Сколько в мире осмысленных разумом бессмертной души пар глаз - сколько и взглядов на него и на нашу на земле жизнь. Воспринимая окружающий мир посредством далеко не совершенных сотканных из тлена тел, мы, анализируя на себе его воздействие, стараемся приспособиться к окружающему нас миру таким образом, чтобы он меньше всего нам досаждал и, в то же время, мы получали от него, как можно больше приятных ощущений.
По-разному мы относимся к своей жизни на земле.... Одним из нас она очень скоро наскучивает и становится в тягость, а другие готовы прожить на земле даже несколько десятков жизней, лишь бы они все это время ощущали сами себя полными сил и здоровья молодыми людьми. Но всех нас по отношению к собственной земной жизни объединяет стремление каждого из индивидуумов по возможности скорее наладить свою личную жизнь таким образом, чтобы мы меньше всего досаждали друг другу. И самым главным в этом основополагающем принципе является требование этого самого каждого индивидуума: предотвратить любое поползновение неуемного желания подавляющего большинства людей хотя бы немного поживиться за счет своего ближнего, урвать лично для себя кусочек, да желательно жирнее, от чужого достатка. Каждому из нас, за редким исключением, очень хочется поставить самого себя хотя бы немного выше окружающих людей, чтобы иметь полное право заставлять других исполнять все наши прихоти. А раз так, то в искренности налаживания подобных отношений между людьми трудно упрекнуть хотя бы одного живущего на земле человека. В подобном лихоимстве можно и следует обвинять только самых зловредных и неисправимых проходимцев, которых, к нашему счастью, в нормальном человеческом обществе не так уж и много.
Человек смертен, но сама человеческая жизнь на земле бессмертна, пока окружающая нас среда обитания будет способствовать производству здорового, как в физическом, так и в нравственном отношении, потомства. И каждое новое поколение людей, критически осмысливая уже прожитые жизни отцами, дедами и прадедами, пытается по-своему решить эту извечную неразрешимую проблему человечества. Молодым и сильным еще не задумывающимся о своем скором уходе из жизни все эти проблемы кажутся ясными и простыми, не стоящими даже выеденного яйца. И они, не долго думая, начитают тут же все вокруг себя ломать и перестраивать под свои вкусы и желания, втихомолку посмеиваясь над своими пытающимися их хотя бы немного вразумить состарившимися отцами.
- Если бы молодость умела, а немощная старость все еще могла влиять на окружающую их извечно неугомонную и направленную всеми своими помыслами только вперед земную человеческую жизнь, - с тоскою приговаривают уже даже и не знающие, как им достучаться со своими мыслями до детей, разочаровавшиеся в жизни пожилые люди.
Но человеческую земную жизнь еще никому в нашем мире не удавалось выверить по строгим математическим формулам. И затеявшие очередную перестройку полностью разочаровавшиеся в своих ожиданиях молодые люди, со временем начинают с горечью понимать, как были правы убеждающие их родители, что прежде, чем начинать все вокруг себя ломать и крушить, следовало прислушаться к их рекомендациям. Признавать с горечью, потому что они сами уже были не в силах хоть что-нибудь изменить в своих неудавшихся жизнях, а у их сыновей уже были готовые рецепты по ее улучшению, к которым они, как в свое время и их отцы, относятся не всегда с пониманием.
Одна человеческая жизнь - это всего лишь мельчайшая песчинка в бесконечности человеческой жизни на земле. Но сколько таких отчаянно вопящих в необозримое космическое пространство ничем неизгладимой болью от страданий живущих на земле людей-песчинок уже находится в человеческое небытие, затуманивая собою глубокое море человеческой надежды на лучшее будущее!? Глубокое необозримое море человеческой надежды к этому времени уже до того затуманилось от бесчисленного множества подобных песчинок, что уже не оставляет ни для нас и ни для наших потомков ни одного просвета с надеждою вырваться, в конце концов, из образованного нами самими заколдованного круга, чтобы зажить настоящей человеческой жизней.
Но почему у нас чаще всего получается совсем не так, как мы задумывали, получается совсем не то, что мы намеревались в конце своих внешне кажущихся такими разумными преобразованиями в жизни получить!? И почему мы своими, казалось бы, такими умными и своевременными действиями и поступками, только еще больше усугубляем свою жизнь!? Отчего земная жизнь так беспощадна к нам, ее возлюбленным сыновьям и дочерям!? И почему земная жизнь с коротким ехидным смешком не устает разрушать на корню все наши в ходе нее надежды, заранее обрекая все наши задумки и начинания на провал!?
Немало громких слов и сетований на противодействие их благородным устремлениям злых и враждебных человеческой природе сил, ссылок на недопонимание определенной части того или иного народа, на саботаж нежелающих их нововведений консерваторов слышали обманутые поколения от своих идейных и духовных вождей в свое оправдание. Они беззастенчиво ссылались и продолжают ссылаться на что угодно, лишь бы снять с самих себя ответственность за то, что тот или иной народ попадал в результате их несуразных перестроек во все более беспросветный тупик, чем привели молодых людей за всю свою неразумную жизнь отцы. И очень редко, если не сказать, что почти никогда, раздаются голоса запоздалого раскаяния и чистосердечного признания, что люди сами виноваты в устроенной ими по собственному почину трагедии. В подобных случаях уже вряд ли стоит сваливать вину на, как обычно, только способствующих, но не определяющих методы перестроек жизни, конкретные личности вождей. Люди сами, по своему собственному желанию, приходят к такой позорной для мыслящего разумного человека жизни. Один человек, пусть он будет даже семи пядей во лбу, не в силах повернуть общественную жизнь того или иного народа в сторону. Ему в этом поганом деле, как обычно, способствует множество людей, даже и те, кто по привычке или совсем по другим причинам все это время молчал и предпочитал не вмешиваться. Все живущие в данное время люди в равной степени с вождями виноваты в неудавшейся перестройке. А без признания своих собственных ошибок и, тем более, без покаяния, что наши мысли и дела оказались опасными для существования самой жизни на земле, мы не сможем понять и, тем более, извлечь для себя на дальнейшее никаких более-менее помогающих нам в налаживании жизни уроков. Мы не только не поймем сами, а что же это такое при преобразовании своей жизни мы, в конце концов, получили, но и не сможем даже выработать более-менее внятных рекомендаций для последующего поколения. Только, наверное, и поэтому наши дети со временем тоже будут вынуждены, начисто отвергнув опыт жизни своих отцов, без оглядки устремляться через свойственные молодым людям ошибки и просчеты к еще более болезненному разочарованию в своей жизни.
Сколько живет на земле людей - столько и существует мнений по перестройке и улучшению на земле человеческой жизни. И как же это трудно, если не сказать, просто невозможно, переубедить их всех, доказать всем живущим на земле людям, что они чаще всего в своих взглядах на окружающую их жизнь ошибаются. Что, если все их как бы правильные мысли по обустройству отношений между живущими на земле людьми претворить в жизнь, то сама их собственная земная жизнь при этом нисколько не улучшится, а только станет еще хуже и бессмысленней. Но, если люди сами не могут увидеть возможного вреда от своих кажущихся всем им таких бесспорно понятных соображений по обустройству земной жизни, то весь их возможный в будущем вред хорошо осознается и видится другими более осведомленными в подобных вопросах людьми. И они, отвечая за спокойствие и благосостояние своего народа, делают все от них зависящее, чтобы не приносящие людям ничего хорошего мысли не внедрялись в повседневную жизнь.
Счастлив тот народ, который имеет у кормила власти умных, совестливых и дальновидных людей, которые своими разумными, а главное своевременными, советами и распоряжениями ограждают его от множества излишних по этому поводу бед и напрасных страданий. В реальной жизни подобных людей на вершине власти всегда находится намного больше, чем достаточно. Однако, пусть и изредка, но по воле все той же безжалостной к проживающим на земле людям судьбы к кормилу власти того или иного народа встают и такие люди, которых, как говорится, подпускать к подобному ответственному делу даже на пушечный выстрел не рекомендуется. Не рекомендуется, но попробуй ты их остановить в то время, когда они позволяют самим себе пользоваться для сохранения своих властных полномочий такими давно опробованными способами и методами, о которых порядочным людям не только говорить, но и даже думать о возможности использовании их, не хочется. Но эта заносимая над собственным народом нечистоплотными людьми палка, как говориться, о двух концах. Одним концом она нестерпимо больно бьет по всему, что мешает проходимцам, как можно скорее, пробраться на вершину власти, а другим своим концом она заставляет интуитивно отшатываться всему, что только и есть в стране порядочного и более-менее думающего о собственном достоинстве, от подобных людей. И очень скоро все эти нечестивцы глохнут и умолкают еще на самом подходе к правящей верхушке того или иного народа. Но в любом непреложном на земле правиле имеются и свои исключения, которые не только позволяют подобным нечестивцам более-менее благополучно преодолеть этот обычно роковой для них барьер, но и на недолгое время закрепиться в самом начале круто взметнувшейся вверх к вершинам власти лесенке. И этого, пусть даже и незначительно короткого времени, обычно бывает достаточно, чтобы подобные непревзойденные проходимцы и интриганы смогли немного адаптироваться в непривычной для себя обстановке и начать бороться за упрочение своей власти. Преодолевая с легкостью сопротивление не умеющих по настоящему защищаться от их наветов честных достойных людей, они не долго позволяют попавшемуся в беду народу тешиться в приятном заблуждении сохранения своей былой свободы, а сразу же начинают брать, как говориться, быка за рога. Им уже, за редким исключением, нет больше нужды скрывать свои истинные цели и, тем более, прятать свою истинную сущность за имиджем присущей им личной скромности. Об их совестливом отношении к другим людям в это время говорить уже не приходится. Вынужденные прикидываться таковыми на самых низких должностях, они, добившись своей заветной цели, тут же начисто забывают о своем прежнем воззрении на окружающих людей. И в первую очередь начисто отметают от себя устойчивое мнение большинства своих коллег, что они из себя ничего такого ценного для своего народа не представляют. И уже больше не соглашаются с другим устоявшимся в окружающих их людей мнением, что они всего лишь жалкие посредственности, которые в своей жизни не только не срывают звезд с небес, но и являются по своей сути всего лишь умелыми исполнителями чужой воли. Добравшись до вершины власти над людьми, они мгновенно увеличивают свое собственное о себе самомнение не меньше, чем во сто крат. Им уже не только перестает нравиться, но и претит, когда их сравнивают с выдающимися в прошлом людьми, которых они, в чем они и сами нисколько не сомневаются, не стоят даже мизинца. Эти слизняки уже начинают требовать к себе отношения от других людей только в превосходной степени. Постоянно требуют от других утверждения, что они самые выдающиеся личности современности, что уже больше никто, как в прошлом, так и в настоящем, и ни даже в самом необозримом будущем, не сравниться с их якобы гениальностью. Наглядно убеждаясь в тут же полившихся со стороны ближайшего окружения потоках незаслуженной лести о своем мнимом величии, эти неповторимые в кавычках деятели начинают выдвигать на первый план уже давно кружившие им головы свои не первой свежести прожекты. И никому не дают права не только их оспаривать, но и даже сомневаться, что только им одним доподлинно известно, что будет для попавшегося под их власть народа во благо, а что ему вредит. Все время, дергаясь из одной крайности в другую: то, начисто отрицая все, что было для всех приемлемым еще только вчера, или, совсем наоборот, возведя это все в ранг святыни и примером для подражания в дальнейшей жизни - они еще долго будут заставлять подвластный им народ мучиться и страдать. Побуждать народ стойко переносить совсем для него не обязательные тяготы и лишения, пока люди, вконец обозлившись, не найдут для себя других достойных поводырей, которые и приведут их к размеренной и покойной человеческой жизни.
Любому из нас, исходя из простой житейской логики, ясно и понятно, как светлый в летнюю пору день, что любой задуманный переезд на новое место зачастую обходится по своим последствиям для нашего благосостояния почти что пожару. Почему же тогда мы так преступно доверчиво отдаемся в руки любого одержимого манией переделки и перестройки беспринципного и вовсе не подходящего для своей новой роли человека, а то, что еще намного хуже, в руки кучки самых отъявленных во всем мире проходимцев и мошенников!? Почему мы продолжаем упорствовать в своем заблуждении даже тогда, когда поняли и окончательно убедились, что эти их изначально неразумные и бестолковые преобразования нашей жизни ни только не осуществимы, но и несут нам одни только излишние заботы и беспокойства!?
По всей видимости, мы и дальше будем безропотно продолжать молчать, пока эти изуверы уже окончательно не доведут мою страну, а, следовательно, и нас самих, до ручки, оставаясь при этом непоколебимо уверенными, что именно они и являются нашими благодетелями и спасителями.
Вопросы и вопросы..... И каждый из нас дает при этом ясный отчет самому себе, что мы никогда не сможем дать на них такого ответа, чтобы этот наш ответ на них не был никем впоследствии оспорен. Мы не в состоянии ответить на них не только потому, что находящемуся у власти одному человеку или небольшой кучки людей трудно, если не сказать просто невозможно, оценить и соизмерить все последствия от их решений. А по большей части только оттого, что мы все еще очень мало знаем об окружающем нас мире. Как бы не были совершенны наши глаза и органы обаяния, какими совершенными не пользовались бы мы для увеличения наших возможностей приборами, мы никогда не сможем понять окружающий нас мир и, тем более, полностью оценить его воздействие на нашу земную жизнь. И так будет продолжаться до тех пор, пока мы не поймем и не дадим самим себе точный и окончательно правдивый ответ на извечный вопрос:
- Почему и отчего в некоторых местах нашего неповторимо прекрасного земного мира нам всегда приятно и хорошо проводить время, но стоит нам хотя бы немного отойти от них в сторону, как наши сотканные из тлена смертные тела сразу же переполняются неясной тревогой и беспокоящими нас ощущениями неосознанной тревоги!?
Только тогда, когда мы не только полностью изучим, но и будем знать обо всем, что происходит в нашем общем доме, в котором мы все это время живем, мы сможем правильно организовать свою земную жизнь. И перестанут нас поджидать неприятные неожиданности во время реализации своих, как и всегда, гениальных и величественных задумок.
Исходя из выше указанных соображений, я и намериваюсь в этой своей с одной стороны исключительно фантастической, а с другой самой истинно и достоверно правдивой, повести приоткрыть для вас еще одну особенно тщательно скрываемою от людей тайну окружающего мира. И заранее сомневаюсь в понимании и вере большинства своих читателей. Ибо многое в ней покажется вам, дорогие мои читатели, не только загадочным и нереально фантастическим, но будет в ней немало того, что вы все воспримете, как непреложную истину или самую неоспоримую правду из нашей такой непростой и до невероятности запутанной земной жизни. Найти и обнаружить все это я и предлагаю вам, своим многоуважаемым мною читателям. Я надеюсь, что вы, прочитав самую правдивую, с моей точки зрения, повесть об окружающем всех нас мире от начала и до конца, не воспримете ее только, как желание автора немного рассеять ваши заскучавшие в неприглядной серой повседневности души. Я льщу себя надеждою, что она непременно возбудит у всех вас желание хотя бы немного задуматься о нашей бесспорно реальной и непростой земной жизни.
Февраль 1988 года.
ФРАНТИШЕК ПАКУТА.
Глава первая ИЛЛЮЗОРНЫЙ МИР.
Как бы пристально человек ни вглядывался в окружающий мир, он, все равно, не способен увидеть в нем все до мельчайших подробностей, а, следовательно, и осознать для себя все его многообразие. И не только осознать, но и даже попытаться привести в хоть какую-то систему все его проявления в отношении воцарившейся по всей земле природы и в первую очередь по отношению к нам, людям. Это немало огорчающее нас обстоятельство возникает вовсе не потому, что мы привыкли осматривать окружающий нас всех мир очумелыми от груза повседневных забот глазами, а только оттого, что эти глаза у нас изначально не одинаковые. Глаза каждого конкретного человека отличаются от глаз других живущих радом с ним людей не только по остроте своего зрения, но по множеству других порой умеющих в этом отношении немаловажное значение параметров и отличительных особенностей. Самой главной и все определяющей в этом отношении является наша отличительная способность и умение не только мгновенно запечатлевать в себе все увиденное, но и сохранять все это увиденное нами в какой-нибудь определенной точке нашего мироздания до мельчайших подробностей в своей памяти. Только одними этими отличительными особенностями наших собственных глаз и можно с более-менее достоверностью объяснять, что в одном и том же месте мы способны увидеть совсем иное, что уже увидели в нем до нас, и что еще смогут увидеть в этом же самом месте после нас. Особенностями строения наших глаз объясняется в нашем мире многое, но не все. Анализируя этот немаловажный в жизни каждого человека вопрос, нам не следует забывать, что окружающий нас мир вовсе не представляет собою, какую-то навечно застывшую в мертвой неподвижности субстанцию с безжизненной структурой. Было бы просто нелепым не признавать быстротечную непостоянность окружающего нас мира, как и то, что он, находясь в постоянном непрерывном развитии, иногда способен изменять самого себя до неузнаваемости. И в этом смысле он для всех живущих на земле людей неповторим. Мы никогда не сможем посмотреть в него дважды. То есть, мы всегда сможем побывать в какой-нибудь определенной точке земного шара, сколько нам заблагорассудится, но окружающий нас мир уже будет, пусть и совсем немного, но отличаться от того, который мы в этой самой точке увидели в свое первое посещение.
К тому же окружающий нас во время жизни на земле мир не очень большой любитель так уж сразу открывать перед взирающими на него людьми все свои тайны. Окружающий нас мир, как и любое другое живое существо, тщательно скрывает в себе свое отношение к постоянно входящим и выходящим из него людям и в особенности все свои намерения по недопущению от нас для себя хоть какого-нибудь урона. Да, и мало ли чего еще ему хочется надежно укрыть от надоедливого, как и всегда, любопытствующего людского взгляда? Он всегда старается отвлечь наше внимание своими поражающими воображение видимыми формами от тщательно скрываемой тайны и не торопится открывать любопытствующему человеческому взгляду свое самое сокровенное. Однако даже и это окружающему нас миру удается не всегда и ни везде.... Иногда извечно сгорающий от излишнего любопытства человек все же умудряется заглянуть туда, куда ему ради собственного спокойствия заглядывать не стоило бы.
Так, к примеру, когда мы перед сном или по какой-нибудь другой надобности закрываем глаза, то тут же проваливаемся в сплошную ничем не пробиваемую темноту. И лишь немногие из нас способны окунаться своими ни на одно мгновение не умолкающими возбужденными сознаниями вместо ожидаемой сплошной темноты в какую-то рыхлую туманную дымку с еле просвечивающимися через нее неясными очертаниями суетившихся по ту сторону нашего внутреннего взора каких-то существ. Наблюдать и пытаться через густую туманную дымку определить, а что же это такое нам сейчас видится, слишком затруднительно. Немного поупражняешься в подобных догадках, немного пофантазируешь насчет этих чаще всего нас пугающих существах, а потом возьмешь и бросишь к чертям собачьим это совершенно безнадежное дело. Так бы еще долго никто не подозревал о наличии, как бы внутри нас, имеющего, по всей видимости, немаловажное значение для всех живущих на земле людей другой мира. Но на наше счастье или, совсем наоборот, несчастье, кое-кто из живущих на земле людей все же оказывается способным заглянуть в открывающийся в это время перед нашим внутренним взором иллюзорный мир.
Недоступный для осязания нашей земной телесной оболочкою иллюзорный мир активно влияет на наши бессмертные души и так тесно связан с земным в нашем понимании миром, что без него не только сам человек, но и даже все, что его во время земной жизни окружает, просто не могло бы существовать. В иллюзорном мире покоится душа живого. В нем тщательно анализируется и подвергается оценке не только каждое наше внутреннее побуждение, но и вся человеческая жизнь в целом, история развития всего человеческого общества. И именно в нем вырабатываются для нас действительно правильные рекомендации, как лучше всего обустраивать людям свою земную жизнь, а потом передаются в наше сознание через внутренние побуждения бессмертных душ. Но, как можно предположить, из не очень радостной нашей сегодняшней земной жизни делать это иллюзорному миру совсем не просто. То есть, ему не составляет особого труда переполнить наши внутренние побуждения соответствующими пожеланиями, но как же ему, бедному, умудриться убедить в их правдивости и необходимости под напором неустанно ноющих в неутоленных желаниях тленных тел человеческое сознание.
Иллюзорный мир строго учитывает очередность наших рождений на земле и делает все, чтобы вытравить все очищающим огнем из перенесшихся, после своей как бы смерти, в свое постоянное место жительство наших душ черствость и равнодушие - порождение неправедной земной жизни. Иллюзорный мир определяет предстоящую судьбу каждого конкретного человека и пристально следить за их неукоснительным соблюдением в течение всей нашей земной жизни. Он постоянно смотрит на нас и на все вокруг нас нашими глазами и, оценивая наши поступки и дела, внушает нам свое мнение о нас через наши же мысли.
Человеку всегда свойственно заблуждаться, но самое его Великое Заблуждение, что он в своем Великом Невежестве присваивает себе или ставит в заслугу каким-либо конкретным отдельным людям, оправдываясь своей или их выдуманным им самим гениальностью и талантом, результаты упорного труда населяющих иллюзорный мир разумных существ. В то время как его или их собственные заслуги во всем этом намного скромнее. Его или их еще при рождении приспособили к роли посредника при передаче в реальный земной мир той или иной информации от не безразличного к нашей жизни иллюзорного мира.
Реальный и параллельный ему иллюзорный мир всегда находятся в самом тесном взаимодействии между собою и составляют в совокупности одно неразрывное целое. Люди глубоко ошибаются, утверждая, что они хоронят умерших себе подобных, закапывая их в землю на специально отведенных для такого дела кладбищах. В действительности на кладбищах хоронится только наша очередная земная оболочка, без которой родившийся на земле человек не смог бы жить в земных условиях и которая служит для него наподобие скафандра для космонавта. А сам человек, или, если сказать точнее, то, что и определяет его человеческую сущность, по истечению определенного срока отправляется в иллюзорный мир. И там, пройдя через Высшее Судилище, он очищается от последствий неблагоприятного влияния земной жизни и снова, рождаясь на земле в новой сотканной из тлена оболочке, пытается прожить свою новую земную жизнь с учетом полученного им в прошлой жизни опыта. Но жизнь есть жизнь.... И она очень часто, совершенно не считаясь с нашими первоначальными благими намерениями, вносит в избранные нами непосредственно перед своим новым рождением на земле добровольно судьбы свои бесстрастные корректировки. И так порою подправит предназначенный человеку на земле путь, называемый нами судьбою, что бедный человек, разрываясь между своим предназначением и непрерывно сваливающимися на него неблагоприятными для его судьбы обстоятельствами, нередко за всю отпущенную ему судьбою жизнь так и не сможет подступиться к началу ее реализации.
Наш иллюзорный мир - это вовсе не сумбурное скопление душ умерших людей, а хорошо отлаженная система по приемке, обработке и подготовке бессмертных человеческих душ к их новым рождениям на земле.
Но прежде чем заговорить об иллюзорном мире, как говориться, надолго и всерьез, мы должны вначале разобраться в таком важном вопросе, а что же это такое - человеческая судьба? Если она имеет для каждого родившегося на земле человека роковое значение, то, как же тогда может земная жизнь влиять на нее? В человеческой судьбе есть много рокового, то есть неотвратимого, но есть в ней немало и случайного, то есть зависящего от самого человека и от складывающихся возле него неблагоприятных для исполнения им своей судьбы обстоятельств. Роковыми для каждого конкретного человека в его судьбе являются, прежде всего, даты его рождения и смерти. Однако все свою земную жизнь человек будет проживать вовсе не обязательно по прямой линии между этими роковыми для него точками. В зависимости от внешних обстоятельств и открывающимися перед нами возможностями мы можем отклоняться от этой прямой в ту или иную сторону. Но обязательно пересечем ее на определенном отрезке в очередной роковой точке, в которой мы должны будем встретить нужного нам при исполнении своей судьбы человека или приобрести для себя что-нибудь необходимое нам, по мнению нашего параллельного мира, вещественное, для лучшего претворения в жизнь возложенного на нас предназначения. Другое дело, как мы сможем распорядиться этим роковым для нас подарком судьбы. В противном случае, несмотря на то, что этот роковой подарок может оказаться для нас благом, он все же будет самым вопиющим браком в работе иллюзорного мира, намного затруднит его влияние на земной реальный мир.
Трудно, да и просто невозможно, понять и осмыслить то, о чем имеешь лишь смутное представление, тем более, когда его присутствие самого человека в основном ничем не беспокоит. Только одним этим можно понять и объяснить, что в своем подавляющем большинстве живущие на земле люди так ничего не только не знают, но и даже не подозревают, о своей неразрывной части, имеющей в их бесконечной череде умираний и рождений немаловажное, я бы сказал, определяющее значение. Наша кормилица земля умудряется не только намертво привязывать к себе человека, но и делает все от нее зависящее, чтобы его мысли не отрывались от земных забот, чтобы у плененного ею человека не было времени задумываться о своей бессмертной сущности. Только в этой не прекращающейся со дня появления первого человека на земле борьбе его земной телесной оболочкою с его же бессмертной сущностью и заключается тот извечный вопрос. На него-то и должно будет ответить человечество в поисках пути их примирения, если оно и дальше хочет продолжать так хорошо скрашивающее ему вечное существование свою земную жизнь. С воздействием на человека земных сил мы привыкли связывать грех и злое начало, а воздействие на человека его бессмертной сущности мы не только всегда связываем добро, но и обожествляем его.
Человек не знает о существовании иллюзорного мира, но он всегда ощущает на себе его влияние и уверенный, что на земле ему не найти ответа на смысл своего бытия, человек с надеждою устремляет свой взгляд в несуществующие небеса. Конечно, одна ошибка - это еще не трагедия и мыслящее существо всегда может выйти из своего заблуждения и дойти до понимания существование иллюзорного мира. Но, к своему несчастью, человек самое упрямое животное в своих заблуждениях. И это его врожденное с материнским молоком упрямство заставляет его не задумываться, а прав ли он в подобном своем утверждении? А изо всех сил изощряться в доказательстве правоты своего заблуждения, привлекая на помощь все свое блудное красноречие, надежно упрятывая под словесной шелухою свою нравственную опустошенность и скудные мысли. Но то, что человечество упрямо не замечает его существование, не заставляет наш иллюзорный мир растворяться в небытие. Он продолжает, как ни в чем не бывало, и дальше выполнять свою благородную и так необходимую для продолжения на земле жизни работу. А вот для самого человека его роковое заблуждение пока приносит только одни неприятности. Его упорное нежелание замечать этот реально существующий иллюзорный мир сузило, если не сказать опустошило, все его знание о своей среде обитания. И даже порожденное человеческим гением диалектическое понимание своей жизни не поможет ему понять и в полной мере осознать всех своих проблем, пока он не включит в это понятие свое сознание. Пока до него не дойдет, что только одно сознание и является все для него определяющим в жизни на земле, и что только от его наплевательского отношения к собственному сознанию и сваливаются на него все, особенно в последнее время, неисчислимые беды и несчастие.
В последнее время люди заговорили, что наши нынешние экологические проблемы начинают беспокоить и существующие у земного мира параллельные миры. И это очередное ведущее людей в никуда заблуждение человечество. Потому что нет, и не может быть у земного мира других параллельных миров, кроме его неразрывной части иллюзорного мира, представляющий собою наше истинное кладбище и наш истинный родильный дом, наш мозговой центр с сокровищницею многовековой человеческой мудрости. И вовсе не наши экологические проблемы его волнуют и беспокоят. Этот разум стоит намного выше земных забот и житейских неурядиц. Экологические проблемы воздействуют только на смертное человеческое тело, а бессмертная душа к ним просто равнодушна. Наш иллюзорный мир больше всего волнует, каким образом земная жизнь, воздействуя на человеческое сознание, подталкивает человека в омут бесчеловечной жизни. Вполне возможно, что это он и сам вызывает эти экологические бедствия в бессильной потуге оторвать человека от земли, заставить его забыть, что он смертен, и начать думать и беспокоиться о своей бессмертной сущности. Вот именно такая проблема и должна волновать наш иллюзорный мир. Именно эта до сих пор неразрешимая проблема, а не что-нибудь еще другое, заставляют иллюзорный мир посылать в свою неразрывную часть - земной реальный мир - армады летающих неопознанных объектов.
Как и в любом хорошо отлаженном хозяйстве в иллюзорном мире имеется в наличие и мудрое руководство, называемое нами Богом, есть и место для подготовки бессмертных душ к очередному рождению на земле, называемое нами Адом. В нем есть и место для отдыха особо отличившихся в своей прошлой земной жизни бессмертных душ (то есть полностью исполнившим свое земное предназначение), называемое нами Раем. А так же еще и множество других отделов и служб, осуществляющих не только тесную связь иллюзорного мира с реальным земным миром, но и контроль за каждым живущим на земле человеком.
Вот так или примерно так ответил мне на вопрос о параллельных мирах встретившейся мне на одном из самых непредсказуемых перекрестках судьбы равнодушно поглядывающий на кружившуюся вокруг людскую суету удивительный старичок.
- Не иллюзорный, а действительный мир, - упрямо поправил он меня. - Действительный мир - зеркальное отображение нашего реального земного мира, но только в его сторону смотрят самые прямые и самые искренние в мире зеркала.
Признаюсь, что я преднамеренно обозвал названный им действительный мир иллюзорным, чтобы не запутать себя, а главное вас, дорогие мои друзья, привыкших называть действительностью наш земной мир. Но, по всей видимости, придающий этому названию немалое значение старик сердится и упрямо поправляет мою оговорку. Поэтому я в дальнейшем, из-за опасения еще больше разозлить против себя занятного старика, буду называть иллюзорный мир действительным, а наш земной мир, если ему так угодно, реальным.
Иван Иванович вполне удовлетворился моей уступчивостью и согласился ответить на уже кипевшие во мне от разгоревшегося любопытства вопросы.
- Иван Иванович, я правильно понял ваше утверждение, что, когда вы прикрываете веками глаза, то тут же попадаете в действительный мир. Не означает ли это, что этот видимый вами мир вовсе не параллельный нашему земному реальному миру? Что этот мир просто незримое его продолжение и ощущается сознанием способных его видеть людей? - спросил я с тайной надеждою запутать старика в этих ставших в последнее время модных научных определениях и окончательно убедиться, что я стал жертвою невинной шутки скучающего человека.
Мали ли чего мы может про себя придумать в страстном нетерпении хотя бы на некоторое время ощутить свою исключительность и насладиться неприкрытой завистью слушающих нас людей.
- Параллельный он нашему реальному миру или не параллельный, - снисходительно буркнул с прежним неудовольствием старик, - я не только не знаю, но и не хочу об этом даже задумываться. К тому же я не утверждаю, что, когда я закрываю глаза, то сразу же попадаю в действительный мир. Пока еще живущие на земле люди просто не в состоянии совершать подобное путешествие. Прикрыв веками свои глаза, я вижу одни лишь смутные очертания действительного мира, а, что именно в нем делается за разделяющей нас пеленою, могу только догадываться. Я еще ни разу не совершал свои путешествия в действительность самостоятельно, или, как говориться, по своему собственному усмотрению. Для подобного своего путешествия мне требуется не только согласие, но и помощь со стороны самого действительного мира. Служащие действительного мира в отличие от наших земных чиновников не любят зазря бить баклуши, а поэтому даже не пытаются от нечего делать пускать пыль в глаза всем встречным и поперечным. А раз так, то для того, чтобы получить от них необходимую при перемещении в действительность помощь и поддержку, вначале их следует убедить, что данному человеку просто необходимо ознакомиться по тем или иным причинам с действительным миром более подробно. Все мои прежние посещения действительного мира были, к сожалению, только по инициативе самих проживающих в действительном мире разумных существ. Я сказал, к сожалению, потому что не сомневаюсь, что совершить подобное путешествие по силам и самим людям. Только вот мы, к своему несчастью, все еще не развили в себе этот дар, который, в чем я нисколько не сомневаюсь, присущ для каждого из нас, начиная со дня своего рождения на земле. Да, и как же нам было развивать в себе этот дар, если мы сами его старательно приглушаем, пугаясь встречи при подобных контактах с проживающими в нашем действительном мире разумными существами?
- Вы уж извините меня, Иван Иванович, за сомнения в правдивости ваших слов, - смущенно пробормотал я и поторопился задать старику следующий вопрос. - Но на чем вы, дедушка, основываете свою уверенность, что и сам человек тоже способен проникать или хотя бы время от времени контактировать с действительным миром?
- Только на одних собственных ощущениях при посещении действительного мира, - скороговоркою проговорил уже успевший подготовиться к подобному моему вопросу старик и с прежней задумчивой неторопливостью продолжил. - И их у меня уже было не так уж и мало, чтобы я перестал сомневаться в их действительности.... Но, несмотря на мои частые контакты с действительностью, я все еще не могу составить о действительном мире более-менее полного представления. Я был в нашей действительности в гостях, а перед гостем не принято плакать в жилетку и выставлять напоказ свои болячки. Я видел только приглаженный и приукрашенный фасад действительного мира. Встречающие меня служащие действительного мира интересовались только тем, что волновало их самих, а не меня.... Да, и разве можно было говорить о полном удовлетворении моего любопытство, если я переносился на встречу с действительностью полностью лишенный всяких посторонних мыслей в голове? Я во время контакта с действительным миром мог думать и беспокоиться только о том, что по большей части интересовало их, а не меня. И лишь время от времени в моей голове возникали другие, не интересующие их вопросы и желания, но они или тут же блокировались в моей голове, или встречающие меня служащие действительного мира оставляли все, что их не интересовало, безо всякого удовлетворения. Но это их явное нежелание делиться со мною не волнующими действительный мир проблемами не было для меня чем-то таким уж слишком унизительным. И их частое умалчивание на беспокоящие только меня вопросы было, как мне и сейчас думается, вполне оправданным. По крайней мере, я не могу обвинить их во время встреч хоть в каком-то насилии, или говорить, что их отношение было для меня слишком предвзятым. В любом случае служащих действительного мира можно, если не оправдать, то хотя бы понять. Им для привлечения к себе внимания, побуждения не желающего иметь с ними никого дела человека встретиться с ними, а потом и для удержания его в действительности во время контакта, требуется, по всей вероятности, немало сил и огромных затрат дефицитной энергии. Если они соглашаются на подобные расходы, то имеют полное право в первую очередь удовлетворять свое любопытство, а не мое. Однако справедливости ради следует заметить, что им вряд ли удавалось бы контактировать со мною, если бы я и сам не стремился с ними встретиться, если бы я сам не старался помочь им со мною встретиться не только своим желанием, но и напряжением всей своей воли. Сила воли и желание самого человека встретиться со служащими действительного мира - вот что должно быть для людей, по моему глубокому убеждению, самым главным и все определяющим при налаживании подобных контактов. Я и раньше очень часто ощущал в себе зов действительности, но, несмотря на мое огромное желание, так и не смог в нее пробиться до тех пор, пока мною не заинтересовались ее служащие. Все это и убеждает меня, что для контакта с живущими на земле людьми со стороны действительного мира требуется немало усилий, требуется немалого расхода энергии, но совсем не той, которая существует в наше время на земле, а особой, чем-то похожей на человеческую волю и желание людей. Однако если они все же пытаются наладить с нами контакты, но, наверное, не сомневаются, что выйти с ними на связь вполне способен и любой живущий на земле человек.
Я с удивлением вслушивался в его негромкие слова и не мог заставить себя поверить в правдивость его рассказа. Мне почему-то все время казалось, что история встреченного мною старика, пусть и увлекательная, но все же нереальная и никогда несбыточная для нас, людей, сказка. Дождавшись, пока он не умолкнет, я сразу же поторопился задать заинтересовавшему меня старику уже с нетерпением зудевшие на кончике моего языка уточняющие вопросы:
- Расскажите, пожалуйста, по возможности подробней, о своем самочувствии перед началом контакта с действительным миром?
- В русском языке, сынок, вряд ли найдутся слова, с помощью которых я мог бы рассказать тебе о своих ощущениях перед началом контакта, - со снисходительной улыбкой тихо проговорил старик. - Но в любом случае непосредственно перед началом контакта на меня наплывает заставляющая искать для своего тела надежную точку опоры сладко-томящая сонливость с легким головокружением. А потом, как только я успею удобно устроиться на кровати или на диване и расслабиться, то тут же начинаю проваливаться в какое-то удивительное нисколько меня не отягощающее забытье. Удивительное, потому что у меня при этом всегда появляется ясное, но не пугающее меня, ощущение удаления от собственного тела. Пусть все эти мои перипетии и показывались мне несколько до необычности странными, но я в это время не ощущал в себе никакой омрачающей меня раздвоенности и, тем более, хоть какого неудобства. Оставляя свое продолжающее лежать в неподвижности тленное тело, я ощущал себя наподобие снимающего с себя одежду человека, а потом, находясь вне своего тела, я не испытывал в себе хоть какой-нибудь неполноты или ущербности....
- Но если вы по какой-нибудь причине не захотите идти на контакт с действительным миром, то в вашей ли власти стряхнуть с себя навеянную действительным миром сладко-томящую сонливость? - поспешил я с уточнением, с трудом переваривая для себя только что рассказанное стариком.
- И вы еще в этом сомневаетесь! - по всей видимости, все еще подозревая меня в сомнениях истинности его россказней, с негодованием вскрикнул старик. - Пойми, сынок, что все, о чем я тебе сейчас рассказываю, вовсе не басни и не выдумки глупого старика. Я и сам поначалу почти то же самое думал о своих необычных приключениях. Если бы я сам не был уверен, что мое возвращение, после контакта с действительным миром, в собственное тело не плод моего старческого воображения, а происходит наяву, то я не стал бы об этом хвастаться незнакомому человеку....
- Расскажите мне обо всех своих ощущениях при возвращении в оставленное вами в реальном мире тело? - не желая упускать возможность узнать от старика еще чего-нибудь интересное из его путешествий в действительный мир, попросил я.
- Только благодаря своей прямо сжигающей меня изнутри жажды познания всего окружающего меня во время жизни на земле я и пошел на эти отпугивающие своей непредсказуемостью от себя других людей контакты с действительным миром. И эта же моя непомерное жажда познания заставляет меня не только тщательно анализировать все, что со мною происходит во время контакта с его служащими, но и самому проводить кое-какие, помогающие мне лучше понять то, что со мною в это время происходит, эксперименты. Со временем я научился не только замедлять скорость своего возвращения в реальность, но и, пусть на очень короткое время, как бы зависать между двумя мирами. Зависнув между мирами и утратив свое не только духовное, но и телесное зрение, я лишался возможности хоть что-нибудь возле себя видеть, но зато я хорошо слышал, что в это время происходило в обоих мирах. Подобное положение нисколько меня не беспокоило, меня даже не пугали возможные хорошо мною ощущаемые неожиданные прикосновения, как к моей бессмертной сущности в действительном мире, так и к своему продолжающему лежать в реальности тленному телу. Кстати о моем смертном теле, оно, как я об этом узнал немного позже, после отделения бессмертной сущности, не оставалось в реальности в виде холодного окоченевшего трупа. А продолжало на все время моего контакта блаженствовать в наполняющем его приятным теплом и непрерывно волнующемся воздухе, или в смеси незнакомой мне, но так благотворно влияющей на мое тело, летучей жидкости. За время контакта с действительным миром связь моей земной оболочки со своей бессмертной сущностью ни на одно мгновение не обрывалась. И соскучившееся па нему мое тело с такой радостью и трепетным волнением встречало возвращающуюся в него бессмертную сущность, что я, испытывая при этом истинное блаженство, старался по возможности дольше задержаться в таком приятном для моего тела и души положении. Вот видишь, сынок, сколько я уже успел наговорить тебе, а так и не смог достоверно описать, что я действительно ощущаю во время своих контактов с действительным миром, - с сожалением разведя руками, грустно проговорил старик и снова погрузился в свои, по всей видимости, далекие от окружающей его реальности думы.
А я, с интересом рассматривая задумчиво смотревшего вдаль ближайшей от нас дороги старика, представлял про себя, как и моя бессмертная сущность отделятся от смертного тела. И мне от всего этого почему-то становилось до жути неприятно.
- Наверное, не так уж и просто решиться оставить свое тело без должного надзора? - не удержался я, чтобы не высказать вслух все еще беспокоящие меня сомнения.
- Поначалу да.... Особенно тогда, когда я досконально разобрался, что со мною в это время происходит, и в мою голову тоже лезли подобные опасения, - сердито буркнул недовольно покачавший головою старик. - Но все эти опасения меня одолевали, после окончания контакта с разумными существами из действительного мира, да, и то всего лишь в течение нескольких мгновений. Кто из нас, живых людей, может думать о подобной незначительной мелочи при виде открывающегося перед ними несравненного по своему очарованию сказочно прекрасного мира! Окунаясь в приятно ласкающую глаза его неземную красоту, я напрочь забываю обо всем на свете и переполняюсь только одним неодолимо притягивающим меня в действительный мир желанием: как можно скорее снова окунуться в его головокружительную прелесть и очарование! Я всеми фибрами своей восторженной души тороплюсь усладить свое обоняние сладким ароматом пышного разноцветья его лужаек и садов! Хотя однажды мне довелось испытать, если не страх, то уж некоторое беспокойство. То ли это там, у самих служащих действительно мира, не все заладилось, то ли эта досадная случайность произошло по моей оплошности, но я, после выхода из своего тела почему-то застрял в нейтральной зоне и был там предоставлен самому себе довольно долго. Вот тогда-то у меня и появилось время задуматься, а что же собственно происходит со мною при перемещении из реального мира в действительность. Тем более что я, к своему немалому удивлению, во время этой своей задержки имел возможность не только все вокруг себя видеть, но и наблюдать, как происходило перемещение из одного мира в другой. То ли из-за моей невольной задержки, то ли совсем по иной причине, но оказалось, что я начал свое смещение в сторону действительности не один. Вместе со мною была смещена и моя комната со всеми находящимися в ней в это время вещами и предметами. Абсолютно все, что находилось вблизи моего оставленного душою смертного тела, сместилось вслед за мною под некоторым углом к своему первоначальному положению. Раздраженный непредвиденной задержкою я неторопливо расхаживал по комнате и не без любопытства поглядывал в ее реальное отображение на оставленное почему-то не сместившейся вместе со мною кровати свое тело.
- Было бы совсем неплохо воочию увидеть, как моя бессмертная сущность отделяется от смертного тела, - подумал я и, высказав свое пожелание вслух, хлопнул в ладоши.
От неожиданности, что мое пожелание в нейтральной зоне может быть не только кем-то услышанное, но, и удовлетворено, я еле удержался от испуганного вскрика. Чего-чего, а вот такого подарка от служащих действительного мира я не ожидал. С широко раскрытыми от изумления глазами я смотрел, как от моего продолжающего лежать в реальности на кровати смертного тела начало отделяться похожее на меня бестелесное существо. Поначалу выглянув из головы, оно все время, разворачиваясь от тела в правую сторону, нарочно неторопливо, позволяя мне не только увидеть, но и запомнить процесс оставления бессмерной сущностью тленного тела, потихонечку выходило из него все больше и больше, пока не оставило ступни ног. Выйдя из тела, оно еще немного над ним повисело, а потом с легкой непринужденностью, проскользнув через отразившуюся в действительности мою комнату, проникла в знакомую мне по предыдущим посещениям действительность.
- Так вот, оказывается, как оно все происходит на самом-то деле, - провожая завистливым взглядом ушедшее в действительность похожее на меня бестелесное существо, задумчиво буркнул я и подумал, а не провести ли мне подобный эксперимент с находящимися в моей комнате вещами.
Зародившаяся в голове мысль мне понравилась. Вдохновленный первым успехом я тут же пожелал, чтобы в действительный мир переместился мой трехстворчатый шкаф, стол, а потом и все четыре стула. И все они безропотно подчиняясь такому необычному моему требованию, один за другим смещались вначале в отраженную в углу смещения мою комнату, а потом без видимых для себя затруднений перемещались в действительность. Ну, а кровать, опасаясь хоть чем-то повредить оставшемуся в реальности своему телу, я беспокоить не стал.
- Но вот с этими вашими утверждениями, дедушка, я согласиться никак не могу! Шкаф и стулья сделаны из мертвого дерева, а у мертвого, как давно уже всем известно, не только души, но и какой-то там еще бессмертной сущности не бывает! - решительно запротестовал я, но уличенный в явном обмане старик даже и глазом не моргнул.
- Все может быть, сынок, - миролюбиво буркнул не пожелавший со мною спорить старик и продолжил свой рассказ. - Потом я пожелал получить из реальности заполненный на мое имя бланк телеграммы. Проследив за его перемещением, я, к еще большему своему недоумению, увидел, как заполненный бланк телеграммы по ходу своего смещения в действительность не остается прежним, а все время меняется. И к тому времени, когда он в своем смещении достиг меня, то упал в мои руки уже совсем неузнаваемым.
- Не могли бы вы уточнить, что именно в заполненном бланке телеграммы изменилось? - сразу же переспросил я старика, подозревая, что мог измениться при перемещении в действительность не только вид телеграммы, но и даже написанные на бланке слова.
- Изменились не размеры бланка телеграммы, а только его цвет и на месте постепенно исчезающих на листке напечатанных букв проявились совершенно мне незнакомые обозначения. То есть, как я об этом понял немного позже, текс посланной из реальности в действительность телеграммы еще в углу смещения переводился на понятный проживающим в действительном мире разумным существам язык.
- Но если произошли подобные изменение с простым бланком телеграммы, то, по всей видимости, и сами смещающиеся в действительность люди тоже должны хоть как-то внешне меняться? - совсем неуверенно буркнул я, когда закончивший отвечать на вопрос старик умолк.
- Люди, в отличие от вещей, предметов и строений, при проходе через угол смещение к действительности не меняются, а, совсем наоборот, приобретают свой истинный смысл и свое первоначальное значение. С них еще в углу смещения слетает весь внешний лоск и напускная важность. Очистившись от всей этой не имеющей в действительности никакого значения напускной шелухи, они предстают перед служителями действительного мира именно в том виде, какой они и засуживают всей своей внутренней сущностью. Не забывай, сынок, что в действительном мире не может быть даже намека на хоть какую-нибудь неопределенность и двусмысленность. В нем нет места для привычного на земле очковтирательства, в нем не позволяется, как это постоянно делается в нашей земной реальной жизни, выдавать медный пятак за серебряную монету всяким нерадивым пустозвонам. В действительном мире все ясно и понятно и все выглядит только в своей истинной ценности. Ибо только один действительный мир может похвастаться единством формы и содержания - и это с его стороны вовсе не бахвальство, а самый, что ни есть, непреложный основополагающий принцип. Смещаясь в направлении действительности в отличие от сделанных человеческими руками вещей, предметов и строений люди внешне не меняются. Они только освобождаются от результата пагубного воздействия неодолимых для живого существа желаний земной оболочки искривленности в собственном сознании. И, став в конце своего смещения почти такими, какими они в свое время приходили в земную реальность для своего очередного рождения, они снова обладают так неуловимой для нас в реальной жизни безукоризненной истиной.
Представив на мгновение, как все: на чем только и держались сейчас все мои убеждения в правильности своей земной жизни, и что только осмысливало до этого времени всю мою земную жизнь - в моей озарившейся светом истинной мудрости голове опрокидываются вверх тормашками. Как все мои истинно правильные, как мне все это время казалось, мысли наподобие песочных домиков разрушаются в пыль и прах, не оставляя после себя ни одной зацепки для оправдания оказавшейся в итоге такой до ужаса пустой и никчемной жизни, мне стало не по себе. И я, переполнившись против невозмутимо сидящего старика вполне оправданным негодованием, не без ехидства поинтересовался:
- А зачем тогда действительному миру понабился пугающий всех нас во время земной жизни ад, дедушка?
- Не стоит тебе судить о действительном мире по моим о нем скромным познаниям, тем более, так упрощенно, - нравоучительно заметил мне с той же раздражающей меня невозмутимостью старик. - Да, я и не утверждаю, что люди, смещаясь в сторону действительности, возвращаются к своему первоначальному состоянию, а сказал почти такими же, а это, сынок, не одно и тоже. Прожив на земле долгую жизнь, люди непременно меняются и чаще всего далеко не в лучшую сторону. И те, кого выпавшие на их долю земные испытание сломали и заставили заниматься неблаговидными делами, никогда не смогут сместиться к действительности по углу в правую от себя сторону. Они войдут в действительность только по углу смещения в левую от себя сторону.
- Если я поверю, дедушка, вашим словам, то можно предположить, что адские муки угрожают не только самим живущим на земле людям, но и сделанным их руками вещам, предметам и даже нашим домам, - не пытаясь скрыть откровенной насмешки, спросил я у примолкшего старика.
- И им, бедняжкам, - безо всякой обиды подтвердил мои слова старик. - Но им в отличие от нас, людей, в действительном мире очищение не найти. Стоят они в адской части действительного мира в угрюмой печали, пугая грешников своими уродливыми формами, и будут стоять до тех пор, пока не уничтожат или разрушат их зеркальные отражения в реальности. Однако самое поучительное для грешников уродство способно сохраняться в адской части действительного мира даже и после их разрушения или уничтожения в реальном мире....
- Но не думаете ли вы, что такое положение вещей может создавать немалые трудности, как для реального, так и для действительного мира? - решился оборвать я старика, не желая, увлекшись рассказом пожилого человека, начисто позабыть обо все время возникающих в моей голове сомнениях в правдивости его слов.
- Что ж, на то она и наша жизнь, чтобы время от времени ставить в затруднительное положение не только полностью от нее зависящих самих людей, но и наши миры, - с тяжелым вздохом проговорил неприятно поморщившийся старик и продолжил свой рассказ. - В любом случае, несмотря, что этих творений рук недалеких людей в реальности уже нет и в помине, в действительности эти места земли все еще считаются занятыми. И как бы люди не пытались хоть как-то использовать эти образовавшиеся пустыри, у них при этом ничего путного не получиться.
- А этот старик и на самом деле не такой уж и простой, как может показаться с первого взгляда, - недовольно буркнул я, догадываясь, что сам же угодил в подготовленную мною для старика ловушку.
Мне нечего было возразить в ответ на его мудрые справедливые слова. И я немало огорченный только смущенно с тяжелым вздохом пробормотал:
- Когда же, Иван Иванович, человечество станет счастливым обладателем истины не только в своей действительности, но и в своей неприкаянной реальности? Да, и вообще, доживем ли мы хоть когда-нибудь до подобного счастья?
- Только тогда, сынок, когда человечество перестанет потакать во всем своим непомерно завистливым и неуемным в своей кровожадности земным оболочкам, - коротко ответил на мой вопрос старик.
Я, конечно же, не мог удовлетвориться таким обидным не только для меня, но и для всех остальных живущих на земле людей ответом. Поэтому, желая наказать раздражающего меня старика, немного его подковырнул.
- Вы, дедушка, побуждаете нас стать отшельниками и заняться истязаниями противящейся нашей праведности человеческой плоти?
- О чем, о чем, сынок, а уж об этом не может быть даже и речи! - горячо запротестовал впервые задетый за живое старик. - Мы не можем и ни должны позволять себя подобное неподобающее обращение с собственными телами. Никогда не стоит забывать об простой извечной истине, что наше земное счастье тесно увязано и во многом зависит от самочувствия и состояния наших земных оболочек. Я уверяю тебя, сынок, что все наши земные беды и несчастия происходят только из нашего невнимания к самочувствию и состоянию своих смертных тел, от нашего их недопонимания. От нашей душевной слепоты и черствости им бедным, достается в этой жизни больше всего, Страдающее живое существо редко когда начинает задумываться и пытаться отыскать приносящую ему невыносимые боли причину. Оно чаще всего начинает обвинять в своих мучениях абсолютно все, что его в это время окружает, и всегда жестоко мстить нам за наше же пренебрежение им. Я, сынок, нисколько не сомневаюсь, что, если бы мы сумели понять свои смертные тела и наладить с ними в жизни тесное сотрудничество, то и они отвечали бы на ласку и заботу о них наших бессмертных сущностей любовью и пониманием.
- Но когда же только наладится наше тесное сотрудничество со своими телами? - не без горечи выдавил я из себя. - Дорастем ли мы, пусть даже и в самом необозримом будущем, до понимания наших бессмертных душ своих смертных тел? По плечу ли нам такое сложное и непомерно трудное дело?
- Эта заветная мечта всего человечества осуществится только тогда, когда мы все будем сосуществовать с окружающим миром в полной гармонии. Когда мы сможем победить в себе сотворенного нами самими кровожадного змея, заставляющего нас лгать и лицемерить не только перед посторонними людьми, но и даже перед своими собственными смертными телами. Только тогда, когда наши души будут уверены в собственных телах, а наши тела перестанут ожидать от вселившихся в них духов фальши и двусмысленности, на земле наступит долгожданная гармония.
- Но и это, сложившееся в наше время на земле дисгармония, тоже как-то влияет на действительный мир? - поинтересовался я у старика в надежде вернуть его мысли в другое измерение от так сильно притягивающих всех нас к себе земных забот.
- Если бы ты, сынок, только знал, как прекрасен действительный мир и до чего хорошо в нем живется притомившимся на земле духам, - задумчиво проговорил старик.
Я, наверное, только сейчас понял, почему меня так сильно заинтересовал его непритворно равнодушный взгляд на кружившуюся вокруг людскую суету. Старик за свою долгую земную жизнь уже до того устал от окружающей его душевной черствости и слепоты, от нашего бессмысленного прозябания и равнодушия друг к другу, что ему уже не хочется думать о земной неприглядной реальности. Только поэтому, а не по другой причине, старик все это время пытается отвлечься от не любой ему больше земной жизни в воспоминаниях о своих контактах с действительным миром.
- Если бы не необходимость поддерживать и создавать для действительности красоту здесь, на земле, то вряд ли тогда хотя бы одна душа добровольно согласилась опуститься до такой жалкой и никчемной жизни, которая существует сейчас с нашего благословения на земле, - продолжал выказывать мне все свое неудовольствие земной жизнью старик. - Только одна необходимость обеспечивать для себя и для всех живущих в действительности постоянно бестелесных существ достойную возвышенной и благородной души красоту и заставляет их восполнять потери в человеческом стаде.
Но меня самого слова старика не обрадовали и не успокоили. Я, снова переполнившись праведным гневом, в глухом раздражении подумал, как, оказывается права народная мудрость, утверждая, что, если нет правды на земле, то уж, тем более, нет ее и выше. Из слов старика я понял, что на земле мучаются и страдают одни только неисправимые грешники, в возвышенные души продолжают жить, как и жили всегда, в своем действительном мире припеваючи за наш счет и горя не знают. Да, и кто же обрадовался бы на моем месте, узнав, что именно ему предстоит бесконечная цепь рождений и смертей на этой грешной земле. Можно попытаться обмануть других людей, но только не себя. Уж самим себе-то мы всегда знаем истинную цену. И вряд ли найдется на земле хоть один окончательно уверенный человек, что его такая незавидная участь минует, и что он, после своей смерти, непременно попадет прямо в Рай. Догадавшийся, по всей видимости, о моих недостойных мыслях уже было примолкший старик с насмешливым выражением лица, тихо проговорил:
- Ты прав, сынок, подумав, что грешники недолго задерживаются в действительном мире. Им в нем не так уж и легко налаживать со своим неустойчивым духом действительно хорошие отношения со своими, как принято говорить в нашей реальности, соседями. Но ты ошибаешься, когда считаешь, что благородные величественный дух позволить себе жить за счет своих попавшихся в беду братьев. Наоборот, он все делает для того, чтобы возвратить всех заклятых грешников в первоначальное состояние. Эти величественные духи из действительного мира всегда безропотно во имя этой святой для них цели возлагают на свои плечи все самое тяжелое и ответственное в своем воистину благородном деле. Неужели ты и на самом деле считаешь, что растерявшийся в непростой и невероятно сложной земной жизни человек, не обладающий истинно величественным благородным духом, может оказаться способным на великие дела и геройские поступки. Я, конечно же, не считаю великим делом загубить просто так миллиарды ни в чем не повинных жизней, заморить голодом доживающих свои дни на земле стариков и подтолкнуть, создавая неблагоприятную для жизни обстановку, на недостойные дела неоперившуюся молодежь. На такое изуверство способны только одни самые неисправимые грешники, дух которых уже несколько столетий подряд не испытывал истинной радости от благочестивой жизни. Великого и благородного духа мало заботит собственное благополучие на земле. Он всегда готов перенести самые великие испытание и просто невероятные страдания и лишения ради утверждения на земле справедливости, ради счастья и покоя для всех своих соплеменников. Он никогда не согласится и не пойдет на подлость и коварство. Только одни обладающие величественным духом люди способны творить истинную красоту, которая, отображаясь в райской части действительного мира, еще больше облагораживает и возвышает проживающих в нем разумных существ.
- Возможно ты, дедушка, и прав, - недовольный, что от старика не укрылись мои недостойные мысли, смущенно пробормотал я, - но, как мне думается, именно сейчас в действительности мало радуются от создаваемой нами красоты.
- Это их сейчас и беспокоит, сынок. Мало того, что мы почти ничего не добавляем в их райскую часть, но еще и умудряемся своей уродливой жизнью до того захламлять ад, что очень скоро в нем не останется место и для самих грешников. Поэтому и приходится служащим действительного мира все чаще выталкивать еще окончательно не очистившихся от накопленной во время земной жизни душевной грязи и черствости на землю грешников. Но и на земле от них тоже мало прока. И куда же их еще прикажешь девать? Другого-то у земли нет параллельного мира. И, если в действительности в самом скором времени ничего не придумают, как им обуздать наше уродливое творчество, то может статься что земля вместо места для создания красоты способна превратиться в источник беспросветного мрака для ада.
- Иван Иванович, вот вы все время говорите об истинной красоте. По моему мнению, всякая красота истинная. Не может быть общепризнанное прекрасное творение некрасивым....
- Действительный мир не просто выбрасывает на землю очередную порцию предназначенных для очередного рождения на земле душ, представляя им вариться в собственном соку и самим искать пути по лучшей реализации своего земного предназначения, - после недолгого молчания, продолжил все еще меня не простивший старик. - Он отправляет их на землю только тогда, как определит для каждого из них подходящее место и время рождения, умеющих их воспитывать в нужном ему направлении родителей. Он отправляет их на землю только тогда, когда будет подготовленная для каждого из них не только земная судьба, но и чтобы условия среды, в какой они рождаются на наш белый свет маленькими человечками, способствовали им в правильной ориентации в своей земной жизни. Если подготовленный всеми этими условиями человек долго не задержится с определением своего земного предназначения, то он проживет долгую счастливую жизнь, а творение его ума и рук будут приносить людям истинную радость и несравненное удовольствие. Подобные мастера и будут считаться не только их соплеменниками, но и всем пораженным человечеством - истинными и непревзойденными в своем мастерстве творцами. Ну, а те, кто не по тем или иным причинам не поторопятся с определением своего предназначения в земной жизни, будут продолжать мучиться и страдать от неизвестности до тех пор, пока не угадают его по непрекращающимся подсказкам со стороны действительного мира. И, наоборот, если творения человеческих рук будут изготовлены, как говориться, без души, то они, несмотря на кажущиеся, несомненно, прекрасными видимые формы не будут считаться истинной красотою и непременно отразятся в адской части действительно мира во всей своей неприглядности. Да, ты и сам, сынок, очень часто ощущаешь на себе самом, когда прекрасная с виду вещь не радует твой глаз и не греет, а чаще всего от нее дует непонятно откуда взявшемся холодом. Тогда знай, что источником этого холода, как раз и является адская часть действительного мира, в котором это творение зеркально отразилась. Подобное творение не вечное, как в случае с исключительной красотою. Оно очень часто, как нам, кажется, беспричинно ломается и приходит в негодность. Ад всегда старается, как можно быстрее, избавиться от подобного творчества. Нам следует научиться ценить и беречь изготовленные истинными мастерами своего дела творения, потому что только они одни способны приносить вместе с собою людям радость, покой и удачу. Мы должны постоянно помнить и знать, что изготовленная истинным мастером простая табуретка способна отразиться в действительности разукрашенным изумрудами золотым троном. А изготовленный мастером без божьей искры трон отразиться в действительности простой табуреткой и служить местом для отдыха какого-нибудь отчаявшегося грешника.
На этот раз мы уже оба замолчали и долго не решались обрывать нависшую над нами угрюмую тишину. Я со смешанным чувством немого восхищения и тревоги молча всматривался в окружающие нас приземистые деревянные домики и, представляя в своем воображении их отражение в том, так недоступном для нас действительном мире, сложенными из ослепительного белого мрамора роскошными дворцами. И с горькой грустью вспоминал наши современные городские постройки, представляющие, по всей видимости, в действительности приют для оборванных и измученных нестерпимыми адскими муками грешников в виде хлюпких неказистых развалюх. Совсем нерадостная получалась у меня картина. Мысленно восставая против подобного положения вещей, я искал наиболее подходящие доводы, опровергающие неподобающие мысли сидящего рядом со мною старика.
- Многое мы уже, Иван Иванович, наговорили и, как мне кажется, немало наломали и дров, - внутренне торжествую, сказал я, мертвою хваткою уцепившись в только что промелькнувшие в разогретой на солнцепеке моей голове мысль. - Как и чем вы можете объяснить мне, что в наше время живет на земле немало с больным рассудком людей. Так почему же наш гордый и величественный дух из действительного мира способен опускаться до сумасшествия? Не слишком ли унизительная подобная болезнь, пусть и некоторых духов, в истинно мудрых глазах всего действительного мира?
- Но почему ты, сынок, считаешь сумасшедшими тех людей, кого держат запертыми якобы для излечения их умственного недуга, а не самого себя? - вопросом на вопрос ответил старик.
Подобный поворот в нашем разговоре был для меня уже совсем неожиданным. Поэтому я еще долго размышлял про себя, не зная, как мне половчее выкрутиться из этой непростой для себя ситуации, пока не придумал для себя ничего лучшего, как насмешливо фыркнуть и отвернуться в сторону, всем своим видом показывая старику, что его вопрос просто неуместен.
- Я полагаю, сынок, что недаром между нашими мирами существует угол смещения, - продолжил так и не дождавшийся моего ответа старик. - А расстояние в угле между сторонами, как тебе и самому уже давно известно, чем ближе к вершине, тем оно меньше. Вот и приспособился действительный мир посылать самых неустойчивых духов для очередного рождения на земле оттуда, где расстояние от него до посланных им на землю духов самое незначительное. Ему оттуда намного легче на них влиять и удерживать от недостойных поступков. Вот ты, сынок, и войди в положение неустойчивого духа, постоянно подпитываемого истинно правильными воззрениями на земную жизнь со стороны действительного мира. Жить по установившимся на земле порядкам ему не позволяет действительный мир, а жить на земле по-правде и справедливости пока еще невозможно.
Трудно было мне хоть что-нибудь возразить против его умудренных годами долгой жизни слов, но я все же, не желая оставлять за стариком последнее слово, решил использовать свою последнюю возможность уличить пожилого человека в шарлатанстве.
- Ну, и что вы, Иван Иванович, думаете о космическом влиянии на человека и, если оно все-таки существует, то, как это влияние учитывается в действительном мире! - спросил в предчувствии своей уже совсем скорой победе я у старика.
- Вы хотите узнать, как космос влияет на сознание человека? - уточнил мой вопрос с прежним ничем невозмутимым спокойствием старик.
И я, с нетерпением дожидаясь скорейшего от него признания своего поражение, молча кивнул в ответ головою.
- Я не знаю, сынок, что именно ты подразумеваешь под сознанием человека, - медленно, словно тщательно обдумывая и взвешивая каждое свое слово, прежде чем выпустить его на мой суд, проговорил старик. - Но если подразумевать под ним дух или душу человека, то на нее космос не только не должен, но и не может, оказывать никакого влияния. А вот на наше сотканное из тлена тело, космос влияет и очень даже активно. Я уже говорил тебе, что единственным виновником нашего искривленного сознания является только наше же тело. И от того, в какой день, час, год и в каком месте родился тот или иной человек во многом будет зависеть, в какой степени его тело будет способствовать искривлению полученного им при рождении сознания.
Мне больше уже было нечем поддеть старика. И я, не желая показывать охватившее меня смущение, поторопился задать старику первый, пришедший мне на ум, вопрос:
- Что же должно быть самым главным в нашей земной жизни, Иван Иванович? Через что мы не имеем права переступать, если хотим остаться людьми в самом истинном значении этого слова?
Старик долго молча вглядывался в уже начавшие тускнеть небеса, а когда заговорил, то его уже было просто невозможно остановить. И говорил он совсем не интересные для меня слова. Он все это время говорил о прописных давно набившим нам горькую оскомину истинах. А я, широко позевывая, думал о совсем не касающихся темы нашего разговора вещах.
- Заскучал, - добродушно буркнул подмигнувший мне старик. - Небось, устал от нравоучений. Вот так мы своими собственными словами и заставляем ненавидеть все то, что должны бережно хранить в своих сердцах и сверять по нему не только каждый свой шаг, но и каждый в своей жизни поступок. А ты еще спрашиваешь меня о самом главном в жизни человека. Самое главное для человека - это просто быть хорошим для окружающих его людей человеком. Настоящий человек всегда больше думает о своей бессмерной душе, чем о желаниях своего смертного тела. Потому что только его бессмертная сущность, в конце концов, определяет человека человеком, а все остальное просто тлен и самая настоящая, что ни есть, бессмыслица.
- Ты, как всегда прав, дедушка, - грустно пробормотал я. - Но это все еще твои ничем не подкрепленные слова, а как мне убедить самого себя и, тем более, других, что весь твой сегодняшний рассказ истина и самая, что ни есть, правда, а не галлюцинации больного воображения пожилого человека.
- Не будем загадывать на всех, сынок, а вот тебя я постараюсь убедить, - насмешливо осмотрев мое не пылающее верой и надеждою лицо, тихо проговорил старик.
- Это, каким же образом, Иван Иванович!? - недовольно бросил я в ответ осветившемуся снисходительной ухмылкою старику.
- Я, сынок, уже совсем стар и очень скоро уйду в другой мир, - спокойно, словно он говорил не о самом страшном и непоправимом, а о самом незначительном рядовом событии, тихо проговорил старик. - И, если мне разрешат в действительности, то я непременно позову тебя к себе для продолжения нашего сегодняшнего разговора.
- Я совсем не уверен, что вам будет позволено это сделать, - поспешил я возразить невозмутимому старику. - Да, и кто может знать заранее свою судьбу? В нашей жизни может случиться, что вызывать на беседу будете не вы, а я....
- Это было бы слишком несправедливо по отношению ко мне, - нетерпеливо перебив меня, не согласился старик. - Ты, сынок, еще слишком мало настрадался на земле.... Ты еще не выстрадал для себя скорое избавление от земных мытарств. Да, и вовсе не обязательно нам при встрече будет разговаривать о параллельных мирах. Мало ли других тем для разговора у случайно встретившихся старых знакомых.
- Тогда до встречи, дедушка, - сказал я, крепко пожимая протянутую руку, и ушел, не оглядываясь, на грустно смотревшего мне вслед старика.
Эх, знал бы я тогда, что старик исполнит свою угрозу и заставит меня задержаться в этом уже ставшем и для меня враждебном земном мире. Вполне возможно, что сказал бы я ему тогда совсем другие слова, но люди, к сожалению, над временем не властны. Из своего собственного уже прожитое прошлое никому не разрешается не только ничего отнимать, но и добавлять. И мне, по всей видимости, придется, захлебываясь от напрасных страданий, испивать горькую чашу не запланированной для меня ранее действительным миром жизни, а поэтому никому на земле не нужного человека. С тех пор стало моим земным уделом одиночество. Одиночество, потому что невозможно вклиниться в не признающие тебя судьбы других людей, не вызывая при этом их вполне оправданное раздражение. Но я, став без вины виноватым и раздражителем для всех своих знакомых и близких, успел вовремя понять это свое роковое предназначение и поспешил от них отдалиться, чтобы не умудриться оборвать последние связывающие меня с земной жизнью нити.
Хороший гость, как принято на земле, всегда вовремя приходит в гости, а главное вовремя уходит из гостей. А я задержавшийся в этом мире намного больше, чем мне было положено судьбою, втыкаюсь по жизни во все щели, как слепой котенок, не зная, где найти себе ночлег и пристанище.
Но это были мои будущие запоздалые мысли, а тогда я, шагая по песчаной дороге к манившему меня все вперед горизонту, думал и вспоминал, что и у меня тоже уже было, что-то подобное, как со встретившимся мне стариком. Я помнил, как, стараясь не заострять на этих своих странностях особого внимания, всегда, после очередной неудачной попытки наладить со мною контакт действительным миром, я горячо умолял Всемилостивейшего Господа бога оградить меня от нарушающих мой сон и покой ночных демонов. А когда они становились в своих на меня претензиях слишком настойчивыми, я начинал покрывать их всех крестным знамением и очень удивлялся, что оно на этих беспокоящих меня ночами демонов не действуют.
Вечерние сумерки становились все гуще, старательно укрывая все вокруг меня в свои темные покрывала, а тени росшего по обеим сторонам дороги леса угрожающе нависали над моею несчастной головою. Я втянул голову в плечи и, испуганно оглядываясь на каждый громко разносившейся в напряженной тишине звук или шорох, быстро засеменил к уже призывно подмигивающей мне редкими огнями осветившихся окон своей родной деревне.
Март - апрель 1988 года.
Глава вторая ЗАПУТАННОЕ РОЖДЕНИЕ.
Человек, живущий на земле! Что же это за существо такое?! Да, и вообще, как его существование на земле можно и следует определять: гордо и величественно или позорно низменно!? Сколько уже сложено в честь якобы его мудрости и прозорливости хвалебных гимнов!? Сколько перьев обломали вдохновленные поэты и писатели в его честь!? Ученые объявили его мозг уникальным, а политики вознесли человека на пьедестал "Царя природы"! И никто из нас все еще не усомнился в правдивости подобных о человеке утверждений и даже не задумался, а заслужил ли он подобную честь и хвалу? Действительно ли человек такой "Мудрый" и "Прозорливый", как ему самому об этом кажется, ибо, к сожалению, на земле, кроме его одного, больше уже некому высказать о человеке свое собственное непредвзятое суждение? А раз это сделать больше некому, то зачем тогда лишний труд заниматься никому не нужными доказательствами или опровержениями.... Каким же надо быть дураком, чтобы самому на себя вешать ярлыки или заниматься самобичеваниями? Разве не проще самого себя лишний раз похвалить, пусть даже и за явную глупость, чем ругать и впредь стараться быть немного умнее? И чем ниже человек падает, чем хуже он становится, тем сладше и умиленнее его голосок в восхвалениях самого себя, в утверждении права на свою "Правду" и на свою "Справедливость". Хотя, если немного задумываться над этой его "Правдою" и его "Справедливостью", то даже самому из нас несмышленышу станет ясно, что в них больше неправды и полная несправедливость. Но скажите мне добрые люди, кому это все нужно!? Человек за свою многовековую позорную историю уже до того обленился, что ему просто недосуг заглядывать в суть своих ни на чем не основанных утверждений. Его вполне удовлетворяет их тщательно отточенная и великолепно отделанная правдоподобная оболочка. Однако если быть до конца справедливым, то надо признать, что время от времени на земле появляются и такие люди, которые начинают задумываться об изначальной сущности человека, но после первых потрясений от охватившего их при этом ужаса, они или надолго в себе замыкаются или попадают в разряд сумасшедших глупцов. Ибо пока еще подавляющее большинство в человеческом сообществе людей никогда не терпело в прошлом, не терпит сейчас, и не будет терпеть о себе правду даже в самом необозримом будущем. Но, несмотря на эту неоспоримую в нашей жизни аксиому, ваш автор, дорогие мои друзья, не надеясь на ваше сочувствие и на ваше понимание, а так же рискуя пополнить ряды всемирно признанных глупцов, попытается разобраться, в чем же, собственно говоря, заключается "Мудрость" и гениальная "Прозорливость" живущего на земле человека.
Так, где же и в чем именно эти похвальные человеческие качества проявляются, чтобы мы одним только упоминанием об этом уже больше не мучились в сомнениях, а присущи ли человеку на самом-то деле эти отличающие его от остального животного мира похвальные качества? Или они, как и все остальное на земле, просто наглая и беспардонная ложь? Может мудрая прозорливость человека проявляется в том, что люди за свое уже ни одно тысячелетнее существование на земле так и не смогли решить для себя, как им лучше обустроить свою жизнь и тем самым не обрести себя на скуку и всегда ненавистное человеку тихое прозябание в покое и в довольствии? А вполне может быть и в том, что мы, заботясь, чтобы наше потомство было сильным, выносливым и мужественным (в смысле бессердечными) всегда решительно расправлялись с мягкотелыми правдоискателями, заставляя их гнить в тюрьмах, в психушках и посылая на кровожадные так называемые нами отечественными войны? Или даже в том, что мы все это время упорно отвлекаем лучшие умы от решения насущных задач, заряжая их впечатлительные и увлекающие души самыми низкосортными и никчемными идеями?.. И это не очень лестное для человека перечисление можно продолжать долго до бесконечности, но и так уже ясно, что человек безо всякого сомнения и на самом деле "Мудрый" и "Прозорлив". Это же надо так умудриться, заглядывая в морские глубины и в необозримое космическое пространство, в то же время оставаться слепым и не замечать, что твориться у него под самым носом. И, если все это принимается за "Мудрость" и "Прозорливость" людей, то уже можно и не удивляться, почему человек посылаемые нашим действительным миром неопознанные летающие объекты приписывает космическим пришельцам. Почему он так слепо верит в существование разума в космосе, который ему еще не разу не подал своего сигнала и не сделал ни одной подсказки о своем существовании. И с завидным упорством отрицает уже неоднократно, если не сказать постоянно, наблюдаемые им, так называемые людьми, видения и призраки. Как и чем можно объяснить подобную несуразицу, если не "Мудростью" и гениальной "Прозорливостью" человека. Человек за время своей земной жизни возвел в ранг своего поклонения Невежество и Слепоту и для достижения этой своей цели он проявляет в своей жизни действительно завидную "Мудрость" и "Прозорливость". Человек всегда презирал вечно путающуюся у него под ногами мелочь, за решение которых он не наделся получить мировую слову и попасть в историю, в то время как из этих досадных мелочей и состоит вся наша земная жизнь. Пока люди не решат для себя, что им важнее: направить все свои силы на решение мешающих им жить и работать мелочей или быть простыми винтиками в поднимающей их на пьедестал мировой славы машине - они до тех пор будут забавными игрушками в руках невежественных и бессердечных вождей. Это укоренившееся в народе презрение к мелочам жизни и почитание позорящих нас мелочных идей и отвратила лучшие умы от их познания истины. Но те единицы фанатиков, которые, по мнению глубоко презирающего их общества, ничего собою не представляя, назло так называемых солидных ученых, наблюдая за этими мелочами, знают, что они намного интереснее и полезнее для людей, чем построенные на Марсе или Венере земные поселения. Там чуждый и враждебный человеку мир, а здесь его не только прошлая и сегодняшняя жизнь, но и его будущее.
Наводнившие темнеющий в вечерних сумерках небосклон черные лохматые тучи укоротили и без того короткий день слякотной осени. Похрипывая запоздалым громом, они, прижимаясь, друг к дружке по возможности плотнее старались не пропускать на землю даже холодного света уже начинающихся зажигаться на небосклоне звездочек. И только изредка, рассердившись на неугомонных в своем непременном желании закончить уборку картофеля именно сегодня колхозников, обильно поливали их коротким проливным дождиком. Усталые за день мужики и бабы не заставляли себя, после подобных напоминаний, долго упрашивать. И деревенские избы потихонечку одна за другою погружались в ночную дремоту. Недолог крестьянский сон в страдную пору.... И даже громкий стук обитых железом деревянных колес и жалобное повизгивание тяжело нагруженной проехавшей по вымощенной булыжником деревенской улице телеги не потревожил к этому времени уже начинающих проваливаться в дремоту мужиков и баб. Припозднившийся с поля мужик перетаскал мешки с картофелем с телеги в подвал и, определив на ночлег не меньше его усталую лошадку, поторопился к нетерпеливо поджидающей его постельке. И только успел он прикорнуть свою натруженную голову на подушку, как на притихшую уже окончательно деревню начали медленно опускаться тихие покойные сны для усталых, но вполне удовлетворенных выращенным в этом году урожаем, сельских тружеников. Немного покружив над крышами укутавшихся в ночную темь торжественно-задумчивых изб в ожидании, когда усталость и ночная дремота намертво скуют до неподвижности тела деревенских мужиков и баб, они бесшумно пробирались внутрь домов. А там, улыбаясь спящим односельчанам самыми дорогими улыбками близких и родных людей, тешили их до утра, освобождая мужиков и баб от накопившихся в них за день волнений и забот. И так происходило во всех деревенских жилых постройках, кроме стоящей в самой середине деревни избы. Чем-то или кем-то напуганные встревоженные сновидения беспокойно метались над соломенною крышею, не смея опускаться к давно их поджидающей крестьянской семье. Они, пугливо оглядываясь на соседские избы, словно умоляя более удачные сновидения помочь им, но те уже были до того увлечены своим излюбленным делом, что ничего не желали возле себя не только видеть, но и слышать. Не мог помочь обеспокоенным за исполнения в сегодняшнюю ночь своего долго перед усталыми людьми сновидениям и еле слышно похрапывающий на еще дедушкиной деревянной кровати глава семьи с тесно прижавшимся к его теплому боку младшим сыном. Не отзывалась на их неслышный зов и уже тихо посапывающая на другой такой же кровати с туго набитым соломою матрасом его уже совсем состарившаяся мама. А спящая на печи жена хозяина избы и тесно прижавшиеся друг к дружке на недавно купленной железной кровати со страшно скрипучим матрасом две старшие сестры лежащего на двух составленных бок о бок лавках героя этой повести, вообще, к ним не прислушивались. Им сейчас так сильно хотелось, как можно скорее избавившись от сегодняшней усталости, накопить в себе достаточно сил для продолжения завтрашним утром работы, что они не могли и не считали для себя нужным отзываться ни на какие-то там внешние раздражители. Только герой этой повести, уткнувшись головою в рукав брошенного на лавки тулупа, изредка вздрагивал в тревожном сне и тяжело вздыхал, по всей видимости, вспоминая об не выученных к завтрашнему дню учебных заданиях. Но и он не услышал, как одна из его старших сестер, повинуясь какому-то особенно сильному пробившемуся через дремоту внешнему раздражителю, потихонечку соскользнула с кровати и, пройдя через кухню, вышла в сени.
- Зачем я сюда пришла? Что мне могло понадобиться в сенях в такую позднюю пору: - подумала она вслух, с недоумением оглядываясь возле себя.
Но ничто не указывало ей причину ночного прихода в сени, а только что осветившаяся во дворе луна приветливо замигала ей мягким светлым пятнышком на глиняном полу.
Мария подошла к окошку и, распахнув его, выглянула во двор. Во дворе к этому времени уже все переменилось и стало совсем неузнаваемым. Только еще совсем недавно угрожающе нависающих над землею темных лохматых туч уже не было и в помине. А ярко пылающие на темном ночном небосклоне золотистые звездочки радостно приветствовали разбуженную не по их прихоти молодую девушку. Резкий недовольный скрип ведущей на чердак деревянной лесенки напугал Марию. И она, задрожав от никогда не опаздывающего в таких случаях со своим приходом страха всем своим телом, обернулась в ее сторону. Обернулась и застыла на месте от мгновенно пронзившего все ее тело ужаса, при виде неторопливо спускающейся по лестнице с чердака вниз незнакомой девушки. Одно то, что молодая незнакомая девушка спускалась по лестнице с чердака, не могло так сильно испугать Марию, хотя даже и это в такое позднее время могла показаться ей довольно странным. У насмерть перепугавшейся Марии не промелькнула в голове ни одна мысль, что эта незнакомка могла оказаться обычной воровкою, которой удалось каким-то образом незаметно пробраться в их совсем небогатый дом. Ее встревожила и пугала необычная для страдной поры в деревне одежда незнакомки. Чего-чего, а ослепительно белого платья и таких же белых нарядных туфелек на стройных ножках незнакомки, она никак не ожидала увидеть на своих подружках. Подобное необычность в убранстве незнакомки не только тревожило Марию, но и заставляла ее думать и ощущать в этой незнакомой девушке то ли показавшееся очаровательное видение, то ли самую настоящую спустившуюся с небес на землю сказочную фею. Так думала и представляла про себя затаившаяся от пробирающего ее до самых костей ужаса Мария только до тех пор, пока спустившаяся с лестницы незнакомка не соизволила обернуться к ней своим без единой кровинки лицом. Даже и это наглядно показывающее, что незнакомку никак нельзя относить к живущим на земле существам, обстоятельство, не заставило испуганно ойкнувшую Марию не только отвести взгляд от нравившегося ей все больше прекрасного лика незнакомки, но и при виде такого явного несоответствия на земную жизнь убегать из сеней со всех ног. Ей, умирающей от мгновенно пронзившего все ее девичье тело смертного ужаса, почему-то очень хотелось доверять спустившейся с чердака незнакомке. Мария не могла понять свое в то время состояние, но что-то внутри подсказывало, что ей не надо бояться эту показавшуюся ей незнакомку, что она не причинит ей никакого вреда. И та, больше уже не поворачивая в ее сторону головы, прошла мимо неслышной легкой походкою и, переступив через порог угодливо распахнувшейся перед нею входной двери, вышла во двор. Мария даже через тридцать лет, после той особо памятной для нее ночи, не может объяснить самой себе, что так сильно притягивало ее к незнакомке. И она, больше не в силах сопротивляться охватившему ею в то время желанию, выскочив из сеней, побежала вслед за незнакомкою. Услышав побежавшую вслед за нею Марию, незнакомка остановилась и повернула к ней свое бледное обескровленное лицо. Но и в таком виде незнакомка нисколько не пугала оробевшую Марию, а только внушала в ней уверенность довериться ей во всем, даже в самом для молодых девушек тайном и сокровенном. Робость и страх снова намертво сковали Марии все ее члены. И она, остановившись в нескольких шагах от незнакомки, не без труда выдавила из себя первые пришедшие в ее голову слова. Она хотела расспросить, несмотря ни на что внушающей ей доверие, незнакомку совсем об ином, но ее губы смогли произнести всего лишь два короткие вопроса.
- А как же я?.. Как мне дальше жить?..
Легкая приветливая улыбка на мгновение осветила лицо прекрасной незнакомки, и Мария скорее уловила по ее губам, чем услышала, ее тихий бархатный голосочек:
- Продолжай и дальше жить, как живешь сейчас.... Ничего не будет страшного, если ты во время своей жизни и немного согрешишь....
Мария согласно кивнула незнакомке головою, а она, неторопливо повернувшись, пошла в сторону сада и скоро исчезла среди росших в нем яблонь и груш. Удерживающая и так сильно притягивающая Марию к незнакомке сила ослабла. И она, тяжело вздохнув, поторопилась обратно в избу. Заглядывающий в окна лунный свет проводил ее до кровати, но только успела она сомкнуть свои глаза, как небеса снова укрылись возвратившимися тучами, а успокоенные сновидения, проникнув внутрь избы, тут же овладели спящими людьми. Утром, когда всегда первая просыпающаяся мама приготовила завтрак, сладко потянувшейся в кровати Марии ее ночное просыпание уже казалось только интересным сном и не более.
- У привидевшейся тебе незнакомки была длинная черная коса, а узкий поясок ее платья был обрамлен зеленою канвою? - переспросил я, когда приехавшая в гости сестра рассказала о немало поразившем ее в юности удивительном сне.
- А откуда ты об этом знаешь? Неужели и ты сам встречался с этой привидевшейся мне тогда незнакомкою? - спросила изумленная моими словами сестра.
- Так я же встречался с нею не во сне, как ты, а наяву, - со снисходительной ухмылкою буркнул я и начал рассказывать сестре не только о своей встрече со сказочной феей, но и заодно обо всех своих странных видениях в детские годы.
Одно из самых удивительных и самых воистину волшебных явлений в нашей земной жизни - это рождения на белый свет маленького человека. Как же можно не поверить в этот миг в чудеса, когда его громкий протестующий крик начинает начисто разрывать установившуюся перед его рождением в избе тишину для разглядывающих с немым восхищением его маленькое сморщенное тельце присутствующих во время родов людей. А он, словно уже понимая их пристальное к нему внимание, орет все громче и требовательней, возвещая на весь мир, что он уже на земле и приступает к выполнению своего земного предназначения. И кто только сможет простыми понятными словами доходчиво объяснить всем людям, какими критериями пользуется Высшая Сила, определяя рождение маленького человечка в определенной местности и у конкретных родителей. Уже не, наверное, а точно, немало живущих на земле людей не только задавались этим вопросом, но и недоумевали, за какие это заслуги они со дня своего рождения и до самой своей кончины обеспечены всем необходимым для вполне обеспеченной и привольной жизни. При этом на земле все время проживает немало людей, которые, задаваясь подобным вопросом, могут думать обо всем этом не только несколько иначе, но и даже сетовать на свою разнесчастную судьбу. Их тоже немало волнует и беспокоит неправедная земная жизнь. И они, устав бороться за свою хотя бы сносную жизнь, с недоумением восклицают:
- За какие это в прошлых жизнях прегрешения меня обрекли всю свою жизнь мучиться в невыносимых страданиях от сваливающихся на мою бедную голову неисчислимых бед и несчастий!
Ответ может быть только один: прежде чем пропустить величественный и благородный дух на более высокую ступень его развития Высшая Сила подвергает его земному испытанию на бедность и на богатство, на красоту и на уродство, на всевластие и на унижения, на талант и скудость ума. При этом все живущие не земле люди не должны забывать, что может меньше всего испытываться Высшей Силою тот или иной несчастный человек, как мы сами. Не должны забывать, что каждая наша мысль, каждое наше слово, каждый наш поступок непременно тут же улавливается и оценивается действительным миром. От того, как поведем мы сами себя в отношении этого встретившегося нам на жизненном пути несчастного человека, как мы его воспримем и заставим ли себя уважать в нем человека, оказываем ли при необходимости ему посильную помощь - во многом будет зависеть и отношение к нам со стороны действительного мира. Да, и вообще, сила благородства нашего духа. Мы ни в коем случае не должны забывать, что от этих людей, о которых при одном только напоминании о них мы, как обычно, только с пренебрежением хмыкаем, нам не стоит не только шарахаться, а, тем более, наслаждаться своим как бы превосходством, но и, что еще намного хуже, издеваться над ними. Никто из живущих на земле людей не знает своей настоящей ценности и вполне может статься и так, что иной безродный презренный нищий, намного выше и ценнее стоящего на самой вершине власти человека. Мы должны постоянно помнить и никогда не забывать, что все люди посланы на землю для испытания, чтобы не только возвеличивать заключенные в наших телах духи, но и всеми мерами способствовать возвращению им первоначальное благородство. Только поэтому мы все обязаны поддерживать друг друга в лучшем преодолении выпавших на нашу долю земных испытаний, а не способствовать своему и других людей еще большему падению. В своей земной жизни нам следует твердо уяснить для самих себя, что самым высшим критерием оценки человека действительным миром было и всегда будет не его богатство и власть, а его человечность по отношению к себе самому, к своим близким и родным людям. И чем скорее мы осознаем для себя все это, тем быстрее мы сможем обустроить свою земную жизнь по принципам истинной справедливости, а наша общая земля превратиться для нас в самый настоящий земной рай. И в тоже время, чем дольше мы будем упорствовать в своем преступном неведении и заблуждениях, тем скорее наступит для всех нас Ссудный день, после которого души не сумевших выдержать земного испытания людей будут обречены на немедленное прекращение своего существования.
По-разному приходят направленные для очередного рождения действительным миром духи в наш земной мир. Одни их них уже заранее уверенные, что им суждено жить в этой местность до глубокой старости, приходят в нашу реальность не пасынками, а хозяевами. И с самого раннего детства, интересуясь нужной им профессией, быстро налаживают свою жизнь. Другие же, предназначенные судьбою для совсем иной жизни, с первого дня своего рождения интуитивно ощущают самих себя в отчем доме гостями. А потом, когда вырастут и повзрослеют, еще долго странствуют по белому свету, пока не отыщут предназначенное им судьбою в земной жизни место. Такая же судьба вечного странника было приготовлена и для меня. Поэтому я, повинуясь ее неслышному, но очень властному, требованию, с самого раннего детства не так уж рьяно интересовался крестьянскими делами и заботами, как занимался распутыванием и разгадками, опечалившими меня несуразностями в своей еще совсем недолгой жизни. И они, к немалому моему огорчению, оказались донельзя запутанными и непонятными для моего только что начавшего осознавать предназначенную мне на земле жизнь восприимчивого детского ума.
К кому именно за ответами на беспокоящие его вопросы в первую очередь обращается подросток? Кому он в это время во всем доверяет и надеется получить вполне искренний и полностью его удовлетворяющий ответ? Конечно же, только к своим родителям или людям, которые их замещает. Поэтому и моя возбужденная явными несоответствиями в моей биографии любознательность поначалу обрушилась на маму и на отца. Но мама почему-то всегда отделывалась от меня занятостью и общими словами, а отец в ответ на мои расспросы только горестно качал головою и с нескрываемой горечью тихо добавлял:
- Такая жизнь была у нас тогда, сынок....
Уже и так много было сказано этими скупыми словами немало пережившего в своей жизни человека для более взрослых и опытных людей. Но его нежелание не вспоминать без особой на то нужды об уже прожитых нерадостных днях, нисколько меня не удовлетворила. Да, и разве может еще только что вступающий на свой тернистый земной путь ребенок удовлетвориться подобным ответом. Мне в то время были не только неприятны, но даже и вовсе непонятны, такие уклончивые ответы своих родителей на вопросы. Я злился, но, не желая выказывать свое неудовольствие вслух, потихонечку переключался на осторожные расспросы по интересующим меня проблемам других людей. Одной из очень сильно обеспокоивших меня в то время проблем было то обстоятельство, что мая мама, отец и старшая сестра считались поляками, а я с другой старшей сестрою и младшим братом числились в документах о рождении белорусами. И, действительно, как может не только ребенок, но и вполне взрослый человек, понять и смириться с тем, что у родителей поляков может родиться сын или дочь белорусы. Это слишком, по моему тогда мнению, досадное несоответствие показывалось мне до того нелепым и несправедливым, что вынуждала на недостойные хорошего сына мысли.
- Действительно ли моя мама и отец мои родители? Не приютили ли они в те бурные послевоенные годы случайно встреченного бездомного сиротку? - задавался я в то время трудно разрешимыми для себя вопросами.
Нет, я не собирался отказываться от своей мамы и отца! Как бы там ни было на самом-то деле, а я их любил и не хотел для себя других родителей. Они меня вполне устраивали. И я, сравнивая их с отцами и матерями своих детских друзей и подружек, с каждым очередным разам все больше убеждал себя, что, если бы это зависело от меня самого, то я непременно выбрал бы их своими родителями. Я долго не мог успокоиться и продолжал осторожно выпытывать о причине обеспокоившей меня национальной принадлежности у своих односельчан, но, к своему еще большему недоумению, подобное национальное несоответствие было и во всех остальных избах моей деревни. Такое множество сирот в одной небольшой деревне показалось мне еще и тогда просто невозможным, что еще больше подогревало во мне любопытство, пока пожилая учительница не объяснила мне, что когда-то давным давно моих предков насильно ополячили польские захватчики. Поэтому Советская власть, решив проявить историческую справедливость, и сделала меня таким, каким я и должен был быть по текущей в моих венах крови. Стойко выдержав произнесенные пожилым человеком скучные равнодушные слова, я забился в свое самое укромное убежище и долго заливался там горькими солеными слезами, представляя, как это коварное змееподобное чудовище высасывает из меня подаренную мне родителями польскую кровь и вливает в мои обескровленные вены свою белорусскую кровь. Теперь-то я уже мог понять, почему мама не хотела разговаривать со мною об этом, а отец отделывался от меня мало мне объясняющими скупыми фразами. Теперь-то я уже мог представить себе, как должно было быть больно моим родителям иметь сына не с их, а с белорусскою кровью. Но странное дело у меня при этом не возникало никакой ненависти и злости к белорусам. Я тогда об этом даже и не думал.... Я тогда только переживал, что я не могу больше считать самого себя настоящим сыном для своих добрых и любимых мною родителей. И с этого дня я уже стал внимательно за ними следить, пытаясь уловить хоть один их намек на нелюбовь ко мне и пренебрежение мной ради моей более счастливой сестры полячки.
- Как только я буду окончательно убежден, что мои родители меня не любят, - твердо решил я для себя, когда немного успокоился и вытер мокрым рукавом рубахи свои заплаканные глаза. - Я непременно убегу из дома, как говорят в подобных случаях, куда глядят глаза.
Но, к моему счастью, ни отец и ни мать не представили мне подобного повода. И мне оставалось только заниматься самобичеваниями и плакать от жалости ко всем остальным таким же, как и я, подвергшимся нападению ужасной Советской власти, белорусам. По мере своего роста и возмужания я во всем досконально разобрался и перестал отожествлять Советскую власть с ужасным чудовищем, а белорусскую кровь чем-то для себя постыдным. Но охватившая меня тогда неудовлетворенность и какая-то не оставляющая меня до сих пор раздвоенность остались на всю жизнь. Даже сейчас, уже находясь в солидном возрасте, я продолжаю считать самого себя человеком в какой-то степени обделенным и обиженным. И мне почему-то всегда горько осознавать, что я не смогу уже стать, как ни настоящим поляком, так и ни настоящим белорусом. Я уже давно привык считать самого себя человеком без национальности, то есть самым настоящим интернационалистом. Если Советская власть добивалась именно такого воспитания подрастающего поколения, то на моем примере она очень даже в этом преуспела. Измученный своими внутренними терзаниями и переживаниями я в детстве как-то не задумался о другой не менее запутанной стороне в своей жизни. И даже не пытался осознать, а кто же на самом-то деле мои родители: достойные и равноправные ли они граждане в нашей могучей великой стране. Как я не только узнал, но и в полной мере испытал на самом себе, позже, то мне следовало обратить на это печальное дополнение к своей биографии еще в детстве самое пристальное внимание. Обладая подобным знанием, я мог бы намного лучше определить направление своего жизненного пути и предохранить себя от выпавших впоследствии на мою долю немало бед и горьких разочарований. Конечно, и в то время от моих наивных детских глаз не ускользнуло печальное для меня обстоятельство, что мой работящий и без особых вредных привычек отец не пользуется доверием и почетом у Советской власти. Но подобное предвзятое отношение Советской власти к моей семье по сравнению с неясностью в своей национальной принадлежности меня тогда меньше всего беспокоило. А потом, когда классовая вражда в народе немного утихла, я уже и вовсе перестал думать, что я сын кулака и что мой отец упрямо держится, несмотря на огромное желание местных властей перекрестить его в свою веру, за свое призрачное американское гражданство. Держался за гражданство той страны, которая не только никогда не давала ему покоя, но и желанной для него поддержки в надежде вырваться из опутавшей его с головы до ног в то время безнадежности. Ему всегда до того сильно хотелось хотя бы в необозримом будущем переехать в страну, в которой согласно выданной в свое время дедушке и бабушке метрике он родился. В страну, из которой он был незадолго до войны перевезен родителями в еще старую буржуазную Польшу. Считая это его желание просто блажью состарившегося человека, я старался не обращать на подобное его упрямство слишком уж серьезного внимания. И совсем зря, как я был вынужден признать впоследствии, то от этого его гражданства пострадал не только он сам. Это его гражданство оказалось на поверку совсем не призрачное и вовсе не безобидной блажью упрямого в своем желании старика. Оно заставило отвечающие за безопасность страны органы следить не только за ним, но и не упускать из своего вида всех его детей. Истинную правду утверждает народная мудрость, что яблоко от яблони падает недалеко. Так и я, унаследовав от отца все то же упрямство, из-за этого его гражданства не оказался достойным в присвоении мне офицерского звания. А сама эта коварная и непредсказуемая в своих поступках страна даже и не подумала протянуть мне руку своей помощи, когда в Советском Союзе не без ее помощи начало твориться, что-то уж совсем несуразное. Когда все, что только и было в моей стране низменное и бесчеловечное, к немалому удивлению остальных порядочных граждан, не только всплыло ни самый верх общественной жизни, но и начало активно внедрять в нашу повседневную жизни такое непотребство, что у всех нас от ужаса даже волосы вставали дыбом. Получив при выходе на пенсию месячное содержания, за которое я мог приобрести только один килограмм колбасы и буханку хлеба, я, посчитав, что в этой взбесившейся стране больше уже нет места порядочным людям, обратился в американское посольство с просьбою подтвердить мне гражданство отца. И никогда не забуду сухих слов извинений ее посла, что, к его сожалению, я по бесчеловечным законам его страны не смогу рассчитывать на гражданство уже успевшего к этому времени умереть отца. Я не обиделся на коварно обманувшую не только моего отца страну. К тому времени я уже обладал немалым опытом жизни и понимал, что трудно было мне ожидать чего-нибудь другого от ветреной не жалеющей ради своих прихотей своих сыновей страны, но мне стало только горько и обидно за своего отца. За то, что он посвятил всю свою жизнь и пожертвовал счастьем своих детей, из-за пустой ничем не подтвержденной его уверенности, что на эту страну можно положиться. И что она, если не сможет вырвать из цепких рук Советской власти его самого, то ни в коем случае не оставит без помощи и поддержки его детей. Но я, не смея отказываться от оставленного мне отцом наследства, в то же время мысленно поклялся, что уже больше не буду иметь дел с этой сделавшей жизнь моего отца пустой и бессмысленной страною.
- Нет, жизнь моего отца никогда не была и не может быть, особенно для нас, его детей, пустой и бессмысленной, - сразу же поправился я про себя. - Он прожил ее честно и достойно, а такая жизнь может, если не должна быть обязательно, быть примером для подражания его детей и внуков. И ни какой там заморской химере не запятнать светлую и чистую о нем для нас память.
Но это уже было мое запоздалое прозрение. А тогда, окончательно, после долгой и изнурительной борьбы с Комитетом Государственной безопасности Советского Союза, убедившись, что из-за этого отцовского гражданства и своего кулацкого происхождения я не могу стать в своей любимой стране офицером, я впервые ощутил самого себя без вины виноватым, озлобленным на весь белый свет человеком. И совсем не удивительно, что этот удар оказался для меня самым тяжелым ударом судьбы. Он оказался намного сильнее, чем все мои еще далеко не залеченные раны детства, потому что он не только начисто выбивал из-под моих ног опору в жизни, но и все то, с чем я связывал свое счастливое будущее. Этот удар судьбы заставил ощутить меня в своей стране второсортным неполноценным человеком. И мне тоже, как в свое время моему отцу и матери, уже не хочется вспоминать, что я испытал тогда на этом своем слишком горьком опыте жизни. Как же мне было нелегко принять, а, тем более, осознать для себя, что я, после невидимого, но ясно мною ощущаемого, контакта с органами Государственной безопасности, не ощущая за собою никакой провинности, стал никому не нужным и неинтересным для окружающих меня людей человеком. Но и у любой изредка выдаваемой нам нашей чаще всего всегда недоброжелательной к людям жизни медали есть и обратная сторона. И у меня, уже больше не отягощенного заботою о своей карьере, появилось немало времени для наблюдения и анализа смысла человеческой жизни на земле.
Получив сполна от своей нерадостной судьбы, я уже надеялся, что она, наконец-то, оставит меня в покое, предоставит мне самому зализывать оставленные на моем теле кровоточащие раны. Но не тут-то было, человеческая судьба не знает полумер: она или бесконечно до перенасыщения осыпает его своими милостями, ну, а если начнет бить, что старается избивать небораку до такого состояния, чтобы он уже больше до конца дней своих никогда не смог оправиться и зажить по-человечески. Я не обманывался насчет своей собственной разнесчастной судьбы и безропотно стойко принял ее очередной удар. Как оказалось, я в своей только начинающей жизни уже успел вконец запутаться не только в своей национальной, классовой и гражданской принадлежности, но и у меня, в отличие от всех остальных честных и порядочных людей, не все ясно и со своим рождением на этот белый свет. Вы можете представить, любезные мои друзья, мое состояние, когда я узнал, что отмечаемая мною первого января очередная годовщина своего появления на этот совсем неласковый, как оказалось, белый свет вовсе не мой день рождения, что я на самом-то деле родился двумя месяцами раньше в конце октября предыдущего года. Напуганная промчавшейся мимо нее все сметающим на своем пути ураганом второй мировою войною моя мама скрыла от властей факт моего рождения в октябре месяца и перенесла его по своему желанию на январь следующего года. Движимая благой целью, она хотела таким образом оттянуть мой будущий призыв в Советскую армию на более поздний срок.
- Так это же сущие пустяки! - воскликнули бы вы все в ответ на мой страх и мое беспокойство. - Вряд ли стоит тебе обращать на подобную мелочь слишком уж серьезное внимание. Тебе, не раз обжегшемуся на огне, уже везде мнятся плетущиеся против тебя заговоры и интриги. Ты уже вряд ли можешь объективно оценивать для себя все, что происходит во время жизни возле тебя. Тебе будет лучше всего успокоиться и перестать видеть окружающий тебя белый свет в одних только черных красках.
Конечно же, если бы я узнал об этой правде своего рождения немного раньше, то я отнесся бы к этой новости более-менее спокойно и, возможно, что очень скоро забыл бы об этом досадном обстоятельстве. Но я к этому времени уже был слишком опытным, чтобы поверить, что мелочи жизни, как мы о них привыкли думать, безобидны и с тревогою начал дожидаться неприятных для себя последствий. И они не замедлили со своим приходом. Имея два дня рождения: одно из них действительное, а другое признанное официальными властями - я как бы получал в свое распоряжение две судьбы, из-за которых я не покинул этот мир, как мне было предназначено, еще сравнительно молодым, а остался продолжать жить на земле на второй срок. Заканчивая на этом повествование о своем запутанном рождении, и умаляя Высшие Силы больше не посылать мне подобных сюрпризов, я приступаю к описанию места своего рождения. И оно слишком уж, как я об этом думаю, примечательное, чтобы его можно было обойти молчанием.
Белоруссию, где я имел счастье или несчастье родиться на наш белый свет, вполне оправданно называют перекрестком всех дорог Европы. Поэтому в ней, как и на любом другом перекрестке дорог, не так уж и часто слышится веселый беззаботный смех и радостное веселье или царствует для всех проживающих в Белоруссии людей везенье во всем и счастливое будущее. Ну, а, если эти проявления счастливой жизни по ошибке и заглянут в Беларусь, то надолго в ней не задерживаются. Перекресток, как давно уже всем известно, больше всего подходит для бед и несчастий, и любая надвигающая на соседние с Белоруссией страны беда, считает своим непреложным долгом заглянуть и в нее. Только, возможно, и поэтому многострадальная белорусская земля вся усеяна безымянными могилками не только народившихся на ней людей, но и из самых дальних от нее стран. Предки моих односельчан, как утверждает местная ничем не подкрепленная легенда, большую часть своих огородов вскопали на месте захоронения убитых в известной войне воинов шведского короля Карла с не меньше известным русским царем Петром. Живучестью этой в моей родной деревне легенде немало способствует не так уж и редкое откапывание огораживающими свои огороды мужиками частей человеческих скелетов. Измученные нескончаемой крестьянской работою мужики немного посудачат, осматривая очередную находку, и, снова закопав ее возле плетня, забывают о ней. А вот самим покойникам, о чем свидетельствуют страшные рассказы моих престарелых односельчан в долгие зимние вечера, не очень-то нравятся подобное их беспокойное соседство. И они нет-нет, а раз от раза напоминают о себе суеверному и богобоязненному белорусскому мужику. Но, к их великому сожалению, твердокожие белорусские мужики упорно стараются их проказы не замечать. Они, как давно привыкли поступать для собственного спокойствия, в большинстве подобных случаях начинают искать причину своих страхов в соседских избах и, особенно в тех, хозяйки которых уже давно подозреваются односельчанами в колдовстве и в ворожбе, а то и просто самыми настоящими ведьмами.
Это сейчас оскорбленные презрительным неверием в них Советской властью местная нечисть, вдруг, взяла и, никому не сказав ни слова, куда-то подевалась из всегда уважительно боящихся ее белорусских деревень. А раньше, еще даже и во время моего детства, в каждой уважающей себя деревне проживали знахарки, колдуны и непременно ведьмы. Оно и понятно, в те времена забитые своей беспросветной жизнью безграмотным белорусским мужикам нечего было бродить, как неприкаянным, по ночам и пугать местную нечисть в их излюбленных ночных прогулках. И только изредка, какой-нибудь припозднившийся обработаться по своему нехитрому хозяйству мужик заставал в своем гумне гарцующую по току в виде молодого игривого жеребца проказницу ведьму или ненароком промелькнувшее через его подворье приведение. И только самым избранным судьбою удачливым счастливчикам выпадала великая честь присутствовать на их шабашах или испытать на себе нападение застигнутого врасплох нечистого. Так было в старые незабвенные времена, а при сменившей их Советской власти, затеявшей коренную ломку быта и нравов моих односельчан, в темную глубокую ночь только и начиналась для них настоящая работа. Вот они и отогнали своими ночными походами на колхозные поля беззащитную перед ними нечисть подальше от деревни. И с этих пор местная нечисть уже больше не радует суровые мужицкие сердца своими проказами, которые не так уж и сильно ужасали своими по большей части вполне безобидными выходками, как способствовали их веселому и приятному времяпровождению в долгие зимние вечера.
Но мне еще удалось захватить небольшой кусочек прежней жизни в своем самом интересном возрасте. Ибо кто только, кроме маленького ребенка, сможет так быстро за такой короткий срок впитать в себя всю прелесть и все очарование не испорченной прогрессом старой жизни и запечатлеть ее в своей памяти на всю оставшуюся жизнь. Да, и как можно забыть и не вспоминать без умиления идущих вереницею друг за другом мужиков с наполненными зерном сеялками и мерно рассеивающими его полными горстями на только что вспаханной поле. А как красиво смотрелись косцы на сенокосах!? Какие захватывающие и выворачивающие наизнанку души пели они песни, возвращаясь поздно вечером в деревню!? Нет и нет! Передать обычными словами все свои впечатления от одного только соприкосновения с давно уже ушедшим из нашей жизни подобным прелестным очарованием просто невозможно! Для того чтобы не только понять, но и прочувствовать для себя всю эту прелесть и очарование, надо все увидеть собственными глазами и услышать собственными ушами. Да, и как можно передать, или хотя бы описать словами, ту радость, с которой мы, дети, встречали угощающих нас валяющимися в их карманах хлебными корочками своих отцов переданных нам, по их словам, маленькими зайчиками! Эти небольшие хлебные корочки нам, детям, до того нравились, что мы были непоколебимо уверены, что вкуснее и сладше их уже ничего не только нет, но не может быть и в помине. Они просто таяли в наших переполненных слюною при их виде ртах и почти мгновенно втягивались нашими вечно голодными желудками. А как гордо мы тогда шагали, ухватившись ручками за штанины отцовских брюк!? Но самым верхом нашего в то время удовольствия было, конечно же, когда наши отцы доверяли нам поднести хотя бы совсем немножко свои косы. Мы уже не просто шагали, а важно и торжественно шествовали рядом с беспокойством озирающихся на нас своих отцов. Мы несли эти косы, просто умирая от всегда охватывающей нас при этом радости, с таким гордым и независимым видом, будто это мы сами, а не наши отцы, косили этими остро отбитыми косами весь день. Что ты сейчас не говори, как ни ругай наше голодное детство, но я его ни за что не променяю на детство нынешних детишек. Они сейчас не живут жизнью и заботами своих отцов и матерей, как жили мы. И вполне возможно, что только и поэтому им сейчас намного труднее понять нас, как мы в свое время понимали своих трудолюбивых беззаветно любящих нас родителей!? Может только и поэтому они сейчас боятся испачкать свои руки о вскормившую их матушку землю и презирают крестьянскую работу!? А мы тогда вовсю старались и радовались, когда у нас хоть что-то получалось не хуже чем у наших отцов. Так мы потихонечку и становились незаменимыми работниками в семье. Нас не пугали мозоли на руках, и мы всегда старались исполнять любое порученное нам дело на совесть. Считалось немалым позором, если взрослым приходилось переделывать нашу работу. Только, возможно, и поэтому наши первые попытки овладеть нелегким крестьянским делом всегда были очень интересными и увлекательными.
Появился я на этом белом свете ранним октябрьском утром крикливым розовощеким младенцем. И судьба, уже заранее предупреждая меня, что мне не только самому не следует задумываться о своем запутанном рождении, но и, тем более, заговаривать об этом с окружающими меня людьми, сделала меня немым до трехлетнего возраста. Но неблагодарный человек только из своего прирожденного невежества редко когда обращает внимание на подобные напоминание своей судьбы, а потом незаслуженно ее поносит самыми последними словами и нещадно ее ругает, приписывая ей одной все свои беды и невзгоды. Мое детство нисколько не отличалось от детства остальных полуголодных босоногих деревенских мальчишек, если не считать, что мне в эти годы виделось то, чего другие почему-то упорно не хотели даже замечать. И даже сейчас, уже находясь в солидном возрасте, я ясно вижу в своей услужливой памяти, как я, еще совсем в то время маленьким, капризничал и с громким пронзительным плачем наотрез отказывался ложиться в мягко усланную сплетенную из ивовых веток люльку, по которой, как мне тогда показывалось, бегали толстые противные крысы. Не имея возможности, вследствие своей немоты, объяснить мое нежелание в нее укладываться отцу словами, я с негодованием тыкал в нее своей маленькою ручкою и всегда старался из нее выползти, когда он заталкивал меня в нее насильно.
Недоумевая, что меня в люльке так пугает, отец прямо на моих глазах перетряхивал пеленки. И, как только я убеждался, что находящиеся в ней крысы исчезли, то успокаивался и безропотно позволял уложить себя в люльку. Я хорошо помню, что несмотря на свои капризы, я не испытывал в то время никакого страха перед невидимыми другими крысами, и уже только потом, когда начал разговаривать, до меня дошло, что представляют собою мои видения, я начал их бояться. Этим своим совершенно беспричинным страхом я, по всей видимости, не только обидел, но и оттолкнул, пытающихся еще с самого раннего детства наладить со мною отношения разумных существ из действительного мира. С этого времени показывающиеся мне видения виделись мною все реже и реже и скоро я, вообще, утратил свою способность видеть невидимое другими людьми. Но способность ощущать их присутствие возле себя остались. И я очень часто с нескрываемым ужасом ощущал всеми клеточками своего смертельно пугающегося тела, как кто-то крадется за мною следом или стоит неподалеку от меня. Сколько бы я при подобных своих ощущениях не оглядывался по сторонам, я не видел преследовавших меня или пугающих своим присутствием существ, несмотря, что при этом я ясно ощущал их морозящее смертельным ужасом мою кровь дыхание. Я до сих пор все еще не могу понять, чем это я заслужил их такое пристальное внимание к своей скромной особе, чем это я так сильно притягиваю их к себе!? Может только оттого, что мне было намного легче, чем другим, ощутить их присутствие возле себя, понять то, что они надеялись с моей помощью передать живущим на земле людям!? Кто их знает!? И кто из живущих на земле людей сможет в полной мере понять и оценить подобные зачастую непонятные побуждения по отношению к нам, людям, действительного мира!? Вполне возможно, что я со временем свыкся бы с их незримым присутствием и наладил бы с ними контакт, если бы не ходившие в то время по деревне страшные леденящие живому человеку кровь истории. Они не только легко вводили суеверных односельчан в ужас, но и побуждали их старательно выискивать продолжающих в то время жить и здравствовать в белорусских деревнях колдунов и ведьм. Мы, дети, в то время просто упивались страшными рассказами не только об издавна наводивших по всей округе суеверный ужас колдунах и ведьмах, но и о похождениях местной нечисти, а также об неуспокоенных умерших недавно или давно наших односельчанах. Рассказы местных старожилов о ведьмах и колдунах, а так же о всякой прочей нечисти, пусть и были непомерно страшными, но они больше нас забавляли, чем пугали. Подавляющее большинство моих односельчан знала об них только понаслышке, а поэтому мы не могли себе даже представить их мерзкий легко вводящий всех живущих на земле людей в трепетный ужас лик. А вот в отношении к умершим и все еще не желающим успокаиваться в могиле покойникам мы были более чувствительными и восприимчивыми. Многие из моих односельчан не только видели и знали этих любителей потрепать нервишки людям еще живыми, но и могли при желании легко представить в своей памяти их теперешней просто ужасный вид. Увидеть воочию неуспокоенного в могиле знакомого тебе при жизни покойника, что еще может быть в нашем мире страшнее и ужаснее. К тому же не каждый мой односельчанин мог решиться рассказать о подобной своей встрече в деревне. Он, прежде чем решиться рассказывать об этом, вначале должен был подумать о возможной реакции на подобное его сообщения со стороны продолжающих жить на земле родственников этого неуспокоенного покойника. В моей родной деревне никто не сомневается, что загробная жизнь умерших односельчан это не только их собственное дело, что она затрагивает интересы продолжающих жить их близких при жизни людей и родственников. Покойники в отличие от живых людей уже не могут постоять за себя сами, а поэтому за их честь и достоинство тут же вступаются имеющие с ними кровную связь живые люди. Так что, любая пущенная во всеуслышание насчет покойников напраслина способно не только рассорить живых людей, сделать их непримиримыми врагами, но и даже и подталкивать на смертоубийство. Только, наверное, и поэтому, чтобы уберечь самих себя от подобных ссор и распрей, сразу же, после умирания того или иного человека его родственники и знакомые с пристальным интересом анализирует каждый приснившийся о нем сон, пытаясь угадать по этим скупым весточкам из загробного мира о дальнейшей судьбе умершего человека. И это уже не говоря о том, что ни одно их, не приведи к этому Господь, видимое людьми видение или любое другое ясное ощущение, что он не желает за просто так прощаться с реальным миром, не проходило мимо любопытствующих ушей моих односельчан, подвергаясь их самой строгой и беспристрастной оценке. Уж так заведено в деревне издавна, что счастье или несчастье одной крестьянской семьи не является только их личным делом и не застраховано от заинтересованности в нем остальных односельчан.
Весной, летом и осенью односельчанам некогда было обращать на все эти из ряда вон выходящие происшествия внимание, да и сами покойники, бывшие крестьяне, наверное, тоже входили в их положение и старались в это время без крайней нужды никого не беспокоить. Но зато зимою, когда деревенские мужики и бабы наслаждались относительным бездельем и начинали становиться способными к восприятию происков потустороннего мира, тут на них и сваливались под покровом ночной темноты недавно или давно умершие односельчане. А вот сама местная нечисть, если быть до конца откровенным, никогда не пыталась безо всякой на то причины напугать до смерти бедного мужика. Нечистые осмеливались пугать людей только ради своей защиты или, желая отбить у них охоту за ними следить, когда эти самые мужики и бабы случайно заглядывали в их всегда тщательно скрываемые убежища. И только в самом крайнем случае, мстя за какую-то их перед ними провинность. Пусть связанные с нечистью страхи и были очень редки, но они надолго запоминались деревенскими старожилами и, обрастая самыми невероятными подробностями, легко вводили уже не раз слышавшего об том или ином происшествии человека в состояние трепетного ужаса. Подрагивая от защекотавших им спины холодных мурашек, мужики недоверчиво оглядывали слишком уж увлекшего в своем творчестве рассказчика и, убеждая скорее самих себя, чем остальных слушающих его мужиков, говорили, чего-чего, а вот этого, просто быть не может. Но тут же авторитетное подтверждение возмущенных их неверием рассказчику всегда готовых немного покуражиться над более молодыми односельчанами стариков, не оставляла мужикам надежды даже на простое сомнение. Возвращающиеся уже ближе к полуночи домой еще не отошедшие от страха мужики испуганно оглядывались, и в каждом темном уголочке им непременно мерещилась беззубая ухмылка покойника или угрожающе подмигивающий нечистый.
На нашей земле щедрыми и расточительными бывают, как давно уже всем известно, одни только лодыри, да присосавшие к состоятельным родственникам бездельники. Уважающий самого себя крестьянин всегда знает цену заработанной им в поте лица копейке и никогда не торопится с нею расставаться. Только и поэтому, а не по какой-нибудь еще другой причине, деревенская молодежь в долгие зимние вечера собирается на свои излюбленные посиделки только в тех избах, в которых к этому времени заневестились девочки. И их родители, опасаясь, как бы их кровинушки не засиделись в девках, не скупятся на керосин.
На деревенской улице закружились под напором тихого шаловливого ветерка крупные снежинки и подходившие на посиделки парни и девушки старательно отряхивались от них в сенях, прежде чем поздороваться с гостеприимно встречающими их хозяйками.
- Добрый вечер, - приговаривали они привычное в деревнях приветствие и, окинув любопытствующим взглядом булькающие на плите чугунки, проскальзывали за сбитую из гладко обструганных досок перегородку, где и рассаживались на расставленных возле стен лавках.
Хозяина этой избы полгода назад похоронили. И парни поочередно приносили к вечеру охапки дров, чтобы и самим во время посиделок не мерзнуть и обеспечить гостеприимным хозяйкам тепло в студеные земные ночи. В ожидании, пока не подтянутся остальные, парни потихонечку, стараясь, чтобы никто их за подобным занятием не увидел, прикладывались к предусмотрительно захваченным с собою бутылкам с самогоном, закусывая заблаговременно вложенной в карман сухой корочкой хлеба. А сбившиеся в тесную кучку девушки оживленно обсуждали между собою последние деревенские сплетни и хвастались друг перед дружкою нарядами. Торопящиеся быстрее обработаться по хозяйству хозяйки деловито бренчали в сенях ведрами и лишь изредка забегали в избу по той или иной надобности.
- Алина, ты уже солила бульон!? - крикнула одна из дочек хозяйки с ожесточением стучавшей в сенях тяпкою своей сестре, заглядывая в недовольно попыхивающий вырывающимся из-под крышки паром чугунок.
Но по неизвестной присутствующим в избе парням и девушкам причине расстроенная Алина не соизволила ответить, а только еще сильнее замахала тяпкою. Недовольно хмыкнувшая сестра сняла крышку с чугунка и, бросив во вскипевший бульон щепотку соли, выбежала во двор. Закончив размахивать тяпкою, Алина вошла в избу и, даже не пробуя на вкус бульон, добавила в него еще хорошую щепотку соли. Ушлые на всевозможные проказы деревенские парни тут же уловили, чем еще они могут сегодня не только утешить свое самолюбие, но и немало повеселись пришедших на посиделки девушек. Переглянувшись понимающими ухмылками, они не стали упускать подвернувшуюся им возможность для своей очередной проказы. Подождав, пока Алина не увлечется разговорами с подружками, самый из них ловкий и смелый подкрался к злополучному чугунку и добавил в кипящий бульон хорошую пригоршню соли. С трудом, сдерживая распиравший смех, парни дождались его возвращения и, бесцеремонно растолкав возмущенно завизжавших девушек, уселись подле них. Обозленные, что им не дали вволю насладиться своим празднично неотразимым, по их мнению, видом перед своими отчаянно им завидующими подружками, девушки недовольно загалдели, но хорошо знающие их отходчивые натуры парни быстро их успокоили своими крепкими объятиями и саленными шуточками. И с этого времени заглядывающие в окно избы, опаздывающие по тем или иным причинам, парни, уже больше не надеясь потихонечку затесавшись в их ряды приголубить заветную бутылочку, не спешили входить в избу, а подолгу прохлаждались в сенях, повышая свою готовность к уже совсем скорому веселью мутною сивухою. Но беззлобно ругающиеся смущенные их присутствием рядом с собою во время работы хозяйки заставляли их торопиться. И они, утолив свои потребности, проходили в избу и чинно здоровались со встречающими их громкими возгласами уже не в меру развеселившихся друзьями. Сопровождаемые шутками и ядовитыми подколками они усаживались возле свободных девушек и, после краткого ознакомления обсуждаемой перед самым их приходом какой-нибудь особо интересной для всех занимательной историей, потихонечку втягивались в общий разговор. Подвыпившие парни, желая показать самих себя перед девушками в самом выгодном свете, прозрачными намеками очерняли всех своих возможных соперников. Громкий смех, сердитое ворчание и ехидные подколки сыпались на равнодушных к их похвальбе девушек, как из рога изобилия. Но, когда в избу вошел невысокий хрупкого телосложения парнишка, все мгновенно примолкли и молча, указав ему на свободное место возле одиноко сидевшей на самом краю лавки девушки, уставились на него своими разгоревшимися от распирающего их изнутри любопытства глазами. В другое время его появление среди деревенской молодежи никто даже и не заметил бы, но вчера с его отцом случилось что-то такое необычно страшное, и им хотелось узнать подробности вчерашнего всколыхнувшего всю деревню происшествия. Парнишка знал, что сегодня его день, поэтому он и пришел на посиделки самым последним. Он молча снял кепку и, разгладив руками взъерошенные волосы, с достоинством присел на указанное ему место. Всем своим притворно напущенным на себя равнодушным видом он, словно не замечая вопросительных взглядов парней и девушек, старался по возможности дальше продлить время своего торжества.
- Твой отец продал вчера на базаре подсвинка? - спросил он у своей раскрасневшейся от стыда, что ей, некрасивой, всегда приходится сидеть на посиделках одной, соседки.
- Продал, - еле выдавила она из себя это короткое негромкое слова и еще ниже опустила свои затуманенные грустью и тоскою глазки.
- Ну, и правильно, - желая ее хотя бы немного приободрить, похвалил ее отца парнишка.
Парней и девушек злило его непонятливость, но они тоже, не желая признаваться в своем нетерпении, продолжали хранить упорное молчание. И лишь самая признанная в деревне красавица, по которой уже успели переболеть почти все деревенские парни, не сдержалась и спросила у парнишки своим томным бархатным голосочком:
- Говорят, что твой батюшка вчера натерпелся немалого страха?
- Ничего страшного, Владечка, главное, что он живым остался, - стараясь еще больше подлить масла в огонь их любопытства, скупо проговорил парнишка и снова повернулся к своей соседке.
- А ты рассказал бы нам, Миша, - поддержал недовольно поджавшую свои пунцовые губки Владечку ее сосед. - Должны же мы знать, от чего нам оберегаться возле своей деревни? Для твоего батюшки, слава богу, вчерашнее происшествие окончилось безо всякого урона, а вот с другими нашими односельчанами может произойти даже самое непоправимое...
- Давай, Миша, рассказывай.... Не тяни, - послышались требовательные ворчливые голоса пришедших на посиделки молодых людей и парнишка, не успев еще сказать ни слова посмотревшей на него соседке, сдался.
Скорчив подобающее случаю скорбное лица, он начал свой нарочно неторопливый рассказ:
- Ну, вы уже знаете, что в соседней деревне живет кум моего отца. Так вот вчера мой батюшка засиделся у него в гостях довольно поздно. К тому времени, когда они все между собою обговорили и, что самое главное, допили выставленную на стол самогонку, на улице уже была такая темень, что хоть глаз выколи, а, все равно, ничего не увидишь. Обеспокоенный кум уже намеревался оставить его у себя ночевать, но мой батюшка и слушать об этом не хотел. Он дал слово моей маме, что непременно возвратиться домой сегодняшним вечером, а его слово всегда крепкое, как кремень. Да, и чего ему было опасаться.... Дорога от Дешавич прямая и широкая - только шагай и шагай по ней, пока не упрешься в первую избу нашей деревни. Все наши односельчане издавна ходили и ходят сейчас по этой Навинской дороге в Дешавичи и обратно без особых для себя осложнений....
Запнувшись на этом слове, Миша, наслаждаясь редкой для себя возможностью оказаться в центре внимания друзей и девушек, замолчал, но требовательные глаза деревенской молодежи заставили его продолжать рассказывать о злоключениях его отца вчерашней ночью:
- Только успел мой батюшка выйти на Навинскую дорогу, как совершенно неожиданно царившая до этого на земле кромешная тьма куда-то исчезла, а на небе засияли яркие звездочки с молодым месяцем. Смутившись от еще никогда не бывалого с ним подобного дива, мой батюшка остановился и, не зная, что ему обо всем этом думать, только в недоумении пожал плечами. Да, и когда же это было, чтобы установившаяся на земле кромешная тьма мгновенно рассеялась, а небеса стали такими чистыми и ясными, какими они бывают только в ясные морозные ночи....
- Я вчера выходила из дома около полуночи, - заметила Алина и как-то странно посмотрела на сидевшего возле Владечки смутившегося под ее взглядом парня, - но никакой, а, тем более, кромешной темноты не было. Да, и сами небеса были все это время чистыми и ясными....
- Так вот как раз в это время мой батюшка и подошел к Навинской дороге, - не решился оспаривать ее замечание окинувший ее насмешливым взглядом Миша.
Алиночка хотела добавить, что и до этого небеса были чистыми и ясными, иначе разве сидел бы смутившийся под ее взглядом парень с Владечкою, если бы на улице было темно, но благоразумно промолчала.
- Не иначе, как сам нечистый ослепил в это время глаза твоему батюшке и его куму, - язвительно заметила Владечка, бросая торжествующий взгляд на нахмурившуюся Алину.
- Все может быть, - не стал спорить Миша и продолжил свой рассказ. - Остановился мой батюшка на середине дороги и не знает, что ему дальше делать. Хмель с него сами знаете, как рукой смело....
- А вы, что думали, - солидно пробубнил один из парней, - такое непотребство привидится, то даже и мертвый оживет....
Но на него все с возмущением зашикали и Миша, выждав достаточно долгую паузу, продолжил свой рассказ:
- И хочет мой батюшка дальше идти по Навинской дороге, а ноги его не слушаются. Тогда он повернул в обратную сторону, и его ноги снова пошли. Можешь идти, а можешь бежать - им все едино. Но батя-то знает, что его кум в настоящее время один в избе и, если он сильно подвыпивший, то к нему уже и пушкой не добудишься. Вспомнив об этом, мой батюшка снова пошел к Навинской дороге, чтобы продолжать идти по ней в направлении нашей деревни. Идет ровно и быстро, и даже нисколько во время своей ходьбы не шатается. Да, и как же он мог в то время шататься, когда мой батюшка еще раньше от охватившей его жути окончательно отрезвел. Но только успел он дойти до начала Навинской дороги - его ноги снова отказались ему повиноваться. И что хочешь с ними делай - не идут и все. Мой батюшка, пытаясь подчинить их своей воле, старался двигать своими ногами и так и сяк, но и в бок ступить ими может и назад, а заставить свои ноги идти вперед ему никак не удавалось.
- Беда его ждала на Навинской дороге, - рассудительно заметила от страха позабывшая о своей робости Мишина соседка, - вот боженька и предупреждал его ясным месяцем, а его ноги, ощущая эту угрожающую ему беду уже совсем от себя близко, наотрез отказывались идти в ее сторону.
- Так-то оно так, - сумрачно бросил ей Миша, - но мой батюшка при этом не ощущал в себе никакого страха. А совсем наоборот, все эти происходившие с ним тогда страсти его даже нисколько не встревожили, а только сердили и вводили в недоумение. Да и, как же мог по-другому относиться к своим нежелающим идти в нужном ему направлении ногам, так же подумал бы о своих ногах и любой другой на месте моего батюшки человек. К нему начал подбираться страх только потом, когда ступил на Навинскую дорогу.
- Подобное ощущение непонятного и, главное, не ожидаемого страха может случиться и с каждым из нас в любое время, - согласно поддакнул Мише сидящий возле Владечки парень. - Вы все еще должны помнить время смерти Янчуковича.... Ну, того, что жил в одной избе с признанной всеми нашими мужиками и бабами ведьмою....
- Помним, конечно, помним, - загалдели оживившиеся парни, а девушки от охватившего их при одном только воспоминании о ведьме восприимчивые души страха еще крепче прижались к сидящим возле них парням трепетными телами.
- Так вот и у меня самого тогда было почти такое же состояние. Старая учительница не так уж и редко оставляла меня для дополнительных занятий после уроков. И мне часто приходилось возвращаться из школы домой в полнейшей темноте. Иду я по улице и ничего не боюсь, но стоит мне приблизиться к его избе, как на меня почему-то сразу же наваливался такой страх, что аж жуть берет. Вернусь немного назад, и весь страх от меня отступается, но стоит только обратно приблизиться к его избе, как он, проклятый, снова на меня наваливается. Я бы и рад не переступать эту, по всей видимости, запретную для меня черту, но не могу же я ночевать прямо на улице. Да, и мои родители дожидаются моего возвращения из школы. Не могу же я, четвероклассник, объяснять им, что боюсь к этому времени уже совершенно пустой избы. И, тем более, умолять их встречать меня при возвращении из школы. Решись я на такое, и вы тогда своими язвительными подколками и насмешками довели бы меня, если не до смерти, то до сумасшествия непременно. Еще немного потопав, не доходя до его избы, я решаюсь преодолеть свой страх быстрым бегом. А что еще мне было делать со своим беспричинным страхом? Пробегу я мимо его избы и охвативший меня при этом страх продолжает гнать меня по улице, пока я не вбегаю на свое подворье. Только успею я закрыть за собою калитку, как этого доводящего меня прямо до истерики страха, словно и вовсе не бывало. И снова я ничего не боюсь, и снова я могу уже смеяться и стыдиться своего собственного страха.
- И ты о своем детском страхе еще никому не рассказывал? - с удивлением переспросила окинувшая своего соседа многообещающей улыбкою Владечка.
- Раньше мне было как-то неудобно признаваться в своей трусости, а сейчас мне этот детский страх уже давно неведом, - с немного смущенной ухмылкой проговорил ее сосед.
- Ну, ты смелый и самый отчаянный парень в нашей деревне, - проворковала вкрадчивым голосочком обнимающая его Владечка.
- И что было с твоим батюшкою потом? - поторопили парни скромно ожидающего своей очереди Мишу. - Удалось ли ему справиться со своими отказывающими в повиновении ногами?
- Потом? - не без труда отрываясь от какой-то обеспокоившей его думки, повторил Миша и, смачно крякнув в кулак, продолжил свой рассказ. - Потом он еще долго мучился со своими ногами, но, в конце концов, как-то зайдя с боку, умудрился ступить на Навинскую дорогу....
- Все-таки сумел! - радостно вскрикнула слушающаяся его с раскрытым ртом соседка.
- Сумел, - грустно подтвердил свои слова Миша. - Но его при этом охватил такой страх, что он, не медля ни одного мгновения, снова вернулся на прежнее место.
- И страх его оставил? - выдохнула из себя уже прямо затрясшаяся от ужаса Владечка.