Аннотация: Петра потрясала. Величием духа человеческого, пожелавшего здесь, в камне, воплотить мечту о городе в сердце пустыни.
И снова дни уходили, рассветы вставали, сменялись заходами. Позади осталось разнообразие долины, в котором обитала златорогая Хатхор. А пустыня оставалась пустыней, зверем с жаркой, солнечной пастью. Она стремилась вырвать жизнь из исхудавших, почерневших тел. Сознание, что мы идем дорогой Мозе, быть может, окрыляло меня, но остальные члены маленького сообщества не вдохновлялись этой мыслью. Заботы о поддержании жизни от источника к источнику, от одного глотка воды до другого, съедали и без того жалкие остатки сил. Впоследствии я вспоминал, и не мог вспомнить, чем жили и о чем думали мы в это время. Вставали перед внутренним взором пески, жгли спину лучи солнца, глаза слепли от света. Скалы, днем серые, на вечерней и утренней заре слегка розовые, походили одна на другую. И они брели, без особого смысла и цели, брели, ведомые мучителем проводником.
В вот в один из дней своих, путешествуя по пустыне, мы вошли в город. Прошли под сводчатой аркой из камня, высоко вздымавшейся над головами. Эта арка отделила нас от пустыни, отрезала, словно и не было вокруг никогда песка и скучных серых скал под невыносимо жарким солнцем.
Петра потрясала. Величием духа человеческого, пожелавшего здесь, в камне, воплотить мечту о городе в сердце пустыни. Природный каньон, в котором город нашел себе убежище, не был рукотворным. Об этом позаботилась сама природа. Но древние жилища людей, выдолбленные в скалах, в песчанике, который отнюдь не казался мягким на ощупь! А если и был таковым, то вызывало еще большее удивление, как удавалось удержать его над этими нишами, в которых жили люди? Как он не обрушивался на их головы?
Петра потрясала. Красотой камня, что на срезах давал небывалый рисунок. Полосы цветов радуги, затейливо скрученные, создавали рисунок небывалой красоты. Напрягая воображение, можно было вычленить из этих полос истинные художественные творения. Вот небо, уголок его цвета глубокой сини, вот раскаленное солнце в нем. А внизу, под ними, белые загривки морских волн... Легко было увлечься картиной, остановиться, изображать из себя долго зеваку с открытым ртом. Совершенно не замечая, как толкают тебя под локоть бегущие по своим делам люди...
Петра потрясала. Обилием зелени даже сейчас, растущей, казалось, из самого камня. Присмотревшись, чужеземец понимал, что в нишах, устроенных по сторонам улицы, есть земля, привнесенная сюда когда-то трудолюбивым человеком. Желоб, устроенный вдоль улицы, нес свою воду вниз, в глубину каньона, куда стремился и сам город. Он питал дерева смоковниц, заросли, подобные тростнику, кусты, цветущие ярко-розовыми цветами. На фоне скал, что были стенами города, скал, чей нежно-розовый оттенок и без того трогал сердце, это было как... Как глоток воды умирающему в пустыне.
Петра потрясала. Прохладой своей. Скалы, разлом в них, дорога, идущая вниз. Эти утесы, создавая над головой преграду лучам, почти не убавляли света, но лишали солнце силы. Оно переставало быть жарким в Петре...
Петра потрясала. Обилием народа на улицах. Одетые преимущественно в белое местные женщины, но впрочем, белое здесь, в этом городе, все равно отсвечивает розовым. Их длинные, до пят, белые одежды на рукавах и на груди оторочены розовым, синим, красным, украшены блестящими камешками. На головах нечто вроде платков, по-разному закрепленных. У одной обручем, у другой подобием застежки сбоку; видимо, нет общего правила, лишь мера кокетства каждой из этих словно плывущих по улице горлинок. Да необходимость прятать лицо от палящих лучей солнца, которое нет-нет, да и вынырнет между верхушками скал, пусть ненадолго, но ведь бывает, бывает, вот тогда и пригодится платок! Местные мужчины, по большей части весьма шумные, говорливые... И огромное количество туристов.
Весь этот шум, гам, крики с требованием посторониться... Вся эта суета, после стольких дней одиночества в пустыне! Мы глохли и слепли поначалу!
Петра потрясала. В проемах скал стояли изваянные из камня скульптуры. Горели в нишах у жертвенников огоньки, люди кланялись, люди плакали, просили о чем-то...
Улица, по которой мы шли, постепенно сужалась, с обеих сторон стиснутая отвесными скалами. Ущелье становилось все уже и уже. Красный песчаник скал нависал над ними. Голубое небо виднелось только через узкий просвет. Луч солнца не заглядывал сюда, и посреди дня потемнело. Еще несколько шагов. И неожиданно ущелье распахнулось. От яркого света мы на секунду зажмурились, а когда открыл глаза, то у нас перехватило дыхание... Прямо перед ними на фоне скалы возвышался храм. Огромный, изумительно стройный, таинственно мерцающий розовато-красным светом. Гармония и изящество пропорций, розовый цвет песчаника, из которого храм был сделан, все было поразительно. Скалы скрывали великое творение великих мастеров! Площадь перед храмом была полна народа. Словно во сне, двинулась к храму процессия ошеломленных чужеземцев. И вблизи от него снова мы были поражены. Храм был искусно высечен прямо в скале, вернее, фасад храма. А самим храмом являлась скрывавшаяся за ним пещера - огромный, по всей видимости, зал, вырубленный в скале. Изящный фасад храма в изобилии украшали колонны, статуи и женские фигуры в развевающихся одеждах. То были древние, как сам этот мир, богини... На нижнем портике сиял солнечный диск с рогами коровы - символ египетской богини Исиды