* * *
* * *
"Голос моего хозяина"
'His Master's Voice'
* * *
Письмо
* * *
Озарение
Большой взрыв или черные дыры, отделенные от нас на тысячи световых лет, понятия трудно воспринимаемые, как и их последствия, воплотившиеся и в наше существование. Может это особенность моего женского ума. Но я нутром чувствую житейские взрывы, переворачивающие жизненные оценки и бытование.
Однажды...
Мы встретились на тихой улочке в предместье Лондона. Мы шли навстречу, формально кивнули друг другу головами, как принято здесь в знак приветствия. Прошли дальше. Что-то всколыхнулось внутри. Я оглянулась. Он стоял и смотрел на меня, как бы ожидая ответной реакции.
- Валюша?! - прозвучала вопросительная интонация родного голоса.
- Валька!!! - уже без всяких признаков лондонского этикета заорала я и тотчас повисла на его шее.
Трудно сказать, как бы воспринял эту сцену кто-либо со стороны. Ему под 70, мне больше 55. Да, между нами была(и есть: это не изменяется)разница в 14 лет. Тогда, лет тридцать тому назад, это воспринималось мной как комплимент со стороны очень солидного интересного человека, но и как настораживающий знак при невольно серьезном взгляде на перспективу. Но сейчас это была радость. Это была встреча!
Мгновения пораженного молчания сменились странной смесью двух тасующихся друг с другом монологов. Расстаться было невозможно. Все дела отошли в сторону. Валя пригласил зайти к нему, - это было совсем близко. Мы говорили. Мы вглядывались друг в друга. Мы вглядывались в прошедшие годы.
Валя подошел к книжному шкафу и уверенно достал из второго ряда книг папку, напомнившую мне сухое делопроизводство далеких советских лет. Он положил передо мной небольшой конверт.
- Посмотри, - немного смущенно сказал он.
Там оказались мои письма. Я ежедневно посылала их ему четверть века тому назад. Удивило? Да, нет. Объединило старое и новое. Мгновенно поставило точку над i, несколько точек над чередой давних i, дало ответ на былые терзания. Совершенно в таком же порядке, в месте, скрытом от глаз домашних, его письма тех же дней хранились у меня. Мне не надо даже перечитывать ни его, ни свои письма. Я их помнила, как только что написанные и полученные. Я выпросила свои письма, чтобы вновь остаться наедине с ними и тем временем. Мы знали, что любое расставание у нас сейчас - не надолго.
Всполохи огня не позволяли оторвать взгляд. Треск сухих поленьев и запах смолистого дерева дополняли ощущение уюта. Тепло охватывало весенний дачный домик, бесприютно соскучившийся по людям за долгую московскую зиму. Оно проникало в нас, зашедших в дом после прогулки по еще пустому поселку. Каждое мгновение и каждый шаг таил неизвестность, за которой скрывалось какое-то особое откровение. Долгожданное. Лелеемое во множестве встреч и в бесконечности неповторимых разговоров.
Это был день моего рождения. И казалось естественно ожидаемое единение, которое уже давно призывно сквозило в каждом прикосновении, в вязи словесных перекличек. Глаза давно проникали в самую глубину восприятия друг друга. При этом нам было друг с другом настолько хорошо, что сложившаяся форма общения казалась самодостаточной. Но было жалко не одарить друг друга еще не постигнутыми возможностями взаимоотношения души и тела. Но для этого нужны были особые, не случайные условия.
Небольшой круглый стол, прижатый к закрытому на зиму ставнями окну, в совместной суете постепенно становился праздничным. Маленький дом на фешенебельной ныне Николиной горе приобретал обжитой вид. Это было скорей попыткой скрыть невольное напряжение ожидания неизвестного, чем необходимость красоты, хотя и соответствующую характеру и привычкам каждого из нас. Свободно расправился ароматный букет роз в большой хрустальной вазе. Шампанское, бокалы, фрукты, шоколад... Я всегда любила свой день рождения. Мечтательные надежды, сравнимые только с новогодними ожиданиями, суета подготовки и радость встречи с самыми близкими, да и еще говорящими такие желанные слова. В это время все это воплотилось в особые надежды, не четко проговариваемые даже мысленно.
Мы пили мягкий коньяк и вкусное шампанское. Гурманы скажут, что это плохо, но нам было хорошо. Все было по его мановению точно таким, как я люблю. Искорки шампанского радостно оживлялись в бокалах игриво бросаемыми мной туда кусочками горького шоколада.
Что начинается после начала? Да и можно ли назвать началом долгожданный вымечтанный, вылюбимый шажок? Необходимо, естественно, неизбежно. Но ужас берет, когда понимаешь, что за этим одним из счастливейших, а на самом деле самом счастливом мгновении жизни, последует расставание. Через пару дней Валя уезжал в отпуск. Я давно подталкивала его отдохнуть, сменить обстановку московской зачумленности. Одно дело разум и сознание, а другое - пуля, подсекающая птицу счастья (фу, какая банальность) на взлете!
Жизнь стоит на страже, не допуская пресыщения. Короткий вздох, а затем продолжительный выдох...
К этому мгновению жизни я и возвращаюсь постоянно (десятилетиями!) с теплом и благодарностью. Ни что другое, хорошее и яркое, в последующей жизни не микширует этот максимум. Всего несколько недель дистанционного разрыва перед многолетним продолжением. В тот момент это казалось непереносимым. И сегодня я возвращаюсь к этому, когда мой сын уже давно перешел рубеж маминого возраста тех дней. Да и во мне, вероятно, многое изменилось: из канцелярской офисной крысы с дипломом инженера, я преобразилась в сотрудницу глянцевого женского журнала; корреспонденствую в Европах и по всему миру.
Я прикасаюсь к этим письмам. Сегодня я, вероятно, выбрала бы другие слова, но это было тогда, и я ценю это сохранившееся восприятие того момента. Сейчас, кажется впервые за много лет, я перевела эти письма из своего подсознания в осязаемую реальность. Я совместила эти две стопочки писем - его и мою - в нежную, до слез будоражащую перекличку. Пусть хоть денек они будут вместе. Его письма написаны только для меня. И я оставляю их только для себя, ограничиваюсь малой толикой их тепла и мыслей в своих письмах. А еще в ушах и мозгу, как пирсинг, наши разговоры, разговоры по телефону и при любимых встречах, которых всегда не хватало. Я никогда не представляла, что я столь ненасытна: дозированного судьбой общения было всегда мало. Всегда... И сегодня в воспоминаниях - тоже.
23 мая
Милый мой, любимый, здравствуй!
Я соскучилась по тебе ужасно. Прошло всего 3-4 дня, а мне кажется, что целая жизнь. Трудно выбрать время уединения, чтобы написать тебе письмо. На работе скучно и тоскливо без твоих звонков. Сейчас мне повезло: я осталась одна. Если бы ты был здесь, можно было весь день быть с тобой. Но ты далеко, и я только пишу тебе.
Дорогой мой, как мне хочется к тебе. Я теперь ни на минуту не расстаюсь с твоим последним подарком. Когда я чувствую цепочку кулона на шее, мне кажется, что ты касаешься меня, вспоминаю тебя близко-близко. Мне страшно хочется быть все время с тобой.
Когда ты позвонил мне вчера, я просто обалдела, все ликовало внутри меня. А ведь мы говорили всего-то пару минут и так недавно расстались. Меня ужасно злило, что я не могу сказать тебе в эти минуты то, что кипело внутри, то, что жжет. Они же вокруг не представляют, что я говорю с любимым (и любящим?)! В твоем Крыму красивые и стройные женщины. Если ты в кого-нибудь влюбишься, я убью тебя. Но мне представляется, что тебе ничего не грозит. Я надеюсь.
Я тебя крепко-крепко обнимаю, целую. В трезвом состоянии это делать еще приятней.
24 мая
Не сочти за нескромность. Но мне очень хочется, чтоб в условиях Черного моря ты реально чувствовал мою близость. Если плавки окажутся великоваты, не считай это за пожелание толстеть. Но знаю, - буду любить в любом состоянии. Це-е-е-лую.
25 мая
Приветик!
А я на целых два часа осталась в офисе одна. За что я сразу взялась? Писать тебе. Не то, что ты, поросенок. Наверное, пока не получишь мое первое письмо, не будешь писать. Я очень жду. Ну, как я могу, обгоняя почту, донести до тебя мои слова и желания?! Я не жду, я пишу и пишу любимому мужчине. Без всякой гордости и камуфляжа, делая это после большого перерыва второй раз в жизни. Нет, не второй - третий. Это впервые было еще до замужества. Важно другое: я хочу видеть тебя каждый день, постоянно. Я даже не представляла, что это так сильно и неотступно. Ты, видимо, и не ожидал от меня такого частого напоминания о себе. Да и нужны ли тебе все мои эмоции в такой концентрации и в таком объеме? А?
Хочу быть твоим сиамским близнецом. Нет, нет, нет. Хочу, чтобы ты как эгоист всю жизнь искал и лелеял мою любовь для себя.
Милый мой, я очень-очень скучаю без тебя. Миллион раз целую, обнимаю, жду.
P.S. Поцеловала тебя и как бы застыла в ожидании ответа. Ты же никогда не оставался в долгу.
Даже странно убеждаться, что ежедневная тяга была не только воспоминанием в истосковавшемся мозгу, но и реальными событиями прошлого, чернилами, вылитыми на бумагу. Оказывается, на век. Чувство благодарности к Валентину захлестнуло меня за эти сохраненные письма. Этот признак живости тех дней в нем. Такое единство нашего восприятия, столь желанное, оказалось реальностью.
26 мая
Валька!
Тебя сначала хочу отругать за твои необоснованные подозрения на отсутствие моих желаний, касающихся тебя!!! И за твои сомнения в восприятии мною дали-близи, как ты пишешь. И не колись, пожалуйста. А то у меня физиономия облазит, как после первого продолжительного загара.
Я осталась в офисе одна. Делаю свое главное дело: пишу тебе. Дело, приносящее удовольствие. Это как будто я с тобой разговариваю. Я вижу тебя при этом, твое лицо. Еще бы немного почувствовать твое прикосновение. Не хватает ласковости твоих глаз. Мне кажется, они помягчают, когда будут читать письмо. Я задаю тебе вопросы, и сама же на них отвечаю, за тебя. Ты не думай, что я всегда отвечаю так, как мне хочется. Я иногда откликаюсь "наоборот". В большинстве случаев я потом понимаю, что ошиблась. А иногда скисаю и жду твоего вмешательства: в письме или по телефону.
А мои полоски на спине зажили? Я больше не буду так. Только ты не загорай сильно, пока они не зажили. А то останешься полосатым. Мне придется тебя переименовать в Зебренка.
29 мая
Валенька, родной, здравствуй!
Я вчера была так рада, услышав тебя. Ты не звонишь, а мне кажется, что тебя увлекла другая дама. Курорт - Крым - море...
Когда я мысленно провожала тебя, я радовалась твоему предстоящему отдыху. Но как только ты уехал, я почувствовала, что мир так несправедливо жесток. Он вырвал душу и сердце, которым было так хорошо, и оставил на их месте терзающую боль ожидания... Мне не хватает тебя здесь.
Сегодня у нас совершенно великолепный день. Прошел дождик, пахнет свежей листвой, молодой травкой. Когда ты вчера говорил со мной, у меня в голове проносились тысячи ласковых слов. Мне так хотелось выплеснуть их на тебя. Не для тебя, а для себя. Ты же, мой любимый, простишь мне такой эгоизм? Я ужасно злилась, что не могла себе это позволить, чтоб не возбуждать любопытство бабского окружения. Ведь все это только наше. Я в первый раз чувствую себя собственником своих чувств, мне не хочется об этом говорить ни с одной подругой. Но я непрерывно об этом говорю сама с собой. Не сойти бы с ума. А может, уже?
30 мая
Привет, любимый!
Московская весна балует нас. Вот в такой бы день поехать с тобой вдвоем куда-нибудь на природу. А потом бы и не расставаться. Чтоб каждая секундочка дня и ночи принадлежала только друг другу. Как мне этого хочется. И когда только это сбудется? Я хочу, чтобы со мной ты забывал обо всем на свете! Я мечтаю принадлежать тебе, нежному, страстному, ласковому.
Я постоянно вспоминаю день моего рождения. Замечательный день! Ты у меня очень внимательный и заботливый. Я была поражена тем, как ты многое предусмотрел для моей радости в этот день. Честно, такого от тебя я не могла ожидать. Я с этим не встречалась. Оказывается, к женщине можно относиться и так...
Сейчас опять ты не звонишь. Ты такой негодный, толстокожий, не чувствуешь в этом Крыму, что я одна и, как на иголках, кручусь, надеясь на твой звонок. Буквально держу руку на телефонной трубке, вдруг это поможет. Заставляешь Валюшу страдать.
Хочется раствориться в тебе, быть в каждом твоем движении. Быть каждым твоим движением. Но при этом чтоб сохранилось волнение при каждом твоем приближении ко мне - в тебе и во мне. Милый мой, я тебя очень нежно и ласково целую и обнимаю. В.
Я отсылаю очередное письмо и невольно думаю о своем доме. Измена. Какое-то обличающее содержание внесено в это понятие, совсем не вытекающее из доброй этимологии слова. Смена, мена, замена - ну что дурного можно расслышать в этом? А тут безапеляционное клеймо: сто из ста опрошенных отрицательно отзовутся об этом понятии. Почему антонимом слову измена служит похвальное "верность", а однокоренному "изменение" косное "консерватизм"? Мне все стало казаться иным. Можно, конечно, не применять это слово для названия чувства и отношений, которые могут возникнуть вне семьи. Но я считаю справедливым вдохнуть другую оценку в это слово. Не обличительную. Однословно заново определить влюбленность в другого человека трудней, чем подтолкнуть к неоднозначной оценке существующего названия. Кстати, отчасти уже давно похожее происходит с применением слова "брак" для однополых отношений.
31 мая
Валечка, дорогой мой!
Ты не пишешь, а я обдумала и решила, что на это могут быть две причины:
- ты хандришь, капризничаешь и не хочешь об этом писать. Это очень плохо, но я тебя все равно люблю;
- ты не хандришь, все хорошо и весело, тебе некогда писать, но я все равно тебя люблю.
Милый мой, пожалуйста, не кукся, возвращайся скорей, а то мне всякие мысли лезут.
Целую тебя очень, повисаю на тебе. Твоя В
На двух сторонах сложенной странички письма - два пожелтевших отпечатка до сих пор сохранившейся в письме вложенной мной розочки. О ней я забыла.
Любовь, право на любовь, как право на жизнь. Я далека от всякой политики, но когда говорят о конституционных правах, я невольно вписываю в них право на любовь как форму права на личную жизнь. Я не понимаю, почему эта главенствующее для жизни состояние подвергается остракизму, общественному и религиозному. "Не прелюбодействуй" - заповедь, которая раз и навсегда наложила табу на возможность особой части человеческих отношений. Это совсем не вседозволенность. Каждое проявление человеческой жизни может иметь неприемлемые проявления. Можно любить есть, но не превращаться в свинью. Можно любить музыку, но не доводить соседей до истерики какофонией собственного исполнения. Можно... Можно, наконец, любить, но не быть ни моральным, ни физическим насильником ни в семье, ни за ее пределами.
Болезни могут добавляться, совмещаться, чередоваться. Музыка, книги, фильмы - что-то одно не исключает другого. Наконец, подруги и друзья... Почему вечер с одной из них совсем не позорит отношение к другой? Фетиш понятия любви, сексуальной любви как формы исключительной? Или фетиш интимной зоны (я бы сказала точней и прямей, но это выпадет из общепринятой лексики), подобно поклонению вещам, которых касались великие или любимые люди?
А любовь? Говорят, что в таком случае это не любовь. Кто может быть судией в этой ситуации? Поэт, философ, подруга? Это столь личностно, что ни слово, ни дело другого не может даже приближаться к участию. Это мое дело! И действия, и оценка. Об этом я обязательно как-нибудь напишу для журнала.
2 июня
Завтра я уезжаю с Вовкой к родителям. Придется ждать встречи уже в Москве. Я даже не могу представить такого перерыва - без писем, без звонков. Вернусь в Москву одновременно с тобой.
Я очень скучаю по тебе. С радостью до боли поднял на вершину и бросил. Одной так неуютно. Если почта и сегодня не отдаст мне твои письма, то я рассержусь и на нее и на тебя. Очень хочу, чтобы мы уже вернулись в Москву и встретились. Закрыла глаза. Вижу нашу встречу. Больше никуда без меня не уезжай. Я буду стараться всегда радовать тебя.
Валенька, тысячу раз целую, крепко обнимаю. Хочу быть частью тебя, твоей жизни - нашей жизни. В.
Я прочитываю сейчас последние слова давних мечтаний и печалюсь множественному числу реального существования - наших жизней. Это так хорошо выглядит "нашей жизни"! События всего нескольких дней. Не на день, не на мгновение, это всколыхнуло душу и переродило всю суть восприятия жизни.
Бывали и до этого мгновения увлечений. Осуждаю ли я себя за такие моменты счастья? Да, пожалуй, нет. Вероятно, сожалею, что об этом приходится говорить в прошедшем времени. Каждое мгновение казалось абсолютно необходимым, жизнеобразующим. Чувство некомфортности появлялось при возвращении домой. Вина перед мужем за его не исключительность в моем сегодняшнем восприятии. Нежелание поддаваться нежности, которая начинала ассоциироваться с обязанностью.
Валентин, любовь к нему - другое, все не так. В личном общении с мужем мне стыдно не перед ним, а стыдно за измену с собственным мужем моему любимому. Измена - это совсем не любовные отношения помимо семьи, это любовные отношения второй очереди, в память любви.
Письма - что приоткрытый занавес. Замочная скважина в двери собственного дома и собственный ключ. А сколько всего самого разного было за последующие дни, месяцы и годы! Эти давние мгновения выдерживают новое прикосновение. Чувство, которое остается.
Навсегда.
* * *
* * *
* * *
* * *
Ой, где мне взять доску, чтоб раскатать варенички? Но нет у меня ни соли и ни сыра, ни перца и ни жира. Ой, где мне взять нож, чтоб нарезать варенички? Ой. где мне взять горшок, чтобы сварить варенички?
* * *
* * *
* * *
Беличье колесо
И мысли, и дела Он знает наперед
* * *
* * *
Икебана
* * *
Чат
* * *