Фрейдзон Игорь Леонидович : другие произведения.

Жизнь прожить ...

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  Она шла сгорбившись по нью-йоркскому пляжу, опираясь на простую сучковатую палку. Социальные службы США давно и не единожды предлагали дать бесплатную трость, чтобы пожилая женщина не испытывала трудностей при ходьбе. Но она с каким-то необъяснимым упорством отказывалась от этого. Одежда на ней была не новая , но и не обноски, в которых расхаживали люди, не имеющие своего дома и вообще какого либо статуса, кроме одного - бомж.
  Она никогда не посещала склады, на которых можно было выбрать даже новые вещи. Часто по улицам этого огромного мегаполиса проезжала машина, из которой всем нуждающимся давали горячую пищу, но никогда наша героиня не стояла в этих очередях. Более того, если ее звали или уже полученную еду ей приносили другие нищие, она резко отказывалась.
  - Я что - нищая? - вопрошала она.
  - Нет, ты миллионерша, - со смехом отвечали ей.
  Ночевала она, где ее застанет ночь, но в специальные ночлежки не шла.
  Никто не знал ее настоящего имени, но откликалась она, если ее звали, Любка.
  Не Люба, не Любовь, а именно Любка.
  Она не была замкнутой или неразговорчивой, наоборот, очень даже коммуникабельной. Она с удовольствием обсуждала политические события сегодняшнего дня, могла высказать предположение о событиях грядущих, но никогда не говаривала о прошлом. Нет, не о далеком прошлом, даже о вчерашнем дне она никогда не говаривала.
  Что было, то прошло. Зачем возвращаться, все равно ничего изменить нельзя.
  Если она находила газету, оставленную кем-то на скамейке, то с удовольствием ее читала, сидя на той же лавке, но никогда не брала бесплатных газет в магазинах.
  Читала она тексты, написанные кириллицей или латиницей, но какой это был язык, для нее не имело значения.
  - О, смотрите наш полиглот - Любка, читает газету, сейчас будет проводить политинформацию, - подсмеивались над ней, но она не обижалась, а просто не обращала внимания на эти шутки.
  Если ее приглашали хозяева ресторанов или кафе перекусить, она с удовольствием принимала эти приглашения, но в одно такое заведение она никогда не заходила.
  - Я что, хуже других, - говорила она, - почему люди едят в общем зале, а я должна есть на кухне. Нет уж, если пригласил меня, то прояви уважение.
  И сколько в дальнейшем хозяин этого довольно скромного заведения не приглашал, при этом извинялся и клялся, что не допустит больше такого, и вообще его в тот день не было, а такое себе позволила администратор, она отвечала:
  - Уволь этого работника, а потом посмотрим, может и зайду.
  Милостыню она никогда не просила, но в мусорных баках рылась и если находила пустые бутылки или банки, то с удовольствием прятала в тележку, которая при ней была всегда, а вечером сдавала в приемный пункт.
  Часто собирала цветной металл, и тоже несла в пункт приема.
  С удовольствием выполняла любые мелкие поручения, сходить туда-то, передать что-то, подмести возле магазина или ресторана, перебирала в овощных лавках продукты, делала это с особой тщательностью, но могла в любое время отказаться от предложенной работы. Все зависело..., Никто не знал, от чего это зависело. Наверное, от настроения.
  Вся "русская Америка", проживающая на Брайтон-Бич знала Любку и любила с ней поговорить.
  Если ты видишь человека каждый день, ты его не замечаешь, как не замечаешь мебель, стоящую в твоей квартире, как привыкаешь, и тебе уже не мешает метро, которое гремит над твоей головой, та грязь, которая может человека, впервые попавшего на Брайтон, ввергнуть в ступор. Все привычно и нам хорошо жить в этом мире, который не меняется. А коль не меняется, то у человека появляется уверенность в стабильности и бессмертии.
  В один из пасмурных осенних дней хозяин того кафе, куда Любка дала зарок больше не заходить, вдруг всполошился.
  - Слушай, - обратился он к своему соседу, такому же хозяину небольшой забегаловки, - я давно не видел Любку. Ты не знаешь, куда она подевалась?
  - Нет, мне это ни к чему, - сначала равнодушно, но немного повременив, обеспокоенно переспросил , - а как давно ты ее видел в последний раз?
  - Не помню, но три дня тому назад от меня ушла администратор и я решил все-таки покормить Любку в своем заведении.
  - Зачем тебе это надо?
  - Я не хуже тебя. Ты ее постоянно кормишь, а я что, беднее или жаднее тебя?
  - Просто у меня все вкуснее.
   Эти два уважаемых бизнесмена заспорили, и даже схватились за грудки, но их разняли другие старожилы этого уголка "Русской Америки". Тем не менее все начали переглядываться и спрашивать друг у друга , кто в последний раз и когда встречал Любку. Вразумительного ответа никто дать не смог.
  Начали звонить в полицию, позвонили в больницу, подняли на ноги всех и вся вокруг, но Любка пропала.
  Все понимали, случилось несчастье, не могла Любка уйти из этого района. Вся округа начала искать эту несчастную женщину и ее все-таки нашли.
  Сидела Любка под деревянным тротуаром на набережной океана. На одном ящике она сидела, а два других - один на другом, служили столом.
  На этом импровизированном столе лежала тетрадь, ручка и голова уже мертвой Любки.
  Один из нашедших взял тетрадь в руки, посмотрел на последние строки:
  Договоримся так: когда умру,
  ты крест поставишь над моей могилой.
  Пусть внешне будет он как все кресты,
  но мы, дружище, будем знать с тобою,
  что это - просто роспись. Как в бумаге
  безграмотный свой оставляет след,
  хочу я крест оставить в этом мире.
  Хочу я крест оставить. Не в ладах
  я был с грамматикою жизни.
  Прочел судьбу, но ничего не понял.
  К одним ударам только и привык,
  к ударам, от которых, словно зубы,
  выпадывают буквы изо рта.
  И пахнут кровью.
  Прочитал про себя, шевеля губами, передал тетрадь женщине, стоявшей рядом с ним, та не стала читать, только пролистала наспех тетради. Каково же было удивление, это был Любкин дневник, каждая запись которого, начиналась объявлением из газеты.
  
  ОБЪЯВЛЕНИЕ В ГАЗЕТЕ
  Ищу грамотную с опытом работы гувернантку для девочки пяти лет.
  Предлагаю проживание, питание и небольшое ежемесячное денежное вознаграждение.
  *****
  Вот так в мою жизнь вошла Доба.
  В один прекрасный день, а я его, не смотря ни на что, все равно буду считать прекрасным, в нашу входную дверь постучали.
  На стук откликнулся папа. Открыл дверь и увидел молодую симпатичную девушку, несколько смущенную.
  - Здравствуйте, я по объявлению, - тихим голосом она объяснила цель своего визита.
  - Здравствуйте, очень рад, что на мое объявление так быстро откликнулись, но нам нужно познакомиться.
  Я сидела за столом и высунув язык, раскрашивала новую раскраску, которую мне только сегодня купил папа. Мне было совсем безразлично, кто пришел к нам. Я к этому уже давно привыкла.
  К нам приходили молодые и старые дяди с большими портфелями, папа вручал мне новую раскраску, книжку с картинками или просто альбом для рисования и надолго запирался с гостями в своем кабинете. Но сегодня пришла молодая тетя, такие тоже иногда приходили к нам, но ближе к вечеру, а здесь днем, в воскресенье.
  Странно, но вида я не подала, что очень удивлена, решила, буду ждать дальнейших событий.
  Папа пригласил девушку присесть на диван и предложил что-нибудь попить, но таким же тихим голосом она отказалась.
  - Пани, чтобы вас не задерживать, давайте перейдем сразу к делу, - предложил папа, - у вас есть рекомендации с прежнего места работы?
  - Нет, я нигде раньше не работала и поэтому не имею ни рекомендаций, ни опыта работы.
  - Вы наверно невнимательно прочитали мое объявление, мне нужна опытная гувернантка.
  Девушка еще больше покраснела, достала из рукава платочек и вытерла вспотевшее лицо. Меж тем папа продолжил:
  - Извините, но я вынужден вам отказать.
  - Где мне приобрести недостающий опыт, если мне всюду отказывают?
  Папа почесал затылок, это он делал всегда, если попадал в затруднительное положение.
  - Понимаете, уважаемая пани, я не хочу, чтобы на моей дочери проводились какие-нибудь эксперименты.
  - Но если придет опытная гувернантка, это не значит, что она хорошая и подходит вашему ребенку, не так ли?
  - Конечно, если я нанимаю незнакомого человека, то иду на определенный риск, но все же..., а, впрочем, давайте сейчас проверим кое-что. Познакомьтесь, - он подозвал меня, - это моя дочь Люба, ей пять лет. Девочка спокойная, умная и не в меру любопытная.
  - Я - Доба, - просто представилась молодая особа и протянула мне руку.
  Я засмеялась, очень мне показалось имя смешным, но папа при этом сдвинул брови и нахмурился, этим он всегда показывал свое крайнее недовольство, но девушка вдруг громко и заливисто засмеялась вместе со мной.
  Я схватила ее руку и никогда, после смерти моей мамы, мне не было так хорошо с другим человеком, кроме моего папы.
  - Оставайтесь, - согласился папа, махнув рукой, - но нам надо кое-что уточнить. Любочка, посиди немного одна, не скучай, мы скоро вернемся.
  Папа сделал приглашающий жест Добе, указав на дверь в его кабинет.
  Бедный мой папа, это сегодня я понимаю, он был наивным интеллигентным человеком и не мог представить, что его маленькая дочь способна на такое коварство, как подслушивать у его кабинета.
  - Присаживайтесь, пани Доба, раз уж моя дочь выбрала вас в свои гувернантки, нам придется обсудить и решить некоторые вопросы.
  - Я понимаю и готова выслушать вас, но чтобы не была наша беседа очень длинной, и чтобы Любочка не скучала в одиночестве, сразу скажу, я - еврейка. Мои родители живут недалеко отсюда в небольшом местечке, которое уже вошло в черту города, они очень строго придерживаются традиций и образа жизни, который, как они считают, им завещал Б-г, но несмотря на это, они дали мне некоторое образование, они люди довольно состоятельные и им не составило труда нанять мне и моему брату частных учителей, а потом мы экстерном сдали экзамены.
  - Очень хорошо, что вы сразу прояснили некоторые вопросы, но я простой инженер, зарплата у меня относительно небольшая, взяток мне не дают, - при этом он хитро, так только он умел, улыбнулся, - поэтому вам платить я много не смогу, но проживание и питание за мной, как и было написано в том объявлении.
  Вы еврейка, и поэтому я могу вам предложить выходной в субботу, тем более у меня выходной в этот день, да и в воскресенье я дома, но бываю занят.
  - Мне не нужен выходной в субботу, более того, в субботу, если у меня будет выходной, я буду находиться в вашем доме.
  -Я не спрашиваю причину, но если вы не хотите субботу выходным днем, то пусть будет, - он замялся немного, а потом спросил, - когда вы хотите?
  - Понедельник, если можно.
  - Это посложнее будет, но можно попробовать. Если я буду занят именно в понедельник, то вы перенесете свой выходной на другой, удобный для нас обоих день. Согласны?
  - Вы очень добры, спасибо. Конечно, я согласна
  Я очень вовремя отскочила от двери папиного кабинета, буквально через мгновение они вышли оттуда и Доба продолжила свое знакомство со мной.
  Какое же это было лето! Такого у меня никогда еще не было в моей, как мне казалось тогда, уже довольно длинной жизни.
  А что вы хотите? мне уже очень скоро исполнится шесть лет. При этом, чтобы показать свой возраст, я выставляла пальцы, а их уже на одной руке их не хватало.
  *****
  ОБЪЯВЛЕНИЕ В ГАЗЕТЕ
  В нашем городе открылась новая школа для девочек младшего школьного возраста.
  Желающие могут записываться в будние дни по адресу.....
  Часы записи 8:00-16:00
  
  - Что Любушка-голубушка пойдем завтра записываться? Папа согласился все-таки. Правда, поворчал немного, говорил - ты маленькая. Так докажем ему? - Сказала Доба в воскресенье вечером.
  - Так ты же завтра выходная. Как мы пойдем записываться?
  - Перенесем мой выходной, но завтра обязательно запишемся в школу.
  Я захлопала в ладоши. И порывисто обняла свою Добу.
  Весь вечер мы подбирали одежду для меня, одно не нравилось мне, другое - Добе. Мы даже поссорились, что в последнее время у нас случалось довольно часто, но это мне не мешало ее любить и ревновать ко всем. Если мы встречали в городе каких-нибудь знакомых и Доба, по моему разумению, очень долго с ними разговаривала, я тянула ее уходить, противно ныла, придумывала всякие причины, главная из которых была, сами понимаете, какая. Но когда мы приходили домой, и она напоминала мне о той причине, то я отвечала, что перехотела, и мы снова ссорились.
  Когда все было подобрано, выглажено, развешено по вешалкам в шкафу, я пошла спать, но часто просыпалась и открывала шкаф, чтобы посмотреть на мой наряд.
  Утром мы пошли записываться в школу. Каково же было мое удивление, когда я увидела, что очень немногие девочки пришли с мамами. Почти все пришли, как и я, с гувернантками.
  Только и слышно, как девочки звали их: Жанна, Марго, Стефани и еще много разных имен, но Доба была только у меня.
  Она была самая красивая.
  Доба была высокого роста и держала спину очень прямо, она и меня заставляла так делать, но я не всегда выполняла ее приказ, когда она не видела, могла немного ссутулиться. Чуть-чуть, но этого хватало Добе, чтобы снова сделать мне внушение.
  На голове у нее была маленькая шляпка с вуалью, которая закрывала глаза.
  А глаза у нее были большие, темные с очень длинными ресницами. Я когда смотрела в эти глаза , мне хотелось нырнуть в них, но и боялась я их, когда она строго смотрела на меня. Но когда мы с ней смеялись, вот это было веселье, ее глаза тоже смеялись и мне казалось, что я слышу их смех.
  Волосы у нее были черные и длинные, всегда как-то интересно уложеные, ни разу, ни у кого я такого не видела.
  Голову она держала прямо, а шея длинная и гладкая. Но самоым интересноым у нее был рот. Он был яркий и немного великоват. Она его постоянно сжимала, старалась сделать меньше, а я смеялась над этим.
  Вот пишу сейчас о своей Добе и вспоминаю ее - гордую, независимую, с правильным профилем, разве что нос у нее был немного с горбинкой.
  Где же ты ,моя любимая Добочка?
  В школе все прошло очень быстро. Даже неинтересно. Записали, сказали пришлют приглашение - и все.
  Я была разочарована, но Доба весело подшучивала надо мной и говорила :
  -Придет время, будешь придумывать, как бы не ходить хоть денек в школу.
   -Ага, дождешься, Доба, чтобы я не хотела идти в школу!
  Когда шли домой, встретили очень интересных людей.
  Дядя старенький, маленький и очень толстый. На голове у него была маленькая шапочка, а по бокам висели какие-то веревки.
  Рядом с ним шла тетя, еще молодая и высокая, ростом с Добу, и похожи они были. Несмотря на жаркую погоду, на ней было платье с длинными рукавами и шляпка, но не такая как у Добы, а настоящая, которая покрывала всю голову. А еще с ними был мальчик, приблизительно моего возраста, тоже похожий на Добу. Только волосы у него были светлые, а глаза точно, как у моей Добы.
  - Здравствуй, доченька, - сказал дядя, - кто это с тобой? - Он показал на меня.
  - Это моя воспитанница - Люба. Познакомьтесь. Люба, это мой папа и моя мама, а это - Андрэ.
  Доба поздоровалась с папой, обняла маму и долго прижимала к себе мальчика, что-то шепча ему на ухо. Я снова заревновала.
  Я, как меня учила моя Доба, кивнула им. Потом дядя достал из кармана кошелек, вынул деньги и подал нам с мальчиком, чтобы мы побежали в магазин и купили себе разные сладости.
  На обратном пути я долго выспрашивала у Добы, кто такой этот мальчик, но она сказала, что позже как-нибудь расскажет.
  *****
  Вскоре пришло приглашение в школу, и мы с Добой пошли покупать все для школы, но с одного раза у нас не получалось, поэтому пришлось искать нужное несколько дней.
  Мы снова встретили ту тетю, маму Добы, с тем мальчиком. Дяди с ними не было.
  Но в этот раз они разговаривали на непонятном мне языке, а потом тетя взяла меня за руку и повела в магазин примерять платье для школы, а Доба с мальчиком остались на улице.
  Мне очень не хотелось уходить, даже платье мне было неинтересно, но тетя оказалась швеей, и она знала, где нужно будет укоротить и подшить, так она сказала.
  На обратном пути я снова у Добы спрашивала, кто этот Андрэ, но она снова мне сказала, что позже все расскажет.
  
  ОБЪЯВЛЕНИЕ В ГАЗЕТЕ
  Ищу грамотную гувернантку для девочки, которая учится в первом классе.
  Предлагаю проживание, питание и небольшое ежемесячное денежное вознаграждение.
  
  *****
  В один из дней Доба не вернулась после выходного.
  Я бросилась к папе с вопросом:
  - Где Доба.
  - Вернется твоя Доба, нужно подождать.
  - Сколько ждать?
  - Не знаю, - ответил папа, но при этом смотрел куда-то в сторону.
  Я подождала еще несколько дней, но Доба не возвращалась, я снова задала папе этот вопрос.
  - Люба, я не знаю, почему Доба не приходит. Может она нашла другую работу, - высказал предположение папа.
  - Она не могла так просто уйти и ничего мне не сказать.
  - Значит, смогла, как видишь.
  - Я тебе не верю.
  Первый раз я сказала такое папе. Думала, он будет ругать меня или накажет, может быть обидится, но он просто ушел в свой кабинет. А через короткое время вышел и пригласил меня пойти гулять в город.
  Мы с ним гуляли долго, заходили в кафе, ели пирожные - какие я хотела, те он мне покупал. Пили ситро.
  Мой папа ни разу не посмотрел на часы и не сказал, что у него нет времени. Я очень удивилась, но понимала, что-то не так у нас дома, что-то произошло. Но я решила больше папу не злить и не обижать.
  А потом я увидела это объявление. Я умела читать уже.
  - Папа, мне никто не нужен, кроме Добы, - сказала я ему, держа газету в руке.
  - Люба, она больше не придет, а тебя оставлять одну на целый день я еще не могу решиться.
  Я ничего ему не сказала, но для себя решила держаться стойко и ни на какие папины уговоры не поддаваться. А когда вырасту, буду бродить по городу и встречу Добу или кого-нибудь из ее семьи.
  Начали к нам приходить наниматься на работу разные тети, я не могу их описывать, потому что не смотрела на них. Отворачивалась и уходила в свою комнату.
  - Люба, я хочу с тобой серьезно поговорить, - сказал папа после очередного моего демарша.
  - Мне нужна Доба. - ответила я, даже не слушая, что скажет папа.
  - Доба, как я уже тебе раньше говорил, не придет больше никогда.
  - Почему?
  - Я не могу тебе это объяснить. Ты еще маленькая. Станешь взрослой, все тебе расскажу и ты, надеюсь, меня поймешь.
  - Мне нужна только моя Доба, - стояла я на своем.
  Папа нанял мне гувернантку.
  Бедная женщина.
  Она должна была встречать меня после школы, а я ушла через "черный ход" в город, искать мою Добу.
  Только к вечеру они с папой нашли меня , холодную, голодную, зарёванную, но упорную в своем решении найти и вернуть во что бы то ни стало мою Добу.
  Папе пришлось уволить эту женщину, но вернувшись домой, он мне сказал:
  - Где мне Добу искать? Я даже адреса ее не знаю.
  Поняла я, папа сдался, а если так, то он узнает адрес, и я скоро встречусь с Добой.
  На следующий день папа нанял авто и мы поехали искать мою любимую гувернантку.
  Приехали мы в такой район, где я раньше ни разу не была.
  Там было много таких людей, похожих на папу Добы и тети ходили в таких же нарядах, как ее мама, даже дети бегали в маленьких шапочках. Интересно, почему Андрэ не носит такую шапку?
  Но я у него обязательно спрошу, решила я про себя . Прежде всего надо найти Добу.
  Мы подъехали к большому дому и постучали молоточком в дверь.
  Нам открыла совсем незнакомая тетя и молча посмотрела на нас.
  - Здравствуйте, мы ищем пани Добу. Она здесь живет? - спросил папа.
  - Подождите минутку, - сказала тетя и закрыла дверь.
  Через короткое время дверь снова открылась. На пороге стояла мама Добы.
  - Здравствуйте, извините, что не приглашаю войти, но Доба просила ее не беспокоить.
  - Вот видишь, Любочка, не хочет она с нами даже разговаривать. Поехали домой, - папа хотел меня взять за руку, но я вырвалась.
  - Доба, Добочка! - кричала я, - выйди на одну только секундочку. Я люблю тебя!
  Слезы у меня катились градом, папа взял меня снова за руку и повел к машине. Тут я увидела Добу. Она подбежала ко мне, крепко обняла.
  Вот так мы стояли с ней, обнявшись, и плакали.
  - Доба, простите меня, - сказал папа, - возвращайтесь, если только это возможно. На тех же условиях.
  - Хорошо, завтра утром я приеду.
  - Тогда я тоже останусь с тобой, а завтра мы с тобой отсюда пойдем вместе в школу. Доба, что я тебе расскажу интересное, никогда не угадаешь.
  - Можно Люба останется на эту ночь у нас? - Спросила она у моего папы.
  Он только махнул рукой, сел в авто и уехал домой.
  Я уже была взрослая, когда узнала, что между папой и Добой произошло, но расскажу сейчас.
  *****
  - Пани Доба, я хочу с вами поговорить, пока Люба находится в школе. Вы не могли бы мне уделить пару минут.
  - Конечно, пан Вацлав, я готова вас выслушать.
  - Вы очень хорошая гувернантка и Люба в вас души не чает, но придет время, когда надобность в вас исчезнет, и мы будем вынуждены с вами проститься. Вы согласны?
  - Я не задумывалась над этим.
  - Правильно, зачем вам задумываться? В городе есть много семей, нуждающихся в гувернантках, я вам, в любом случае, дам хорошую рекомендацию, и вы без труда найдете работу.
  - Пан Вацлав, для чего вы затеяли этот разговор?
  - Молодые всегда куда-то торопятся, вы не находите ?
  - Вы совсем не старый.
  - Думаю, между нами, как минимум, разница в десять лет.
  - Может и так, но вы - мужчина.
  - Пани Доба, вы мне очень нравитесь, - сразу смело папа пошел в атаку.
  - Вы мне тоже, пан Вацлав.
  Папа сделал паузу, потом подошел к буфету, взял оттуда бутылку вина и два бокала.
  - Давайте выпьем, пани Доба.
  - Извините, но я дала зарок никогда не притрагиваться к спиртному.
  - Тогда я тоже не стану пить.
  - Пан Вацлав, мне скоро надо идти за Любой, а вы так и не обозначили цель, заведенного вами разговора.
  -Сейчас, сейчас, подождите минутку, - папа нервно забегал по кабинету, - я не знаю, как это положено делать. в общем, выходите за меня замуж.
  В комнате наступила тишина Потом Доба встала и сделала попытку выйти, но папа ее остановил.
  - Я вас, пани Доба, не тороплю, но ответ хотел бы получить побыстрее.
  - Пан Вацлав, большое спасибо за оказанную мне честь, но вы меня совсем не знаете.
  - Вот вы мне все расскажите о себе, у нас еще есть время, - папа взглянул при этом на часы, висевшие у него в кабинете.
  - Я не знаю, что вам рассказывать, кроме того, что вам уже известно. Все, что сочла возможным, я вам рассказала, когда вы меня на работу нанимали.
  - Значит, у вас нет причин отказывать мне.
  - Пан Вацлав, вы меня не любите, я вас тоже , но вы предлагаете мне замужество только потому, что я хорошая гувернантка. Вам самому не смешно?
  - Я не говорил, что я вас не люблю. Вы мне очень нравитесь. Вы красивая, у вас замечательный спокойный характер, вы имеете подход к детям. Вы будете прекрасной матерью нашим детям, если они появятся. Не пылкий я уже юноша, но к вам я питаю самые горячие чувства, поверьте мне.
  - Пан Вацлав, вы наверно забыли, я - еврейка.
  - Вот это совсем не помеха, вы можете принять христианство.
  - А почему не вы - иудаизм? - Со смехом возразила Доба.
  - Пани Доба, вы мне все больше и больше нравитесь. Как я понял, вы не придерживаетесь вашей религии, а я по воскресеньям хожу в костел.
  - Вы правильно заметили. Я не придерживаюсь того образа жизни, которым живут мои родители и другие иудеи. Но в сердце я еврейка и никогда этому не изменю.
  - Сейчас другие времена, мы современные люди, поэтому можем просто пойти в управу и зарегистрировать наши отношения. Тогда не надо будет менять никому свое вероисповедование и нарушать свои принципы.
  - Пан Вацлав, если у вас есть немного времени, то я вам расскажу кое- что, чего не хотела говорить раньше.
  - Конечно, я готов вас выслушать, сколько бы это не заняло времени.
  - У меня есть брат, мы с ним близнецы. Мы с ним очень похожи, и очень близки. Как я вам говорила раньше, нам родители наняли учителей, чтобы нас не разлучать. Мы экстерном сдали экзамены и получили дипломы об окончании школы, которые давали нам право поступать в университет.
  Мы с моим братом, Иосифом, уехали в Варшаву и поступили в тамошний университет. Сняли двухкомнатную квартиру и начали учиться.
  К брату приходили его однокурсники, а ко мне однокурсницы, мы много спорили по разным вопросам, но это не мешало нам дружить. Был у моего брата очень близкий друг, с которым мы полюбили друг друга.
  А потом он предложил мне выйти за него замуж, но вопросы возникли те же , что и сегодня у нас. Он не был евреем.
  И предложение было такое же - перейти мне в христианство, но я отказалась.
  Он поехал к родителям в Варшаву. Что там произошло, я не знаю, но мой Анджей ночью покончил жизнь самоубийством.
  - Пани Доба, извините меня, но я не знал ничего этого. Наверно прошло уже много лет, а если недостаточно, то я могу подождать сколько надо. Время лечит все.
  - Не все, пан Вацлав. Это произошло уже очень давно. Мой брат успел закончить университет и уехать в Америку.
  -Так что вас останавливает и не дает ответить согласием на мое предложение?
  - Пан Вацлав, у меня остался от Анджея сын. Он ровесник Любе. Сейчас он живет с моими родителями, но придет время, и я его заберу.
  Папа налил себе все-таки бокал вина. Выпил одним глотком, а потом сказал.
  - Пани Доба, я вынужден отказать вам от места, но если найдете другую работу, то рекомендацию, как и обещал, я вам дам положительную. Сейчас мы с вами произведем расчет, и вы свободны. Желательно, чтобы все это случилось до прихода Любы из школы.
  Но это я узнала много позже, а пока жизнь наша вошла в старое русло. Только папа почему-то избегал проводить с нами вечера, как было раньше.
  *****
  А еще мы часто встречали мальчика по имени Андрэ. Он ходил в школу, которая находилась рядом с моей. С ним всегда была та странная тетя.
  Я предлагала Добе пригласить их к нам домой, но та отказывалась.
  Тогда я пригласила Андрэ.
  - Мне нельзя приходить к вам в гости, - ответил он.
  - Почему?
  - Мама запрещает.
  - Давай у нее вместе спросим.
  - Давай.
  Вот тогда и произошла эта история. Я пошла к той тете, а Андрэ почему-то повернулся к Добе.
  Оказывается, Доба была мамой Андрэ. А я не знала.
  Получается, Доба не моя, а больше Андрэ.
  Когда мы пришли домой, я решила все выяснить до конца.
  - Доба, почему ты не живешь вместе с Андрэ, он твой сын.
  - Мне негде с ним жить.
  - Как это - негде? А тот большой дом, он не твой?
  - Это дом моих родителей.
  - Почему ты не можешь жить со своими родителями?
  - Любочка, у тебя очень много вопросов. Там я не могу найти работу.
  - Зачем тебе работать, если у вас такой большой дом?
  - Потому, что я хочу быть самостоятельной, а для этого мне надо зарабатывать деньги.
  - Так ты меня не любишь и занимаешься со мной только за деньги?
  Мне стало так обидно, что я расплакалась и убежала в свою комнату, не дождавшись ответа Добы.
  Вечером я не вышла к ужину, сославшись на плохое самочувствие.
  Утром, как ни в чем не бывало, Доба зашла ко мне в комнату, пощупала мой лоб и мы засобирались в школу.
  По дороге мне Доба сказала:
  - Любочка, сначала я пришла к вам наниматься на работу только за деньги, а познакомившись с тобой, я тебя очень полюбила.
  - Больше, чем Андрэ?
  - Нет, конечно. И вообще нельзя говорить о любви больше -меньше, такого не должно быть.
  Я смирилась с этим. Мы продолжали часто встречать Андрэ с его бабушкой. Она давала деньги нам и мы с Андрэ бежали покупать пирожные и ситро, а Доба со своей мамой садилась на скамейку и подолгу разговаривали. В гости к нам они все равно не соглашались прийти, даже на мой день рождения не пришли, но подарок сделали.
  Так прошло много лет.
  Я уже одна ходила в школу и мы часто встречались с Андрэ, который тоже был без сопровождения.
  
  ОБЪЯВЛЕНИЕ В ГАЗЕТЕ
  Всем гражданам города нужно явиться в горисполком для регистрации.
  Можно записаться предварительно.
  Часы работы 9:00- 16:00, с понедельника по пятницу.
  Суббота с 9:00-13:00
  
  Часто, читая разные объявления, мы не задумываемся, как они могут повлиять на нашу жизнь.
  - Доба, что такое горисполком? - спросила я.
  - Там сидят новые люди, которые будут управлять нашим городом.
  - Старые куда делись?
  - Старых уволили, наверное. Мы теперь, Люба будем жить в новой стране, СССР.
  - Это хорошо или плохо?
  - Не знаю. Мне было хорошо в той стране, а в этой лучше не будет, а хуже - может быть.
  В нашем городе произошли большие перемены.
  Раньше были нарядные витрины магазинов, а сейчас почему-то пустые окна только остались, в магазинах тоже только пустые полки, а если что-нибудь продают, то выстраивается огромная очередь.
  Вместо нарядных людей всюду ходят военные.
  Сейчас в школе каникулы, а что будет, когда мы вернемся, никто не знает.
  Не нравится мне пока новая власть. Я так папе и Добе сказала за завтраком, но папа нахмурил брови:
  - Люба, я тебя прошу, никогда не произносить такие слова. Ты уже взрослая и должна отвечать за сказанное.
  - А если мне в самом деле не нравится, я должна говорить, что нравится?
  - Ты должна просто иногда промолчать.
  - А про что можно говорить?
  - Про наряды, например, говори сколько угодно.
  - Хорошо. Папа, в магазине исчезли все красивые платья. Раньше мы с Добой заходили в магазин, просто посмотреть, а сейчас неинтересно, там не на что смотреть. Раньше ходили в кафе с Добой, Андрэ и его бабушкой есть мороженое, а сейчас почему-то перестали все это продавать и, вообще все закрыто.
  Папа встал из-за стола, погладил меня по голове, чего уже давно не делал, говорил, что я уже не ребенок, тяжело вздохнул.
  - Спасибо, пани Доба, за чай. Было очень вкусно. Люба, я не знаю, как тебе ответить, знаю - надо потерпеть и посмотреть, что дальше будет, больше мне нечего сказать.
  Но шли дни, а лучше в городе не становилось. На улицах появились красные транспаранты на русском языке, который мы начали учить в школе.
  Отменили много предметов, но добавились другие. Я спрашивала у Андрэ, у них было так же.
  На уроке географии нам показывали, в какой большой стране мы живем.
  А в той Польше, которая осталась за границей, произошла война, и не стало такой страны.
  Скоро вообще может так случиться, будет только две страны, Германия и Советский Союз. Интересно, где лучше жить?
  Все эти мысли роились в моей голове, но с папой я больше не разговаривала о политике, а Доба тоже просила меня потерпеть. Ответа у нее тоже не было.
  В одно воскресное утро мы сидели, как у нас было принято, пили чай. Вдруг зазвенел телефон в папином кабинете.
  Почему - вдруг? Потому, что по воскресеньям он никогда не звонил.
  Папа, что-то проворчал себе под нос, чем старше он становился, тем больше он был чем-нибудь недоволен, но поднялся и пошел к телефону.
  - Пани Доба, это вас просят, - сказал папа.
  Она вошла в кабинет, папа закрыл дверь, чтобы не мешать, но долго Доба не разговаривала. Она выскочила из комнаты и стала быстро собираться.
  - Пан Вацлав, дайте мне сегодня выходной.
  - Конечно, идите, куда вы собрались. Только если не сможете к вечеру вернуться, дайте знать.
  - Обязательно.
  Вечером Доба вернулась вместе с Андрэ. До этого она никогда не приводила своего сына к нам домой.
  - Пан Вацлав, мне срочно надо с вами поговорить.
  Папа открыл дверь своего кабинета и пригласил ее войти.
  - Андрэ, что произошло? - Спросила я, когда мы остались вдвоем.
  - Дедушку с бабушкой арестовали, а дома устроили обыск. Все перевернули.
  - Что искали?
  - Золото, драгоценные камни.
  - Они были у вас?
  - Откуда я знаю. У бабушки были кольца, серьги, ожерелье. Ты сама видела, чего спрашиваешь?
  - Так может быть, надо было отдать все это.
  - Бабушка сразу отдала, но они кричали и топали ногами, приказывали показать сейф.
  - У вас и сейф есть?
  - Есть, конечно. Дедушка им сразу его открыл, так они все оттуда выгребли.
  - Андрэ, так что им еще надо было?
  - Они думали, что дедушка не все им отдал.
  - За это арестовали?
  - Один военный назвал бабушку старой спекулянткой и жидовкой, и замахнулся на нее.
  - Что, он ударил бабушку?
  - Не ударил, только замахнулся. Дедушка схватил его за руку и что-то начал объяснять на идиш. Он когда волновался или нервничал, всегда переходил на идиш.
  Так там один закричал на дедушку:
  - Говори на русском языке, я вашу жидовскую трескотню не понимаю.
  Тогда я начал им переводить, дедушка знает русский язык, но нервничал очень. Тогда главный их начал у меня спрашивать, где дедушка хранит все ценное, я показал на тот же сейф.
  А он меня как пихнет, я полетел на пол, а тут бабушка, зачем она это сделала, подхватила меня и начала их клясть и всю новую власть. Тогда один приказал бабушку арестовать, вот здесь дедушка начал сначала их просить отпустить бабушку, но тот снова начал говорить:" давай драгоценности, тогда может быть старуху отпустим.
  Дедушка не выдержал и сказал ему:
  - Твоя мать старуха, а она, - он указал на бабушку, - моя жена.
  После этого забрали их обоих, а дом закрыли и поставили охрану. Я побежал в город, нашел телефон, помнишь, ты мне давала номер, так я его запомнил, и позвонил.
  Вскоре из кабинета вышли папа с Добой и сообщили нам, что они решили пожениться, но об этом не надо никому говорить, а Андрэ будет у нас все время жить.
  На следующий день я замучила расспросами Добу, как они договорились о женитьбе.
  Оказывается, папа, выслушав Добу, а она знала обо всем произошедшем от Андрэ, просто сказал:
  - Пани Доба, ради безопасности вас и вашего сына, давайте поженимся, и вы сможете перейти на мою фамилию. А что дольше будет, посмотрим.
  ОБЪЯВЛЕНИЕ В ГАЗЕТЕ
  Всем евреям надлежит нашить на верхнюю одежду желтые шестиконечные звезды, а потом явиться на центральную площадь города.
  За неисполнение приказа - расстрел.
  За укрывательство евреев - расстрел.
  
  Вот такие объявления появились в нашем городе не только в газетах. Они были повсюду; на столбах, на афишных тумбах, на каждом шагу их можно было встретить, а так же каждый час ездила по городу машина и из нее по громкоговорителю кричали этот приказ. В наш город снова пришла новая власть.
  Везде были военные в серой форме, много было машин, мотоциклов и всякой военной техники.
  Немцы ходили, высоко подняв головы, но никого не обижали. Наоборот. Угощали шоколадом, обещали снова открыть частный бизнес, наполнить магазины товаром.
  Многие люди поверили им, пошли узнавать, куда подавать документы на открытие магазинов и мелких предприятий, но их попросили подождать.
  - Доба, зачем вы пришиваете на свою одежду эти звезды? - Спросил мой папа.
  Они, несмотря на их женитьбу, все равно обращались друг к другу на вы.
  -Пан Вацлав, вы не читали объявления в газете?
  - Читал, конечно, но вы моя жена, или забыли об этом?
  - Я никогда этого не забывала. Более того, я вам очень признательна, но в тех объявлениях не написано о каких-либо исключениях.
  - Доба, пообещайте мне, никуда пока не уходить, я пойду на работу, и все там выясню.
  - Обещаю никуда не уходить до вашего возвращения, но я должна закончить свою работу. Если что, то спорю эти знаки со своей одежды, вот и вся недолга. Я вас очень прошу, пан Вацлав, если есть какая-нибудь возможность, то сделайте все возможное для Андрэ. Он не очень похож на еврея, если его отправить куда-нибудь из города, то может быть, ему не придется нашивать на одежду эти знаки.
  Папа повернулся к мальчику и сказал:
  - Идем пока со мной. На всякий случай я отведу тебя в одно место, может, там переждешь эти непонятные времена. Что за дикость? Почему евреи должны нашивать себе на одежду эти звезды? Кому они вдруг помешали? - ворчал папа, собираясь в управу.
   Он взял за руку Андрэ и собрался уходить.
  - Подождите, пан Вацлав, вы мне не скажете, куда вы уводите моего сына? - встрепенулась Доба.
  - Лучше вам этого не знать. Всякое бывает, меньше знаешь, крепче спишь. Пошли, Андрэ, не бойся. Только по дороге ни с кем не здоровайся и не снимай шапку, старайся голову держать ниже, - папа снова тяжело вздохнул, - в какое ужасное время приходится жить.
  Доба встала, отложила свое занятие, обняла сына. Ни одной слезинки эта мужественная женщина не пролила, только сказала:
  - Андрэ, верь пану Вацлаву и никогда не забывай, ты еврей.
  
  ОБЪЯВЛЕНИЕ В ГАЗЕТЕ
  Разыскиваются два полицая, ушедших на задание, Иван Дмитрук и Петр Миронович.
  Людей, которые что-то знают, просьба сообщить, за вознаграждение
  Скрывающих сведенья об этих людях, ждет наказание - расстрел.
  
  После того, как папа с Андрэ ушли, в квартире наступила гнетущая тишина.
  Доба продолжала пришивать шестиконечные звезды на свою одежду.
  Я взяла иголку с ниткой, потом сняла с вешалки свое пальто и тоже уселась рядом с ней пришивать точно такой знак .
  - Люба, ты что делаешь? - Спросила Доба, подняв голову и увидев, чем я занимаюсь.
  - Я тебя очень люблю и хочу ходить с тобой рядом и с такими же украшениями.
  - Это совсем не украшения, девочка моя родная. Сегодня это знак презрения, но придут времена, я твердо в это верю, когда евреи будут с гордостью носить эти звезды, как когда-то было. У них будет свое сильное государство, в котором будет править одинаковый для всех закон, не зависимо от их вероисповедования и национальной принадлежности. А сейчас верни на место свое пальто, но если хочешь, то можешь мне помочь.
  Вот так мы сидели с моей Добой, пришивали желтые шестиконечные звезды и тихонько напевали несложные мотивы.
  Вдруг в дверь нашего дома грубо застучали.
  - Открывай, жидовка, быстрее! - Раздались два грубых голоса из-за двери.
  Я хотела пойти открыть, но Доба отстранила меня, приказала уйти в свою комнату и не высовываться оттуда, что бы не случилось.
  Но я не послушалась, и как только она открыла дверь и в дом ворвались двое мужчин в черной форме с повязками на руке, я вышла из комнаты, подбоченилась и спросила:
  - Что вам надо здесь?
  - Ты, малявка, иди к себе. Это не твое дело, маленькая ты еще спрашивать у людей, состоящих на государственной службе, чего им надо и зачем они пришли.
  - Иди, иди, Любушка, к себе, - попросила меня Доба.
  Мне ничего не оставалось , как только скрыться в своей комнате.
  Я не знаю, что происходило в салоне после моего ухода, но я услышала сильный шум, похожий на драку.
  Слышала, как полицай закричал:
  - Ах ты подлая жидовка, еще кусаешься. Давай Петро вали ее на диван, не хотела по-доброму - будет по-плохому.
  Я не выдержала и выскочила из своего убежища.
  Доба сопротивлялась, как могла, но два ублюдка заламывали ей руки за спину, платье на ней было разорвано, волосы растрепаны, и это у моей гувернантки, точнее у моей мачехи, которую я никогда даже про себя так не называла, только Доба, или в очень хорошие моменты - мама Доба и мамочка, от чего она краснела и прижимала меня к своей груди.
  Я подбежала к ним и укусила одного из полицаев за руку.
  - Ах и ты туда же, малая прошмандовка, защитница жидов, - закричал один из них и ногой отбросил меня к стенке.
  Я так ударилась, что не смогла встать, а, может, испугалась и не захотела. Если это так, то ты прости меня, моя милая, добрая, мама Доба.
  Вдруг раздались два выстрела. Когда папа вошел в дом, я не заметила, но сейчас он стоял посередине салона, а в руках у него был дымящийся пистолет.
  Полицаи упали, у каждого из них в голове были по одной небольшой дырочке, но этого хватило, чтобы они перестали дышать.
  Это потом я узнала, откуда мой папа добыл оружие и где он научился так хорошо стрелять.
  Но об этом я позже обязательно расскажу.
  Доба встала с пола, руки и губы у нее тряслись, она взглянула на папу, а потом быстро убежала в ванную комнату.
  - Любочка, доченька что я наделал, но я об этом не жалею, нельзя подонкам прощать их мерзости. Дворянин должен всегда поступать по совести.
  Вскоре появилась Доба, она поправила свой туалет, умылась и пришла в себя.
  Она подошла к папе, обняла его.
  - Спасибо тебе Вацлав, - она впервые к папе обратилась на ты, - прости меня за все , а главное, что не разглядела того, кто мог быть единственным по-настоящему любимым мужчиной.
  - Милая, родная моя, я так ждал этого момента. Но я уверен - еще у нас ничего не потеряно, все счастливые дни у нас впереди. А сколько их будет, это только Бог знает.
  Папа прижал к себе Добу и поцеловал в губы долгим поцелуем. Я поняла, я уже была не маленькая, что мне надо быстро скрыться в своей комнате.
  Я была на седьмом небе от счастья.
  *****
  Ночью я не могла заснуть, но если удавалось хоть на минуту задремать, передо мной вставали эти люди в черном. Проснувшись, в очередной раз, я выглянула из своей комнаты, но ничего не увидела. Прошла тихонько в каминный зал, но и там ничего не напоминало о вечерних событиях. Затем я подошла к комнате Добы и тихонько поскреблась в двери, но ответа не последовало. Я смелее постучала, но реакция была та же.
  Я немного подумала, но любопытство взяло верх и я тихонько приоткрыла дверь. В комнате никого не было, я улыбнулась и пошла спокойно в свою комнату досыпать.
  Я еще не знала, что это счастливое мгновение, было последним таким чувством в моей долгой жизни.
  *****
  Сейчас я должна рассказать, откуда у папы оказался пистолет и все остальное, что предшествовало этому, и последствия этого поступка.
  Оказывается, мой папа служил в армии и принимал участие в Первой мировой войне. Он был боевым офицером, кстати, там он познакомился с моей мамой, которая служила добровольцем в военном госпитале, куда папа попал после ранения.
  Но все это было в далеком прошлом.
  Папа пошел в управу разузнать о правах и обязанностях своей жены, еврейки по рождению, Добы.
  Там ему пообещали посодействовать и в виде исключения разрешить ей жить с нами, но на улицу она должна выходить со знаками различия, которые были предписаны всем евреям и ходить она должна была только по проезжей части.
  Но для этого папа должен выйти на работу. Папа мой был инженер-путеец и эта специальность очень была востребована новыми властями.
  Он конечно согласился, решил - не будет Доба пока вообще выходить на улицу, а там все образуется и начнется нормальная, как он это понимал, жизнь.
  Пока он оформлял все бумаги, получал специальный пропуск, допускавший его на секретные объекты, а также пистолет и разрешение на него, тот чиновник, который пообещал не трогать Добу, послал к нам этих двух полицаев, именно изнасиловать ее, чтобы папа отказался от своей жены. Но они не знали, что Доба не одна находится в доме.
  *****
  Утром папа веселый и счастливый попросил Добу приготовить завтрак, а также приготовить еду в дорогу.
  - Нам предстоит долгое путешествие, - сказал он.
  У парадного входа нашего дома стояла машина, которую папа купил накануне прихода в наш город Советской власти.
  Выехали мы из города в восточном направлении. Ехали довольно долго, но заехав в густой лес, остановились.
  Папа вышел из машины, приказал нам выйти и забрать все, что нам понадобится в будущем. Потом вынул канистру бензина и облил им всю машину, не забыв плеснуть вовнутрь. Он достал из кармана зажигалку, подарок боевого друга, которым очень дорожил, зажег ее и бросил на машину. Огонь быстро охватил ее всю и начал полыхать, от этого костра пошел неприятный запах.
  - Все, будем считать, ничего не было, и никто ничего не знает, - сказал папа, - а сейчас пешочком будем выбираться на дорогу, ведущую назад в город.
  Доба подошла к папе и нежно прижалась к его плечу, а здесь и я не осталась в одиночестве и тоже обняла их. Как нам было в этот момент хорошо. Вот так бы стояли все время и улыбались.
  Почему есть люди, которые не хотят быть счастливыми и другим мешают жить, кто мне ответит? Наверное - никто, потому, что не знают.
  Мы вернулись в город без особых приключений, останавливались на отдых в разных местах. Автобусы не ходили по расписанию, как было раньше, но машины ходили и некоторые охотно брали попутчиков за небольшую плату.
  Оказавшись в городе, мы не пошли сразу домой, а завернули в костел, в котором был ксёндзом мой дядя Янек.
  Братья обнялись при встрече, а мы с Добой скромно стояли в стороне, но дядя Янек подошел ко мне и обнял меня, а Добе просто пожал руку.
  - Посидите здесь, нам с Вацлавом надо поговорить, - сказал он после приветствий.
  Они недолго разговаривали.
  - Люба, прощайся с Добой, ты остаешься временно у дяди. Когда все уляжется, мы тебя заберем домой. А пока это опасно, всякое может случиться.
  Почему я в этот момент не стала на колени перед папой и Добой и не уговорила их остаться здесь, хоть на неделю, хоть на день. Глупая была и молодая.
  Я подошла к Добе, обняла ее, пошутила немного, назвала мамой, потом попрощалась с папой.
  *****
  Странная пара шла по городу.
  Она молодая стройная, высоко держала голову, на одежде у нее были пришиты желтые шестиконечные звезды, отличительные знаки евреев, которые они обязаны были носить при новом порядке.
  Он довольно пожилой уже по сравнению с ней, немного сутулый, одет был в пальто на котором был пришит крест желтого цвета.
  Шли они по проезжей части.
   Сойдя с тротуара, к ним подошел немецкий офицер.
  - Что это за демарш? - Спросил он у мужчины.
  - Господин офицер, нет никакого демарша. Это моя жена, она иудейка, мы с ней поклялись жить в согласии, в радости и горе быть всегда вместе.
  Немецкий офицер подозвал своих подчиненных солдат, потом вынул пистолет и выстрелил папе в сердце.
  - Ее забрать, поместить в гетто, и готовить в первую очередь для отправки в Аушвиц.
  *****
  Вот так закончилась недолгая, но счастливая жизнь моего папы с мамой Добой.
  
  ГАЗЕТНОЕ ОБЪЯВЛЕНИЕ
  Разыскивается девочка 14-16 лет, ушедшая из дома в неизвестном направлении.
  Зовут Люба, рост примерно 1,6 м, худенькая.
  Волосы светлые. Особых примет не имеется.
  Если кому известно о ее местонахождении, просьба сообщить ксендзу, который служит в костеле по адресу...
  
  Я взяла газету, лежащую на столе в доме дяди Янека, и прочитала это объявление, которое меня крайне удивило.
  - Дядя Янек, зачем вы поместили это в газету?
  - Люба, ты еще очень молодая и многого не понимаешь. Так надо. По крайней мере здесь тебя искать никто не будет.
  - Почему вы думаете, что меня ищут?
  - Я этого не знаю, но для конспирации решил так сделать. Пройдет пару дней, все забудут об этом объявлении, и я смогу тебя увезти подальше отсюда.
  - Куда?
  - На запад, на хутор, там уже живет твой знакомый, но ты должна об этом молчать.
  - Какой знакомый?
  - Приедем, узнаешь. А пока молчок. Договорились?
  - Мне ничего не оставалось делать, как только одобрительно кивнуть головой.
  Прошло три дня, мне ужасно надоело сидеть взаперти. Я вспоминала папу, Добу, и у меня становилось еще тяжелее на сердце.
  - Дядя Янек, когда мы уже поедем на хутор? - Спросила я его через три дня.
  - Вот завтра и поедем, родная моя. Мы уже пересидели здесь, боюсь, начнутся лишние разговоры.
  На следующий день мы с дядей Янеком пошли на вокзал, но зайти в здание не смогли, все было оцеплено немцами. Я очень испугалась, подумала, наверное меня ищут, о чем сказала дяде.
  - Не болтай ерунду. Лучше наклони немного голову вниз, и помолчи. Скоро узнаем, почему здесь столько немцев и полицаев.
  Но ждать пришлось долго. Наконец, со стороны города послышался шум, крики, слышны были плач, молитвы и стоны. Дядя Янек сжал мою руку и прошептал одними губами:
  - Девочка милая моя, не смотри туда, там очень страшно.
  Но я конечно же взглянула в ту сторону и содрогнулась, гнали людей с нашитыми на одежду желтыми шестиконечными звездами.
  - Дядя, что они делают? Куда они гонят этих людей?
  - Люба, не смотри, умоляю тебя, не смотри туда. Потом я тебе все объясню. Не смотри.
  В воздухе взлетали плети и опускались на тела этих несчастных людей, были слышны выстрелы. Вдруг я увидела среди всего этого ужаса свою Добу.
  Она шла, как всегда, с высоко поднятой головой и презрительно смотрела на своих мучителей.
  Доба, хотела я закричать, но дядя Янек сильно прижал мою голову к своей груди
  - Молчи, деточка моя, не надо. Ты ей ничем не поможешь.
  Я оторвалась от дяди и снова посмотрела на свою маму Добу, я хотела ее запомнить на всю жизнь, но в этот момент плеть полицая опустилась на плечи моей родной мамы Добы. Она даже не повернулась к нему, но зато подняла руку, и она увидела меня.
  Конечно я плакала, но дядя даже не пытался меня успокоить, а наоборот, говорил:
  - Поплачь, мое сокровище, может тебе легче станет. Хорошую жену себе нашел Вацлав, жаль, им не пришлось долго наслаждаться счастьем.
  После того, как евреев провели на перрон и поместили в вагоны, которые сразу отогнали подальше от людских глаз, оцепление сняли, и мы с дядей Янеком смогли пройти в здание вокзала, купили билет и поехали на хутор.
  Проезжая мимо запасных путей, мы слышали плач из вагонов, в которых когда-то возили скот, а сейчас там были люди.
  Бедная, бедная моя Доба, наверное, я ее никогда больше не увижу, но никогда не забуду ни ее, ни то, что происходило на вокзале.
  *****
  На одной маленькой станции мы с дядей Янеком сошли с поезда и пошли пешком. Шли мы очень долго.
  - Дядя Янек, может мы заблудились? - Спрашивала я, после каждого пройденного километра.
  - Подожди Люба, скоро придем.
  Внезапно лес расступился, и мы в самом деле оказались на небольшом хуторе.
  Посредине большой поляны стоял дом. В стороне были разные хозяйственные постройки, а чуть дальше - большой огород и сад.
  - Вот здесь ты будешь жить некоторое время, - сказал мне дядя.
  Я не успела ничего ему ответить, нам навстречу шла молодая, лет тридцати, женщина.
  Она широко улыбалась нам, наверное - была рада, а может и притворялась, кто ее знает.
  - Здравствуйте, гости, проходите в дом, - она обняла меня и поцеловала руку дяде Янеку.
  Дядя не долго пробыл на этом хуторе, мы немного поели, и он собрался домой.
  - Надо успеть на вечернюю службу, а вы уж без меня здесь обустраивайтесь. Но я буду изредка вас навещать. Люба, ты не против, надеюсь?
  - Нет, что ты, дядя Янек. А скоро ты меня заберешь отсюда?
  - Не знаю, все уляжется, может война быстро закончится. И как только посчитаю, что тебе безопасно вернуться в город, сразу заберу, если сама захочешь. А сейчас иди во двор, мне надо немного с пани Ядвигой поговорить.
  Я вышла на улицу и столкнулась нос к носу с Андрэ.
  - Вот ты где спрятался, - обрадованно сказала я.
  - Я не прятался, меня сюда твой папа отвез, но я все равно сбегу. Надоело мне, и скучно здесь.
  - Так я тоже здесь буду жить, может вдвоем веселее будет?
  - Еще хуже.
  - Почему?
  Андрэ на это мне ничего не ответил, но и я решила пока ничего ему не говорить о том. что случилось в городе.
  
  ОБЪЯВЛЕНИЕ В ГАЗЕТЕ
  Разыскиваются евреи, сбежавшие с поезда во время их переселения.
  Кто укажет их местонахождение, того ждет награда- 500 рейхсмарок
  За попытку укрывательства евреев - расстрел.
  
  Это объявление я прочитала, когда дядя Янек приехал нас навестить. Я отвела его в сторону:
  - Дядя Янек, мне надо с вами поговорить.
  - Да, я тебя слушаю, Люба.
  - Вы не показывайте эту газету пани Ядвиге.
  - Люба, я знаю пани Ядвигу очень давно. Она хороший человек и совершенно бескорыстная, поэтому на эти тридцать серебряников не польстится.
  - А если струсит?
  Дядя Янек задумался.
  - Задала ты мне, девочка милая, задачку. Не знаю, что и ответить тебе на это.
  - Не показывайте ей газету.
  - Это не решит проблему. Не я, так в другом месте она сможет прочитать это объявление. Они расклеены на всех столбах. Это еще хорошо, что хутор стоит на отшибе. Люба, приходят к вам какие-нибудь гости?
  - Гости не приходят, но пани Ядвига иногда запрягает лошадь и куда-то едет.
  - Буду думать. Я тебе обещаю, не уеду, пока с ней не поговорю.
  - Дядя Янек...
  - Что? У тебя еще вопросы есть?
  - Дядя Янек, это с того поезда сбежали евреи, в котором была моя Доба?
  - Там было несколько составов с евреями, готовых к отправке. Поэтому, с какого поезда был совершен побег, я не знаю, но не исключено.
  - Если Доба придет к вам, вы привезете ее сюда?
  - Люба, она не вернется в город. Очень много людей ее знают и могут выдать. Сейчас люди обозленные, а евреев не осталось в городе, всех кто не успел эвакуироваться, тех вывезли немцы.
  - Ну, а если? - Не унималась я, в моих глазах загорелась искра надежды на встречу с моей мамой Добой.
  - Я тебе могу с уверенностью сказать, Добу, впрочем, как и других евреев я не выдам, это не по-христиански.
  - Но кто-то выдает.
  - Люба, я не могу за всех отвечать перед Богом, я служу ему, как могу.
  На этом наш разговор закончился. Дядя Янек прошел в дом и долго разговаривал с пани Ядвиой.
  После этого их разговора, нас позвали за стол обедать. Дядя Янек сказал:
  - Люба, мы с тобой возвращаемся в город. Уже осень, а тебе даже надеть нечего.
  - А Андрэ?
  - Ему мы привезем теплую одежду. В город Андрэ ехать не может. Опасно.
  - Особенно после этого объявления, - добавила пани Ядвига.
  Я посмотрела на дядю, но он только развел руками. Оказывается, пани Ядвига это объявление уже давно видела.
  *****
  Сколько дней стоял поезд на запасных путях городского вокзала, трудно ответить. Люди потеряли счет дням, сидя в кромешной темноте в закрытых душных вагонах.
  Виновные только в том, что они были евреями. Иногда открывали вагоны, чтобы забрать умерших и дать живым немного хлеба и воды. В этот миг народ стремился быть поближе к дверям, чтобы глотнуть хоть немного воздуха.
  Наконец поезд тронулся, Доба и ее друзья по несчастью вздохнули с облегчением. Вы можете представить, людей везут в неизвестном направлении, может, на смерть, но они вздыхают с облегчением, хоть что-то изменилось в их несчастной судьбе.
  - Надо подобраться к двери и во время перегона постараться ее взломать. В километрах пятидесяти есть опасный поворот и там поезд сильно замедляет ход. Можно будет выпрыгнуть, а там, что будет.
  - Откуда ты знаешь?
  - Я пятнадцать лет работал машинистом и этот участок знаю, как путь в спальню своей жены, пусть ее Бог простит.
  - Что она тебе сделала?
  - Посоветовала пойти и встать на учет, а я хотел уйти из города, как только приказали эти знаки пришивать на одежду.
  - Так она что...
  - Конечно, не еврейка. Я ее привез из очередного рейса на восток, когда Советская власть пришла.
  Вот такой разговор Доба услышала рядом с собой. Разговаривали двое молодых крепких мужчин. Надо за них держаться, а там посмотрим,- решила она для себя.
  Когда они начали пробираться к двери, их ругали и кляли, но они не ни на что не обращали внимания. Доба тоже потихоньку следовала за ними.
  Двери оказались очень хлипкими и после нескольких ударов, неизвестно откуда взявшегося железного лома, она начала крошиться.
  - Что вы делаете, нас расстреляют, - неслись отовсюду крики перепуганных людей.
  - Двум смертям не бывать, а одной не миновать, - отзывались эти двое русской пословицей, - но может некоторым удастся спастись.
  Евреи еще теснее сжались, давая место для более широкого размаха ломом и более сильного удара.
  Дыру пробили широкую и первые двое мужчин, как только поезд начал сбавлять ход, нырнули в нее, а за ними и Доба.
  Она летела в воздухе, но страха не ощущала - хуже не будет. Ей казалось, полет длится вечность, но земля приближалась очень быстро. При приземлении она почувствовала страшную боль в боку, на которой пришелся удар о землю, но раздумывать было некогда, из поезда послышались автоматные очереди. Это немцы увидели прыгающих евреев, но остановить поезд они не могли, поэтому открыли огонь.
  После того, как поезд промчался, Доба поднялась, вокруг никого не было.
  Куда идти? Советская власть забрала у нее родителей, а фашисты хотели забрать ее жизнь. Пойду на восток, а там видно будет,- решила она и двинулась подальше от железнодорожных путей.
  ОБЪЯВЛЕНИЕ В ГАЗЕТЕ
  Приглашаются юноши и девушки от 14-до 20 лет на работу в Германию.
  Добровольцы будут обеспечены в первую очередь хорошей работой, приличными условиями труда и большой зарплатой.
  Тем молодым людям, которые уже получили повестки, надлежит явиться в здание комендатуры в тот день и час, который указан в повестке.
  За невыполнение приказа - расстрел.
  За укрывательство данной категории людей- расстрел
  За сведения об укрывательстве премия- 1 000 рейхсмарок.
  
  Я прочитала это объявление и не обратила внимания. Просто отложила газету в сторону.
  Меня это не касается, подумала я.
  Вечером пришел со службы дядя Янек. Он был хмур и чем-то очень расстроен.
  - Что-то случилось? - Спросила я его, когда мы сели ужинать.
  - Ты газету читала?
  - Да, ну и что?
  - Люба, сколько тебе лет?
  Только после этого до меня дошел весь ужас от того, что меня может ожидать. Я перестала есть и посмотрела на дядю.
  - Не волнуйся, девочка моя. Что-нибудь придумаем. Я пообещал сам себе, племянницу свою, единственную дочь моего брата Вацлава, я сберегу, чего бы мне это не стоило. Наверное, надо тебя отправить снова к пани Ядвиге, а потом видно будет, что делать. Там, на хуторе, даже если тебя схватят, то ничего ты не знаешь и газет не читаешь. Риска ни для тебя, ни для пани Ядвиги нет. А там может и война скоро закончится, слышал крепко досталось немцам под Москвой.
  Я молчала, меня переполняла радость от последних слов дяди Янека.
  - Что скажешь, Люба?
  - Поедем к пани Ядвиге, там снова увижу Андрэ. Все, не одна там буду.
  - Да, конечно, - как-то растерянно ответил дядя, - но ты там особо ни на что не обращай внимания, ты еще маленькая и некоторых вещей в жизни не понимаешь. Надо взять с собой зимние вещи. Я уже приготовил, ходил в твой дом. Многое там разграбили, но кое-что осталось.
  - Дядя Янек, для Андрэ тоже надо взять где-нибудь зимние вещи.
  - Я позаботился об этом раньше, дорогуша. Завез ему одежду твоего отца, которую удалось спасти от грабителей.
  Поздно ночью дядя Янек запряг лошадь, меня он спрятал в сено, которое лежало на телеге, и мы выехали в ночь
  У дяди Янека был пропуск, который позволял ему передвигаться после комендантского часа. Встречные полицаи, которые контролировали город, подходили к нашей повозке, целовали руку ксендзу и после благословения крестились и отходили в сторону, не проверяя телегу. А немцы ночью предпочитали спать, гулять и пьянствовать. Это было еще только начало войны, и у них было пока благодушное настроение.
  *****
  Доба шла по лесу в восточном направлении. Она неплохо ориентировалась на местности. Этому она научилась в университете, когда с друзьями ходила в походы.
  Вдруг она услышала песню. Пел мужчина, она прислушалась и разобрала слова
  Бывали дни веселые -
  Гулял я, молодец,
  Не знал тоски-кручинушки,
  Как вольный удалец.
  
  Бывало, спашешь пашенку,
  Лошадок уберешь,
  А сам тропой знакомою
  В заветный дом пойдешь.
  Она осторожно приблизилась к дороге и увидела полицая в черной форме с винтовкой и котомкой за плечами.
  Он шел по дороге шатаясь в разные стороны, ясно было, где-то очень хорошо угостился.
  Доба следовала за ним, еще не понимая, зачем она это делает.
  Полицай остановился посреди дороги, помочился, при этом что-то бормотал про себя, потом двинулся дальше. Но далеко он не ушел, видно было, устал и выпил чрезмерно. Он сошел с дороги, сел и прислонился к дереву, достал из котомки газету и махорку и начал скручивать самокрутку.
  Доба долго не думала, она понимала, надо рисковать, и так уже третий день ничего не ела. Она потихоньку подкралась к нему и ударила со всей силы полицая по голове палкой, на которую опиралась.
  Тот не успел даже ойкнуть, упал на бок и затих, только внизу между ног у него образовалась лужа.
  Наверно убила я его, подумала Доба, но прислушавшись, поняла - жив курилка.
  Полицай мирно посапывал, находясь в глубоком сне.
  Доба открыла его котомку и к великой своей радости обнаружила там целую буханку хлеба домашней выпечки, большой шмат сала и два кольца домашней колбасы, начатую бутылку самогона, закрытую скрученной газетой, которая служила пробкой, и много винтовочных патронов.
  Не смотря на трагичность ситуации, Доба подумала: интересно, что сказали бы родители при виде этой снеди, но кусок колбасы она откусила прямо на месте.
  Потом она закинула за спину котомку, взяла винтовку, еще не зная, что она будет с ней делать, сняла с полицая теплую черную куртку.
   Ничего, не замерзнет, а мне пригодится,- подумала она, и пошла быстро от этого места.
  
  ОБЪЯВЛЕНИЕ В ГАЗЕТЕ
  В последнее время в наших лесах появились бандиты, именуемые себя партизанами.
  Они подрывают железнодорожные пути, убивают немцев и их помощников, полицаев.
  Все это отражается на мирной жизни наших законопослушных граждан.
  Все кто знает где скрываются партизаны и их пособники обязаны сообщать об этом в комендатуру.
  Тех, кто поможет в обнаружении бандитов, ожидает награда от 3 000 до 5 000 рейхсмарок.
  За укрывательство и за недоносительство известных фактов наказание - расстрел.
  
  Мы приехали к пани Ядвиге рано утром, но они уже не спали. Я ожидала, что Андрэ встретит меня с радостью, но он посмотрел на меня, словно на пустое место. Вяло ответил на приветствие и пошел по направлению к хлеву.
  Мы с дядей Янеком прошли в дом, где пани Ядвига уже начала накрывать стол для завтрака.
  Дядя Янек достал мешок с провизией и подал хозяйке.
  - Что вы, отче, зачем вы привезли все это? - она всплеснула руками.
  - Берите, берите, пани Ядвига. Семья у вас сейчас большая, всем надо питаться, а я один. Сколько мне надо, да и прихожане все время несут в костел продукты. Денег сейчас немного у людей, но я всех благодарю, и всему рад.
  Когда стол был накрыт, позвали Андрэ. Он быстро и молча поел, поблагодарил, и вышел из-за стола. Я выскочила за ним.
  - Андрэ, что случилось? Может ты заболел?
  - Все у меня нормально. Ты зачем приехала?
  - Жить буду здесь вместе с вами.
  - Почему?
  Я рассказала ему про то объявление, в котором молодежь увозят на работу в Германию.
  - Значит, и до вас добрались, сволочи.
  Мне нечего было ему ответить, но я решила быть как можно приветливее с ним, да и соскучилась по Андрэ, привыкла к нему, наверное.
  - Андрэ, почему ты такой угрюмый? Пани Ядвига обижает?
  - Нет, наоборот очень даже ласковая со мной. Зря ты приехала, хотя понимаю, так сложились обстоятельства. Сейчас не мешай мне, нужно еще много чего сделать.
  Я вернулась в дом и стала свидетельницей такого разговора.
  - Пани Ядвига, я привез вам кроме съестных припасов, немного денег. Вы уж не серчайте, но больше пока дать не могу. Если позже появятся, то восполню свой долг с лихвой.
  - Что вы, святой отец, такое говорите. Сколько раз повторяла вам, мне не надо от вас ничего. Ребята помогают по хозяйству, это я вам должна платить за помощников.
  - Видите ли, пани Ядвига, я знаю, вы часто бываете в городе и знаете, какой риск на себя берете, укрывая моих подопечных.
  - Конечно, не буду скрывать, риск есть, но мы с Андрэ прокопали подкоп из хлева прямо в лес. Если что, не дай Бог, то успеют детки сбежать. Не беспокойтесь понапрасну.
  - Это вы хорошо придумали с Андрэ, но деньги все-таки возьмите, пригодятся.
  Дядя Янек положил на стол небольшой сверток из газеты, в который, как стало понятно, были завернуты деньги.
  Увидев меня, дядя Янек не смутился, наоборот, выпрямил спину и сказал:
  - Люба, иди во двор, мне надо с тобой попрощаться. Возвращаюсь в город, нужно поспеть к вечерней службе.
  - Люба, ты здесь особо не командуй, делай все, что пани Ядвига скажет. Как только все уляжется, я постараюсь тебя забрать, - сказал он , когда мы очутились на улице.
  - А Андрэ?
  - Ты уже не маленькая, и должна понимать - Андрэ, при всем моем желании, везти в город, пока там хозяйствуют немцы, не могу, не имею права рисковать им и собой, а может быть и тобой, моя детка.
  Мы с ним попрощались, потом он позвал Андрэ, похлопал ободряюще его по плечу и подал руку, которую парень не поцеловал, как все это делали, а просто пожал.
  - Иди, девочка моя, приляг, отдохни, наверно устала с дороги. А мы с Андрэ сегодня сами управимся по хозяйству, - предложила мне пани Ядвига. Я так и сделала, но сон меня не брал. Я полежала с часик, а потом снова вышла во двор и вдруг услышала из сарая разговор.
  - Андрэ, что случилось? Почему ты не хочешь со мной сегодня в сене полежать?
  - Ядвига, давай ночью. Сейчас работать надо, а то не успеем все переделать по хозяйству.
  - Сейчас холодно ночевать в сарае, а эта деваха будет вместе с нами спать в доме. Как ты это понимаешь, при ней мы начнем тешиться? А может ты брезгуешь мною, старухой, увидев молодую девку? А Андрэ? Скажи честно.
  - Перестань говорить ерунду. Ты знаешь, как я к тебе отношусь.
  - Вот-вот, поэтому и начала сомневаться, но не забывай, стоит мне только кое- кому на ушко шепнуть, где ты находишься и тебя, жиденка малого, повесят на главной площади города. Пусть тогда ксендз твой любуется, а рядом будет висеть эта молодка.
  Я слушала все это, затаив дыхание. Только сейчас я поняла, причину такого настроения у Андрэ.
  Быстро забежав в дом, я улеглась на кровать и притворилась спящей, но все это у меня не выходило из головы. Я уже была не маленькая и все понимала и представляла, что сейчас происходит в сарае. От этого у меня все лицо пылало от стыда.
  - Андрэ, я все слышала, - призналась я ему, когда мы остались вдвоем.
  - Что ты слышала? - Сделал недоуменный вид мой сводный брат.
  - Все.
  - Ну и что ты предлагаешь сделать? Может убьем эту старуху?
  - Я не думала об этом.
  - Так зачем ты мне об этом рассказываешь? Сделай вид, что ничего не знаешь и все будет хорошо. А в будущем посмотрим, что делать.
  - Я не могу все это видеть и терпеть.
  -Что ты предлагаешь? - Ухмыльнулся он.
  - Андрэ, я тебя люблю, - вырвалось у меня сокровенное. То, в чем я даже сама себе не могла признаться.
  После этого я резко повернулась и побежала в дом.
  *****
  Доба долго шла по лесу. Идти становилось все труднее, она очень устала, ноги гудели, но она заставляла себя двигаться вперед, на восток.
  Она научилась многому, главное - обустраиваться на ночлег. Вот здесь пригодилась куртка полицая, она была большая и Доба могла укрывать ею тело и ноги, а еще в котомке она нашла портянки, которые тоже очень даже пригодились.
  Лес начал редеть и Доба насторожилась. Очень она боялась встретить людей, хотя понимала, этого ей не избежать и без помощи местного населения ей не обойтись.
  Выглянув из-за дерева на опушку, она обнаружила скрытую от людского глаза землянку, потом другую, третью.
  Интересно, что это может быть? Только успела подумать, и тут почувствовала, как что-то ей уперлось в спину, а потом ее освободили от винтовки и другого груза.
  - Стой не шевелись, - приказал ей мужской голос.
  - Проходи вперед, - последовала еще одна команда.
  Добе ничего не оставалось делать, как только подчиниться.
  Когда она вышла на опушку, ей разрешили повернуться. Она увидела трех уже пожилых мужчин, одетых кто во что горазд.
  - Кто вы? - Спросила Доба.
  - Кто мы, это неважно, а вот про себя тебе придется рассказать все.
  Доба только открыла рот, чтобы рассказать свою одиссею, как ей скомандовали пока помолчать, а когда придет основная группа вместе с командиром с задания, тогда ее допросят со всей строгостью и пристрастием.
  
   ОБЪЯВЛЕНИЕ В ГАЗЕТЕ
   С первого числа этого месяца, то есть с понедельника, вводятся новые нормы на сдачу продукции личного производства сельскими жителями.
  Людей, нарушивших данный приказ ждет наказание- расстрел.
  
  Дальше был перечислен ассортимент и количество товаров, которых надлежало завезти на ближайший пункт.
  К нам приехал дядя Янек и привез эту неутешительную и нерадостную новость.
  - Пани Ядвига, я понимаю, вам становится труднее вести хозяйство из-за повышения налога, но делать нечего, мы вынуждены подчиниться. Я вам привез немного больше денег и всего прочего , что вам поможет справиться с этой напастью.
  - Что вы такое говорите, преподобный пан Янек, ничего такого не надо было делать. Мы со всем этим как-нибудь, в Божьей помощью, справимся. Вы лучше скажите, что слышно, как там на войне?
  - Пани Ядвига, откуда я могу слышать что-нибудь. Все радиоприемники был приказ сдать.
  - Я слышала, в городе распространяются некими людьми листовки и там есть последние новости.
  - Это есть конечно, но их быстро сметают с мостовой, а те, которые расклеены на столбах немедленно срывают. За их чтение и распространение наказывают по всей строгости военного времени, сами понимаете, у них одно наказание- расстрел.
  - И все же?
  - Недавно в городе был объявлен траур.
  - Что вы говорите, может Гитлер умер?
  - До этого еще далеко, и вообще нельзя желать смерти человеку, какой бы он ни был, но немцы получили тяжелый удар. Их армия, возглавляемая Паулюсом, попала в окружение под Сталинградом и была вынуждена сдаться.
  - Целая армия! - Удивленно вскрикнула Ядвига.
  Дядя Янек никак не отреагировал на это восклицание хозяйки, видимо, не совсем он ей доверял.
  - Пани Ядвига, я хочу поговорить с племянницей и Андрэ. Надеюсь, вы ничего не имеете против?
  - Что вы, что вы, конечно, хотите я их сейчас позову в дом.
  - Спасибо, не надо. Я сам выйду во двор.
  В это время Андрэ возился с собакой. Пса он подобрал в прошлом году совсем щенком, еще слепым. Мы его поили молоком из пипетки, после того, как он немного подрос - из ложечки, но хозяином он почему-то признал только Андрэ, и вымахал он в здорового кобеля неизвестной породы.
  Андрэ его так и называл, Мой.
  Что за такая кличка, Мой, я не понимала и говорила об этом своему брату, но он только отмахивался.
  Ядвига хотела его посадить на цепь, но Андрэ этого не допустил.
  - У тебя будут с ним неприятности, Андрэ, - говорила она, - вот посмотришь, будет кто-нибудь проезжать мимо, а он бросится под колеса, а то и покусает кого-нибудь, а нам через это выпадут большие неприятности. А если это будет немец, то и расстрелять могут. Тебе это надо?
  - Все будет хорошо. Он меня слушает и выполняет все, что я ему скажу. Вы такого умного пса никогда не видели.
  В самом деле, так и было. Стоило Андрэ только приказать Мойму что-то, как тот тут же выполнял любые команды.
  Приезжает дядя Янек, Мой начинает лаять, но Андрэ только на него строго посмотрит, он тут же затихает и начинает тереться о ногу своего хозяина.
  - Андрэ, как дела? - Спросил дядя.
  - Все нормально, жду когда закончится война или когда меня найдут здесь немцы.
  - Перестань, выбрось из головы дурные мысли. В войне, как мне кажется наступил перелом и скоро, надеюсь, этот кошмар закончится.
  - Начнется новый.
  - Это ты о чем?
  - Я помню, как забирали моих дедушку с бабушкой. Наверно коммунисты лучше фашистов, но ненамного.
  - Умный ты, мой друг Андрэ! Может в этом и все беды, которые свалились на вашу голову.
  - Что вы предлагаете?
  - Ничего я не могу предложить, против природы не попрешь, но пожалуйста, Андрэ, постарайся при Любе такие мысли не высказывать.
  - Мы с ней почти не разговариваем, нет времени.
  Дядя Янек позвал меня. Я вышла из сарая, в котором занималась хозяйством.
  - Да, дядя, я слушаю вас.
  - Что с вами происходят, я не понимаю. Может ты мне сможешь объяснить.
  - Все нормально. Что вас настораживает?
  - Не нравится мне ваше настроение. Я понимаю, надоело вам здесь торчать, но война скоро закончится, и заживем мы прежней жизнью.
  - Прежней, дядя Янек, уже не будет.
  - И ты туда же. Почему не будет? Какие могут быть причины, которые помешают жить так , как раньше?
  - Повзрослели мы, неужели вы этого не заметили?
  - Это конечно, но время нельзя остановить. Закончится война, вы быстро наверстаете учебу, закончите университет, получите специальность, и наступит счастливая жизнь. А там, со временем, все забудется.
  - Папу и Добу я тоже забуду?
  - Любочка, девочка моя родная, конечно мы их никогда не забудем, но боль от потери притупится со временем, поверь мне.
  - Посмотрим, дядя Янек.
  - Ладно, племянница, мне надо возвращаться. Но я буду стараться, как можно чаще навещать вас. Я не прошу вас молиться, но жить надо с Богом в сердце, тогда легче переносить все невзгоды.
  - Где этот Бог был, когда папу убивали, когда Добу увозили неизвестно куда? Когда дедушку с бабушкой забрали из дома. Почему он не покарал тех людей, которые творят зло?
  - Люба, я постараюсь найти конкретный ответ на твои вопросы, а пока я для себя решил, надо молиться.
  *****
  Добу заперли в одной из землянок, объяснили - на время, пока не вернется командир с задания.
  Но заточение ее долго не продлилось, вскоре ее проводили в землянку, которая стояла посредине опушки.
  Когда она вошла, увидела довольно молодого человека, сидящего за столом. У небольшой печки сидел другой человек, который был занят разжиганием огня .
  - Садись красавица, в ногах правды нет, - предложил ей тот, который был занят печкой.
   Доба была удивлена. Для себя она решила, командир это тот, за столом. Она повернулась на голос, но ей приказали сидеть прямо и никуда не поворачиваться.
  - Как ты попала в этот лес? Откуда у тебя винтовка и куртка полицая? Но сначала представься.
  - Меня зовут Доба, - начала она рассказ.
  - Вот это имя, - рассмеялся молодой.
  - Чего смеешься? Надо быть немного сдержаннее. Нормальное имя, еврейское. У нас недалеко от Минска был целый еврейский колхоз, там людей звали непривычными для нашего уха именами, но может и для них твое имя, Ничипор, может послужить причиной для смеха. Продолжайте, уважаемая, свою историю.
  Доба рассказала все о своем бегстве, о блужданиях по лесу, о встрече с полицаем.
  - Молодец, женщина. Не такая, как некоторые - придут в отряд и просятся: "Возьмите меня пожалуйста, дайте мне оружие". А Доба пришла, да еще и винтовку принесла. Почему ты этого полицая не убила?
  - Не могу я людей убивать. Не учил меня никто этому.
  - Так меня тоже никто не учил, но приходится. Ладно оставайся, ты у нас не единственная женщина. Выйдешь из землянки, тебя уже ждут наши девчата. Они тебе все объяснят, что к чему.
  Вот так Доба попала в партизанский отряд, и, казалось, все сложности уже позади но...
  - Товарищ командир, можно к вам обратиться?
  - Что так официально? Доба, случилось что?
  - Да, случилось.
  - Рассказывай.
  - Мне очень неудобно, но мне нужен врач- гинеколог.
  - Это еще зачем? - Удивленно спросил командир.
  - Я беременная и мне нужно сделать аборт.
  - Что тебе надо сделать? Повтори мне еще раз, что-то я плохо расслышал.
  Доба смутилась, лицо покраснело, даже спина ссутулилась, а голова опустилась. Перед немцем стояла, гордо выпрямив спину и высоко подняв голову, а здесь вот так, не смогла держать перед строгим взглядом мужчины.
  - Так вот слушай, дорогуша, - он встал из-за стола, подошел к Добе и бережно усадил ее на стул, - война не сегодня- автра закончится. Это я так для красного словца сказал. До конца войны еще много времени, но когда-нибудь она закончится. Согласна?
  - Конечно.
  - Скажи мне, уважаемая Доба, ты веришь в нашу победу или сомневаешься?
  - Уверена, мы победим.
  - А ты знаешь сколько людей погибнет за все это время, особенно вашего брата, евреев?
  - Не знаю.
  - Вот и я не знаю, но уверен - много, очень много. А кто будет восполнять эти потери? Вы, женщины! На вас вся надежда. Ты же полицая не смогла убить. А родное дитя по своей воле готова погубить, так?
  - А что мне делать?
  - От кого ребеночек, можешь сказать. Не красней, не красней, может я вашим обхождениям не научен, но правду хочу знать.
  - От моего любимого мужа.
  - Рассказывай, где он, что с ним.
  Доба все рассказала без утайки.
  - Ах ты такая- рассякая, это ты хотела лишить жизни ребенка от такого благородного человека. Не зря говорят про вас - волос длинный, а ум короткий. Все. Иди и рожай нам ребеночка назло нашим врагам.
  После этого к Добе в отряде стали относиться бережно. На задания не брали, за едой старались подложить самый вкусный и аппетитный кусочек.
  Доба очень смущалась от такого внимания, но принимала она это все с благодарностью.
  Родила она здоровую девочку и назвала ее Любовью.
  Вот так на свете появилась еще одна Люба.
   ОБЪЯВЛЕНИЕ В ГАЗЕТЕ
  Разыскиваются убийцы и грабители, которые убили ксендза Яниса, проживавшего по адресу...
  Если кому-то что-нибудь известно о них, просьба сообщить в ближайшую комендатуру.
  *****
  - Что-то сегодня преподобный Янис не приехал. Обещал ведь. Наверное, заболел, - сказала Ядвига за ужином, - поеду завтра в город, заодно и его навещу. Андрэ, Люба, может передать ему что-нибудь ?
  - Спасибо, ничего не надо, - почти одновременно ответили мы.
  - Завтра чуть раньше надо встать, чтобы успеть управиться с хозяйством, а потом я поеду. Смотрите, если кто-нибудь приедет и Мой залает, то знаете куда уходить. Будьте внимательны.
  Утром, как и было договорено, мы встали рано, все по дому сделали и Ядвига уехала в город.
  - Пойду я немного посплю, - сказал Андрэ, и пошел в дом.
  Мы с ним очень мало разговаривали, избегали лишний раз остаться наедине после моего признания. Я старалась не попадаться им на глаза, когда они с Ядвигой запирались в сарае, но тянуло меня туда очень сильно и совладать с собой я не могла. Мне и сегодня стыдно в этом признаться, но я подглядывала в щель между досками, чем они занимались. Я сильно ревновала Андрэ, но на эту тему никогда с ним разговор не заводила.
  Через полчаса, когда мне надоело шататься во дворе, я зашла в дом. Андрэ спал, одеяло съехало с его тела, и он предстал передо мной полностью обнаженный. Я его уже давно видела таким, но в этот раз у меня перехватило дыхание. Какой он красивый был в эту минуту.
  Я разделась и легла рядом. Сначала я лежала тихонько и только чуть-чуть к нему прижималась, потом начала нежно гладить его грудь, но рука моя опускалась все ниже и ниже.
  Андрэ вдруг открыл глаза и уставился на меня.
  - Любка, ты что делаешь? - спросил он, но даже не сделал попытку отодвинуться или перехватить мою руку.
  - Я тебе уже говорила, я люблю тебя, Андрэ, - ответила я тихим голосом, закрыв глаза.
  Мне в этот момент совсем не было стыдно. Я забыла о своей наготе и что рука моя находится намного ниже его пояса.
  - У меня ты не хочешь спросить, люблю ли я тебя?
  - Не хочу, я боюсь. А вдруг ты скажешь, что я тебе противна, и совсем не нравлюсь.
  - Этого я никогда не скажу, ты очень красивая, Любаша, но мы с тобой брат и сестра, - после этих слов, он взял мою руку и положил мне на живот.
  - Какие мы с тобой брат с сестрой? Мы только сводные.
  - Ты не пожалеешь об этом, Любаша?
  - Никогда!
  Я поняла - мой любимый, родной братик Андрэ, сдался. Может он не любит меня, но в тот момент мне было все равно, главное, я без него, без его глаз, губ, рук и всего остального жизнь свою не представляла.
  Он поднял голову с подушки и начал меня целовать. Потом, я не помню всего, но меня пронзила боль и наступила сладостная истома.
  Мы лежали рядом на кровати, я гладила его тело.
  - Милый мой родной братик...
  - Ты хоть перестань меня так называть, - со смехом произнес он.
  - Хорошо, не буду, - я была на все согласна, только чтобы он от меня далеко не уходил, чтобы мы всю жизнь были рядом.
  Я не знаю, как у кого, но мне кажется, любовь бывает один раз, все остальное - увлечения.
  Он обнял меня, я положила ему голову на грудь. Скажите, разве бывают более счастливые часы, чем вот такие?
  - Давай, моя родная Любаша, немного поспим.
  - Андрэ, что мы будем делать? Я не смогу пережить, если ты хоть еще один раз уединишься с этой противной Ядвигой в сарае?
  - Не будет этого больше никогда, я тебе обещаю, а сейчас давай поспим немного.
  Он заснул, а я еще долго не могла сомкнуть глаз, гладила его и шепотом рассказывала ему, как я его люблю. Мне не важно было, слышит он, или нет, главное, я должна ему это сказать, и не важно - сколько раз.
  - Я люблю тебя, мой родной, милый, единственный человек.
  Вот так я много раз ему это говорила, пока сама не заснула рядом с ним.
  Разбудил нас истошный визгливый громкий крик Ядвиги
  - Ах вы бесстыдники! Я за порог, а они, посмотрите на них, устроили здесь блуд. Ты же молодая еще, а уже шлюха, курва. Как хорошо, что твои родители и твой дядя до этого не дожили, со стыда бы сгорели.
  -Я их приютила, а они ... на тебе! Развратничают! И как только вам это в голову могло прийти?
  А ты, жиденок молодой, что ж ты делаешь? Где ты всему этому научился?
  - Ты оказалась хорошей учительницей, старая потаскуха.
  Андрэ встал с кровати и совершенно не стесняясь, начал неспеша одеваться, я же сидела в кровати, натянув одеяло до шеи.
  - Я ненавижу войну, я ненавижу Гитлера, но как же он оказался прав, что вас, жидов, изводит с этого света! - Между тем продолжала визжать Ядвига.
  Андрэ оделся, подошел к ней и взял одной рукой за горло:
  - Повтори сука, что ты сейчас сказала, - спокойным голосом сказал он.
  - Отпусти, недоносок, ты еще дорого заплатишь за все это. Даром вам это не пройдет, тем более, больше некому за вас платить и хлопотать.
  Но в это время ни мне, ни Андрэ даже в голову не могло прийти, что дядю Янека убили.
  - Не надо за нас платить, мы уходим сегодня ночью отсюда. Надоело прятаться за печкой.
  - Далеко не уйдете. Я пойду в полицию и все расскажу про вас. Пусть тебя, нет вас, повесят на площади. Вот и соединишься со своей жидовской родней.
  - Закрой рот. Никуда ты не пойдешь, за укрывательство евреев тебя повесят рядом со мной.
  - Я знаю, что сказать. Есть у меня знакомые полицаи, которых я обслуживаю, а ты думал, твой жидовский хрен был у меня единственным.
  Больше она ничего не успела сказать, Андрэ взял нож, лежащий на столе, и хладнокровно всадил ей в грудь.
  Ядвига упала замертво.
  - Давай, Любаша, одевайся, надо уходить. Не смотри на нее, плохой она была человек. Я бы ее не убивал, но другого выхода не было.
  Но я не могла подняться с кровати. У меня как будто ноги отказали, я сидела и с ужасом смотрела на все происходящее.
  Андрэ подошел ко мне, обнял и поцеловал в губы:
  - Ты хочешь немного отдохнуть? Если так , то не спеши, время до ночи у нас есть, а потом надо уходить.
  Только после этого меня прорвало, и я начала рыдать.
  Андрэ помог мне одеться, посмотрел на кровать и улыбнулся. Как он мог быть таким равнодушным и хладнокровным. Я не могла привыкнуть к этому никогда.
  - Это будет нам на память, о первой наше близости, - он снял простыню с небольшой капелькой крови, сложил ее аккуратно.
   - Любашка моя, - он снова поцеловал меня и потрепал по щеке.
  *****
  Доба так и не поняла своих обязанностей в партизанском отряде. Ей никто ничего не приказывал, но с маленькой Любой все заходили в землянку поиграть.
  - Скоро зима, надо тебе, Доба, перебираться в более теплое место. В землянке зимой холодно, а у тебя малое дитя, - сказал как-то командир.
  - Куда я могу уйти, вокруг немцы. Посмотрите на Любку, она очень на меня похожа, а это в наше тяжелое время очень плохо.
  - Я понимаю, но есть у меня на примете одна деревенька, туда никогда ни немцы, ни полицаи не заходят, боятся.
  - Что, и такое может быть?
  - Все может быть. Я подумаю.
  - Очень вас прошу, если не будет очень суровой зима, то я хочу остаться здесь. Как-то спокойнее на душе, когда все вокруг свои.
  - Я вот думаю тебя переправить на большую землю, но это дело далекого будущего, а пока живи здесь.
  К Добе все чаще стал наведываться Ничипор. Он все время предлагал помощь.
  - Ты приляг, отдохни, а я с малышкой побуду, а то ночью я слышал, она капризничала.
  - Ты почему ночью не спишь, а слушаешь, что у кого в землянке делается?
  - Нет, я не все землянки слушаю, только твою.
  - Это еще почему?
  - Не знаю, запала ты мне в душу.
  - Это ты брось, я старуха уже.
  - Что ты такое говоришь? Ты самая красивая баба на свете.
  - И много ты красивых баб видел? - Со смехом спросила Доба.
  - Честно, ни одной. Не было времени, не успел я . Мне только недавно двадцать лет исполнилось.
  - Вот видишь, жених. А мне знаешь сколько?
  - Мне не важно, я люблю тебя.
  - Не выдумывай, Ничипор. Это у тебя от того, что очень мало женщин в отряде, но закончится война, найдешь себе красивую работящую женщину, женишься на ней и нарожаете вы с ней много ребятишек.
  - Я буду тебя ждать, больше мне никто никогда не понадобится. Если не пойдешь за меня, то буду просто рядом находиться.
  Но этому не пришлось случиться.
  Отряд ушел подрывать железную дорогу и попал в засаду, Ничипор остался прикрывать всех и погиб.
  Доба не находила себе места от горя. Очень ей было жалко этого, еще совсем, мальчишку.
  - Что поделать, Доба. На то она и война, чтоб ей пусто было. Племянник он был мой. Я знаю, он очень любил тебя. Я ему много раз говорил, не для тебя она, ты простой крестьянин, а Доба интеллигентная дама, но он не слушал меня. Может он был прав, нельзя полюбить по заказу. Как думаешь, Доба? - Спросил командир партизанского отряда.
  - Наверное, вы правы. Но мне очень жаль Нечипора и забыть его я никогда не смогу, хоть и не любила.
  
  ОБЪЯВЛЕНИЕ В ГАЗЕТЕ
  Андрэ и Люба, если вы живы, приходите по адресу ... . Я вас там буду ждать. Ваша Доба.
  *****
  Сегодня, по прошествии стольких лет, я все не могу прийти в себя, вспоминая тот день.
  Повидала я много смертей, сама была ни единожды на волосок от смерти, приходилось хоронить друзей, совсем молодых ребят, но тот день для меня останется особенным и запоминившемся на всю жизнь.
  Я боялась смотреть в ту сторону, где лежало тело Ядвиги.
  Почему я не такая, как Андрэ? Вон он ходит, что-то про себя бубнит и собирается в дорогу.
  Меня не успокаивает, только поторапливает и командует.
  - Любаша, хватит пялиться на ее тело, плохой она была человек и заслужила свою участь, - говорит Андрэ, - или тебе жалко ее?
  - Я не знаю, мне просто очень страшно.
  - Мы живем в такое время, что страх должен отойти куда-то далеко - далеко, как и жалость. Вот закончится война, тогда и придет время проявлять чувства, а сейчас надо делом заниматься.
  - Хорошо тебе, а если я не могу?
  - Значит не надо, но тебе самой будет труднее.
  - А если меня убьют, тебе тоже не будет жалко?
  - Что ты хочешь, от меня услышать?
  - Правду.
  - Правду?! Тогда не знаю, но задумываться об этом не хочу. Любаша, давай будем собираться, по дороге поговорим.
  - Андрэ, куда мы пойдем?
  - Если ты пойдешь со мной, то вот сюда, - он достал из шкафа маленькую карту и показал далеко на юге, возле самого моря какую-то точку.
  - Это где?
  - В Палестине.
  - Почему туда?
  - Это родина евреев, и там мое место.
  - Но я не еврейка.
  - Там не только евреи живут. Ты не хочешь со мной идти?
  - Мне страшно.
  - Это я уже слышал, только по другому поводу.
  - Андрэ, как мы туда доберемся?
  - Еще сам не знаю.
  Мы нагрузили наши заплечные мешки провизией, не забыли захватить топор, ножи, ружье с патронами, теплую одежду и еще засветло покинули этот дом. Конечно за нами увязался и Мой.
  - Андрэ, ты умеешь стрелять?
  - Я много чего умею.
  - Когда ты всему научился?
  - Она учила.
  Я прикусила язык, совсем мне не хотелось вспоминать Ядвигу.
  Шли мы быстро, иногда делали привал, но я никогда не просила снисхождения и не жаловалась.
  - Молодец, Люба, но отдыхать надо, а то вымотаешься быстро, а путь нам предстоит неблизкий.
  Во дворе, где мы жили, снега уже давно не было, а в лесу еще иногда встречались маленькие островки. Я иногда брала его рукой и прикладывала к лицу.
  В одном месте мы чуть не выскочили на дорогу, по которой двигались немецкие войска. Что интересно, они шли в том же направлении, что и мы. Я и сегодня не смогу отличить север от юга и запад от востока, но Андрэ сказал, что мы должны двигаться на юго-запад, а ему я доверяла беспрекословно.
  Я хотела что-то спросить, но он приложил палец к губам и сделал очень строгое лицо, но мне почему-то стало смешно, наверное, я не понимала положения вещей и той опасности, которая нас подстерегала на каждом шагу, а может я предчувствовала, что такой счастливой, как сейчас, я больше никогда не буду.
  Мы отошли глубже в лес, но шли параллельно с немецкими войсками.
  - Андрэ, может, отойдем от них подальше,? Я боюсь, - шепотом я сказала.
  - Не бойся, они в лес боятся заходить, а партизаны, конечно, могут устроить засаду, но, надеюсь, мы их услышим, если что.
  - Почему они уходят на запад?
  - Драпают. Скоро войне конец. Слышишь канонаду?
  Я прислушалась и, в самом деле, где-то вдалеке были слышны взрывы и стрельба.
  - Так может мы пересидим где-нибудь, дождемся, когда русские придут.
  - Если хочешь, жди их, а мне это не надо. Они моих бабушку и дедушку убили. Мне надо в Палестину, а красные могут нас не выпустить.
  - Я с тобой хочу быть всю жизнь, а где, мне совсем не важно.
  Тогда пошли и много не болтай, могут услышать, и сама прислушивайся, вдруг кого-нибудь встретим, а нам это не нужно.
  - Я не слышу ничего и Мой с нами, он все услышит.
  Но от войны уйти нам не удалось, вдруг в небе появились самолеты и начали сбрасывать бомбы.
  Земля дрожала от взрывов, Андрэ схватил меня и повалил, а сам лег на меня. Казалось, прошла вечность, но как потом выяснилось, прошло буквально пять минут.
  После бомбежки стало очень тихо, даже немного жутко было от этой тишины, о чем я сказала Андрэ.
  - Ты ничего не понимаешь, это хорошо, что тихо, - усмехнулся он.
  - Андрэ, где мы сейчас находимся, ты знаешь?
  - В Польше.
  - Нам долго еще идти?
  - Очень долго, но пешком мы не дойдем, конечно.
  - Ты меня любишь, -сказала я твердо.
  - С чего ты решила?
  - А почему во время бомбежки упал на меня?
  - Странная ты, Любка.
  Больше всего мне это имя понравилось, Любка.
  Конечно, я не смогу вспомнить все, что с нами было во время этого многодневного похода, но об одном буду помнить всю оставшуюся жизнь.
  - Давай, Любаша, будем отдыхать и приготовим что-нибудь поесть, -предложил мне Андрэ.
  Я всегда и во всем с ним соглашалась.
  Мы сняли со спины наши мешки, Андрэ стал разжигать костер. Он никогда мне не доверял это делать, потому что у него он получался горячим, огонь был низкий и дыма почти не было. Как это у него получалась, я не понимала, но и спрашивать не хотела, знала, получу ответ, она научила, а воспоминаний о ней я не хотела.
  - Я отойду ненадолго, - предупредила я его
  - Сколько раз говорил тебе, опасно отходить одной.
  - А что мне делать?
  - То, что я делаю.
  - Не, так я не буду делать. Мой, за мной. - скомандовала я.
  Правда смешно звучит, но по другому, как его позвать, если Андрэ ему такую кличку дал. А может это не кличка, а его предназначение было.
  Мой посмотрел на хозяина и только после его одобрительного кивка побежал за мной.
  Я зашла в лес и уже хотела присесть за кустик, как откуда-то вышли два огромных мужика.
  - Ты посмотри, какая нам добыча в руки попалась, - сказал один, поворачиваясь к другому.
  Тот издевательски засмеялся.
  - Ну что, малышка, потешишь двух уставших странников, - сказал первый, при этом в его голосе не было и тени сомнения.
  Я знала, чтобы я не сказала, все будет бесполезно, а что делать, не знала. Почему-то подумалось про Андрэ, чтобы они его не заметили, иначе убьют .
  - Не лезьте ко мне, а то я папе скажу, он вас убьет, - сделала я робкую попытку как-то разрешить эту ситуацию.
  - Слышь, она нас папкой пугает. Нам сейчас твой папка не указ. Давай сделаем так, ты сейчас разденешься, мы тебя оприходуем, убивать не станем и разойдемся в разные стороны.
  Я хотела убежать от них, но повернулась не в ту сторону, где был Андрэ, думала они уже не молодые, смогу убежать от них, но было уже поздно, один бандит схватил меня за плечо.
  - Это куда ты намылилась? Некрасиво так с нами поступать.
  Больше он ничего не успел сказать, Мой взметнулся в воздух и схватил его за руку, которой бандит держал меня.
  Наверное, надо было хватать его за горло или за другую руку, но Мой не учился этому.
  - Ах ты сука, падла! - Заорал бандит, - убей собаку, - это он обращался к своему напарнику.
  Но тот не успел и шага ступить, раздался выстрел, и пуля размножила ему голову. На поляну выскочил Андрэ, и с размаху нанес второму удар прикладом ружья по голове.
  Я сидела на траве, мне казалось в тот момент, что это меня ударили.
  Андрэ склонился над собакой, Мой лежал и лапами царапал по земле. Успел тот первый гад ударить собаку ножом.
  - Тихо моя собачка, успокойся, мой родной , - гладил Андрэ своего пса.
  Потом зарядил ружье, приставил к уху собаки и выстрелил.
  Вот тогда первый и единственный раз я увидела, как Андрэ плачет.
  -0, Люба. Ты ни в чем не виновата, - сказал он, смахивая слезы с глаз.
  Он обыскал этих подонков, в карманах обнаружил удостоверения, в которых значилось, что они являлись полицаями. Они тоже уходили от Красной Армии, и поэтому оказались, как и мы, далеко от дома.
  *****
  Доба дождалась Советскую Армию и вернулась в город.
  Наш дом оказался свободным и она без сомнений заселилась в него, но буквально через пару дней ее пригласили к временному коменданту города.
  После всех приветствий и приглашения сесть, тот спросил:
  - Гражданка, на каком основании вы вселились в этот дом?
  - Я жила в нем до войны, это дом моего мужа.
  - У вас есть документы на этот дом?
  - Нет, возможно, документы сохранились у него в сейфе, или может быть, они есть в городском довоенном архиве, если он уцелел.
  - Это вы, гражданочка, хорошо придумали. Знаете наверняка, что ничего этакого не сохранилось, вот и решили занять самый лучший дом, из сохранившихся.
  - Что вы такое говорите? Спросите у соседей, вам все подтвердят, что я жила здесь долгое время.
  - Уже спросили. Вы жили здесь, но в качестве наемной работницы. Поэтому не имеете права претендовать на этот дом.
  - Я замужем была за паном Вацлавом и ребенок у меня от него есть.
  - Панов у нас, гражданочка, нет. Все, закончились паны, уважаемая. От кого у вас ребеночек, это только вам известно. А документы, подтверждающие ваше замужество, у вас есть?
  - Откуда могут у меня быть документы, мы с ним регистрировались в ЗАГСе. Может там сохранились.
  - Ничего не осталось, и вам это лучше меня известно, поэтому и заняли этот дом. Даю вам сутки на то, чтобы вы подыскали себе жилье поскромнее и освободили этот дом. Там будет административное учреждение. Ух и ушлый вы народ.
  - Мне некуда идти. Дом моих родителей тоже заняли под городские нужды.
  - Где вы жили раньше, назовите адрес.
  Доба сказала адрес, после чего комендант города присвистнул.
  - Нет, гражданочка, придется вам довольствоваться жильем поскромнее.
  Он позвонил куда-то, а потом снова обратился к Добе.
  - Вас ждут в кабинете заведующего по жилью, он мне только что пообещал найти для вас что-нибудь поприличнее.
  Доба сходила к тому чиновнику и получила ордер.
  - Скажите спасибо за это, другие вообще теснятся по несколько человек в одной комнате.
  Доба пришла по указанному адресу. Она была готова, как ей казалось ко всему, но то ,что она увидела превзошло все ее самые кошмарные представления о человеческом жилье. Даже землянка в партизанском отряде была уютнее.
  В самом центре города стоял дом вросший в землю, дверей не было, как и пола, а стекол в окнах, такое чувство, что вообще никогда не было. В общем, увидела Доба только покосившиеся стены и готовую вот-вот съехать на землю крышу.
  Что делать, она не имела ни малейшего понятия. Всему меня родители учили, а самому главному не научили, потому, что и сами не умели выживать в экстремальных условиях, - думала Доба.
  Она вернулась за своей маленькой Любой, которую оставила на попечение подруг по партизанскому отряду, все им рассказала, но они сначала покачали сочувственно головами, а потом предложили пойти к командиру отряда.
  Оказывается, тот занимал уже приличную должность при том же коменданте города.
  - Они съездили туда, он походил вокруг, покрутил усы, а потом спросил.
  - Так в чем проблема?
  - Здесь жить невозможно, - хором закричали женщины.
  - А руки нам зачем? Иди, Доба, живи пока в том доме, я попрошу коменданта, а мы за пару недель все приведем в порядок своими руками. Сейчас позвоню кому надо.
  ОБЪЯВЛЕНИЕ НА СТОЛБЕ
  Граждане, не верьте еврейским зазывалам. Великобритания, под мандатом которой находится Палестина, не разрешает свободное переселение евреев на эту территорию.
  *****
  Мы долго с Андрэ добирались до этого лагеря. На пути к этому месту нас подстерегали разные опасности. Мы уже знали, если попадем к советским, то после длительных проверок Андрэ могут отправить на фронт, а меня домой.
  А что меня дома ждет?
  Папа и Доба погибли, а если Андрэ пропадет, то зачем мне вообще эта жизнь?
  Андрэ не боялся попасть на фронт, он готов был мстить немцам за все его унижения, но и с советскими ему было не по пути. Не мог им простить бабушку с дедушкой.
  Поэтому мы шарахались от всех военных соединений, которые попадались на нашем пути. В лесу бродили дезертиры, остатки немецкой армии, беглые полицаи и другие прислужники фашистов. Но Андрэ упорно шел вперед, а я за ним.
  Если встречались советские войска, мы с ним переходили на польский язык, и притворялись местными жителями, которые не знают русского языка.
  Где-то в Восточной Германии произошло соединение Советской армии и армии США, там мы без труда перешли в зону, которую контролировали американцы, и на этом наши мытарства закончились. Так мне казалось, но Андрэ был упрям и настойчив в своей цели добраться до Палестины, чего бы это не стоило.
  В лагере было много евреев, которые прошли все ужасы фашистского плена. Они были очень слабые, многих отправляли в госпитали, были и смертельные случаи, это когда в организме этих несчастных уже произошли необратимые гибельные изменения. Мы с Андрэ помогали работникам госпиталя при этом лагере, чем могли. Я спрашивала, может, кто встречал Добу, но таких не было, и зародилась у меня надежда, а вдруг Доба не доехала до Аушвица, вдруг ей удалось каким-то способом убежать.
  Я об этом сказала Андрэ, но он усмехнулся
  - Я в сказки давно перестал верить, - ответил он.
  - Андрэ, ты читал на столбе объявление, что Палестина закрыта для переселенцев? - Спросила я его, прибежав в госпиталь.
  - Ты бы лучше здесь помогала, чем читать всякую ерунду. Как они могут запретить мне, еврею, ехать жить в Палестину?
  - Я не знаю, но там так написано.
  - Я доберусь туда вплавь, ползком, но я буду там жить и бороться за создание еврейского независимого государства. Если ты не хочешь, то можешь оставаться здесь. Силой я тебя тащить туда не буду и уговаривать тоже не стану.
  - Андрэ, что ты такое говоришь. Меня не надо упрашивать, я всегда буду рядом с тобой, пока я тебе нужна.
  Он обнял меня и прижал к груди. Я помню все его ласки, все его внимание ко мне. Их было немного, но они были. Значит, не был он ко мне совсем равнодушен. Так я думала раньше, не сомневаюсь и сегодня, несмотря на то, что произошло с нами в последствии.
  Поздно вечером, к нам в палатку зашел молодой здоровый парень и позвал Андрэ на улицу поговорить.
  - Можно я с вами, - попросилась я.
  - Не надо, я тебе потом все расскажу, - ответил мне Андрэ.
   -Ты мой самый близкий, самый родной, ты моя любовь на всю мою жизнь,- думала я, плача, когда они вышли из палатки,- Почему у тебя появились секреты, у меня же их нет. Может он меня хочет оставить? - Думала я.
  От этого мне становилось еще горше и слезы снова катились у меня из глаз.
  - Люба, мы сейчас уходим из лагеря, перебираемся в Италию, а оттуда садимся на корабль и, Любашка, прямым рейсом в Палестину.
  Потом он заметил на моих глазах слезы.
  - Это, что такое? Почему ты плачешь? Не хочешь ехать?
  Я встала подошла к нему
  - Андрэ, обними меня. Я дура, думала ты передумал меня брать с собой.
  *****
  Жизнь в городе постепенно налаживалась
  Конечно, не хватало всего, но люди возвращались, кто из эвакуации, раненые и инвалиды из госпиталей, а чуть позже начали приходить солдаты с фронта.
  Все было. Некоторые женщины не смогли дождаться своих мужей и по возвращении их, начинались страшные скандалы, случались и убийства.
  Были и такие, которые с фронта привозили новых жен. И снова ругань, проклятия и мордобой.
  Находили в городе людей, которые сотрудничали с фашистами, поэтому почти каждый день происходили аресты.
  Доба пришла в райисполком, искать работу. Узнав, что у нее почти высшее образование и во время войны она была в партизанском отряде, ей предложили пойти работать в школу, учительницей младших классов.
  - Ну что, гражданочка, пойдете? - Спросил у нее работник областного отдела, отвечающий за образование.
  - Конечно, с большим удовольствием, - согласилась Доба с радостью
  - Вот только понимаете, - замялся хозяин кабинета, - надо было бы вам имя поменять.
  - Чем вас не устраивает мое имя?
  - Меня оно устраивает всем, вот только дети будут смеяться. Что такое Доба-сдоба, - противно захихикал он.
  - Я хотела бы надеяться, дети меня полюбят и будут уважать. А если так, то смеяться они не будут.
  - Значит, вы не хотите прислушаться к моему совету? Я правильно вас понял?
  - Правильно, мне нечего добавить и имя, данное мне родителями, я менять не буду ни при каких обстоятельствах.
  - Ладно, идите, вопрос о вашем трудоустройстве учительницей пока оставим открытым.
  - Куда мне пойти работать, пока этот вопрос закроется в ту или иную сторону?
  - Если через мое ведомство, то могу предложить работу нянечки в детском саду. Соглашайтесь, пока не передумал, тем более у вас есть дочь. А там видно будет. Пойдете?
  - С радостью. Спасибо.
  Вот так Доба устроилась на работу, думала временно, но оказалось - постоянно.
  Более того, через довольно длительное время, когда уже все смирились с ее именем и она могла пойти работать в школу, она просто отказалась.
  
  ОБЪЯВЛЕНИЕ НА СТОЛБЕ
  Не верьте агитаторам из Палестины. Великобритания запрещает въезд евреев на подмандатную ей территорию, Палестину. Корабли, на которых вам предлагают добираться, старые и могут в любую минуту развалиться.
  Будьте благоразумны. Вы пережили такую войну. Неужели в мирное время, поддавшись агитации, вы подвергнете риску свою жизнь и жизнь своих близких.
  *****
  Я прочитала это объявление, но решила для себя, ни слова не говорить Андрэ. Знала, он меня не станет слушать. Но самое интересное в этом было то, что я верила ему, а не всяким объявлениям. Знала, Андрэ, а значит и я, будем жить в Палестине.
  Это объявление я прочитала, когда мы ночью выходили из лагеря.
  Было очень темно, но столб, на котором висело объявление, освещался электрической лампочкой, наверное для того, чтобы люди в последнюю минуту одумались, но те, кто так думал, просто не знали Андрэ и таких как он фанатиков, которые ни перед чем не остановятся для достижения своей цели - попасть в Палестину.
  Нас посадили в кузов старого грузовика, в котором было набросано сено, и повезли в неизвестном направлении.
  Было нас десять человек, в дороге только и разговоров было о той неизвестной стране, которой еще не существовало, но название у нее уже было, Израиль.
  На вторые сутки мы услышали шум волн. Вот так я первый раз в жизни увидела море.
  На берегу нас уже ждали лодки, на которых нас доставили на корабль.
  Увидев это судно, я поняла, что не все в том объявлении было ложью.
  - Андрэ, сколько километров до этой Палестины? - Спросила я.
  - Струсила? Еще не поздно, можешь вернуться назад.
  Мне было обидно слушать такое от человека, за которым я была готова идти хоть на край света, поэтому промолчала, но впредь решила ничего у него не спрашивать.
  Во время плаванья наш корабль бросало из стороны в сторону, вверх и вниз. Многие люди сначала бегали к борту, их тошнило. Но потом перестали, сил не было. Запах стоял ужасный, но корабль наш двигался вперед, назло всем недоброжелателям.
  Андрэ ничего этого не замечал, он куда-то уходил с такими же как он молодыми мужчинами, помогал тем, кому было очень плохо. Я тоже помогала, как могла, хотя меня постоянно подташнивало, а мысль, что корабль может не выдержать и затонуть я просто гнала от себя, хотя такие опасения многие высказывали.
  Не помню на какой день, но вдали показалась земля.
  Все обрадовались, даже те, кого покинули силы, встали на ноги и с надеждой уставились на тот далекий, неизвестно что сулящий, берег.
  Вот он конец нашему путешествию, наконец-то ступим на твердую землю.
  Так мы думали, пока к нашему кораблю не причалил военный катер и на борт взобрался офицер британской армии.
  - Как вас предупреждали, временное правительство запрещает переселение людей в Палестину, до особого распоряжения из Лондона.
  Поэтому завтра утром вы будете отбуксированы на остров Кипр, и там будете ожидать своей дальнейшей участи.
  После этих слов, народ зашумел, раздались угрозы, слезы, жалобы, оскорбления, которые звучали на разных языках, но офицер был невозмутим.
  Где был Андрэ в это время, я не видела, но после того, как офицер покинул корабль, он сразу подошел ко мне.
  - Любка, этой ночью мы сходим с корабля.
  Он меня называл, Любка, только когда очень волновался. Я погладила его по плечу, и молча кивнула головой в знак согласия.
  Как это все будет происходить, я не понимала. Я не думала о риске, об опасности, которые могут нас подстерегать во время этой высадки.
  Андрэ сказал, значит так надо, и так будет.
  С вечера зарядил противный холодный дождь. Кто сказал, что там тепло даже в ноябре, ветер был очень холодный и порывистый, люди спустились вниз, на палубе никого не оставалось.
  Сегодня я могу признаться себе и тем, кто будет это все читать, если такие найдутся, я была рада этой непогоде. Наверное, наша высадка откладывается, а там видно будет.
  Я уже задремала, когда ко мне подошел Андрэ.
  - Пора, - это все, что он сказал тихим голосом.
  Подойдя к борту корабля, я ничего не видела, но Андрэ показал мне на канат, по которому нам предстояло спуститься в эту кромешную темень.
  Первым начал спускаться он, потом кто-то дернул за канат, подавая этим мне сигнал, что сейчас моя очередь. Я не колеблясь последовала за Андрэ.
  У самой воды, меня бережно придержали, и я оказалось в маленькой лодке, которая сразу же отчалила от корабля.
  Думала я, что все самое страшное уже позади, но вдруг по громкоговорителю нам приказали остановиться и тогда я и Андрэ быстро, но очень тихо оказались в воде под лодкой.
  - Кто такие? - раздался вопрос на английском языке
  - Местные, возили воду и еду тем несчастным на корабле. У нас есть разрешение.
  - Вас должно было быть четыре человека.
  - Подплывайте и можете пересчитать.
  Вдруг на лодку был направлен сильный прожектор, который осветил саму лодку и поверхность моря, но мы были по другую строну и нас не заметили.
  - Можете двигаться дальше, - скомандовали с катера, но прожектор они не сразу выключили.
  Наша лодка начала медленно двигаться вперед, а мы с Андрэ держась за трос, который нам подали, следовали за ней.
  Когда мы высадились на берег, у меня зуб на зуб не попадал, меня трясло, и в придачу, ветер и дождь не прекращались ни на секунду.
  На меня набросили какую-то накидку и попросили бегом уходить от берега подальше, но идти я не могла, тогда какой-то парень без слов вскинул меня на плечо, и мы побежали вглубь территории под названием, Палестина.
  *****
  Сразу после войны к Добе приходили ее друзья по партизанскому отряду, но со временем у всех появились свои дела - работа, семья и многое другое. Частые посиделки происходили все реже, а вскоре и вообще прекратились. Только на праздники получала она поздравительные открытки, да и сама она не стремилась к общественной жизни. Ей хватало забот с Любой, которой она отдавала все свободное время. К пяти годам девочка умела читать и писать, свободно говорить на пяти языках, тех, которым научила ее мама.
  На работе Доба хотела проявить инициативу, предложила учить дошкольников языкам, но ей быстро указали ее место, да так, что ей пришлось поменять место работы. После этого она стала выполнять свои обязанности нянечки, а в воспитательный процесс не вмешивалась.
  Домой они не спешили и если какой-нибудь нерадивый родитель опаздывал забрать вовремя ребенка из сада, Доба оставалась его дожидаться. за что воспитатели были премного благодарны.
  Один мальчик устроил своему папе скандал, когда тот пришел вовремя забирать его.
  - Зачем ты так рано пришел? Нам так было вчера хорошо с Добой Менделевной.
  - Но, Сема, нельзя так нагружать нянечку, она ругать меня будет, если я каждый день буду поздно забирать тебя.
  Но мальчик не унимался:
  - Доба Менеделеевна, правда вы не будете ругать папу, если он поздно придет меня забирать?
  - Ругать я конечно не буду, но нам с Любой тоже надо идти домой и заниматься своими делами.
  Мальчик грустно отошел от нянечки, наверняка ждал какого-то другого ответа.
  Но в один весенний день папа Семы очень запаздывал. Доба нетерпеливо смотрела на часы, было уже шесть вечера, а за мальчиком никто не приходил.
  - Сема, ты знаешь дорогу домой? - Спросила Доба.
  - Конечно, знаю. Пойдемте, я покажу, наверное маме совсем плохо, раз папа забыл меня забрать.
  Доба не стала спрашивать про маму у мальчика, но для себя отметила, в самом деле, только папа приходит в садик за Семой.
  Идти далеко не пришлось. Когда они пришли, Сема по привычке толкнул дверь, но она оказалась запертой. Доба тихо постучала, но ответа не было, постучала сильнее, но результат тот же.
  - Сема, ты наверное разминулся с папой, - предположила женщина, которая жила по соседству и на стук выглянула из своей квартиры.
  - Извините, я нянечка детского сада, - представилась Доба, - вы уверены, папа в самом деле пошел за ним в садик?
  - Буквально пять минут тому назад. Горе то, горе какое,- запричитала женщина.
  Доба с Любой и Семой смотрели на женщину и ничего не понимали.
  - Пойдемте, дети, на улицу, будем ждать там твоего папу, Сема, - сказала Доба.
  Они вышли из подъезда, оставив женщину дальше причитать, явно ей хотелось поговорить о семье Семы, но Доба, так ее воспитали, не любила соседских сплетен, Если бы соседка по-настоящему сочувствовала горю, то предложила бы помощь, решила Доба.
  Вскоре появился папа Семы, он подбежал так быстро, что вначале не мог восстановить дыхание, пытался что-то сказать, но не мог.
  - Успокойтесь, все нормально, все живы. Забирайте своего сына и впредь постарайтесь не опаздывать, хотя бы не на такое долгое время, - сказала Доба.
  - Извините меня, но приезжала скорая помощь, жене было очень плохо.
  - Папа, что с мамой? - Спросил Сема.
  - Все как обычно, сынок.
  - Еще раз извините меня. Давайте я вам буду платить за мои вечные опоздания. Деньги у меня есть, не волнуйтесь.
  - Я не знаю, что вам на это ответить. Скажу честно, если вы не будете успевать вовремя забирать Сему из садика, то мы должны договориться, и я буду его брать к себе домой на такое время, которое всех нас устроит.
  - Дора Менделевна, большое спасибо, так будет хорошо и вам и мне. Может зайдете к нам, выпьем чаю, а можно и чего и покрепче, сегодня у нас праздник.
  - К вам мы заходить не будем, но мне интересно, какой сегодня праздник?
  - Вы не знаете? Сегодня на карте мира появилась новая страна - Израиль!
  
  ОБЪЯВЛЕНИЯ В ГАЗЕТЕ, ПО РАДИО И ТЕЛЕВИДЕНИЮ
  Сегодня, 5 ияра 5708 года или 14 мая 1948 года на карте мира появилось независимое еврейское государство, Израиль.
  *****
  Но до этого произошло много событий, о которых я хочу рассказать.
  У тех, кто читает мои записи, заранее прошу прощения, за неровные и размытые буквы, это мои слезы.
  Я несколько раз пыталась переписать эти события набело, но даже по истечении стольких лет, все равно плачу.
  То купание в море не прошло для меня бесследно, я заболела.
  Не помню, как меня донесли до дома, в котором нам предстояло некоторое время жить, но когда я приходила в себя, возле меня постоянно сидел мой Андрэ.
  Я вспоминала детство, у папы никогда не было времени со мной посидеть, но стоило мне заболеть, он всегда дежурил у морей постели.
  Как я любила болеть в детстве! Вот и сейчас мне не хотелось выздоравливать.
  Впервые, по первому моему желанию, Андрэ бежал за лекарством, поил меня водой и кормил из ложечки.
  На все мои протесты он только отмахивался:
  - Ты, моя Любка, как ты меня напугала. Что бы я делал без тебя?
  Он меня гладил по волосам, а когда он думал, что я сплю или нахожусь в беспамятстве, то целовал меня и его слезы капали на мое лицо. Я эти ласковые прикосновения, эти слезы до сих пор чувствую на себе.
  Милый, добрый мой мальчик, Андрэ. Несгибаемый борец. Честный и прямой мой Андрэ. До сих пор я люблю тебя. Хотела написать, как никого в жизни, но надо не так, я никого в жизни не любила, кроме моего Андрэ. Он был единственным мужчиной, которому я была предана, который для меня был всем.
  После того, как я выздоровела, узнала, что мы живем в кибуце Яд Мордехай.
  Андрэ очень часто куда-то уезжал, на мои вопросы он отвечал:
  - Нам помогли сюда прибыть, а сейчас я должен помогать другим людям.
  - Андрэ, возьми меня с собой, - просилась я
  - Это ни к чему. Ты здесь больше нужна. Кстати, сходи к врачу, ты еще очень слаба.
  - Но другие девушки, вместе с мужчинами, выполняют всякие задания.
  - Мы живем в свободной стране, где все равны.
  - Вот! Так возьми меня, чем я хуже других.
  - Ты не хуже, но пока ты еще очень слаба. Тебе надо заняться спортом, а потом видно будет.
  В кибуце много было работы, но после нее, я старалась быстрее восстановиться - бегала кроссы, училась стрелять, ползать. Но быстро уставала, наверное, это жара меня донимает, думала я, но один раз во время очередного забега я потеряла сознание.
  Когда пришла в себя, возле меня сидел наш доктор, старый дедушка Ицхак. Он после прихода к власти Гитлера в Германии, сразу понял ужас происходящего на его родине и поехал в Палестину, хотел найти жилье, чтобы его семья смогла приехать сюда на все готовое, но было уже поздно, семью его не выпустили и, как впоследствии он узнал, все они погибли в Дахау.
  Он часто вспоминал о них, но никогда не плакал, только вздыхал.
  Вот и сейчас он сидел возле меня и вздыхал.
  - Почему вы вздыхаете, доктор Ицхак?
  - Может, ты пойдешь ко мне работать, а то работы много, а никто не хочет заниматься самым полезным делом - возвращать здоровье людям.
  Он никогда не был столь разговорчив, как сейчас, и у меня кольнуло сердце, я поняла - есть что-то такое, о чем доктор не хочет мне говорить, почему-то оттягивает, хотя понимает, сказать все равно придется.
  - Доктор Ицхак, не тяните, что со мной? Я скоро умру?
  - Что ты такое, девочка, говоришь? Ты будешь жить очень долго и, надеюсь, счастливо. У тебя немного давление понижено, но это совсем не проблема.
  - Так в чем дело?
  - Ты пойдешь ко мне в помощники?
  - Если, не виляя, скажите то, о чем не хотите говорить, пойду.
  - Люди рождаются для того, чтобы нести радость другим, так я думаю, - он помолчал немного, а потом продолжил, - правда, не всегда это реализуется в жизни. Человек думает об одном, а получается совсем по-другому, но все равно можно и нужно верить в себя, в первую очередь.
  Ты еще молодая, а наука движется вперед. В медицине происходят грандиозные открытия, правда, в этом косвенно виновата война, чтоб она проклята была, но это есть неоспоримый факт. Так что, не расстраивайся, все у тебя будет. Так пойдешь ко мне в помощники, этим ты тоже двинешь медицину к новым открытиям. Сначала будешь мне помогать, а потом поедешь учиться на врача. Так решили?
  - Доктор Ицхак, вы не скажете мне о моих проблемах со здоровьем?
  - Успокойся, здоровая ты...
  - Так почему вы ничего мне не говорите. Я чувствую и знаю уже , есть у вас в манжете некий секрет, точнее нехорошая новость обо мне.
  - Люба, у тебя не будет детей.
  Вы не поверите, но я даже не очень расстроилась, у меня есть Андрэ и на тот момент мне больше ничего не надо было.
  *****
  Деньги, которые платил Добе папа Семы, совсем не были лишними в семейном бюджете.
  Вот только излишнее внимание этого мужчины несколько досаждали ей. Добе казалось, что он специально где-то задерживается, чтобы лишний раз прийти к ней в дом, выпить чай и поговорить о жизни.
  Она уже знала, жена Аркадия, так его звали , неизлечимо больна и с постели не поднимается. Когда он пришел с войны, она повисла на его шее и ноги у нее отказали, а причина была в том. что она получила на него похоронку в далеком 1943 году. Погоревала баба, так рассказывал Аркадий, но жизнь продолжается, надо поднимать Сему, а в эвакуации было голодно, и не могла она нигде работать, не привычна она была к физическому труду, до войны работала учительницей рисования, а в Сибири, куда она попала с сыном, все подобные места уже были заняты ссыльными, среди которых были профессиональные художники. Она красивая была, моя Софа, вот и начал ее обхаживать один хозяйственник. Не изменяла она мне, я был убит, а если бы и живой был, то ради Семки на что не пойдешь. Сколько раз я ей это говорил, но она лежит и смотрит на меня виноватыми глазами.
  Вы очень похожи на нее, мою Софу, конечно, сегодня она очень постарела, но поверьте, я правду говорю. Давайте я вас с ней познакомлю.
  Доба долго отказывалась. Не хотела нарушать спокойствие в той несчастной семье, но как-то Сема попросил:
  - Доба Менделевна, мама очень просила вас прийти к нам в гости в это воскресенье. Придете?
  Доба сделала вид, что не услышала, но мальчик перед самым уходом домой снова обратился к ней.
  - Так что мне сказать маме?
  - Сема, скажи маме, мы с Любой обязательно придем в это воскресенье к вам в гости.
  - Доба Менделевна, приходите на обед. Мы с Семкой такой стол накроем. Мы умеем, не сомневайтесь, - обрадовался Аркадий.
  - Никаких столов, только чай, а пирог мы с Любашей испечём.
  Вот так в воскресенье Доба с Любой оказались в доме у Аркадия и его семьи.
   Софа была в кровати, полусидела, со всех сторон обложенная подушками. Она в самом деле была очень красива, такой еврейской красотой. Вот увидишь такую женщину и вспоминаешь Соломею, иудейскую царевну, подумала Доба, но я совсем на нее не похожа.
  Софе трудно было разговаривать, поэтому она в основном молчала. Аркадий как мог старался заполнить тот вакуум, который иногда возникал в их разговоре.
  Доба рассказала о своей жизни, как ей удалось спастись, о тех кого она потеряла в прошедшую войну. Часто у одной и у другой появлялись слезы на глазах.
  - Может ваш сын живой, и Люба старшая может объявится, надо верить до конца, - сказала Софа.
  - Не знаю я, иногда ночью вдруг кажется, мне мой мальчик передает привет, а Люба машет рукой откуда-то издалека. Но прогоняю я эту мысль от себя. Так можно с ума сойти, а у меня есть Люба младшая.
  - Аркадий, выйди покури на улицу и так дышать нечем, сидишь с женщинами и только смалишь.
  - Я не курю рядом. Я на кухню выхожу.
  - А сейчас выйди на улицу, проветрись. Вон целую бутылку вина выпил сам.
  Когда мужчина ушел, Софа понизила голос и почти шёпотом сказала.
  - Мне очень трудно говорить, поэтому Доба, подружка моя, надеюсь, ты разрешишь тебя так называть и считать...
  Доба только кивнула, а Софа продолжила:
  - Я скоро умру, я это точно знаю, чувствую, дышать мне с каждым днем становится все труднее, есть и еще много чего. Прошу тебя, Добочка, не бросай моих Аркадия и Семку, очень прошу.
  Доба хотела что-то возразить, но Софа ей не дала, сделав знак рукой, дослушать.
  - Я знаю, Аркадию ты очень нравишься, он хороший, добрый, тебе будет с ним хорошо, а любовь может и придет когда-нибудь, а так и Любу он поможет поднять на ноги. Он всю жизнь мечтал о дочери.
  После такой долгой тирады, она закрыла глаза, видно было, тяжело ей дался этот разговор и физически и морально.
  Когда Аркадий вернулся, Софа спала, а Доба сидела рядом, опустив руки на колени и плакала.
  
  ОБЪВЛЕНИЕ В ГАЗЕТЕ
  בקיבוץ בדרום הארץ היה פיגוע, בו נהרגו שני אנשים. קבוצת המחבלים נהרסה
  "‏ידיעות אחרונות"
  
  Время шло, я выздоровела и не очень переживала, что лишена возможности быть мамой. Решила пойти работать в больницу нашего кибуца, помогать доктору Ицхаку.
  Андрэ я ничего не говорила. Это я сегодня понимаю, боялась его потерять, но если бы он у меня спросил, то сказала бы правду. Но ему на тот момент было не до этого.
  Сразу после провозглашения независимости и образования Израиля, началась первая война в истории этой маленькой страны.
  Это сейчас мы знаем, сколько этих войн произошло, но увы не знаем, что еще предстоит выдержать этому мужественному народу, вечно гонимому, но наперекор всем врагам вновь восстающему, который после всех испытаний становится еще сильнее.
  Андрэ всегда был на передовой, я каждый день, каждый час ждала его с тревогой. Только чтобы он был жив, молила я про себя Б-га.
  Самое страшное было, когда он воевал под Иерусалимом, прорывал блокаду. Но он возвращался из всех передряг живой и невредимый.
  - Привет Любка, не ждала? Я есть хочу.
  Вот так он со мной здоровался, а есть он хотел всегда, так мне казалось. Это потом я узнала, как они в Иерусалиме делились последним куском хлеба, и как Андрэ, мой милый родной человек, отказывался от него в пользу раненых.
  Больше года мы с доктором Ицхаком не спали ни днем, ни ночью. Только в редкие короткие минуты затишья позволяли себе где-нибудь на ходу прикорнуть.
  Весь мир залечивал раны после Второй Мировой войны, а у нас лилась кровь, постоянно слышались взрывы, лечили раненых и хоронили убитых.
  Но как только, откуда не возьмись, внезапно приходил, приезжал Андрэ, и как только звучала его вечное:
  - Привет Любка, не ждала? Я есть хочу.
   Тогда меня отпускала тревога за него. Я его обнимала, прижималась к нему.
  - Андрэ, я так боялась за тебя,- говорила я
  - Что со мной может случиться, пока ты рядом. Помнишь, как мы бродили по Европе? Там было во много раз опаснее, но мы выжили, а значит и здесь, в Израиле, с нами не может ничего плохого быть, - отвечал он мне, поглаживая по спине.
  Милый мой, почему ты это не повторял часто, чтобы я запомнила? Никогда, ни при каких обстоятельствах, я не покинула бы тебя. Но все мы умны задним умом.
  Закончилась война и начали мы мирно обустраивать нашу страну.
  Нам с доктором Ицхаком приходилось много работать. Постоянно приезжали новые граждане из разных стран.
  Всех их надо было проверить, если была нужда, лечить и обустраивать.
  Андрэ редко появлялся, но если он был дома, я была на седьмом небе.
  Я все оттягиваю тот момент, о котором мне очень больно вспоминать, но это мой дневник и если я захочу, то могу вырвать эти страницы и сжечь.
  - Привет Любка, не ждала? Я хочу есть, - приехал мой долгожданный гость.
  Я хотела прижаться к нему по обыкновению, но он отстранился.
  - Я хочу с тобой поговорить. Ты должна меня понять и простить.
  Сердце мое ушло в пятки.
  - Что случилось, Андрэ?
  - Любка, у меня будет ребенок.
  Я сначала не поняла. Как это у мужчины будет ребенок? Он же не может забеременеть. Наверное я дура непроходимая, а может просто растерялась, но я стояла и по-идиотски улыбалась.
  - Любка, я тебя не брошу. Ты моя сестра была, есть, и останешься на всю жизнь. Я буду к тебе приходить, я познакомлю тебя с моей Рути. Мы должны пожениться, ради будущего ребенка. Мы обязаны это сделать. Мы не будем делать какую-то свадьбу.
  Я молчала, но улыбка с моего лица сползала и на смену ей появлялась жуткая гримаса. В конце концов я села на стул и закрыла лицо руками.
  - Любка, помнишь, ты говорила, что никогда не пожалеешь о том. что со мной связалась.
  Я собрала всю волю в кулак.
  - Андрэ, уходи и постарайся никогда больше не показываться мне на глаза. Мне сейчас очень больно, но я переживу. У меня много работы, а осенью поеду учиться в университет в Тель-Авив. Прощай.
  - Я уверен, пройдет время, и душевная рана затянется. Мы с тобой еще не раз будем сидеть за праздничным столом. А сейчас и в самом деле мне надо уйти.
  Он нагнулся и поцеловал меня в затылок.
  Сапер ошибается один раз. Андрэ никогда не ошибался, но в этот раз промахнулся в своем прогнозе.
  Осенью, как я и собиралась, уехала в Тель-Авив учиться на доктора.
  Студенческая жизнь закрутила меня. Нельзя сказать, что я вообще забыла Андрэ, нет конечно, но вспоминала его все реже, только когда очередной ухажер хотел со мной любовь закрутить. Я его сравнивала с Андрэ, и все почему-то проигрывали ему.
  Зимой ко мне приехали ребята из кибуца.
  - Давай, Люба, собирайся, поехали.
  - Куда?
  - Ты что, газеты не читаешь?
  И один из них протянул мне газетный лист, на котором было написано то, с чего началась моя глава.
  Перевожу на русский язык:
  В кибуце на юге страны произошел теракт
  В нем погибло два человека. Террористическая банда полностью уничтожена.
  Зачем я это спросила, хотя и так уже было все понятно, но я надеялась на чудо.
  - Андрэ погиб?
  - Да, он и его жена Рути.
  Что мне говорили по дороге, я не помню. Я не плакала, хотела, но не могла. Я не представляла, что Андрэ уже нет и никогда не будет. В тайне я надеялась, я знала - время вылечит все, и мы с ним обязательно будем вместе.
  Мы приехали прямо на кладбище, где стояли уже два гроба.
  - Мне можно на него взглянуть? - Спросила я.
  - Люба, ты же знаешь. Нельзя. Да и смотреть туда страшно, они оба изрешечены пулями.
  После похорон я хотела сразу уехать, трудно мне было оставаться здесь, но меня пригласили в канцелярию кибуца и дали письмо.
  
  Любка, если ты читаешь это письмо, то я уже очень далеко. Ты прости меня за все. Я очень тебя, сестренка, люблю. Мне не хватает тебя. Я это понял, только когда мы расстались. Мне потом доктор Ицхак рассказал, что у тебя не может быть детей, но я не знал, так бы мы с тобой обязательно взяли где-нибудь ребеночка.
  Прости и прощай, моя родная любимая сестричка, Любка.
  
  - Он знал, что погибнет? - Спросила я.
  - Нет. Откуда? У нас у всех есть прощальные письма. Сама понимаешь, какая ситуация в стране.
  - Можно я возьму это письмо?
  - Конечно, оно тебе адресовано.
  Я начала бережно засовывать письмо в сумку.
  - Люба, ты не хочешь узнать, как погибли Андрэ и Рути?
  - А что я должна еще знать?
  - Рути застрелили во время родов, даже пуповину не успели перерезать. Андрэ находился на улице, сразу увидел их и начал стрелять. Неужели ты не заметила, что доктора Ицхака нет на похоронах. Его ранили, они с Рути закрыли своими телами ребенка.
  - А-а, ребенок? Что с ним?
  - Он живой и невредимый. Три с половиной килограмма. Родился мальчуган.
  - Я остаюсь здесь жить. Вы мне отдадите моего Андрэ? Вы обязаны его мне отдать.
  - Подожди, тебе надо закончить учебу.
  - Я уже закончила.
  Вот так в моей жизни снова появился Андрэ.
  
  В нашей стране есть провинции памяти
  
  и есть округа надежды.
  
  Их обитатели давно смешались друг с другом.
  
  Так те, кто идёт с похорон,
  
  смешиваются в переулке со свадебными гостями.
  
  Это красивая страна.
  
  Даже враги, что ее окружают,
  
  украшают её: их оружие сверкает,
  
  как драгоценное ожерелье на смуглой шее.
  
  Эта страна - подарок, посылка от предков,
  
  перевязанная верёвкой туго, до боли.
  
  Это маленькая страна.
  
  Она вся во мне уместилась. Если ливень
  
  смывает где-то слой плодородной почвы,
  
  во мне обнажаются детские страхи.
  
  Волны озера Киннерет всегда плещут
  
  о каменистый берег моей памяти.
  
  Я закрываю глаза и становлюсь страной:
  
  холмами, долинами и морем.
  
  Всё, что случилось с ней, я вспоминаю за секунду -
  
  так человек вспоминает всё в момент смерти.
  *****
  После того воскресного ужина Доба старалась не оставаться с Аркадием наедине. Никогда не спрашивала о здоровье Софы, но иногда отпрашивалась днем с работы и ходила навещать ее. Аркадий узнал об этом. Потому что в очередной раз Софе стало плохо и пришлось ей вызвать скорую помощь.
  - Доба, ты прости меня, - они уже давно наедине перешли на ты.
   - У тебя своих забот хватает, а здесь еще мои я тебе навязываю.
  - Мы с Софой подруги, поэтому должны помогать друг другу.
  - Я понимаю, но почему ты не приходишь, когда мы все дома. Посмотри, как хорошо играют Сема с Любой.
  - Вот этого я и боюсь.
  - Доба, так жизнь устроена. Пока мы живы, должны думать о живом.
  - Софа живая и рано ее хоронить, а вдруг она встанет. Может, случится такое чудо.
  - Не случится. Она умирает, так врач сказал.
  Все понимают - больные люди умирают. Но когда это случается, все равно получается внезапно. Так произошло и с Софой. Она умерла у себя дома в кругу семьи, как и мечтала. Аркадий поговорил с ней, потом пошел заваривать чай. Вернулся, а она уже перестала дышать.
  - Идем, Сема, к Добе Менделевне, я забыл ее предупредить, что завтра у меня выходной и в сад ты не пойдешь.
  Он не хотел показывать ребенку только что умершую маму.
  Софу похоронили на городском еврейском кладбище. Людей было немного - несколько человек с работы Аркадия и Доба.
  Когда возвращались, Доба вдруг подумала о том, что живет она в этом городе всю жизнь, успела похоронить многих своих близких, а могилы ни одной родной нет у нее.
  Отец с матерью неизвестно где похоронены, Вацлава тело где-то здесь закопано, но где, никто не знает. Андрэ с Любой старшей вообще пропали бесследно. И как только она вспомнила о сыне, где-то глубоко в сердце больно кольнуло, она побледнела и если бы не Аркадий, упала бы на дорогу.
  - Что ты, Доба, не надо так все близко к сердцу принимать. Софа давно ждала смерти, может это для нее облегчение.
  - Да, конечно, я понимаю, но все равно трудно в это поверить. Я привыкла к ней. А каково будет Семе?
  - Все будет хорошо, надо потерпеть.
  Через несколько месяцев Доба осталась с Аркадием наедине. Он ее обнял и она подалась к нему навстречу, но вдруг оттолкнула его.
  - Прости Аркадий, ты хороший человек, но я не могу. Стоят перед глазами Софа и Вацлав.
  - Может, мы подождем немного.
  - Нет, Аркадий, встретишь хорошую женщину, женись. А я не могу. Не могу я изменить самой себе.
  Так и остались жить вдвоем -Доба и ее дочь Люба.
  
  ОБЪЯВЛЕНИЕ В ГАЗЕТЕ
  Приглашаем одаренных детей на учебу в интернат при Технионе города Хайфа. Чтобы поступить к нам учиться, нужно сдавать вступительные экзамены.
  *****
  До того, как появилось это объявление, которое многое в нашей жизни изменило, прошло много времени.
  Начну сначала.
  Андрэ рос мальчиком замкнутым. У него было не много друзей среди ровесников. Он все время тянулся к старшим детям, а то и вообще - к взрослым.
  Я работала в больнице и у меня было очень мало свободного времени. Если выкраивала какое-то время, то все без остатка посвящала моему сыну, Андрэ. Меня уговаривали пойти учиться, говорили Андрэ будет находиться в кибуце и ничего плохого с ним произойти не может, но я только отмахивалась. Как когда-то я не могла дышать вдали от Андрэ старшего, так и сейчас не могу жить без Андрэ младшего.
  Он не был ласковым ребенком, который мог запросто подойти и поговорить с мамой. Наверно гены его отца давали о себе знать.
  Пока он был маленький, мы часто ходили с ним на кладбище. Конечно, мы больше времени проводили возле могил Рути и Андрэ старшего, но посещали и другие могилы, тем более, их становилось к великому сожалению, все больше.
  Он еще маленький был, когда вдруг спросил:
  - Бывает у людей две мамы? Если не бывает, то почему у меня у одного так?
  Наверное, я не нашла тех слов, которые помогли бы ему разобраться во всем этом. Я начала долго и нудно объяснять ему, что есть мать, которая рожает ребенка, а есть та, которая растит.
  Наверное хотела повысить свою значимость для него. Хотя тогда этого не понимала.
  Он долго думал, а я ждала, знала ведь - он необычный ребенок. Он ничего не сказал, но на кладбище стал ходить один, а если мы шли вместе, то убегал от меня, и я Андрэ находила возле могилы его родителей.
  Ко мне он вообще охладел - ел в столовой, дома находился мало.
  Если я напишу здесь просто, что очень переживала из-за такого отношения ко мне, то не смогу передать, как я ночами не спала, как каждую минуту мысленно просила его:
  "Сынок, подойди ко мне, попроси что-нибудь, может пуговицу пришить," которую сама и отрывала в надежде на это.
  Если ему приходилось ко мне обращаться, то он делал это так
  - В школе родительское собрание, если хочешь, можешь сходить.
  Я конечно шла. Там его хвалили, оценки были отличные, но мне говорили, что Андрэ замкнутый и друзей у него нет, а это настораживает.
  Я ничего не могла с этим поделать, говорила, что отец его был таким.
  А потом он обратил внимание на это объявление и рассказал мне.
  - Хорошо, схожу в правление кибуца, - ответила я
  - При чем здесь кибуц?
  - Андрэ, учеба стоит денег, которых у меня нет, поэтому я должна написать заявление.
  - Если не разрешат?
  - Тогда мы с тобой выйдем из кибуца, и ты пойдешь учиться, куда захочешь. Не переживай.
  - А деньги где возьмем?
  - Я пойду работать на фиксированную зарплату.
  - Так зачем идти писать заявление?
  - Хорошо, не пойду в правление.
  Мы написали просьбу в интернат, и вскоре получили приглашение на вступительные экзамены.
  Мальчик мой сдал их, как всегда на отлично, в чем я не сомневалась ни на секунду.
  А когда вернулись домой, нас уже встречал глава кибуца.
  - Зайдите ко мне через часок, - пригласил он нас.
  - Мы можем прямо сейчас, - буркнул Андрэ.
  - Тем лучше.
  - Я знаю, вы ездили сдавать экзамены в интернат. Не спрашиваю об итогах, зная Андрэ, не сомневаюсь в успехе. Кибуц готов оплатить учебы вплоть до университета, не беря с вас никаких обязательств. Твои родители отдали жизнь за это и Люба работает не покладая рук, не считаясь со временем
  Зачем он это сказал? Почему со мной предварительно не поговорил?
  Но он сказал, а Андрэ услышал.
  - Мы выходим из кибуца, будем жить сами. Хватит сидеть в этом питомнике. Мои родители отдали жизнь за страну Израиль, а не за кибуц.
  - Андрэ, ты наверно чего-то не понял. Мы не даем тебе ссуду, ты едешь учиться от кибуца без всяких обязательств.
  Но Андрэ потянул меня за руку.
  - Ты идешь? - Спросил он.
  Он давно не обращался ко мне, мама, поэтому я не удивилась, просто вышла за ним из кабинета.
  Вот так я сначала беспрекословно следовала за его отцом, а сейчас - за ним.
  А как может быть по-другому? Я их люблю и любить буду всю жизнь.
  Мы уехали из кибуца ни с кем не попрощавшись, но потом я обнаружила довольно крупную сумму на своем счету. Втайне от Андрэ позвонила туда и поблагодарила.
  Я должна это написать обязательно.
  Мы переехали жить в небольшой город на юге страны, Ашкелон. Не хотела я уезжать далеко от могилы Андрэ старшего.
  Когда пришел вызов ехать учиться, мой сынок подошел ко мне попрощаться.
  Я подала ему руку, ни на что другое я не рассчитывала.
  - Милая, родная моя, мама Люба, я тебя очень люблю, и звонить тебе буду как можно чаще.
  Он меня обнял, и как я смогла от него оторваться, как он вышел из дома, я не помню.
  Я сидела посреди опустевшей квартиры и ревела белугой.
  Вот так мне после очень долгого перерыва признались в любви.
  *****
  Доба всегда думала, что ее дочь, Люба, будет гуманитарием. Она много читала художественной литературы, причем, на разных языках. Они вместе ездили по музеям и выставкам, ходили на концерты.
  Правда, в выпускном классе она призналась Добе, что у нее есть парень, который сейчас служит в армии, а кода он вернется, они вместе будут поступать в институт, но в какой, не сказала.
  Училась Люба очень хорошо, и по окончании школы получила золотую медаль.
  А потом пришел из армии ее парень. Звали его Павел. Люба редко появлялась дома, все свободное время проводила со своим избранником.
  Доба очень беспокоилась за дочь, но приписывала это своей ревности.
  - Мама, мы уезжаем в Москву, поступать в училище имени Баумана, - сообщила Люба.
  - Доченька, я слышала, туда очень трудно поступить, может, найдете что-нибудь поскромнее.
  - Мама, мне медаль не по блату давали, не переживай.
  Не смогла Доба уговорить Любу поступать в другой институт.
  Вернулась дочь довольно быстро, была замкнута и на все вопросы Добы, отвечала просто:
  - Не поступила.
  - Доченька, еще не поздно, можно попробовать поступить в другой институт.
  - Уже поздно. Может на следующий год, а сейчас я должна отдохнуть и отойти от переживаний.
  - Где твой Павел?
  - Он уже не мой. Наверное, поступил, но мне это безразлично.
  Доба не видела, чтобы Люба сильно переживала из-за ссоры с Павлом и где-то, в душе, даже радовалась прекращению их отношений.
  - Мама, у меня скоро будет ребенок, - сообщила Люба своей матери через некоторое время после приезда.
  - Павел знает?
  - Не знает. И знать ему незачем.
  - Не переживай, Любаша, родим, вырастим, будет он не хуже других, а наверняка лучше. Я уже на пенсии, родишь, на следующий год поступишь в институт, а я - старая бабуля, буду сидеть с внуком или внучкой. Я тебя в лесу родила, а вот какая красавица и умница выросла.
  - Ты у меня золотая мама, но не хочешь спросить, почему я рассталась с Павлом?
  - Захочешь, сама расскажешь. Так меня родители воспитали. Я тебе говорила, у тебя был старший брат, а может и сейчас где-нибудь живет, так я его тоже родила, не будучи замужем, а мои родители были строгими, но взяли к себе Андрэ и воспитывали его, а я пошла работать.
  - И там познакомилась с Любой и моим отцом, ты мне рассказывала много раз, но я готова слушать это столько, сколько ты пожелаешь.
  - Все верно.
  - Мама, я сдала первый экзамен, а должна была сдавать только один, если сдам на "пять", но мне поставили "четыре". Я спросила, почему. Так мне сначала ничего не говорили, а потом рассказали, как будто я не знала, про всю мою семью и посоветовали, как и ты, поступать в другой институт, желательно гуманитарного направления.
  Я все рассказала Паше, а он знаешь, что сказал?
  - Откуда я могу знать.
  - Ты - прокаженная! И вся ваша семья будет прокаженной, и дети твои будут такими же.
   Я ничего ему не сказала, повернулась и ушла. Он потом прибегал, на коленях стоял, просил простить его, но я даже не смотрела в его сторону, хотя уже знала, что беременна. А когда он понял, что у нас все кончено, снова начал оскорблять меня и тебя заодно.
  "Жидовки вы пархатые",- так он сказал.
  - Ты правильно поступила, не переживай.
  На следующий год у Любы родился замечательный мальчик, которого назвали, Андрей.
  Люба уехала в Минск и поступила в университет на физический факультет.
  Упрямая.
  Доба снова осталась, но уже не одна, а с внуком, в котором души не чаяла.
  *****
  ОБЪВЛЕНИЕ В ГАЗЕТЕ
  Приглашаются молодые люди с техническим образованием для освоения пустыни Негев. Собеседование будет проводиться по адресу...
  
  Андрэ приехал внезапно, не предупредив. Так он делал и раньше, зная - его всегда здесь ждут. Но в этот раз он приехал не один.
  - Познакомься, мама Люба, это Вероника, она, как и ты, русская.
  - Я не русская, - резко возразила девушка, я приехала из Советского Союза. Сколько раз тебе можно это говорить?
  - Неважно, - он обнял девушку за плечи, - главное, вы можете между собой говорить на русском языке.
  - Андрэ, но я не знаю, точнее очень плохо знаю русский язык, я родом из Западной Беларуси, которая до 1939 года принадлежала Польше, а потом пришли немцы и мы с твоим отцом сбежали, -сказала я.
  - Ему лишь бы говорить. Я тоже ему сообщила, что русский язык уже почти полностью забыла.
  - Вот это вы зря. Нет на вас Добы. Она бы прочитала вам целую серию лекций о великой русской культуре и литературе. Она могла наизусть читать Пушкина, Лермонтова, Бальмонта и многих других русских поэтов. Она бы вам рассказала о русских писателях, таких как, Толстой, Набоков и многих других.
  - Мне это еще в школе надоело.
  - Говорите, забыли русский язык, а уроки русской литературы помните, - возразила я.
  - Извините меня, но мне надо поговорить с Андрэ.
  Девушка повернулась к нему:
   - Мы пойдем сегодня на море?
  - Вероника, зайди в мою комнату, пожалуйста, - как-то не очень учтиво попросил девушку Андрэ.
  Через некоторое время девушка выскочила оттуда пулей и, не попрощавшись, помчалась вниз по лестнице на улицу.
  Андрэ как ни в чем не бывало, подошел ко мне, обнял.
  - Ну ты, мама Люба, дала ей прикурить. Молодец! Интересно было бы послушать, как вы с Добой разговариваете о литературе.
  - Андрэ, она была твоей бабушкой. А разговора такого не могло быть в природе. Если Доба говорила о книгах, мне оставалось только молча слушать. Я вижу, ты не очень огорчен ссорой с Вероникой?
  - Кто тебе сказал, что мы поссорились?
  - Мне так показалось, и я хотела извиниться перед тобой.
  - Мама Люба, тебе никогда не надо передо мной извиняться. Я перед тобой всегда в неоплатном долгу.
  - Сынок мой, Андрэ, какие могут у нас с тобой быть долги. И все же, что с той девушкой?
  - Ничего, она поехала к своим родителям, а я буду все выходные с тобой.
  - Зачем она приезжала?
  - Она хотела со мной весело время провести, но мы с ней не сошлись во взглядах на русскую литературу.
  - Так ты не огорчен?
  - Нисколько. Даже рад. Зачем я ее сюда привозил? Хотел тебе сделать приятно, о России поговорить на русском языке.
  - Я не скажу тебе, что для меня самое приятное. Но скажи, ты так всегда с девушками?
  - Пока не встречу похожую на тебя.
  Он обнял меня и закружил по комнате. Я никогда так хорошо не танцевала.
  А потом он мне сказал, что едет работать в город Димона.
  Я хотела еще что-то у него спросить о работе, но он приложил палец к моим губам и сказал, чтобы я накрывала на стол.
  *****
  - Андрюша, ты приготовил уроки, мы идем маму встречать на вокзал, сообщила Доба своему внуку.
  - Бабушка, ты с каждым днем все больше ворчишь. Когда у меня не были приготовлены уроки?
  - Так старая я уже становлюсь.
  - Ты, бабулька моя, самая молодая и самая красивая из всех женщин на свете.
  - Конечно мне это приятно, но вот станешь на десяток лет старше, тогда мне расскажешь, кто самая красивая женщина.
   Доба рассмеялась и взлохматила волосы на голове своего внука.
  Они часто так шутили. Казалось, не может быть людей более близких, чем Доба и ее внук Андрей.
  Доба в самом деле выглядела очень хорошо - стройная, аккуратная, голову держала высоко, старалась одеваться по моде, но с учетом возраста, а вкусом ее Б-г не обделил.
  - Бабушка, пошли уже на вокзал, а то с мамой разминемся.
  - Сейчас, Андрейка, последний штришок, и мы выходим.
  - Вечно тебя надо ждать,- ворчал мальчик.
  - Не ворчи, как старый дед. Ты же хочешь, чтобы твоя старая бабушка красиво выглядела, а это требует времени. Скоро будешь дольше ждать свою девушку, поэтому наберись терпения.
  - Не буду я никого ждать.
  - Все так говорит. Пошли.
  Они добрались до вокзала, но поезд, как обычно запаздывал.
  - Куда ты меня торопил? - Спросила Доба.
  - А если бы он вовремя пришел?
  - Все равно бы успели. Посмотри на часы.
  В их пререканиях не было злости или упреков, просто так они коротали время.
  Наконец подошел поезд, из которого выскочила Люба младшая, как ее всегда про себя называла Доба, хотя понимала, Любу старшую, даже если она жива, наверняка больше никогда не увидит и не услышит.
  После ужина, Андрей пошел в свою комнату, а женщины сели чаевничать и, конечно же, поговорить о своем, о женском.
  - Мама, я буду теперь работать ближе к вашему дому и смогу чаще приезжать, а то и Андрюшку заберу к себе со временем.
  - Ты что, уволилась?
  - Нет, меня перевели, узнав где живешь ты с Андреем.
  - Интересно, где ты будешь работать?
  - Слышала такой город - Чернобыль?
  - Первый раз от тебя слышу.
  - Это на севере Украины. Так что одна ночь в поезде, и мы уже вместе. Не то, что сейчас. Я три дня добиралась. А климат какой там, природа! В общем, мама, нас ждет счастливая жизнь.
  - Пусть Андрей со мной останется, ему не надо школу менять.
  - Мама, что ты всполошилась? Может и ты с с нами переедешь. Будем вместе жить.
  - Доченька, у тебя должна быть личная жизнь, а я буду мешать.
  - Нисколько ты мешать не будешь. Ты так жила - вся личная жизнь в нас, и я так смогу.
  - Люба, ты уверена, что я была счастлива?
  - Если не так, то почему замуж не выходила? Я помню, сколько мужчин этого хотели.
  - Я твоего отца любила, только очень короткое время нам было отпущено. Дура я была. Не разглядела благородства и мужества сразу.
  - Помнишь, ты мне рассказывала, что у меня есть старший брат. Того мужчину тоже любила?
  - Сейчас уже не знаю. Мы молодые были и глупые. Вот и ты, дочушка, забудь боль, которую перенесла и не смотри на мужчин с презрением. Есть среди них хорошие люди, и я уверена, ты еще встретишь такого.
  - Мама, я не живу монашкой, но связывать свою жизнь ни с кем не хочу. У меня есть ты, есть Андрюша и есть любимая работа.
   ОБЪЯВЛЕНИЕ В ГАЗЕТЕ
  Требуются доноры крови. Обращаться в любое медицинское учреждение.
  
  - Здравствуйте, где здесь можно сдать кровь?
  - Пройдите в регистратуру, - ответила я, не поднимая головы.
  - Пани Люба, неужели вы меня не узнаете? - Услышала я польскую речь.
  Как всегда у меня было много работы, но все же я отвлеклась. Я вопросительно уставилась на высокого седовласого мужчину, ожидая разъяснений.
  - Это я, Майкл! Помните, меня привезли в ваше дежурство, после того взрыва в вашем городе. Неужели с вами часто в Израиле разговаривают на польском языке?
  - Вы удивитесь, но - часто. К нам приезжают из многих стран и приехавшие зачастую говорят на языке страны исхода.
  - А теракты у вас тоже обычное дело?
  - Майкл, я вас давно узнала, но вы, помнится, говорили, что больше никогда не приедете в эту страну.
  - Это я так думал, пока вас не увидел, пани Люба.
  Не буду скрывать, мне было приятно услышать такие слова, но я не думала, что этот немолодой человек захочет и, главное, сможет так быстро и кардинально изменить мою жизнь.
  - Майкл, вы пришли сюда стать донором?
  - Я готов сдать кровь, просить вашей руки и отдать вам свое сердце.
  - Все это звучит несколько напыщенно. А если серьезно, то зачем вы приехали? В Америке тоже принимают кровь и, наверное, платят за это, а у нас это бесплатно.
  - Я не нуждаюсь в деньгах, и мне нет нужды продавать свою кровь. Я, в самом деле, за вами приехал.
  Я помолчала. Надо было как-то обдумать его слова и постараться придать им форму шутки. Но он продолжил:
  - Люба, я одинокий человек, так жизнь сложилась, с женой мы давно разошлись, а детей у меня нет.
  - Майл, я замужем, у меня трое детей и пять внуков.
  - Неужели вы думаете, я не знаю ваше семейное положение?
  - Если знаете, то уезжайте в свою Америку и не морочьте мне голову.
  - Я скоро уеду, но расскажите мне о себе.
  - Зачем вам это знать?
  - Не знаю, но мне кажется, вы необычная женщина.
  - В чем состоит моя необычайность?
  - Вы не еврейка.
  - С чего вы взяли?
  - Вы, если можно так выразиться, только не обижайтесь, я не антисемит, вы -породистая. В вас видна шляхетская гордость. Еврейки есть очень даже красивые, высокие, с правильными чертами лица, но вы от них отличаетесь.
  - Вы не были знакомы с Добой.
  - Это еще кто такая?
   - Буквально через полчаса заканчивается моя смена и, если хотите, мы съездим с вами в одно место. Согласны?
  - Я буду вас ждать на стоянке служебных машин. Правильно я вас понял?
  Я кивнула головой и стала готовиться к сдаче своего дежурства.
  Мы приехали на могилу Андрэ.
  - Это могила единственного любимого мужчины, за которым я шла, не спрашивая направления, и поэтому оказалась в Израиле.
  - Но рядом, я вижу, могила женщины. Это и есть Доба?
  - Нет, это могила его жены, которая погибла в один день с ним.
  - Люба, вы хотите, чтобы я вам задавал бесконечные вопросы, а вы отвечали?
  - Нет, я все расскажу, только разрешите поздороваться с Андрэ. Пройдитесь по территории кладбища, если хотите, отойдите в сторону, покурите, но оставьте меня на некоторое время одну.
  Майкл не был назойливым и нетерпеливым. Он пошел прогуляться, а я поставила две свечи, зажгла их.
  - Андрэ, что мне делать? Подскажи, ты оттуда все видишь, все знаешь. Сын твой уже взрослый и все больше от меня отдаляется. Я его вижу редко, а с каждым днем буду видеть еще реже. Наверное, на роду у меня написано любить мужчин по имени Андрэ безответной любовью. Скоро мне на пенсию и тогда я вообще никому нужна не буду, а здесь есть шанс не остаться в одиночестве.
  Андрэ, мне он не очень нравится, все его рассуждения, этот холодный взгляд маленьких серых глаз.
   - А еще, я тебе только одному скажу, я не представляю себя рядом в другим мужчиной в постели. Я была готова делить это только с тобой и хочу оставаться с этим. Глупая, скажешь? Может быть, но разреши мне остаться такой, правда, если скажешь мне стать другой, то я выполню все твои пожелания.
   - Я всегда слушала тебя и шла за тобой. И тогда, если бы вы с Рути не оставили на мое попечение маленького Андрэ, я бы не задумываясь ни на минуту, последовала бы за тобой, мой родной и единственный мужчина.
  Я еще немного посидела одна возле могилы Андрэ, но ни к какому окончательному выводу не пришла. Потом помахала Майклу, давая знак, подойти.
  - Вот здесь похоронен Андрэ, сын Добы и мой сводный брат, а также единственный любовник.
  От Андрэ остался сын, который родился в тот же день и в тот же час, когда погибли его родители. Я его подняла, он меня называет, мама Люба.
  Бабушка его, Доба, была моей гувернанткой. Мой папа, гордый шляхтич, несколько лет уговаривал еврейку Добу выйти за него замуж. Они поженились, но счастье их было недолгим, пришли немцы и оскорбили его жену - заставили пришить на одежду желтые шестиконечные звезды, разрешив ходить только по проезжей части. Мой папа пришил себе желтый крест и вышел со своей женой прогуляться по городу.
  Первый же встречный немецкий офицер убил моего папу, а Добу сначала отправили в местное гетто, а потом эшелоном на запад, наверное, в Освенцим.
  - Люба, простите, если я вас обидел или оскорбил. Я не хотел этого. Конечно, мои слова про гордость шляхтичей была глупостью.
  - Подождите, я уже все вам простила. Даже то, в чем вы не виноваты вовсе. Во время войны мы с Андрэ прятались на хуторе, а уже в самом конце войны начали пробираться в Палестину. Я шла за ним, как нитка за иголкой, а он меня оберегал и спасал. Он ни секунды не сомневался и убивал любого, кто меня обижал. Он был гордый, страстный, умный. Но у него был один недостаток. Он меня не смог полюбить. Я так и осталась для него сестрой.
  Сын его, которого тоже зовут Андрэ, живет в другом городе. Он женат. Взял в жены женщину из России, у которой уже был ребенок, а два года тому назад у них родилась дочурка.
  Я ее очень люблю, но в последнее время очень редко ее вижу. Мая, так зовут жену Андрэ, считает, что я Даяну люблю больше, чем ее сына. Это, наверное, в самом деле так, но я стараюсь не подавать вида и подарки старалась при встрече ее сыну покупать лучшие, но она все равно и в этом увидела какой-то умысел.
  Чтобы не портить жизнь Андрэ, я стараюсь не часто их навещать.
  Пока вы прогуливались, я поговорила с Андрэ старшим, но он мне не дал совет.
  Майкл, если вы еще не передумали, то забирайте меня в свою Америку, а что там будет, посмотрим.
  *****
  - Андрей, ты убрал свою комнату? - Спросила Доба у внука.
  - Бабушка, мама знает, как я люблю убираться в комнате, а ее мужу я не стараюсь понравиться.
  Доба с Андреем давно все приготовили, а гости все не ехали.
  - Бабушка, может, они не приедут?
  - А ты не хочешь?
  - Не знаю, если честно. Маму я люблю, а ее Валерия Наумовича - не очень.
  - Почему?
  - Не знаю. Занудливый он какой-то. А еще, я не хочу никуда ехать. Неужели нам с тобой плохо?
  - Хорошо.
  - Так зачем что-то менять?
  - Она твоя мама, поэтому хочет жить со своим сыном.
  - Почему раньше не хотела?
  - У меня нет ответов на твои вопросы, но ты не горюй, я буду часто к вам приезжать, и ты сможешь каждые каникулы меня навещать, если захочешь.
  - Ты еще спрашиваешь.
  Бабушка с внуком обнялись и продолжали смотреть телевизор и ждать гостей, в тайной надежде, что они передумали приезжать, а еще лучше, если Люба приедет одна.
  *****
  ГАЗЕТНЫЙ ЗАГЛОВОК
  На Чернобыльской АЭС произошла авария.
  *****
  Народ читал эту статью, но очень немногие в те дни понимали, с какой бедой пришлось столкнуться.
  Но еще до этой статьи, Доба получила телеграмму от своей дочери.
  Мама встречай Андрея он приедет...
  Был указан номер поезда.
  Доба ничего не поняла и спросить было не у кого, но обрадовалась приезду внука, по которому скучала. Не проходило дня, чтобы она о нем не вспомнила. Но сердце почему-то защемило, почувствовало сердце - в их дом пришла беда.
  Она позвонила на вокзал, узнала, когда прибывает поезд и задолго до прибытия поезда уже ждала своего единственного внука, свою радость, свой смысл жизни.
  Поезд прибыл на три часа позже, чем было указано в расписании, но Доба терпеливо ждала.
  Они обнялись с Андреем и Доба сразу спросила:
  - Андрюша. Что случилось?
  - Ничего страшного не произошло, мама паникует, как всегда. Но сейчас, бабулька моя, мы с тобой будем праздновать нашу встречу. Я обещаю, сегодняшний вечер проведем мы с тобой только вдвоем, и никто нам не нужен. Ты согласна?
  - Ты еще спрашиваешь. Мама, когда обещала позвонить?
  - С ней невозможно разговаривать, она вся взбудоражена. На любой вопрос только кричит, а потом подбегает и целует меня.
  - Андрюша, может, что случилось с Валерием Наумовичем?
  - Он мне билет достал, в свободной продаже их не было. Праздники на носу, многие едут к родственникам, но я школу пропускаю, а у нас скоро выпускные экзамены. В общем, паникеры они.
  Доба поняла, пока они не придут домой, пока не сядут за стол, она не сможет хоть что-то узнать у парня. Но стало ясно, что-то случилось страшное.
  - Рассказывай, Андрюша, мне все по порядку, - сказала Доба после обеда, - постарайся ничего не упустить.
  - Мы сидели с ребятами во дворе, играли на гитаре, пели песни - все как обычно и вдруг заметили какое-то зарево. Потом сирены пожарных машин, скорой помощи, милиции - все они мчались в сторону АЭС. Мы продолжали сидеть в беседке, но вдруг сосед, он работает на той станции, а в этой день у него был выходной, заорал на своего сына и срочно приказал ему зайти в дом, а нам посоветовал расходиться по домам.
  - Что случилось? - спросили мы.
  - Потом все узнаете, а сейчас, марш по домам.
  - Утром прибежал Валерий Наумович собрал мои вещи и, ничего не объясняя, потащил на вокзал, где меня уже ждала мама. Я начал у нее спрашивать, а она только кричит и целует, и просит уезжать быстрее. Подали поезд, мы быстро попрощались, и я приехал к тебе. Бабуля, ты рада?
  - Очень, но я почему-то беспокоюсь за маму.
  - Что может случиться с мамой? У нас и раньше бывало , что маму ночью вызывали на работу.
   - Хорошо, Андрюшенька, будем ждать.
  Только на следующий день появились в газетах сообщения об аварии на Чернобольской АЭС, но в этих же статьях людей успокаивали. Писали: ничего страшного, всякое бывает, и приводили случаи подобных аварий.
  Но люди уже говорили разное.
  В Советском Союзе наступила эпоха гласности.
  А еще через несколько дней позвонила Люба.
  - Мама, как там Андрюша?
  - Все нормально с ним. Ты как?
  - У меня все хорошо, только работы много. Но как только со всем разберемся, мы с Валерой приедем к вам, может даже на Девятое Мая.
  Но она не приехала ни на День Победы, ни позже. Люба позвонила еще раз, спросила как ее сын, попросила меня беречь его и пусть он больше сидит дома, а потом расплакалась.
  - Девочка моя, что случилось? Почему ты плачешь?
  - Мама, знай, я очень тебя люблю.
  - Любочка, ты прощаешься со мной, что ли?
  Внезапно связь прервалась, и сколько Доба не пробовала дозвониться до дочери, а звонила она к ней домой и на работу, но либо никто не отвечал, либо не было связи.
  А потом пришло извещение о смерти Любочки. Она была одной из первых, кто принял этот удар на себя. Позже Доба узнала, что умер и Валерий Наумович, которому, она поняла это позже, должна быть благодарна за спасение ее внука.
  *****
  Это запись в моем дневнике несколько отличается от предыдущих. Раньше я писала о себе, а потом только воспоминания Дорбы, Сейчас поменяла записи местами.
  Я вскоре уехала с Майклом в Нью- Йорк. Нам пришлось пожениться, чтобы я смогла получить гражданство США.
  Вначале наша жизнь складывалась хорошо. Мы ходили на концерты, в выходные ездили в разные города, в общем, проводили свободное время весело и разнообразно. Но потом Майкл стал задерживаться на работе, а как-то пришел домой и говорит:
  - Люба, я у тебя не прошу в долг, я предлагаю тебе стать моим партнером по бизнесу. Мы расширимся и станем больше зарабатывать. Ты будешь получать полный отчет о наших делах.
  - Майкл, я в этом ничего не понимаю.
  - Что там понимать, там будут только цифры о наших прибылях, которыми ты сможешь распоряжаться на свое усмотрение.
  Я тогда подумала, - дома мне надоело без дела сидеть, диплом медсестры в США я никогда не подтвержу, да и возраст у меня уже не тот, чтобы учиться, а так - буду при деле.
  Андрэ я звонила раз в месяц, у него все было хорошо, но говорил, что скучает по мне. Это было приятно слышать. Я приглашала его семью приехать к нам в гости, но он говорил, что много работы. Сама я несколько раз ездила в Израиль, где мне были очень рады, даже Мая проявляла ко мне внимание.
  Я вложила деньги в бизнес Майкла. Их у меня было не очень много, поэтому я особо не рисковала. Но бизнес его вроде пошел более успешно, и Майкл снова стал проявлять ко мне больше внимания.
  Он никогда не возражал против моих поездок к Андрэ, против подарков, которые я покупала детям и внукам.
  Все было хорошо, и я была довольна своей жизнью.
  *****
  ОБЪЯВЛЕНИЕ В ГАЗЕТЕ
  Просим о помощи всех, кто может пожертвовать деньги на лечение парня, пострадавшего при аварии на Чернобыльской АЭС
  Номер счета Љ...........
  Если понадобятся уточняющие данные, звоните по телефону Љ......, пригласите к телефону Добу.
  
  Мне эта газета попала в руки совершенно случайно. Я вообще в то время старалась не читать газет, меня не интересовала политика, мне не нужны были кулинарные рецепты, я была безразлична к личной жизни знаменитостей. Так зачем мне газеты?
  Я сидела дома, мне было очень скучно, Майкл целыми днями на работе. Решила вытащить его на концерт, поэтому вышла к ближайшему киоску и купила газету с объявлениями.
  Мои глаза совсем случайно наткнулись на это объявление. Я не обратила бы на него внимания, если бы не имя Доба.
  Потом я внимательно прочитала номер телефона, взяла телефонную книгу и поняла , что код этого телефонного номера - это город, в котором я родилась и где прошло мое детство.
  Я не верила, но решила на всякий случай позвонить.
  Это потом я поняла, что у них сейчас ночь, поэтому долго никто мне не отвечал и я собиралась уже дать отбой, как вдруг в трубке я услышала:
  - Алло.
  Разве я могла не узнать этот голос? Он нисколько не изменился, такой молодой, только очень печальный. У меня перехватило дыхание и я не могла слова вымолвить.
  - Алло, - снова сказали на том конце провода, - если вы сейчас не ответите, я положу трубку.
  - Доба! - только это я и смогла произнести.
  Грудь мою разрывали рыдания, я уже не сомневалась, кому я звоню, я рыдала в голос
  - Кто это говорит? Представьтесь, пожалуйста. Я ничего не понимаю. Скажите, кто вы.
  - Доба, неужели ты меня не узнаешь? Это я - твоя, Люба, - сквозь рыдания только это я и смогла сказать.
  На том конце тоже возникла тишина, которую прервал голос диспетчера, который сказал на русском, а потом на английском языке:
  - Если вы закончили разговор, мы может прервать связь.
  - Люба, ты живая? Где ты?
  Представляете, что думали телефонные диспетчеры, слыша наши рыдания и бессчетное количество раз повторяемое, Люба, Доба.
  И только когда мы немного успокоились, я сказала:
  - Доба, сколько надо денег?
  - Много, очень много. Я боюсь эту цифру в слух произнести.
  - Доба, сколько?
  Когда она произнесла сумму, у меня тоже закружилась голова, но я не подала вида.
  - Доба, собирай документы, как можно быстрее. Но почему в Израиль надо ехать?
  - Только там смогут помочь моему внуку.
  - Откуда у тебя внук? Впрочем, потом расскажешь. Ты - еврейка, можешь поехать в Израиль и тебе помогут бесплатно.
  - У меня нет документов, что я еврейка, а времени что-то доказывать, тоже нет.
  - Доба, собирайся в дорогу. Я здесь похлопочу, чтобы тебе дали быстро визу, попрошу Андрэ , он в Израиле живет , ему это будет сделать легче.
  - Андрэ тоже живой?
  - Конечно живой. Он взрослый самостоятельный, женатый человек. Все, Доба, нам нельзя тянуть время. Я звоню в Израиль.
  Только потом, когда мы закончили разговор, я поняла, о каком Андрэ говорила Доба, но было уже поздно.
  Ничего, я ей потом все расскажу, решила я, и позвонила в Израиль.
  *****
   Не пробуй этот мед: в нем ложка дегтя.
   Чего не заработал - не проси.
   Не плюй в колодец. Не кичись. До локтя
   всего вершок - попробуй укуси.
  
   Час утренний - делам, любви - вечерний,
   раздумьям - осень, бодрости - зима...
   Весь мир устроен из ограничений,
   чтобы от счастья не сойти с ума.
  Доба долго не могла прийти в себя, после известия о смерти ее дочери. Если бы не Андрюша, она бы наверное и не пережила это горе.
  Надо жить, решила она, сжав кулаки.
  Время шло, раны понемногу затягивались, но через полгода Андрей стал какой-то не такой.
  Он рано ложился спать, быстро уставал, его ничего не интересовало.
  - Андрей, что с тобой? Может ты заболел?
  - Все нормально, бабуля, только голова иногда побаливает.
  - Так почему ты такой пассивный? У тебя депрессия? Ты по маме тоскуешь? Скажи мне, может мы найдем выход. Я доченьку тоже люблю и ни на минуту не забываю, но жизнь продолжается.
  - Бабушка, я все понимаю. Со мной все в порядке.
  Но Доба не успокоилась. Пошла по врачам расспрашивать, что это может быть, но ей везде отвечали:" Все нормально с парнем. Может он влюбился, а может наоборот, расстался с девушкой."
  - Он мне все рассказывает, и если бы у него были проблемы на почве любви, он непременно со мной поделился бы и спросил совета.
  - Наивная вы, бабушка. Неужели сами забыли, какой в были в молодости?
  Доба нашла бывшего командира партизанского отряда. Он уже давно был на пенсии, но пообещал помочь, а на следующий день позвонил и дал номер телефона хорошего специалиста.
  Доба сразу позвонила этому врачу.
  - Хорошо, приводите своего парня, я посмотрю его.
  - Он не пойдет. Доктор, я вам заплачу сколько вы скажете, только придите, пожалуйста, к нам домой, очень вас прошу.
  - Мне не нужны ваши деньги. Если бы вы знали, кто меня попросил о консультации вашего внука, не стали бы предлагать вознаграждение.
  Консультация была короткая, но очень неутешительная.
  - Вашему внуку, боюсь, здесь никто не сможет помочь. Читал, но я вам ничего не говорил, в случае чего. Такие операции делают в США и Израиле, В Израиле немного дешевле. Если вам удастся, вы ведь еврейка, уехать быстро в Израиль, то этим вы спасете своего внука. Все это надо делать очень быстро. До свидания, надеюсь больше вас не увидеть, а услышать, что вашему внуку помогли, и он здоров и радуется жизни. Больше мне не звоните, я ничем помочь не смогу.
  - Подождите, доктор, сколько стоит такая операция?
  - Если я вам назову сумму, то у вас вообще опустятся руки от безысходности.
  - И все же?
  После того, как этот добрый человек назвал то число американских долларов, которые нужны на операцию Андрюши, Доба села на ближайшую табуретку и закрыла руками лицо.
  Доктор тихо вышел из квартиры, даже не попрощавшись. Таких консультаций в те годы у него было очень много.
  Андрея положили в больницу, день ото дня он слабел все больше.
  Доба вышла от него и села на лавочку. Она крепилась возле внука, но когда выходила , то сидела на лавке и рыдала в голос.
  - Женщина, не надо плакать. Все будет хорошо, - рядом с ней сел пожилой мужчина.
  На нем был довольно потертый костюм, но обут он был в новые туфли, но носу у него были очки с очень толстыми стеклами. Сразу было видно, этот человек был почти слепым.
  - Все хорошо не будет никогда, - ответила Доба, не глядя на этого человека.
  - Смотрите на меня, я уже старый, слепой человек, очень давно потерял жену, но у меня есть сын. Вот я и живу из-за него.
  - А у меня хотят отнять последнее, что у меня осталось - моего внука. Я все потеряла. Двоих родных детей, свою Любу, которую тоже всегда считала родной, любимого мужчину... У меня нет друзей. Так чего от меня еще хотят те темные силы, как еще они хотят меня испытать на прочность. Но все - моя броня дала трещину. Я не могу больше. Я жить не хочу.
  - Извините, вас Доба зовут?
  - Откуда вы знаете мое имя.
  - Так вы меня не узнаете? Я Аркадий, отвергнутый вами жених.
  Только после этого она внимательно посмотрела на мужчину.
  - Здравствуйте Аркадий. Извините, но мне сейчас весь свет не мил.
  - Вы расскажите, что с вами случилось. Может я чем-нибудь смогу вам помочь.
  Доба сквозь слезы, с большими перерывами, рассказала этому, почти незнакомому, вынырнувшему из ее молодости человеку, все свои злоключения.
  - Пойдемте со мной, - сказал Аркадий, поднимаясь со скамейки, - может я смогу вам чем-нибудь помочь. Берите меня под руку, так у нас быстрее получится добраться до дома.
  По дороге он рассказал Добе, какая мысль его посетила и может это поможет Добе.
  - Вы помните моего сына Сему? Не перебивайте. Знаю, помните. Так вот этот мальчик достиг определенных успехов. Он стал хорошим журналистом. Его приглашали в Минск, а потом в Москву, но он хочет жить рядом со своим отцом. А сейчас он работает над программой сближения США и СССР. Я думаю, он сможет позвонить кому-нибудь в Америку и, может, вам помогут.
  Оказалось, Аркадий так и живет в той квартире, где, когда-то побывала Доба.
  Он сразу позвонил Семе, долго ему объяснял, рассказывал все подробности, а потом повернулся к Добе и подал ей трубку.
  - Здравствуйте, Доба Менделевна. Я рад нашей встрече. Но не могу так сказать из- за причины, которая к ней привела. Я попробую вам помочь прямо сейчас, хотя что-то конкретно обещать не могу.
  - Я все поняла, Сема. Даже если вы не сможете ничего сделать, я все равно благодарна вам и вашему отцу за сочувствие и попытку помочь.
  - Что это вы, Доба Менделевна, со мной на вы стали разговаривать? Вы меня сажали на горшок. Или забыли уже?
  - Сема. ты уже большой мальчик и я очень рада всем твоим достижениям.
  После этого разговора Аркадий с Добой сидели в кухне и пили чай. Снова зазвонил телефон.
  - Папа, дай трубку Добе Менделевне.
  - Я уже связался с американскими коллегами, - сообщил Семен, - они разместят объявление в американских и израильских газетах о сборе средств на операцию вашему внуку. Сами тоже пожертвуют, кто сколько сможет. Это вам не будет стоить ни копейки.
  - Спасибо Сема, но ты понимаешь, о какой сумме идет речь?
  - Уже знаю, но нас много.
  - Времени нет.
  - Доба Менделевна, надеюсь, мы соберем средства быстро. А вы как можно скорее готовьте документы к выезду. Визу в Израиль пробьем быстро.
  После разговора с Семеном у Добы зародилась надежда.
  - Спасибо Аркадий. Вы мне очень помогли, но мне надо идти. Слышали, Сема ваш сказал, надо торопиться.
  - Подождите минутку.
  Старик поднялся и вышел в комнату. Через некоторое время он вернулся, неся в руке деньги.
  - Вот вам на дорогу и на операцию. Извините, не могу больше, это все что о у меня есть.
  Он положил на стол сто долларов и несколько сторублевок
  - Аркадий, зачем вы это делаете? Я не возьму.
  - Один раз вы мне отказали, но я не обиделся, постарался вас понять, хотя и тогда вы мне очень нравились, но сейчас если не возьмете, то знайте, этим вы нанесете мне смертельную обиду. Я понимаю, это капля, но может, и она поможет вашему внуку, а главное, это больше нужно мне.
  Доба поднялась с табуретки, обняла Аркадия.
  - Какая я дура, Аркадий. На моем пути встретились двое самых благородных мужчины на свете, а я их не оценила по достоинству. С одним прожила один день, а с другим и в этом себе отказала. Простите меня, Аркадий.
   Доба взяла деньги со стола, еще раз обняла и поцеловала Аркадия и быстро вышла из квартиры, боясь снова дать волю слезам.
  *****
  ОБЪЯВЛЕНИЕ В ГАЗЕТЕ
  По случаю!!!
  Продается "Toyota", в хорошем состоянии. Первые руки, пробег небольшой.
  *****
  Я сразу, после разговора с Добой, позвонила Майклу:
  - Мне надо срочно с тобой поговорить.
  - Дорогая, но я сейчас предельно занят.
  - Скажи, я часто тебя досаждала пустыми разговорами во время работы?
  - Подъезжай к офису, зайдем в ближайший ресторан, в котором пообедаем, а заодно и поговорим, - согласился он.
  Когда я зашла в ресторан, он уже там сидел и нервно комкал салфетку.
  - Что у тебя случилось? - Не здороваясь, он приступил сразу к делу.
  - Может, сначала поздороваешься, закажем что-нибудь, а потом уже обсудим наши дела.
  - Твои дела. У меня все отлично. А пока ты ехала сюда, я успел поесть.
  - Если бы у тебя было все так хорошо, ты бы разговаривал бы со мной повежливее. И приехала я сюда буквально через четверть часа, после нашего разговора, но если не хочешь со мной обедать, то и я ничего не буду заказывать, кроме кофе.
  - Люба, мне в самом деле некогда, поэтому выкладывай свое дело, которое не могло дождаться вечера.
  - Доба нашлась.
  - Это еще кто такая?
  - Помнишь мы в Израиле ездили на могилу Андрэ, так это его мать.
  - Мать твоего бывшего любовника, что ли?
  - Прекрати так со мной разговаривать. Он не был моим любовником, в том смысле, который ты в эти слова вкладываешь. Андрэ был, есть и останется единственным любимым мужчиной.
  - Понял, постараюсь в дальнейшем вести себя с тобой, согласно сделанному тобой только что заявлению.
  - Я никогда не скрывала мое отношение к Андрэ. Ты об этом знал раньше.
  - Ладно, не нервничай. Я рад, что нашлась твоя Доба, бывшая твоя гувернантка и мачеха. Сейчас я правильно все обозначил? Ты хочешь съездить ее навестить? Так я ничего против не имею. Надеюсь, это все! Я могу идти работать? Ты не могла мне это по телефону сказать, глупенькая?
  - Майкл, я никуда не хочу ехать. Мне нужны деньги.
  Он уже было начал вставать со стула, но последние мои слова его остановили.
  - Сколько тебе нужно, и когда? Я не буду спрашивать - зачем.
  - Именно, лучше бы ты спросил - зачем.
   - Люба, ты меня пугаешь. Ладно, спрашиваю: зачем?
  Я ему все рассказала и посмотрела ему прямо в глаза.
  - Люба, какие могут быть вопросы, конечно, поможем твоей Добе и ее внуку, хотя свободных денег у меня сейчас нет. Дадим тысячу долларов, - потом после некоторой паузы добавил, - нет ,пять тысяч. Все, договорились?
  - Майкл, ты не понял, нужно много денег.
  - Что, операция так дорого стоит?
  - Нужны деньги на операцию, на реабилитацию, нужны деньги на полет до Израиля. Добе жить надо на что-то в Израиле.
  - Так пусть даст твой Андрэ, как я понимаю, он ее внук.
  - Он отдаст все, до последнего цента, я в этом не сомневаюсь, но этого недостаточно.
  - Люба, дай мне конкретную цифру, сколько все это стоит, а потом решим, как можно помочь твоей Добе.
  Когда я назвала цифру, он схватился за голову, а потом твердо сказал:
  - У нас таких денег нет. Это надо дело всей моей жизни похоронить, ради какой-то Добы и ее внука. Ты знаешь, сколько несчастных на этой планете? Может ты мне прикажешь всю Африку кормить?
  - Во-первых, это не какая-то Доба, а моя Доба, мать моего Андрэ первого и бабушка второго. Во-вторых, не забывай, в твоем бизнесе есть мои деньги, на которые я имею полное право.
  - Сколько там твоих денег, не более пятнадцати процентов от всего бизнеса.
  - Вот их я и получу, чего бы мне это не стоило.
  - Если ты так ставишь вопрос, то и у меня есть условия. Я тебе отдаю все твои деньги и больше тебя не хочу видеть в моем доме. Где мои глаза и голова были, когда я вообразил , что это та женщина, о которой я мечтал всю жизнь?
  - Согласна. Деньги нужны прямо сейчас.
  - Нет проблем. Пошли в офис.
  Наверное он меня обманул, но у меня не было времени все проверять и перепроверять, тем более, я боялась, что он может вернуть мои деньги только через суд, а на это потребуется много времени, которого у Андрея из далекого белорусского города не было.
  Получив деньги, я их сразу переправила на счет, указанный в газете, но этого было мало.
  Я слышала, что есть в Нью- Йорке такой район, Брайтон. Там живут, в основном, евреи из Советского Союза, поэтому решила туда отправиться, надеясь найти там недостающую сумму.
  Но там меня постигло глубокое разочарование. Как только я заводила разговор о помощи, двери магазинов, ресторанов, разных офисов захлопывались прямо передо мной.
  Никогда я больше просить не буду ни у кого, так я решила для себя и поместила объявление о продаже последней моей ценности - машины.
  Вот так я оказалась на улице без средств к существованию, но выход я нашла, поселилась на Брайтоне и стала помогать всем, кто во мне нуждался. Вот и пригодилась моя профессия медсестры, хоть и без подтвержденного в Америке диплома.
  *****
  На этот раз Добе все удалось. Она быстро все оформила. Люба сообщила, что Андрэ уже заказал билеты, она, ее родная Любочка, звонила каждый день. Но почему ни разу не позвонил Андрэ? Это очень беспокоило Добу. Но спрашивать у Любы она не считала корректным. Она не знала, какие отношения у Любы с ее сыном. Решила, что потихоньку все узнает, когда приедет в Израиль. Сейчас нужно как можно быстрее уезжать с Андрюшей, он уже почти не поднимается с инвалидной коляски.
  Доба у него спрашивала, почему он не поднимается? Не может?
  - Нет, бабушка, я все могу, но мне не хочется лишний раз вставать. Да и какая разница, сижу я или хожу?
  - Андрей, ты не должен так думать, нужно надеяться на лучшее.
  - На какое лучшее, бабушка? Ты понимаешь, в каком отделении я лежу? Я не единственный такой, хоть от нас скрывают, но мы знаем, кто и когда уже умер.
  Доба выходила от него, сердце у нее разрывалось на части, но при нем она старалась держаться. Ей было трудно одной и почти все свободное время она проводила у Аркадия.
  Он, как мог, успокаивал ее, узнавал у Семена сколько уже собрано средств, и докладывал Добе, как сводку Совинформбюро в конце войны, бодрым голосом, в котором была уверенность в благополучном исходе.
  Виза была получена быстро и копии билетов были доставлены Добе заказным письмом.
  - Все, Андрюша, мы уезжаем прямо сейчас. Сема достал машину, которая отвезет нас в аэропорт, а в Вене нас встретят и пересадят на другой самолет прямо до Тель-Авива.
  Нельзя сказать, что Андрей сильно обрадовался, но Доба увидела в его глазах искру надежды. Спасибо всем за это, -подумала она,- даже если ничего не получится.
  Нет, все получится, я уверена, получится,- говорила она себе. Не может быть, чтобы старания стольких людей не принесли пользу.
  До самого Минска их провожали Аркадий с сыном.
  - Мне очень будет вас не хватать, -сказала Доба, обнимая этих мужчин.
  - Ты, Доба, пиши обязательно. Я буду все время ждать твоих писем. Не старайся писать большими буквами, мне Сема все прочитает, - говорил Аркадий, поминутно вытирая глаза.
  Когда они садились в специальный автобус, чтобы их отвезли на самолет, Доба все время оборачивалась и махала рукой своим друзьям, а они не ушли из здания аэропорта, пока не увидели, как самолет начал набирать высоту .
  
  
  ОБЪЯВЛЕНИЕ НА ЗДАНИИ АЭРОПОРТА ИМЕНИ БЕН ГУРИОНА
  welcome to Israel
  ברוכים הבאים לישראל
  (Добро пожаловать в Израиль)
  
  Я решила съездить в Израиль, но это было позже.
  А пока я поселилась в небольшой комнате в районе Брайтон-Бич в Бруклине.
  Америка - большая и богатая страна, в ней есть все. Очень многие люди стремятся в нее попасть всеми правдами и неправдами.
  В США, оказывается, очень много людей, не имеющих медицинской страховки, в основном это нелегалы, но есть и люди, имеющие грин-карт, но из экономии они не платят за медицину.
  Что может такого случиться, а если что, то не бросят же умирать на улице,- так они считают. Вот таким людям я стала очень полезна со своим незаконченным, а точнее, только начатым высшим медицинским образованием. Зато у меня был огромный опыт работы медсестрой. Мне приходилось зачастую, живя в Израиле, делать медицинские процедуры и ставить диагнозы, которые далеко находятся за пределами компетенции простой медицинской сестры.
  Спасибо тебе, доктор Ицхак, за твое доверие мне, и пухом тебе земля.
  Вот только жалко, что многие мои пациенты не могли себе позволить заплатить мне за мою работу. Таксы за мои услуги у меня не было, поэтому платили, кто как мог.
  Вскоре я поняла - если буду жить на съемной квартире, то никогда не смогу навестить моих близких в Израиле, и переселилась туда, где живут мои пациенты.
  Наверное, мне мало кто поверит, но мне такая жизнь очень понравилась. Я наконец-то почувствовала - я никому ничего не должна. Я принадлежу только себе и могу делать, что пожелаю.
  А желаю я жить на улице, не в ночлежке, куда меня приглашают мои пациенты, а на улице, или, если погода скверная, могу пойти, если меня попросят, в пристройку к ресторану или кафе.
  Ура! Свобода!
  Я никому не советую следовать моему примеру, потому что в этом есть много неудобств. Таких людей преследует много опасностей. Ночной город принадлежит полиции и бандитам, и кто первый появится на твоем пути, никто сказать не может.
  У меня была постоянная ячейка на железнодорожном вокзале Нью-Йорка, в которой хранились мои вещи. Там же, на вокзале, можно было умыться и привести себя в порядок.
  Уважаемые авантюристы, еще раз предупреждаю, не надо бездумно следовать моему примеру.
  Я прилетела в Израиль ранним утром, никого не предупредив о прибытии, и сразу поехала в больницу, в которой лечился мой племянник, Андрей.
  Я села на скамейку и стала ждать, а точнее дремать. Мне ли не привыкать спать на уличной скамейке.
  *****
  Самолет приземлился в аэропорту имени Бен Гуриона. Пассажиры начали нетерпеливо подниматься со своих мест, стали в проходах ждать разрешения на выход.
  Только Доба с Андреем никуда не спешили. Они знали, их должны встречать, но как все это произойдет они не имели ни малейшего представления.
  К ним пробралась стюардесса
  - Вы не спешите выходить, за вами придут и помогут пройти в здание аэропорта, получить багаж и найти встречающих.
  - Спасибо большое, - ответила Доба, она за всю свою долгую жизнь в первый раз летела на самолете, не говоря уже об Андрее.
  Какой, интересно, сейчас Андрэ старший? Наверное, пожилой уже мужчина. Почему он ни разу мне не позвонил? Почему Люба все время уходила от прямого ответа о жизни моего сына? Может они поссорились? Но почему она предупредила меня, что встречать нас будет Андрэ?
  Эти и другие вопросы роились у Добы в голове.
  Главное, чтобы Андрюшу моего поставили на ноги, а все остальное прояснится, не важно, каким образом.
  "Как я устала жить, волноваться и плакать. Сколько я уже потеряла близких людей, устала я. Если вдруг... Нет, не надо об этом думать, все будет хорошо, но если..., Говорят море в Израиле глубокое, оно мне поможет пережить и это. Но все будет хорошо".
  Про себя и вслух постоянно повторяла эти слова Доба.
  Ее горькие мысли прервала стюардесса. Она покатила коляску с Андреем на выход из самолета, Доба последовала за ними.
  Все прошло очень гладко, они вышли в зал для встречающих, Доба начала лихорадочно оглядывать стоящих у турникетов людей, но никого, похожего на ее сына Андрэ, она не видела.
  - Здравствуйте, - на русском языке, но с сильным акцентом, к ней обратился высокий мужчина лет тридцати.
  - Кто вы? - растерянно спросила Доба.
  Мужчина поскреб подбородок, на котором была небольшая русая бородка и сказал:
  - Извините, забыл представиться, я ваш внук Андрэ.
  Несмотря на шум в аэропорту от приветствий встречающих, провожающих, уезжающих, не смотря на шум улетающих и прилетающих самолетов, в ушах у Добы наступила полная тишина.
  - Бабушка, давайте будем здороваться и по дороге знакомиться. Нас ждет машина, которая доставит нас прямо в больницу. Как мне сказали, времени у нас очень немного, а точнее, вообще нет.
  Он обнял Добу, прикоснулся губами к ее щеке, потом повернулся к Андрею.
  - С прибытием, братишка. Все будет хорошо. Я безмерно счастлив, что у меня есть такой брат.
  Он взял руку Андрея, и крепко ее пожал, а потом наклонился и обнял юношу, ободряюще похлопал по плечу.
  - Где ваш багаж?
  - Вот, у меня в руке и на коленях у Андрюши.
  - Это хорошо, что налегке. Мы здесь напокупаем много разной всячины, а сейчас в путь.
  Андрэ схватил коляску и покатил ее к лифту, который их доставил на стоянку.
  Машина была специальная. Андрэ нажал кнопку и опустилась платформа, на которую он закатил своего брата, потом укрепил кресло в салоне автомобиля, усадил рядом Добу.
  - Как там в русской песне поется, "он сказал - поехали," - весело пропел, правда, неимоверно фальшивя, Андрэ, и они выехали на дорогу, ведущую в больницу.
  Пока они добирались до больницы, говорил только Андрэ. Он старался как-то сгладить ту неловкость и растерянность, которую ощущали его гости.
  В больнице тоже все прошло гладко, их там уже ждали, но после того, как Андрея оформили, Добе сказали:
  - Извините, но вы должны уйти. Вашему мальчику предстоит много проверок, время не ждет, поэтому - не мешайте.
  - Конечно, мы уйдем с бабушкой, - согласился Андрэ и взял растерянную Добу под руку.
  Только уже выйдя из больницы, Доба сказала.
  - Внучек мой, ты так смешно произносишь слово, бабушка. Называй меня так все время. Скажи мне, где твои родители?
  - Я все расскажу по дороге. Неужели тебе мама Люба ничего не сказала.
  - Почему она мама Люба, а не просто мама?
  - Она самая лучшая мама на свете, поэтому я ее так выделяю, мама Люба. Правда, Люба это любовь на русском?
  - Правда.
  - Извини, бабушка, но я тебе сразу скажу, твой сын Андрэ и его жена, моя мать, погибли в далеком 1950-м году. В ту минуту, когда я родился, на наш кибуц напали террористы, папа сражался один за всю нашу семью. Его убили и его жену тоже, но я назло всем врагам остался в живых, а вырастила меня моя мама Люба.
  Доба закрыла лицо руками, ей снова, в который раз, пришлось оплакивать своего сына, но уже без надежды на чудо.
  *****
  ОБЪЯВЛЕНИЕ НА ДВЕРЯХ МИНИСТЕРСТВА ВНУТРЕННИХ ДЕЛ ИЗРАИЛЯ
  Прием граждан производится по будним дням с воскресенья по четверг, в порядке живой очереди.
  *****
  - Люба, ты снова сгибаешь спину, - услышала я сквозь сон.
  - Люба, ты меня совсем не слушаешь. У молодой девушки спина должна быть всегда прямой, голову надо держать с чуть приподнятым подбородком, - сон продолжался.
  И только когда меня обняли и прижали к себе эти руки, я поняла это не сон, это состоялась наконец-то моя встреча с Добой.
  - Любочка, детка моя родная, как я прожила все эти годы без тебя?!
  Представляете, меня назвали деткой.
  Мы долго стояли обнявшись, боясь пошевелиться, боясь прогнать этот чудный сон. Потому что наяву этого быть не может.
  Но это было.
  - Доба, ты нисколько не изменилась, - сказала я, когда мы, наконец, сели рядом на скамейку, держась за руки.
  - Люба, не говори глупости, - тем же строгим голосом возразила она, - ты знаешь, сколько мне уже лет?
  - Сколько?
  - Столько, детка моя, уже не живут.
  - Доба, я тоже уже не молода, но жить теперь мы будем долго. Как дела у твоего внука? Главное сегодня это.
  - Ему сделали операцию, сейчас ждем. Врачи говорят, что все прошло благополучно, только реабилитация займет много времени, а у меня виза может скоро закончиться и, стыдно в этом признаться, но у меня и деньги заканчиваются.
  - Тебя Андрэ не встретил? Он не поселил тебя у себя?
  - Успокойся. Ты такая же, как была раньше. Все он мне дал, что мог. Он очень внимательный и родной. Он мне по крови внук, увидел меня и сразу назвал бабушка. Жена его очень хорошая и приветливая, постоянно спрашивает, нуждаюсь ли я в чем-то, но мне самой несколько неловко все это от них принимать.
  - Доба, я тебе скажу правду, твой сын, а сейчас уже- его сын, большие эгоисты. Они думают только о себе. Им так удобно, а подумать немного о других у них почему-то не получается.
  - Как это, не подумать о других? Мая и Андрэ постоянно спрашивают, в чем я нуждаюсь. Возили на могилу Андрэ, моего сына. Ты, кстати, тоже ушла от ответственности, и не сообщила, что Андрэ погиб.
  - Доба, сознаюсь, была не права, но в первый раз не сказала, а дальше все откладывала на потом. Но сейчас мы говорим не об этом. Доба, ты еврейка?
  - Странный вопрос, конечно. Я понимаю, куда ты клонишь, но у меня нет документов, подтверждающих это.
  - Внук твой Андрэ - твой документ.
  Доба поднесла руки ко рту и в растерянности посмотрела на меня.
  - Ты слышала о такой науке, генетика?
  - Люба, я все поняла, не мучь меня, но как это можно сделать.
  - Давай, может, обойдемся без Андрэ, если ты такая деликатная. Пошли навестим Андрюшу, а потом поедем в МВД.
  Когда я зашла в палату к Андрею, то вздрогнула. Передо мной был Андрэ, в то время, когда мы прибыли в Палестину.
  Наверно правы те, кто считает, что вся история движется по спирали.
  Доба подошла к своему внуку, поцеловала его, а потом представила меня.
  - Бабушка, это та Люба, о которой ты мне все время рассказывала и в честь которой, назвала мою маму?
  - Да, родной. Люба, подойди, познакомься.
  - Андрей, тебе бабушка наверное этого не говорила, но ты очень красивый мужчина, а когда выпишешься отсюда, смотри, чтобы никакая израильтянка тебе не вскружила голову, а то быстро попадешь в ее сети. Они такие, эти израильтянки, - со смехом сказала я.
  - Что вы, мне еще долго здесь лежать, но я почему-то сегодня знаю, все у меня получится.
  - Нам сейчас с твоей бабушкой надо поехать по делам. Надо вам становиться гражданами этой страны, а потом вернемся. Договорились?
  - А мне бабушка не так характеризовала вас.
  - Давай мы с тобой перейдем на ты. Я тоже, в некотором роде, ваша семья, так что мы не будем выкать. Ты не против?
  Он засмеялся и в глазах его заиграли озорные огоньки. Я поняла, все будет у этого парня отлично.
  В МВД нас постигло разочарование
  - Ничем не можем вам помочь, надо пойти в раввинат, там получить справку о вашем еврействе, а потом приходите, мы с удовольствием предоставим вам гражданство государства Израиль.
  *****
  ОБЪЯВЛЕНИЕ НА ЗДАНИИ РАВВИНАТА
  Просьба к мужчинам: не входить с непокрытой головой.
  
  В помещении раввината стоял неимоверный шум. Все подходили к дежурному, но он просил только об одном, подождать.
  - Ты ничего не знаешь или притворяешься? - спросила я у него.
  - Вам как лучше? - ответил он вопросом на вопрос.
  - Мне очень надо знать, с кем я могу поговорить о подтверждении еврейства этой госпожи.
  - Так чего ей подтверждать, оно и так видно. Сегодня у нас предстоит громкий развод, поэтому ни к кому вы не попадете.
  - Послушай, парень, сейчас я тебе что-то расскажу: этой женщине надо очень срочно получить справку. Она приехала сюда по гостевой визе, внук ее болен и лежит в больнице на деньги, что собирали всем миром, а сейчас эти деньги заканчиваются.
  - Пройдите ко мне и расскажите все сначала, - раздался голос позади нас.
  Я обернулась и увидела высокого мужчину. Видно было, что этот человек ухожен, следит за своей внешностью. Аккуратно подстриженная борода, чистая обувь. На нём был, по обыкновению, черный костюм и белая рубашка, но что меня удивило, на шее был галстук.
  Был он уже не молод, но держался прямо.
  - А вы почему молчите? - обратился он к Добе на идиш.
  - Они разговаривают на иврите, а я не знаю этого языка.
  - Зато я слышу, как вы владеете идиш. Пройдемте ко мне и поговорим.
  - Рав Яков, но у вас нет времени, через десять минут назначено заседание раввинатского суда по разводу.
  - Скажи мне, Михаэль, что для нас сейчас важнее развод каких-то людей, которые и в этот раз не договорятся закончить этот балаган, или помощь этой женщине. Я чувствую, у нее очень непростая судьба и горя она хлебнула вдосталь. Так вот, если что, скажи, я занят, пусть подождут.
  Мы зашли в просторный кабинет рава Якова. Несмотря на уличную жару, здесь было прохладно.
  - Присаживайтесь, - показал он на стулья, стоящие у стола, может, хотите пить, могу предложить сок или воду.
  Все это он говорил исключительно на идиш и обращался, так мне казалось, только к Добе.
  - Спасибо, но мне бы очень хотелось побыстрее закончить этот, еще не начавшийся разговор.
  - Вот этого я вам не обещаю. Придется все- таки набраться терпения всем нам. Я понимаю, не просто так вы пришли сюда доказывать свою причастность к еврейству.
  - У меня внук лежит в больнице и мне очень нужно находиться возле него.
  - Понимаю, но поверьте мне, то чем мы сейчас займемся, может быть не менее важно. Поэтому давайте не будем тратить время, начинайте свою историю.
  - С чего начинать? - спросила Доба?
  - С самого начала, а это значит - кто ваши родители, где похоронены, хотя подозреваю, что это вам неизвестно. Какие родственники у вас еще есть, которые смогут подтвердить вашу правоту, хотя я уже сейчас не сомневаюсь ни в одном вашем слове, но мы должны придерживаться порядка. Кто эта женщина? - Он указал глазами на меня, - в общем, чем раньше начнем, тем быстрее закончим.
  - Это Люба, моя падчерица и воспитанница. Я ее знаю очень много лет, она еще только в школу собиралась идти, когда я переступила порог ее дома и ее отец, а впоследствии мой муж, нанял меня на работу.
  - Это очень хорошо, поэтому, - он повернулся ко мне, - вы не могли бы нас оставить одних.
  Мне ничего не оставалось, как только выйти из кабинета и сесть в коридоре, дожидаясь конца их разговора.
  Дальше, как мне рассказывала Доба, он очень внимательно слушал, только постоянные телефонные звонки прерывали ее повествование.
  - Я не буду приглашать Любу для подтверждения ваших слов, мне и так все ясно. Сейчас мы созовем очень важное совещание. Подождите в коридоре.
  Мы сидели с Добой у кабинета рава Якова и держались за руки. Я чувствовала волнение Добы, сама тоже очень переживала. В силу своей привычки, мне хотелось ходить по коридору взад и вперед, но я сидела с ней и ждала.
  Скоро в кабинет рава Якова прошли двое мужчин. Они о чем-то недовольно между собой разговаривали.
  - Наверно это судьи, которые будут решать мою судьбу, - с волнением предположила Доба. И она оказалась права.
  Через несколько минут в кабинет пригласили Добу. Вот тогда я уже смогла дать работу своим ногам, я металась из одного конца коридора в другой, пока и меня не пригласили на это заседание.
  Мне начали задавать вопросы, как я поняла, чтобы утвердиться в правде, которую поведала им Доба.
  После того, как я ответила на все их вопросы, рав Яков обвел глазами своих коллег и спросил:
  - Надеюсь, всем все ясно? Давайте решим этот вопрос и отпустим эту добрую женщину к ее внуку.
  - Отпустить конечно можно и нужно, но не могу я твердо сказать, что эта женщина еврейка.
  - Рав Элиэзер, это вы о чем? Какие еще сомнения могут терзать ваше сердце?
  - У нее нет никаких документов, подтверждающих ее слова.
  - Рав Давид, обратился Яков к третьему мужчине, который сидел тихо и теребил свою бороду, - тоже сомневаетесь?
  - Я не сомневаюсь, но решение наше в таком случае должно быть единогласным.
  - Можно мне кое-что дополнить, - встряла я в разговор.
  - Конечно. Вы для этого и приглашены сюда.
  Когда я доставала единственную фотографию моего Андрэ, у меня дрожали руки.
  - Вот эта фотография ее сына, с которым мы по оккупированной территории пробирались из советской зоны в американскую. Нас подстерегала на каждом шагу смертельная опасность. Не скрою, я говорила Андрэ, я уговаривала его остановиться, но он шел упорно вперед, не останавливаясь ни перед чем. Мы могли тысячу раз погибнуть от пуль немецких, советских, американских и английских, но мы шли вперед. Когда мы сели на пароход, чтобы добраться до Палестины и нас остановили англичане, мы не стали ждать разрешения. В дождливую ночь, вплавь мы с ним добрались до этих берегов. После этого мы сражались за нашу страну и вместе со всеми праздновали день провозглашения Независимости Израиля. Но и потом мы вместе с ее сыном, воевали в первой войне этого независимого государства. Вы здесь сидите и рассуждаете или сомневаетесь, а у него не было сомнений в своей правоте. Он не сомневался и тогда, когда ему пришлось одному принять бой с террористами, он увел их от своего дома, но погиб. Он не смог спасти свою жену, но зато у него есть сын, ее внук, который работает в Израиле, которому не единожды предлагали переехать в США, но он считает, его место здесь, потому что здесь могила его родителей, а сейчас, когда он обрел снова своих родных - бабушку и брата, вы здесь сидите и сомневаетесь.
  После этого я, обессиленная, села возле Добы.
  - Спасибо вам, я тоже не сомневаюсь в том. что все здесь услышанное правда. И если даже сейчас мы не примем решения, то я обращусь в Иерусалим, - сказал рав Яков.
  - Подождите голосовать. Можно я позвоню в кибуц, где на кладбище похоронены ее сын и невестка, с которой она так и не успела познакомиться.
  - Нет нужды, - сказал рав Элиэзер и первым поднял руку.
  Дальше все было намного проще, Доба получила справку раввината и потом и гражданство, а вместе с ней гражданином Израиля стал ее внук Андрей.
  РАСПИСАНИЕ САМОЛЕТОВ ИЗ АЭРОПОРТА ИМЕНИ БЕН ГУРИОНА
  Рейс Љ... Тель- Авив -Нью- Йорк отправляется через три часа. Просьба к пассажирам сдать багаж и пройти регистрацию
  
  Они стояли в зале аэропорта, и, казалось, никакая сила не заставит их разжать руки.
  - Люба, скажи честно, почему ты, после того, как мы нашлись, хочешь уехать? - В который раз спрашивала Доба.
  - Меня там ждут, я там очень многим людям нужна, - отвечала я.
  - Ты нам здесь тоже очень нужна, почему ты это понять не можешь.
  - Я понимаю, моя родная Доба, но там люди совсем беспомощные и бесправные. Я для них - надежда на будущее.
  - Я не знаю, как смогу жить после того как мы нашлись, а сейчас нам приходится прощаться.
  - Мы не прощаемся, я раз в неделю буду вам звонить, обещаю.
  - Почему ты не хочешь дать свой номер телефона, чтобы и я смогла тебе позвонить?
  - Доба, я редко бываю дома.
  - Но я могу узнать у твоего мужа о твоем здоровье, если тебя вдруг не окажется на месте.
  - Он не н любит подходить к телефону, если это не по делам бизнеса звонят.
  - Люба, ты все аргументировано объясняешь, но почему-то я не могу до конца поверить тебе. Неужели мы стали так далеки, что ты не можешь и не хочешь мне довериться?
  - Доба, я буду часто звонить, я буду раз в год приезжать, но остаться в Израиле я не могу. Ты сама понимаешь, у меня там муж, а это моя семья.
  - Пусть будет так, но ты знай, моя родная Любочка, у меня есть внуки и есть уже правнуки, которых я очень люблю, но ты для меня нечто особенное. Не забывай нас. Звони.
  - Мама Люба, я уже покурил, а сейчас надо прощаться, уже объявили о регистрации, - к нам подошел Андрэ.
  - Андрэ, я тебя очень прошу, не забывай свою бабушку и брата. Андрюша скоро выпишется из больницы, сначала им будет трудно, они должны все время чувствовать тебя и твою семью. Если надо, подними свою задницу от рабочего кресла и сделай то, в чем у них появится потребность. Помоги Андрею с ивритом.
  Я обняла своего сына, но не смогла сдержаться.
  - Мама Люба, оставайся с нами, если тебе так трудно от нас уезжать. Я не понимаю, зачем ты уезжаешь.
  - И ты туда же. У меня есть муж, а еще я нашла себя там, я в США нашла смысл жизни - помогать тем, кто во мне нуждается.
  - Я понял, мама Люба, но ты не хочешь понять, ты нам здесь тоже очень нужна.
  - Это сейчас и здесь, а потом у всех своя семья, а я снова буду одна.
  - А я, Люба? Я же тоже остаюсь здесь одна, - сказала Доба.
  - У тебя есть Андрюша, у которого еще долго в тебе будет потребность. Я много думала, и поняла, мое место в Нью-Йорке. Давайте, милые мои, не будем рвать друг другу сердца. Обещаю звонить каждую неделю и приезжать раз в год обязательно.
   Я всех еще раз поцеловала, помахала рукой и не оборачиваясь, быстро пошла на регистрацию
  ******
  ПОСЛЕСЛОВИЕ
  После этого прощания прошли годы, у Любы в дневнике стояли даты, произошло много событий.
  Андрей вылечился, потом закончил в Хайфе университет, и работал вместе с Андрэ.
  Он был взрослым человеком и понимал, то, что с ним произошло, не может остаться без последствий, поэтому сторонился девушек, сомневался в себе, но до поры до времени никому в этом не признавался. Но надо знать девушек сабр, так называют коренных жителей Израиля, нашлась та, которая смогла ему вскружить голову, в результате чего у них родились две дочери.
  Старшую, которая была на пятнадцать минут старше, назвали Доба, а младшую - Люба.
  Но это было намного позже тех событий, которые были описаны Любой в ее дневнике.
  *****
   РАСПИСАНИЕ САМОЛЕТОВ В АЭРОПОРТУ ИМЕНИ БЕН ГУРИОНА.
  Рейс Љ... Тель - Авив -Нью- Йорк отправляется через три часа. Просьба к пассажирам сдавать багаж и пройти регистрацию
  На этот раз одинокий, чем-то очень расстроенный мужчина прошел на регистрацию. Багажа никакого у него не было, только обычная небольшая дорожная сумка, в которой лежали самые необходимые вещи.
  Он прошел прямо в салон самолета, даже не заглядывая в магазин, дьюти- фри, который обязательно посещают пассажиры международных аэропортов.
  Сразу после приземления в аэропорту Нью-Йорка, он взял такси и поехал на Брайтон-Бич, где узнал о последних годах мамы Любы, так он ее называл, такой она и останется в его воспоминаниях.
  Все тот же владелец ресторана, в который Любка не заходила, нашел адрес Андрэ в бумагах Любки и послал телеграмму.
  Андрэ не успел на кремирование, но прочитав завещание Любы, которое тоже лежало в ее бумагах, он привез урну с ее прахом в Израиль и развеял его над могилами Андрэ, своего отца и бабушки Добы, которая спокойно умерла уже в очень преклонном возрасте.Там же было распоряжение об израильской пенсии, с которой она не сняла ни цента и которая регулярно поступала на ее счет. Четверть этой суммы она завещала ему, Андрэ, другую четверть - Андрею, а половину всей суммы она распорядилась отдать в фонд помощи пострадавшим в аварии на Чернобольской АЭС.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"