Аннотация: "Киприот", (2 стр.) мы не часто попадаем в обстоятельства, когда оказываемся невероятно близки друг другу, так случается когда просто покупаем билет на поезд...
Виталий Французов
КИПРИОТ
...Седовласый мужчина сидел в проеме двери купе вагона СВ напротив совсем не славянского вида молодого человека с очень располагающей внешностью. Как оказалось позже, это был киприот. И он, похоже, относился к тому типу очень открытых людей, c которыми было достаточно затронуть какую-либо тему, и у него уже на полчаса есть рассказ. Такие люди бывают политиками, юристами либо отличными собеседниками в пивной.
Вчера вечером киприот в очень веселом настроении погрузился в вагон СВ поезда в Минске, и все его состояние говорило о том, что этот и предыдущие дни у него складывались отлично. Только войдя в вагон, он обнаружил, что его место оказалось в двухместном купе, куда уже села светловолосая барышня.
Это был тот случай, когда приходят обстоятельства, вероятность которых настолько крохотная, что даже вполне уверенные по жизни люди теряются.
Если бы это была девушка до какого-то возраста или женщина сверх какого-то, то все вполне быстро бы решилось и, обменявшись простыми и короткими замечаниями о погоде или длинными и глубокими размышлении о судьбе индустриального общества, женщина и мужчина почти не заметили бы накладки в кассе белорусской железной дороги. Но здесь был случай именно тот.
Киприот украдкой смотрел на светловолосую барышню, которая суетилась по всему купе, не давая ему занять свое место. По всему их виду было понятно, что их ситуация тяжелая -- они слишком подходят друг другу.
Они очень долго пытались понять условия и обстоятельства, которые привели их в это купе. Женщина была дочерью крупного чиновника и уже давно отвыкла от возможности распоряжаться обстоятельствами собственной жизни. А киприот был юристом, который по роду службы привык к хаосу жизни и, как ему казалось, он как раз занимался наведением порядка в ней. То есть жизнь приходила к нему в хаосе, а здесь как раз наоборот, его очень манило к ней. Его плоть пренебрегала его хорошим образованием и глубоким аналитическим складом ума, она его направляла, не требуя никакого порядка. Эта блондинка с растрепанными волосами и с мобильником в руке была его настоящим испытанием.
Возможно, они уже были готовы смириться с таким роком судьбы, но обеспокоенное состояние женщины и европейское воспитание киприота в самую напряженную минуту столкнули их с проводницей, пробегавшей по вагону. Она сразу поняла, в чем дело. Бросила на ходу: “Разберемся позже” -- и убежала в другой конец вагона.
Наступила недолгая разрядка. Киприот присел, не снимая свой плащ, неловко поставил свой большой кейс между ног, отчего необычно широко расставил ноги. Женщина опять засуетилась, укладывая в разные места какие-то свои вещи. Она пару раз задела его колено, отчего испытание перерастало в пытку. Вдобавок ко всему происходящему в неподходящий момент состав дернулся, и женщина всем своим телом упала-прилегла на напряженно сидящего киприота. На мгновение он растерялся, но все произошло так естественно, что он почувствовал момент некоторой разрядки в до сих пор напряженной ситуации. Как будто они вдруг открыли какой-то новый необычный способ диалога. Все произошло за какие-то три-пять секунд. Но они, взрослые люди, вдруг ощутили, что у них есть общий язык, подходящий больше, чем человеческий, для не менее богатого общения.
Она была похожа на сбежавшую из дому жену -- морально и физически уставшая душа и плоть. И те пару фраз, которые формально киприот обронил по-английски, остались без ответа -- она что-то отвечала по-русски, но фактически для опытного мужчины в ней таился чудовищной силы женский заряд. Смесь буйства, страсти и желания. Ей и ему это было слишком понятно, чтобы что-то большее могло произойти. Так они думали в какой-то момент. Вообще, никто никогда не знает, как это бывает и как чередуется страстный шторм и умиротворенный штиль в наших человеческих натурах. Это загадка.
Пришла проводница, взяла билеты и деньги за постель. Посмотрела на практически не шевелящегося киприота в надежде, что он смирится со своим восточным приключением. На всякий случай она сообщила, что есть одно место в первом купе, он обреченно махнул головой и, похоже, старался не смотреть в сторону женщины, сидящей напротив. И кажется, пытался не дышать, возможно, чтобы запах ее духов не взывал к беспокойным снам...
Через минут пять он ушел вслед за проводницей.
В первом купе оказался седовласый мужчина в ярко-синих спортивных брюках и тапочках. Было похоже, что этот человек за свою жизнь, возможно, пару месяцев кряду жил в поезде. Купе было похоже на его уютный дом, где был порядок в вещах и продукты были аккуратно сложены на столике возле окна.
Седовласый мужчина был не словоохотлив, а скорее, он был просто у себя дома. Киприот разделся и быстро лег в свою постель. Он лежал, едва прикрыв глаза, в голове вертелось какое-то важное слово, означающее предмет, которое он никак не мог вспомнить. А было очень надо. Что же это может быть?
Некоторое время он размышлял, пытаясь согреться в холодных простынях постели. “Umbrella”, -- точно, вот это слово, подумал киприот по-английски.
Он быстро оделся. Чем очень озадачил своего соседа по купе. Ничего не сказав, вышел.
Испытывая некоторую неловкость, он постучал в дверь купе, про себя пытаясь сказать то внятное, что он хотел сказать: “I have overlooked the umbrella”. Дернулась ручка двери, со второй попытки открылась.
Она уже разделась и стояла босиком на коврике, а простынь прикрывала ее спереди. Она освободила место, приглашая его войти, оба, поддавшись какому-то не подвластному им течению, двигались внутри тесного пространства. В какое-то мгновение пробегающий за окном станционный фонарь слегка осветил купе, и он в отражении окна увидел ее белое тело и нежное белье. Все это необычно ярко вспыхнуло, и у него перехватило дыхание. Пытаясь перевести дух и выгадать время, он немного прикрыл дверь, еще раз про себя повторил то, что нужно сказать: “I’ve overlooked...”
Ее рука легко дотронулась до ручки двери, и она закрыла ее до конца.
Она стояла прижавшись всем своим телом к нему. Они молчали, простынь сползала на пол, и только грубый стук колес нарушал музыку их разговора...