меняющихся коронованных задниц на троне, чудовищным воровством и задержками жалования. Впрочем, и такой-то ее уже откровенно не хватает на северо-восточных границах, беспрерывно атакуемых все новыми и новыми ордами варваров.
И это тоже ничуть не расходилось с уже имеющейся у дожа информацией.
- С Пиренейского полуострова, - мессер Сельвио сделал крупный глоток из кубка, - ожидать по понятным причинам просто некого. После сокрушительного поражения три года назад при Аларкосе, где спящее кастильское войско было фактически вырезано сарацинами, там теперь каждый рыцарь на счету. Арагон, Каталония не в лучшем положении. - Рассказчик слегка улыбнулся. - У пиренейских кабальеро Крестовый поход начинается сразу же за воротами собственных замков. Ехать для этого в Палестину совершенно не обязательно.
Энрико Дандоло рассеянно кивнул, как бы отвечая на его улыбку, хотя он, конечно же, не мог ее видеть.
- Италийские владетельные господа давно уже поняли, что торговать значительно выгоднее, чем воевать. - Сельвио сделал еще один глоток. - Поэтому скорее сцепятся друг с другом, как Пиза с Генуей, чем с сарацинами. Какая-то мелочь отсюда, конечно соберется, но явно не она будет делать погоду в крестоносном войске.
Старый дож слегка поморщился от пренебрежительного тона своего собеседника, но промолчал, продолжая внимательно слушать.
- Кто у нас еще остался? Белла Венгерский? Этот - да! - Мессер Сельвио поднялся со стула, разминая колени, прошелся к окну и обратно. Широкий капюшон по-прежнему скрывал его лицо. - Этот примет крест и придет с войском. И будет рыть землю, чтобы только его гуннов приняли, наконец, в круг христианских народов. Поучаствовать для этого в освобождении Гроба Господня - как раз то, что нужно.
Сельвио снова сел и взял кубок в руки. - В общем, и все, мессер. Какое-то количество воинов дадут еще сицилийцы, фламандцы, датчане, но основную ударную силу крестоносного войска составят все же рыцари из Англии, Франции и Венгрии.
Дож помолчал несколько мгновений, затем поднял на собеседника невидящие глаза. - Какое количество воинов нам следует ожидать? - Его визави, несомненно ожидавший этого вопроса, тем не менее глубоко задумался.
- Вы задаете, мессер, очень трудный вопрос. Слишком много случайностей и неожиданных событий могут на это повлиять. Однако же, если попытаться нащупать некоторую среднюю точку, - Сельвио последним глотком допил вино и поставил кубок на поднос, - от которой в действительности могут быть весьма значительные отклонения как в ту, так и в другую сторону, то это 30-35 тысяч воинов.
- Для того, чтобы занять Египет, - нахмурился мессер Дандоло, - и оттуда идти на Иерусалим, более чем достаточно. Что говорят о вожде похода?
- Ричард, и только Ричард! - Мессер Сельвио весело улыбнулся. - Это единственный вопрос, где мнения не расходятся. Филипп-Август отлучен папой за развод с Ингеборгой Датской. Да не очень-то он и рвется в Святую Землю. Белла Венгерский, даже если он приведет самое крупное войско - а, судя по всему, так оно и будет - тоже не может рассчитывать на место во главе. У него нет имени, европейское рыцарство его не знает.
- Все, - слегка поклонился мессер Сельвио, - коронованные особы на этом заканчиваются.
- Ну, а если э-э-э, - слегка замялся старый дож, что так не вязалось с его обычной манерой вести разговор...
- Да, разумеется, - пришел на выручку его более молодой собеседник. - Мы задавали вопрос, кто возглавит поход, если с Ричардом, не приведи Господь, что-то случится. Его младший брат, принц Иоанн, отпадает сразу. Он непременно найдет уважительную причину, чтобы вообще не принять креста. - Мессер Сельвио на секунду задумался. - Пожалуй, Иоанн и Филипп-Август - единственные коронованные особы, у которых под коронами имеется хоть что-то, напоминающее мозги. Именно поэтому они по возможности стараются сидеть дома и улаживать дела в государстве.
- Значит Белла?
- Нет, мессер. После того, как он отнял у нас Задар, Белла Венгерский не рискнет привести свое войско на палубы наших кораблей. Тем более, после того, как города Истрии и Далмации приняли его покровительство, кораблей у него достаточно и своих. - Дож снова согласно кивнул.
- А это значит, - продолжал мессер Сельвио, - что венгры переправятся сами и присоединятся к объединенному войску уже в Египте. Но сбор объединенного войска и переправа через море, - на это потребуется не менее года. И все это время крестоносное воинство не сможет обходиться без вождя. Следовательно, его изберут ранее, и это будет не Белла.
- Тогда кто?
- О, мессер, - Сельвио развел руками, - здесь мы переходим из области более или менее правильного сбора сведений в область, скорее, догадок. Вероятнее всего, - мессер Сельвио сделал паузу, - это будет не англичанин. С острова можно ожидать большого количества мелких рыцарей, но владетельные господа в большинстве своем останутся дома - улаживать те недоразумения, что сложились между сторонниками Ричарда и Иоанна за время отсутствия короля-рыцаря в Англии.
- Значит француз, - скорее утвердительно произнес Энрико Дандоло.
- Да, мессер, кто-то из французских графов.
- Не густо, - усмехнулся старый дож. - И кто же?
- Прошу меня простить, - слегка поклонился мессер Сельвио, - все это крайне недостоверно, но, по отзывам наших собеседников, наибольшей склонностью к разного рода авантюрам и, в то же время, немалым уважением у подданных Филиппа-Августа пользуется Тибо, граф Шампани. С некоторой долей уверенности можно предположить, что именно он и возглавит крестовое паломничество.
- Тибо III Шампанский, - задумчиво проговорил старый дож. - Хорошо, вернемся пока к Ричарду. Может ли случиться с ним какое-то несчастье, как например, та же лихорадка, что так не вовремя отправила к праотцам Генриха Гогенштауфена?
- Боюсь, что это крайне маловероятно.
Старый дож удивленно поднял кустистые брови, воткнувшись невидящим взором в переносицу собеседника. - Вы настолько не верите в промысел Божий?
- Дело в том, мессер... - окончательно согревшийся Сельвио отошел от очага и переместился в более привычный ему угол у дверей, где пламя светильников становилось зыбким, а тени густели. Дело в том, - повторил он, - что Господь наш, похоже, забросил все остальные дела и занялся исключительно предотвращением несчастий, могущих случиться с Ричардом Английским.
- Вот как? Поясните, мессер, - с закипающим недовольством в голосе потребовал дож.
- Как прикажете, мессер, - склонился его собеседник. - С некоторых пор военная ставка короля-рыцаря напоминает скорее бенедиктинский монастырь. Известный вам Пьетро да Капуа, перед тем как проследовать в Дижон, где он занят сейчас сбором ассамблеи французского духовенства, останавливался у Ричарда.
- И что же? - нетерпеливо потребовал дож.
- Там он на коленях умолил Ричарда принять у себя некоторое количество монахов, лично отобранных для этого Иннокентием.
- Вот оно что, - недовольно пробурчал мессер Дандоло. - Стало быть, теперь королевские повара, виночерпии, лекари отдыхают, а трудятся за них служители Господа?
- Именно так, мессер. Однако этим они и не подумали ограничиться.
- Вот как, - удивился дож, - и чем же еще монахи могут помочь Господу нашему в деле охраны Ричарда? Святыми молитвами?
- Я вполне допускаю, - склонил голову мессер Сельвио, - что монахи усердно молятся за здравие короля-рыцаря. Но, увы, кроме этого они очень быстро заткнули все дыры, которые имелись в системе охраны воинственного монарха. Телохранители Ричарда - безусловно, храбрые воины, но их опыт был бы более полезен при штурме крепостных стен, нежели в тонком искусстве охраны коронованных особ.
Сегодня их пробелы в этом искусстве, - продолжал тем временем Сельвио, - сполна компенсированы прибывшими святыми отцами. И я могу с уверенностью утверждать, что ни яд, ни кинжал в обозримом будущем Ричарду Плантагенету не угрожают.
- Да что это, черт бы их побрал, за монахи такие?! - взорвался, наконец, мессер Дандоло.
- Иоанниты.
Давно, очень давно не слышал Святой Марк столь цветистых выражений, как те, что выплескивались сегодня в его адрес, в адрес все четырех евангелистов, двенадцати апостолов, Господа нашего и его непорочной матери девы Марии! Наконец, буря утихла.
- Стало быть, Иннокентий сумел договориться с Донжоном[4] о передаче Ричарду на какое-то время части его личной гвардии? Да, это очень осложняет дело, - успокоившийся дож в задумчивости потер некстати занывшие виски. - И что же, теперь Господь хранит английского короля от всех неприятных неожиданностей?
- Я этого не говорил, мессер. - Сельвио чуть заметно улыбнулся. - У меня есть несколько мыслей относительно путей божьего промысла, но они требуют дополнительной проработки. Позвольте сейчас не останавливаться на них подробно.
- Хорошо, - дож еще раз потер виски. - Погода, похоже, все же меняется. А что там с графом Тибо?
- О, мессер, здесь я не предвижу абсолютно никаких затруднений! - Сельвио сокрушенно вздохнул. - Сколько достойнейших молодых и полных сил людей во цвете лет покидают наш мир...
|