Аннотация: В жизни у Лики было две страсти: Колька и пузырьки.
1.
В жизни у Лики было две страсти: Колька и пузырьки. Колька - мальчик из соседнего подъезда, ясельная, детсадовская и школьная любовь, а пузырьки - пустые флаконы из-под духов и разных медикаментов, которые Лика таскала с собой в песочницу и там готовила в них снадобья, с помощью воды, песка и акварельной краски. Тетя Маруся с пятого этажа насмешливо звала ее "пизречница", а мама вздыхала и старалась приобщить дочь к "прекрасному". Сначала приходилось до трусов раздеваться в прихожей, чтоб не нести в дом грязный дворовый песок, потом отмывать в ванной радужные разводы и кляксы, причесывать на пробор, туго стягивать два хвоста-метелки, одевать, наряжаться самой и вести за руку, в театр, филармонию... Мама мечтала о Ликиной карьере актрисы, еще до рождения, потому назвала ее Анжеликой, в честь томной красотки Мерсье, сразившей ее с экрана. А тут еще этот Колька!
Бегала за ним Лика, как в садике, так и в школьные годы чудесные. Пережидала его влюбленности в одноклассниц и девочку из параллельного, поглядывала, затаившись, и даже играла в футбол с пацанами (недолго, лет до двенадцати), чтоб только быть с ним в одной команде. В угоду маме посещала театральную студию и "подавала надежды". Но поступать собиралась с Колькой, "на археолога", - мама протягивала вперед свои тонкие руки и восклицала:
- Ради Бога, но почему?!
Как будто руки могли служить дополнительным аргументом. Или слово "Бог", смысл которого был туманен...
Ведь Лика любила Кольку всем сердцем, и еще - пробирочки в химкабинете: разные по форме и назначению, с цветными растворами и волшебными реактивами; хоть была совершенно слаба в химии (ее интересовала внешняя сторона).
На выпускном, возбужденная торжественностью момента, новым платьем и полу-бокалом шампанского, Лика схватила Кольку за руку и повела танцевать. В то время он интересовался Наташей (это она - девочка из параллельного), как раз размышлял: подойти или нет?.. Лика же чувствовала себя в своем праве и впервые была уверенна и неотразима. Колька смотрел на нее и видел по-новому (а может быть, это ей показалось), и когда Лика повисла у него на шее и поцеловала крепко, всерьез, он поцеловал ее тоже, в ответ, и они стояли, обнявшись, посреди танцующих, и это был момент истины... Отлепившись от Кольки, она сбежала на улицу, думая о себе, как о Золушке, и даже смеялась от мысли, не бросить ли башмачок. Стояла, запыхавшись, за углом, сбоку от входа, и улыбалась, трогая щеки и губы... пока не поняла, что он не думает ее догонять.
Возвращаться назад было стыдно.
В конце лета Колька уехал учиться в другой город, а Лика пошла и поступила в медучилище, потому что оно было на соседней улице. Мама проплакала целый вечер: даже не в институт! Но скоро поняла бессмысленность своих терзаний, и все как-то наладилось, улеглось.
Лика училась спокойно и флегматично. Завязывала внизу, на затылке, два маленьких хвостика, похожих на беличьи ушки, надевала сумку на плечо и уходила через дорогу. Получалось, что хвостики переместились с макушки на затылок, но в общем остались те же. Иногда приезжал Коля, и они вместе ходили в кино или поесть мороженого, обменивались новостями. О том поцелуе не вспоминали, и все снова было, как прежде.
Через два года Колька женился. В августе, после летней практики, гуляли свадьбу. Невеста - тихая девочка, с темными косами и нежным румянцем, однокурсница. Лика смотрела на них с балкона, как они шли и держались за руки. Шепотом повторяла: "Все. Все...", как будто уговаривая себя, и прислонялась к стенке затылком. На свадьбу она не пошла, а на следующий день ушла из дома. В смысле, не просто сбежала, как дурочка, а переехала в новое место - строить жизнь с хорошим парнем Сережей, будущим юристом и сотрудником милиции, или как это у них правильно называется. Сережа давно набивался и был положительным со всех сторон. Приносил продукты, выносил мусор, считал ее самой красивой.
Прожили без малого год, и Лику заела совесть. Она начала много думать о том, как нечестно быть с человеком, которого вовсе не любишь, и что теперь с этим делать. Эти мысли мешали нормально жить.
Тут подоспела работа. Совершенно случайно Лика устроилась в лабораторию, при городской поликлинике, медсестрой по забору крови. И попала в самую точку. Когда ей выплачивали зарплату, она испытывала тайный стыд, как от воровства, - сама готова была платить, за возможность работать в этом замечательном месте. Затягивать жгут, протирать руку спиртом, "поработайте кулачком", смотреть, как вздувается венка, и, проколов ее ловким движением, набирать в длинный шприц темную, густую кровь.
- Смотрите, смотрите, как интересно! - быстро шептала она, забываясь от восхищения.
Вены прятались, двигались, некоторые найти было сложно. Лику любили пациенты, за легкие руки и беспечное щебетанье, а она сияла в ответ.
За столом ее окружали ряды пробирочек, трубочек, стопки стеклышек и бумажек - снова смеси, оттенки и превращенья. Кровь живая, она - не просто жидкость (сделала открытие Лика), не зря в старину считали, что в крови - душа человека: когда кровь вытекает, жизнь покидает тело, вместе с душой... кажется, так. Лика часто рассматривала пробирки на свет, любимым ее цветом стал темно-красный.
Тем временем, в семье будущих археологов родился ребенок. Колькина жена приехала жить к свекрови, Лика тоже вернулась домой, в соседний подъезд. Опять наступило лето. Город был полон пыли и ветра, от тротуаров пахло смолой, но по вечерам приходила прохлада. Лика и Колька сидели на лавочке, у подъезда, упершись друг в друга спинами, и смотрели в разные стороны. Семейная жизнь приносила не только радости - чувствовала Лика - особенно теперь, с рождением ребенка. Иногда ей приходило в голову бессовестно этим воспользоваться... если получится.
- Я люблю слушать, как поют цикады, - говорила она, - от этого так спокойно. И почему-то сердце щемит...
Вверху было звездное небо.
Однажды мама уехала погостить у подруги, и Лика, после скамейки, потащила Кольку к себе. Долго поила его чаем с галетным печеньем (другого почему-то не оказалось) и рассеянно смотрела ему между глаз. Лучшая Ликина часть думала, что не надо, потому что это нехорошо. А худшая отвечала: "Ну, подумаешь!"
Колька ел печенье, одно за другим, и тоже думал: "Почему бы и нет?!" Разница была в том, что она мечтала о "будущем", а Колькины мысли были все-таки проще.
Он допил чай в синей кружке с цветочками и притянул Лику к себе: ее румянец и дрожь в коленках тронули его необыкновенно.
Эти встречи потом продолжались. Лика была очень искренна, а Коля был ей благодарен. Никто не говорил вслух о будущем, но мысли шли в разные стороны - как две непараллельные прямые, которые только раз смогли пересечься, а потом все удаляются и удаляются, сколько ни пытайся вернуть их обратно.
Разговор состоялся на той же скамейке.
- А я думал, тебя все устраивает, - проговорил Колька, с интересом глядя в глаза Лике. Он не ожидал такого поворота. Лика тоже не ожидала. Что-то внутри нее ухнуло вниз и похолодело, а потом понеслось, с ускорением, как сорвавшийся лифт, набирая разгон. Это был ненастоящий Колька, совсем не тот. И Лика - не та, поэтому ей по заслугам. И жизнь не та, и все вокруг - хоть бы оно сгорело! Лика выдернула свои ладони из Колькиных рук и спрыгнула со скамейки, убежала за угол дома и прислонилась спиной к стене. Кирпичи были теплыми - эта сторона выходила на запад - и грели ее, как живые. Лика знала, что он не побежит за ней следом. Просто вернется домой.
2.
Лика закончила приготовления, набрала полную ванну воды, присела на край, а потом вдруг представила, как она будет лежать в этой ванне, много дней подряд (пока не найдут) и станет синей, отекшей, как надувная игрушка, и пойдет запах... брр... Она набрала номер Маринки, своей недавней подружки, и попросила зайти за ней завтра, перед работой. Вроде бы все?
......
А если она не начнет беспокоиться и ломать дверь? Подумает, что Лика ушла - и тоже пойдет на работу. А она, тем временем, будет лежать, некрасивая и посиневшая, в грязной холодной воде, и сверху будут плавать волосы... так не годится. Лика вышла в прихожку, вооружившись большой отверткой, и открутила замок, почти на две трети, чтобы немного дернуть - и дверь бы открылась сама. Пусть лучше найдет Маринка, тем же утром. Маринка - медик, она должна пережить спокойно. Вскрикнет, вызовет скорую... или позвонит в милицию. Нет, сначала все-таки в скорую. Будет стоять на кухне и ждать, выглядывая через окно...
Вода была теплой, почти горячей. Говорят, этот способ совсем безболезненный и даже приятный, если ты не боишься крови. Конечно, Лика не боялась. Кровь - это жидкость, питающая организм... если говорить упрощенно. Она прицелилась и чиркнула по запястью левой руки. Было почти не больно. Длинные тонкие нити потянулись в разные стороны, заклубились, смешиваясь и переплетаясь. Очень похоже на магранцовку, только она фиолетовая, а кровь, смешанная с водой, нет. Розовая кровь медленно вытекала из Лики, вместе с ней ее покидала душа... то есть жизнь, что, наверное, одно и то же. Нужно было резать вторую руку, но не хотелось шевелиться. Вода постепенно меняла цвет, и Лике стало себя жалко: "Умереть вот так, в расцвете сил, в остывающей ванне - разве это не глупо?" - начала было думать она, но эта мысль уплыла, не задержавшись надолго.
И тут в дверь позвонили. Сначала Лика решила, что ей показалось, но звонок повторился опять. В окутавшей все тишине он был похожим на взрыв и нарушал наступающий Ликин покой. "Пусть звонят, - устало решила она, - может, меня нету дома", - и снова закрыла глаза.
Дилиньканье не прекращалось. Вслед за ним раздался стук - дверь угрожающе задрожала. Лика села и быстро пришла в себя. Не хватало еще, чтобы ее нашли сейчас, в кровавой ванне, с недорезанными руками, начали учить жизни, смотреть, как на сумасшедшую... Чертыхаясь и покачиваясь, она выбралась на кафельный пол и, поискав по стенкам глазами, сдернула вафельное полотенце, чтоб замотать запястье. Теперь рука заболела. "Только этого мне не хватало" - снова подумала Лика и коротко всплакнула, от жалости к самой себе. В голове немного гудело, но в целом, сознание было ясным (отметила она). Накинула желтый халатик с птичками и поплелась открывать.
На пороге стоял незнакомый мужчина. Средних лет и средней потертости, как определила она машинально. Даже вполне хорошо выглядит, для своих лет, одет нормально... Она молча уставилась ему в лицо.
- Здравствуйте, - гость оказался вежливым, - Вы извините, но у Вас на балконе крыса.
С тем же успехом он мог сказать: тут у Вас завелось НЛО...
- Какая крыса? - вполне логично спросила Лика. Она неважно соображала, поэтому радовалась логике в своих словах. Замотанную левую руку она держала под мышкой, с мокрых волос капало на паркет.
- Понимаете, дети спускали ее на веревочке, и она зацепилась за угол балкона, болтается примерно на уровне Вашего. Можно ее забрать?
- Ваши дети? - уточнила Лика, словно это было самое важное.
- Нет, не мои, - ответил мужчина.
- Значит Ваша крыса? - она постепенно включалась в процесс. На поиски закономерностей уходило слишком много энергии.
- Нет, - опять ответил незнакомец.
- Тогда почему Вы? - резонно спросила Лика.
Они все еще стояли у раскрытой двери.
- Ну, должен же кто-то... - протянул мужчина. Это был весомый аргумент.
Лика наконец посторонилась.
Отцепив от веревки пятнистую крысу, мужчина бережно вынес ее к двери и попрощался, тактично не обращая внимания на Ликин расквашенный вид.
Его шаги стихли на лестнице.
Закрыв дверь на условный замок, она вернулась обратно в ванную. Выпустила кровавую воду и снова открыла кран. Все-таки Лика была очень настойчивая девушка. Опять погрузившись внутрь, она обнаружила, что кровь успела свернуться и почти не сочится из раны. Переложила ножик в левую руку, прицелилась... В дверь опять позвонили.
Натягивать халат теперь Лика не стала, потому что звонок ее очень расстроил: похоже, кто-то там, наверху, снова решил за нее и напрочь лишил права выбора. Она закуталась в банное полотенце и снова открыла дверь. Перед ней стоял тот же мужчина, но теперь с бутылкой шампанского в руках.
- А где же крыса? - бесцветным голосом спросила она.
- У хозяев, - пожал незнакомец плечами, - Я тут в гостях, ну, и... - он кивнул на шампанское. - То есть, мне показалось, у Вас такой грустный вид, - поправился он, - может быть, впустите меня еще раз? - и сделал движение бровями.
Лика снова посторонилась.
Сели за маленький столик. Разлили вино по бокалам. Из еды нашлось только галетное печенье - похоже, в доме его были большие запасы.
- За знакомство! - провозгласил Ликин гость.
- Как Вас зовут? - в ответ спросила она.
- Николай, - радостно сообщил он: ему нравилось, как он "звучит".
- Очень жаль, - сказала на это Лика и вернула бокал на стол, не отхлебнув ни глоточка.
- Вам не понравилось имя? - взгрустнул Николай.
- Хуже и быть не может, - честно призналась Лика. После пережитого стресса она могла говорить только правду.
- А что же теперь делать? - серьезно спросил он.
- Что уж теперь сделаешь, - пожала плечами она, - давайте сменим тему.
- Давайте, - обрадовался он предложению, - а Вас как зовут?
- Анжелика, - неожиданно выговорила она и сама себе удивилась.
- Как красиво! - одобрил ее Николай. - А можно я буду Вас звать Анжелой?
"Буду Вас звать" прозвучало с намеком на будущее.
Она разрешила:
- Ну, ладно.
Сидеть во влажном полотенце было неудобно. Оно норовило сползти и разъехаться, как занавес перед спектаклем, но встать и пойти переодеваться было еще глупее - ни с того, ни с сего... Надо было в самом начале.
Они пили шампанское и делали вид, что в сползающем полотенце нет ничего особенного.
- А как там Ваша крыса? Здорова? - спросила Лика. - То есть, не Ваша...
- С ней все в порядке, - беспечно махнул рукой Николай.
- Знаете, я тут сейчас подумала, что мы с ней похожи, - в Ликиной голове начала оформляться "мысль", - например, меня тоже спускают на веревочке. А я цепляюсь за балконы... Недавно вот хотела отцепиться.
- От балкона? - Николай понимающе покосился на перевязанное запястье.
- Нет, кажется, от веревочки, - усмехнулась она, - обидно чувствовать себя крысой, правда?.. А Вы сами переживали подобное?.. Не может быть, чтобы только я...
Она говорила и говорила, складывая слова, одно на другое, в ровные стопочки. По краям бокалов искрило шампанское, и пузырьки лопались на поверхности. В руках опять появилась тяжесть, а где-то, в районе солнечного сплетения, наоборот стало легко, словно еще один пузырек воздуха взмыл к верху; Лика перестала поправлять полотенце, говорила дальше и застенчиво улыбалась.
Некоторое время спустя она плакала у него на груди, горячими, долгими слезами. Ревела и думала одновременно (слезы этому не мешали): "Когда кровь покидает тело - это плохо... потому что опасно. Потому что кровь - это жизнь. А когда его покидают слезы?... Это хорошо? То есть, полезно... выходит, слезы - смерть? Их полезно выпускать из себя, если их накопилось много... Кровь красная, а слезы - наверное, белые. Белого цвета снег, молоко и платье невесты. И белые халаты у санитарочек, которые дежурят у царства мертвых..." - у Лики было слишком богатое воображение. Она плакала о бессмысленности и пустоте, о невозможности детской любви, о страхе полета и удерживающей веревочке, а Николай гладил ее по волосам и думал о чем-то своем...
Утром, как договаривались, за ней заскочила Маринка. Дверь была не закрыта - раскрученный замок снова не пригодился. Лика спала на животе, просунув голову под подушку, вытянув поверх одеяла длинные белые ноги. Марина постояла посреди комнаты, посмотрела и повернулась обратно - решила ее не будить.