Аннотация: Рассказ требует серьёзной доделки, но пока что не дождался
- И сорвал торжественное открытие дворца бракосочетаний...
В комнате было душно и сумрачно; по запотевшему изнутри стеклу снаружи струился дождь. За столом сидел офицер с шерифскими звездочками на погонах, напротив - молодой человек, со смущенным и упрямым лицом. Цветом это лицо изрядно отличалось от бледных лиц шерифа и его помощника.
Шериф читал:
- ...упомянутый Петр Антонов смущал женихов вопросом "почему вы не купили для невесты цветы" и приставал к присутствующим, требуя сообщить адрес ближайшего цветочного магазина...будучи задержанным, отказался уплатить штраф...
Он оторвался от листка и спросил:
- Кстати, как же так вышло-то: на водку деньги у вас нашлись? Или местную пили?
- Черт ее знает, - признался упомянутый Антонов. - Эту водку вашу.
Он стеснялся сказать, что пьянствовал за чужой счет: встреченный вчера случайно знакомый из группы туристов-экстремалов жаждал поделиться первыми яркими впечатлениями, и ему нужен был собеседник. С туристом они сдружились за время трехдневного адаптационного курса. Прививки, адаптогены и иммуномодуляторы, а также безвкусная еда все эти три дня были бесплатными. Гостиница, в которую Петр затем переселился - уже нет. Он помнил, как эмоционально, гораздо ярче туриста рассказывал тому о своих впечатлениях. Потом было состояние, утром после которого с ужасом и восторгом слушаешь о своих похождениях. Впрочем, озадаченных женихов он вроде бы припоминал.
- Что делать будем? - задал шериф риторический вопрос. - На исправительные работы бы тебя отправить. Мало мне своих головорезов, еще возись с иммигрирующими алкоголиками.
- Ты их сначала организуй, исправительные работы, - буркнул его помощник, у окна наливавший воду в чайник.
- Я бы обрадовался и исправительной, - неожиданно вставил Петр, до сих пор стойко молчавший. - У вас считается, что до получения вида на жительство можно не есть и не пить. Полгода.
- А вы что же, - сухо сказал шериф. - Ждали, что вам сразу предложат работу по специальности? Да, у нас тут не как в вашем зеленом поясе. Налоги полностью платим, и если только налоги. Вы откуда?
- Мюр, система Альбирео, - коротко ответил Петр.
- А, - сказал шериф тоже коротко, но заметно другим тоном.
Он заново, задумчиво рассмотрел Петра и покосился на помощника - тот все возился у окна. Капли на внутренней стороне стекла сливались в ручейки. Помощник вытащил три пластмассовых кружки.
- Чай будешь? Настоящий, - спросил он Петра.
От чая Петр отказался. Шериф сунул ему листок, потребовал подписать и убрал в стол.
- Валентин, какого черта я делаю твою работу, а? Протоколы вроде в твоей компетенции. Да и исправительные работы, если подумать.
- Ну знаешь ли, Чаев, - обиделся помощник.- Я что тебе, зеленая команда, всех выручать?
- Валентин, - повторил шериф безнадежно. Валентин дернул плечом и уставился на окно, залитое водой изнутри и снаружи.
- Ладно, - буркнул он Петру. - Сейчас приостановится. - А чай? - спохватился он. С минуту неодобрительно рассматривал начальство, снова дернул плечом и велел Петру:
- Пошли. Да смотри, еще раз застану без колош - еще один штраф впаяю, по полной, - добавил он, глядя, как Петр натягивает куртку.
Дождь в самом деле приостановился, не лил, а накрапывал. Он мелко и противно посыпался на Петра, едва они вышли из-под длинного прозрачного навеса. Весь город казался прозрачным то ли из-за нехватки красок, то ли из-за водяных струй. Кое-где возились люди в серых блестящих комбинезонах, вычищая из сточных канавок только им видимую грязь. Мимо по бесцветной улице проехала машина сочного зеленого цвета - почти бесшумно, но вспыхивая мигалкой. Голубой луч красиво блестел в дождевых каплях и отражался от стен.
- Растишек много лезет к концу мокряди, - непонятно и хмуро пояснил Валентин, останавливаясь под очередным навесом и открывая дверь. Изнутри донесся гул голосов и звон посуды.
- Мне Чука, - крикнул он в щель. - Что? Здесь? - Внутрь он так и не вошел, стоял, загораживая вход широким плечом, пока из дверей не выглянул худой парень. Парень что-то дожевывал.
- Человек без работы, - без предисловия заявил Валентин.
- И что? - удивился Чук.
- Чук, - уныло сказал Валентин. - Когда ты месяц назад попал в историю за торговлю без лицензии, я не говорил "ну и что". Видишь, парень только приехал. А ему надо на что-то жить.
- Ну так бы сразу и сказали, - согласился Чук. Он покивал, разглядывая Петра, почесал нос и бросив "я сейчас" исчез внутри.
- Ну вот, - с облегчением сказал Валентин. Повернулся, и, не прощаясь, неторопливо пошел вдоль сплошного ряда серых домов. Петр подумал о состоянии своих финансов, невесело усмехнулся и остался ждать, прислонившись к сырой гладкой стене. Чук вернулся быстро.
- Пойдем. Ты в "Длинном трензеле" остановился? - спросил он. - Вещи твои заберем. Много Кит не заплатит, не надейся. Зато за жилье пока не будешь платить, и за еду тоже.
Он говорил просто, как старый знакомый, и Петр так же просто пошел с ним по чисто выполосканным улицам.
Они вышли за двухметровую стену, которая казалась наивным сооружением, но, говорят, все же защищала город от рассеивающихся трав. (Петр был уверен, что стена существует для красоты и для туристов). Между долгими рядами теплиц выбрались к сооружению, которое Чук назвал конюшней.
Чук велел подождать и вывел из конюшни зверя, высотой в холке по плечо Петру, незнакомого, но в традиционной конской сбруе. Стремена почти скрывались в густой шерсти. Шерсть уже блестела капельками воды.
- Это корова? - спросил Петр, отстраняясь от любопытного звериного носа.
- Это килари, - серьезно ответил не уловивший сарказма Чук. Он ловко оказался в седле и протянул руку Петру:
- Залезай. Ну же! По прерии пешком не ходят.
Петр взгромоздился на круп зверя, решив воспринимать неожиданные перемены в судьбе как должное. Килари сошел с усыпанной гравием площадки и бойко зашлепал по грязи своими то ли ногами, то ли лапами.
У "скакуна" были большие уши, толстая шея и тонкие кошачьи усы, и шел он странным аллюром, сильно качаясь из стороны в сторону. Сидящий впереди в седле Чук ловко приподнимался в стременах - то на одной ноге, то на другой. Его тощие ягодицы забавно двигались, но Петру было слишком неудобно сидеть, чтобы веселиться. Он цеплялся за Чука и на зеленовато-сизую холмистую равнину вокруг почти не смотрел.
Тряслись долго. Потом долго ждали на наклонной площадке перед домом Кита, "Короля скота", работодателя Чука, где царила хорошая деловая суета. Чук озабоченно поглядывал на небо.
- Домой заехать все же надо, - пробормотал он, когда Кит безразлично отнесся к новой рабочей силе, и стукнул пятками своего "конька". Петру пришлось вцепиться в густую шерсть, чтобы удержаться на своем, который припустил следом.
Дом был похож на дом Короля Скота - тоже невразумительный с виду, но поменьше. Двор был обычный, земляной, по нему отрешенно бродили две животины, ростом поменьше килари, выискивая и подъедая проклюнувшиеся ростки. И девушка тут тоже была.
- Явился, - накинулась она на Чука. - Я думала, ты хоть сегодня мне поможешь с дойкой. Потому что это - не аппарат! Не доильный аппарат! - Она швырнула в угол веранды громыхнувший агрегат. Петр смотрел сцену с восторгом. Чук, приговаривая: "Федь, ну не злись. Через две недели. И огурчиков тебе привезу", скрылся за дверью веранды - большие полупрозрачные стекла вровень со стенами, без рам, и оттуда с удвоенной силой послышались шум и звон. Через пять минут, когда все стало тихо, Чук невозмутимо вышел.
- Красивая девушка моя сестра? - спросил он, засовывая во внутренний карман бутылочку темного стекла.
- Эффектная, - согласился Петр. - А ты совсем другой.
- Понятно, разные, - согласился Чук. - У нас процент собственных детей небольшой, остальные так, в рамках демографической программы. Ты не думай, она добрая. Просто жизнь тяжелая. Сам понимаешь, каждая женщина хочет своего ребятенка родить, а не просто приемного вырастить. А тут все дело, понимаешь, в питании, настоящая еда дорого обходится. Только и надежда на богатого жениха. Или... - он помрачнел. - Куплю новый аппарат после вахты. И бронепленки бы надо, - он сердито потер нос. - Давно пора поверхность реставрировать. А то в один ужасный день найдется какая-нибудь растишечка, развалит. - Чук немного повеселел. - Кто в городе живет, ни за что не поверит, что можно без бронепленки обходиться. А ведь не трогают нас, заразы, тьфу-тьфу, привыкли и не трогают дом! Хороший дом прадед выстроил. Дом построить - это ведь тоже серьезное дело. Страшно подумать, что мне придется. - Чук ударил пятками в бока своего неторопливого килари. - Хотя, неудачник должен быть готов начать все заново. Столько раз, сколько нужно. Целая планета неудачников.
- А я везунчик, - усмехнулся Петр. - Выиграл перелет и право получения вида на жительство.
- Ну да, - нерешительно согласился Чук. - Прадед тоже иммигрантом был, из засушливого мира. Энтузиастом и долгожителем. Сыновей вырастил, собственных. Дом построил.
- Дерево посадил, - машинально закончил Петр. - А знаешь, мой дом тоже прадед сложил. У меня... дома.
- Еще чего - всякую пакость сажать, - отказался Чук. - Чтобы смотреть потом на коробочки с извивучими семенами? Смотри, уже почти приехали. Вон наши ребята промышляют.
Два человека в килбойских плащах возились на лысом, без травы, клочке земли. Приблизившись, Петр рассмотрел, что они размазывают по земле коричневую массу, доставая ее из пакетиков. Чук спрыгнул на землю, бросив поводья Петру.
- Осторожнее, - шикнул на него "промышляющий". - Спугнешь. Сейчас просвет будет.
- Кто, я спугну? - удивился Чук, но послушно замер, не пошел дальше.
- Тихо, уже рассеялись.
Дождь перестал сеяться сверху. Петр маялся, ерзая на своем пегом. Охотники терпеливо чего-то дожидались. Пегий переступил ногами - перед ним теперь тоже была лысая площадка, подцепил и сжевал побег, дотянувшийся до Петрова сапога. Ему тоже было скучно. Порыв ветра добавил к запахам травы и воды еще один, неприятный, запах. Этот запах добавил унылому дню последнюю тоскливую ноту. А на площадке, которую обхаживали килбои, уже поднимались тускло-зеленые ростки. Как в рекламном ролике для туристов.
Унылое ожидание тянулось минут двадцать, потом терпеливо ожидавшие килбои бросились на площадку, азартно набивая мешки зеленовато-лиловыми плодами. И только обобрав все до единого кусты, двинулись, наконец, в лагерь.
В лагере прибывших на смену встретили с энтузиазмом.
- Опаздываете, - сказал старший загонщик, которого Петр видел на ранчо Короля скота. - Опять, как в прошлый раз - когда чуть не заболел, но все-таки приехал?
Раздался смех.
- Что там прогноз погоды, Чук? Скоро мокряди конец?
Завязался общий разговор ни о чем, его смысл сводился к тому, что конец дождей предсказывают не раньше, как месяца через полтора, и это обнадеживает, если учитывать обычную точность синоптических предсказаний. Петр осматривался. Несколько больших палаток, распластавшихся тускло-серыми полотнищами в мокрой траве, костер под навесом - вот и весь лагерь.
Килари расседлали и пустили в стадо. Несколько человек, помогая повару, быстро крошили в котел привезенные огурчики. Скоро повар - в таком же мокром плаще, как у остальных, но с огромным мясницким ножом на поясе, - вооружившись внушительных размеров черпаком, снимал с варева серую пену.
- В килбои гурманы идут, - сказал человек в ярко-оранжевом стеганом жилете и подсел к огню. Он с удовольствием потянул носом, нюхая пар, и вдруг кинул под ноги Петру бурый стебель.
- Для новичка. Нравится цветочек?
- Ничего, - согласился Петр. - У меня в комнате рос похожий.
- Ну?
- Что "ну"? - переспросил Петр. Человек ему не нравился.
- Удавку не стоит трогать руками, - вмешался подошедший Чук и достал лазерный пистолет. Петр быстро посмотрел на Чука, на человека в оранжевом жилете и ткнул стебель толстой веткой, которую вытянул из кучи дров. Гнилая ветка развалилась на куски. Как с такими дровами еще костер горит, сумрачно подумал Петр.
- Ну вот, - обиделся Оранжевый жилет. - Испортил посвящение. Разве новичку не хочется стать полбойским рыцарем?
- Я переживу, - Петр с отвращением бросил в костер стебель, который по остаткам ветки подбирался к его руке. - Но, если ваши обычаи этого решительно требуют, могу морду начистить.
- Хватит, - заявил, присаживаясь к огню, старший загонщик. - Между прочим, новичок, килбой - это килари-боец. Почти гвардеец.
Кто-то хихикнул.
- Я Петр, - сказал Петр. - Петр Антонов.
- Без морд, Петр. А ты, Круглов, в дедовщину решил поиграть? В общем, если кому делать нечего, могу устроить ночное дежурство вне очереди, - он принялся за еду.
- Мне не надо, Олег, - отказался Чук и сунул Петру в руки горячую миску.
Вкус огурчиков неожиданно напомнил Петру зимнюю грибную похлебку. Вкус дома казался совершенно неуместным тут, среди чужих лиц и новых впечатлений. После супа раздали большие куски жареного мяса. Надкусив свой ломоть, Петр заподозрил, что повар тоже участвует в розыгрыше и подсунул ему мясо недельной давности. Все вокруг непринужденно жевали. Петр поймал взгляд Круглова и храбро проглотил первый кусок. На вкус было не так ужасно, как на запах.
- Ешь, - сказал Олег. - Это самый полноценный животный белок, из местных. Кроме муки из дождевых червей. Но та много хуже, поверь.
Чук кивнул ободряюще, и Петр при общем внимании сжевал свой кусок до конца.
Разошлись спать. Чук, стянув сапоги и ловко воткнув голенище в голенище, юркнул под полог палатки. В отблесках пламени Петр разглядел под пологом несколько спальных мешков, но за Чуком сразу не полез. Кустики нашлись совсем не там, где он видел их при дневном свете. Вероятно, это и были уже другие кустики. И омерзительно мокрые.
- Приманку подобрал? - спросил Чук из палатки, до которой Петр доковылял, уже не стараясь выбирать дорогу посуше. - Ладно, лезь сюда. Теперь все равно поздно, надо сразу подбирать.
Стеснительный Петр молча снял сапоги и мокрую верхнюю одежду и забрался в волглый спальник. Похоже, подстилкой служили потники - в палатке крепко пахло звериным потом. Утром предстояло гнать гурт к месту последней сезонной стрижки.
Так началась его вахта.
Было тяжело.
Не раз и не два пришлось напоминать себе, что это не навсегда, что это кончится, непременно кончится... ну должна же быть другая жизнь на этой страдающей недержанием планете. По утрам Петр, стиснув зубы, выбирался из палатки, чтобы приняться за работу. Зубы он стискивал, чтобы они не стучали совсем уж противно и громко. С недосыпа особенно мёрзлось по утрам, до первой чашки кофе, или капельки иного напитка. Этот кофе ни видом, ни запахом не напоминал привычный ему напиток. Зато этот кофе пили в лагере от души, в огромном количестве, он явно был распространенным и дешевым, и Петр предпочел не спрашивать, из чего он делается. Каждый день подавался к столу пахнущий стелькой сыр и безвкусный творог из молока килари. А от мяса, которое хорошо прожаривали и подавали под острым соусом, Петра стало подташнивать уже на второй день.
Трава низкосейка за ночь успевала отодвинуться от лагеря - вечерняя перегнивала, а новая не желала расти рядом с людьми. Едва дождь останавливался и поднимался ветерок, воздух наполнялся бурыми крылатками, "волосяными шариками", спорами, а трава кишела муравьями. На коже проступала зелень микроскопических водорослей.
Гурт двигался медленно. Килбои гнали прожорливых килари, выбирая места, где маленькими рощами вырастали деревья - низкорослые растеньица не могли насытить крупных животных. Килари обгладывали ветки и кору, вгрызались в упавшие стволы. То, что осталось от несгнивших стволов, привозили в лагерь для костра. Таких колков среди равнины было немного, но килбои отчего-то не приближались к полосе зарослей, которая иногда показывалась слева - деревья росли полосой вдоль реки.
- Что там? - спросил однажды Петр. - Там нельзя пасти?
- Ты что - испугался Чук. Петру показалось на миг, что Чук хочет схватить его за плащ и удержать. - Скотину погубишь и сам не выберешься.
- Там сельва, - объяснил килбой по имени Антон Киляев. Старзаг часто ставил Киляева в одну команду с Петром и Чуком, чему Киляев, казалось, не был рад, хоть и молчал.
Петр удивился, как широко, оказывается, люди в разных мирах трактуют понятие "лес", если стометровую полосу зарослей можно назвать сельвой.
- Серьезно, гиблое место. И страшное. Туда забредали, горят, компании, и что думаешь? Если там заночевать, утром один не просыпается. Непременно только один за ночь.
- Ясно, - сказал Петр, отворачиваясь и готовясь включить пищалку, какой подгоняли стадо. Киляев славился любовью травить байки, которые мало кого развлекали. Вот над Чуком посмеивались часто и всегда беззлобно. Похоже, Чук был из числа тех недотеп, которые вроде бы ничего особенного не делают, но служат постоянным источником общего веселья. Даже имя "Чук" естественно укладывалось в "чудак", Петр недоумевал, что это за имя. Прозвищами в лагере не увлекались, прозвище имел только Длинный - но тот действительно был очень длинный.
- Я серьезно, - обиделся Антон Петру в спину.
- Зато там, говорят, в сельве яблони встречаются.
- Что за яблони? - переспросил Петр. - Это вроде огурчиков?
- Нормальные яблони, как в зеленом поясе.
Петра охотно просветили. "Родные" человеку растения, какие росли на планетах, подвергшихся в свое время биозачистке с последующим озеленением (проект "Зеленый пояс", планеты звезд класса G1-G3), обычно не выживали в диких условиях, не будучи защищены надежными стенами теплиц от быстрорастущих конкурентов и вредных насекомых, которых не нравилась чужая флора. Яблони - росли, хотя медленно, и неохотно размножались. Они высоко ценились, как и любой источник полноценных продуктов, и особенно женщинами.
- Когда-то высаживали во дворе яблоньку, если в семье рождалась девочка, - подтвердил Чук. - Дед рассказывал. Теперь, правда, сначала нужна яблоня, чтоб родилась девочка. Или вообще ребенок.
- А еще там наш местный мак растет. Но это уже статья, - добавил Киляев.
Этот разговор продолжался уже вечером, на стоянке, - пока старзаг Олег не перевел его на более близкую всем тему - кто завтра уедет, а кто останется до следующей смены.
Замученный и хмурый Петр слушал краем уха. Сегодня провалилась попытка почувствовать себя полноценным врачом, когда один из его товарищей получил ожог местной разъедающей ткани крапивой. Петр возился с ним минут пятнадцать и даже извел ампулу анальгетика из своего бесценного запаса, после чего подъехал старзаг и промыл язву нейтрализатором из своей аптечки. Таким образом, он не сразу понял, что вахта кончается - а он умудрился об этом забыть.
- У меня тоже стрижка, - говорил Чук.
- Я могу остаться, - храбро предложил Петр (Киляев покосился с изумлением). Но не расстроился, когда обошлись без него.
Назавтра после обеда несколько человек покинули лагерь маленькими группами. Как-то естественно получилось, что Петр поехал с Чуком. Было странно, что до цивилизованной жизни остались считанные часы. К тому же Петр пока не знал, что будет делать с цивилизованной жизнью.
- Делянка, - сказал Чук, рассмотривая до сих пор неразличимые для Петра бурые ростки. - Извини, не могу мимо проехать. Я Федьке огурчиков обещал. Ты как? Поможешь?
Петр согласился без особого желания. Возвращение к цивилизованной жизни задерживалось. Чук мигом подготовил и обмазал площадку, они устроились в сторонке
На этот раз над кустами закрутились мигом налетевшие, презирающие дождь не то насекомые, не то птицы величиной с кулак.
- Их едят? - спросил Петр. И сам себе удивился: это как надо изголодаться, чтобы начать обо всем спрашивать "с чем его едят". В буквальном смысле.
- Едят, - согласился Чук. - Можно охотиться. Но этих ловить интереснее. Я как подумаю о том, какую чистую радость они испытывают, прорастая на наших телах... Они ведь и наши какашки больше килариных любят. Давай, пора.
Огурчики Чук бросал в пакеты, добавляя в каждый пакет капсулу и плотно запечатывая, капсулки тут же рассыпались, оставляя горстку рыжего поглотителя, а пакет чуть заметно заполнялся газом. Заклепка была не простая, а помеченная пестренькой сине-белой картинкой.
- Продержатся и до завтра, - с удовольствием сказал Чук. - Недешево упаковка обходится, но окупается. Они стоят дороже, чем тепличные овощи. Как привозные, из зеленого пояса, твоего родного.
- Я не с зеленого пояса, - возразил Петр.
- Да, в самом деле.
Едва отправились дальше - как Чук снова посмотрел на Петра, виновато.
- Нектар. Как тут мимо проедешь.
- Давай, что теперь, - Петр спешился.
У крупных, с тарелку, цветов была странная форма.
- А ложкой нельзя зачерпнуть? - с сомнением спросил Петр, когда Чук вытащил из цветка обмазанную темной массой руку.
- Какие железяки! У насекомых хобот не железный. Оттяпают твою ложку в два счета, и все. Если смогут, вместе с рукой. Нет, никаких инструментов. Только живой рукой.
- А живую руку не оттяпают?
- Ты же говорил, что ты доктор, - сказал Чук. - Случайно не акушер?
- Из нас готовили универсалов.
- Ну и хорошо! - обрадовался Чук. - Тогда ты должен это чувствовать. Работай, док! Они же отцветут скоро!
Петр нерешительно сунул руку в холодно чмокнувшее нутро цветка. Нектар был густым, как засахаренный мед, но все равно, непростым делом оказалось просовывать его в узкое горлышко Чуковой фляги.
Наконец снова поехали, и в третий раз Чук остановился, не проехав и десяти минут. На этот раз Петр понял, что тот заметил - холмик с густо растущими на нем мясистыми ядовито-зелеными кустами.
- Черт, - сказал Чук, подъехав ближе. - Черт!
Петр тоже подъехал. Чук рассматривал ярко-оранжевую, почти люминесцирующую стеганую ткань.
- Как у Круглова, - сказал Петр. И осекся.
Чук молча спешился и взялся за верхушки кустов. Вырвал пук, увидел, какое крошево остается на месте выдранных корней, отшатнулся и вытер руки о мокрый плащ.
- Лучше не ворошить, - сказал он. Постояв, будто делал над собой усилие, он опять приблизился к могиле и начал обламывать стебли. Петр помогал. Скоро холмик белел сплошным переплетением корней, и только синтетика ядовитого цвета ярко просвечивала через переплетение корней, будто сопротивляясь им. Стало заметно, что уже темнеет.
- Странно, - сказал Петр.
- Да, странно, - подтвердил Чук. - Такого... убийств здесь не было, считай, с индейских времен.
- Я не про то. Кости. Это не человеческие кости! Может, не стоит и трогать?
- Как ты разглядел? Да нет, все равно, надо забросать, - сказал бледный Чук. - Давай скорей заканчивать. - А разбираться - не наше дело.
Вдвоем они обложили холмик срезанным дерном, чтобы спрятать его от нового поколения трупоедов.
- Все, - заявил Чук. - И сдается мне, сегодня мы уже никому об этом не расскажем. Слишком плохо ехать, когда не видно столбов. Жалко, ночевать неуютно будет.
- Хоть немного отъедем, - попросил Петр.
Пока немного отъехали, стало совсем темно. Чук натянул край полимерного полотнища на путеводный столбик, прижав изнутри двумя седлами. О костре речи не было, Чук вытащил из кармана кусок жареного мяса - он по привычке забирал с собой то, что не доел в обед. Приятели сжевали мясо и забрались в импровизированную палатку.
Дождь привычно шуршал по тенту. Петр проснулся с ощущением, что хорошо выспался, и с ужасом подпрыгнул, недоумевая, отчего его не разбудили криком "подъем!" в ухо и как он теперь будет оправдываться перед старзагом.
Чука не было. Поразмыслив, Петр решил, что Чук отыщется сам, не маленький. А он, Петр, тоже не маленький и может позаботиться о себе сам.
Пегий топтался в жидкой грязи, на пятачке без травы, привязанный к зеленому столбу, и посмотрел укоризненно. Петр оседлал его, сложил палатку и немногочисленные вещи и тронулся в путь, высматривая путеводные столбы.
Через некоторое время оказалось, что столбов не видно. Только сейчас, оказавшись в прерии без провожатого, Петр осознал, что это такое - ездить там, где нет дорог и следов, где солнца не бывает видно, и преисполнился к Чуку уважения. Пологие холмы выглядели не так, как вчера... впрочем, холмы и есть холмы, все на одно лицо.
Заметив в этой мокрой пустыне появился человеческий силуэт, Петр заново оценил собственный вид, на который не обращал внимания в лагере. Красота: восседает человек на низеньком, кругленьком звере с усатой мордой, с капюшона капает вода на небритое две недели лицо, на носу вечная капля... Хотя незнакомец выглядел немного приличнее.
- Вы едете к Киту, или просто ошиблись направлением? - подняв руку в виде приветствия, закричал тот, не дожидаясь вопросов. Петр признался, что заблудился, и всадник любезно предложил проводить его до города.
- Конечно, тут даже старожилы ездят от столбика к столбику, - согласился незнакомец. На самом деле город уже близко. Его даже можно увидеть в солнечную погоду, в определенный час, когда лучи падают на бронепленку под особым углом. Кстати, мое имя Стас Тихорецкий, а прозвище Буйный Килари. А ваше?
- Как? - не понял Петр.
- Ну, должны же быть традиции, верно? Вас не удивляет, что на русскоязычной планете так много псевдоанглийских названий? Пионерам нравилось играть в дикий запад. Если игра помогает жить и пасти коровенок, почему бы не назвать их экзотично? Правда, как раз слово "килари" заимствовано у аборигенов...
Пока ехали к городу, Петр успел получить множество интересных сведений: какие травки лучше растут на северной стороне холма, а какие на южной, почему среди местного населения женщин всего сорок процентов и как это сказывается на поведении мужчин, и какая суета бывает в таком правильном на вид городе перед каждым мокрым сезоном - тот почему-то всегда начинается неожиданно. Он расстался с Тихорецким у городских ворот не без сожаления.
Работник конюшни взглянул на тавро и без возражений выдал Петру квитанцию в обмен на килари, который явно обрадовался казенному стойлу. Самое время было отправиться "Длинный трензель". Очутиться в высушенной кондиционером комнате, смыть горячей водой запахи дыма, прели и мокрой шерсти. Посмотреть какую-нибудь серию "Космических флибустьеров", - а что, очень даже неплохо после лагеря, где будто нарочно пренебрегали достижениями цивилизации и даже аппараты связи были не у всех. Ну и подумать спокойно, что делать дальше.
Он все-таки не дошел до "длинного трензеля". Сначала заплутал в незнакомых уличках и неожиданно вышел к гостинице для туристов. А когда повернул к центру, из неприметной двери потянуло запахами еды. Настоящей. Чем-то жареным и печеным, такие запахи в "Длинном трензеле" не водились. Или он просто изголодался? Ну так что же, нельзя ощутить себя человеком после двух недель пастушьей жизни?
Петр решительно ввалился в ресторанчик, поправ мокрыми килбойскими сапогами местный обычай разуваться при входе, и небрежно перекинул через спинку стула плащ из лучшей в галактике шерсти, с которого капала вода. В ресторанчике были белые скатерти, тепло и свет манили забыть о пасмурном дне снаружи. Справа, через столик, чисто одетый господин придирчиво рассматривал принесенную официантом бутылку в лакированном ящичке. После оживленного диалога официант бережно вытер бутылку, водрузил на стол и стал демонстрировать посетителю новый ящичек, где, поблескивая боками сквозь желтый солидол, ждала своей участи банка тушеной говядины.
- Что будете заказывать? - раздалось над головой. Петр уткнулся в меню, озадаченно пытаясь сопоставить цены с суммой, выданной ему вчера. Потом поднял голову, рассматривая официантову физиономию. Другой официант, обслуживающий обеспеченного господина, торжественно понес тушенку на кухню, разогревать.
- Мне бы крысятины... то есть киларятины, - попросил Петр. - Жареной, со специями.
- Мяса местных животных у нас не бывает, - лицо официанта потихоньку розовело.
Господину справа принесли запечатанный прозрачный пакет. С огурчиками.
- Жалость какая, - сказал Петр. Его несло, и не туда.
Официант, которому достался другой, приличный клиент, крутил огурцы так и этак. На пакете был синий с белым ярлычок. Как на пакетах Чука.
- Ну, что ж, если нет, - сказал Петр своему официанту. Он никак не мог рассмотреть ярлык.
- Есть тепличные овощи, по умеренной цене, - неожиданно миролюбиво предложил официант. - Овощное рагу, очень вкусное.
- Подойдет, - так же мирно согласился Петр. - Но простите мое любопытство. Я искал одного человека, он занимается ловлей огурцов... то есть... ну да. Мне показалось, я узнал этикетку. Его зовут Чук.
- Вы знакомы с траппером?
- Нас шериф познакомил, - зачем-то сообщил Петр.
- Спросите распорядителя. Я-то не знаю, откуда у нас какие продукты.
И Петр доверчиво шагнул за перегородку.
В первый момент показалось, что он задремал в седле, так было холодно и промозгло. Только руки ныли сильнее ног и поясницы. Руки, связанные за спиной.
- Плащ забрали, паразиты, - произнес он вслух. - Холодно.
- Вообще-то полагается перебить жертве руки и ноги, а потом выдержать живьем в холодной проточной воде, - отозвался знакомый голос. - Чтобы мясо приобрело настоящий вкус. Тебе тоже не перебили? Вот олухи.
- Это ты, Чук? - удивился Петр. - Что же ты меня сегодня не разбудил?
- Ты так спал сладко, а огурцы надо реализовать быстрее, - виновато объяснил Чук. - Ты не потерялся?
- Я нашелся. А здесь ты что делаешь?
- Что, что, - сказал Чук непривычно злым голосом. - Жду. Им некогда было, этим лодырям. Вот вернутся и займутся нами как следует. Я имею в виду руки и ноги.
- Нашел время шутить, - досадливо сказал Петр.
- Какие же это шуточки, если ты кандидат на кухню... Я тут потому и лежу, что без спроса на кухню к ним сунулся. Предупреждал Валентин: сдавай продукты в законных пунктах приема. А ты почему здесь?
- Я отключился. Только про тебя спросил.
- Еще и шерифа помянул? - удивился Чук, выслушав коротенький рассказ. - Ну и д... Я хочу сказать, с твоей стороны неблагоразумно. Ладно, не паникуй. Лучше пошарь у меня в кармане, если у тебя руки не очень опухли. - Чук поерзал рядом, придвигаясь к Петру. Петр с трудом сел на твердом сыром полу. - Нет, ты полегче. Это не фонарик, это я сам. И там еще пробирочка с семенами была.
- И что делать с твоими семенами? - спросил Петр, когда фонарик высветил бетонные стены и пол, заваленный узлами и ящиками.
- Это растишки, - сказал Чук таким тоном, будто это все объясняло. - Когда растишка начинает ломать стены, приезжает помощь, - разъяснил он.
- Давай лучше руки развяжем. У меня инструменты. Кажется, на месте.
Чуку изрядно повозился, пока достал из кармана Петра плоский футляр с малым набором хирургических инструментов - скупое приданое, которое по традиции получал любого медицинского колледжа галактики. Еще дольше провозился Петр, стараясь осторожно разрезать связывавший руки Чука ремень, и все-таки поранил тому руку полимерным скальпелем. Но развязанные руки еще не решили такой проблемы, как четыре стены и наглухо запертая дверь. Чук кинул семечко растишки на пол там, где пол показался ему сырым, и с надеждой уставился на него в свете фонарика.
- Не растет, сволочь, - уныло сказал он через пять минут и снова капнул на зернышко все еще идущей из пореза кровью. - Не хочет! У тебя, случаем, приманки не осталось?
- Растишки в самом деле ломают стены? - усомнился Петр, который так и не обзавелся привычкой таскать в кармане приманку.
- А то! Когда не нужно. А в животе тоже нету?
Помощь пришла неожиданно. Дверь распахнулась, впуская показавшийся ярким свет и сырой, но живой воздух. Вместе с воздухом в подвал проник запах перегара и слегка заплетающийся голос:
- Нет, я хочу сам увидеть, где хранятся знаменитые сыры. Ну вот же - граждан пустили посмотреть? - он уставился на придвинувшихся к двери Петра с Чуком. - А, Петро, это ты! Развлекаешься?
- Развлекаюсь, Вась, - Петр узнал знакомого туриста, мимоходом удивившись, что тот еще здесь. - Ты не волнуйся. На самом деле это очень скучно - смотреть на сыры.
- Нет, я хочу сам...
Петр с Чуком осторожно протиснулись мимо таращившегося на них в недоумении служащего - к счастью, незнакомого и пока не пришедшего в себя, и с деловым видом зашагали прочь, с трудом сохраняя достоинство.
- Странно и неприятно, - сказал Чук, сворачивая в узкий проулок.- Придется пойти пожаловаться шерифу, пусть разберется, что ли. Какой я стал законопослушный, аж самому противно.
Полицейский участок был заперт наглухо. На двери висел листок, где было крупно написано от руки "Уехал на поимку преступника".
- Знаем мы эти поимки, - ворчал Чук. - Только, знаешь, мне что-то стало в этом городке неуютно. Что-то мне так домой захотелось! Поедем ко мне?
Петр поколебался и согласился.
- Надо бы проверить, вдруг у них оперативные посиделки, - спохватился Чук почти у ворот. - Есть тут трактирчик "За стеной". Пару кварталов всего. Ладно, ты пока килари забери, а я буду через десять минут.
У конюшни Петру встретился Киляев.
- Привет, ты тоже тут? - Петр хотел пройти мимо, но Киляев остановил его.
- Не торопись. Поговорить нужно.
Да? - Петр неохотно прошел с ним дальше, пока не остались за спиной все постройки и где их неожиданно встретила целая толпа, человек десять - кто в килбойском плаще, кто в городской куртке.
- Что случилось-то? - хмуро спросил Петр, смутно почувствовав неприязнь.
- Нам бы хотелось, чтобы ты объяснил это. - Киляев показал Петру коробочку со шприцем. - В наших аптечках другие. Ты у нас тут один с такими причиндалами, клистирная трубка.
- Ты нашел? Спасибо! - Петр потянулся за коробочкой.
- Лучше спроси, где я это нашел. Тело присыпано, как положено. Или ты думал, так его не найдут? Глупо.
- Глупый пингвин робко прячет тело, - растерянно процитировал Петр. - Вы чего, ребята! Конечно, надо было засыпать, там трупоеды уже пировали... Черт, надо же было сообщить, из головы вон. Но Круглова я даже не видел. В той могиле вообще был не Круглов!
- Где же тогда Круглов? - удивился килбой.
- Откуда я знаю!
- Издевается, - констатировал килбой. - Зря отпираешься, между прочим. Все знают, что ты его не любил. И у нас таких случаев не бывало, пока ты не появился. Что вы вообще тут ищете, чистенькие иноземцы? Острых ощущений? А ты знаешь, что Круглов был моим другом?
Он вытащил свой лучевик. Так неожиданно, что Петр даже не испугался. Другой килбой остановил Киляева:
- Убери оружие. Пусть будет справедливо. Божий суд.
Петр отрешенно наблюдал, как он не торопясь достает из-под крышки пузырька аккуратную гигроскопичную ватку, потом маленькие черные семена, - как у Чука. Он стал вырываться, только когда его потащили - дальше, в открытую степь.
- Слушай, сынок, - сказали ему, - мы можем и не так вежливо. Не дергайся!
Петра держали четверо, и он мог только смотреть, как растет растишка - гладкий, почти голый побег. Хорошо поднимается, радуясь дождю и свету. Потом его поставили на пластиковый ящик к растишке спиной и накинули веревку на шею.
- Бывает, у нее рост переходит на боковой побег, так что лучше не сопротивляйся, - посоветовал знакомый килбой.
Растут ли боковые побеги, разглядеть было невозможно. Задрав голову, Петр видел только серое небо. Но что веревка подтягивается вверх, чувствовал затылком. Он посмотрел прямо перед собой, жмурясь от стекавших по лицу ручьев, на полукруг лиц, смотревших на него с одинаковым выражением холодного ожидания. Сейчас, по всем книжным законам, должен был бы появиться Чук, которому его навязал шериф. Чук, который имеет обыкновение исчезать, а ведь должен был появиться и сделать что-нибудь героическое и заведомо бесполезное, но все-таки - а вдруг?
Веревка слегка натянулась.
Да неужели это с ним и всерьез?
Петр слегка пошатнулся на своем ящике. Поймал равновесие, чувствуя, как встали дыбом волосы - там, где головы касалась веревка. И увидел Чука.
Несколько секунд Чук смотрел ему в глаза, будто не собирался ничего предпринимать. Потом медленно шагнул вперед.
- Мы вчера весь день вместе были. И сегодня, у людоедов в подвале.
Кое-где в толпе раздался смех.
- А акул там не было, Чук? Или плотоядных килари?
- Он убил Аркадия, Чук, - сурово сказал один из килбоев, тоже знакомых Петру по лагерю. Петр безнадежно смотрел, как двое крепко ухватили Чука за плечи.
- Ребята, ну вы что! Я же был с ним!
- Ты был с ним? - строго спросил килбой. - Думай, что говоришь, Чук!
- Так, ребятки, а теперь давайте по закону, - произнес сбоку чей-то голос. Петр скосил глаза.
- И кто нас заставит, не ты ли, Валентин? - мрачно спросил килбой, который держал Чука.
- Я, - произнес спокойный голос. Великолепный шериф Чаев отбросил с лица капюшон. Перед собой он небрежно держал двуствольный излучатель. Он обвел взглядом собравшихся. Петру показалось, что под этим взглядом меняется выражение лиц, как стираемое ластиком. Впрочем, он это не очень хорошо видел. Веревка решительно натянулась: проклятая растишка резво пошла в рост.
- Чук, - захрипел Петр. Чук подскочил к нему и сдернул с шеи веревку.
- Пойдем-ка со мной, - невозмутимо сказал шериф, поворачиваясь к Петру. - Похоже, я обречен с тобой возиться до конца дней своих. И ты пойдем, Чук.
Не очень хорошо соображая и растирая горло, Петр послушно побрел за шерифом. Он смотрел прямо перед собой, на спину в мокрой синей куртке, но все еще продолжал видеть, как лица убийц превращаются в лица людей. Людей, с которыми он долгих две недели спал рядом и ел из одного котла.
Их отпустили под подписку о невыезде за пределы округа. Петр подозревал, что в его отношении шериф должен был бы принять более строгие меры, но ему было уже все равно.
Они стояли на крыльце конторы, где на двери все еще висел отсыревший листок "выехал на поимку преступника". Но теперь над ним красовался еще и портрет с подписью "Разыскивается". Дождь моросил не переставая, а низкие облака давили так гадко, как даже на этой планетке еще не бывало.
- А ведь я с ним знаком, - сказал Петр, задумчиво портрет Тихорецкого, с тяжелым взглядом и в капюшоне. - Сегодня утром он мне дорогу указал, этот Буйный Килари. Я еще думал, он шутит.
"Ну вот, - подумал он про себя. - Встретился интеллигентный человек, так и тот бандит"
- Какие могут быть у бандита шутки? - фыркнул Чук. Странно, как ты легкомыслен. У нас тут всяко. Иногда приходится за выживание драться.
- Это потому, что я не от мира сего, - Петр неожиданно для себя разозлился. Напряжение последних недель готово было прорваться, как нарыв. - В моем мире никто не подумал бы вот так - с человеком. Только не надо мне говорить о выживании. У нас тоже выживать приходится.
Петр остановился. Чук-то в чем виноват. Да и в самом деле - в подвале ему казалось, что опасность не в серьез, и кончилось все быстро. Вот почувствовав захлестнувшую горло петлю, он перепугался самым позорным образом, и было отчего.
Чук смотрел встревоженно и с интересом.
- Извини, - сказал Петр. - Спасибо, ты меня выручил.
- Это шериф вовремя нашелся, - пожал плечами Чук. - Не расстраивайся. Дождь скоро кончится. И вообще все будет нормально. В межсезонье люди нервные, но это пройдет. А что, у вас тоже выжить непросто?
- У нас большую часть года вообще нельзя жить под открытым небом. Да плюс сейсмически неспокойная обстановка. Сто назад, во времена прадеда, многие общинные дома пострадали, - он быстро взглянул на Чука - ему казалось, он говорит так, как рассказывают детям первой ступени обучения. Чук слушал серьезно. - Моим предкам особенно не повезло, дом разрушило так, что пришлось почти заново отстраивать, а зима уже на пороге, голубая зима, если ты слышал, что это такое. Другие общины не могли нам помочь полностью. Соглашались приютить примерно треть наших, по разным домам. Ресурсы жизнеобеспечения, знаешь ли, не резиновые.
- И что было дальше? - спросил Чук, потому что Петр замолчал.
- Уговорили приютить всех, но на время. И часть старших мужчин отстроила дом. Если бы они остались до лета в катакомбах, прожили бы еще несколько лет. Моя прабабушка тоже работала с дедом. Сказала, что у нее уже детей быть не может, значит... - Петр сбился и замолчал.
- Как же ты уехал? Тебе не надо было остаться... восстанавливать дома?
- Отпустили, - ответил Петр, уже неохотно. Его злость ушла, осталась только усталость. - Была череда благополучных лет, община выросла.
- Ясно, сказал Чук. - Почему ты не говорил, откуда приехал? Ребята уверены, что ты с зеленого пояса. Поедем к нам? Без меня ты опять во что-нибудь влипнешь.
- Я лучше в гостиницу, - хмуро сказал Петр. - Пойду, вымоюсь спокойно и вообще.
- У нас в это время года с водой никаких проблем, - успокоил Чук. - Прадед хороший дом построил. Ты Федьки боишься, что ли?
Петр иронически на него покосился.
- Ну пошли, - потянул его Чук за рукав.
Ехали спокойно, как будто сняли напряжение слова Чука о том, что все будет хорошо. Килари рысили по местам, знакомым до боли в натруженных ноющих мышцах. Петр в новом плаще, с новеньким излучателем системы "Кольт" и с калошами в мешке за спиной уже уверенно восседал на своем Пегом, который философски отнесся к тому, что его забрали из конюшни. Чук весело рассказывал, как его прадед торговал с туземцами по методу финансовой пирамиды и имел из-за этого отношения с тогдашним шерифом. Даже в облаках, казалось, наметились просветы.
Несколько мелких зверей, как прежде, караулили голый двор.
- Федюш, ты дома? - закричал Чук, еще не сойдя с килари. - Вот, и когда уму в последний раз прнишлось уносить ноги... А где же Федька, а?
Он осмотрел загон и хлев и вернулся совсем озадаченный. На крыльце Петр изучал кое-как пришпиленный листок.
- Скоро вечерняя дойка, а ее где-то носит, - ворчал Чук. - Килари на месте. Пешком она ушла, что ли? Что это?