Гаан Лилия Николаевна : другие произведения.

Страстные сказки Средневековья/ Книга первая

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


Оценка: 7.61*5  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    [img]https://img-fotki.yandex.ru/get/64820/301783960.4e/0_173f41_2af4ffb6_orig.gif[/img] Роман повествует о необычайных приключениях, выпавших на долю первой красавицы маркграфского двора Стефании Лукаши, похищенной накануне своей свадьбы. Граф де Ла Верда завоевывает сердце жены, и влюбленные счастливы вместе, но в отношения между героями словно вмешивается злой рок. Их ждут испытания разлукой, греховными страстями, интригами завистников, чужой любовью... Любовь и страсть, преклонение перед рыцарскими идеалами и коварное изощренное насилие, вмешательство в судьбы героев сверхъестественных сил - все это найдет читатель на страницах данной книги. Сумеют ли супруги преодолеть отчуждение и построить счастливую семейную жизнь? Или так и расстанутся навсегда с взаимной обидой и непониманием? Исторические реалии эпохи конца Средневековья с его драматизмом и противоречиями переплетают судьбы наших героев с коронованными особами, рыцарями и трубадурами, с нищими, проститутками и ворами - самым дном европейского средневековья - на фоне захватывающих интриг и политических войн конца пятнадцатого века.

  ПРОЛОГ.
   Пан Лукаши принадлежал хотя и не к очень богатому, но знатному моравскому роду. Его старый замок, конечно, возвышался над окрестными деревеньками, но когда путники подъезжали ближе, то замечали, что от былой мощи крепости осталась только обветшалая башня с несколькими фрагментами искрошившейся стены.
  Правда, путники это моравское захолустье навещали крайне редко. Да и на что было особо любоваться в Лукаши?
  Господский дом - просторное, но довольно невзрачное здание под соломенной крышей, был обнесён невысоким, почерневшим от времени частоколом. Не особо радовала глаза и каменная старинная часовенка, выщербленные стены которой щедро покрывали мох и лишайник.
  Зато тяжелые дубовые ворота со скрипучими створками ревностно охраняли холопы с пиками, готовые жизнь отдать за хозяев. Впрочем, самого молодого пана в вотчине сейчас не было: он подвизался при дворе чешского короля.
   Всеми делами в замке заправляла его мать - пани Анелька, властная женщина средних лет, строгая и богобоязненная. Её суровое лицо часто взирало с высокого крыльца господских покоев на подвластных людей и, казалось, ничего не могло утаиться от зоркого взгляда грозной пани, никакой даже самый мелкий грешок. Хозяйка она была отменная, и только благодаря её железной воле дом Лукаши ещё не был окончательно разорен. Жизнь в старом замке текла размеренно и спокойно, не потрясаемая особыми волнениями: квохтали куры, мычали на рассвете коровы, блаженствовали в вечно не просыхающей большой луже посреди двора поколения свиней.
  Если пани Анелька предпочитала проводить время в непрестанных молитвах да в подсчетах прибылей и убытков, подвластных людей господские дела интересовали мало. Дворня после того как заканчивала с дневными делами всегда толпилась на кухне, греясь у огня и вдыхая аппетитные запахи еды. Болтали, о чём придется. В тесном, лишенном развлечений мирке любая мелочь становилась новостью: и объевшаяся клевера лошадь и забравшаяся на дерево коза. Всем с детства известные сказки, небылицы, легенды пересказывались чуть ли не каждый день, но не надоедали неприхотливым слушателям.
  В тот осенний вечер, в который раз разговор зашёл о кровавых походах Яна Жижки. Старый смотритель покоев не торопясь расписывал, как это кровожадное чудовище держало замок в осаде, как отличился покойный пан Януш в защите своих владений, как свирепствовали и бесчинствовали еретики в окрестных селах, жители которых не успели спрятаться под защиту стен крепости. Комнатные девушки и холопы, раскрыв рты, слушали жуткое повествование. Была среди них и дочь управляющего Хеленка.
  Девушка не жила в людской, но её мать служила здесь поварихой, и каждый день она приходила на кухню помогать готовить, сюда же вечером спускался из господских покоев отец и, поужинав, семья отправлялась в башню, где пани Анелька выделила им помещение под голубятней.
  У Хеленки - четырнадцатилетней, красивой девчушки с серыми ясными глазами, открытой улыбкой и белокурыми до бесцветности кудрями, при всех её достоинствах был существенный недостаток, а именно - её терпеть не могла пани Анелька.
  История этой неприязни уходила во времена, когда о Хеленке и помину не было.
  Со всех сторон к замку и окружающим его подвластным деревенькам подходил лес, прозванный за дремучесть Черным: куда не кинешь взор, так сразу упрешься в острые пики могучих елей. И вот там, в его таинственной глубине проживала бабка девушки - старая колдунья Агата. О ведунье все знали, к ней обращались за помощью, но само её существование очень не нравилось пани Анельке, потому что оскорбляло её христианские чувства.
  Между тем отец Хеленки и доверенное лицо Лукаши - эконом Вацлав был единственным сыном лесной ведьмы. Когда-то именно он сопровождал ныне покойного пана Януша на учебу в Пражский университет. Услужая панычу умный паренёк и сам многому обучился, поэтому Вацлав был самым грамотным человеком в замке. И всё бы шло хорошо, если бы однажды, уже в немолодом возрасте, он вдруг не задумал жениться.
   Жители подвластных Лукаши селений из-за старой ведьмы не хотели отдавать за него своих дочерей. Но справедливости ради стоит отметить, что Вацлав и сам не обращал на деревенских красавиц никакого внимания. Зато он часто по делам бывал в Брно, где сбывал деревенскую продукцию на рынке. Там он останавливался на постоялом дворе "У зяблика", который содержал немец Ганс Штольц. Трактир ему нравился чистотой и хорошей кухней. Там-то Вацлав и приметил юную судомойку. Девочка отличалась опрятностью, покладистостью и красотой, только была очень хрупкой из-за недоедания и непосильной работы. Ей уже исполнилось тринадцать лет, и она вполне годилась для замужества.
   Вацлав навел справки и узнал, что Гута немка и круглая сирота. Трактирщик запросил очень высокую плату за то, что давал ей кусок хлеба: может, он не желал отдавать горожанку за подневольного человека, а может, и сам имел на неё какие-то виды. Кто знает, что скрывалось за завуалированным отказом Штольца, ведь таких денег у Вацлава не было. Но прелестная девчушка настолько пришлась по сердцу мужчине, что он решил обратиться за помощью к пану Янушу.
   Лукаши отказывать не стал. Однако он лично съездил в Брно, чтобы посмотреть на девушку, и тут же поставил условием денежной помощи право первой ночи.
   Не сказать, что это было выдающимся событием: такие вещи в ту эпоху происходили сплошь и рядом, но пан Януш подобным сладострастием никогда не грешил и уже много лет жил с пани Анелькой в любви и согласии. Вацлав недовольно поморщился. А собственно, что ему ещё оставалось делать? Гуту само собой никто не спросил, чего она хочет (девушка вообще была безропотным созданием) Зато супруга пана Януша затаила обиду на всю жизнь.
  Анелька была слишком горда, чтобы дать понять мужу, насколько уязвлена изменой, но родившуюся неизвестно от кого через девять месяцев Хеленку терпеть не могла и отказывалась её видеть. Только поэтому девушка не подвизалась в замке ни поварихой, как её мать, ни служанкой, а в основном занималась прядением и рукоделием. Даже на кухне она появлялась только, когда пани удалялась в свои покои.
  Девушка скучала в башне за шитьём, изредка помогая отцу вести хозяйственные книги да читая ему вечерами тайком от замкового капеллана Библию на чешском языке. Вацлав в отличие от пани никогда не сомневался в своем отцовстве, дочь и жену очень любил: он умел быть счастливым, довольствуясь малым, как и всякий разумный человек.
  В тот вечер Хеленка, разомлев в тепле переполненной людьми кухни, рассеянно слушала байки о кровавых и страшных делах, творившихся совсем недавно на этих землях.
  - А уж разбойников-то сколько, бродяг разных. Женщинам невозможно было и носа высунуть за ворота, - скрипел старик.
  Горничные игриво захихикали.
   - Доскалитесь, - пригрозил им рассказчик, - бродяг и сейчас немало на дорогах. Попадете им в лапы, подолы-то вам вмиг наполнят.
  Хеленка насторожилась. Она частенько по поручению отца ходила к бабке в лес, украдкой вынося за ворота то молоко, то муку, а то и кусок мяса. Вацлав мать никогда не забывал, хотя и со свойственным ему здравомыслием об этом никому не говорил.
  Путь девушки в основном пролегал по лесу, но чтобы сократить дорогу, приходилось пересекать и шляхт. Агата жила в такой чащобе, что даже определить на чьих землях и то не представлялось возможным: то ли это были охотничьи угодья Лукаши, то ли барона Збирайды - их ближайшего соседа. Диких зверей Хеленка, конечно, тоже боялась, но людей больше. Даже смерть для невинной девушки и то менее страшна, чем насилие.
   Пани Анелька такого в своих владениях не терпела. Провинившуюся девушку выставляли на паперти деревенской церквушки в одной рубашке и, проходя мимо, любой мог в неё плюнуть, а то и кинуть камень, а потом несчастную прилюдно пороли кнутом так, что кожа клочьями летела.
   Ближе к ночи на кухню спустился отец: он перед сном всегда давал хозяйке отчёт о случившемся за день, и вся их немногочисленная семья пошла спать.
   - Завтра сходишь к Агате, - приказал отец пред сном, - отнесешь ей крупы и возьмешь отвар от кашля для пани. Святоша, а как расхворается сразу про мать вспоминает!
  Девушка отправилась выполнять отцовское поручение сразу же как рассвело.
  Ещё зеленая трава под ногами клубилась легким туманом, и Хеленка, то и дело поскальзываясь на мокрых листьях, торопливо шагала по знакомой дорожке, петляющей среди гигантских деревьев. Осенью день короткий, а надо было ещё дождаться, когда Агата сварит отвар, чтобы засветло добраться до Лукаши.
  Где-то невдалеке слышался лай собак, но девушка не обращала на него особого внимания. Пани Анелька разрешала мелкой, подвластной её сыну шляхте охотиться в своих угодьях на досаждавших волков.
  Бояться вроде было некого, и всё же девушка убыстрила шаг: быстрее бы добраться до заветного уголка леса. Во владения Агаты редко кто осмеливался соваться: все боялись лишний раз показываться на глаза ведьме. Мало ли что! Вдруг так заколдует, что потом шерсть на носу вырастет.
  Девушка опасливо прислушалась: ей показалось, что собачий лай подозрительно приближается. Припустившаяся бежать Хеленка не успела юркнуть в ближайшие кусты, когда на поляну выскочили несколько всадников. Девушка в ужасе оглянулась и увидела, что прямо на неё несется мужчина лет тридцати с надменным профилем и высокомерной осанкой. Господское платье и щегольской бархатный берет с брошью не оставили сомнений: так одеваться в их краях мог только барон Збирайда.
  Всадники окружили перепуганную девушку.
   - Куда же спешит такая красавица? - спросил кто-то из них.
   - Наверное, к колдунье за приворотным зельем, - рассмеялся другой.
   - Зачем же ей приворотное зелье? - соизволил раскрыть рот и барон. - Она и так владеет всем, что может привлечь внимание любого мужчины.
   Его голос вроде бы звучал ласково, но охваченная страхом девушка сразу же уловила в его интонациях непонятную угрозу. Робко приподняв голову, Хеленка встретилась с тяжелым взглядом жестко поблескивающих глаз. Ужас скрутил все внутренности бедной девушки, но и придал сил. 'Пресвятая Дева, спаси и сохрани!' - взмолилась она и, проскользнув ужом между всадниками, изо всех сил пустилась наутек.
   - Вы поглядите, какая шустрая козочка, - донеслось до её ушей. - Давайте так: кто поймает девчонку, тот и повалит на лопатки!
   Никогда ещё так быстро не бегала обезумевшая от страха Хеленка. Преследуемая собаками, мчалась она между деревьями, не разбирая дороги. "Они на лошадях, в чащобу и бурелом не сунутся!" И девушка забиралась в заваленный валежником лес, забиваясь, как раненный зверь в густой кустарник. Постепенно вроде бы погоня отстала, хотя собаки всё равно мчались рядом, весело лая и норовя ухватить беглянку за подол. С их точки зрения, это была забавная игра, и они изо всех сил путались под ногами, мешая ей бежать. Задыхающаяся Хеленка вынуждена была остановиться и с укором посмотреть на бессовестных псов.
  - Как вам не стыдно! Разве я зверь какой, чтобы меня за ноги хватать? А ну-ка, бегите к своему хозяину!
  - А зачем им куда-то бежать, если я здесь, - раздался за спиной столь напугавший её голос.
  Девушка вздрогнула и обернулась. Как он умудрился подкрасться к ней столь незаметно? Барон уже успел спешиться и теперь, недобро ухмыляясь, рассматривал свою жертву.
   - Ты что же, девочка, хотела убежать от такого опытного охотника, как я? И более хитрым зверям это не удавалось!
   Хеленка обреченно упала на колени.
   - Отпустите меня, добрый господин! Мне всего четырнадцать лет, - умоляюще заплакала она, понурив голову, - пожалейте, проявите милосердие!
   - Милосердие? - удивленно рассмеялся тот. - Когда это ты видела, чтобы охотник к добыче проявлял жалость? А в четырнадцать лет самое время становиться женщиной!
   Он склонился над ней и, резко вздернув подбородок, заглянул в полные слез глаза.
   - Перестань рыдать! Если хорошо будешь себя вести, то на мне всё и закончится,- барон торопливо развязал пояс её душегрейки, - а будешь брыкаться и упрямиться, отдам своим людям, и ты останешься лежать на этой поляне, пока твое тело не растащат по кускам хищники. Выбирай, девочка!
   Напрасно пани Анелька сомневалась в отцовстве Вацлава, потому что именно его здравомыслие передалось Хеленке по наследству.
   Тяжело вздохнув, девушка легла на землю и плотно зажмурила глаза, со стоическим смирением выдержав всё, что сотворил с ней этот жестокий человек. Она искусала себе в кровь губы, но не издала ни звука, изо всех сил вцепившись в траву руками, пока всё не закончилось.
   - А ты славная малышка, - похвалил её довольный барон, отряхивая прилипшие травинки с колен, - хочешь поехать в мой замок? Это только сначала так больно, потом тебе понравится!
  Хеленка поднялась, оправив подол измятой грязной юбки. Её знобило от холода, боли и горя.
   - Вы обещали меня отпустить!
   - А я от своего слова и не отказываюсь, но будет лучше, если ты поедешь со мной!
   - Мне надо идти!
   - Зачем ты идёшь к ведьме?
   - Она моя бабка.
   - Так ты дочь Вацлава - эконома пани Анельки?
   - Да.
   - Надо же... Я хорошо знаю твоего отца. Ладно, иди! Только, думаю, это не последняя наша встреча!
  Агата так и ахнула, увидев свою внучку в мокром грязном платье, с безумным заплаканным лицом и растрепанными волосами.
   - Меня выставят в одной сорочке на паперти и будут пороть кнутом! - рыдала Хеленка, рассказав бабке всё, что с ней приключилось.
   Девушка всё никак не могла прийти в себя и дрожала от озноба под всеми имеющимися в хижине тряпками и одеялами.
   - Необязательно, - рассердилась старуха, помешивая в котле варево, - кто узнает, что у тебя с бароном было в лесу? Даже его люди и то вас не видели вместе. А уж он-то никому не скажет.
   - Почему?
   - А зачем ему это? Чем особо хвастаться? Да и забыл барон про эту историю сразу же, как ты исчезла из виду!
   Неожиданно Хеленке это показалось обидным и несправедливым: неужели вот так сразу и забудет про неё? А ещё звал к себе в замок! С другой стороны, бабка разбиралась в этих вещах лучше - недаром прожила столько лет.
   - Ничего, - успокаивала её Агата, - через несколько дней боль пройдёт, ты успокоишься, а там видно будет. Не ты первая, и не тебе стать последней!
  Хеленка тяжело вздохнула, но всё же более-менее успокоилась и, когда отвар был готов, постанывая от боли, пустилась в обратный путь, почти смирившись с произошедшим.
  Но через несколько недель к матери неожиданно нагрянул сын, который предпочитал у неё бывать как можно реже.
  - У меня крупные неприятности, - сразу же заявил он, - Хеленка беременна. Сама знаешь, как ненавидит её пани: она просто прикажет запороть несчастную девочку насмерть. Дай Хеленке какого-нибудь варева, чтобы скинуть ребенка, пока не вырос живот.
  Но варево не помогло: Хеленка несколько часов корчилась от боли на лежанке в хижине Агаты, но ребенок не покинул её тела. Всё оказалось напрасным, и тогда старуха обреченно пожала плечами.
   - От судьбы ещё не придумали зелья, - тихо сказала она сыну, - этому ребенку либо жить, либо погибать только вместе с матерью!
   - Неужели нет никакого выхода? - в отчаянии простонал Вацлав. - Мы с Гутой не перенесем смерти дочери! Хеленка всё, что у нас есть!
   - Выход есть всегда!
  Прошло три месяца. Землю сковало льдом и выпал снег. Зима в тот год выдалась суровой.
  Теперь Хеленку мало кто видел даже из дворни, настолько редко она покидала башню под голубятней. В людской шептались, что дочь Вацлава больна какой-то заразой, а эконом не опровергал этих слухов, хотя и не распространялся насчёт внезапной болезни, поразившей ещё недавно здоровую девушку.
  - Работы много ей пани задала, - отвечал он всем любопытным. - Некогда ей без дела болтаться.
  В начале февраля эконом попросил у хозяйки разрешения обратиться к ней по личному делу.
   - Ясная пани, - почтительно склонил он голову перед Анелькой, - позвольте моей дочери ухаживать за заболевшей матерью!
   - Уж лучше бы сдохла проклятая колдунья, - проскрипела женщина, но после краткого раздумья разрешение все-таки дала, - только пусть не забывает посещать церковь и ходить к причастию!
  В тот же день в сопровождении отца Хеленка ушла в лес.
  - Говорили, что больна, - удивился стражник на воротах, проводив глазами исчезающие за деревьями фигуры, - а девчонка даже поправилась за это время. Вон груди-то какие - телогрейку рвут! Замуж ей пора: все болезни пройдут!
  Он ещё долго недоуменно бубнил насчёт девчонки эконома, но потом из загона вырвалась свинья и вся дворня принялась её ловить. Поросячий визг, шум, крики, возня, и Хеленка с её полнотой вылетела у стражника из головы.
  Через месяц о девушке неожиданно вспомнила пани.
  - Почему твоя дочь не появляется из леса? - поинтересовалась она у Вацлава.
  - Есть подозрение, что болезнь матери заразная, поэтому они не решаются выходить к людям, - почтительно поклонился эконом.
  - Вечно от колдуньи всякие неприятности, - заворчала Анелька, - это Господь гневается на нас за скверну! Вот помрет твоя дочь, поздно будет раскаиваться!
  И Вацлав только смиренно согнул голову.
   - Всё в руках Божьих!
   Между тем Хеленка с тоской смотрела на свой растущий живот.
   - А куда мы его после денем? - с тоской спросила она бабку.
   - Сначала выноси, потом роди, - тяжело вздохнула Агата, - а после решим, что с младенцем делать. Может Господь смилуется, да помрет он родами: такое часто бывает!
   Слух о заразной болезни ведьмы, с легкой руки Вацлава, распространился по всей округе и их никто не беспокоил. Но вскоре произошла встреча, избежать которой все-таки не удалось.
   Хеленка недалеко от хижины собирала хворост. Кругом всё было завалено снегом, и она с трудом, придерживая живот, пробиралась по вязким сугробам, выбирая ветки посуше. Ярко светило солнце, и уже ощущалось веяние близкой весны, но она не особо радовала девушку. Ребенок уже активно шевелился, и сейчас мягко переворачивался в лоне: видимо, что-то ему не нравилось.
  Будущая мать, прислонив руки к животу, попыталась его успокоить, а когда подняла голову, то увидела, что в нескольких шагах от неё восседает на коне виновник её неприятностей.
  - Вот ты где! - рассмеялся, спешиваясь, барон. - А я спрашивал о тебе Вацлава: он сказал, что его дочь уехала из наших краев. Оказывается недалеко! Как тебя зовут?
  - Хеленка! - опасливо попятилась девушка, но далеко уйти не удалось.
  Барон одним прыжком оказался рядом с ней, заинтересованными глазами приглядываясь к округлившейся талии.
   - Что это ты, Хеленка, за живот сейчас держалась? - с этими словами он распахнул на ней видавшую виды бабкину кацавейку. - Ого, так ты решила сделать меня отцом?
   Хеленка покраснела, смущенно опустив глаза. А что тут скажешь?
   - Он брыкается! - в конце концов, пробормотала она.
   Збирайда довольно хохотнул, с удовольствием пройдясь горячими ладонями по её вздувшемуся животу.
  - Молодец, девочка! Не заставила долго ждать! Поехали ко мне в замок!
  Бедная девушка в испуге отпрянула от него. Только этого ко всем бедам и не хватало! Тогда все узнают о позоре дочери Вацлава!
   - Нет, пожалуйста, нет!
   - Чего ты ещё боишься, дурочка? Всё что могло, с тобой уже случилось, а рожать тебе будет легче в замке, чем как лесному зверю под кустом! Да и о байстрюке надо подумать: куда ты его денешь-то? Пошли к твоей бабке!
   Разговор со старухой у Збирайды получился нелегким. Она, конечно, боялась барона, но держалась твёрдо.
  - Моя внучка - порядочная девушка! Разве она виновата, что попалась вам под горячую руку? Зачем же вы окончательно хотите погубить её, открыто утащив к себе в замок? Неужели господин не понимает, что после этого Хеленка никогда уже не сможет выйти замуж?
  - Всё это так, - недовольно хмыкнул барон, - я тебя понимаю, ведьма, но что ты собираешься сделать с моим ребенком? Сварить из него колдовское зелье? Может, мне донести на тебя властям?
  Женщины съежились от страха. Обвинение в колдовстве могло стоить старухе жизни. Но Агату больше беспокоила судьба единственной внучки.
  - Я знаю целебные травы, варю из них отвары и делаю настойки, но магией никогда не занималась, - отрезала она, - не по мне это!
  - Так что ты собираешься сделать с ребенком? Выдашь за своего? Вряд ли найдется хоть один дурень, который тебе поверит, так что...
  В разговор решила вмешаться, с тревогой прислушивающаяся к их перепалке Хеленка.
   - Пан, - умоляюще схватила она Збирайду за руку и прижалась к ней губами, - не сердитесь на мою бабку: она не знает ответа на ваш вопрос! Пусть ребенок сначала родится, а там видно будет!
  Барон удивленно взглянул на испуганную девушку, но руку отнимать не стал. Его темные глаза так сверкнули, что Хеленка смущенно покраснела.
  - Выйди отсюда, ведьма, я хочу остаться с твоей внучкой наедине! - приказал он Агате.
  И старуха поспешила удалиться, мудро рассудив, что ничего плохого барон её внучке уже не сделает.
  - Раздевайся,- между тем распорядился Збирайда, снимая подбитый мехом плащ.
  Когда до Хеленки дошло, что он имеет в виду, из её глаз брызнули слезы.
   - Не надо!
   - Мне лучше знать, что тебе надо, - прикрикнул барон, толкая сопротивляющуюся девушку на лежанку.
  В этот раз всё было по-другому, но как не старался Збирайда, преодолеть испуга своей жертвы так и не сумел. Уж слишком он был чужим, непонятным, да и то, что делал с раздувшимся беременностью телом, понравилось Хеленке мало.
  - Тебе по сердцу мои объятия? - спросил, уже одеваясь, барон.
  Девушка инстинктивно сообразила, какого ответа он ждёт, поэтому растянула губы в робкой улыбке.
  - Ты очень красивая, когда улыбаешься, - заметил Збирайда, - да и любиться с тобой приятно: сладкая словно мёд! Так что, поедешь со мной?
  - Прошу вас: оставьте всё как есть!
  - Вот упрямая девчонка, - вздохнул барон, но по всему было видно, что он не сердится.- Ладно, пора уходить: холопы и так уже ищут меня по всему лесу. Но я еще появлюсь!
  Бабка пришла, как только он удалился. Агата изрядно замерзла, поэтому протянула руки к огню, искоса поглядывая на внучку. Хеленка задумалась, бережно обхватив свой живот.
  - Смотри, не влюбись в этого красавца, - тяжело вздохнув, предупредила старуха, - это гораздо страшнее ребенка в животе. Сейчас Збирайда тобой увлекся, но чем ты его сможешь удержать? Выкинь из головы: барон не пара нищей девчонке. Только разобьешь себе сердце, и даже солнечный рассвет тебе будет казаться пасмурней ненастной ночи!
  - Я знаю, - покорно согласилась с бабкой Хеленка, - и постараюсь не думать о пане Ирджихе, хотя это непросто, когда носишь его дитя.
  Но Агата ещё не всё сказала. Возясь с очередным травяным отваром, она монотонно бормотала себе под нос:
   - Всё одно и то же, из года в год, из века в век! Збирайды всегда безобразничали с девушками в своих владениях, а теперь и за соседей принялись. А что поделаешь? Пани Анельку барон и в грош не ставит, чтобы церемониться с её дворней. Збирайды во все времена были влиятельнее и богаче Лукаши, а пан Ирджих вдобавок ещё горд как Люцифер, поэтому и проводит так много времени у себя в замке, а не при дворе маркграфа. Был он когда-то женат, и все жалели бедную пани, настолько мало барон обращал на неё внимания. Госпожа, наверное, поэтому и померла так рано, оставив двоих сыновей сиротами. От Збирайды, как от врага, подневольные люди дочерей прячут! Да только проку-то: сам не заметит, так управляющий донесёт. И байстрюков в его замке хватает и без твоего младенца. В общем, держись ты от Збирайды подальше: только горе можно от него дождаться!
  Последнее старуха могла и не говорить: об этом Хеленка знала не понаслышке, но выполнить столь разумный совет оказалось непросто.
  Збирайда стал частым гостем в хижине ведьмы. Привозил добытую дичь, хлеб, и пока ещё позволял растущий живот, заваливался с Хеленкой на лежанку. Но когда это стало невозможным, всё равно их не оставил, возникая на пороге, когда его меньше всего ждали.
  Время шло: журчала ручьями и полыхала первоцветами весна, а потом наступило лето.
  В начале июня Хеленка родила девочку, немного не доносив до положенного срока. Барон в очередной раз появился как раз наутро после этого события: посмотрел на спящую мать и новорожденную дочь и уехал, не отдав никаких приказаний.
  Через три дня Агата неожиданно подняла роженицу с постели и поволокла в лес за какими-то травами, которые срочно нужно было собрать до Троицы.
  - Травы на Троицу самые сильные, - пояснила она, - покорми малышку да привяжи к спине, пусть спит! Мы пройдемся по западному склону вдоль шляха: там заросли лучшего девясила.
  Женщины как раз набрали полные подолы крупных сочных корней, когда услышали доносящийся издали женский крик. Агата, приказав внучке затаиться, сначала осторожно выглянула из-за деревьев, а потом вышла на дорогу. В поломанной повозке посреди огромной лужи, кричала беременная женщина: судя по всему, у неё начались схватки. Вокруг роженицы суетился перепуганный мужчина.
  - Агата! - облегченно позвал он, заметив показавшуюся из леса колдунью. - Помоги пани, а я помчусь в замок за подмогой. Мои люди уехали на поиски кузнеца, когда сломалась эта колымага. И кто мог подумать, что у жены начнутся схватки! Ещё месяц впереди!
  Приглядевшись, старуха поняла, что перед ней сын пани Анельки - пан Януш. Как-то пострадав от клыков кабана на охоте, он забредал к ней в хижину и даже отлеживался там несколько дней, пока раны не затянулись. Измученной схватками роженицей была его молодая жена.
  Вацлав как-то рассказывал матери, что пан Лукаши женился по осени, и пани Анелька ездила на свадьбу в Прагу.
  Мужчина ускакал в замок за помощью, а Агата принялась за привычное дело. Но юной пани не повезло: роды оказались очень тяжелыми, потому что ребенок шёл ягодицами. И когда, наконец, роженица, поднатужившись изо всех сил, родила мальчика, то сразу потеряла сознание. Но перед тем как провалиться во мрак беспамятства, она все-таки спросила:
  - Кем благословил нас Господь?
  - Юной пани, госпожа! - ответила пеленавшая новорожденного старуха.
  Всё это время находившаяся неподалеку Хеленка изумленно покосилась на бабку.
  - Почему ты обманула пани? - потрясенно спросила она.
  Старуха, между тем, пристально разглядывала посиневшее личико младенца, а потом перекрестилась:
   - Её сын мертв, а твоя дочь жива. Мы подменим детей!
  Хеленка едва удержалась на ногах, в ужасе глядя на суровое лицо старухи.
  Она, конечно, знала, что расстанется с дочерью, но не так ведь скоро! Сердце пронзила боль отчаяния.
   - Нет, - заплакала она, - я не отдам свою дочь - мою голубку, мою кровиночку... Нет!
  Но Агата только презрительно взглянула на плачущую внучку.
  - А куда ты её денешь, дурочка? Пани Анельке отнесешь, на вашу с ней погибель? А если подсунешь Лукаши в дочки, то всё время будешь рядом, когда вернешься домой!
  Бабка была права, и обезумевшая от тоски Хеленка отвязала от спины спящего ребенка. Даже толком попрощаться с дочкой времени не осталось: ей едва удалось исчезнуть с мертвым мальчиком за холмом, когда из-за поворота показался его отец в окружении дворни.
  Новорожденного женщины зарыли под елью недалеко от хижины.
  И весь последующий день Хеленка прорыдала, свернувшись клубочком на лежанке: ничто ей было не мило. Ныли перевязанные груди, терзала лихорадка, но ещё больше мучила боль потери.
  - Это же неслыханная удача! - доказывала неразумной внучке Агата. - Твоя дочь вырастет пани, а не незаконнорожденной байстрючкой. У девчонки будет приданное, муж-паныч и холопы.
  Её доводы были убедительны, но осиротевшей матери не становилось легче. И за всеми этими треволнениями женщины забыли, о ком забывать не следовало.
  - Где моя дочь? - утром следующего дня принесло Збирайду. - Её нужно окрестить!
  Бабка и внучка растерянно переглянулись.
  - Девочка умерла! - пробормотала прячущая глаза старуха.
  - Да? - сурово сжал губы Збирайда. - А может ты её съела?
  Барон гневно обернулся к любовнице.
  - Хеленка?
  Но юная мать только расплакалась. Лицо мужчины приобрело от ярости свекольный оттенок.
   - Так, - взревел он, - показывай могилку! Иначе я прикажу тебя саму живьем закопать в землю!
  Облегченно вздохнувшая Агата указала ему на маленький холмик, но уже через несколько минут ей стало страшно: барон не просто разрыл землю, но ещё и внимательно осмотрел маленькое тельце.
  - Да это же мальчик, ведьма! - от гнева Збирайду даже перекосило. - Не могла же ты мою дочь превратить в сына! Быстро отвечай: где мой ребенок и откуда здесь взялся этот?
  Агата молчала, в отчаянии пытаясь сообразить, что отвечать. Не правду же!
  Между тем Збирайда, недолго думая, выкрутил ей руки и, втащив в хижину, сунул пятками в тлеющий очаг. Рыдающая Хеленка пришла в себя от страшного крика бабки и едкого запаха воспламенившихся тряпок.
  - Быстро говорите, что здесь произошло, иначе обеих сожгу! - орал невменяемый от бешенства барон.
  - Пан Ирджих, - упала перед ним на колени перепуганная девушка, - отпустите Агату, я всё вам расскажу!
  И пока старуха, бормоча ругательства, забивала на себе тлеющие юбки, Хеленка рассказала барону о погибшем младенце. Гнев пана Ирджиха был страшен.
   - Ослицы! Отдать мою дочь в чужие руки! - кричал он, в ярости круша всё вокруг.
  Летели чугунки, немудрящая посуда, пучки трав. Хижину окутал дым, и удушливая гарь забивала лёгкие: раскашлявшаяся Агата выскочила на улицу, Хеленка же упорно ползала на коленях за мечущимся в гневе мужчиной.
   - Простите нас, - девушка все-таки умудрилась прижаться всем телом к его ногам, - умоляю вас!
  Хоть и неосознанно, но рассчитала она верно: барон тотчас смягчился.
   - Зачем, - простонал он, окидывая её тяжелым взглядом, - зачем вы это сделали?
   - Я хотела быть с ней рядом! - даваясь слезами, пояснила Хеленка.
  Но барон даже взвыл, услышав это простое объяснение.
  - Я выкупил тебя у пани Анельки и сегодня же собирался вас с дочерью отвезти в свой замок! - с горьким смехом заявил он. - Старая ведьма вымотала мне всю душу, прежде чем согласилась тебя продать. На дух её не переношу, мерзкую ханжу, а ты моего ребенка определила к ней во внучки?!
  Хеленка так и застыла с открытым ртом, пытаясь до конца уяснить размер катастрофы, но зато, услышав упреки барона, в дверь просунула нос по-прежнему чихающая Агата.
  - В вашем замке девочка по-прежнему оставалась бы байстрючкой, - проворчала она,- а теперь она вырастет настоящей пани. Эта участь гораздо лучше, уготованной вами!
  - Молчи, ведьма, иначе я тебя собственноручно вздерну на ближайшем дереве! - угрюмо пригрозил Збирайда.
  Агата испуганно скрылась за дверью. Угроза отнюдь не показалась ей пустой!
  - А ты собирайся, сегодня же переедешь в мой дом! - рявкнул он на Хеленку.
  - Но господин, - взвыла девушка от такого поворота дела, - ведь наша дочь....
  Но она выбрала неудачное время для спора с разгневанным мужчиной.
  - Ты, по-моему, не поняла, - нахмурил брови барон, - я тебя уговаривал, пока ты была чужой холопкой. Моя же дворня приказы не обсуждает!
  Итак, всё оказалось напрасным и, не смотря на неимоверные усилия отца и бабки, теперь её позор станет известен всем. Сидящая в седле рядом с бароном Хеленка давилась молчаливыми слезами отчаяния.
  В их мирке не было участи более позорной, чем участь замковой шлюхи. Даже спящие вместе с питомцами свинопасы и то не были столь презираемы, как не сумевшие себя оградить своевременным замужеством падшие девушки. Несчастные даже в часовне и то стояли в пределе, а к причастию допускались последними. И не оскорблял их, походя, только уж совсем ленивый.
  Как и все девушки той эпохи Хеленка, конечно же, грезила о другой судьбе.
  Вацлав собрал для любимой дочери вполне приличное приданое, да и конюший пани Анельки - ясноглазый веселый Карек давно обменивался с девушкой вполне понятными взглядами. И вот теперь эти незамысловатые мечты о счастье ждал такой позорный конец. Было от чего проливать слезы!
  - Не реви, - по своему истолковал её горе Збирайда, - знаю, что отец тебя баловал, поэтому не пошлю на тяжелую работу. Ну, разве только ночью будешь уставать!
  Пан Ирджих был настолько уверен, что эта участь прельщает новую холопку, что даже игриво ущипнул её за бедро, как бы предлагая порадоваться такому везению. Хеленка нервно вздрогнула, но кисло улыбнулась, шмыгнув носом.
  - А что ты вообще делала в замке Лукаши?
  - Помогала отцу вести хозяйственные книги, шила да хлопотала по хозяйству: мать всё время проводит на замковой кухне.
  - Вот как? Что же, и у меня будешь помогать эконому, а то он стал слепой, как крот. Всё забывает или путается, но зато помнит, сколько стоил овес ещё до рождества Христова!
  Вечером, когда унылая Хеленка обосновалась в бывшей кладовой - маленькой каморке под самой крышей рядом с каминной трубой, Збирайда зашёл посмотреть, как она устроилась. Окинув взглядом узкую лавку с соломенным матрацем, он недовольно покачал головой.
  - Мы здесь не поместимся! Прикажу, чтобы тебя перевели поближе к моим покоям!
  Нервы у девушки не выдержали, и она навзрыд зарыдала, без сил опустившись на скудное ложе. Сбывались её самые худшие опасения.
  - Хватит ныть, - Збирайда прижал девушку к себе и неожиданно ласково поцеловал,- я хотел как лучше, но сделанного не воротишь. Наша дочь теперь будет там, а ты здесь - рядом со мной. Разве это плохо? Будем любить друг друга, сколько захочется!
  Хеленка тоскливо замерла в тесных объятиях. Она сомневалась, что ей когда-нибудь захочется любить этого мужчину.
  - Ездил сегодня в Лукаши. Там праздник по поводу рождения наследницы: все веселятся и радуются! Я был настолько любезен с пани Анелькой, так лебезил перед этой каргой, что она смягчилась и пригласила в крестные отцы. Но боюсь, - вздохнул барон,- как бы вслед за праздником у них не наступили черные дни. Молодая пани Боженка очень плоха: вряд ли отойдет от родов.
  - Как они её окрестили?
  - Стефанией.
  Молодая пани Лукаши действительно вскоре после крещения дочери умерла, а пан Януш вновь уехал в Прагу. Маленькая Стефка осталась на попечении пани Анельки.
  Зато жизнь Хеленки в замке барона неожиданно сложилась довольно удачно.
  Поначалу девушке приходилось нелегко среди не жалующей её чужой дворни, но к удивлению всех знавших ветреного господина людей, мимолетный каприз Збирайды обернулся крепкой привязанностью к юной холопке. Почему так произошло, он и сам, скорее всего, не понимал. В делах любви никогда нельзя сказать ничего определенного, а тут и вовсе: каким образом сдержанная, холодновато отстраненная девушка, в конце концов, прибрала к рукам сластолюбивого необузданного распутника? Это оставалось тайной для всех окружающих. Збирайда никогда её не забывал, за редким исключением, когда ему хотелось развлечься с другими девушками. Но и тогда спать приходил к ней.
  Положение любовницы настолько с годами окрепло, что иначе, чем за настоящую хозяйку замка её никто и не воспринимал. Даже сыновья барона относились к Хеленке с определенным уважением.
  Дочь Вацлава унаследовала его хозяйственность и оборотистость в делах, знала грамоту, и вскоре всё немаленькое замковое хозяйство сосредоточилось в её умелых руках.
  Вот только детей Господь ей больше не дал, поэтому Хеленка с болезненным интересом следила за тем, как растет её маленькая дочка в соседнем замке. Если барон как крестный отец видел Стефку часто, то мать всего лишь несколько раз, навещая Вацлава, смогла увидеть её вблизи. Девочка росла красивой и не доставляла никому особых хлопот.
  Прошли годы.
  
  
  ЧЁРНЫЙ ЛЕС.
  Когда Стефании исполнилось пять лет, пан Лукаши женился снова, привезя новую жену теперь уже из Венгрии. Мадьярка была молоденькая, красивая, черноволосая и черноглазая.
  - Этот Лукаши не в своем уме, - ворчал пан Ирджих, укладываясь в постель рядом с Хеленкой, - выбрала же ты мне со своей бабкой родню! Дела у Януша хуже некуда: он совсем разорен и, надумав жениться, выбрал девку без приданого!
  Барон раздраженно фыркнул, машинально погладив любовницу по животу. Чужая дурость всегда выводила его из себя, а тут речь шла о мачехе его дочери.
  - Пани Мария - крестница герцога каринтийского, состояла в свите венгерской королевы, а имущества только то, что на ней. Зато ты бы видела, что это за наряд! Какая-то дурацкая мода: колпак такой высоты, что она, даже подняв руки, не может до его острия дотянуться. Платье хоть и из хороших тканей, а нелепое: грудь утянута, живот наоборот выпячен. Чёрт знает что!
  - Она вам не понравилась? - улыбнулась Хеленка, уткнувшись носом в его плечо.
  Но против ожидания, Збирайда довольно хмыкнул.
  - Ну я бы так не сказал... - задумчиво протянул он, - глазки у неё блестящие и игривые. Не знаю, как в Венгрии, но в наших краях, когда мужчина ловит на себе такой взгляд, то тотчас начинает действовать!
  Понятно, какого рода действия собирался предпринять пан Ирджих.
  - Конечно, мой господин, вы такой красивый мужчина, что пани Мария не смогла остаться равнодушной! - Хеленка за годы жизни с бароном твёрдо усвоила, что много лести не бывает.
  Збирайда самодовольно улыбнулся, но все-таки счел нужным пояснить:
  - Дело даже не в моей красоте, душенька! Если ты женился на юной красавице, то время нужно проводить с ней, а не в фамильной часовне за молитвами на пару со старой дурой Анелькой. Понятно, что мадьярка заскучала, глядя на его постную физиономию. Спустя полгода после свадьбы Януш так и не сделал жену беременной: так зачем вообще женился? Или он рассчитывает, что об этом позабочусь я? Отдала этому дурню нашу ненаглядную Стефку!
  Прошло уже столько лет, Но барон вёл себя так, как будто дочь отняли у него только вчера. Хеленка давно перестала реагировать на его выпады, искусно переводя разговор на другие темы.
  - А что, у вас есть желание облагодетельствовать юную пани?
  - Пани Мария намекнула, что завтра собралась прогуляться по лесу, и если это не приглашение на свидание, можешь считать меня болваном!
  - Любая женщина сочтет за счастье обратить на себя ваше внимание!
  - Вот завтра я её и осчастливлю, - рассмеялся барон, прижимая к себе экономку, - а ты не ревнуешь, милая?
  Хеленка вполне искренне удивилась, недоуменно покосившись на Збирайду.
  - Какой в этом смысл? Разве моя ревность что-то изменит?
  - А вдруг я влюблюсь в кого-нибудь и оставлю тебя?
  - Вот тогда и буду расстраиваться! Да и не расстанетесь вы с хорошей экономкой. Мне же достаточно просто быть с вами рядом, чтобы чувствовать себя счастливой!
  Пан Ирджих повернулся на бок и пристально вгляделся в её безмятежное лицо.
  - Меня всегда поражает твоя рассудительность! Неужели не обидно, когда я предпочитаю тебе других женщин?
  - Мне и так невероятно повезло: зачем гневить Бога и требовать большего!
  На следующий день Хеленка проводила барона на свидание и занялась своими обычными делами. Её немало позабавило, когда она заметила, сколько времени Збирайда провел, прихорашиваясь перед зеркалом в предвкушении свидания с юной пани. За годы совместной жизни Хеленка его хорошо изучила: пан Ирджих всегда загорался страстью к новой женщине и почти сразу же остывал, стоило ему добиться своего. Так было и на этот раз.
  - Я думал мадьярки страстные, - делился он той же ночью впечатлениями о прошедшем свидании, - а пани Мария говорила и говорила: испортила всё удовольствие. Терпеть не могу, когда во время занятий любовью женщины беспрестанно болтают! Ты, душенька, этим никогда не грешишь, хотя могла бы в постели быть и побойчее. И всё ж пани не дворовая девка: не могу её бросить после первого же свидания, придется ещё хотя бы пару раз встретиться, чтобы не обидеть!
  Пара раз растянулась на месяцы, пока не закончилось лето и любовникам невозможно стало встречаться из-за холода.
  - Какая же она навязчивая, - тем не менее, жаловался барон Хеленке, - пани Мария осточертела до крайности: меня от неё уже тошнит!
  - А её от вас, - скупо улыбнулась экономка, - сегодня был отец и сказал, что у Лукаши радость: молодая пани наконец-то забеременела. Её мутит по утрам и тянет на солёное. Пани Агата и пан Януш из часовни не выходят, моля Бога о наследнике.
  - Лучше бы он из спальни своей жены не выходил, - хмуро пробурчал пан Ирджих ,- хотя теперь, конечно, опоздал. Я нанялся что ли производить детей для Лукаши? Сначала вы с бабкой отдали Янушу Стефку, теперь пани Мария скорее всего носит моего ребенка!
  Но как Лукаши не молились, Бог почему-то остался глух к их просьбам, и пани Мария родила дочь вместо ожидаемого сына. И если мать и сын только смиренно склонили головы перед волей Всевышнего, то в замке соседа разразилась буря.
  Склонившаяся над расходными книгами Хеленка обреченно выслушала очередной виток обвинений от своего хозяина, но теперь компанию ей составила ещё и пани Мария.
  - Вы с ведьмой Агатой пристроили мою дочь в это семейство нищих, а теперь ещё и мадьярка опросталась девкой! Где Лукаши наберут приданное для моих дочерей? - возмущался барон. - А всё из-за расточительности малахольного придурка Януша! Благо ещё, что и в этот раз меня пригласили крестным отцом: может хоть чем-нибудь помогу малышке. Но больше пани Мария в постель меня не затащит! Если им нужен ещё один ребенок, пусть делают его сами!
  Девочку окрестили Еленой.
  Прошло ещё три года.
  Жизнь в Черном лесу протекала размеренно и без особых событий. Не считать же таковыми переполох из-за трёх застигнутых в курятнике лисиц да ежегодную травлю волков? Но на исходе зимы, пан Януш простудился на охоте и, недолго проболев, скончался.
  Хозяином покойный был никудышным, но все-таки пользовался авторитетом и среди соседей, и среди подданных. После его смерти положение семьи начало стремительно ухудшаться. Как не билась, на всем экономя пани Анелька, толку было мало. Подвластная шляхта обнаглела, сбор оброка стремительно уменьшался, а ведь нужно было платить немалые налоги в казну маркграфа, церковную десятину и бесконечные дополнительные поборы. Да мало ли находилось поводов у наглых сборщиков, чтобы обчистить карманы бедной вдовы?
  Пани Мария, оказавшись один на один с грозной свекровью, притихла и боялась лишнее слово молвить. Внучек бабка любила, а от невестки требовала, чтобы та часами стояла в часовне на молитве.
   - Вертихвостка, - жаловалась Анелька, заехавшему по делам Збирайде, - не прошло и двух лет со дня смерти мужа, а она уже готова и траур снять! Дочерей бы постыдилась! Что с ними будет, если меня призовет Господь: ума не приложу! Девчонки маленькие, сноха безмозглая курица: ни родства, ни приданого, ни благочестия! Зачем покойный Януш на ней женился? Даже сына родить и то не смогла!
  Барон только согласно кивал головой, кляня про себя пани Анельку ведьмой и каргой. Все эти годы он помогал Лукаши и деньгами, и советами: без соседа они бы давно по миру пошли. Глупышка Мария, решив, что Збирайда это делает ради неё, сразу же пристала к бывшему любовнику с требованием жениться.
  - Только не хватало, - жаловался пан Ирджих экономке, - ещё привести в дом эту настырную бабёнку. Я не знал, как отделаться от мадьярки, когда был жив Януш, а теперь и вовсе она мне не нужна! Если бы ты в свое время с Агатой....
  Хеленка на время отключилась: уже столько лет она изо дня в день слушала одну и ту же речь. Однако в этот раз Збирайда закончил свои обвинения другими словами:
  - Как же мне забрать под своё покровительство дочерей? - задумчиво нахмурил он лоб. - Жениться, и в первую же ночь придушить мадьярку?
  Пани Марии барон объяснил нежелание жениться другими причинами:
  - Дорогая, не раздумывая, сделал бы вас своей супругой и стал счастливейшим человеком на земле, если бы не священный обет. Я поклялся покойной жене, что не приведу сыновьям мачехи!
  Понятно, что обет - дело серьезное, и огорченная вдова отстала с женитьбой.
  Ещё на два года во владениях соседей воцарилось затишье.
  Но как только стала вытягиваться и хорошеть Стефка, у Лукаши стали разгораться нешуточные страсти. Расцветающая красота падчерицы была не по нраву мачехе.
  - Приданого для неё нет, - заявила она свекрови, - пусть идет в монастырь!
  Окончательно помешавшаяся к старости на постах и молитвах пани Анелька эту идею приняла без возмущения, хотя кое-какие возражения у неё все-таки нашлись:
  - Для знатной шляхтянки нужен заклад. Не в простые же трудницы ей идти как простолюдинке!
   - А мы попросим её крестного - пана Ирджиха внести заклад за Стефанию, - нашла устраивающий её во всех отношениях выход пани Мария, - не откажет же он нам в столь богоугодном деле!
  И не откладывая дела, тут же обратилась с просьбой к барону.
  Не знала молодая вдова насколько оказалась близка в тот момент к смерти. Изо всех сил сжав зубы, Збирайда внимательно выслушал просьбу соседки и, пообещав подумать, уехал домой. Впервые за пятнадцать лет совместной жизни он увидел он свою Хеленку выведенной из себя. О притеснениях Стефки со стороны пани Марии рассказал ей Вацлав.
  - Они со старой ведьмой загубят нашу девочку! - расплакалась экономка.
  - Успокойся! - рявкнул барон, но увидев тоску в любимых глазах, уже мягче добавил. - Я не допущу этого, даже если придется прибить блажных баб!
  Барон думал большую часть ночи, ощущая, что рядом также не спит Хеленка.
  - Успокойся, я знаю, что нужно делать! Всё будет хорошо!
  Едва забрезжил рассвет, барон появился в замке Лукаши. Отказавшись от любезно предложенной простокваши, он перешел к делу:
  - Вторую крестницу вы тоже собрались отдать в монастырь?
  Женщины недоуменно переглянулись.
  - Конечно, нет! - возмутилась пани Мария. - Еленка ещё совсем маленькая!
  - А что будет, когда вырастет?
  Было видно насколько поражены и сбиты с толку его странными вопросами дамы Лукаши. И тогда, обругав их про себя "тупоголовыми стервами", Збирайда любезно пояснил:
  - Лукаши - ленное владение. Стефания по праву старшинства является наследницей покойного Януша, и если она уйдет в монастырь, то и замок отойдет монахиням. А вы, мои дорогие пани, окажетесь на улице. У меня хватит средств, чтобы выкупить Лукаши: тогда хватит на вклады в монастырь для обеих девочек. Могу и просто наградить их приданным как своих крестниц, но только при условии, что они выберут себе жениха не небесного, а земного!
  А потом пан Ирджих раздраженно наблюдал, как медленно доходит сказанное до глупых баб. И пока Мария хмурила лоб и кусала губы, пытаясь уяснить сказанное, её свекровь радостно встрепенулась. Несмотря на фанатичную веру, пани Анелька все-таки понимала, что из внучки получится плохая монахиня, да и дома на старости лет лишаться не хотелось.
  Зато её невестка вспыхнула от злости: она рассчитывала совсем на другой исход переговоров.
  - Какое же приданное вы им выделите? - сухо поинтересовалась она. - Надеюсь, Елену не обделите?
  Дурочка едва ли не открыто призывала его вспомнить, что он отец девчушки. Благо, пани Анелька в силу собственного целомудрия не понимала, что живет рядом с потаскухой, достойной кнута палача.
   - Крестницы для меня одинаковы: за обеих пред Богом отвечать, - сердито заметил барон, - а приданное будет по женихам. Кого выберу, за того и выйдут замуж. А чтобы чего не получилось (мало ли как складывается в жизни!), то под заклад этих денег возьму у вас две деревни. Так будет надежнее!
   - Да где их взять женихов-то? - тяжело вздохнула пани Анелька, мысленно попрощавшись с деревеньками.
  - Придётся везти в Брно. Здесь подходящей пары нет.
  - Но чтобы Стефку представить ко двору, надо одеть и её, и Марию. Откуда достать денег?
  - И это возьму на себя, - пообещал пан Ирджих. - Слушайтесь меня во всём, и обещаю, что в ближайшее время наша Стефка выйдет замуж за достойного человека.
  Не любил барон бывать при дворе маркграфа, но в этот раз смирил свой независимый нрав ради дочери обожаемой Хеленки. Встретился с нужными людьми: переговорил с теми, с другими, и добился для Стефании представления ко двору. У пана Ирджиха было много влиятельной родни, лично зависимой от него шляхты и, тем не менее, его просьба вызвала у маркграфа неоднозначное отношение.
  - Стефания Лукаши? - недовольно приподнял он брови, когда советник Бургард передал ему прошение. - Это не Лукаши из Черного леса?
  - Они самые!
  - Отец девицы был плохим вассалом и больше пресмыкался перед венгерским королем, чем служил своему господину. Даже женился второй раз на мадьярке! Мне бы не хотелось привечать его сироту, подавая пример ненужной снисходительности.
  Но вчера на подворье Бургарта из Черного леса привезли целый воз битой птицы, оленьи окорока и три увесистых свиных туши. Нужно было отрабатывать столь щедрый дар!
  - Лукаши действительно вёл себя небезупречно, - согласился советник,- но Бог уже наказал его за нарушение вассальной клятвы. Род покойного пана Януша угас: после него остались только дочери, да и разорены Лукаши окончательно.
  - Зачем же мне при дворе нищая дочь дурного подданного?
  - За неё просит её крестный отец - барон Збирайда.
  Маркграф надменно выпятил подбородок.
  - Этот гордец и упрямец?
  Что было, то было! Но целый воз мяса...
  - Барон весьма влиятелен не только в своих краях! Ссориться с таким человеком крайне неразумно. Кстати, Збирайда, несмотря на свою гордость, ни в каких комплотах никогда не участвовал, налоги за своих крестьян платит исправно и вооруженных людей поставляет по первому требованию.
  Последний аргумент оказался решающим. В те неспокойные времена вооруженный человек ценился выше всяких богатств, и маркграф решил уступить.
  - Да, - неохотно согласился он, - в этом отношении Збирайда никогда меня не подводил. Значит, он просит за крестную дочь? А своих дочерей у него нет?
  - У барона только два сына и оба сейчас учатся в Пражском университете.
  - Ладно, - государь все-таки принял нужное Бургарту решение, - чтобы не ссориться с бароном я приму эту сироту, когда маркграфиня вернется с сыном из Буды. Надеюсь, девчонка хотя бы хорошенькая?
  - По слухам, что-то необыкновенное!
  - Может, красота дочери поможет нам забыть дурное поведение отца?
  Таким вот образом был решен вопрос о появлении при дворе юной пани Лукаши.
  Но пока близкие пытались каждый на свой лад решить её судьбу, как же жила сама Стефка?
  Больше всех знал, каково ей приходится, конечно, дед Вацлав. Но он благоразумно молчал, не рассказывая дочке о мытарствах внучки. Во-первых, не хотел расстраивать Хеленку, а во-вторых, боялся гнева барона, который мог обрушиться на всю семью Лукаши, и тогда бы не поздоровилось многим.
  Эконом пани Анельки не мог понять, почему именно Стефка пользовалась такой любовью своего отца. Внебрачных детей у Збирайды было достаточно: и мальчиков, и девочек. Байстрюки были прижиты от дворовых девок и крутились под ногами в замке отца, не вызывая в нём никаких чувств. Стефания же волновала пана Ирджиха даже больше, чем законнорожденные сыновья. Наверное, дело было в чувстве, которое барон испытывал к Хеленке, сделав её практически хозяйкой своего замка. А может Збирайду задело за живое, что этого ребенка отдали в чужие руки, даже не спросив у него разрешения? Немалую роль в этой привязанности сыграла и редкостная красота девочки: пану Ирджиху льстило, что он произвел на свет такую дочь. Всё может быть!
  Однако красота Стефки имела и оборотную сторону: Анелька, искренне любившая внучку, относилась к ней с подозрением.
   - Всё это от лукавого, - часто с опаской говорила бабка, недовольно поглядывая на нежные черты лица девушки, - только на грех толкает. Молись, девочка, чтобы Бог дал тебе силы противостоять искушениям!
  И пани заставляла внучку часами стоять на коленях перед распятием, постоянно выпытывая, нет ли у неё каких-нибудь дьявольских, греховных мыслей? А когда однажды застала Стефку перед зеркалом в эннене мачехи, то даже подвергла порке.
  С мачехой дело обстояло ещё хуже. Пани Мария ненавидела падчерицу. Она никогда не упускала случая сказать девочке обидное слово, больно ущипнуть, походя, и наказывала девочку за малейшие провинности, лишая обеда или ужина.
  Стефка её не любила и боялась, но относилась как к неизбежному злу - с философским смирением.
  Зато у деда в каморке под голубятней она чувствовала себя превосходно. Именно Вацлав научил её и читать, и писать, толковал с ней обо всем на свете и успокаивал, когда пани Мария доводила бедняжку до слёз. Разговаривал с юной пани по-польски, по-венгерски и по-немецки. Обучил азам латыни. По-хорошему, Лукаши нужно было отдать девочек в монастырь - учиться, но денег для этого не было. Однако, когда стало известно, что вскоре мачехе и падчерице предстоит появиться при дворе, пани Мария была вынуждена обучить падчерицу всему, что узнала сама, будучи при венгерском дворе.
  Барон приказал подготовить свой долго пустовавший дом в Брно.
  - Ты же понимаешь, сердце моё, - сказал он при расставании Хеленке, - что я не могу тебя взять с собой. Вдруг эта мадьярка что-то заподозрит!
  Вся округа знала, какое место экономка занимает возле него, знали об этом и дамы Лукаши, но раз пан Ирджих решил сделать вид, что это никому неизвестно, Хеленка не стала ему перечить. Впрочем, хватило его ровно на две недели, а потом он прислал за любовницей.
  - Мне тоскливо без тебя, душа моя ,- объяснил барон при встрече,- не с кем ни поговорить, ни посмеяться! Как-то поймал себя, что обращаюсь к подушке на твоей стороне.
  Хеленка ликовала. Наконец-то, она оказалась в одном доме со своей ненаглядной Стефкой, и теперь сможет увидеть дочь вблизи, услышать её голос и, может быть, даже к ней прикоснуться!
   - Я не смогла уснуть без вас ни одной ночи, мой господин, - благодарно поцеловала экономка руку барона. - Наша кровать напоминала мне снежную пустыню: холодно, мрачно и бесприютно! Я так счастлива, что вы позвали меня к себе!
  
  БРНО.
  Только прибыв в Брно, Стефка поняла, какой глухоманью были родные Лукаши. Её глаза в тот момент практически постоянно были расширены от изумления и при виде высокого холма с замком Шпильберг - резиденцией маркграфа, и при взгляде на городскую суматоху. Девушку поражали узенькие улочки, с нависшими над ними эркерами домов, а также заваленные товарами прилавки приветливых улыбающихся торговцев.
  А уж когда Збирайда привёл их с мачехой в забитую рулонами тканей лавку, её восторгу не было предела. Дома Стефка бегала в домотканых платьях или, в лучшем случае, в перешитых бабкиных юбках и коттах, а здесь переливались таинственным светом шелка, нежил руки, как ласковый кот, венецианский бархат, кружева и тесьма восхищали взор причудливыми узорами. Разделяла восторг падчерицы и мачеха.
  Наконец-то, пани Мария смогла уехать из опостылевшего Лукаши. Её радовала вновь обретенная свобода после стольких лет заточения в грязной деревне наедине со сварливой старухой свекровью. Юность она провела в свите венгерской королевы при дворе короля Матияша: танцевала на балах, кокетничала с красавцами- баронами, но всё изменилось, когда её неожиданно выдали замуж за морава Януша Лукаши. Растерянную такими переменами в жизни девушку просто поставили в известность о времени венчания, не пожелав узнать её мнение о предполагаемом муже. А на какую партию ещё могла рассчитывать сирота без приданого?
  Неужели она вновь увидит придворные празднества, любезных кавалеров, сможет надеть красивые платья, появиться хотя и при небольшом, но все-таки дворе моравского маркграфа? А всё благодаря милости пана Ирджиха.
  Пани Мария с удовольствием вспоминала роман с соседом, увенчавшийся рождением её маленькой дочери (ведь муж в отличие от Збирайды приложил так мало усилий к её созданию!) Какая жалость, что он столь необдуманно дал обещание покойнице-жене. Иначе, какой бы прекрасной была её жизнь с таким богатым и красивым мужчиной. Уж она бы покончила с его блажью жить в деревне, заставив перебраться его в Брно.
  Разумеется, вдова знала, что Збирайда уже много лет живет с дочерью эконома пани Анельки - холопкой Хеленкой. Но она никогда её не видела, и никаких чувств у женщины это известие не вызывало. Подумаешь, какая-то наложница! Не та это была фигура, чтобы о ней переживать.
   Падчерицу пани Мария терпеть не могла, и на то были причины. В свои двадцать четыре года она была весьма красивой женщиной. И молодая вдова не раз задумывалась, что её большие темные глаза, черные густые волосы и аппетитная фигурка ещё могут сослужить хорошую службу. Новый брак с достойным человеком мог бы волшебно изменить её тоскливую жизнь, а тут вдруг незаметно подросла юная красавица падчерица, и заинтересованные взоры мужчин теперь сразу же останавливаются на ней. Есть от чего взбелениться! Но с другой стороны, именно благодаря Стефке, пани Мария вообще смогла выбраться из моравского захолустья.
  Её надежды на новый брак не были тайной для Збирайды. Пани Мария невольно проболталась о своих планах перед комнатными девушками, а те доложили хозяину. Барон любил быть в курсе всего, что происходит в его доме.
  - Замуж ей захотелось, - усмехнулся он, по обыкновению перед сном обсуждая с Хеленкой домашние дела, - пусть забудет даже думать об этом, пока мои дочери не будут пристроены! Только отчима им и не хватало, который полезет под юбки падчерицам!
  Пан Ирджих обо всех судил со своей колокольни. Впрочем, этот недостаток присущ многим распутникам.
  - Но пани Мария ещё так молода и без мужчины, - осторожно возразила экономка, - понятно, что ей хочется нового брака!
  - Потерпит, - отрезал барон, - никогда посторонний мужчина не появится рядом с моими дочерьми, пока я жив! Неужели придётся ещё вдобавок приглядывать за мадьярской шлюхой, чтобы она не крутила своим подолом перед придворными любезниками?
  Хеленка промолчала. Пани Марию она боялась, инстинктивно чувствуя в ней врага. Женщины уже не раз сталкивались, но вдова пока не заподозрила, что степенная с пышными формами женщина лет тридцати в платье простолюдинки и есть та самая Хеленка, о которой она так много слышала. Мало ли прислуги у пана Ирджиха!
  Зато сама пани Мария, попав в дом холостого мужчины, сразу же кинулась наводить в нём свои порядки. Характера она была взрывного и часто выходила из себя, раздавая направо и налево пощёчины подвластным людям. Барон досадливо морщился, но пока молчал. Он рукоприкладством не грешил, а если и наказывал своих людей, то только за серьезные проступки.
  Всё закончилось быстро, бесповоротно расставив вещи по своим местам.
  Маркграфиня с сыном должны были вернуться в Брно к Рождеству. Портнихи срочно шили и мачехе, и падчерице платья для придворного выхода. Пани Лукаши часами стояли на примерках, и все дворовые девки, сбиваясь с ног, помогали мастерицам. Воспользовавшись общей суматохой, Хеленка осторожно подобралась поближе к дочери. Подавая нитки, ленты и булавки она смогла встать с ней рядом и даже прикасаться к Стефке, заботливо расправляя складки и оборки на подоле. Любуясь на нежное лицо, белокурые волосы и темно-синие глаза девушки мать чувствовала себя очень счастливой. Её дочь, её кровиночка выросла такой прекрасной паненкой!
  Но тут что-то застопорилось в работе портних пани Марии.
  - Что вы как овцы сбились вокруг панночки, когда нужны тут! - раскричалась она на служанок.
  Почти вся прислуга кинулась к ней. Хеленка же не отнесла этот приказ к себе: на неё уже давно никто не повышал голоса, разве только пан Ирджих покрикивал, но совсем по-иному - без малейшего намека на злобу.
   - А почему ты встала столбом? - возмутилась пани, заметив её неповиновение. - Совсем вас распустил хозяин! Ну-ка, быстро ко мне! Иначе прямо здесь прикажу выдрать розгами!
  До удивленной Хеленки дошло, что мадьярка именно ей угрожает розгами. Решив не перечить, она подошла к вдове и низко поклонилась. Но что-то той всё равно не понравилось, потому что пани Мария с душой отвесила ей несколько таких хлестких пощечин, что у Хеленки даже слезы повисли на ресницах.
  - Нерасторопная корова, кто тебя в господские покои-то пустил! - прошипела женщина, подзатыльником ткнув холопку к ногам, где портниха подшивала трен бархатного платья.
   Пани Мария не поняла, почему в комнате воцарилась напряженная недобрая тишина, поэтому подозрительно оглядела служанок.
  - Что притихли, дуры? - недоуменно осведомилась она. - Давно хозяйской руки не пробовали?
  Кто так быстро умудрился сообщить о конфликте Збирайде, осталось неизвестным, но только вскоре барон появился в горнице. Окинув всех находящихся в комнате тяжелым взглядом, он остановил его на коленопреклоненной Хеленке, и что-то такое сверкнуло в его глазах, что служанки моментально исчезли с глаз долой. Следом, почувствовав опасность, за ними поспешили и портнихи.
  Пани Мария растерянно оглянулась:
  - Вы куда, дурёхи... - было заикнулась она, и тот час прикусила язык, заметив в комнате хозяина дома.
   У всегда любезного и обходительного Збирайды гневом полыхали глаза.
  - Встань! - рявкнул он на Хеленку. - Нечего возле этой бабы колени протирать!
  Экономка быстренько подскочила и подошла к Стефке, недоуменно взиравшей на мачеху и крестного отца.
  Пани Мария не смогла снести такого унижения.
  - Эта холопка дерзка и нерасторопна, - нахмурилась она, - и я не понимаю...
  - А надо понимать! - взревел Збирайда, и вцепился ей в горло. - Ах ты, мадьярская шлюха, да как ты посмела дотронуться до моей Хеленки?!
  - Ирджичек, не надо! - в ужасе закричала экономка, в первый раз за их совместную жизнь забыв о дистанции.
  Хеленка кинулась к барону и попыталась оторвать его руки от побагровевшей пани Марии. Збирайда раздраженно откинул её от себя с такой силой, что женщина упала на пол, но руки все-таки разжал. Но не успели женщины перевести дыхание, как барон схватился за кочергу.
  - Я покажу тебе, потаскуха, как угрожать моим людям розгами! - взревел он, набросившись на заверещавшую от ужаса женщину.
  Получив удар пониже спины, пани Мария попыталась спрятаться за стол, но Збирайда настиг её и вновь замахнулся. Тут уже на помощь мачехе бросилась Стефка.
  - Крестный, - закричала она, перехватывая его руку, - смилуйтесь, вы же покалечите несчастную!
  Вид испуганной дочери охладил расходившегося от бешенства барона. Тяжело дыша, он отбросил кочергу и отрывисто приказал Стефке и Хеленке.
  - Оставьте нас! Быстро!
  Но те только испуганно моргали, не решаясь уйти.
  - Не трону я её больше! - пообещал им барон. - Пошли вон!
  - Вот что, дорогая, - оставшись наедине, уже мирно сказал он пани Марии, - если я ещё хотя бы раз услышу, что вы корчите из себя хозяйку дома, прикажу вас отправить в Черный лес, а на смену вызову пани Анельку. Пусть она старая, но внучку на балы сопровождать сможет, и её наряды мне обойдутся значительно дешевле, чем ваши. И только посмейте ещё раз повысить голос на моих людей! Запомните, вы здесь никто!
  Пани Мария была дамой знатного происхождения, пусть и волей случая оказавшейся в незавидном положении. Можно только представить, какой силы жгучую ненависть стала испытывать она к Збирайде за унижение, которому он подверг её из-за какой-то холопки. В представлении людей её круга подобный позор можно было искупить только кровью. Но кто бы пролил эту кровь, если у пани Марии не было ни братьев, ни отца, ни мужа? Женщине оставалось только стерпеть обиду, но никто не мог воспрепятствовать строить планы мщения. Збирайда прекрасно понимал чувства пани Марии, но относился к ней с таким презрением, что даже скрывать этого не пожелал.
  - Пусть засунет свой мадьярский гонор подальше, - заявил он Хеленке, - со мной такие шутки не пройдут! Подумай, душа моя, она осмелилась тебя ударить! Я едва не убил эту гадючку!
  - Вы едва не совершили страшный грех, мой господин, - Хеленка успокаивающе погладила его по плечу.
  - Мой господин, - насмешливо передразнил её Збирайда, - а как ты сегодня на людях назвала меня? "Ирджичек"?!
  - Не знаю, как у меня это вырвалось, - смутилась женщина, - наверное, от страха и волнения!
  - Ладно, милая, не переживай: я разрешаю иногда меня так называть! - улыбнулся барон, игриво ущипнув её за грудь. - Сама знаешь, в иные моменты это уместнее 'господина'!
  Представление ко двору Стефании произошло накануне сочельника.
  Маркграфиня Берта с сыном и придворными дамами была при венгерском дворе и только вернулась домой после долгой отлучки.
  Принц Генрих - молодой человек двадцати трех лет с приятным лицом, каштановыми кудрями и орлиным профилем всех Люксембургов отличался особой любовью к матери. Его свиту составляли молодые шляхтичи из самых знатных моравских родов, отец постоянно привлекал наследника к решению государственных дел, но тот подчеркнуто предпочитал проводить время на женской половине в обществе маркграфини. Они обожали болтать друг с другом, перебрасываясь шутками и остротами.
  Сегодня мать и сын обсуждали перспективы выезда на охоту. Несколько дней бушевала вьюга, и заниматься любимым развлечением не представлялось возможным.
  Придворные дамы маркграфини и молодые дворяне из свиты наследника между тем активно флиртовали и состязались в острословии. Это не лишенное приятности времяпровождение было неожиданно нарушено распорядителем маркграфа - советником Бургардтом. Мужчина посетил женскую половину вместе с двумя дамами и пожилым красивым мужчиной. Барона Збирайду присутствующие прекрасно знали, а вот его спутницы вызвали определенный интерес.
  - Вдова Лукаши из Черного леса с падчерицей пани Стефанией, - представил дам Бургард.
  Берта милостиво кивнула головой, приветствуя двух деревенских простушек: наличие советника при представлении говорило об особой заинтересованности мужа этими людьми.
  - Рада видеть при своем дворе таких красавиц, - снисходительно улыбнулась женщина,- но почему при дамах оказались вы, барон? - обратилась она уже к пану Ирджиху. - Это ваши родственницы?
  - Мои соседки по поместью, ваша светлость, - учтиво поклонился барон. - Пан Януш Лукаши упокоился с миром несколько лет назад, и теперь я на правах крестного отца пани Стефании по мере сил помогаю осиротевшему семейству!
  Маркграфиня покосилась на сына и с удивлением обнаружила, что Генрих пристально разглядывает вновь представленных дворянок. Тогда Берта уже и сама присмотрелась к Лукаши.
  Мачеха выглядела привлекательной, если бы рядом не стояла падчерица! Повидавшая на своём веку немало красавиц маркграфиня залюбовалась юной девушкой. Нежное с совершенными чертами лицо поражало фарфоровой гладкостью кожи, особая теплая белизна которой оттенялась темно-синими прозрачными глазами. Искрящиеся, словно из настоящего золота локоны пушистой волной окутывали изящную, еще до конца не сформировавшуюся фигурку. Немудрено, что сын так загляделся!
  - Ваша крестница прекрасна как ангел, - милостиво похвалила Берта девушку. - Подойди, дитя моё!
  Смущенная столь пристальным вниманием Стефка робко приблизилась к нарядной строгой даме с темными насмешливыми глазами. Её до нервного озноба встревожил странный взгляд сидящего рядом с маркграфиней молодого мужчины.
  - Ты любишь танцевать, милая?
  - Да! - чуть слышно ответила девушка.
  - Тогда я приглашаю и тебя, и твою матушку на рождественский бал!
  Стефка вспыхнула от радости, подняв на добрую госпожу засиявшие глаза.
  - Это великая честь для нас, ваша светлость!
  - Я довольна, что сумела тебя обрадовать,- надменно кивнула головой Берта и повернула голову к сыну.
  Сообразив, что аудиенция закончилась, Стефка отошла к мачехе и Збирайде. Они ещё какое-то время постояли в сторонке, пока их не вывел из залы Бургард. И всё это время Стефка ловила на себе тёмный взгляд наследного принца, от которого ей становилось не по себе.
  - Повезло, - облегченно выдохнул барон после аудиенции, - на балу ты окажешься на виду у всего именитого панства Моравии. Не может быть, чтобы твоя красота не привлекла взоры самых достойных женихов. Останется только не ошибиться при выборе.
  При дворе маркграфа царил легкий фривольный дух той эпохи, когда Европа уже познакомилась с открытиями Возрождения, в какой-то степени освободившись от гнёта суровой средневековой морали, а обратный процесс насильственного укрощения всплесков человеческого свободомыслия ещё не начался. До поощрения еретических идей дело, конечно, не доходило, но определенная вольность поведения всё-таки была. Маркграфиня также сквозь пальцы смотрела на шалости своего сына и с придворными дамами, и со смазливыми горожанками.
  - Вы совсем разбаловали принца, - не раз выговаривал Берте супруг, не одобрявший подобных развлечений.
  Он считал, что наследник мог бы заняться и более серьезными делами, чем флирт и охота.
  - О, - с кокетливой улыбкой отвечала жена, - молодость явление приходящее и быстротечное! Генрих ещё успеет поседеть, управляя государством, и нажить такие же морщины, как и у вас, мой друг!
  Но Берта была далеко не глупа и неплохо разбиралась в людях.
  - Я вижу, Генрих, - заметила она, спустя некоторое время после того, как Збирайда со спутницами покинули зал, - что юная Лукаши тебе приглянулась?
  - Приглянулась? - лукаво фыркнул тот. - Она мне запала в самую душу! Какая красавица!
  - Да, девушка хороша, - согласилась мать. - Понимаю, что пока король Матиаш и мой супруг решают, на какой королевский двор обратить внимание в поисках невесты, тебе нужна подружка. Но это не тот случай!
  - Почему? - недовольно приподнял брови Генрих. - Подумаешь, Лукаши! Кто о них, что и когда слышал? Наверняка, какая-нибудь голытьба с хорошей кровью! Насколько я понял, пани Стефания сирота: она за честь должна посчитать мою заинтересованность!
  - Конечно, мой мальчик, - охотно согласилась со своим отпрыском Берта, - твоё расположение - великая честь для любой моравской девицы. Однако ты не обратил внимания на крестного отца девушки. Барон Збирайда - не тот человек, крестницу которого можно обидеть безнаказанно. Он один из самых влиятельных вассалов твоего отца, и если ты поссоришься с паном Ирджихом, маркграф разгневается.
  Генрих промолчал в ответ, но мать могла поручиться, что он принял к сведению её аргументы.
  - Когда приезжает из Италии Ярослав Палацкий? - тактично перевела она разговор на другую тему.
  - Я ждал его сегодня, но очевидно непогода застала графа в горах. И всё же надеюсь, что к Рождеству он прибудет. Ох, матушка, без Ярека все развлечения - скука смертная.
  Берта втайне улыбнулась. Ленные владения семьи Палацких занимали немалую часть маркграфства. Рано оставшись без родителей, юный Ярек воспитывался во дворце вместе с принцем, хотя и был его на несколько лет старше. Они немало покуролесили и набезобразничали на пару. Когда до маркграфа дошло, что его сын и крестник разыгрывают хорошеньких горожанок в кости и спят с ними по очереди, он так разозлился, что приказал Палацкому от греха подальше отправляться на учебу в университет Падуи. Ярослав вынужден был подчиниться. Два года молодой человек послушно изучал латынь и право, а потом его потянула в дорогу жажда странствий. Граф несколько лет скитался по Италии, Франции, Испании, Германии, присылая отовсюду занимательные письма о своих приключениях. И вот теперь Ярославу наконец-то разрешили вернуться домой. Генрих весь извелся от нетерпения, дожидаясь своего приятеля.
  В первый день Рождества в доме Збирайды царила радостная суматоха: пани собирались на бал.
  Стефка места себе не находила от тревоги. Одно дело танцевать дома с мачехой и сестрой, и совсем другое - во дворце. А вдруг что-то не получится?
  А ещё юную девушку беспокоил, заставляя странно замирать сердце, взгляд принца.
  Стефка не раз ловила на себе восхищенные взгляды и знала, что она нравится мужчинам. Но во взгляде Генриха не было привычного ласкового любования, он был ей неприятен и пугал. Бабка Анелька столь упорно вбивала во внучку понятие греха, как самого омерзительного и губительного деяния, так долго морочила голову опасностями, ждущими девушку, стоит ей только высунуть нос за ворота родного замка, что Стефка поневоле представляла себе порок как живое существо. Это было нечто чёрное, извивающееся, лохматое, с неприятным запахом серы и гнили. Но обменявшись несколькими взглядами с принцем, девушка вдруг поняла, что грех может принять облик приятного молодого мужчины с темными глазами. Однако, став пригляднее на вид, он не перестал быть опасным!
  В тот день в парадной зале Шпильберга собралось такое количество народа, что Лукаши затерялись в шумной толпе именитого панства.
  Стефка опасливо поискала глазами принца. Генрих стоял неподалеку от тронного возвышения в компании молодого мужчины. Что-то в одежде и манере поведения незнакомца выдавало в нём человека, приехавшего издалека.
  К облегчению девушки, принц вряд ли заметил её присутствие. Вон сколько красавиц собралось сегодня под старинными сводами огромной рыцарской залы, с чего бы он вспомнил о простой деревенской девчонке?! Впрочем, долго размышлять девушке не дали: какой-то пан пригласил её на танец и она, взяв протянутую ладонь, встала в ряд, исполняя медленные па под заунывные звуки маленького оркестра на хорах бальной залы. Напряженно опасаясь сбиться с такта, Стефка выпустила из виду и так взволновавшего её молодого человека, и уж тем более, его собеседника. А между тем, мужчины наблюдали за её танцующей фигуркой.
  - Светловолосая пани в синем шелковом платье с кружевной отделкой, - указал Генрих приятелю на заинтересовавшую его девицу, - отсюда плохо видно лицо, но уверяю, она прехорошенькая!
  - Двигается эта девочка приятно, - произнес в задумчивости Ярослав, отыскав глазами тонкую фигурку. - Ладно, приглашу её на следующий танец, а потом скажу: стоит ли тратить на неё усилия!
  Каждая девушка мечтает о возлюбленном, так или иначе представляя его себе красавцем и героем. Пусть смутно, неопределенно, но всё же она мысленно рисует портрет того единственного, самого главного, который должен прийти и покорить её сердце. Стефка грезила о высоком черноволосом и чернобородом красавце с синими глазами и обворожительной улыбкой, немного похожем на крестного отца, по которому давно уж сохла её мачеха, пока Збирайда не угостил пани Марию кочергой.
  Мужчина, пригласивший её на следующий танец, никакого сходства с воображаемым идеалом не имел. Был этот пан светловолос и сероглаз, бороду не носил вовсе, но что-то было в нём такое, что сердце девушки сначала сладко замерло, потом ухнуло вниз и так громко забилось, что Стефка сразу же поняла: "Он!"
  Очарованной девушке показалось, что время странно замедлило бег, когда она, заглянув в серые лучистые глаза, подала ему руку и задвигалась в такт музыке. Смятенный ум отмечал какие-то мелочи: темно-вишнёвое бархатное котарди, золотую нагрудную цепь с эмалевым гербом на груди, круглый бархатный шаперон на волнистых русых волосах. Её заворожил и лишил разума внимательный ласковый взгляд, от которого горячо замирало сердце.
  "Что со мной происходит?" - в растерянности думала Стефка, с трудом заставляя себя отвести глаза от незнакомца. Девушка одновременно желала, чтобы сводящий её с ума танец, наконец-то, закончился, и в то же время ей хотелось, чтобы этот мужчина всегда находился рядом. В общем, у юной пани голова шла кругом от стыда, смущения и тревожного счастья.
  Незнакомец отвел её к барону, почтительно раскланялся и отошел прочь.
  - Надо же, - проворчал недовольный Збирайда, - граф Ярек явился из дальних странствий. Не раньше и не позже, подгадал как раз к твоему первому балу. Ещё тот прохвост и распутник! Пусть только сунется к тебе, моя девочка, я ему быстро бока обломаю! А тебе он пришелся по душе?
  - Кто это, крестный? - поинтересовалась удивленная такой характеристикой Стефка.
  - Граф Палацкий - отчаянный сорвиголова и близкий друг принца Генриха! Приятели так несколько лет назад отличились, что у маркграфа лопнуло терпение, и он изгнал шалопая из Моравии. Но видимо всё-таки сменил гнев на милость, раз граф Ярек появился при дворе.
  Стефка ещё хотела поговорить о Палацком, но её вновь пригласили на танец.
  Между тем на другом конце зала обсуждали саму пани Лукаши.
  - Ну как она тебе? - заинтересованно расспрашивал принц приятеля. - Понравилась?
  - Понравилась, - задумчиво улыбнулся Ярослав, - бесхитростная девушка: вся как на ладони! Из таких барышень получаются хорошие матери семейства, но никак не занимательные и страстные любовницы. В постели с ней, скорее всего, будет скучно! Такая совершенная красота, как правило, является признаком определенной холодности. Я не заметил в пани Лукаши ни скрытого огня, ни кокетства, ни затаенной страсти: она проста и незатейлива, как хлеб.
  - Может, ты просто плохо смотрел? - с иронией заметил Генрих.
  - А что мешает тебе рассмотреть её получше? Пригласи девицу на танец да попробуй разговорить. Мы с ней молчали, как два монаха-трапписта!
  Заметив приближающегося принца, Стефка сжалась от неловкости. Она его боялась, но и отказать было невозможно. Робко подав руку, девушка застенчиво поникла головой и встала в пару.
  - Вы любите танцевать? - между тем поинтересовался принц.
  - Да! - односложно ответила Стефка.
  - Что вы ещё любите делать?
  - Гулять по лесу, вышивать... да мало ли занятий! Но почему это интересует вашу светлость?
  - Молодой мужчина всегда интересуется мыслями очаровательных пани!
  - Я слишком незначительная особа, и не стою такого внимания!
  - Разве девушке, чтобы заинтересовать мужчину нужно быть значительной? Синие глаза, золотые кудри и подобные бутонам роз губы гораздо прельстительнее, чем самые гордые гербы и титулы!
  - Вы льстите мне! - Стефка не удержалась от улыбки.
  Похвалы красоте всегда приятны, хотя настораживал сам собеседник. Но разве деревенской простушке было по силам тягаться в остроумии с поднаторевшим в таких куртуазных играх принцем?
  - Красота делает любого мужчину рабом женщины независимо от того король он или пастух! Женщина же правит, используя свою очаровательную власть над мужским сердцем: ведь любовь равняет всех - и герцогинь, и судомоек. А вы уже познали её сокрушительную силу?
  Стефка удивленно взметнула ресницы, глядя на возвышающегося над ней мужчину. Как умудрился их вполне безобидный разговор приобрести столь опасный характер?
  Не так уж она была наивна, чтобы не сообразить: его высочество обхаживает её? Но зачем? Не мог же принц настолько забыться по отношению к порядочной девушке? Всё это смущало Стефку, сбивало с толку, и хотелось, чтобы поскорее умолкла музыка, и высокородный партнер оставил её в покое.
  - Это, конечно, Диана, - впоследствии поделился принц впечатлениями с другом, - с колчаном и стрелами, но я не заметил ничего мешающего сотворить из неё, как из пены морской, любвеобильную Венеру!
   - Однако такое препятствие есть, - сухо заметил Ярослав, - это крестный отец девицы - барон Збирайда, который никогда не слышал ни о Диане, ни о Венере, но из своей крестницы блудницу сделать не даст!
  Но Генриха не остановили доводы приятеля. Наоборот, чем труднее становились препятствия, тем больший азарт он испытывал.
  - А Збирайда ничего не узнает! Если всё продумать, можно воспользоваться девчонкой и без его ведома. Видишь рядом с ним черноволосую красотку не первой свежести? Это мачеха юной пани Лукаши. А мачехи и падчерицы, как правило, не ладят. Надо прощупать эту бабенку: не окажется ли она нам полезной?
  - Что ты задумал, Генрих? - настороженно поинтересовался граф.
  Принц разочарованно взглянул на приятеля: раньше Ярек понимал его с первого же намека.
  - Ничего из рук вон выходящего, - хмыкнул он. - Мне захотелось узнать, кто скрывается за синим безмятежным взором деревенской красотки? И кто из нас прав: ты, считая её холодной возвышенной натурой, или я, думая, что девчонка - прирожденная шлюха с внешностью ангела? И я не вижу серьезных препятствий для установления истины. А ты поможешь мне удовлетворить любопытство. Думаю, это будет презабавное приключение!
  У Палацкого окаменело лицо, впрочем, немного погодя, он также растянул губы в улыбке.
  - В чём же будет заключаться моя помощь?
  Генрих пожал плечами, пристально наблюдая за танцующей девушкой.
  - Надо поразмыслить. Для начала поухаживай за её мачехой: пригласи на пару танцев, наговори комплиментов, расположи к себе эту дурочку. Думаю, это будет несложно: пани Мария едва ли не поедает глазами всех встречных мужчин.
  
  
  ЯРОСЛАВ И СТЕФАНИЯ.
  Збирайда выходил из себя, глядя на пустую половину кровати. Ему не терпелось рассказать Хеленке обо всём, что произошло на празднике, а эта женщина неизвестно где болталась. Он уже хотел послать холопа на её поиски, когда дверь скрипнула и взволнованная экономка показалась на пороге.
  - Что происходит с нашей девочкой, мой господин?- обеспокоенно спросила она, присаживаясь на край постели.
  - А, так ты у Стефки была? - недовольно проворчал Збирайда. - Как там она?
  - Я помогла раздеться нашей ласточке. Думала порадоваться за неё, ведь это первый бал, а Стефка такая грустная!
  Вот теперь и Хеленка расстроилась, а какой прок от женщины, когда у неё душа не на месте?
  - Черт бы побрал этого графа Ярека, - досадливо выругался пан Ирджих, - принесла его нелёгкая на нашу голову! Всё было хорошо, пока этот молодчик не пригласил дочку танцевать, а она как глянула на парня, так глаз оторвать и не смогла. Стефка ещё совсем ребенок: по лицу, как по открытой книге читать можно. Вот так сразу взяла и влюбилась!
  Скатывавшая чулки Хеленка недоуменно наморщила лоб.
  - Но почему она такая грустная, этот граф обидел её?
  - На свой лад! - тяжело вздохнул барон. - Потанцевал с ней, а потом весь остаток вечера прокрутился как бычок на веревочке вокруг пани Марии. Бедняжка Стефка сразу же сникла. Хорошо хоть не разревелась подобно малому ребенку!
  Это было нечто выше понимания всегда логично рассуждающей женщины, и Хеленка замерла с наполовину стянутым чулком в руке.
  - Пани Мария? Она, конечно, недурна, но чтобы предпочесть её Стефке? Здесь что-то не так!
  - Меня и самого это удивило, - нехотя признался пан Ирджих, - но самое главное, я заметил несколько заинтересованных взглядов, которые кинул на Стефку принц. Плохой знак!
  Хеленка не знала нравов принцев, наивно полагая, что их высокое положение сродни святости. Простолюдины всегда завышенного мнения о благородстве королей. Отсюда и такое количество сказок о добрых государях, хотя подобных никогда не существовало за всю историю человечества.
  - Сам принц заприметил нашу девочку? - благоговейно ахнула восторженная женщина.
  Пан Ирджих столь глупыми иллюзиями себя никогда не тешил, поэтому только хмыкнул, с пренебрежением покосившись на любовницу.
  - Разве Генрих глаз не имеет? - угрюмо заметил он. - Такой же мужчина, как и все! Но слава у него дурная, и небезопасно для любой девушки в маркграфстве обратить на себя столь высочайшее внимание. Отец борется, как может с разнузданностью принца, но на стороне Генриха мать. Маркграфиня Берта из Саксонии, а там всегда женщины себе слишком много позволяли!
  Хеленка юркнула под одеяло, и хотя она промолчала, Збирайда понимал, что женщина встревожена.
  - Черт бы побрал этого Ярека! Принёс его нечистый на нашу голову! Шлялся бы себе и шлялся по дальним землям! Одна морока...
  А Стефка в первый раз в жизни провела бессонную ночь, и её подушка промокла от слез. Память услужливо подсовывала то ласковый взгляд графа, то его улыбку, обращенную к мачехе, то торжествующее лицо пани Марии. Девушке было горько и обидно, и к утру она окончательно влюбилась в коварного красавца.
  
  ДРУЗЬЯ.
  Иногда бывает, что люди были дружны, любили вместе проводить время, с нетерпением ждали встречи, а увидевшись, вдруг с горьким разочарованием убедились: время прошло, они изменились и им больше нечего сказать друг другу.
  В разлуке принц скучал по Ярославу: часто вспоминал их веселые пирушки, скабрезные развлечения и долгие разговоры обо всём на свете за кружкой пива. Ему не хватало весёлого цинизма приятеля, его умения найти выход из любой ситуации и исполнить даже самое безумное желание. И вот долгожданная встреча состоялась.
  Приятели, как и несколько лет назад, закатили весёлую пирушку с не менее весёлыми девицами, но уже через полчаса Генрих догадался, что друга это забавное безобразие не интересует. Пил Ярек умеренно, на девок вообще не обратил внимания, рассеянно хлопнув одну из них по заду, как будто и делать с ними больше нечего. Зато он много говорил, и про вещи совсем неподходящие для дружеского застолья.
  Принц с вежливым вниманием, поигрывая бокалом с вином, уныло слушал философские рассуждения. Имена Николы Кузанского, Плифона, Лоренцо Валло и Паджо Брачиоли срывались с губ Ярослава так же легко, как клички охотничьих собак с уст самого Генриха.
  Да, Палацкий сильно изменился: посерьезнел, набрался впечатлений, знаний, и уже по-другому смотрел на жизнь. Тому, кто любит философию и увлекается новейшими течениями в богословии, вряд ли захочется ворваться в дом какого-нибудь бюргера и, напугав до полусмерти, подпалить полог кровати или вывалить содержимое горшка на голову его дородной жены!
  Теперь компания Ярослава подходила разве что для посещения философских диспутов. Генрих почувствовал острое разочарование.
  - Ярек повзрослел и остепенился, - с улыбкой заметила мать на следующий день, услышав горькие сетования сына,- скоро и ты поймешь, что веселое времяпрепровождение - не главное в жизни. Хотя мне бы не хотелось, чтобы твои желания уступили место доводам разума. Остывающая кровь - признак душевной старости!
  - За то, что моим желаниям грозит угасание, можно не волноваться, - рассмеялся сын, почтительно целуя руку матери. - Я сильно увлекся девицей Лукаши. Не откажите ли мне в любезности помочь нашим встречам, приглашая её вместе с мачехой ко двору?
  Маркграфиня недовольно поморщилась.
  - Я уже говорила, мой мальчик, о бароне Збирайде! - укоризненно напомнила она.
  Генрих с шутовски преувеличенным возмущением округлил глаза.
  - Матушка, моё чувство не оскорбит юную пани. По мнению Ярека, её красота напоминает витражи в соборах и не вызывает преступных вожделений.
  - Генрих, не заиграйся! Мне надоело покрывать тебя перед отцом!
  Тем не менее, и пани Мария, и Стефка получили высочайшее приглашение примкнуть к свите маркграфини. На барона это приглашение не распространялось, и пан Ирджих, скрепя сердцем, вынужден был отпускать женщин во дворец одних.
  - Запомните, - хмуро пригрозил он пани Марии, - главная ваша обязанность - не спускать глаз с падчерицы! И если вы, заигравшись с Палацким, что-нибудь упустите и из-за вашей расхлябанности пострадает честь девушки, то горько пожалеете об этом!
  Но женщина лишь метнула на него неприязненный взгляд. Жизнь пани Марии чудесно изменилась с появлением графа: знаки внимания, которые ей оказывал Ярослав, недвусмысленно указывали на серьезные намерения с его стороны.
  Мачеха сразу же догадалась, что падчерице понравился сероглазый молодой человек, и то, что он отдал предпочтение именно ей, наполнило душу пани Марии ликованием. И что ей были угрозы Збирайды, когда появился шанс стать графиней Палацкой - любимой женой богатейшего моравского вельможи, да ещё такого красавца!
  Надо сказать, что основания для таких планов у неё были: выполняя приказ Генриха, Ярослав сделал немало, чтобы уверить вдову в своих чувствах. Он постоянно крутился возле обеих пани Лукаши, отпуская комплименты одной и подчеркнуто игнорируя другую. И Стефка теперь постоянно была грустной и подавленной.
  - Мы так печальны, - как-то подсел к вышивающей девушке принц, - в чём дело? Вам скучен наш двор? Может позвать шутов и менестрелей, чтобы вновь увидеть улыбку на этих прелестных устах?
  Правду Стефка сказать ему не могла, но израненное безответной любовью сердце всегда нуждается в участии.
  - Я скучаю по дому, - со вздохом призналась она Генриху. - Прошло более двух месяцев, как мы приехали в Брно. Здесь, конечно, очень интересно: много лавок, домов и людей, да и не скучно никогда. Но в конце февраля в Черном лесу появляются проталины, пахнет весной и свежестью, а в городе всё провоняло едким дымом да запахами нечистот.
  - Вы правы, - покладисто согласился принц, - в лесу сейчас хорошо. Но наст режет ноги лошадям и охоту приходиться откладывать, мех у зверья также плохой в эту пору.
  Они еще немного поговорили на эту тему. Генрих вёл себя настолько деликатно и одновременно почтительно, что обычно скованная в его присутствии Стефка даже заулыбалась, поневоле всё чаще и чаще встречаясь с собеседником глазами. Принц по-своему оценил это проявление доверия со стороны робкой девушки.
  - Как обстоят дела с вдовушкой? - деловито спросил он друга после того, как оставил юную пани. - Готова ли она впустить тебя в свою опочивальню?
  Ярослав с опаской посмотрел на порядком возбужденного приятеля. Он не знал, о чём принц разговаривал со Стефанией, но заметил, что эта встреча спровоцировала новый приступ похоти.
  - Пани Мария может и готова, - осторожно возразил граф, - но в доме Збирайды, наверняка, народу больше, чем горошин в стручке!
  Но Генрих только снисходительно похлопал его по плечу. В темных глазах принца разгорался хорошо знакомый Ярославу дикий огонь азарта.
  - На дворе весна, - самоуверенно хохотнул он, - не выдержит Збирайда, и хоть на несколько дней, но посетит свое поместье. Вот в это время ты и договорись с пани Марией о встрече, а когда бабёнка впустит тебя в уснувший дом, обезвредишь её и откроешь мне дверь! А дальше... я уже справлюсь сам!
  Палацкий не смог сдержать возгласа шокированного изумления.
  Одно дело - задрать подол какой-нибудь дочке пекаря, ворвавшись к ней в дом накануне свадьбы, другое - сделать тоже с крестницей барона Збирайды! Здесь извинениями на жалобы городского капитула не отделаешься, строптивый барон мог пойти открытой войной на оскорбившего его сюзерена. А за ним подтянутся вечно недовольные властью северные кланы, и тогда спаси Господь их многострадальную Моравию! Но разве что-либо докажешь избалованному сумасброду Генриху? Принц привык всегда получать своё даже ценой мира в собственной стране! Однако Ярослав всё-таки сделал осторожную попытку образумить зарвавшегося приятеля.
  - Барон никогда не простит такого бесчестья, и ваш отец может сурово наказать нас за эту шалость. Изгнанием я уже не отделаюсь! Придется испытать на себе объятия подвалов Шпильберга, а то и вовсе познакомиться с палачом!
  Но Генрих только отмахнулся.
  - Не пугайся! Я всё продумал. Стефания от стыда и страха будет молчать. Пани Мария, надо думать, тоже в рот воды наберет. Не совсем же она дурочка?
  Долго раздумывал Ярослав над создавшейся ситуацией, взвешивал все "за" и "против", и понял, что нужно незамедлительно действовать.
  Недолюбливавший Палацкого Збирайда удивился, когда ему передали, что граф просит о тайной встрече. Он как раз осматривал на конюшне приболевшую лошадь, и ко всем неприятностям ему не хватало ещё визита прихвостня Генриха.
  - Какого чёрта нужно от меня этому распутнику и богохульнику? Уж не руки ли пани Марии приплёлся просить? - нахмурился Збирайда, но всё-таки вышел к незваному гостю.
  Прошло всего несколько минут разговора, и барон сменил гнев на милость.
  - Я люблю вашу дочь, - признался ему до крайности взволнованный Ярослав, - и думаю, что пани Стефания ко мне тоже неравнодушна, но слишком опасно было проявлять свои чувства. Генрих решил обесчестить вашу крестницу, и как я не отговаривал его от этого шага, не желает ничего слушать! Можно, конечно, отказаться участвовать в этом бесчестном деле, но как бы тогда мы узнали, что он задумал?
  У Збирайды от злости едва не случился припадок, по крайней мере, его лицо приобрело свекольный оттенок, и он несколько минут не мог произнести ни слова от охватившего удушья.
  - Мерзкий щенок, - яростно взревел барон, едва обретя дыхание, - сейчас же поеду к маркграфу и открою глаза на поведение наследничка!
  Этого Палацкий боялся больше всего.
  - Злить и восстанавливать против нас Генриха крайне опасно! - категорически возразил он. - Жизнь заканчивается не завтра. А ну как заболеет маркграф и отдаст Богу душу, что будет со всеми нами? Едва ли дело ограничится только опалой! Не придется ли нам со Стефанией бежать с родной земли, чуть ли ни в чём мать родила?
  - Но что же делать? - растерялся барон. - Как отбить охоту увиваться за моей крестницей?
  - Давайте действовать его же методами, - тяжело вздохнув, предложил Палацкий, - попробуем обмануть Генриха!
  И мужчины принялись кропотливо разрабатывать план действий.
  - Подслушивала?- спросил ночью барон Хеленку.
  - Да, мой господин, - не стала скрывать она. - Как узнала, что молодой человек здесь, так и прилипла к двери: сама ни слова не пропустила и никому подслушать не дала.
  - Ты у меня умница! Как тебе граф?
  Хеленка радостно ткнулась носом в его плечо.
  - Весьма красивый и достойный пан!
  - Мне Ярек тоже пришёлся по душе, - нехотя признался барон,- и пусть граф порядочный шалопай, но судя по всему, душа у него благородная!
  Женщина помолчала, раздумывая, и когда барон уже засыпал, неожиданно разбудила его.
  - Меня больше всего тревожит даже не принц, - озабочено поделилась она,- а пани Мария. Не слишком ли жестоко было так играть её сердцем?
  Вот только чувствами пани Марии не забивал Збирайда своей и без того пухнущей от проблем головы.
  - Ты же слышала, что Ярослав это делал по приказанию принца! - раздраженно повернулся он на другой бок.
  Но лежащую рядом Хеленку мало смутила эта демонстрация недовольства.
  - Может, всё и так, - усомнилась она, - но пани Мария об этом не знает!
  - Да плюнь ты на мадьярку! Далась она тебе, - зевнул пан Ирджих, - гудишь, как шмель над цветком над моей несчастной головой. Тю, баба, спать!
  - Не могу заснуть. Боюсь, что пани Мария нам всем жестоко отомстит!
  - Вот, курья голова, - ругнулся барон, - мадьярки боится, а меня выводить из себя всякими глупостями не опасается! Ещё слово, и я не поленюсь встать и отходить тебя по мягкому месту, чтобы спать не мешала!
  Угроз Збирайды Хеленка не боялась, хотя досаждать ему больше не стала. Зато на следующий день она уже плотно обосновалась возле дочери, презрев все свои остальные обязанности. Только она - её мать могла защитить свою кровиночку от всевозможных козней коварной мадьярки.
  
  ГЕНРИХ.
  В конце февраля Ярослав сообщил принцу, что Збирайда уезжает на несколько дней к себе в имение. Пани Мария согласна впустить его в дом и всё готово к осуществлению коварного замысла.
  Довольный Генрих тут же отправился на женскую половину. Дамы маркграфини клевали носом под чтение какой-то книги, и никто не помешал ему подойти к сидящей у окна Стефке.
  В последнее время отношения между ними выровнялись: принц часто подходил к девушке во время посещений покоев матери, чтобы одарить парой-тройкой замысловатых комплиментов. Однако таким же образом он оказывал внимание ещё с десятку девушек, поэтому Стефку это не смущало. Но близкое осуществление заветного желания сделало Генриха дерзким.
  - Пани Стефания, - игриво улыбнулся он,- не собираетесь ли вы вместе со Збирайдой посетить родные края?
  - Нет, - вздохнула девушка,- крестный уезжает ненадолго и не берет меня с собой.
  - Какое счастье! Лишившись такого украшения, наш двор потерял бы половину своего блеска. От одной мысли, что буду лишен возможности любоваться вашей красотой, я сразу же погружаюсь в беспросветную тоску.
  За месяцы пребывания при дворе Стефка не приобрела особого лоска, но все-таки узнала, что нужно говорить в таких случаях.
  - О, не сомневаюсь, что найдется немало красивых пани в свите вашей матушки, которые рассеют вашу печаль!
  - Но глаза ни одной из них не сулят влюбленному такого блаженства, как ваши, - таинственно понизил голос Генрих.
  - О каком блаженстве идет речь?- недоуменно приподняла брови Стефка, решив, что это очередной мудреный комплемент.
  Неожиданно принц нагнулся совсем низко и, опалив девушку темными глазами, тихо прошептал:
  - Я говорю о блаженстве, которое обещает мужчинам ваше восхитительное тело!
  Стефка залилась краской стыда. Уткнувшись в вышивку, расстроенная девушка не знала, как ей отреагировать на такие непристойные слова. Но Генрих, посмеиваясь, уже отошёл от предполагаемой жертвы. В предвкушении опасного приключения у него приятно волновалась кровь, и было превосходное настроение.
  От пани Марии Палацкий узнал, что после отъезда барона в доме осталось лишь несколько человек прислуги, но они спят в людской, и доступ в спальню юной пани никем не охраняется. Да и кого было бояться Збирайде в собственном доме?
  Поздней ночью молодые люди подъехали к дому. Принц с несколькими доверенными людьми из личного окружения затаился на соседней улице. Со своего места ему было хорошо видно, как Ярек постучал условным стуком в калитку и как ему открыли.
  Генрих знал, что ему придётся долго ждать, но его желание овладеть юной красавицей было настолько велико, что от нетерпения он не чувствовал промозглости пронизывающего до костей ветра.
  И тут послышались шум и крики. На подворье Збирайды явно что-то произошло: на улицу высыпала вооруженная дворня, и недоумевающему и разочарованному принцу пришлось убраться восвояси, так и не дождавшись Ярослава.
  Всю ночь Генрих ждал известий от приятеля, одного за другим посылая своих людей то в дом Палацкого, то к подворью Збирайды. Но те возвращались ни с чем: Ярослав как в воду канул.
  И только после обеда граф, наконец-то, соизволил появиться в Шпильберге. Генрих к тому времени совсем извёлся от нетерпения.
  - Что случилось? - набросился он на Ярослава. - Почему в доме оказалось так много народа?
  Палацкий замялся, пряча глаза от пронизывающего взора принца:
  - Збирайда не смог пробраться через перевал в родные края: бушует буран и всё завалило снегом. Поздно вечером он внезапно вернулся домой, едва успев к закрытию городских ворот!
  - И?
  - Все были порядком вымотаны и валились с ног, вот пани Мария и подумала, что никто не помешает нашей встрече, но она ошиблась! Когда мы пробирались по коридору в её комнату, навстречу нам вышел Збирайда собственной персоной! Пани испуганно пискнула и исчезла, а я оказался с ним один на один! - Ярослав сдержанно перевел дыхание и быстро договорил. - Убедить Збирайду, что я не хотел обесчестить его крестницу, оказалось невозможным: мне ничего не осталось, как предложить пани Стефании руку и сердце!
  Генрих не только стал багровым от ярости: от ненависти у него перекосилось лицо.
  - Почему же ты не объяснил, что шёл не к падчерице, а к мачехе? - наконец, отдышавшись, процедил он сквозь зубы.
  Ярослав с наигранным недоумением посмотрел на принца.
  - Жениться на вдове без гроша за душой, с ребенком и далеко не первой свежести? Нет уж, если и надевать на себя этот хомут, то хотя бы ради молодой и красивой. Генрих, неужели ты потребовал бы от меня такой жертвы?
  Странный вопрос! Конечно, потребовал бы! Оба молодых человека это знали, но одно дело думать, другое - говорить. До такой степени Генрих ещё не обнаглел.
  - Значит, ты теперь жених юной Лукаши? - криво усмехнулся он.
  Ярослав, виновато улыбнувшись, смущенно пожал плечами.
  - Я знаю, как ты был увлечен пани Лукаши, но Стефания - не единственная красивая девушка в маркграфстве, найдутся и другие, не менее привлекательные.
  Они помолчали: один с нарастающим ледяным гневом, другой с вполне оправданной опаской.
  - Когда же свадьба? - мрачно поинтересовался Генрих.
  - Решать маркграфине, ведь Стефания состоит в её свите. Сегодня вечером Збирайда обсудит этот вопрос с госпожой Бертой.
  Генрих согласно кивнул головой, и перевел разговор на другую тему.
  Если бы Ярослав не был так взволнован и счастлив одновременно, может и заподозрил в этой сдержанности недоброе. Но молодой человек искренне посчитал, что все его неприятности теперь позади: принц немного подуется и смирится с неизбежным. Что ему ещё останется делать?
  Палацкий понял бы, что сильно ошибается, доведись ему услышать разговор Генриха с матерью.
  - Сегодня Збирайда будет просить вашего разрешения на венчание его крестницы с графом Палацким, - мрачно предупредил сын маркграфиню. - Он готов её выдать замуж хоть завтра, но я вас попрошу насколько возможно оттянуть это событие.
  Берта изумленно вздернула брови.
  - Какие же возражения я ему приведу?
  - Осталось чуть больше недели до Великого поста! Поясните Збирайде, что это время больше подходит для молитв, чем для свадеб!
  - Допустим,- недоуменно пожала плечами маркграфиня, - и что это тебе даст? Они всё равно поженятся!
  Она видела, насколько расстроен сын из-за потери смазливой деревенской девчонки и полагала, что его увлечение глупая блажь. Однако Берта не посчитала нужным отказать единственному отпрыску в такой безделице. Сам когда-нибудь поймет, насколько глупо выглядит его упорство.
  - Теперь ты не сможешь вклиниться между ними, - всё же предупредила она.
  - Даже если Стефания потеряна для меня, - зло ответил Генрих, - я обязательно придумаю, как расстроить эту свадьбу! Не позволю обманывать себя безнаказанно!
  - Почему ты считаешь, себя обманутым? Что между вами произошло?
  - Ничего особенного, но подозреваю, что из вашего сына хотели сделать болвана! И обязательно узнаю, каким образом Ярек получил руку пани Стефании, - пообещал Генрих матери.
  Отсрочка венчания расстроила и Збирайду, и Палацкого. Инстинктивно они оба чувствовали нависшую опасность, поэтому хотели как можно быстрее провести обряд венчания, но ответ маркграфини прозвучал категорично, и настаивать на своём было, по меньшей мере, неразумно.
  И пока жених и отец напряженно размышляли, каких ещё пакостей ждать от завистливого принца, не было на свете человека счастливее Стефки.
  Когда она узнала о сватовстве графа, то покрыла восторженными поцелуями и крестного, и Хеленку, и даже мрачную пани Марию. Девушка танцевала от радости, легкомысленно забыв и о принце, и о прежних ухаживаниях жениха за мачехой.
   Зато вечером того же дня Генрих получил возможность увидеть её ликующее лицо и сияющие беспредельной любовью глаза, обращенные к Ярославу, в свою очередь словно прилипшему к невесте. Теперь, когда состоялось обручение, влюбленные уже не считали нужным скрывать свои чувства: они о чем-то нежно ворковали друг с другом, то и дело переглядывались и обменивались улыбками. Не удивительно, что при виде столь откровенного счастья соперника Генриха охватило бешенство, и он с трудом сдерживался, чтобы открыто не проявить обуревавшей его жгучей ревности.
  - Какая красивая пара, - между тем, умилилась Берта. - На них хочется любоваться, не отрывая глаз. Пожалей ты их!
  Но взглянув на сына, она прикусила губу.
  - Любуйтесь, матушка, как люди любуются на облако. Миг, и его уже нет!
  Даже о намечающейся подлости при желании можно сказать поэтично.
  Полные всепоглощающий ненависти глаза Генриха остановились на одинокой фигурке вблизи жениха и невесты. Не нужно быть особо проницательным знатоком человеческих душ, чтобы понять: пани Мария находится в не менее жутком состоянии. Женщина осунулась, и её бледность бросалась в глаза, как и чёрные тени под глазами.
  Применив пару нехитрых уловок, принцу удалось поговорить с ней наедине.
  - Надо же, - разыграл он удивление, - я предполагал, что в вашем доме скоро быть свадьбе, но с другой невестой. И вдруг узнаю, что граф Палацкий обручен с пани Стефанией!
  Из глаз пани Марии тотчас заструились слезы отчаяния.
  - Это все Збирайда! - всхлипнула она.
  - Но разве у вас с Ярославом не дошло дело до свиданий? Как с преданным другом он делился со мной мечтами о встрече с любимой женщиной!
  Лицо Генриха изображало такое участие, что пани Лукаши прорвало: ведь бедной женщине некому было излить всю горечь, скопившуюся за эти дни.
  - Не знаю, как пан Ирджих прознал о готовящемся свидании, но только всё было заранее подстроено. Я расспрашивала его людей, и кое-кто мне поведал, что Збирайда и не собирался в Чёрный лес: он выехал из городских ворот, дождался вечера в ближайшем к Брно придорожном трактире, а потом вернулся, придумав несуществующую бурю. Барону хотелось поймать Ярека в ловушку и женить на своей Стефке. А Палацкий как истинный рыцарь не стал позорить меня в глазах людей и утаил правду!
  В отличие от глупой бабы, принц сразу же сообразил, что произошло: сговорившись между собой, два неверных вассала провели его как неразумного ребенка.
  - У вас появится возможность отомстить, - пообещал он вдовушке,- если вы согласитесь мне помочь!
  - Но... какого рода нужна помощь? - вытерла слезы мадьярка. - Збирайда ведь и убить может, если догадается, что я что-то замышляю против его крестницы!
  - Не волнуйтесь, в случае необходимости я сумею вас защитить, - пообещал Генрих. - Только думаю, до этого дело не дойдёт!
  Между тем потерявшая голову от любви Стефка готовилась к свадьбе: из Лукаши привезли её приданое, чтобы проверить, что нужно обновить, а то и пополнить. Все комнатные девушки были завалены работой, а местные торговцы заказами. Пристрастно перебирающая содержимое сундуков Хеленка всю душу вложила в рубашки своей голубки, любовно украсив их вышивкой, лично проверила каждый отрез ткани, протрясла перины и подушки. И всё же тревожное беспокойство не давало иногда ей спать по ночам.
  - Быстрее, что ли бы они поженились, - пожаловалась она как-то Збирайде, - боюсь я! Сердце так и замирает.
  - Тю, глупая баба! - рявкнул на неё пан Ирджих, но потом, тяжело вздохнув, погладил любовницу по голове. - Что я могу поделать, если маркграфиню вдруг обуяло неожиданное благочестие? Успокойся, всё будет хорошо!
  
  ПАПСКОЕ ПОСОЛЬСТВО.
  Сказав, что на перевале бушует ураган, Збирайда не особо покривил душой.
  Преодолевая Моравский крас, сражался с бешеными порывами метели довольно большой отряд людей. Билось на ветру обледеневшее жёлтое знамя над сплошь облепленными снегом всадниками.
  - Ваше преосвященство, этот снежный кошмар напоминает мне последние круги ада, столь гениально описанного Данте Алигьери: тот же мерзкий холод, ураган и лёд, - пробивался сквозь порывы ветра голос предводителя отряда, обращенный к священнослужителю в подбитой мехом фиолетовой мантии.
  - Да, погода нас не балует, - согласился тот,- но это последний переход, сын мой: завтра мы прибудем в Брно.
   - Неужели в этом диком краю есть города и люди? - продолжал насмешничать мужчина. - После того, как мы выехали из Праги, только и видим, что леса, горы да озера. Мелькнут убогие силуэты каких-то сооружений, да изредка появятся похожие на зверей люди в шкурах. А уж деревни: на редкость тоскливое зрелище беспросветной нищеты!
  - Эти края совсем недавно были ареной большой смуты, вот люди и обнищали. Но в основном, они такие же добрые сыны и дочери нашей матери-церкви, как и все остальные католики,- укоризненно заметил епископ. - Хотя у его святейшества до сих пор есть повод огорчаться их поведением! Но какой же любящий отец не скорбит о заблуждениях детей?
  Это посольство папы римского было не совсем обычным. Во-первых, его возглавлял человек вполне светский - знатный испанский гранд дон Мигель граф де ла Верда. И хотя недостатка в викариях и секретарях в не наблюдалось, прежде всего, это был очень хорошо вооруженный отряд, состоящий из опытных и сильных воинов. Графа сопровождал другой папский легат -епископ болонский Братичелли. На них была возложена достаточно деликатная миссия с широкими полномочиями и множеством тайных поручений.
  Посольство высадилось в Любеке, проехалось по городам Ганзы, побывало при польском дворе, обсудив с королём ряд насущных вопросов. Затем они побывали в Силезии и Чехии, а теперь папским посланникам предстояла работа в Моравии.
  Что же заставило этих людей посетить маленькое, зажатое между гор маркграфство?
  В Риме не могли без содрогания вспоминать потрясшие весь христианский мир события, позволившие последователям мерзкого еретика Яна Гуса ввергнуть Чешское королевство в кровавую смуту. Папскому престолу пришлось организовать крестовый поход против непокорных чехов. Тогда Моравия оказалась в самом центре событий, и хотя прошло уже значительное количество времени, маркграфство по-прежнему не давало Риму покоя.
  До престола доходили слухи об организации "Моравских братьев" - последователей таборита Хельчинского, который только по недосмотру инквизиции не попал на костер и умер своей смертью. Но особо настораживали святого отца доносы, что некоторые дворяне при дворе маркграфа несколько вольно трактуют те догматы святой матери-церкви, о которых двух мнений быть не может. Вот поэтому сюда и было решено прислать графа де ла Верду - человека светского, и одновременно служащего престолу. Что изо всех сил станут скрывать от епископа, могли доверить столь блистательному гостю.
  Дон Мигель был чарующе обаятелен, красив мужской зрелой красотой, а главное, хорошо разбирался в хитросплетениях интриг. По моде того времени его черные пышные локоны опускались ниже плеч. Точёный гордый профиль надменного лица смягчали бархатистые и проникновенные черные глаза, а хорошо очерченные губы умели прельстительно и таинственно улыбаться. Стройная подтянутая фигура человека, много времени проводящего в движении довершала картину: не удивительно, что де ла Верда имел успех у прекрасных дам и легко выпытывал среди смятых простыней даже то, что прелестницы скрывали на исповедях.
   Граф умудрялся проникать в самые тайные замыслы сильных мира сего. Это был прирожденный дипломат и лазутчик, твердо знающий, чего он хочет и кому он служит. Его отличали острый ум, бьющая через край энергии и беззаветная преданность католической церкви.
   Дон Мигель был выходцем из старинного каталонского рода. Он появился на свет вторым сыном, поэтому вынужден был сам пробивать себе дорогу. По обычаям того времени, семья решила посвятить его церкви, да и сам дон Мигель с радостью избрал духовную карьеру. Он грезил о кардинальской шапке, и что уж греха таить, о папской тиаре!
   Будучи в отдаленном родстве с весьма могущественным кланом кардиналов из арагонского дома Борджиа, юный Мигель решил сделать карьеру в Риме. Кардинал Родриго Ленцуоло Борджа приходился ему троюродным дядей по матери. Он всегда был привязан к родственникам, поэтому в свое время оказал протекцию бойкому племяннику. Его святейшество сначала уступил, не желая связываться с могущественным испанским кланом, усилившимся до невероятности за годы правления папы Каликста III. Однако когда юный каталонец с необыкновенной ловкостью справился с рядом довольно сложных заданий, папа стал доверять ему деликатные и требующие большой осмотрительности дела.
  Де ла Верда уже готовился к принятию сана, когда из дома пришло известие о смерти старшего брата. С честолюбивыми мечтами о папской тиаре пришлось расстаться, но к тому времени дон Мигель уже плотно завяз в тенетах европейской политики и не мог всё бросить ради возвращения в родной лен.
  Епископ Братичелли поначалу был недоволен, что над ним поставили человека светского, да еще столь дерзкого и стремительного, но потом и он в очередной раз восхитился мудростью папы, когда увидел каталонца в действии. Где бы ему понадобились месяцы упорного труда, дон Мигель добивался своего за считанные дни.
  Перевалив через засыпанные снегом горы, спутники с удовольствием отогревались на неярком, но уже по-весеннему теплом солнышке.
  Ничто так не сокращает путь, как беседа с умным и знающим человеком. Епископ и дон Мигель знали об этом не понаслышке.
  - Не могу я понять этих людей, - с досадой говорил де ла Верда, - живут в нищете: не доедают, одеты в лохмотья, но с упрямством, достойным лучшего применения, ищут Небесное царство, когда им давно и четко сказано: его нет в земной юдоли! Но смутьяны упрямо талдычат: мол, если все оденутся в рубище и станут питаться отбросами, Горние сферы непременно предстанут перед их алчущими взорами!
  - Дьявол везде найдет лазейку, - со вздохом заметил епископ. - Постоянно твердя о нищете и смирении, как о способе достижения высшей гармонии, они сами о них невольно забывают, выступая против нашей общей матери-церкви.
  - Меня бесит человеческая глупость! Почему молитвы грязного нищего священника в их понимании ближе к Богу, чем чистого и сытого? Разве в последнем случае благодарность Создателю не более искренняя? Мне кажется, что еретиками движет обыкновенная зависть. Работать они не хотят, содержать себя в достатке не могут: вот и решили, раз они лодыри и неудачники, то нужно всех низвести до состояния нищеты! Положите перед носом самого закоренелого сторонника бедности и смирения два куска мяса - один жесткий, плохо прожаренный, да еще тухлый вдобавок, и кусок отличного жаркого! Что он выберет?
  - Всё это гордыня, - согласился епископ, - убогие и нищие духом они вообразили, что умнее всех, даже наместника Бога на земле и начали мутить народ. Чего же в результате они добились? Кровь, обнищание и смерть... Кстати, о жарком! Конечно, сейчас пост, но очень хотелось бы где-нибудь пообедать! Боюсь, до Брно нам не найти ни одной приличной харчевни.
  В город посольство попало только к вечеру, едва успев к закрытию городских ворот.
  Путники отогрелись, отдохнули, сменили дорожную одежду на парадную, и в один из дней третьей недели поста посетили Шпильберг.
  - Какой захудалый двор, - брезгливо поморщился де ла Верда,- при таком только и процветать всяким убогим ересям!
  - Сердце нашей матери-церкви одинаково широко распахнуто и для богатых народов, и для бедных, - упрекнул каталонца епископ.
  Впрочем, он знал: когда дело коснется целей поездки, его спутник перестанет брюзжать и покажет себя с наилучшей стороны.
  Маркграф был заранее предупрежден, что его лён навестит папский посланник. Наслышан он был и о самом доне Мигеле как о лицемерном и коварном интригане. Не сказать, чтобы его порадовал этот визит, но Корвин упомянул в личном послании, что крайне заинтересован в благополучном исходе переговоров между папским легатом и маркграфом.
  Дело, прежде всего, касалось брака принца Генриха.
  Династия Люксембургов была связана изнутри брачными союзами, но на этот раз разговор пошел о Габсбургах, владения которых примыкали к маркграфству с юга. Принцессе Анне-Марии едва исполнилось десять лет, но ничто не мешало провести обряд венчания. Маркграф внимательно выслушал все доводы в пользу этого брака и не стал возражать, понимая, что всё уже решено за его спиной. Матиаш Корвин списался с папой, и эти люди, дабы обсуждая с ним кандидатуру невесты, по сути дела ставили его в известность о принятом решении.
  Проведя первый официальный раунд переговоров, дон Мигель немедля перешёл ко второму. Услышав о еретиках при своем дворе, маркграф всполошился не на шутку. Не хватало только, чтобы его земли опять подверглись разграблению, как во время крестовых походов четверть века назад. Он в ту пору был совсем молод, но помнил, во что превратили его удел орды созванного со всей Европы Святым престолом отчаянного сброда.
  - Ересь? - удивленно приподнял он брови. - Уверяю, что вы ошибаетесь!
  - И тем не менее, - холодно улыбнулся дон Мигель, - могу ошибиться я, но никак ни его святейшество, который уверяет, что по его сведениям при вашем дворе обретаются тайные еретики.
  Такое утверждение трудно оспорить.
  - Разве что-нибудь позволяет себе молодежь? - недовольно пожал плечами маркграф. - Поговорите с Генрихом: может ему что-то известно? Обычно в это время он обретается на половине матери.
  Так дон Мигель оказался в покоях маркграфини, где сразу же произвел переполох своими великолепными глазами и неотразимыми манерами. Было нечто в нём такое, от чего женщины всех возрастов сразу же начинали прихорашиваться, улыбаться и кокетничать, пытаясь обратить на себя внимание столь привлекательного мужчины.
  - Надо же, что посол его святейшества - вы, дон Мигель,- удивилась маркграфиня, - мы привыкли к легатам в сутанах!
  - Служить церкви - великая честь, ваша светлость, - заметил граф, одаривая женщину обаятельной улыбкой и заинтересованным взглядом, - я чувствую себя польщённым столь высоким доверием.
  Первое, что интересует любую женщину независимо от возраста и положения при виде привлекательного мужчины - женат ли он?
  - Кто ваша супруга? - поинтересовалась Берта.
  - Пока холост, - удовлетворил её любопытство собеседник, - и только ищу подругу жизни!
  - Как знать, может именно в Моравии найдете свою половину? - рассмеялась женщина. - Наш двор славится красавицами!
  - И это не пустые слухи, - улыбнулся дон Мигель, - я вижу здесь даже небесных ангелов!
  - Ангелов? - удивился Генрих, до этого молча внимающий их легкой болтовне.
  Отец успел предупредить наследника, что каталонец не просто так пожаловал на женскую половину, и его ждёт очень серьезный разговор. И теперь принц терпеливо дожидался, когда иноземец перестанет морочить головы дамам и начнет говорить по существу. Но граф почему-то не особо торопился.
  - Ангел, мой принц, - охотно пояснил дон Мигель, - сидит за вышиванием в обществе красивого молодого мужчины. Очевидно, разговор между ними весьма увлекателен. Ручаюсь, эта парочка даже не заметила вашего покорного слугу!
  Генрих с легким недоумением взглянул на каталонца. Он мог поручиться, что де ла Верда ни разу не посмотрел в сторону Стефки и Ярека, да и сидели жених с невестой в дальнем углу. Как он смог их разглядеть на таком расстоянии?
  - Настоящая красота бросается в глаза как огонь в ночи,- в ответ на его молчаливое удивление заметил дон Мигель,- особенно настолько редкостная! Впрочем, судя по поведению сидящего рядом молодого человека, у неё уже нашелся хозяин.
  - Вы проницательны, дон Мигель, - сделала чужаку комплимент маркграфиня. - Эта девушка Стефания Лукаши - крестница барона Збирайды и круглая сирота. Она недавно обручилась с графом Ярославом Палацким, и после Пасхи состоится их свадьба.
  - Вот так всегда, - нарочито сокрушенно вздохнул дон Мигель,- стоит только встретить подходящую девушку, как она либо оказывается чужой невестой, либо вообще замужем! Но, возможно, я еще найду утешенье в чьих-нибудь объятиях?
  Все присутствующие рассмеялись, кроме принца, который не нашел в словах папского посланника ничего смешного. Граф исподволь наблюдал за молодым человеком. Для такого знатока человеческих слабостей как дон Мигель не составило труда мгновенно разобраться, что перед ним типичный любовный треугольник, и изощренный в интригах ум каталонца лихорадочно перебирал варианты использования данной информации в своих целях.
  Разговор между ними состоялся несколько позже, когда вдоволь наболтавшись с дамами и полностью их очаровав, дон Мигель попросил принца о приватном разговоре. Генрих отослал приближенных.
  - До престола его святейшества, - поставил его в известность де ла Верда, - дошли слухи о неподобающих разговорах среди ваших дворян, отдающих откровенной ересью!
  - Мои дворяне и ересь? - удивился Генрих. - Уверен, вас ввели в заблуждение!
  - А вы можете отличить ересь от философских умствований? - с располагающей улыбкой поинтересовался дон Мигель. - Для этого нужны специальные познания! Может, вам и кажутся эти высказывания безобидным, а на самом деле они смертельно опасны, потому что ведут бессмертную душу прямиком в ад. Не лучше ли позволить во всем разобраться людям сведущим в подобных материях?
  - Инквизиции? - с горькой иронией поинтересовался принц. - Но в маркграфстве нет суда инквизиции!
  - Инквизиция - не пугало, а скальпель хирурга, который вскрывая зловонные язвы, выпускает из больного тела гной, делая его здоровым, - укоризненно заметил каталонец. - И хотя в Моравии действительно нет суда инквизиции, но отцы-доминиканцы сопровождают наш отряд и с радостью помогут заблудшим душам!
  - Я далек от теологии, - с неожиданной готовностью признался принц, остановив взгляд на паре обрученных в углу. - Могут ли считаться еретическими учения Николы Кузанского, Плифона и Лоренцо Валло?
  - О, - восхитился граф, - вы знакомы с передовыми идеями гуманистов? Неужели изучали их труды с вашими наставниками?
  - Граф Палацкий недавно увлеченно о них рассказывал!
  Дон Мигель чуть не рассмеялся: этот мальчишка прямолинейно шел к цели, пытаясь отдать в руки инквизиции счастливого соперника. Если дело пойдет и дальше таким образом, его миссия окажется значительно легче, чем он думал вначале.
  - Святая церковь отличается широтой взглядов и никогда не преследовала людей, которые будучи добрыми католиками, вносили кое-что новое в науку об устройстве человеческого общества. Может, она в чем-то с этими философами и не согласна, но её сердце, как и сердце любящей матери, наполнено пониманием и всепрощением! Насколько мне известно, граф совсем недавно вернулся из длительного путешествия? Злокозненные речи, направленные против его святейшества, появились при вашем дворе гораздо раньше.
  - Тогда я не знаю, о ком вы выговорите! - разочарованно поморщился принц.
  Собеседники немного помолчали: их взоры вновь сосредоточились на счастливых влюбленных, которым и дела не было до проносящихся над их головами опасностей.
  - Сегодня мы с вашим отцом обсудили кандидатуру вашей невесты, - неожиданно сменил тему разговора дон Мигель, - это десятилетняя Анна-Мария Австрийская. Понятно, что она пока не сможет выполнять обязанности супруги, да и сейчас уже заметно, что вряд ли будет такой же красавицей, как пани Лукаши, но что поделаешь: таков удел принцев - наслаждаться счастьем подданных в ущерб собственным чувствам!
  Генрих отреагировал на это известие сдержанно, и лишь прикушенная губа выдавала обуревавшие его страсти.
  - Впрочем, бывают всякие обстоятельства, - после затянувшейся паузы туманно намекнул де ла Верда, - и свадьбы распадаются в последний момент. Только такая красавица, если даже не выйдет замуж за Палацкого, быстро найдет себе другого жениха!
  И принц вновь отмолчался. Что же, многого дон Мигель от него пока и не ожидал, но был уверен, что молодой человек заглотнет наживку. Теперь можно было с лёгкой душой возвращаться к фривольной болтовне с дамами.
  Прошло две недели.
  Де ла Верда уже знал имена дворян из свиты принца, которые опрометчиво распустили языки, но не спешил отдавать их в руки инквизиции. Он хотел услышать имена еретиков из уст самого принца, чтобы не раскрывать легкомысленный источник, от которого в одну из пылких ночей узнал информацию. А ещё его интересовало, чем закончится тайная война, которую вёл принц против своего друга и его красавицы-невесты.
  Приближалась Пасха, следовательно, и свадьба этой пары. Теперь нужно было ждать от Генриха решительных действий.
  Конечно, дон Мигель видел, насколько хороша пани Лукаши, но это никак не затрагивало его чувств до одного вечера в покоях маркграфини. Чтобы развлечь дам, в тот день посланник принёс во дворец шкатулку с приобретённым в Пруссии янтарём. Женщины с восторженным удивлением любовались четками, ожерельями и брошками. Но особое восхищение вызвал кусок янтаря, внутри которого как будто застыло перламутровое золотое облачко блесток.
  - Божественно, - восхитилась Берта, - даже не знаю, видела ли я когда-нибудь подобную красоту?
  - Ах, матушка, - мрачно улыбнулся Генрих, наведя уникальный янтарь на свет свечи,-- вы не замечаете очевидного!
  Дон Мигель удивленно вздернул брови, когда принц обратил взор в сторону интересующей его девицы.
  - Пани Лукаши, - громко позвал он,- подойдите сюда!
  Впервые дон Мигель увидел эту красавицу вблизи. Обычно Стефания сидела в отдалении, и у него сложилось стойкое впечатление, что кроме своего жениха девушка никого не видит. Сейчас же, покорно улыбающаяся пани Лукаши подошла к маркграфине.
  Из-под плоской квадратной шапочки, подвязанной под подбородком широкой лентой, струились распущенные золотистые локоны длинных волос, отдельные пряди которых были перевиты нитками жемчуга. Принц с горькой миной приблизился к девушке и, дерзко приподняв одну из прядей, поднес к подсвечнику в своей руке. Эффект превзошел все ожидания! Волосы заискрились золотистым перламутром, подобно облачку внутри янтаря.
  Увидев, с чем сравнивают её локоны, девушка порозовела от смущения, и тёмно-синие глаза испуганно попросили помощи у жениха. Палацкий ободряюще кивнул головой, и Стефания тотчас засияла облегченной улыбкой в ответ. Она даже в данной ситуации умудрилась никого не замечать, кроме своего Ярека. Дон Мигель внезапно почувствовал себя задетым и этой редкостной красотой, и этим обидным пренебрежением. Он с удивлением ощутил, как сладко замерло его сердце при виде безукоризненно прекрасного лица, и поневоле залюбовался синим безмятежным взором. И в этот момент из головы восхищенного де ла Верды вылетел знаменитый постулат папских легатов: 'Не только ты смотришь на всех, но и все смотрят на тебя!' И лишь поймав заинтересованный взгляд Генриха, каталонец с досадой догадался, что его особое внимание к красавице не прошло незамеченным.
  - Я вижу, вы не остались равнодушным к нашей моравской Диане? - позже с кривой улыбкой осведомился принц.
  - Надо быть незрячим, чтобы не заметить подобного совершенства, - не стал отказываться граф. - Жаль только, что нам никогда не пить воды из этого источника!
  - А что, при виде этой девушки у вас появилась жажда?
  - Как и у любого нормального мужчины!
  Разговор стал по-настоящему интересовать де ла Верду. Он догадался, что у Генриха есть, что ему предложить.
  Собеседники неспешно прогуливались по коридору, ведущему из маркграфских покоев в дворцовую часовню. Сейчас здесь было пустынно, и их размеренные шаги гулом отражались от каменных стен.
  - Почему я должен отдать дурному вассалу девушку, которую страстно желаю, - между тем, вслух рассуждал принц, - неужели мои объятия не будут для неё предпочтительнее? В конце концов, именно я - сеньор, а он лишь подданный.
  Де ла Верда со скрытой насмешкой покосился на малахольного юнца. Амбиций тому было не занимать, вот только чувства меры недоставало. А это серьезное упущение для будущего правителя.
  - Теоретически вы правы, - охотно согласился он, - но в наше время принято сквозь пальцы смотреть на старинные кутюмы. Сомневаюсь, что девушке и её родственникам подобные доводы покажутся бесспорными.
  Принц нервно подтянул перчатки и неуверенно взглянул на собеседника:
  - А не могли бы вы мне помочь в этом деле?
  - Счастлив, что вы почтили меня своим доверием, но что я могу сделать?
  Генрих надолго замолчал, казалось, сосредоточенно изучая узорчатые своды галереи. Может, ждал наводящих вопросов, но дон Мигель не собирался ему помогать. Он уже предчувствовал, что услышит нечто экстраординарное, и его немало забавлял этот упрямый юнец.
  Однако когда принц заговорил, де ла Верду от нелепости затеи даже оторопь взяла.
  - Не могли бы вы выкрасть девушку, - тихо предложил Генрих, - обесчестить её и бросить где-нибудь по дороге?
  - Интересную роль вы предлагаете папскому посланнику!
  - Сделаете вид, что уезжаете, но сами тайком вернетесь, - живо пояснил ему молодой человек. - С помощью одной женщины из дома Збирайды выкрадите девицу! Затем, не открывая лица, изнасилуете её и бросите. Что тут сложного? Стефания и не поймет, что это были вы!
  Граф судорожно вздохнул, но всё равно поперхнулся, досадливо ухватившись за горло. Такой дикости ему ещё не приходилось слышать.
  - Изнасиловать девушку с закрытым лицом? - прохрипел он, с трудом прокашлявшись. - Но вам-то от этого какая польза?
  - Обесчещенная девушка попадет на покаяние в монастырь,- терпеливо растолковал принц. - Ярослав после такого позора не сможет на ней жениться. А я подожду пока уляжется шум, потихоньку извлеку девчонку из обители и сделаю своей тайной любовницей.
  Дон Мигель, сжав подбородок пальцами, задумчиво разглядывал принца. Надо же, какая невообразимая дурь у него в голове - вплоть до святотатства! На редкость мерзкий тип!
  - Хорошо, - мягко согласился он, - мне понятно, что вы задумали! Но поставим вопрос иначе - а что я получу от этой авантюры?
  - Разве овладеть такой красавицей само по себе не является наградой?
  - Что же, всегда забавно сделать из ангела грешницу, - насмешливо согласился каталонец,- хотя меня не привлекает смирять изо всех сил сопротивляющуюся девственницу! Я не любитель подобных развлечений, но чего не сделаешь, чтобы угодить вам, мой принц! Правда, есть одно "но", которое делает все ваши замыслы бесполезными.
  - Что это за "но"? - осведомился недовольный Генрих.
  Дон Мигель обескуражено развел руками.
  - Я не могу уехать из вашего маркграфства, пока не выясню имена дворян, запятнавших себя связями с еретиками. А это может затянуться так надолго, что пани Стефания не только успеет выйти замуж, но и даже родить графу первенца.
  Принц озадаченно задумался.
  - Что с ними будет? - хмуро полюбопытствовал он.
  - О, не забивайте себе голову, - беспечно рассмеялся де ла Верда, - поговорят... по-отечески, а потом наложат епитимью, да отправят на какое-то время в монастырь на покаяние. Откуда это предубеждение против инквизиции? Не понимаю! Невинному человеку нечего боятся!
  - А виноватому?
  - Всё зависит от степени вины, - тонко улыбнулся дон Мигель. - Дворяне - опора престолов, к ним отцы инквизиторы всегда снисходительны!
  - Если вы гарантируете их безопасность...
  - Я гарантирую не безопасность, - поспешил прервать его граф, - а справедливый и снисходительный суд!
  - Это одно и то же, - досадливо согласился принц. - Ладно, попробую выяснить имена болтунов, но... если вы согласны мне помочь?
  - Буду рад оказать вам эту услугу, но от вас, в свою очередь, жду чёткого плана действий!
  - Вы его получите! - обрадовано пообещал принц.
  Дворяне были арестованы накануне Пасхи.
  - Быстро вы провернули это дело! - восхищенно поздравил графа с благополучным завершением дела епископ Братичелли.
  Но мрачный де ла Верда почему-то не принял комплимента.
  - Оно еще не завершено, - рассеянно пояснил он, - но это уже, так сказать - постскриптум! Приготовьтесь, мы выезжаем в Австрию на третий день Пасхи.
  На большом приеме по случаю праздника в Шпильберге каталонец случайно оказался рядом с влюбленной парочкой и, спрятавшись за колонну, подслушал их разговор. До этого он даже голоса девушки ни разу не слышал.
  - Скоро, любимая, я стану самым счастливым человеком на земле,- говорил Палацкий, пожимая пальцы невесте.
  Влюбленные разговаривали по-чешски, но де ла Верда быстро осваивал языки, поэтому понимал, о чём так страстно шепчется эта пара.
  - А разве ты сейчас не счастлив? - робко улыбнулась девушка.
  - Мы ещё только в преддверие настоящего счастья, когда сможем воссоединиться навсегда, пока смерть не разлучит нас. Как же я хочу испытать блаженство твоих объятий! Через четыре дня венчание: не будь ко мне жестока, позволь поцеловать себя!
  - Ах, Ярек, - смутилась и даже испугалась девушка, - может, все-таки подождем четыре дня?
  - Ты просто не любишь меня, - рассердился молодой человек, - иначе бы почувствовала, какую муку я терплю!
  Огорчать возлюбленного наивная девушка, конечно же, не хотела, поэтому с мольбой заглянула в его хмурое лицо.
  - Но, любимый, - просительно прошептала она, - всего четыре дня... и тогда ты навеки станешь моим господином! Не принуждай меня, сам же потом будешь упрекать в нескромности.
   - Тебя и в нескромности?! - покровительственно рассмеялся Палацкий, - ты - моя прекрасная снежинка, непорочная белая лилия, чистый горный родник, из которого я вскоре утолю свою жажду. Хорошо, милая, я подожду, не буду смущать твою чистоту и невинность. Но потом я припомню все муки, на которые ты обрекла нас своим упорным нежеланием ответить на мою страсть!
   - Хорошо, любимый, - стыдливо вспыхнула Стефка, - ты отомстишь мне, но не раньше чем через четыре дня!
  Они так часто называли эту цифру, что дону Мигелю не составило труда понять, с каким нетерпением считают дни влюбленные.
  Он невесело усмехнулся и отошел от парочки. Генрих уже ознакомил его с планом похищения: тот был составлен настолько идеально, что посланник не нашёл в нем ни одного изъяна.
  
  ПОХИЩЕНИЕ.
  Территория Брно была обнесена крепостными укреплениями с пятью воротами - Менинскими, Еврейскими, Старобрненскими, Весёлыми и Бегоунскими. Вот через последние на третий день Пасхи и выехал отряд под развевающимися на ветру желтым папским знаменем и флагами с гербом дома де ла Верда.
  С утра епископ, блестяще отслужив службу в костеле св. Петра, благословил собравшуюся паству и прочитал прочувственную проповедь об опасностях инакомыслия и о пользе смирения для христианских душ. Надо сказать, что о духовной жизни горожан было кому позаботиться и без него. Несколько монастырей денно и нощно молились обо всех заблудших: бенедиктинцы в Комарове, премонстраты в Забрдовицах, монастыри нищенствующих монашеских орденов - доминиканцев и миноритов, гебурский монастырь, коменда иоаннитов и женский монастырь цистерцианок на территории Старого Брно, основанный когда-то давно королевой Элишкой Рейчкой. Можно только представить, что представлял собой выезд папского посольства, после того, как представители всех вышеперечисленных обителей вышли проводить его в путь, и епископ по очереди расцеловался со всеми аббатами и благословил каждую из аббатис.
  Потом настала очередь маркграфа и его свиты, которые в последний раз простились с папскими посланниками уже за пределами городских стен. И когда в лучах заходящего солнца отряд, наконец-то, исчез из виду, маркграф облегченно перевел дыхание:
  - Ты не представляешь, сын мой, как я рад, что эти люди убрались восвояси! - повернулся он к сыну. - Но как ты мог допустить, чтобы шляхтичи из твоей свиты попали в лапы инквизиции? Это же бросает тень на весь наш двор в целом!
  - А что я мог сделать, - пожал плечами Генрих,- если эти люди, действительно, слишком много болтали? Оказать открытое неповиновение Риму?
  - Да, это было бы неразумно, - согласился отец, - но вот устройство праздника в твоих покоях считаю излишним: нотка скорби об арестованных не повредила бы тебе в глазах будущих поданных!
  Совет хороший, но у наследника были свои планы на этот вечер.
  - Шляхтичи ещё не осуждены, поэтому нет пока смысла скорбеть, - раздраженно заметил он. - Может, ещё всё и обойдется. Дон Мигель обещал мне лояльное расследование.
  Маркграф удивленно покосился на сына, но промолчал. Между ними никогда не существовало близости. Отец чувствовал, что Генрих мудрит, но будучи твердо уверенным, что его посетила очередная блажь, предпочел махнуть на всё рукой. Пусть развлекается, пока молод!
  К удивлению епископа Братичелли, не успел их отряд проехать и двух часов, как дон Мигель приказал устроить привал и готовиться к ночевке близ большого села рядом со старинной церквушкой.
  - Я ещё не закончил всех дел в Брно, - туманно объяснил он епископу, - придётся вернуться: всю ночь никто не должен спать! Оружие держать наготове!
  Братичелли настороженно взглянул на взвинченного каталонца. С некоторых пор он стал замечать, что его спутник излишне взвинчен и задумчив, но его преосвященство был умным человеком и никогда не задавал лишних вопросов.
  Поздно ночью, когда уже давно были закрыты городские ворота, небольшой отряд подъехал к условленному месту: здесь был устроен потайной ход, ведущий за стены Борно. Он был открыт для де ла Верды по секретному распоряжению принца его доверенным человеком.
  Чужаки тайком проникли на опустевшие улицы города и вскоре оказались перед домом Збирайды. Сам барон, как и большинство его шляхтичей были приглашены принцем на праздничный ужин в Шпильберг.
  Дон Мигель постучал в дверь условленным стуком, и её тотчас распахнула молодая женщина.
  - Пани Мария?
  - Я подмешала сонного зелья холопам, - без лишних слов прошептала она. - Пойдемте, провожу вас до спальни девчонки!
  И ведомый пани Марией де ла Верда беспрепятственно проник в горницу, где безмятежно спала девушка. Она была настолько хороша с разметавшимися по подушке золотистыми локонами и счастливой улыбкой на губах, что мужчина невольно залюбовался прельстительным зрелищем.
  Но неожиданно всё очарование момента было разрушено ворвавшейся в спальню женщиной. С пронзительным криком кинулась она к юной девушке, пытаясь закрыть её своим телом.
  - Не отдам, - завывала она почему-то по-немецки, - моя девочка, моя дочь, моя кровиночка! Не отдам!
  От её крика Стефка проснулась и при виде мужчины в своей спальне тоже закричала от страха. Её защитница вцепилась в девушку мертвой хваткой и, прижав голову к груди, расширенными от ужаса глазами смотрела прямо в прорези маски дона Мигеля. Наверное, это была крестная мать или близкая родственница пани Лукаши.
  Между тем люди графа принялись вырывать из цепких рук женщины изо всех сил сопротивляющуюся девушку.
  - Хеленка, - кричала в отчаянии Стефка, судорожно цепляясь за постель,- не оставляй меня!
  - Бабу придется убить, - сказал графу его ближайший помощник Эстебан, - иначе она поднимет на ноги весь квартал!
  - Ни в коем случае, - категорически запретил де ла Верда, - перепугаете девчонку! Оглушите!
  Перед Хеленкой в последний раз мелькнули безумные от ужаса глаза её девочки. Она было метнулась за ней, но внезапно почувствовав сильную боль в голове, упала без сознания.
  Возвратившийся глубокой ночью из Шпильберга Збирайда заметил, что ворота его усадьбы распахнуты. Оледенев от ужаса, он ворвался в дом и, перешагивая через трупы своих людей, устремился в спальню дочери. Барон уже догадался, что произошло, но все ещё на что-то надеялся. Жуткий кошмар довершила полураздетая Хеленка, валяющаяся с окровавленной головой на пороге опустевшей спальни дочери.
  - Милая, - в отчаянии упал на колени пан Ирджих, - неужели и тебя у меня отняли?
  С трепетом надежды коснулся он рукой её окровавленного лица и с облегчением ощутил, что оно теплоё.
   - Жива! - счастливо закричал Збирайда.
  Увы, других поводов для радости у него не было: похищенная дочь, убитые холопы, залитый кровью разгромленный дом.
   Благодаря совместным усилиям оставшейся в живых дворни, экономка с трудом пришла в себя.
  - Они как бесы появились бесшумно, - еле ворочая языком, пояснила Хеленка,- но я ведь никогда не сплю, пока не дождусь вас, поэтому и услышала их шаги!
  - Но кто они? - в нетерпении допрашивал барон женщину.
  - Не знаю! Разбойники были в масках, - простонала, схватившись за голову, Хеленка, - но это иноземцы. Чужаки разговаривали на странном языке: я такой никогда не слышала. А у главного были сверкающие черные глаза!
   Последние слова услышал ворвавшийся в комнату невменяемый от тревоги Ярослав, за которым послал барон, едва завидев разграбленный дом.
  - Иноземцы ночью в закрытом городе? - мужчины ошеломленно переглянулись, отказываясь хоть что-то понимать.
  О страшных событиях в доме Збирайды мгновенно стало известно и городскому капитулу, и маркграфу. Мирно спящий город стал напоминать развороченный улей. Люди передавали из уст в уста известие о кровавой бойне и похищении, и вскоре выяснилось, что кое-кто видел, как какие-то люди везли в седле извивающийся тюк. А один из стражников со стены заметил группу всадников, глубокой ночью ускакавших от городских стен по направлению к югу. Но охрана на всех городских воротах клялась самой страшной клятвой, что никого в город не впускала и не выпускала.
  Всё это было настолько странно и тревожно, что вызвало много кривотолков. К утру стало окончательно ясно, что девушки в городе нет. И Збирайда со своими людьми в сопровождении Палацкого пустился в погоню за похитителями в единственном указанном направлении - на юг. Уже за воротами города к их отряду неожиданно присоединился принц со своими дворянами.
  - Возможно, понадобится моя помощь! - кратко пояснил он, хотя его никто и ни о чем не спрашивал.
  Они провели пару часов в бешеной скачке, когда перед их взором предстали палатки укрепленного лагеря под желтым папским знаменем, рядом с которым билась на ветру какая-то непонятное белое полотнище.
  Дон Мигель в блестящих латах, епископ в мантии и стоящие за ними вооруженные до зубов люди даже не шелохнулись, дожидаясь, пока отряд преследователей подъедет совсем близко.
  - Мы опоздали! - неожиданно прохрипел пан Ирджих, схватившись за сердце.
  - Почему? - вскричал в тревоге Ярослав.
  Но Збирайда только ткнул пальцем в развивающуюся в свете восходящего солнца испачканную кровью тряпку.
  - Это ночная рубашка моей дочери,- простонал он, - Стефка обесчещена!
  
  
  СТЕФАНИЯ.
  Что же произошло после того, как похитители покинули город?
  Девушку так плотно закрутили в ткань, что невозможно было даже шевельнуться. Она едва не задохнулась от забитого в рот кляпа.
  Растерянная Стефка не понимала, что происходит. Девушке всё время казалось, что это кошмарный сон, и он скоро закончится, когда улыбающаяся Хеленка разбудит её, чтобы напоить тёплым молоком. Но, увы, девушку крепко сжимал в объятиях страшный всадник в маске, и было не похоже, что он ей снится. На свое счастье, Стефка была твердо уверена, что вскоре похитителя настигнет Ярек с крестным отцом и обязательно освободят её.
  Бешеная скачка закончилась, когда впереди показались костры чьего-то лагеря. На фоне звездного неба черной тенью выделялся силуэт церкви: около неё и остановил коня разбойник. Вскоре ошеломленная пани Лукаши стала свидетельницей яростного спора на неизвестном языке между двумя мужчинами.
  - Да вы с ума сошли, - яростно возмущался епископ, - не впутывайте папский престол в эту дикую историю! Я не буду вас венчать с украденной девушкой! Меня папа со свету сживет, если узнает, что я участвовал в столь скандальном похищении. Маркграф, наверняка, уже пишет жалобу в Рим!
  - Хорошо, - после долгих и бесплодных убеждений сдался дон Мигель,- но вы должны стать свидетелем на нашем венчании!
  - Если вы найдете смельчака, который согласится вас тайно обвенчать!
  - Быстро разыщите местного попа, - приказал своим людям де ла Верда, - да поспешите, у нас мало времени!
  Пока нашли старенького священника, пока угрозами подняли его с постели, пока он распахнул двери костела - на востоке уже посветлело небо. Дон Мигель с тревогой наблюдал за быстро расширяющейся алой полосой рассвета. Это был тот самый случай, когда всё решали минуты!
  Когда Стефку, наконец, развязали, и она с трудом встала на трясущихся ногах, зябко кутаясь в накинутый поверх рубахи плащ незнакомца, то с изумлением увидела, что находится в церкви перед аналоем. И как не была она растерянна, подавлена и выведена из себя, девушке не понадобилось много времени, чтобы понять, что предстоит обряд венчания, в котором ей отводится роль невесты.
  Пленница в отчаянии закричала и забилась в руках, вновь схвативших её людей.
  - Нет! - вопила она в ужасе, только сейчас разглядев, кто её похититель. - Нет, во имя пресвятой Девы!
  Зачем она понадобилась страшному иноземцу, которого при дворе маркграфини боялись как огня, и имени которого она даже не запомнила? Бедная девушка столь отчаянно кричала и вырывалась, что деревенский священник, которого насильно заставили провести обряд, помотав перед его носом папскими грамотами, решительно воспротивился.
  - Против воли венчать не буду, - хмуро заявил он, - грех это!
  У дона Мигеля не было времени спорить:
  - Ладно, - скрипнул он зубами. - Только вы - святые отцы удалитесь в ризницу! Вам негоже будет видеть, что сейчас здесь произойдет. Когда невеста будет готова дать согласие, я вас позову... уверяю, долго ждать не придется!
  - Надеюсь, сын мой, вы не оскверните храма? - нахмурил брови епископ.
  - Я тоже на это надеюсь, ваше преосвященство! - мрачно буркнул дон Мигель.
  После того, как за священниками закрылась дверь ризницы, он обернулся к обезумевшей от страха девушке.
  - Что же, милая, - до Стефки мгновенно дошло, что её ждет нечто ужасное, - вы не хотите выходить за меня замуж?
  - Лучше умереть!
  В тот момент она действительно была готова уйти из жизни!
  Граф угрожающе склонился над девушкой, небрежным жестом зацепив пальцем её подбородок.
  - Умереть? - с недоброй улыбкой хмыкнул он. - Это слишком просто, дорогая! Сначала вы испытаете такое, что смерть вам покажется раем! Если не хотите стать честной женой, то сделаем из вас грязную шлюху. Представляю, как обрадуется граф Палацкий, которому вы даже поцелуй отказывались подарить, узнав, что вы отдали предназначенное ему сокровище моему слуге Эстебану.
  И он указал на одного из держащих её за руки людей - здоровенного, покрытого шрамами уже седого испанца.
  - Положите сеньориту на скамью, - скомандовал дон Мигель своим людям, - задерите ей рубаху, раздвиньте ноги!
  Ужаснувшаяся Стефка с неимоверным стыдом и отчаянием увидела, как ей обнажают и бесстыдно задирают ноги. Девушку даже удивило, что она тотчас не умерла от такого позора, но оказывается, это еще был не конец немыслимому унижению.
  - Эстебан, - жестко приказал граф, - покажите сеньорите вашу мужскую гордость!
  Когда несчастная Стефка увидела, что тот вытащил из своих штанов на её обозрение, она громко закричала от страха. Между тем Эстебан уже коснулся ног девушки.
  - Я согласна! - зарыдала Стефка, взвыв от страха.
  - На что вы согласны, сеньорита, - между тем, невозмутимо спросил дон Мигель, - удовлетворить страсть Эстебана или стать моей женой?
  - Я согласна стать вашей женой!
  Де ла Верда удовлетворенно усмехнулся, одним рывком поставив на ноги дрожащую от пережитого кошмара невесту.
  - Ваше преосвященство, - крикнул он, обращаясь к ризнице, - отдайте приказ священнику начать обряд! Невеста согласна!
  И вот, оцепеневшая от стыда, отчаяния и кошмарной нереальности происходящего Стефка стоит под венцом, но не с любимым Яреком, а с жутким иноземцем, имени которого даже не помнит. Она настолько сильно плакала, что чуть было не пропустила вопрос священника, но её больно толкнули в спину, и девушка тихо, но внятно пробормотала "да".
  Только-только прозвучали последние слова обряда, как в церковь вбежали люди графа, и что-то сообщили своему хозяину. Тот их выслушал, немного подумал и обернулся к новобрачной.
  - Донна, снимите свою рубашку!
  Уж казалось бы эта ночь довела несчастную девушку до предела, но столь бесстыдное требование всё-таки возмутило её.
  - Нет, - судорожно сжала она ворот рубашки,- я же останусь голой!
  Но дон Мигель проигнорировал сопротивление новобрачной.
  - Быстрее, донна, сейчас не время спорить! Завернетесь потом вот в это,- и он кинул ей собственный плащ.
  После того как дрожащая от стыда и холода девушка выполнила приказ супруга, его люди едва ли не волоком оттащили её в палатку, где и оставили в одиночестве. Стефка сжалась в комок на какой-то подстилке и горестно завыла, уже не в силах даже плакать.
  Между тем почувствовавший себя хозяином положения дон Мигель облачился в латы и велел сменить свой фамильный стяг на рубашку жены. Окружив себя вооруженными людьми, он хладнокровно подготовился к встрече погони. Уже окончательно рассвело, и драматичная по накалу страстей ночь сменилась прекрасным весенним утром.
  Генрих, граф Палацкий и Збирайда при виде папского посланника осадили коней. Воцарилось грозное молчание, во время которого барон не отрывал глаз от рубашки дочери: он сразу же узнал вышивку, сделанную для любимицы заботливой Хеленкой.
  - Вчера ночью из дома барона Збирайды была похищена его крестная дочь,- наконец, заговорил с каталонцем Генрих, который тоже не понимал, что происходит.
  Они должны были найти только обесчещенную Стефку, но почему де ла Верда также здесь? Об этом уговора не было! Принц почувствовал какой-то подвох.
  - Вы не знаете, где находится пани Стефания Лукаши? - упавшим голосом осведомился он.
  - В нашем лагере нет женщины с таким именем! - сухо ответил дон Мигель.
   Столь наглого вранья не смог стерпеть потрясенный до глубины души Збирайда. В порыве гнева он схватился за саблю.
  - Почему вы лжете? Ведь рубашка моей крестницы реет над вашим лагерем! Это какое-то особое издевательство над чувствами отца: обесчестить дочь и заставить смотреть на доказательство её позора?
  Де ла Верда только высокомерно вздернул подбородок.
  - Помилуйте, - усмехнулся он,- никакого издевательства нет! Есть только старинный каталонский обычай: рубашка новобрачной развевается над башнями замка после первой брачной ночи, чтобы вся округа радовалась счастью жениха, получившего в объятия целомудренную невесту. И нет ничего дороже для молодожёна, чем это доказательство чистоты любимой! Вот и я приказал заменить этим дорогим моему сердцу знаменем фамильный стяг!
  Погоня задохнулась от переполнявших чувств.
  - Новобрачная! - потрясенно ахнул принц, не зная, что и думать о подобной развязке дела.
  - Это ложь,- закричал в отчаянии потрясенный Ярослав,- этого не может быть! Де ла Верда лжет, он только что заявил, что Стефки вообще нет в его лагере!
  - Никакой Стефки в моем лагере нет, - подтвердил граф, - есть донья Эстебана дель Кампо дель Арто, графиня де ла Верда, моя жена. А подтвердить законность брака может его преосвященство - епископ Братичелли! Надеюсь, его заверения окажется достаточно, и вы не усомнитесь, что я действительно обвенчался вот в этой самой церкви с вашей крестной дочерью, барон? И мало того, уже успел осуществить свои брачные права!
  - Нет! - крик Ярослава был такой силы, что его услышала запертая в палатке Стефка.
  Она кинулась к выходу, но её грубо запихали вовнутрь, угрюмо, на ломаном немецком, пригрозив связать.
  - Ярек! - девушка изо всех сил позвала на помощь в надежде, что жених её услышит.
  Но события разворачивались таким образом, что переговорщикам некогда было прислушиваться к каким-то отдаленным непонятным выкрикам. Они были слишком заняты выяснениями отношений.
  - Я понимаю ваши чувства, граф, - обратился дон Мигель к Палацкому,- но уже ничего не поделаешь: надо было лучше охранять свое сокровище!
  Ярослав решил, что каталонец издевается над ним.
  - Я убью тебя, презренный вор!- кинулся он с оружием на наглеца, но его с двух сторон схватили за руки принц и обеспокоенный Збирайда.
  - Особа папского посла неприкосновенна! - прошептал приятелю на ухо Генрих, сам взбешенный до последней степени.
  Как же он проклинал тот день, когда связался с коварным чужеземцем. Де ла Верда провел его как мальчишку! Наверное, теперь посмеивается втихомолку, забыв, что имеет дело с наследным принцем.
  Но горше всех было несчастному Збирайде. Его любимая дочь, кровиночка, лежала в одной из палаток за спинами испанцев и горько оплакивала свою невинность. А он - её отец не смог уберечь любимое чадо от насилия и позора. Так плохо барону не было никогда!
  - Я хочу увидеть свою дочь!- хмуро потребовал пан Ирджих.
  - Увы, графиня спит, - с утрированным сожалением развел руками де ла Верда, - у неё была тяжелая ночь, и у кого поднимется рука будить новобрачную? Да и вряд ли ей будет приятно видеть графа Палацкого! Но его преосвященство может подтвердить, что ваша дочь жива и здорова!
  Этой минутной перепалки хватило Генриху, чтобы наконец-то прийти в себя, и теперь он лихорадочно искал лазейку в непростой ситуации, когда невозможно обнажить мечи, и всё зависит от аргументов. В ту эпоху это было невероятной редкостью.
  - А может ли епископ подтвердить, что пани Лукаши вышла замуж без принуждения?- грозно осведомился он.
  Ряды испанцев зашевелились и на передний план вытолкнули старика священника в нищенски обтрепанной рясе. Он подслеповато щурился на высокородных господ, но его голос прозвучал уверенно:
  - В этом могу удостоверить я! Девица сначала была против брака, но во время обряда дала определенное согласие и перед лицом церкви подтвердила, что вступает в брак без принуждения.
  Несчастный Ярослав так побледнел, что обеспокоенный Збирайда подъехал к нему поближе.
   - Я сплю и это кошмарный сон, - болезненно простонал Палацкий, - ведь завтра наша свадьба! Откуда вы свалились на нашу голову и зачем вам моя невеста?
  Присутствующие безучастно смотрели на этот взрыв отчаяния, а де ла Верда даже не счел нужным отвечать на столь глупые вопросы.
  - Кстати, - обратился он к барону, - надеюсь, что пани Хеленка не сильно пострадала, поэтому попрошу вас передать ей это!
  С этими словами де ла Верда протянул небольшую резную шкатулку, которую передал Збирайде его оруженосец. Но тот не поспешил взять непонятный дар.
  - Что это, и зачем оно моей экономке?
  Дон Мигель тонко улыбнулся, в почтении склонив голову.
  - Это цена брачной крови! В моих краях новобрачный делает матери невесты подарок за то, что она сберегла для него дочь... или заменяющей её женщине!
  Глаза барона сверкнули и, нехотя нагнувшись, он всё-таки принял шкатулку.
  - Постойте, - поразился окончательно запутавшийся принц, - причем здесь какая-то Хеленка?
  Но никто и не подумал отвечать на его вопрос.
  Солнце поднялось уже высоко, ветер крепчал и, в общем-то, разговаривать было не о чем. Испанцы терпеливо ждали, когда это дойдет до преследователей, но, судя по всему, потрясенные случившимся моравы могли вот так растерянно проторчать перед ними целый день.
  - Так что же, - решил положить конец бесцельному противостоянию дон Мигель,- мы ответили на все ваши вопросы? Будет ли нам позволено продолжить путь: ведь посольство уже давно ждут в Австрии неотложные дела? Кстати, касающиеся вашей судьбы! - прямо намекнул он порядком надоевшему ему за эти дни принцу-интригану.
  Когда до Палацкого окончательно дошло, что надеяться не на что и переговоры ничего не дадут, обнажив меч, он очертя голову кинулся на похитителя.
  - Отдай, мерзавец, мою невесту или умри!
  Но эту атаку не поддержал никто из сопровождающего отряда. Все ждали сигнала к началу сражения от Генриха, а тот оцепенело молчал. Самого же Ярослава на полном скаку остановили своими мечами подоспевшие люди де ла Верды.
  - Смиритесь, граф, - холодно посоветовал ему дон Мигель,- мои люди до последней капли крови будут защищать свою сеньору. И даже если их всех перебьют, последний вонзит ей в грудь кинжал, потому что не допустит бесчестия своей хозяйки!
  Барон сочувственно сжал плечо несостоявшегося зятя.
  - Ничего не поделаешь, - тяжело вздохнул он, - этот чужак прав: нам остаётся только смириться с потерей нашей голубки. Она теперь его жена. Видно так угодно Господу!
  Угрюмый принц дал отмашку, и несолоно нахлебавшаяся погоня понуро тронулась в обратный путь.
  Всё это время державшийся рядом с доном Мигелем епископ сочувственно смотрел вслед удалявшимся людям.
  - Всё понимаю, - задумчиво произнес он, обращаясь к каталонцу, - но когда вы успели завершить брак? Неужели на это нужно так мало времени?
  Облегченно выдохнувший после окончания столь нелегких переговоров заметно повеселевший де ла Верда снисходительно рассмеялся.
  - А я его и не завершал! Не хватало только зачинать своих наследников в ненависти и насилии: я люблю это делать в полном согласии и любви!
  - А как же... - растерявшийся епископ кивнул головой на по-прежнему трепещущую на ветру рубашку.
   - Надо приказать снять эту тряпку: она нам больше не нужна, - самодовольно усмехнулся дон Мигель и, задрав рукав, показал Братичелли покрытую засохшей кровью руку. - Новобрачной в данном случае стала моя рука. Если бы они узнали, что брак не завершен, могли бы попытаться отнять девушку. Надо было лишить погоню этой надежды, вот я и пошел на обман. Впрочем, в моей семье подобный обычай действительно существует!
  Собеседники от души рассмеялись над обманутыми моравами, а потом де ла Верда отдал приказ сворачивать лагерь.
  Стефке принесли мужское платье, силком затолкали в повозку, и она с недоумением увидела, что кортеж движется дальше - на юг.
  Как же так, а где же Ярек, крестный? Они ведь приезжали за ней! Почему же не отобрали у этих страшных людей? Стефка решила, что, наверное, жених вернулся за подмогой. Вон, как хорошо вооружены эти бандиты: в одиночку с ними не справиться!
   И покорно трясясь в повозке девушка не отрывала глаз от дороги, терпеливо ожидая, что вот-вот из-за поворота вымчится на горячем скакуне милый Ярек и отобьет невесту у похитителей. Ведь завтра их свадьба! Уже приглашены гости, приготовлено приданое, а какое чудесное платье из алого узорчатого шелка сшили ей к венчанию! Хеленка лично вышила на подоле блио венки из маков и васильков.
  Стефка заплакала, вспомнив про любимых людей. Про брак с чужаком она предпочитала вообще не думать. Убьет Ярек противного вора: туда негодяю и дорога!
  Но вот наступил вечер, затем ночь.
  Молящаяся Пресвятой Деве девушка не спала, в напряженном ожидании переполоха, который бы говорил о нападении. Но ничто не нарушало размеренного хода отряда: скрипели колеса, тяжело ступали копыта лошадей и изредка раздавались утомленные ночным переходом голоса испанцев.
  Кстати, похититель даже не сделал попытки приблизиться к новобрачной. После кошмарной сцены в церкви Стефка его видела только мельком. Под утро утомленная девушка уснула: караван почти безостановочно шёл всю ночь, и тряска укачала её.
  Неожиданно Стефку разбудил новоявленный супруг.
  - Донна, - мягко обратился он к испуганно сжавшейся новобрачной, - за этим перевалом уже Австрия. Попрощайтесь с родной Моравией: вряд ли вы сюда когда-нибудь вернётесь!
  Стефка вылезла из повозки и растерянно оглядела заросший лесом перевал, уходящую назад извилистую ленту дороги, и только тогда до неё дошел смысл сказанного графом.
  - Вряд ли вернусь? - слезы отчаяния вновь наполнили её глаза. - А как же Ярек? Ведь сегодня наша свадьба: он должен приехать за мной!
  Дон Мигель снисходительно посмотрел на девушку.
  - Нет! - закричала она, падая на колени и судорожно цепляясь за землю. - Ярек не мог меня бросить, не мог меня отдать вам!
  - Конечно, не мог,- тяжело вздохнул де ла Верда, пытаясь поднять свою юную супругу из дорожной пыли, - но иногда у человека не остается другого выхода, как покориться судьбе.
  Но Стефка с ненавистью оттолкнула от себя мужа.
   - Я не хочу такой судьбы, я люблю Ярека!
   - Что же, - холодно согласился он, - любите, этого я запретить вам не могу. Хотите быть несчастной? Будьте! Но пожалуйста, не заставляйте меня вновь применять силу: сядьте в повозку и наш отряд проследует дальше!
  К вечеру у девушки начался настолько сильный жар, что она впала в беспамятство. Чертыхающийся дон Мигель был вынужден объявить привал. Они вместе с его преосвященством склонились над мечущейся в лихорадке больной.
  - Бедняжка, - пожалел её добрый епископ, - у неё разбито сердце! Неужели несчастная не перенесет разлуки со своим возлюбленным?
  - Вы слишком сентиментальны для священнослужителя, - заметил де ла Верда, решив отворить юной супруге кровь, - ничего, она крепкая девушка, и скоро придет в себя.
  Стефка в беспамятстве запрокинула голову, что-то не разборчиво залепетав. Отчетливо слышалось только имя бывшего жениха.
  - Интересно, что она говорит? - проявил любопытство Братичелли. - Жаль, что никто не понимает этого языка?
  - Я понимаю, - усмехнулся дон Мигель, закатывая рукав рубашки жены, чтобы чиркнуть по предплечью ланцетом, - донна зовёт своего бывшего жениха и просит, чтобы он её поцеловал.
  - Поцеловал,- нахмурился епископ, - какая преступная неосторожность с её стороны!
  Де ла Верда снисходительно покосился на смущенного спутника. Братичелли был редкостным исключением из распутного клана итальянских священников. Однажды приняв целибат, он ревностно его придерживался, искренне считая, что даже поцелуй, если он дан без благословения священника, может отправить заблудшую душу легкомысленной прелестницы прямиком в ад. Сам же дон Мигель придерживался более лояльных взглядов на этот предмет.
  - В том-то и дело, что Стефания жениху этого никогда не позволяла, - пренебрежительно фыркнул он,- а теперь до того раскаивается, что даже заболела!
  Душа епископа тотчас растаяла умилением.
  - Девочка, наверное, никогда не забудет этого юношу, - сочувствующе вздохнул он, с жалостью глядя на разметавшуюся в жару юную графиню.
   - Вы плохо разбираетесь в женщинах, ваше преосвященство, - устало рассмеялся дон Мигель, подставляя таз под кровь, брызнувшую из предплечья жены, - жаль, что вы священнослужитель, а то бы я с вами побился о заклад.
  - Заклад?
  - Да, поставил бы свой фамильный замок против вашей старой туфли, что через полгода она настолько забудет о Палацком, что даже не сразу вспомнит его имя!
  - Неужели женщины настолько вероломны и забывчивы? - не поверил Братичелли.
  - Чувства девушки, на которой мужчина ещё не оставил отпечаток своей плоти, подобны росе в лучах солнца, - философски заметил дон Мигель, заботливо поправляя одеяло на больной, - оно пригреет и слезы высохнут без следа! А ещё девственница подобна чистому полотну в мастерской художника. Гений создаст из него произведение искусства, и весь мир будет любоваться шедевром, а какой-нибудь бездарь типа этого Ярека загубил бы её, спрятав в глуши моравских лесов.
  Он полюбовался на нежный профиль супруги, ласково отведя от щеки растрепавшуюся прядь.
  - Поразительно: сколько мы с вами проехали земель, а такую красавицу нашли в нищем и убогом захолустье!
  - Дух знает, где дышит, - осторожно заметил епископ, - и проведению было угодно создать такое совершенство среди гор и озер Моравии. Всё в руках Господних!
  - Надо же, что благодаря ревности глупого сосунка принца к графу Палацкому, я получил восхитительную возможность овладеть столь красивой девушкой. Представляете, ваше преосвященство, какое прекрасное потомство мне может дать эта женщина? Генриху, вспоминая внешность всех Габсбургов, так не повезет! Понятно, что будучи вынужденным плодить уродов, ему хотелось отыграться хотя бы на ублюдках от этой крошки.
  - Когда же вы собираетесь завершить брак? - поинтересовался Братичелли.
  - А куда мне спешить? - улыбнулся дон Мигель, положив руку на лоб заснувшей супруги.- Кажется, жар спадает! Я хочу, чтобы мои дети были зачаты в любви и страсти. А любовь это такое блюдо, которое нужно есть обязательно вдвоем, с аппетитом и обоюдным наслаждением. У меня впереди вся жизнь, чтобы завоевать сердце донны, вот этим я и займусь, как только она поправится.
  Когда Стефка пришла в себя, то увидела, что их отряд втягивается в ворота какого-то города.
  - Где это мы?- вяло поинтересовалась она у сопровождающего её повозку охранника.
  - В Вене, светлейшая госпожа!
  
  
  БРНО.
  Невеселым было возвращение погони в город. Принц становился невменяемым от бешенства от одной только мысли, как его провел испанец. Надо же, он собственными руками устранил все препятствия, расчистив дорогу сопернику, да какому сопернику! Стефку теперь не вернуть никакими интригами: она потеряна навсегда.
  Ярослав, вообще, находился на грани умопомешательства, отказываясь верить в такое несчастье: его милая красавица невеста и этот хищник-испанец! Но ведь они ни разу до этого не перемолвились даже словом! Когда же де ла Верда составил свой коварный план? Хотя какая разница, каким образом папский посол похитил беззащитную девушку, если она теперь потеряна навсегда?
  Зато Збирайду больше всего интересовал именно этот вопрос. Конечно, дочку теперь не вернёшь, но пан Ирджих собирался сурово разобраться со всеми виновными и в краже Стефки, и в убийстве холопов. Вопросов у него накопилось немало. Кто открыл дверь в дом? Почему прислуга не подняла шума и позволила себя без сопротивления убить? Как похитителям удалось выскользнуть из города, когда городские ворота были закрыты?
  Даже не особо проницательному человеку, и то стало бы ясно, что у похитителей в доме был сообщник и может даже не один. Но кто его предал?
  Дома пана Ирджиха встретила Хеленка. Женщина хоть и с перевязанной головой, но уже хлопотала по хозяйству.
  Збирайда виновато отвел глаза в ответ на молчаливый вопрос.
  - Он обвенчался с ней!
  - Кто?
  - Папский посланник - испанец граф де ла Верда, - имя зятя барон выговорил с трудом, запинаясь в необычных звукосочетаниях.
  - Испания далеко отсюда? - поинтересовалась экономка.
  Збирайда только фыркнул в ответ, при помощи холопа снимая сапоги. Он вымотался за прошедшую ночь и был настолько угнетен, что едва шевелился. Но на вопрос Хеленки спустя некоторое время ответил, с кряхтением вытягиваясь на кровати.
  - Дальше некуда! Я слышал, что в этой Испании жара как в аду, и нет деревьев, а только выжженные солнцем безлюдные пустыни. Понятно, что такие мерзавцы как наш новоявленный зятек, могут появиться только из пекла!
  - И там люди живут, - неожиданно возразила Хеленка, - зато пани Мария мою дочь теперь не достанет! Все эти годы я боялась, что мачеха загубит Стефку. И перед вашим приходом была уверена, что ей это удалось, но вы принесли мне радостную весть!
  - Радостную весть? - подскочил с постели возмущенный пан Ирджих. - Тебя, наверное, очень сильно ударили по голове! Наша дочь в руках какого-то авантюриста, бедный Ярослав на грани безумия от горя, а ты говоришь о радости!
  - Конечно, пана Ярослава жалко, - сухо согласилась женщина, - но в любом случае наша дочь сейчас жива и невредима! Что же касается любви... мужчина есть мужчина, а рожать одинаково больно и от любимых, и от нелюбимых!
  - Что ты болтаешь, дурища? - вскипел и без того выведенный из себя пан Ирджих, когда до него дошёл истинный смысл слов любовницы.
  Но Хеленка только ниже опустила голову, убирая в сундук его одежду. Збирайда немного помолчал.
  - Почему ты все время твердишь о пани Марии? - заинтересованно спросил он.
  - Я долго думала, пока вас не было. Почему, когда я начала кричать, пани Мария не прибежала мне на помощь? Почему не защищались наши люди, и почему я не слышала, как ломали дверь?
  Слова Хеленки зацепили Збирайду за живое.
  - Я тоже постоянно об этом думаю, - вздохнул он, - но ты уверена, что в этом замешана пани Лукаши?
  - Была уверена, если бы узнала: какая связь между ней и этим испанцем? Он ухаживал за пани Марией, как в своё время и пан Ярослав?
  Пан Ирджих пожал плечами:
  - В том-то и дело, что испанца ни разу не видели ни со Стефкой, ни с Марией!
  И тут он кое о чём вспомнил.
  - Кстати, дон Мигель передал тебе подарок.
  - Мне? - изумилась Хеленка.
  Збирайда задумчиво вгляделся в её ошеломленные глаза.
  - Он каким-то образом догадался, что ты не чужая Стефке. А в их краях матерям невест после брачной ночи дарят подарки!
  С этими словами барон поднялся с постели, порылся в своих вещах и передал пораженной женщине небольшую шкатулку. Заинтригованная Хеленка откинула крышку и не сдержала возгласа восхищения: на мягком бархате красовался большой кусок янтаря с перламутровым золотистым облачком изнутри.
  Для Збирайды содержимое тоже оказалось неожиданностью.
  - Очень дорогая вещь, - удивленно приподнял он брови, - только... я не понимаю, зачем она тебе?
  - Ах, Ирджичек, - счастливо рассмеялась Хеленка, разглядывая янтарь, - это же прекрасный подарок! Посмотри на облачко: оно тебе ничего не напоминает?
  Барон, насупив брови, внимательно рассмотрел кусок смолы и недоуменно пожал плечами.
  - Красиво, конечно, но что должно напомнить?
  - Так искрятся волосы Стефки, когда на них падает солнечный свет! - печально вздохнула женщина, вытерев набежавшие слезы, - это почти тоже, как если бы испанец срезал у неё локон и поместил его в самое прочное и красивое хранилище на свете. Наша дочь будет с ним счастлива!
  Такой неожиданный вывод всегда благоразумной женщины привел Збирайду в бешенство.
  - Все бабы дуры! Все без исключения! - выругался он в сердцах. - Подарили ей какой-то булыжник, она и растаяла, простив мерзавцу похищенную дочь и бесчестие!
  Но Хеленка проигнорировала оскорбление. За пятнадцать лет она к ним настолько привыкла, что воспринимала как обязательный рефрен общения с капризным господином.
  - По мне так лучше выдать её замуж без чести, чем похоронить со всеми почестями, - меланхолично заметила она, любуясь янтарем. - С тех пор как Стефка обручилась с паном Ярославом, я не дала ей съесть ни одного куска, не попробовав сначала сама: всё боялась отравы! Да и спала вполуха, и всё равно не уберегла. Пусть лучше в какой-то жаркой Испании замужем, чем в нашей прекрасной Моравии, но мертвой!
  - Что ты городишь, безумная? - гневно фыркнул Збирайда. - Наша девочка изнасилована и плачет сейчас где-то, удовлетворяя похоть этого чужеземца! По мне так лучше её схоронить!
  Странно, но обычно покладистая экономка в этот раз не посчитала нужным считаться с его авторитетом господина и вела себя непривычно дерзко.
  - Становиться женщиной всегда больно! - холодно заметила она.
  Взбешенный барон выругался сквозь зубы, плюнул и выбежал из комнаты, со злостью хлопнув дверью, а Хеленка еще долго с печальной улыбкой любовалась подарком зятя, хотя по щекам её текли слезы.
  Збирайда не раз грозился убить пани Марию, но когда дело дошло до конкретных действий, предпочёл подвергнуть женщину суду маркграфа. Проведенное среди домашних холопов расследование указывало, что в похищении крестницы принимала участие пани Лукаши, вот пан Ирджих и посчитал нужным, чтобы преступницу наказал суд.
  В дворцовой зале, где на возвышении окруженный баронами и советниками сидел маркграф, пани Марию заставили преклонить колени. Разгневанный Збирайда изложил суть обвинений, которые он выдвигал против этой женщины, и его внимательно выслушали.
  Вся Моравия знала о бесчестии, которому подвергся пан Ирджих, и сочувствовала ему. Казалось, суровое наказание для пани Марии неотвратимо, но тут в дело встрял принц.
  - А кто-нибудь видел, как женщина подсыпала отраву в пищу слуг?
  - Нет, - покачал головой барон, - но кроме неё некому было это сделать!
  - Кто-нибудь видел, как пани Мария открывала дверь чужеземцам?
  - Нет, но...
  - Кто-нибудь может подтвердить ваши слова?
  - Слова пана Ирджиха не нуждаются в подтверждении,- недовольно оборвал сына маркграф, - он всего лишь ознакомил нас со своими подозрениями! А что вы можете сказать по этому поводу, пани Мария?
  - Я ни в чем не виновата: всё это оговор!
  - Но святой долг матери охранять падчерицу, а вы даже не покинули своих покоев, чтобы защитить честь девушки!
  - Возможно, я и проявила малодушие, как слабая духом женщина, но не совершала преступления, - пани Мария держалась достойно, если учесть какая угроза нависла над её головой.
  Маркграф долго размышлял, прежде чем принять решение. Это было непросто: бароны требовали от него наказания преступницы, но с другой стороны, все утверждения Збирайды были голословны, на что ему несколько раз настойчиво указывал наследник.
  Самого маркграфа мало интересовала судьба девицы Лукаши. Больше всего в этой истории его тревожил сам факт, что похитители сумели пробраться в закрытый город, минуя тщательно охраняемые ворота. О потайном ходе знали немногие, и в их число естественно не входила пани Мария. Значит, измена была где-то рядом, в его собственном доме? От мыслей об этом маркграфу стало очень не по себе!
  - Пани Мария Лукаши, - наконец объявил он, - обвиняется в пренебрежении своими обязанностями матери и направляется для покаяния в монастырь на неопределенный срок: время заключения будет определено позже!
  Пока подавленная женщина ожидала приезда настоятельницы монастыря, выбранного местом заточения, к ней сумел пробраться принц.
  - Я вас вытащу из обители, - твердо пообещал он, - и помогу вернуться домой.
  - Лучше найдите мне мужа,- тяжело вздохнула пани Мария.
  - Я подумаю об этом, только наберитесь терпения и ждите!
  - А что мне ещё остается?
  Между тем, у Збирайды, оказывается, были ещё претензии к дому Лукаши. И он изложил их перед почтенным собранием.
  - У пани Марии есть дочь Елена, тоже моя крестница. Так как вышеназванная пани показала себя дурной матерью, прошу назначить меня опекуном юной девицы, тем более что большая часть имущества Лукаши у меня в залоге.
  После недолгого размышления маркграф дал согласие на опеку. Он понимал, что бароны недовольны вынесенным решением и надеялся этой уступкой хотя бы немного сгладить обстановку.
  Таким образом, потеряв одну дочь, Збирайда обрёл другую.
  - Хеленка, дорогая, - ворвался к экономке довольный пан Ирджих, - мне отдали опеку над Еленкой!
  Привычно хлопочущая по хозяйству женщина посмотрела на него снисходительным взглядом.
  - Это очень хорошо, мой господин, - согласилась она, - но что с пани Марией?
  Выслушав вынесенный маркграфом приговор, она только тяжко вздохнула.
  - Ворон ворону глаз не выклюет. Совсем скоро пани Мария вновь будет на свободе, только мне уже всё равно! Пора возвращаться в Черный лес, мой господин, здесь нам делать больше нечего!
  Хеленка оказалась права, потому что не прошло и трех месяцев, как пани Мария вышла из заключения и сразу же попала в свиту маркграфини.
  - О дорогой, - ответила Берта на упреки мужа, - беззащитная женщина была оговорена злобным Збирайдой. И вообще, великодушие - добродетель королей!
  - Вы не королева, сударыня! - хмуро заметил маркграф, но настаивать на своём не стал.
  Прошло ещё полгода, и на масленицу пани Мария вышла замуж за церемониймейстера принца пана Кроули. Её положение укрепилось настолько, что Збирайда даже испугался, что она попытается отнять у него опеку над дочерью, но женщина, казалось, не вспоминала о Еленке.
   Весть о том, что дочь пани Марии будет жить теперь в их замке, поначалу не особенно обрадовала Хеленку, хотя она понимала, насколько это важно для пана Ирджиха. Но когда в доме появилась девятилетняя девочка с испуганными черными глазами и копной вьющихся черных волос, женщина поневоле пожалела её, настолько Еленка была не по годам одинока и диковата.
   Пани Анелька к тому времени совсем обезумела и творила в замке Лукаши несусветные вещи, обвиняя всех в ереси и распутстве.
  Хеленка как могла приласкала девочку и постепенно привязалась к ней.
  - Дорогая, - как-то растрогано заметил барон, - у тебя золотое сердце! Ты умудрилась полюбить даже дочь своего злейшего врага.
  - Нет, мой господин, - грустно вздохнула женщина, - у меня самое обыкновенное сердце, только в нем слишком много свободного места. Интересно, где наша девочка? Хотя бы какую-нибудь весточку получить от неё.
  Что на это мог ответить Збирайда? Только расстроено развести руками.
  Граф Палацкий почти полгода скрывался ото всех в своем поместье. Осенью же он снова появился при дворе.
  - Я прошу у вас разрешения продолжить образование в университете Падуи! - попросил он маркграфа.
  Тот досадливо нахмурился и нехотя согласился. Но особенное недовольство вызвало у правителя Моравии известие, что граф устремился не в Италию, а отправился в путешествие на запад.
  - А что вас удивляет, отец? - усмехнулся принц, узнав об этом. - Тристан поехал за своей Изольдой. Наверное, Ярек и Стефка тоже выпили волшебный напиток!
  - Я мало знаю дона Мигеля, - не принял насмешливого тона маркграф, - но это не тот человек, за женой которого можно волочиться безнаказанно. Не помогут никакие волшебные напитки: Ярослав глупо загубит и себя, и молодую женщину.
  - Они не дети, - небрежно пожал плечами Генрих, - сами разберутся!
  
  
  ПАПСКОЕ ПОСОЛЬСТВО.
  В Вене юную графиню первым делом начали одевать.
  - К сожалению, обстоятельства нашего брака таковы, что ваше приданое пришлось оставить в Брно, - сказал ей муж, с тяжелым вздохом прикидывая, в какую кругленькую сумму ему это обойдется, - поэтому придется всё шить и заказывать заново. Хотя здесь нет ни подходящих тканей, ни стоящих портних, смыслящих в установившейся в Европе бургундской моде. Но ничего не поделаешь: придётся довольствоваться тем, что есть!
  Стефка с недовольным видом стояла перед зеркалом в окружении суетящихся швей. Ничего ей было не мило: ни венецианский узорчатый шёлк, ни брабантские кружева. На супруга она даже не пожелала взглянуть, настолько неприязненно относилась к его заботе. Дерзкий вор!
  - Прошу вас проявить терпение и позволить мастерицам закончить хотя бы одно платье, - дон Мигель делал вид, что не замечает её холодности, - слухи о нашем романтическом браке донеслись до Вены, и вдовствующая эрцгерцогиня Матильда Пфальцкая пожелала вас увидеть при дворе. Надеюсь, вы будете любезны с высокородной дамой?
  Супруга угрюмо промолчала, упорно глядя в зеркало. Де ла Верда ушел, но вместо него появился один из викариев - низенький и пожилой толстячок.
  - Вам придется, не теряя времени, изучать сразу три языка, - смиренно поклонившись, пояснил он, - испанский, итальянский и французский. Пусть женщины шьют, а мы будем учиться. С какого языка вам бы хотелось начать?
  Только этого не хватало! С испанцами мужа Стефка в случае надобности объяснялась по-немецки и не видела необходимости, что-то менять.
  - Зачем мне столько языков? - хмуро поинтересовалась она.
  - Ближайшие полгода вам предстоит провести во Франции: помимо Иль-де-Франс бывать при самом блестящем в Европе бургундском дворе, и вы будете неловко себя чувствовать, не понимая речи окружающих! - пояснил викарий и тонко улыбнулся. - А испанском языке будете разговаривать о любви со своим мужем!
  - Мне нечего ему сказать на эту тему! - отрезала Стефка.
  - Возможно сейчас и нечего, - казалось, терпению этого человека не было предела, - но ваша свекровь говорит только по-испански. Не заставлять же пожилую женщину учить ради общения с вами чешский язык?
  Девушка поняла, что назойливый прелат не отвяжется, и будет бесконечно приводить ей все новые и новые доводы. С церковнослужителями вообще трудно спорить.
  - Что ж, тогда начнем с французского, - уныло согласилась она.
  - Я бы посоветовал всё-таки с испанского, - настойчиво гнул свою линию собеседник.
  - Если мой муж хочет говорить о любви, ему придется разговаривать с самим собой!
  Вдовствующая эрцгерцогиня Матильда Пфальцкая оказалась полной пожилой женщиной с крупными чертами лица и надменным взглядом чуть выпученных глаз.
  - Ах, милочка, мы уже наслышаны, что вас похитили буквально из-под венца, - она соизволила даже холодно улыбнуться, - ваш муж истинный испанец! Говорят, только коренным жителям Пиренеев свойственен такой горячий темперамент. Мы - немцы, как правило, более рассудительны и менее эмоциональны. Но дон Мигель такой интересный мужчина: думаю, вы ему простили эту эскападу!
  Стефка терпеливо выслушала снисходительную тираду: ей были одинаково неприятны и сама женщина, и насмешливые слова. Никто не разделял её горя, словно перейти из рук в руки от одного мужчины к другому было так же легко, как сменить надоевшее платье!
  С ещё большим недоумением девушка ощутила недоброжелательность свиты эрцгерцогини, которую в отличие от двора маркграфини составляли в основном женщины в летах.
  Почтенные матроны с ненавистью сверлили глазами столь скандально ославившуюся моравку. Их взгляды словно обвиняли её в чем-то порочном и преступном.
  Зато де ла Верда чувствовал себя среди скопища мрачных старух ничуть не хуже, чем среди красавиц Моравии. Он искусно вовлекал в беседу самых неразговорчивых дам, дарил направо и налево улыбки, прельстительно сверкал глазами. И вскоре даже замороженные в презрительной надменности австриячки расцвели улыбками и стали охотно ему внимать.
  Новоявленная графиня поневоле заинтересовалась этим феноменом. В Моравии она никогда не обращала внимания на приезжего чужака, только мельком отмечая его присутствие возле маркграфини. Теперь же её не могло не заинтересовать, за кого же она все-таки вышла замуж? И Стефания, усевшись на предложенное место возле эрцгерцогини, стала исподволь наблюдать за супругом.
  Речь между тем шла о предполагаемом браке дочери герцога Карла Смелого Марии и принца Максимилиана Габсбурга. Эрцгерцогине что-то не нравилось в этом проекте, и она кисло сомневалась в разумности подобного соединения двух домов, а дон Мигель наоборот приводил в его пользу множество доводов, которые вызывали на губах вдовы снисходительную улыбку. Впрочем, все понимали, что вопрос уже решен герцогом Бургундским и императором Фердинандом, который сейчас находился в своем имперском городе Страсбурге. Не хватало только согласия папы, но судя по поведению его легатов, возражений не будет.
  Тем не менее красноречивый посланник пытался убедить в грядущей выгоде этого союза, казалось, даже кошку, что-то увлеченно грызущую возле кресла сиятельной матроны. Но как не был дон Мигель занят обсуждением столь важных вопросов, он не забывал и о своей юной новобрачной. Периодически их взгляды встречались, и хотя Стефка сразу же отводила глаза, ей не всегда удавалось это сделать достаточно быстро.
  Граф поспешил сделать выводы: впрочем, они не были слишком далеки от истинного положения дел.
  - Дорогая, - заявил он, навестив супругу по приезде домой, - понимаю, что вызываю любопытство и вам хочется получше разглядеть своего мужа. Но попросил бы делать это, когда мы остаемся одни. Вот сейчас, например: пожалуйста, любуйтесь сколько угодно! Может это зрелище всё-таки придётся вам по сердцу?
  Смущенная как будто её обличили в чем-то недостойном, Стефка быстро опустила глаза, обругав себя нелестными словами.
  - Поймите, ангел мой, - между тем ласково пояснил ей супруг, - я не могу заниматься делами, когда вы смотрите на меня. Простительная слабость для новобрачного. Между тем, я должен уделять внимание и другим дамам!
  Стефка вспыхнула от негодования при таком бесстыдном признании. У этого человека вообще не было представления о совести!
  - Можете не волноваться, я больше ни разу не взгляну в вашу сторону! - холодно заверила она распутного супруга.
  - Это тоже крайность, - мягко заметил де ла Верда, - возьмите в руки так полюбившееся вам в Моравии вышивание и уйдите с головой в работу! Если изредка и кинете на меня взгляд, то мне это будет только приятно!
  Разозлившаяся Стефка холодно кивнула головой и резко отвернулась к окну, считая этот оскорбительный разговор законченным.
  Но дон Мигель не ушёл. Приблизившись вплотную, он обхватил юную супругу за плечи, и тихо спросил, нагнувшись так низко, что она почувствовала его дыхание.
  - Вы учите испанский?
  Стефка нервно дернулась и с вызовом возразила:
  - Нет!
  - Разве вас не предупредили, какое значение я придаю этому языку?
  - Сожалею, но мне это безразлично!
  - Я хочу, чтобы вы признались мне в любви в нашу первую брачную ночь именно по-испански, - его дыхание щекотало шею, заставляя краснеть щеки и громче, чем надо биться сердце.
  Этот нахал был уверен, что достаточно положить ладони ей на плечи, и она забудет о страшной ночи венчания, о сорванной свадьбе и поруганной любви!
  - Вы не дождетесь от меня этого ни на каком языке мира! - гневно отрезала Стефка, раздраженно дернув плечами.
  Но дон Мигель лишь тихо рассмеялся.
  - Может, хватит?
  - Чего именно 'хватит'?
  Но он не ответил, покинув спальню супруги.
  После этого визита она долго не могла уснуть. Ворочаясь на мягкой перине в тесноте душного полога, Стефка мучительно размышляла о невыносимой ситуации, в которой оказалась по воле злого рока. Невыносимо ныло сердце, не желая смириться с потерей Ярека. Иногда от жестокой боли она просто выла: сил плакать уже не было. Несчастной девушке везде мерещились серые ласковые глаза бывшего жениха, и хотелось забыться хотя бы сном, чтобы не помнить о постигшей её катастрофе. Однако сон бежал, лишая даже этого иллюзорного успокоения.
  Неоднозначным было и отношение Стефки к дону Мигелю.
  Она его пылко ненавидела, и одновременно испанец её интересовал, против воли притягивая к себе пристрастный взгляд. И постоянно разыскивая в нём недостатки, Стефка не могла не отметить, что это весьма необычный и привлекательный мужчина, также она не понимала, почему супруг до сих пор не завершил брак. Это обстоятельство и обескураживало её, и одновременно питало туманные надежды, что всё ещё можно изменить. Вот только было непонятно: куда же всё-таки запропастился Ярослав? Почему он с мечом в руке не требует возвращения невесты?
  Во время следующего визита к эрцгерцогине Стефка прилежно сидела за вышиванием и, практически не поднимая глаз, слушала как муж рассуждает о вреде перевода Библии с латыни на современные языки. Он ловко оперировал цитатами из речей разных пап, приводил довольно забавные доводы, опять всех рассмешил, но к удивлению девушки все с ним охотно согласились. В тот вечер де ла Верда рассказывал также о своём путешествии по северу Европы и вновь показывал коллекцию янтаря, вызывая восхищение дам. Подарив герцогине янтарные четки, граф закрыл шкатулку. Наверное, до следующего венценосного двора!
  Во время ужина воспользовавшись присутствием за столом епископа, Стефка решилась обсудить со святым отцом заинтересовавший её вопрос:
  - Дон Мигель сегодня так долго рассуждал с эрцгерцогиней о вреде чтения Библии на родном языке, что это меня поневоле заинтересовало. Насколько мне известно, король Чехии Подебрад разрешил вести службу на чешском языке и переводить Библию. Что в этом плохого?
  Его преосвященство обменялся быстрым взглядом с де ла Вердой.
  - Как я понимаю, вслед за его величеством прочитали Библию в чешском переводе и вы? - отечески улыбнулся прелат, снисходительно глядя на юную женщину.
  - Рукописный перевод отдельных частей.
  - Надо же,- натянуто рассмеялся дон Мигель,- я взял в жены еретичку!
  Но Стефка не приняла его насмешливого тона.
  - Прежде чем воровать, нужно было меня внимательно рассмотреть! Я внимательно выслушала доводы, которые вы вчера приводили эрцгерцогине и меня они не убедили.
  Веселость моментально покинула супруга.
  - Это серьезное упущение с моей стороны! Если я не убедил вас, значит, мог не убедить и кого-то другого. А зачем вам, донна, вообще читать Библию?
  - Зачем? - растерялась Стефка. - Но ведь это самая важная книга в жизни каждого христианина!
  Теперь уже взгляды епископа и графа встретились на более длительное время: почему-то столь невинное объяснение заставило их окончательно оторваться от тарелок с ветчиной.
  - Но что вы там сможете понять, дитя мое? - чуть погодя слабо подал голос епископ.
  Стефания, в предчувствии какого-то подвоха, также отложила в сторону нож.
  - Всё, - озадаченно пробормотала она, - от первого слова до последнего!
  Мужчины почему-то снисходительно заулыбались.
  - Так о чём же написано в Священном писании?
  - Там рассказывается о жизни евреев и о Господе нашем - Иисусе Христе!
  - А зачем вам знать о жизни древних евреев, что в ней интересного для вас?
  Стефка замялась, недоуменно наморщив лоб.
  - Ну... это весьма занимательно и поучительно!
  И вот тут-то глаза его преосвященства сверкнули таким пламенем, что графиня даже отпрянула от стола, перестав узнавать обычно мягкого и добродушного прелата. В мановение ока епископ стал настолько жёстким и опасным человеком, что её охватила дрожь.
  - Ах, дочь моя, - загрохотал Братичелли,- вот в этом-то и кроется главная опасность для вашей души. Там где скрыт огромной важности сокровенный тайный смысл, вы видите лишь занимательное и поучительное чтение!
  - Нельзя неподготовленным людям читать Библию, - живо подхватил его слова граф. - Ладно ещё, если вы ничего не поймете! Но самое страшное, если поймете не так. Сатана же никогда не дремлет, и он сразу же начнет вам нашептывать на ухо сомнения, вредные мысли и толкать на грех.
  Лицо юной девушки обрело настолько ошеломленное выражение, что добряк епископ все-таки решил смягчить краски, пояснив бедной овечке, в чем смысл её заблуждений на доступном любой женщине языке:
  - Вот представьте, что я вдруг собрался печь пирог, зная лишь понаслышке, как это делается. Свалил в одну кучу муку, масло, начинку и сунул всё это в печь. Чтобы у меня получилось?
  - Нечто несъедобное, - вынуждена была согласиться Стефка.
  - Вот так и в нашем случае! Обращаться со Священной книгой нужно умеючи, читать осторожно и далеко не всем, кому это придет в голову, а только специально для этой цели подготовленным лицам, - поучительно поднял палец епископ. - Пусть кухарка печет пироги, а пастырь читает Библию!
  Слова его преосвященства были Стефании вполне понятны, вот только...
  - Но причём здесь родной язык? - продолжала недоумевать она. - Почему тот же священник не может читать Библию перед прихожанами не на латыни?
  Братичелли лишь только глубоко и снисходительно вздохнул, а вот де ла Верда счел нужным пояснить глупышке-жене, казалось, очевидные вещи.
  - Потому, дорогая, что у паствы появится искушение самим заглянуть в Священное писание и заняться богоискательством. Таким образом священник только будет искушать своих прихожан грехом гордыни. Вспомните историю Люцифера!
  Граф перекрестился и договорил, уже не столько обращаясь к жене, сколько рассуждая вслух:
  - Слава Всевышнему, священный язык латыни доступен не всем, и только благодаря этому христианский мир не переполнен юродствующими еретиками, мнящими себя пророками. Церковь за века накопила немалый печальный опыт борьбы с человеческой гордыней, поэтому в вопросах издания Библии только на латинском языке она так не уступчива, - дон Мигель с улыбкой прикоснулся к руке супруги. - Зачем вам, милая, забивать свою головку столь скучными материями? Читайте, если нечем заняться, Жития святых или сонеты и рыцарские романы. Кстати, мне очень понравился узор на вашей вышивке. И с сегодняшнего дня властью супруга я запрещаю вам думать и говорить на подобные темы.
  Стефка вспыхнула и раздраженно отдернула руку: впервые ей кто-то столь категорично запрещал рассуждать.
  - Не сердитесь на мужа, дочь моя, - поспешил смягчить ситуацию епископ, - им движет только забота о вашей душе. Вы ещё столь юны, не знаете жизни, и будет жаль, если по неведению погрязните в ереси.
  Разговор оставил у Стефки неприятный осадок. Дома она привыкла всё обсуждать с экономом Вацлавом или, на худой конец, с бабкой Анелькой. Конечно, у юной пани редко возникали богословские вопросы, но все же прямота, искренность и чувство уверенности в окружающих людях казались ей незыблемыми. Сейчас же ей отчётливо дали понять, что любопытство может оказаться опасным для жизни.
  - Кто в вашей семье хранил чешский перевод Библии? - нахмурился муж. - Отвечайте честно и не бойтесь: эта беседа не выйдет за пределы комнаты. Пани Хеленка?
  Хеленка и Библия? От удивления у Стефки округлились глаза.
  - Нет, перевод Библии хранится у Вацлава. Это эконом моей бабки и отец Хеленки!
  - А кем вам приходится Хеленка?
  - Это экономка моего крестного отца!
  Де ла Верда выслушал это разъяснение с невозмутимым выражением лица.
  - Ничего не понимаю: почему же эта женщина кричала, что донна её дочь? - по-итальянски поделился он недоумением с епископом. - Какая-то загадка!
  - Может, вы ошиблись в переводе?
  Дон Мигель только пожал плечами.
   - Возможно!
  Стефку неимоверно раздражало, что она не понимает, о чем говорят епископ с графом. Иногда ей казалось, что речь идет о ней, и как знать, каких гадостей ожидать беззащитной девушке от жестоких мужчин?
  Теперь ей уже самой хотелось как можно быстрее разобраться в иностранных языках. Увы, дело шло туго, хотя с ней напряженно работали викарии из свиты епископа. Она целыми днями твердила отдельные слова и фразы по-французски, иногда усердствуя до такой степени, что даже болела голова.
  Наверное, дело было в том, что принуждая себя жить чуждой жизнью, Стефка всё время мысленно возвращалась домой. Её часто посещали мысли о побеге: Моравия была недалеко, и она видела земляков в городе.
  Вот если бы ей помог Ярек! Поначалу Стефка хорошо представляла, как это произойдет: милый на лихом скакуне налетает на дона Мигеля, пронзает его мечом, и они, обнявшись, возвращаются домой. Увы, время шло, а возлюбленный так и не появился.
  Потом она стала мечтать, чтобы дон Мигель вдруг внезапно умер и она, овдовев, покинула бы отряд. Но де ла Верда умирать не собирался, чувствовал себя прекрасно и вновь приказал готовиться в путь.
  Вскоре посольство выехало из австрийского герцогства по направлению к Баварии.
  Начало лета баловало хорошей погодой, а извилистая дорога проходила по красивейшим местам южной Германии, пропахшим смолистой хвоей, солнцем и душистым разнотравьем альпийских лугов. Густой с высокими пиками елей лес сменялся изумрудным пледом пастбищ, над которыми на труднодоступных вершинах возвышались мрачные очертания грозных замков. Зато веселили глаза уютные соломенные крыши маленьких чистеньких деревень.
  Ехать в повозке было и скучно, и тряско. Стефка приняла приглашение мужа составить им с его преосвященством компанию, и теперь верхом на смирной кобылке тоже возглавляла отряд.
  Графиню натянула широкополую шляпу паломницы, которая хоть и скрывала треть обзора, но зато лучи жаркого солнца не досаждали ей, угрожая оставить водяные пузыри на носу. Поначалу Стефку не радовало соседство супруга, но оставаться наедине со своими мыслями было ещё более невыносимо, и она всё чаще и чаще впадала в тоску. Стефке так хотелось домой!
  Между тем дон Мигель знакомил юную жену с историей своей семьи.
   - Де ла Верда - знатный каталонский род! Мы происходим от младшего сына великого короля Хайме I Завоевателя. Основные ленные владения нашей семьи находятся в Каталонии, но есть земли и в империи, полученные, душенька, моими предками в качестве приданого или в награду за некоторые услуги. Род де ла Верда всегда славился смелыми воинами и благочестием. Я тоже собирался сделать духовную карьеру, мечтая о кардинальской шапке. По линии матери моим родственником был папа Каликст III. С таким покровителем, думаю, особых препятствий бы не возникло и, в конце концов, я стал бы князем церкви. Увы, Господь распорядился по-другому! Но святому кресту можно преданно служить и не выстригая тонзуру: отсутствие сана не помешает мне бороться с ересями!
  Рассеянно внимающая этим разглагольствованиям Стефка удивленно покосилась на супруга. Князь церкви? Ереси? Служба святому кресту? С её точки зрения это была чистейшая несуразица: разве можно одной рукой ухватиться сразу за два уха? Быть одновременно и монахом, и графом? Впрочем, целибат дон Мигель уже нарушил, женившись на ней.
  - Вы бросили родовой замок и своего короля, кочуете по Европе, только потому что хотите искоренить ересь? - холодно удивилась она. - Разве это возможно?
  - Разумеется, возможно! - убежденно заявил дон Мигель. - Нужно только не давать поблажки Сатане, и Господь поможет нам покончить с этой скверной. Сейчас развелось много различных дьявольских сект: люди идут на союз с нечистой силой в поисках славы, богатства и удовольствий. А государи империи часто потакают им, мешая работать братьям-доминиканцам. Это не может не волновать отцовское сердце папы, который скорбит обо всех заблудших душах. Вот мы с его преосвященством и вынуждены, оставив все свои дела, разъезжать по княжествам, призывая к благоразумию и посильно помогая в этой тяжелой борьбе.
  Дон Мигель тяжело вздохнул:
  - Страшно сказать, но ведьмы свободно живут в городах и селениях. Население даже обращается к ним за помощью, в слепом неведении не понимая, что тем самым потворствуют дьяволу! С этим надо покончить, и как можно быстрее, пока не грянул Страшный суд и Господь не покарал погрязшие в грехах страны и народы!
  Речь де ла Верды отличалась пылкостью, но особого впечатления на его супругу не произвела.
  - Вы рассуждаете, как моя бабка Анелька,- сухо хмыкнула она.- В нашем лесу тоже жила ведьма - мать того самого эконома Вацлава, про которого я вам рассказывала. Так вот: бабка всё время кляла колдунью, но когда заболевала, сразу же посылала к ней за лекарством.
  - Сатана часто пользуется такими методами, дорогая, чтобы загубить христианские души, - сдержанно заметил де ла Верда. - Болезнь дается Богом во искупление грехов, и лечить её, значит, отказываться от шансов на спасение!
  У Стефка ото всех этих сложностей заболела голова. Она окончательно запуталась. Что же, и простуду лечить нельзя? Стакан горячего молока сродни восстанию против воли Всевышнего?
  - В Мюнхене нас ждет встреча с двумя беззаветно преданными делу профессионалами-теологами Генрихом Инститорисом и Яковом Шпренгером, - между тем продолжал толковать ей супруг. - Эти люди несут на себе непосильное бремя борьбы с ведьмами! Они уже многих отправили на костер, и сделали ещё больше, если бы им не вставляли палки в колеса некоторые плохие слуги Господа!
  Юная графиня в силу своего невежества была очень далека от костров инквизиции. Однако как-то услышав, что бабка Анелька проклинает колдунов, обвиняя их в плохом удое какой-то коровы, она поинтересовалась у Вацлава:
  - Чем страшны ведьмы? Они пьют человеческую кровь и пожирают живьем младенцев?
  - Помилуй Бог, панночка,- испуганно перекрестился эконом, - откуда вы это взяли?
  - Но все говорят, что ведьмы продали душу дьяволу!
  Старик только пожал плечами.
  - Отдают души князю тьмы люди! Причем здесь ведьмы? Дьявол - вечный обманщик, вот и перепутал в неразумных головах чёрное с белым, а расплачиваются всегда невинные!
  Тогда Стефка ничего не поняла, хотя по напряженному лицу Вацлава догадалась, что он сказал нечто важное. Впрочем, она мало что почерпнула и из патетической речи супруга.
  - Неужели столь необходимо, - брезгливо поморщилась Стефка, - сжигать живых людей? Это же страшно!
  - Конечно, страшно, - снисходительно согласился дон Мигель, - но пусть лучше грешники претерпят временную боль на костре, чем их души отправятся на муку вечную в ад.
  - Разве нельзя еретикам доходчиво объяснить, в чём суть их заблуждений, не прибегая к пыткам и аутодафе? Не слишком ли жестока инквизиция?
  - Вы не понимаете смысла работы инквизиции, дочь моя, - вступил в разговор епископ. - Отправлять заблудших на костер братьев доминиканцев заставляет жалость к согрешившим людям!
  Как не старалась Стефка осознать сказанное, у неё ничего не получилось. Увидев ошеломленное лицо супруги, дон Мигель осуждающе покачал головой, но всё-таки принялся терпеливо объяснять:
  - Разве, когда в вашем родном замке провинившемуся холопу приказывали устроить порку, то делали это из ненависти? Нет, просто хотели, как можно действеннее показать, что так делать нельзя! Суровым наказанием в то же время предупреждали и всех остальных, что их ждет в случае подобных провинностей. Ведь так?
  - Так! - нехотя кивнула она головой.
  Но мужу видимо было недостаточно этого вялого согласия.
  - Настоящий сеньор любит своих вассалов всем сердцем: скорбит о них, защищает, но и наказывает, как любящий отец сыновей, заботясь и об их имуществе, и о душах! Наша церковь - сеньора всех христиан! Мы - её слуги и она всех нас любит: наказывая, скорбит, но другого выхода нет. Если не отсекать гниющие ветки, погибнет всё дерево!
  - Мне рассказывали братья доминиканцы, - живо подхватил его слова епископ, - что заставляя ведьму признаться в содеянном, сами испытывают те же муки! Однако из жалости к этим тварям Божьим, они не дают поблажки и принуждают себя применять суровые пытки.
  Стефку затошнило: она осознала, что никогда не поймет этих людей. Как и любая жительница замка девушка не раз была свидетельницей жестоких наказаний провинившихся холопов, но никогда при ней не совершалось убийства, да еще столь мучительного и при этом с таким убеждением оправданного.
  - Но разве можно мучить того, кого любишь? - наконец устало спросила она, обреченно поникнув головой.
  Губы де ла Верды внезапно изогнулись в лукавой улыбке.
  - Иногда мука предвестник наслаждения, - он интимно понизил голос, бросив красноречивый взгляд на погрустневшее лицо супруги, - и вам предстоит в этом убедиться, как только начнете учить испанский.
  Стефка покраснела и смутилась. В такие моменты ей хотелось убежать от супруга, и одновременно что-то завораживало её в самих интонациях вкрадчивого мужского голоса: заставляло испуганное сердце биться в предчувствии чего-то пряно неведомого, таинственного и опасного.
  Впрочем, только Братичелли знал, насколько очарован своей женой его спутник. Он со снисходительной улыбкой ловил красноречивые взгляды графа, бросаемые на красавицу новобрачную, слушал его ответы невпопад. Будучи от природы мудрым человеком, епископ понимал: де ла Верде нужно осуществить брачные права, остудить пыл, успокоиться, и тогда он вновь станет блестящим дипломатом, которым показывал себя на протяжении всей их нелегкой миссии. Увы, заниматься личными делами не было ни времени, ни возможности, а значит, дон Мигель пока вынужден томиться от неразделенной страсти.
  Шла вторая неделя пути по живописным предгорьям Альп.
  Дорога здесь была оживленная: благочестиво постукивая посохами, шли отряды паломников, то и дело попадались обозы с товарами, спешили по своим делам небольшие отряды рыцарей. Но будь-то отдельные путники или большие группы людей, все они вставали на колени в придорожную пыль, едва завидев папское знамя, с благоговением принимая благословение епископа. Даже надменная знать и то смиренно преклоняла колена, снимая шлемы перед папскими легатами.
  Стефка настолько уже привыкла к неторопливому торжественному шествию среди расступающихся и коленопреклоненных людей, что воспринимала это почитание как нечто само собой разумеющееся.
  Но однажды уже при подъезде к Мюнхену им попался одинокий путник, который не поспешил падать ниц. Молодой мужчина в дорожном плаще просто слегка посторонился и склонил голову, даже не очень низко. Это явное выражение неуместной гордыни не могло пройти мимо внимания графа, потрясенного таким неуважением к папскому знамени. Он тут же остановил движение отряда.
  Всадники угрожающе окружили невежу. Удивленно взирала на него и Стефка.
  Под полями дорожной шляпы поблёскивали веселые серые глаза симпатичного и белокурого молодого человека.
  - Кто такой? - резко осведомился дон Мигель. - Почему не преклонил колени перед папским знаменем?
  Однако юноша не смутился и не испугался. Сняв шляпу, он приветственно согнул голову:
   - Я - вагант Славек Гачек из Оломоуц, мой господин! Направляюсь из Праги в парижскую Сорбонну прослушать курс лекций по медицине. А не преклонил колена перед знаменем, потому что солнце застило мне глаза, и я не заметил, что оно папское, - тут его взгляд остановился на Стефке, и молодой человек тот час преклонил колено. - Пресвятая Дева! Да я, наверное, действительно ослеп, если не только знамени не заметил, но даже живого Ангела пропустил! Простите ли вы мне такую дерзость, светлейшая пани?
  Лучше бы он промолчал, притворившись слепым и немым: дон Мигель оледенел от ярости.
  - Однако, - в гневе нахмурился он, - твоя наглость, бродяга, не знает пределов!
  Но беспечный юноша отмахнулся от витавшей над его головой опасности как от надоедливой мухи.
  - Женская красота не менее достойна преклонения, чем любое, даже самое священное знамя!
  Стефка улыбнулась, услышав столь изысканный комплемент.
  - Мне приятны ваши слова, пан Славек, - ответила она по-чешски, игнорируя недовольный взгляд супруга, - и я рада встретить земляка так далеко от дома!
   - О, пресветлая пани, такая красота может появиться только в нашей благословенной Моравии!
  У Стефки загорелись радостью щеки. Она так истосковалась по звукам родной речи!
  - Мы также держим путь во Францию. Хотите, я попрошу мужа включить вас в наш отряд?
  - Этот грозный господин - ваш муж? - помрачнел юноша. - Не сердитесь, прекрасная пани, но от таких людей хочется держаться подальше. Я уж как-нибудь сам доберусь!
  Неизвестно почему, но за несколько минут разговора этот совершенно чужой человек вдруг стал для Стефки дороже всех испанцев супруга, да и что греха таить, самого дона Мигеля!
  - А если я вас попрошу? - умоляюще протянула она. - Мне так плохо и одиноко среди чужих людей!
  Гачек улыбнулся открытой жизнерадостной улыбкой, которую она уже давно не видела на мрачных физиономиях окружающих её людей как в латах, так и в рясах.
  - Не могу вам отказать! Только вряд ли ваш муж согласится предоставить место в отряде случайному путнику!
  Дон Мигель на удивление терпеливо выждал, пока жена закончит беседу с земляком, но на просьбу взять его с собой, ответил категорическим отказом.
  - Об этом не может быть речи, донна! Мы не можем подбирать всех бродяг на дороге, а этот мне особо не нравится: уж больно дерзок! И это слишком опасно: мало ли какой сброд шатается по дорогам в наше беспокойное время? А если он наведет на посольство разбойников?
  Но Стефка с мольбой заглянула в его суровые глаза и удовлетворенно заметила, как в их непроницаемой черноте вспыхнула искорка. Она поспешила воспользоваться моментом, хорошо осознавая, что её слова не оставят супруга равнодушным.
  - Если вы позволите пану Славеку ехать с нами, - прошептала Стефка, подъехав к супругу, - я начну учить испанский язык!
  И дон Мигель не удержался от желания подхватить игру.
  - Ловлю вас на слове, донна! Начнете прямо сегодня же!
  А потом он смерил недовольным взглядом навязанного попутчика.
  - Кто ты по происхождению, вагант?
  - Шляхтич!
  - Как же отец позволил тебе заниматься столь недостойным делом?
  - Я сирота, ваша светлость! И сейчас медициной занимаются многие дворяне, которым родители не оставили замков и туго набитых кошельков!
  - Дайте Гачеку запасную лошадь, - приказал он Эстебану, - пусть сопровождает отряд!
  И обрадованная Стефка получила возможность разговаривать с весёлым молодым человеком. После стольких недель разлуки с Моравией звуки родной речи показались ей райской музыкой, поэтому она болтала с терпеливым собеседником несколько часов без остановки. Вскоре она выяснила, что Гачек знает сыновей пана Збирайды, не раз бывал в Брно, а вообще зарабатывает в своих скитаниях на кусок хлеба пением баллад, сказками и легендами. И Славек, не откладывая, исполнил для графини песенку про простодушную пастушку и хитрого волка.
  Стефка сначала чуть смутилась от фривольного содержания песенки, но потом от души рассмеялась. Она с удивлением почувствовала, как отступает черная невыносимая тоска, которая пожирала душу с той далекой ночи, когда её похитили из родного дома. Мир вокруг снова приобретал жизнерадостные краски.
  - Девочка изменилась, - улыбнулся епископ, проследив за оживленно переговаривающейся парой, - ни разу не видел её такой счастливой!
  Неизвестно ревновал ли дон Мигель, но его ответ был на диво разумен:
  - Графиня юна и простодушна, и её нужно отвлечь от переживаний о покинутом женихе. Вот пусть этот шут и развлекает мою жену, а уж миску похлебки мы для него найдем!
  Но вдоволь наслаждаться обществом полюбившегося спутника Стефке не дали. Вскоре к ней подъехал викарий и напомнил о данном мужу обещании, и тяжело вздохнувшая графиня была вынуждена заняться испанским языком. Неожиданно дело пошло успешно: наверное потому, что у неё улучшилось настроение.
  В Мюнхене посольство пробыло недолго.
  Стефка вместе с мужем была принята при дворе герцога Альбрехта IV. И вновь она склоняла голову над вышивкой, выслушивая красноречие супруга, который в очередной раз плел хитроумную интригу, отбросив свойственную ему в обыденной жизни сдержанную чопорность. Перед глазами как по волшебству представал обаятельный, остроумный и необычайно привлекательный мужчина. Его ошеломленная жена глазам не верила, глядя на эти метаморфозы. Её не могло не поражать, как ловко он меняет в зависимости от обстоятельств своё обличие. Впрочем, виделись они в Мюнхене редко: дон Мигель постоянно был занят. Тем не менее, она нашла время высказать ему свое недоумение.
  - Вы кажетесь человеком со многими лицами, так какое же настоящее: бесстрастного воина или очарователя и искусителя женщин?
  - А какое вам больше нравится? - не тот в долгу де ла Верда.
  Стефка пожала плечами.
  - Я не готова ответить на этот вопрос: не знаю, которое из них на самом деле ваше!
  - У меня припасено для вас еще одно: увидите его в нашу брачную ночь!
  Как всегда, когда разговор касался этой темы, у девушки мгновенно пересохло во рту и заполыхали щеки, но вместо того, чтобы как обычно отмолчаться, она тихо спросила:
  - А когда это случится?
  Слова вырвались непроизвольно, испугав её саму.
  - А вы хотите этого?
  Тогда их то ли прервали, а может граф и сам торопился по своим таинственным делам, но вопрос так и повис в воздухе. Впрочем, викарий не отставал от своей подопечной, используя любую свободную минуту, чтобы заставлять её бесконечно повторять испанские слова и выражения.
  После Мюнхена их путь пролегал в Эльзас. Епископ с графом спешили в имперский город Страсбург на заранее назначенную встречу с императором.
  Гачек после посещения Мюнхена выглядел невесёлым: не играл для своей спутницы на лютне, не смешил её, на вопросы отвечал слишком кратко.
  - Что случилось? - встревожилась графиня.
  - Странного мужа вы себе выбрали! - с тяжелым вздохом заметил Гачек. - О чём только думали ваши родители, отдав в жёны подобному человеку?
   - Дон Мигель сам себя избрал моим мужем, - вздохнула в ответ Стефка и грустно поведала собеседнику историю своего замужества.
  Де ла Верда и епископ ехали поблизости, занятые обсуждением каких-то своих дел, и казалось не обращали на них никакого внимания.
  - Интересная история, - задумчиво покачал головой Гачек. - Скажем так, ваш муж показал себя человеком, не чуждым людских страстей! Тогда почему он так строг к слабостям других людей? Вам известно, мадам, что впереди нашего отряда как облако пыли движется дурная слава. По всей Германии несётся слух, что где бы ни появились наши спутники, костры инквизиции разгораются ярче, хотя они и так неплохо горят!
  Стефка неловко поежилась: все-таки речь шла о муже, значит, в какой-то степени причастна к его делам оказывалась и она.
  - Дон Мигель искренен в своей ненависти к еретикам, - пояснила она, с удивлением поймав себя на мысли, что пытается защитить супруга. - Граф твердо уверен, что творит благо и действует во имя высшей справедливости!
  - А что об этом думаете вы?
  Девушка растерянно посмотрела на собеседника.
  - Я?- нахмурилась она. - Ничего!
  - А если завтра графу взбредет в голову обвинить в колдовстве свою жену?
  Этого юная графиня не боялась.
  - Я его жена и он любит меня!
  Но Гачек взглянул на спутницу со снисходительной жалостью.
   - Нет ничего более непостоянного, чем страсть мужчины к женщине! Неизвестно откуда она берется, и часто после парочки пылких ночей куда-то улетает, а вот фанатичная преданность даже самой безумной идее иногда переживает самого человека.
  Исходя из наивности собеседницы, вагант мог бы и не распылять красноречия: её жаркой волной ударила только "парочка пылких ночей". Стефка застенчиво потупилась: откуда ваганту было знать, что после двух месяцев замужества она по-прежнему девственница.
  Гачек по-своему понял её смущение.
  - Нет сомнений, что супруг любит вас, - поспешил он заверить юную графиню, - мои рассуждения носили теоретический характер!
   Стефка покраснела, напряженно рассуждая: что теоретического может быть в "парочке пылких ночей"? Может, она чего-то не понимает? Брошенный искоса взгляд остановился на гордом профиле супруга. Дон Мигель внимательно слушал епископа, но всё равно ответил жене таинственной улыбкой.
  - Наш отряд напоминает свадебный поезд, - простодушно пошутил Братичелли, заметив эти переглядывания, - остается только папское знамя сменить на стрелы Амура или на парочку сердец! Сын мой, хватит мучить и себя, и вашу прелестную супругу: возьмем пару дней отдыха, и займитесь вашими домашними делами!
  - После Страсбурга даже потоп не остановит меня на пути к брачному ложу,- заверил его рассмеявшийся спутник, - а пока...
  ... а пока дорога продолжалась.
  Становилось всё жарче и жарче, ночи сделались совсем короткими, и отряд едва успевал забыться коротким сном на стоянках, когда торопливая заря окрашивала небосвод и призывала продолжить путь. Впрочем, с таким спутником как Гачек любая дорога казалась втрое короче: он и пел, и смешил спутников веселыми шутками. Даже дон Мигель скупо улыбался, слушая его зубоскальство, а что уж говорить о епископе, у которого был более легкий нрав.
  Стефка также много времени проводила за занятиями с викарием, и уже могла без запинки сказать несколько фраз по-испански, которые интересовали её мужа.
  Постепенно девушка привыкла к своему новому положению. Не сказать, что она забыла Ярослава: воспоминания о несбывшемся счастье всё еще отдавался тупой болью в её сердце. Однако постоянно меняющиеся дорожные впечатления, общество говорливого ваганта, тёмный взор супруга, приводящий её в жаркое смятение, загнали эту боль далеко вовнутрь, и к Стефке вернулась былая жизнерадостность.
  Увы, события последующие после посещения Ульма чуть было не поставили под угрозу с таким трудом обретенное равновесие. Не прошло и трех часов как путники выехали из города, когда они увидели на обочине валяющуюся женщину.
  Несчастная была в страшном состоянии: окровавленное разорванное платье, обрезанные клочьями волосы.
  Дон Мигель брезгливо поморщился, но все-таки приказал отряду остановиться.
  Озабоченный Гачек подошёл к бедняжке: он сразу взял на себя обязанность оказывать лекарские услуги нуждающимся. Перевернув казавшееся безжизненным тело, молодой человек отвел слипшиеся от крови волосы от лица несчастной и пристально вгляделся в покрытые грязью обострившиеся черты лица. Перед ними была молодая, только очень грязная от пыли и засохшей крови девушка.
  - Я видел её в Ульме, - нахмурился Гачек, - она стояла у позорного столба. После чего девушку, наверное, выпороли, а потом и вовсе выгнали из города.
  - За что? - ужаснулась потрясенная такой жестокостью Стефка.
  - Судя по обрезанным волосам, - вступил в разговор дон Мигель, - за незаконную проституцию! Нам здесь нечего делать, едем дальше! - приказал он и уже мягче пояснил взволнованной жене. - Блудница согрешила, значит, должна понести наказание!
  - Но она еще жива, - Гачек с мольбой посмотрел на графиню, - если мы её бросим, несчастная умрет!
  Графиня вопрошающе взглянула на мужа, но тот только сурово покачал головой.
  - И не просите!
  - Но мы не может оставить девушку умирать! Это против христианского милосердия!
  - Преступница должна муками искупить свой грех, - отечески пояснил Стефке епископ,- и чем сильнее будут её страдания в этом мире, тем больше шансов попасть на небо. Милосердие тут может только повредить!
  Стефка вновь кинула на супруга умоляющий взгляд.
  - Но мы же ничего не знаем: вдруг она оклеветана или ...
  - В таком случае у неё ещё больше шансов попасть на небо, к праведникам! - устало перевел дыхание де ла Верда. - Донна, мне очень жаль, но если мы будем подбирать всех преступниц и бродяг, нам никогда не добраться до Страсбурга!
  - Я не буду иметь покоя, если брошу эту несчастную умирать на дороге! - взмолилась Стефка.- Не жалеете её, смилуйтесь хотя бы надо мной!
  - Неужели, - чуть усмехнулся дон Мигель, - у вас опять найдется, что мне предложить?
  Графиня подъехала к супругу поближе и с удовольствием заметила, как загорелся его взгляд теперь уже знакомыми огоньками.
  - Я скажу вам по-испански всё, что вы пожелаете от меня услышать! - улыбаясь, тихо прошептала она.
  - Если это произойдет сегодня, то можете приказать отнести блудницу в повозку! - с ответной улыбкой согласился дон Мигель.
  - Гачек, - обрадовано повернулась к ваганту Стефка, - отнесите девушку в повозку, и как можно быстрее окажите ей необходимую помощь!
  Отряд продолжил путь, но теперь юная графиня уже не хотела ни с кем разговаривать. Охваченной жарким волнением Стефке нужно было разобраться в себе. Хотела ли она остаться с мужем наедине? Скорее всего, нет! Пусть Стефка перестала страшиться и ненавидеть своего супруга, как сразу же после венчания, но любила-то она по-прежнему своего Ярека и не желала никого другого. С другой стороны, графиня прекрасно осознавала, что дон Мигель - её муж, и рано или поздно он даст это понять. А значит... надо как-то налаживать их отношения!
  Дон Мигель с затаенной улыбкой поглядывал на её задумчивое и взволнованное лицо.
  - Вокруг вашей донны постепенно образуется свита, - заметил епископ, - да еще какая! Бродяга-зубоскал, на лице которого крупными буквами написано "еретик" и осужденная за проституцию девица! Не слишком ли опасное окружение для столь юной женщины?
  - Не лучшее! Зато Стефания откровенничает с Гачеком по-чешски, наивно думая, что я их не понимаю. Редко какой муж имеет возможность услышать, что жена говорит о нём посторонним людям.
  Гачек появился рядом с графиней спустя несколько часов, когда за горами уже садилось солнце, и де ла Верда отдал приказ искать подходящее место для ночлега.
  - Девушку зовут Хельга, госпожа! Она дочь золотых дел мастера, но два года назад её отец умер, а мать вновь вышла замуж. Отчим надругался над девушкой. Родительница же обвинила во всем дочь, заявив, что та вела себя бесстыдно и сама подтолкнула насильника на грех.
  Стефка едва удержалась в седле.
  - Мать? - поразилась она. - Как же она могла поверить мужчине и обречь свою дочь на гибель?
  - Вы ещё слишком юны, дорогая, и не знаете, что на свете бывает абсолютно всё, - вмешался в разговор дон Мигель. - Когда дело касается мужчины, то даже мать и дочь могут стать соперницами. А эта девушка действительно могла вести себя неосмотрительно и обратить внимание отчима.
  Гачек угрюмо промолчал, хотя ему явно хотелось возразить.
  Стефка знала, что земляк опасается её мужа и не желает с ним связываться. За все время пути, он чересчур кратко отвечал на его вопросы, и сам никогда не встревал в обсуждения даже если ему было что сказать.
  С епископом дон Мигель разговаривал в основном по-итальянски, с женой только по-немецки, со своими людьми по-испански, викарии толковали по-латыни, Стефка болтала с Гачеком по-чешски. "Наш отряд - настоящий Вавилон" - любил шутить епископ, но в этом разноязычии была и польза: возможность обсуждать тайные дела, находясь в непосредственной близости от непосвященных.
  Поздним вечером, когда уже были раскинуты палатки и съеден ужин, за Стефкой пришёл Эстебан. Она решила, что испанец приглашает её в палатку мужа, но тот велел ей отправиться к возвышающемуся над лагерем поросшему лесом холму. На его вершине, рядом с огромным валуном супругу терпеливо дожидался дон Мигель.
  Над горами уже зажглись первые звезды, а внизу находился лагерь, и супругам было хорошо видно, как снуют, готовясь ко сну люди, доносился запах дыма от костров, и слышалась перекличка на гортанном испанском языке. Де ла Верда теребил в руках какую-то веточку и, судя по всему, о чем-то напряженно раздумывал. Но увидев приближающуюся жену, с улыбкой шагнул к ней навстречу.
  - Вы сегодня столь мило пообещали поговорить со мной по-испански, что я решил, оторвав немного от часов отдыха, пригласить вас на свидание! - ласково произнес он, поцеловав ей руку, а затем за талию подсадив на валун.
  Смущенная жарким прикосновением его ладоней Стефка почувствовала сквозь платье тепло нагревшегося за день камня и рассеянно осмотрелась вокруг.
  Валун окружали высокие сосны: резко и пряно пахло разогретой смолой.
  - Почти как дома, - тоскливо вздохнула Стефка, - хотя в нашем лесу гораздо больше елей чем сосен, и деревья выше!
  Дон Мигель с пониманием отнесся к её ностальгии.
  - Чем дальше мы будем удаляться от Моравии, тем больше будет меняться ландшафт, а когда прибудем в Италию, вы узнаете, как жарко бывает на юге! Хотя, конечно, нигде так не сияет солнце, как в благословенной Каталонии!
  - Вы скучаете по родному дому? - вежливо поинтересовалась Стефка.
  А как ещё было поддержать разговор? Может, они обменяются пустячными репликами и разойдутся на покой? Почему-то при мысли о таком развитии событий девушка почувствовала разочарование
  - Как сказать, - между тем вздохнул супруг, - мне некогда скучать! Столько дел, что голова идет кругом! Даже в вашем очаровательном обществе и то мои мысли предательски возвращаются к заботам нашей миссии. Но иногда я мечтаю о Каталонии как о земле обетованной.
  Он ловко подтянулся и уселся рядом, чуть прижав её к себе. Стефка с волнением почувствовала тепло мужского тела, вдохнула странный, но приятный запах его бархатного пурпуэна. Супруги немного помолчали, любуясь стремительно наступающей ночью.
  - Так что же на счет испанского, милая? - наконец, прошептал дон Мигель на ухо юной жене.
  - Спрашивайте, мессир!
  Её даже зазнобило от мужского дыхания у виска.
  - Так как же будет "я тебя люблю"?
  Донельзя смущенная Стефка старательно выговорила словосочетание, запинаясь на каждом слоге. Её бедный язык едва ворочался в пересохшем рту.
  - Неплохо, - рассмеялся дон Мигель в ответ на жалкий лепет, - но это только форма, а где же сладостное содержание?
  - Но мне пока нечем наполнить эту форму!
  Общение с Гачеком не прошло бесследно, но ей ли было тягаться в остроумии с одним из самых красноречивых людей Европы?
  - Наполните её желанием угодить супругу, а я помогу преодолеть стыдливость! - с этими словами дон Мигель нежно поцеловал жену.
  Стефка поначалу инстинктивно дернулась, сопротивляясь объятиям, но мужские губы имели пряный привкус и были такими горячими и настойчивыми, что она покорилась, ошеломленно прислушиваясь к новым ощущениям. Это было и стыдно, и невероятно волновало.
  Сердце встревоженной, задохнувшейся с непривычки Стефки билось настолько сильно, что его удары гулом отдавались в голове, путая мысли и заставляя бурлить кровь. А поцелуй всё длился и длился: дон Мигель языком раздвинул её губы, и их дыхание слилось воедино. Лаская, его руки остановились на её груди. Чувство оказалось настолько острым, что она вздрогнула сопротивляясь, но тут же сама вновь прижалась к мужу, пытаясь понять: нравится ей это или нет? Но тут дон Мигель оторвался от её губ.
  - А теперь вновь повторите, что вы любите меня, - потребовал он, тяжело дыша и утыкаясь носом в её волосы.
  - Я люблю вас! - задыхающимся голосом пролепетала Стефка, растерянно пытаясь вновь прильнуть к груди супруга.
  Но дон Мигель лишь рассмеялся. Спрыгнув с камня, он коротко и крепко поцеловал жену.
  - Любви, душа моя, нужно учиться постепенно: не будем лишать себя сладостных мгновений торопливостью. На сегодня вполне достаточно! А вот завтра мы возобновим урок и, закрепив пройденное, продолжим изучать науку сладострастья!
  С этим словами де ла Верда помог супруге спуститься с холма. Добравшись на палатки графини, он галантно поцеловал ей пальцы и исчез.
  Надо ли говорить, что этой ночью графиня уснула далеко не сразу: она была взволнованна и до слёз растревожена новыми ощущениями. Было и стыдно, и неловко, и жарко, и таинственно сладко думать о прошедшем свидании. Стефка была окончательно сбита с толку: ведь её сердце принадлежало Яреку, почему же одного поцелуя оказалось достаточно, чтобы она так легко увлеклась другим? Может, всё дело было в клятве данной у алтаря?
  И лишь наутро, когда отряд вновь двинулся в путь, до Стефки окончательно дошло, насколько всё вокруг волшебным образом изменилось. Если раньше она свободно и легко болтала с Гачеком, не обращая никакого внимания на остальных спутников, то теперь её глаза то и дело останавливались на фигуре супруга, страшась и одновременно желая ответного взгляда. Ласковые бархатистые глаза как будто напоминали ей о прошедшем вечере, и Стефка вспыхивала от смущенного удовольствия при виде изгибающей его губы таинственной улыбки. Именно в то утро она полностью осознала, что замужем за очень привлекательным мужчиной. И это внезапное озарение стремительно разрушило все старательно возводимые защитные бастионы между ней и столь диким способом навязанным супругом.
  А так как юная женщина то и дело оглядывалась, краснела и была настолько невнимательна, что отвечала невпопад, Гачек с нескрываемым удивлением наблюдал за этими метаморфозами и, в конце концов, прервал свой рассказ на самом интересном месте. Увы, погруженная в свои переживания Стефка этого даже не заметила.
  - Бедная девочка, - пожалел её епископ, с интересом наблюдающий за взволнованной подопечной, - вы слишком жестоки с ней!
  Дон Мигель лишь улыбнулся.
  - Нет ничего проще, чем вскружить голову девственнице. Они любопытны, наивны и абсолютно невежественны в делах любви. Другое дело - опытные дамы! Там можно и впросак попасть, и самому как глупой рыбе клюнуть на замысловато замаскированный крючок, чтобы тебя потом на нём водили по всем кругам ада!
  Братичелли смущенно покрутил носом.
  - Неужели любовь женщины к мужчине настолько примитивна?
  На щеках испанца заиграли неожиданные озорные ямочки.
  - Нет, ваше преосвященство, примитивна не любовь, примитивна страсть, заложенная в них со времен падения Евы. Я уважаю решение отцов церкви, принятое на соборе почти тысячу лет назад, где они снисходительно сравняли души мужчин и женщин. Но согласитесь, душа мужчины все-таки несоизмеримо выше и более угодна Создателю!
  - Но бывают же знаменитые своим духовным подвигом женщины! Например, святая Фелиция?
  - Единицы, исключения из правил, поэтому и достойные канонизации!
  Епископ лишь снисходительно покачал головой.
  - Я накладываю на вас епитимью: сто раз "Аве Мария" перед сном, чтобы научиться уважать женщин хотя бы перед лицом Пресвятой Девы! - укоризненно приказал он.
  Однако и дон Мигель состоял отнюдь не из камня, поэтому не мог себе отказать в удовольствии ухаживать за юной супругой. Оставшиеся остановки до Страсбурга Стефка теперь проводила в состоянии сладостной лихорадки. Каждый вечер они с доном Мигелем ненадолго уединялись невдалеке от лагеря и упоенно и самозабвенно целовались.
  Ах, эти летние ночи в горах Баварии! Когда на небосводе зажигаются первые такие далекие и тусклые звезды, что их блеск едва заметен. Но вот стремительно наступает темнота, и на всё более сгущающемся мраке неба звёзды начинают сиять так неистово и близко, что, кажется, до них можно дотянуться рукой. Точно так же загоралась и страсть к греховным наслаждениям в сердце растревоженной Стефки. Поначалу поцелуи и ласки приводили её в смущенный трепет, заставляя стыдиться саму себя, но время шло, и от свидания к свиданию ласки мужа принимали всё более и более откровенный характер, иногда доводя до сладостно мучительного озноба.
  Сон и покой окончательно покинули графиню: она не находила себе места, мечась среди скомканных простыней походной кровати.
  Облик Стефки изменился, и она с ужасом видела в зеркале беспокойные тени под глазами, осунувшееся лицо. Ей было невероятно стыдно, и она в смятении прятала ото всех глаза, чтобы никто не заметил их беспокойного выражения. И следуя под палящим солнцем по пыльной дороге, она часто видела перед собой не торопящихся навстречу людей и не живописные пейзажи, а искаженное желанием лицо супруга, его губы, шепчущие по-испански слова страсти. Стефка замирала от болезненной истомы, а потом резко вздрагивала и смущенно оглядывалась на окружающих. Словно ночная охотница сова дожидалась теперь она окончания дня: её перестали развлекать разговоры с Гачеком, и вообще стало не интересно всё происходящее помимо свиданий с мужем.
  "Бабка Анелька права: я великая грешница!"
  А жизнь между тем текла своим чередом. Вели нескончаемые беседы викарии, епископ и граф, переговаривались о чём-то своем даже обычно молчаливые испанцы. Очевидно утомившись от её невнимания, куда-то всё чаще стал пропадать вагант. И однажды сквозь туманные грезы Стефки вдруг пробился резкий звук женского смеха.
  Он был так неуместен в их закованном в латы чопорности отряде, что Стефания вздрогнула и недоуменно оглянулась. Смеялась высунувшаяся из повозки крепкая светловолосая девушка, в которой с трудом можно было узнать страшный полутруп, который они недавно подобрали на дороге. Рядом с повозкой ехал Гачек, и этот счастливый смех был явно предназначен ему.
  Дон Мигель с епископом хмуро переглянулись, но Стефку больше удивило странное оживлением, возникшее среди обычно невозмутимых как каменные изваяния испанцев. Над отрядом пронесся возмущенный ропот, затихший только после холодного взгляда разгневанного сеньора.
  И только тут Стефка вспомнила о спасенной девушке. Ещё одна женщина в отряде! Вот с кем она могла бы поговорить о наболевшем: простолюдины всегда житейски более опытные.
  - Как там Хельга? - спросила она у Гачека на следующий день. - Её раны зажили?
  - Она здорова! - сухо буркнул вагант, отводя взгляд.
  У Стефки от такого ответа удивленно расширились глаза. Что-то тут было не так! Славек обычно был разговорчив и весел, а сейчас его лицо приобрело ожесточенное выражение.
   Ей стало не по себе. За своими переживаниями и таинственными переглядываниями с супругом, она забыла об окружающих, а между тем они с доном Мигелем были всё-таки не одни: почему-то опечалился Гачек, что-то происходило с подобранной по дороге Хельгой.
  Юная графиня чувствовала себя в ответе за них, и поэтому изо всех сил попыталась вырваться из крепких пут чувственного морока и вернуться в мир реальных проблем.
  - Что случилось, Гачек? Отчего вы не смеетесь, как прежде?
  Прежде чем ответить земляк осторожно оглянулся на увлеченно беседующих епископа и графа. И хотя они разговаривали на родном языке, всё-таки опасливо понизил голос:
  - Ваш муж вчера ночью приглашал Хельгу в свою палатку.
  Стефка не то чтобы огорчилась, она просто его не поняла.
  - Зачем?
  - Он приказал ей обслуживать своих испанцев!
  Этот казалось бы исчерпывающий ответ поверг её в ещё большее недоумение.
  - Как это - обслуживать?
  - Мессир заявил: раз она - шлюха, то должна заниматься своим ремеслом. Хельга в отчаянии! Заступитесь за девушку, донна! У неё уже вчера побывало двое ненасытных дьяволов. Они совсем замучили Хельгу, и она с ужасом ждет сегодняшней ночи.
  Ошеломленную Стефку бросило в гневный жар. Бабка Анелька смогла бы в тот момент гордиться своей внучкой: пусть пани Лукаши не удалось сделать из неё фанатичную католичку, зато понятие о женской чести было вбито в голову крепко. И хотя графиня по-прежнему опасалась своего супруга, но всему должны быть пределы - мужскому самодурству тоже!
  Она уже давно поняла, что мужчины существа сумасбродные, жестокие и бессердечные. С этим ничего не поделаешь, остается только смириться: такими их создал Господь! Но сначала осудить девушку за проституцию, обречь на смерть, а потом самому же отдать приказ надругаться над ней? Нет, это уже было за пределами её понимания!
  Разъяренная Стефка немедля подъехала к графу. Дон Мигель был так углублён в обсуждение какой-то проблемы с епископом, что против обыкновения глянул на жену недовольно.
  - Что случилось, мой ангел?
  А потом удивленно наблюдал, как хмурая супруга осведомляется о делах, которые её ни в коей мере не касались.
  - Да, я отдал такой приказ! - холодно подтвердил он. - Я не понимаю, почему если в отряде едет блудница, мои люди не могут воспользоваться её услугами. Пусть посильно исполняет свои обязанности, отрабатывая съеденный хлеб. Каждый должен заниматься своим делом!
  - Но Хельга не хочет быть блудницей! - резко возразила Стефания.
  - Только порядочная женщина имеет право на одного мужчину! - раздраженно заметил дон Мигель. - Ладно бы она раскаялась в своем грехе и проводила время за молитвами, но я сам вчера видел, как Хельга в неём упорствует. Девка откровенно заигрывала с Гачеком, а чем он лучше моих людей? А раз она это позволяет ему, то почему отказывает другим?
  Хельге нравится Гачек? Что же, графиня вполне её понимала, и тем возмутительнее казались доводы супруга.
  - Что здесь плохого, если Гачек ей действительно по сердцу?
  Де ла Верда фыркнул с таким возмущением, что в дело поспешил вмешаться его преосвященство. Искренне симпатизирующий юной графине епископ по-своему стремился сгладить ситуацию.
  - Увы, дочь моя, грех прельстителен, - тяжело вздохнул он, - и только священные узы брака могут дать женщине возможность вступать в плотские отношения с мужчиной, не греша. Но если она теряет целомудрие, то должна понимать: её жизнь резко меняется и теперь мало что зависит от доброй воли самой женщины. Ради её же спасения ваш муж решил показать Хельге, насколько грязен, тяжел и омерзителен грех! Может, это заставит грешницу по-другому взглянуть на жизнь и раскаяться? Вспомните историю Марии Египетской!
  И тут не выдержал взбешенный Гачек.
  - Но почему, что бы что-то доказать человеку, его нужно обязательно втоптать в грязь, мессир? Если вам не понравилось наше поведение, достаточно было сказать об этом!
  Лучше бы он и дальше придерживался тактики избегания разговоров с каталонцем.
  - Но ведь речь идет не о тебе, вагант, - взгляд графа стал ледяным. - Ты отрабатываешь свой хлеб, развлекая донну, хотя мне не всегда нравятся взгляды, которые на неё кидаешь! Но это нормально, когда вокруг знатной красавицы собираются преклоняющиеся перед ней рыцари. Что же касается Хельги, то я так решил! Если после того, как она пропустит через себя моих людей, у девки останутся силы ещё и на тебя, я не стану препятствовать!
  Стефка нахмурилась. Ей совсем не понравилось происходящее.
  - Ваши распоряжения оскорбительны в первую очередь для меня: я упросила взять несчастную в наш отряд не для того, чтобы слушать ваши споры о способах искупления греха, а потому что она умирала. И вообще, я нуждаюсь в услугах приближенной женщины! Или графиня де ла Верда должна как простолюдинка обходиться только своими руками?
  Укол оказался точным и довольно болезненным для графа. Дон Мигель сразу же почувствовал себя не в своей тарелке. Эта юная девочка моментально, как и все дочери Евы, нашла брешь в его, казалось бы, неуязвимой позиции.
  - Разумеется, такая женщина вам необходима! И только наше путешествие является причиной отсутствия удобств, на которые вправе рассчитывать женщина вашего положения, - неохотно согласился он, и тут же гневно возразил, - но ведь не блудница же должна вам прислуживать? Наоборот, её присутствие рядом с вами позорно!
  - Если она не желает заниматься этим, как вы выразились, "ремеслом", - не сдавалась Стефка, - значит, раскаялась и осознала грех! Вы же сами недавно приводили в пример Марию Египетскую!
  - Это не одно и то же!
  Стефка не была сильна в спорах, но иногда могла и заупрямиться.
  - Я хочу дать возможность Хельге отрабатывать хлеб иным способом!
  Дон Мигель с епископом многозначительно переглянулись.
  - Только вы забыли, дочь моя, - вкрадчиво заметил последний, - что у вас самой есть господин, которому должны полностью подчиняться. И вы не должны кричать в ослепленной гордыне: "я хочу", "я не потерплю", а униженно просить его уступить.
  Стефка растерянно посмотрела на прелата, а потом перевела взгляд на невозмутимое лицо мужа.
  - Господь не оставит вас, донна! - подбадривающее шепнул ей Гачек.
  Что же! Она спешилась с коня и встала на колени в дорожную пыль, нагнув голову настолько низко, что вуаль с её шляпы оказалась на земле.
  С лица епископа неожиданно исчезла отеческая улыбка.
  - Посмотрите, сколько гордыни в её коленопреклоненной позе, сын мой! - встревожено произнес он по-итальянски.
  - Гордость - качество, которого никогда не будет слишком много для матери моих сыновей,- неожиданно улыбнулся граф.
  Епископ осуждающе покачал головой.
  - Дорогая, - между тем обратился к жене де ла Верда, - встаньте! Эта девка не стоит того, чтобы из-за неё валяться в дорожной пыли. Нужна она вам: забирайте! Но предупреждаю, если Хельга не будет целомудренна, пусть пеняет на себя!
   Весь остаток дня Стефка не могла прийти в себя от унижения, которому её подверг муж. Заставить встать на колени! На глазах всего отряда! И только когда на отдыхе в палатку госпожи протиснулась Хельга и принялась со слезами благодарности целовать подол её платья, она чуть-чуть оттаяла.
  И все-таки урок оказался болезненным: напрасно Эстебан пришел за ней, приглашая на очередное свидание к своему господину. Стефка отказалась, сославшись на головную боль. Неизвестно, как перенес отказ жены дон Мигель, но утром он осведомился о её самочувствии.
  - Здорова! - сухо ответила юная супруга и подчеркнуто отвернулась.
  Зато, когда ближе к вечеру на горизонте показались острые шпили церквей Страсбурга, Гачек благодарно поклонился графине:
  - Хотел в этом городе покинуть вас, но теперь не сделаю этого, действительно став вашим верным оруженосцем до прибытия в Париж. Знаю, какое унижение вы испытали, преклонив колени перед мужем из-за нас с Хельгой, но хотите я расскажу вам легенду о леди Годиве?
  - Кто это?
  - Это знатная госпожа из английского города Ковентри. Муж у неё был таким же изувером, как и ваш. Однажды лорд повысил городские налоги настолько, что горожанам стало совсем невмоготу, и они обратились за помощью к доброй леди. Она заступилась за горожан перед своим господином, но он потребовал, чтобы взамен милости жена голая проехалась по улицам города.
  - Какой ужас! - изумилась потрясенная Стефка. - Неужели она согласилась?
  - Но ведь от её поступка зависела жизнь целого города! Что значит унижение одного человека рядом с горем многих людей? Самопожертвование леди пережило века и осталось в истории. Кстати, все жители города пока леди Годива ехала на лошади закрыли ставни домов, чтобы не смущать её стыдливость.
  Они беседовали чуть в стороне от графа и епископа. Де ла Верда, казалось, был занят разговором с Братичелли и не обращал на них внимания, и тем неожиданнее прозвучал его насмешливый голос:
  - Всё это так, гаер, но ты забыл рассказать об одной интересной детали старинной легенды!
  Стефка и Гачек опасливо повернули головы к испанцу.
  - Какой, мессир?
  - У леди Годивы были густые и длинные волосы, которыми она смогла укутаться до пят. Что, согласитесь, несколько меняет картину происшедшего!
  
  
  СТРАСБУРГ.
  Недаром Страсбург называли городом дорог. Как и в Рим туда вели, казалось, все торговые пути с запада на восток, настолько тесно было от повозок с товарами при подъезде к его знаменитым крытым мостам. Их округлые солидные башни отражались в водах реки Иль, огибающей город со всех сторон, чтобы затем впасть в величественный Рейн.
  Уютный и сравнительно небольшой имперский вольный город стал общеевропейским центром торговли из-за уникального положения да ещё потому, что его часто выбирали своей резиденцией императоры Священной Римской империи. Обитал здесь и нынешний император Фридрих II.
  На эти дни был назначен имперский сейм: в Страсбург съезжались наиболее влиятельные князья и все курфюрсты империи.
  Здесь де ла Верда вновь преобразился: он больше не заигрывал с дамами и не развлекал властителей. Граф выступил с обличительной речью перед императором и рейхстагом при полной поддержке вооруженного папскими грамотами епископа.
  В светлом и просторном зале городской ратуши в тот день разместились все важные лица империи. На небольшом возвышении на троне восседал император, увенчанный знаком высшей власти - золотой тиарой, чуть ниже полукругом расположились курфюрсты, за их спинами заняли места властительные князья. Все присутствующие постарались не ударить в грязь лицом: глаза слепило от обилия шелков, бархатов, драгоценных камней в солидных золотых нагрудных цепях. Не терялись среди вызывающей демонстрации богатства и роскошные фиолетовые сутаны епископов.
  На фоне всего этого сверкающего великолепия строгий и глухой (несмотря на духоту, воротник топорщился у самого подбородка) черный костюм испанца выделялся мрачным и угрожающе неуместным пятном. Но де ла Верда отлично сознавал, что оживляемый всего лишь золотой цепью с родовым знаком (яростно сплетенные в битве химера и бык) черный бархат сделал лицо его владельца более значительным и суровым. А ведь речь шла о делах очень серьезных - о расширении полномочий инквизиции на территории империи.
  Стефка тихо сидела за спинами мужчин с неизменным вышиванием среди других высокопоставленных дам и недоуменно прислушивалась к ораторам. Вообще-то, женщинам здесь нечего было делать, но император из каких-то собственных соображений пожелал придать собранию менее официальный характер. И у него это, мягко говоря, не получилось. Уж слишком серьезна и угрожающа была речь папского посланца.
  Император и князья с каменными лицами слушали красноречивого каталонца, но дона Мигеля мало смущала их холодность. Он знал, чего хочет.
  - Наше посольство выехало из Рима, благословленное его святейшеством, и прежде чем посетить Страсбург, побывало в немалом количестве городов и селений империи. Мы с его преосвященством разговаривая с властительными государями, простыми священниками и добрыми прихожанами, пришли к неутешительному выводу: Германия опасно больна! Больна болезнью худшей, чем проказа, потому что та уничтожает всего лишь тело, а еретики лишаются бессмертной души. Я уже сообщил папе, что сатанизм, ведовство и поклонение дьяволу приняло в ваших землях такой неслыханный размах, что нуждается в ужесточении мер. Со скорбью и гневом я вынужден констатировать: население в ваших краях больше поклоняется дьяволу, чем Создателю! До меня дошли возмутительные слухи о связи с нечистым даже высшей знати, которая должна бы наоборот встать на защиту святой-матери церкви, а не заигрывать с сатаной! Но страшная николаистская ересь распространяется даже быстрее, чем мор. Вы хотите, чтобы разгневанный Господь обрушил на империю свою кару? Вам мало чумы, голода, войн? Вы хотите участи Содома и Гоморры?
  Сидящие перед папским послом люди в досаде поморщились, не зная, как правильно реагировать на столь гневную филиппику. По рядам пробежал слабый ропот, и пурпурные отделанные горностаем шапочки курфюрстов закачались словно цветы под дуновеньем ветра, склоняясь то в сторону одного соседа, то другого. Люди явно растерялись и не знали, как отреагировать на такие возмутительные нападки. В конце концов, за всех высказался недовольный нападками император.
  - Не преувеличиваете ли вы опасность, граф? - брюзгливо осведомился он.
  Этот пожилой, поднаторевший в интригах человек с хищным профилем и изрезанным преждевременными морщинами лбом явно недооценивал своего гостя.
  - Преувеличиваю? - холодно вздернул бровь дон Мигель. - Да разве её можно преувеличить, когда непосредственно под вашим городом ведьмы вчера проводили свой шабаш!
  По залу прокатился ропот изумленных голосов, в которых доминировало недоверие.
  - Отцы-доминиканцы с городской стражей сумели захватить около десятка бесноватых дьяволиц, - каталонец жестко пресек зачатки даже такого робкого бунта, - на дознании они выдадут остальных. Богохульницы голыми плясали вокруг костра и, опьяненные дьявольским зельем, призывали к себе сатану! И я вас спрашиваю: кто они?
  Он обвёл присутствующих пылающим гневом взглядом.
  - Женщины из почтенных семейств города! Как подобное могло случиться? Куда смотрел капитул, священнослужители, их сограждане? Я уж не спрашиваю, почему мужья не проявили интереса к ночным забавам жён? Наверное, тоже находились в сговоре с дьяволом? И что теперь делать с несчастными: излечение невозможно, покаяния не дождаться, остаются только самые крайние меры! Но каким образом понять, насколько глубоко проникла разъедающая души смертоносная зараза? Нужны особые методы дознания!
  Надо сказать, что его речь по настоящему всколыхнула зал, но не так как бы хотелось непримиримому борцу за чистоту веры.
  - Инквизиция, если дать ей волю, обезлюдит наши земли,- выступил один из князей, недружелюбно взглянув на де Ла Верду. - Вы - испанцы, привыкли истреблять неверных, но здесь-то речь идёт о католиках!
  - Да-да, - охотно подержал его сосед, - инквизиция не знает меры: хватает и правых, и виноватых!
  В поддержку выступавших неожиданно загудели и курфюрсты. И только лишь молчали как каменные изваяния имперские епископы: в них боролась цеховая солидарность с чисто прагматическим подходом к ведению хозяйства.
  - Это от излишка усердия, - живо возразил дон Мигель, - пусть лучше на небо попадут десять добрых католиков, ведь на том свете их ждет счастливая вечная жизнь, чем удастся избежать кары хотя бы одному еретику! Что же касается Испании... У нас нет сомнений: вот мавр, еврей, а вот добрый христианин! Враг ясен: крести или уничтожай его! Здесь же всё гораздо сложнее: ведь сатана все делает исподтишка, потому что он отец лжи и хитер. Днем женщина - добрая мать семейства, а ночью она седлает метлу и отправляется к дьяволу. Отплясывая нагишом на лугу, она призывает на ваши земли болезни и мор! На ведьму смотрит дочь, внучка, соседка и всё превращается в бесконечную вакханалию страшного греха. Нет сомнений, что светскому человеку трудно разобраться в таких вещах: у каждого властительного князя и без того много государственных дел. Так предоставьте же решать эти проблемы тем, кто может отличить ведьму от почтенной женщины, колдуна от добропорядочного католика! Не ставьте палки в колеса инквизиции, проявляя неуместную жалость к столь опасным преступникам! Поймите, защищая их, вы тем самым сами становитесь прислужниками дьявола!
  Стефка с нескрываемым восхищением смотрела на мужа. Она мало что понимала из его вдохновленных речей: какие-то ведьмы, метлы, пляски обнаженными на лугу (и как им только не холодно!), и это почему-то приносит болезни и мор! Бабка Анелька, наверное, была бы в восторге от этих речей, но её внучке в глаза бросилась лишь необычайная привлекательность выступающего дона Мигеля. Его глаза светились темным огнем, лицо поражало одухотворённостью.
  - Какой красавчик! - восторженно шушукались дамы вокруг.
  И действительно испанцу не было равных. Граф играючи разбивал доводы своих оппонентов, и иногда казалось, что он прямо-таки заворожил зал. Много выступал также епископ, бесконечно цитируя труды отцов церкви, и в особо трудных местах переходя на латынь, словно рассчитывая задавить этим тяжелым щитом всех сомневающихся.
  Мужчины яростно спорили, язвили и отпускали нелестные замечания в адрес друг друга, вскоре перейдя на такие выражения, что растерявшийся распорядитель был вынужден попросить дам удалиться. Совсем запутавшиеся женщины с легким недоумением покидали неудавшееся собрание.
  - Крайние меры - это как? - удрученно спросила Стефка свою соседку - герцогиню Пфальцскую.
  Пожилая женщина пренебрежительно взглянула на юную глупышку, у которой очевидно все мозги ушли в хорошенькую мордашку, и всё-таки холодно ответила.
  - Это пытки и аутодафе - костер на средства города, милочка!
  Стефка нервно сглотнула, и не осмелилась задавать ещё вопросы.
   В задумчивости возвращалась она из дворца, следуя по живописным улочкам Страсбурга, вытянувшимся вдоль каналов с зацветшей грязной водой. Её сопровождали вооруженные испанцы и Гачек, что само по себе было странно. Обычно стоило им приехать в какой-либо городок, как вагант исчезал и появлялся только в час отъезда. Но на этот раз Славек не покинул свою покровительницу.
  - Что ещё потребовал от курфюрстов ваш муж, донна? - поинтересовался он.
  Резкость его тона встревожила и без того замороченную Стефку.
  - Я мало, что поняла, - озадаченно призналась она, - дон Мигель твердил о невероятной опасности, дьяволе и ведьмах.
  - Ну это как водится! Любимая тема вашего супруга!
  - По-моему, - Стефка смущенно помялась, - говоря о чрезвычайных мерах он вовсе не имел в виду костры. Эти люди не поняли моего супруга!
  Гачек с откровенной жалостью заглянул в её расстроенное лицо.
  - Графа вообще трудно понять! - сухо согласился он.
  - Но если все эти люди против моего супруга, то почему слушают его? Ведь император может приказать замолчать человеку и с более высоким положением, чем дон Мигель?
  Гачек небрежно пожал плечами.
  - Времена интердиктов канули в Лету, - задумчиво пробормотал он. - Невозможно представить, чтобы Фридрих простоял на коленях перед закрытыми воротами Каноссы, как в свое время император Генрих перед папой Григорием, но... у Рима всегда есть что-нибудь за пазухой. Не напугать, так подкупить: предложить разделить имущество казненных на две части: одну светским властям, другую - церковным. И все недовольные моментально утихнут, даже если огонь от костра будет такой чудовищной силы, что затлеют собственные подошвы. Нет предела человеческой жадности: перед ней снимает шляпу даже инстинкт самосохранения!
  - Но зачем это всё моему мужу?
   Гачек тяжело вздохнул.
  - Превратив Европу в поле охоты на ведьм, усилит свои позиции инквизиция, а через неё и Рим станет активнее влезать во внутренние дела империи!
  Объяснил! С таким же успехом он мог говорить и на китайском языке! Стефка с уважением посмотрела на столь умного собеседника, и за неимением лучшего улыбнулась в ответ, хотя и понимала, что вряд ли это правильная реакция на столь серьёзные слова. Впрочем, красивой женщине охотно прощают улыбку не к месту: она её делает ещё привлекательней, а против такого аргумента не в силах устоять даже самый разумный мужчина.
  Отряд не спеша передвигался по узким улочкам города к постоялому двору, протискиваясь между выступающими эркерами домов, когда дорогу преградила толпа взволнованных женщин в характерных чепцах эльзасок - высоких, с черными бантами.
  Конь Стефки поневоле встал на дыбы, когда одна из них метнулась прямо под копыта, вырвав из её рук поводья.
  - Это жена черного испанского дьявола, который приказал подвергнуть наших дочерей пыткам! - пронзительно закричала другая, гневно тыча в неё пальцем.
  Белые от бешенства невменяемые глаза, искаженные ненавистью лица, тянущиеся к всаднице скрюченные злобой пальцы. Перепуганная Стефка судорожно вцепилась в гриву коня, когда её попытались вытащить из седла. Угрожающе трещала материя юбок, от ударов крепких кулаков по ногам и рукам, казалось, не было спасения, но пуще всего пугал нескончаемый вопль:
  - Бей дьяволицу!
  И пока закупоренные тесной узкой улочки испанцы смогли пробиться к своей госпоже, бросившийся на помощь Гачек уже оказался в плену распоясавшихся женщин, пинками втоптавших его в грязь, а юбка Стефании превратилась в клочья, открыв взору страшные кровоподтеки на ногах.
  - Безумицы, - кричал извивающийся под ударами Гачек, - чем этот ангел виноват перед вами? Нужно было лучше смотреть за дочками, когда они по ночам сбегали из дома!
  - Бей прихвостня сатаны!
  Взявшиеся за копья испанцы попытались оттеснить взбешенных женщин. Но минутное замешательство вскоре обернулось градом камней, которыми они закидали кавалькаду. Как не защищал Стефку изрядно израненный Гачек, как не старались испанцы загородить своими телами госпожу, один из камней все-таки достиг цели, и трясущаяся от ужаса графиня почувствовала болезненный удар по голове и потеряла сознание.
  Приходила она в себя с трудом, потому что вместе с сознанием возвращалась и тошнотворная саднящая боль в области темени.
  И первым, кого она заметила, с трудом разомкнув ресницы, оказался Гачек.
  - Мессир, - тихо позвал тот находящегося рядом дона Мигеля, - донна пришла в себя!
  Застонавшая от боли Стефка увидела у своей кровати коленопреклоненного супруга.
   - Любимая, как вы? - его взволнованные глаза осмотрели бледное лицо жены. - Я бы не пережил такой потери!
  Де ла Верда был настолько выведен из себя и говорил такие нежные слова, что Стефка невольно улыбнулась. Приятно было видеть всегда невозмутимого графа в таком смятении. Сердце жарко полыхнуло радостью, и мгновенно стало легче.
  - Какова сила дьявола, - но голос епископа разрушил всё очарование момента, и в поле зрения тотчас застонавшей больной оказалась его фиолетовая сутана. - Он замутил разум этим несчастным, чтобы отплатить вашему мужу за разоблачение его козней, ударив в самое сердце! Надеюсь, дочь моя, эти безумные эльзаски не сильно вас напугали?
  Стефка вспомнила ненавидящие глаза и вздрогнула от ужаса. Дон Мигель тяжело вздохнул, нежно погладил её по перевязанной голове и, поцеловав в лоб, вышел из комнаты.
  Графиня пролежала в кровати несколько дней. С ней практически неотлучно находились Гачек и Хельга. Супруг показывался редко: в основном целовал ей руки и заботливо заглядывал в глаза, но его почти сразу же отвлекали.
  - Мессир даже ночами не бывает дома, - как-то хмуро заметил Гачек, когда графиня удивилась кратковременности этих визитов, - и мне не хочется знать, чем он занят! Говорят, что история с нападением на вас наделала такого шума, что имперский совет внял его убеждениям и принял постановление, развязывающее руки инквизиции на всей территории империи.
  Теперь Стефка была не склонна осторожничать в вопросе о преследованиях ведьм. Приличная болезненная шишка на голове лучше всяких аргументов убедила, что их нужно уничтожать.
  - Граф сражается с колдовством, чтобы нормальные люди могли без опаски появиться на улице. Эти сумасшедшие чуть не убили меня!
  Славек болезненно поморщился.
  - Они заблуждались, донна! И безрассудную ярость женщин можно понять: их близкие были подвергнуты пыткам.
  Графиня недовольно взглянула на собеседника: его заступничество показалось ей неуместным. Но так как она доверяла Гачеку, то поневоле задумалась над его словами:
  - Я никак не могу понять, что заставляет этих несчастных вступать в сделку с дьяволом? Неужели не страшно, что их разоблачат? Да и почему они это делают?
  Гачек долго раздумывал, глядя на озадаченную даму. Высокий с отворотами чепец не смог закрыть обвивавшую её лоб повязку, но лицо уже не соревновалось с ним по белизне. Можно было не щадить больную, затевая столь серьезные разговоры.
  - Насколько я знаю, вы выросли в деревне?
  Стефка грустно улыбнулась.
  - Наш замок находился в горах, поросшими деревьями настолько густо, что их прозвали Черным лесом.
  - Вы часто гуляли по его опушкам? - клонил к чему-то своему вагант.
  - Конечно: вместе с холопками мы собирали ягоды и целебные травы, купались в речке и ловили рыбу. Но к чему эти странные вопросы, Гачек?
  - Я долго жил в Праге, когда учился в университете, - вздохнув, пояснил он, - и имею неплохое представление о жизни простой горожанки. В ней мало минут отдыха. Женщина никогда не бывает одна: в тесных стенах толпятся дети, муж, слуги, родственники. Она всё время под перекрестком множества не всегда даже доброжелательных глаз. Каждый день тяжелая изнурительная работа, каждый год неизменные роды: и ни глотка свежего воздуха, ни капли родниковой воды, даже солнечные лучи редкие гости на темных городских улицах...
  Стефка, широко раскрыв удивленные глаза, слушала его тихий проникновенный голос.
  - ... но однажды приходит день, когда из-за городских стен ветер донесёт до неё запахи весны: травы, цветов, распустившихся почек. И женщина вдруг осознает, что за пределами вонючих и душных закоулков есть другой мир: там много простора, света и тепла! Это встревожит ей кровь, взволнует отупевшие чувства и она как птица из клетки вырвется на волю. Разве женщину можно в этом винить?
  - И она выбирается ночью из города и танцует голой при свете луны? - недоверчиво пробормотала Стефка. - Но... зачем?
  Гачек тихо рассмеялся.
  - Вы только представьте себе, донна, как это здорово: скинуть с себя давно осточертевшие тряпки, почувствовав свободу от рубашек, юбок, корсажей, подставить тело волнующему ветерку и раствориться в окружающей природе, слиться с её красотой!
  - Что вы в этом можете понимать? - недоверчиво удивилась Стефка. - Вы же не женщина!
  - О, госпожа, - в разговор вмешалась Хельга, чуть ли не с благоговением взирающая на Гачека, - он всё понимает!
  Стефка почувствовала легкую саднящую боль. Наверное, когда-то и она также смотрела на Ярослава. Сейчас ей казалось, что они любили друг друга много лет назад, и тогда всё было по-другому: светло и радостно.
  - Но причем тут дьявол? - всё-таки вернулась она к первоначальной теме разговора.
  Прежде чем ответить, вагант осторожно оглянулся на закрытую дверь и понизил голос:
  - Да не причем: его на тех полянах просто нет!
  Стефка задумалась над откровенно отдающими ересью словами, но не стала обвинять собеседника в вероотступничестве. У неё нашлись другие аргументы.
  - Мой муж - человек не очень приятный, - тяжело вздохнула она,- и я сама видела, как иногда он манипулирует людьми. Однако есть вещи, обсуждая которые дон Мигель никогда не позволит себе кривить душой. Это касается вопросов веры. Если он говорит, что женщины призывали дьявола, значит, так оно и было!
  - Да мало ли кого можно позвать, - едва слышно прошептал ей Гачек,- это не значит, что он придет!
  Но видимо отеческие наставления епископа и беседы с мужем не прошли бесследно для юной графини.
  - Ведь дело даже не в том: придет дьявол или нет, а в самом факте его призвания! Значит, эти люди чего-то от него хотят?
  - Да что взять с больных, усталых и запутавшихся женщин: они сами не ведают, что творят! - забыв про осторожность, с болью воскликнул вагант. - Например, вашу ангельскую красоту назвали искушением дьявола. Неужели вы сами не видите, что это какое-то массовое умопомешательство, которое надо лечить и... не пытками!
   Стефка по натуре была непритязательной и недалекой женщиной, словно созданной для того, чтобы стать матерью десятка детишек, заботливой женой и рачительной хозяйкой какого-нибудь захолустного баронского замка. А насмешница судьба, словно издеваясь, заставляла её решать такие ребусы, что дамы и с более изощрённым разумом попали бы впросак. И все же она старательно пыталась освоить странные доктрины, от которых пухла и без того пострадавшая голова.
  - В ваших словах есть нечто роднящее их с мыслями моего мужа. Вы думаете почти одинаково: дон Мигель тоже называет заблудших женщин достойными сожаления безумицами. Так что же вам не нравится в его поступках?
  - Лечение болезни мы предлагаем разные! - с сердцем ответил Гачек и, сухо извинившись, удалился из комнаты.
  Больше к обсуждению данной темы они не возвращались, но что-то этот разговор всколыхнул в душе Стефки: заставил её по другому взглянуть на некоторые вещи. И чтобы развеять свои сомнения юная графиня решила задать несколько вопросов мужу и епископу.
  К тому времени папское посольство уже покинуло негостеприимный Страсбург.
  Капитулы города, стремясь замять скандал, подарили пострадавшей графине множество красивых тканей и украшений, а от императора лично она получила в подарок забавного шута. У него была большая голова с умными глазами и тонкие ножки, спереди и сзади уродца вдобавок 'украшали' два горба. Звали карлика Тибо.
  Шут был довольно остроумным, но что-то не заладилось у него с имперской свитой: кого-то он неосторожно задел неудачным словцом, и Фридрих предпочел отдать любимца от греха подальше в чужие руки. А тут как раз подвернулась история нападения горожанок имперского города на жену папского посла, и подарок пришелся очень кстати.
  Дон Мигель в этот раз отказался от чинного торжественного шествия, наоборот он всячески торопил кавалькаду, потому что неукротимо рвался в Страсбургское епископство. Как выяснилось позже, епископство за какие-то прошлые заслуги подарило его ещё деду де ла Верды.
  - Я имею право на двухнедельную остановку, - с жаром доказывал он епископу, - вот уже пять месяцев как я женился, а до сих пор не провёл медовый месяц. Меня уже тошнит от допросов, крови и вида камеры пыток. Я хочу передохнуть и заняться продолжением рода, что согласитесь неудивительно, имея столь очаровательную жену.
  - Сын мой, - сочувственно вздохнул Братичелли, - я вас пониманию, но...
  - Да, нас ждут при дворе Карла Смелого, - с досадой согласился де ла Верда, - но и вы, ваше преосвященство, далеко не молоды: не мешало бы отдохнуть от постоянных переездов, дурных постелей, напряженной работы на износ. Я не предлагаю предаться безделью. Пока буду занят с донной, вы займетесь разбором накопившихся бумаг и перепиской.
  Граф виновато покосился на собеседника.
  - Кстати, ответите и на письмо, в котором его святейшество упрекает меня за скандальную женитьбу. Придумайте какое-нибудь оправдание!
  Однако даже искренне сочувствующий дону Мигелю епископ возражал против его планов, указывая на сжатость сроков их миссии, хотя постепенно уступал его нетерпеливому напору.
  Стефка не подозревала, о чём они так ожесточенно спорят, поэтому весьма некстати вторглась в их яростную полемику:
  - Я долго размышляла над вашей речью в Страсбурге, мессир, и у меня появились вопросы!
  Дон Мигель тоскливо посмотрел на нежные розовые губы жены: у него не было ни малейшего желания говорить с ней о работе инквизиции. Сейчас граф жаждал слышать только слова любви, и желательно наедине. Тем не менее, он вымученно улыбнулся и поощрительно кивнул головой.
  - Вы можете спрашивать меня о чём угодно, донна!
  И Стефка торопливо осведомилась:
  - Почему страсбургские ведьмы призывали дьявола, мессир? Он должен был прийти?
  - Уже этот призыв говорит о том, что нечистый поселился в них! Дьявол, прежде всего, забирает душу!- сдержанно пояснил де ла Верда.
  - Но тогда не понятно: в чём же они виноваты? Получается, что эти женщины - сами жертвы темных сил?
  - Ах, дочь моя, вы слишком юны и не знаете такого термина как богопопустительство,- вступил в разговор епископ. - Господь дает людям свободу выбора между светом и тьмой. И тот, кто выбирает тьму, становится жертвой дьявола.
  - Но зачем выбирать тьму? И если дьявол в душе, тогда почему его изображают с рогами и копытами?
  - Он всесилен, дочь моя, и может принять любой облик!
  - Даже красивого юноши? - почему-то на ум Стефке моментально пришел принц Генрих.
  - Или ещё хуже, - холодно усмехнулся в ответ на её удивление дон Мигель, - красивой девушки. Наверное, ему приятнее на шабашах вступать с ними в плотскую связь, поэтому среди красавиц так много ведьм.
  - В плотскую связь?!
  Стефка окончательно запуталась, но поневоле была заинтригована.
  - А вы думаете, почему они прыгают голыми вокруг костра и призывают сатану? Они хотят нечистого как мужчину!
  Пока наивная девственница бледнела и краснела от стыда, пытаясь сообразить, что именно ей было сказано, не выдержали нервы у Гачека.
  - И дьявол приходит?
  Дон Мигель смерил надменным взглядом осмелевшего ваганта, но всё-таки ответил:
  - Если бы не приходил, то не звали бы! Показания несчастных женщин на допросах недвусмысленны!
  Но Гачек не сдавался.
  - Почему они считают, что это именно дьявол? Может, кто-то пользуется обезумевшими женщинами для разврата?
  - У него есть отличительное свойство, которое выдает нечистого в какую бы личину он не рядился, - мрачно пояснил, благочестиво перекрестившийся граф, - у дьявола ледяное семя. Все допрашиваемые хором твердят об этом и, путаясь в других показаниях, здесь всегда единодушны.
  - Может они оговаривают себя под пытками?
  - Пытки применяются только к упорствующим в ереси, а таких мало!
  Стефка вновь задумалась, но епископ и муж торопливо заговорили по-итальянски, и она пережидала паузы, чтобы вклинится в разговор.
  - Вы правы, сын мой, у юной донны в голове сплошная путаница. Конечно, во многом виноваты мы и наши занятия, но всё же подобное любопытство очень опасно для души. Дьявол не дремлет и везде ищет лазейку, - епископ тяжело вздохнул. - Что же, пожалуй, я действительно плохо себя чувствую, но моя болезнь затянется недели на две, не больше! Вы слышите, сын мой?
   - Мне вполне хватит этого времени для продолжения рода, - обрадовался дон Мигель, - и коль Господь будет милостив, графиня понесёт. А беременные женщины думают только о своем ребенке. Он для них - сосредоточие всего мира и предмет неустанных забот!
  Де ла Верда нервно оглянулся на пытающуюся о чём-то спросить жену и внезапно потребовал у Гачека его лютню. Вагант недоуменно и неохотно протянул графу свой инструмент.
  И тут его спутники с удивлением услышали, как каталонец запел, неожиданно опытной рукой перебрав струны. Голос у дона Мигеля был низким и чуть хрипловатым, но хватающим слушателей за сердце. Пел он по-испански что-то печальное и страстное, не сводя сверкающих глаз с порозовевшей от удовольствия жены.
  Замершей в предчувствии чего-то чудесного Стефке было приятно и томительно слушать его песню. И хотя она не понимала всех слов, все же осознавала, что муж поёт о любви и страсти.
  Супруги встретились взглядами, и Стефке показалось, что по её телу промчалась щекочущая молния, увлекавшая неофитку в таинство любви. Закончив петь одну песню, дон Мигель начал было вторую, но внезапно сам себя оборвал, небрежно сунув лютню обратно владельцу.
  - Дорогая, - промолвил он по-испански, - вы видите впереди крепость?
  И протянув руку вдаль, показал на чернеющие на фоне закатного неба тонкие шпили какого-то замка.
  - Да! - улыбнулась Стефка.
  - Это Конствальц - наш первый приют на протяжении столь долгого времени. Внимательно вглядитесь в его башни: слова 'Конствальц' и 'любовь' отныне будут означать для вас одно и то же!
  
  
  КОНСТВАЛЬЦ.
  Обряженная в алую тяжелую парчу графиня и её близкое окружение сидели в ожидании свадебного обряда в будущей спальне новобрачных.
  Стефка нервно поглядывала на огромное, покрытое простынями ложе под расшитым гербами де Ла Верда бархатным пологом, и тайком ото всех вытирала потеющие ладони. В животе было неприятно холодно.
  - Любимая, - ласково пояснил ей муж по прибытии, - я хочу повторить наше венчание. Обряд в Моравии прошёл в настолько напряженной обстановке, что едва ли вы вложили много чувства в слова священного обета. Все-таки свадьба - самое серьезное событие в жизни любой женщины, и мне хочется, чтобы наше счастье было скреплено радостью, а не слезами!
  К удивлению графини в замке уже всё было готово к проведению церемонии: приглашены в гости самые значительные персоны епископства, готовился на кухне праздничный ужин. Местные женщины выкупали и обрядили невесту в роскошные одежды, а потом, тщательно расчесав золотистые локоны, накинули ей на голову тончайшую вуаль.
  Несколько опешившее от этой суеты ближайшее окружение новобрачной оказалось оттесненным. Зато когда похожую на сверкающего золотом идола Стефку оставили в покое, у её свиты появилось время задавать вопросы:
  - Вот это да, - раньше всех высказалась недалекая Хельга, - это что же получается? Госпожа, вы почти полгода замужем и так и не стали женщиной?
  Стефка попыталась грозно взглянуть на служанку, но очевидно у неё получилось плохо, потому что Хельга упрямо высказывала своё недоумение.
  - А зачем же вы тогда с ним постоянно шлялись по лесам во время стоянок? Я думала графа заводит, когда ему комары жалят задницу!
  Побагровев от гнева Стефка открыла рот, чтобы поставить зарвавшуюся немку на место, но тут выступил корчивший смешные рожи Тибо.
  - Может графу инструмент заменяет длинный нос, - несколько раз подпрыгнул он на месте, - ну а пестик бедолаги почему-то не дорос!
  Теперь его новая хозяйка поняла, почему карлика чуть не убили приближенные Фридриха, она и сама сейчас придушила бы язвительного уродца. Но что говорить про Хельгу и Тибо, когда даже Гачек и то не отказал себе в наслаждении уязвить ненавистного графа.
  - Видимо любовный раж его светлость тратит на преследование ведьм! Но теперь, донна, дошла и до вас очередь!
  - Замолчите! - в ярости закричала она. - Вы ничего не понимаете!
  Вагант дурашливо улыбнулся.
  - Уверен, что и вы, графиня, то же!
  - Наш испанец так за дьяволом скакал, что чуть в рогоносцы не попал! - радостно подхватил Тибо. - Подождал б ещё денек, воспитывал ублюдка куманёк!
  Тяжелая парча топорщилась коробом, но всё равно разозлившаяся Стефка исхитрилась изогнуться и, сняв туфлю с ноги, от души запустила в насмешника.
  - Ой-ой, - притворно взвыл тот, потешно размазывая по щекам несуществующие слезы,- донна вся во власти гнева, словно яблок не отведавшая Ева!
  Он так забавно и жалобно морщил нос и со скорбной миной держался за горб, что графиня не выдержала и рассмеялась. Правда, не очень весело.
  - Не сердитесь на нас, донна, - тотчас извинился Гачек, - мы все хотим, чтобы вы стали счастливой.
  - Благодарю вас, друзья мои!
  Как же сильно отличался второй брачный обряд от первого!
  Переступив порог замковой часовни, Стефка направилась к ждущему у алтаря супругу. Она впервые увидела графа столь роскошно наряженным: обычно он предпочитал глухое платье черного цвета, оживляя его только нагрудной золотой цепью. Сейчас же де ла Верда оделся в красный бархатный упленд, украшенный золотым шитьём. На его кудрях красовалась небольшая алая шапочка с алмазным аграфом и шёлк белоснежной рубашки, выглядывающий из разрезов рукавов глухого сюркота, только оттенял яркость наряда. Дон Мигель показался своей юной супруге ошеломляюще красивым.
  Брачующиеся встали напротив аналоя, и счастливой Стефке показалось, что они плывут на корабле замковой часовни: плывут в радость, долгую и счастливую жизнь, наполненную любовью.
  А потом был свадебный пир с заздравными тостами, смехом, веселыми, подчас непристойными шутками, с музыкой и танцами. Новобрачные сидели рядом и терпеливо принимали поздравления гостей. Надо сказать, что слова захмелевших мужчин имели далеко не невинный характер. Особенно изощрялся, вгоняя графиню в нервную краску, один из баронов - пожилой мужчина лет пятидесяти с рыжей неопрятной бородой.
  - Желаю вам, граф, так объездить эту кобылку, чтобы она отныне всегда слушалась своего седока!
  - Пусть ваш меч хорошо подойдёт к этим девственным ножнам!
  И так далее, и тому подобное.
  - Кто о страсти много говорит, у того пестик очень редко стоит!
  Это, конечно же, вылез откуда-то из-за юбок своей госпожи вездесущий шут.
  И тут началось! Оскорбленный барон взревел и схватился за нож, все остальные гости содрогнулись от смеха (кстати, громче всех смеялся епископ!) Стефка поспешно спрятала своего карлика за юбками, испугавшись, что рыжебородый здоровяк убьет его прямо на глазах у присутствующих.
  Отсмеявшийся дон Мигель громко обратился к жене.
  - Час поздний, сердце моё! Не пора ли нам удалиться в часовню?
  Стефка вопросительно взглянула на супруга, решив, что она или ослышалась, или чего-то не поняла. Но судя по тому как стихал смех за столами, гости были в таком же недоумении, изумленно уставившись на новобрачного.
  - В часовню? - раздался чей-то озадаченный голос. - А зачем идти в часовню? Они ведь уже обвенчались!
  Граф окинул собрание надменным взглядом.
  - В нашей семье, - сухо пояснил он, - веками придерживаются традиции проводить первые три ночи после свадьбы в молитвах Богу о ниспослании здорового потомства! У меня на родине их называют ночами Тобиаса.
  Новобрачная опешила от перспективы заменить долгожданные ласки ночным бдением за молитвами. И тут она услышала красноречивое хрюканье возле своих юбок, сразу же догадавшись, что карлик сейчас выкинет очередное коленце. Стефка бросила всполошенный взгляд на Гачека. Вагант быстро опустил глаза, но всё равно не смог скрыть их веселого блеска.
  Да что там её приближенные! Подвыпившие гости смотрели на графа как на опасного больного. Такая красавица жена и вдруг...
  - Для графа легче ночами молиться, чем один раз на жену взгромоздиться!
  И без того выведенная из себя графиня нашла ухо насмешника и больно вцепилась в него.
  Однако дон Мигель уже и сам сообразил, что сказал лишнее: что нормально для аскетической Испании, неприемлемо для веселой и откровенной Германии. А вытянувшееся лицо явно разочарованной супруги вызвало у него снисходительную улыбку.
  - Но уже пять месяцев я неустанно молюсь об этом каждую ночь, - добавил он, - думаю, по этой причине можно сократить время Тобиаса до нескольких часов. И хотя мне хотелось, чтобы мы преклонили колена рядом, я разрешаю вам сделать это у алтаря в нашей спальне!
  Минутное замешательство после этих слов означало, что гости не сразу, но всё-таки сообразили: испанец просто блажит, а не отказывается от первой брачной ночи.
  С лёгким сердцем они вернулись к еде и питью, немного пожалев про себя новобрачную.
  На этот раз в спальне хозяйку ждала только Хельга. Она помогла ей снять тяжелый свадебный наряд, расчесала волосы и, раздев до нага, уложила на просторную кровать. Служанка уже собиралась задернуть полог, когда её окликнула Стефка, взволнованная до нервного озноба.
  - Хельга, побудь со мной! Мессир задержится: он будет несколько часов молиться в часовне. Мне что-то не по себе!
  Служанка с улыбкой встала на коленях у кровати, снисходительно оглядев госпожу, натянувшую простынь до самого носа.
  - Да чего бояться? Это всё ерунда, так... словно комарик укусит. Ахнете, и вот уже всё останется позади: и хорошее, и плохое! А я все время буду рядом!
  - Быстрее бы уж! - тоскливо простонала Стефка.
  Хельга игриво хихикнула.
  - Как бы ни был набожен ваш супруг, - со знанием дела заверила она юную графиню, - в эту ночь он не заставит себя ждать. Сам сейчас сгорает от нетерпения. Это подумать, сколько времени выдержал!
  - Хельга, - Стефка нервно схватила её за руку,- расскажи, а как было у тебя?
  Служанка поудобнее уселась у подножья кровати, и её лицо осветилось грустной улыбкой.
  - Курт с малолетства работал подмастерьем у моего отца. Я была уверена, что он тоже станет каменщиком и займет в гильдии его место, так как сыновей моим родителям Господь не дал. Курт был таким симпатичным и весёлым парнем! Он всё время задевал меня шутками, и так улыбался при встрече, что замирало сердце. А однажды отец прислал его за инструментом, когда кроме меня никого не было дома. Мы так целовались, что у меня перехватило дыхание: я и сама не поняла, как всё случилось!
   Хельга прерывисто перевела дыхание.
   - Я сразу полюбила любовь, но всегда знала: как только забеременею, Курт пойдет к отцу и во всём признается. Тот конечно должен был раскричаться и побить нас, но всё равно поженить. Но время шло, ребенка не было, а мы и без того хорошо проводили время! И вдруг отец простудился. Проболев всего неделю, он умер. Всё имущество: дом и деньги перешли к моей матери, и однажды я застала Курта с ней в постели. Я плакала и стыдила его, но он всё равно женился на ней. Было очень горько видеть, как каждую ночь за ними закрывается дверь спальни. Мать быстро забеременела, и однажды ночью Курт пришел ко мне. Я всё ему простила! За первой ночью последовала вторая, а потом мать нас застала: был позор и кнут палача. Пресвятая дева спасла меня, послав встречу с вами, госпожа!
  - И что же ты опять простишь негодяя отчима?
  Но Хельга не стала отвечать на вопрос. Она насторожилась, а потом быстро исчезла.
  Стефка сразу же поняла, что это значит: затаив дыхание от волнения, она вжалась в свою половину постели.
  Резко отодвинутый властной рукой распахнулся полог, и в проёме показался супруг.
  Едва завидев его обнаженное тело, Стефка сразу же испуганно зажмурилась. Дон Мигель негромко рассмеялся, и она почувствовала, как он вытягивается рядом. Сразу же крепко прижав жену к себе, супруг захватил в плен жадного поцелуя её дрожащие от волнения губы. Все его жесты, все движения тела были иными, непохожими на свиданиях в лесу - более настойчивыми и даже болезненными.
  Задыхающаяся от нехватки воздуха и возбуждения Стефка почувствовала, как его тяжелое горячее тело вдавливает её тюфяки постели и растерялась. Она ожидала нежности и пьянящих ласк, которыми он прежде доводил её до мучительно сладкой истомы. Увы! Супруг был настолько целеустремленно настойчив и нетерпелив, что напугал юную жену и странным пряным запахом обнаженного тела, и скупыми грубоватыми движениями: распухшие губы полыхали огнем под его алчными поцелуями, руки не ласкали, а болезненно сдавливали груди. Тем не менее, до её слуха доносились страстные испанские слова, смысл которых Стефка не улавливала, но они зажигали в ней нечто неведомое, заставляя бурлить в жилах кровь и тяжело биться сердце.
  Всё произошло настолько быстро, что она едва ли хоть что-то поняла.
  - Спасибо, любимая, - прошептал ей на ухо довольный супруг.
  Дон Мигель не торопился отпускать жену, медленно и нежно целуя её лицо, шею и грудь, а Стефка чувствовала себя настолько странно, что едва сдерживала слезы разочарования. Неужели об этом она столь долго мечтала? Болели губы, ныл живот, а главное страшным болезненным огнем горело всё внутри. Мерзко и противно! Это и есть любовь? Но почему тогда о ней говорят, как о самом главном счастье на земле?
  Рядом с кроватью появилась Хельга и, настойчиво потянув с постели, увела госпожу за перегородку, где помогла погрузиться в теплую воду лохани. От боли Стефка даже заплакала, но служанка с улыбкой вытерла ей слезы и опять проводила до кровати. Постель уже была перестелена, и теперь уже дон Мигель дожидался жену.
  - Как вы себя чувствуете, радость моя?- спросил он, нежно притягивая её к себе.
  Но расстроенная Стефка лишь уткнулась носом в его грудь.
  - Потерпите, - по голосу чувствовалось, что граф улыбается, - вы не представляете, моя бедная малышка, как вскоре всё изменится! Раны знакомства со страстью болезненны, но легко лечатся поцелуями и заживают от повторных объятий. Хотите, я предложу вам увлекательную игру?
  Играть с ним Стефке не хотелось. У неё было неприятное чувство, что её жестоко обманули, обвели вокруг пальца, а теперь, очевидно, пытаются вновь одурачить.
  - Какую игру? - обиженно шмыгнула она носом.
  - Весьма занимательную, - де ла Верда встал с постели (его супруга зажмурилась, чтобы не видеть наготы мужского тела), но быстро вернулся, неся в руках небольшую золоченую шкатулку. - Посмотрите!
  Стефка неохотно откинула крышку и поневоле залюбовалась мерцающими крупными розовыми жемчужинами, среди которых красовались две редкостные черные.
  - Какая красота! - поразилась она, восхищенно скользя пальцем по прохладной поверхности.
  Дон Мигель со слабой улыбкой наблюдал за её оживившимся лицом.
  - Игра же будет заключаться в следующем: с двух сторон нашей кровати мы поставим две пустых шкатулки - вашу и мою, - пояснил он. - Когда наслаждение получу я, мы опустим жемчужину в вашу шкатулку, когда любовный восторг охватит вас, соответственно пополнится моя. По окончании медового месяца мы с вами сосчитаем, кто из нас больше старался: каждый получит жемчужное ожерелье, длина которого будет зависеть от его личного вклада в любовь.
  Стефка с опасливым изумлением посмотрела на супруга. Это сколько же надо будет заниматься любовью, чтобы хватило на ожерелье? И хватит ли у неё сил выдержать эту процедуру хотя бы ещё раз? Правда, все в один голос уверяют, что боль пройдет, и всё-таки... приятного в этом мало!
  Дон Мигель, как будто прочитав её мысли, весело рассмеялся.
  - Всему своё время, дорогая! В любви всё имеет тайный сокровенный смысл: первая ночь должна быть ночью боли, чтобы потом ярче и полнее стало наслаждение. А пока, - он вытащил самую большую черную жемчужину, - положите это в свою шкатулку. И хотя ничто не сможет сравниться с наслаждением, которое я испытал, лишая вас девственности, редкость и красота жемчужины будет иметь свою цену в будущем ожерелье.
  Стефка озадаченно взяла из его рук жемчужину и, покрутив в пальцах, отдала назад.
  - С почином, дорогая, - де ла Верда поцеловал жену в висок, - а теперь постарайтесь заснуть! Завтра нам предстоит еще один тяжелый день. В замке полно гостей, придется сидеть с ними за столом, но к вечеру мы всех проводим, и будем любить друг друга, сколько душа пожелает!
  С этими словами он обернул её косы вокруг своей шеи и тут же заснул. Стефка тоскливо разглядывала тонкий нос с горбинкой, даже во сне властно сжатый рот, хищные дуги бровей и тихо плакала. Шевельнуться она не могла и вскоре, обессилив от слез, тоже заснула.
  
  
  МЕДОВЫЙ МЕСЯЦ.
  Утром Стефка проснулась от поцелуя. Испуганно распахнув ресницы, она встретилась взглядом с черными глазами супруга. Де ла Верда был уже полностью одет и, снисходительно улыбаясь, любовался разметавшейся по постели женой.
  - Просыпайтесь, ангел мой, гости ждут: им не терпится отпраздновать нашу брачную ночь. Полюбуйтесь, как ваше знамя реет над замком!
  С этими словами он вытащил жену из постели и подвёл к окну. Нервно кутаясь в поспешно прихваченную простынь, Стефка недоуменно оглядела возвышающуюся башню донжона.
  - Знамя?
  - Но, любовь моя, - ласково упрекнул её супруг, - неужели не видите: я даже спустил фамильный штандарт, склонив его перед вашим стягом!
  Графиня недоуменно покосилась на неизвестно чему радующегося супруга: иногда он её пугал. Какой ещё стяг? Она вновь пристально оглядела шпиль башни и с удивлением заметила закрепленное на нем непонятное белое полотнище. Но вот ветер рванул его, и отчетливо стали видны бурые пятна.
  - Это моя простыня? - дошло до шокированной Стефки. - Но... зачем?!
  В их краях тоже практиковали обряд выкупа простыни новобрачной, но никому и в голову не приходило вывешивать её на всеобщее обозрение. Такими деликатными делами обычно занимались мать невесты и женская половина семьи жениха.
  - Как это - 'зачем'? - в свою очередь не понял её недовольства супруг. - Пусть вся округа убедится в вашей чистоте и невинности. Никто не должен усомниться в законности происхождения моего наследника!
  - Какое им всем до этого дело?
  У Стефки даже слезы выступили от стыда: сейчас на полотнище смотрит Гачек, епископ, Тибо и все испанцы из отряда мужа, и от этой мысли ей становилось кошмарно неловко.
  - Таков обычай, принятый в моей семье, - терпеливо пояснил де ла Верда, откровенно забавляясь её смущением. - Этот драгоценный штандарт новобрачной обязательно должен быть вывешен на башне замка. Разумеется, женившись, я не мог пренебречь кутюмами своего рода!
  Онемев от возмущения, юная женщина уставилась на простынь, и тут до неё кое-что дошло.
  - Неужели из-за невозможности помахать перед всеми окровавленной тряпкой, вы пять месяцев мучили меня бесплодными свиданиями? - грозно взглянула она на супруга.
  - Не мог же я её повесить над каким-нибудь постоялым двором или украсить простыней папское посольство, - добродушно фыркнул дон Мигель, - а родовые обычаи на то и существуют, чтобы их придерживаться!
  - Ах вот как! - разозлилась Стефка. - Я так понимаю: если бы епископ не подарил вашему деду этот замок, мне пришлось дожидаться окончания вашей миссии! А может, чтобы добраться до брачного ложа ещё и проследовать в Испанию?
  У графа было настолько хорошее настроение, что его не могли испортить даже глупые придирки жены. Впрочем понятно, почему она так злилась. Мысли женщин всегда крутятся вокруг постели: что им борьба с еретиками или особые поручения папы! Да пусть хоть весь мир рухнет в тартарары, если им нужен мужчина, то подойдет любой придорожный куст и клок соломы! Дон Мигель сочувственно поцеловал в шею шипящую словно разъяренная кошка супругу.
  - Столько бы я не выдержал, - с готовностью признался он.
  - А как же фамильные кутюмы?
  Де ла Верда хмыкнул, любовно отводя от раскрасневшегося лица жены пряди спутанных волос.
  - Чтобы не запятнать себя бесчестием в глазах достопочтимых предков, я приказал бы захватить какой-нибудь замок по дороге. И пока мои люди бились на стенах, осуществил бы супружеские права. А потом, вздернув вашу простынь вместо стяга над головой, пошёл под её сенью в свой последний бой.
  Граф, конечно, смеялся над разгневанной женой, но Стефка даже на миг не усомнилась, что он способен и не на такое!
  Ещё вчера она наивно думала, что такого количества непристойностей, как на вчерашнем ужине, не произносилось ни на одной свадьбе, но утро показало, что юная женщина ошибалась.
   Развевающееся полотнище в пятнах крови подействовало на присутствующих, как удирающая дичь на охотника.
  Бедной Стефке казалось, что это событие громко обсуждают между собой даже развешанные по стенам залы проржавевшие рыцарские латы, что уж говорить про не обремененных излишней стыдливостью эльзасских баронов.
  Каждый изощрялся как мог, наверное, больше всего опасаясь, что его не услышит то и дело краснеющая новобрачная. Пьяные разнузданные голоса составили такую какофонию звуков, что столетиями мирно спавшие в перекрытиях крыши летучие мыши то и дело испуганно вылетали из своего убежища, гадили на головы и в блюда буянам и опять исчезали в темноте.
  - Дурость в голове, а та по самые уши в дерьме! - тотчас мечтательно прокомментировал ситуацию Тибо. - И мыши баронам под стать, поэтому знают, где им нас...ть!
  Стефка даже взвыла, не в силах дать безобразнику подзатыльник, и тот бессовестно воспользовался её попустительством.
  - Ваша простынь пусть не велика, зато свисает здесь с любого языка!
  Впрочем, граф не разделял угрюмого настроения жены и от души веселился, глядя на безобразные выходки гостей. Громче же всех над сальными шутками смеялся епископ, само присутствие которого, казалось, должно было отбить охоту у пошляков острить подобным образом. Гордость не позволила Стефке окончательно пасть духом и, возмущенно выпрямив спину, она уткнулась взглядом в сложенные на коленях руки и терпеливо застыла. Вот если бы ещё можно было вставить затычки в уши или временно оглохнуть!
  - Жизнь женщины, конечно, не мёд, но говорил Соломон, что 'И это пройдет'!
  Стефка удивленно покосилась на сидящего у её ног карлика. По обыкновению дурацки хихикая, Тибо строил обидные рожи какому-то наливавшемуся злобой огромному мужлану, но эти слова... в них прозвучало сочувствие и попытка утешить! Неужели этот шут умнее её мужа и епископа?
  - Тибо?
  - Ваша светлость - мужчин золотая греза! Вы здесь как жемчуг средь свинячьего навоза!
  Неизвестно почему, но последние слова принял на свой счет пьяный рыжеволосый толстяк.
  - Ваш шут обозвал меня свиньей, - подскочил он с места, гневно обращаясь к графу, - я требую наказания для дерзкого!
  Тибо чудом не пострадал из-за вчерашней выходки, и вот пришел новый день, а он и не подумал остеречься, дразня баронов, как наглый кот стаю свирепых псов.
  Испугавшаяся за любимца Стефка опять укрыла его складками подола своей пышной юбки, но за шута неожиданно вступился граф.
  - Стоит ли обращать внимание на дурака, любезный барон Кунц? Не много ли ему чести?
  - Барон оказал бы шуту честь, перестав хоть на мгновение есть! - карлик упрямо вылез из своего укрытия и, высунув язык, скорчил обиженному гостю страшную рожу. - Хоть я и дурак, но ни разу своей тушей не сворачивал косяк!
  - Да я тебя... - рванулся разъяренный барон на обидчика.
  Но юркий Тибо метнулся прочь и, впрыгнув на стол, понесся, ловко лавируя между блюдами. Кунц бросился за ним, но неповоротливому толстяку было не угнаться за шутом. Он моментально перевернул стол и под всеобщий радостный вопль рухнул на пол, осыпаемый тарелками с остатками пищи.
  Громовой хохот, перебиваемый рычанием и проклятиями озверевшего барона и новый виток полета перепуганных мышей, закончившийся шквалом помета.
  Стефка оторопело уставившись на это безобразие, думала только об одном: "И это моя свадьба? Да лучше бы я умерла старой девой!"
  Впрочем, у де ла Верды было свое мнение по этому вопросу.
  - Пока гости развлекаются на свой лад, - шепнул он на ухо супруге,- не пора ли нам возвратиться к нашим делам?
  У Стефки сразу же испуганным протестом заболел низ живота.
  - А Тибо? - растерянно пискнула она. - Вдруг они убьют карлика?
  - Не велика потеря, - фыркнул граф, настойчиво увлекая упирающуюся супругу из пиршественного зала, - да и не догнать им его никогда! Он же ловкий как обезьяна! Поторопитесь, душа моя, у меня есть чем вас развлечь помимо дурацких выходок шута!
  Да уж... развлечь! Впрочем, когда нетерпеливо совавший с себя одежду граф оказался в постели рядом с супругой, выяснилось, что это действительно более интересное занятие, чем сидение за столом в компании разнузданных баронов.
  На этот раз дон Мигель никуда не торопился, бесконечное количество раз лаская становившееся всё более и более отзывчивым тело жены, и едва ли не мурчавшей как кошка Стефке казалось, что на ней зажглось бесконечное количество маленьких жгучих огоньков. И она заполыхала так, что опомнилась только, когда он вновь оказался в ней. Но в этот раз боль была мимолетной, и тут же сменилась блаженной истомой, доставившей никогда не испытываемое ранее удовольствие. Стефка стонала в руках супруга и постоянно искала его губы, как будто испытывала жажду и только поцелуи могли её напоить.
  - Ну как? - спросил дон Мигель, когда они оба отдышались. - Вам понравилось?
  - Да, - улыбнулась она и потянулась к мужу с поцелуем.
  Но прежде чем пылко ответить жене, де ла Верда сунул ей в пальцы жемчужину.
  - Не забывайте о нашей игре!
  С этого момента для Стефки началась совсем другая жизнь. Она перепутала день с ночью, отключаясь в объятиях мужа только от изнеможения и усталости. Полог кровати, казалось, надёжно отделял их от всего мира.
  Это было время самых прекрасных открытий в жизни юной моравки. И шкатулки по обе стороны кровати быстро наполнялись жемчугом.
  Стефка ничего не знала об уговоре графа с епископом, да и не задумывалась о том, что им вскоре вновь предстоит отправиться в путь. Она редко кого видела кроме улыбающейся Хельги, да ей и не был кто-либо нужен, словно счастье и блаженство теперь навечно поселились в их маленькой семье.
  Увы, вскоре настал последний вечер супругов в Конствальце.
  Разжав объятия, дон Мигель достал шкатулки, положил в них очередные жемчужины и вдруг молниеносно ссыпал их вместе. Стефка огорченно ахнула: ей всё время хотелось посчитать количество своего жемчуга, и вот, пожалуйста! Стоило так стараться!
  - Пусть в одном ожерелье перепутаются и мои, и твои экстазы, любимая, и когда-нибудь обовьют шею воспоминанием о нашем медовом месяце. К сожалению, сегодня наша последняя ночь в Конствальце! - голос мужа прозвучал с пронзительной тоской.
  Их глаза встретились, и у Стефки тревожно екнуло сердце. Она не понимала, в чем причина его печали: ведь они не расстанутся и после того, как покинут Конствальц.
  - Мой друг, - нежно обвила она руками шею мужа, - наша любовь сделает медовой всю нашу жизнь.
  Дон Мигель криво усмехнулся.
  - Да, конечно, - рассеянно согласился он, и уже более заинтересовано добавил. - Надеюсь, что одна из этих жемчужин прорастет в вашем теле, и вскоре вы осчастливите меня наследником!
  - Я хочу этого больше всего на свете!
  - Надо как можно усерднее молиться, и Господь обязательно наградит нас сыном, - граф поцеловал жену в лоб, - а теперь спать: завтра в дорогу!
  Когда ранним утром следующего дня Хельга подняла госпожу с постели, мужа в спальне уже не оказалось.
  Супруги увиделись только на выезде из замка, когда граф возглавил отряд.
  Невозмутимый и суровый дон Мигель опять о чем-то толковал с епископом по-итальянски, не обращая особого внимания на тоскующую неподалёку жену. Рядом ехал силящийся улыбаться Гачек и пытался развлечь опечаленную женщину какой-то историей, смысл которой она едва ли улавливала.
  - Что с вами, донна? - наконец, не выдержал Славек. - Вам плохо?
  - Как же мне может быть хорошо, если я вновь лишена внимания супруга?
  - Вы настолько его любите?
  - В доне Мигеле вся моя жизнь, как будто по нашим жилам бежит общая кровь!
  Гачек подавленно замолчал, и никто не заметил, как отвлекшись от беседы с епископом, победно улыбнулся де ла Верда.
  
  
  ЛОТАРИНГИЯ.
  Так куда же столь упорно стремился папский отряд, окольными путями блуждая по всей Европе?
  Брачные прожекты, борьба с ересями, поддержка притязаний инквизиции, разбирательство с выплатами бенефиций - всё это было всего лишь попутными маленькими поручениями на дороге к самой главной цели. Посольство, вооруженное собранной за это время кучей верительных грамот, тайн, соглашений и интриг подбиралось к главному европейскому конфликту того времени - смертоносному узлу, завязавшемуся между французским королем Людовиком ХI и герцогом Бургундским Карлом Смелым.
  Этот конфликт давно уже исчерпал все возможности мирного развития, и на землях Франции должна была вот-вот вспыхнуть война, в которую оказалось бы втянуто большинство европейских государств. Не мог оставаться в стороне от грядущей трагедии и Рим. Роль третейского судьи всегда выгодна: здесь и выторгованные привилегии за оказанные услуги, и крупные пожертвования. Кроме того в дни растерянности и поражений люди чаще вспоминают о Боге. Но надо отдать папе справедливость: Сикст IV яростно выступал против войн католиков, когда в христианском мире столь неспокойно из-за наступления ислама, да и еретики в самой Европе нагло оспаривали незыблемые церковные доктрины. Вот на борьбу с кем нужно было направлять усилия католическим королям, а не устраивать глупую братоубийственную бойню.
  И всё же Карл Смелый был не склонен слушать увещевания Рима, хотя устами легатов говорил здравый смысл. Однако де ла Верда кроме отеческих наставлений вёз ещё и проект выгодного брачного союза между единственной дочерью герцога и сыном императора, который моментально усилил бы позиции Бургундии, а взамен также рассчитывал на некоторые уступки со стороны властительного упрямца. Ведь вся высшая знать Европы родственна между собой, и здесь от согласия папы зависело очень многое.
  Посольство было вынуждено корректировать свои планы, потому что герцог прислал гонца с известием, что ждет легатов в Брюгге. Первоначальное намерение встретиться с ними в Дижоне, капризный герцог почему-то изменил.
  Можно только представить, как расстроились де ла Верда и епископ. Вместо того чтобы через Лотарингию попасть в Бургундию, им теперь предстояло резко забрать на север, да ещё проехать через владения Людовика XI. Иль-де-Франс они тоже намеривались посетить, но значительно позже, уже что-то имея на руках для начала миротворческой деятельности.
  А тут ещё предстояла встреча с лотарингским герцогом Рене - человеком нелегким, склонным к изощренным интригам и лукавству, но играющим далеко не последнюю роль в нарастающем конфликте.
  В новых условиях незапланированная остановка в Конствальце до предела сократила запас времени. Да ещё до этого благоволившая путникам погода вдруг решила показать свой нелегкий нрав, залив секущими ледяными дождями застрявший на горном перевале отряд.
  Дул ураганный ветер, всадников залепило мокрым снегом, дорога раскисла, опасно скользили копыта измученных лошадей.
  Злой, сам насквозь промокший граф настоял, чтобы Братичелли перебрался в повозку к графине, куда стащили все имеющиеся в отряде теплые одеяла и жаровни.
  - Прижмитесь плотнее к моей жене, - позабыв про уважение к сану, кричал дон Мигель на дрожащего от холода итальянца, - не бойтесь, не попадете вы из-за неё в ад! Хельга, укладывайся на дно повозки и грей им ноги! Тибо, согревай донну с другой стороны, и если она хотя бы раз чихнёт, я вас так взгрею, что запомните надолго! Вагант, откинь в сторону свою лютню и помогай вознице справляться с лошадьми!
  - Хельга, - упрекнула Стефка служанку, как только отъехал супруг, - зачем ты мои ноги ставишь на свой живот? В этом нет необходимости.
  - Нет уж, госпожа, - стуча зубами, возразила служанка, - лучше я полежу на дне повозки, согревая телом ваши ножки, чем под плетьми, которыми меня прикажет угостить граф, если вы, не дай Бог, подхватите лихорадку!
  Стефка приняла к сведению эти увещевания и, сбросив туфли, поставила ноги на упругий живот немки, но не прошло и несколько минут, как она их испуганно отдернула.
  - Хельга, у тебя там кто-то шевелится!
  Служанка смущенно хихикнула.
  - Я ношу ребенка!
  Графиня озадаченно нахмурила лоб, неизвестно зачем понизив голос при наличии рядом явно не глухого епископа:
  - А кто его отец?
  - Трудно сказать, попадая под пилу, какой зубчик тебя поранил,- легкомысленно рассмеялась Хельга. - Может Курт, а может испанцы вашего мужа. Да какая разница от кого его рожать: страдать-то всё равно мне, а не им!
  Стефка представила, насколько это известие не понравится мужу .
  - Мессир знает?
  Откуда-то из-под кипы меховых одеял вынырнула насмешливая рожица Тибо.
  - Ещё бы граф не знал, кто на ком без устали скакал, - зевнув во весь рот, с удовольствием проблеял он,- сколько раз давала крошка, завывая словно кошка! Знает сколько звезд на небе, сколько щук вчера мы съели, и когда в конце концов превратимся в мертвецов!
  - Тибо, попридержи язык, - рассердилась графиня, - не до твоих дурацких шуток! Насколько я знаю дона Мигеля, беременность Хельга не вызовет у него особой радости!
  - Значит, Хельга будет рожать без его радости, - заглянул под полог Гачек, - или граф, посылая к ней испанцев, не знал, чем это может закончиться?
  - Наивней графа только его большая шляпа, - охотно поддакнул Тибо, - он думал, что если Хельга юбку задерет, то испанцев сразу ветром унесет!
  - Ах ты уродец, - моментально взъярилась Хельга, - это почему же от меня мужчин ветром унесет? Я держу себя в чистоте!
  - Хельги чище только пруд, где даже жабы не живут!
  Немка с яростным шипением попыталась вцепиться в его шевелюру, но взвизгнувший шут нырнул под меховые одеяла, укрывавшие хозяйку. И Хельга от большого ума заколотила кулаками поверх, вполне предсказуемо попав по ноге его преосвященству.
  Братичелли отличался добродушным нравом, поэтому старательно делал вид, что дремлет и не слышит разговоров, но и его терпению пришел конец.
  - Ох, дочь моя, - с досадой проскрипел он, зябко кутаясь в подбитую куницей мантию, - совсем вы распустили свою свиту! Разве подобает жене испанского гранда общаться на равных с блудницей, дерзким вольнодумцем и безмозглым дураком?
  От такой суровой отповеди Стефка моментально сникла, Тибо обиженно нахохлился, нахлобучив на уши колпак с бубенчиками, а Хельга опасливо втянула голову в плечи. Зато не промолчал вновь заглянувший за полог Гачек:
  - Заботящаяся о своих слугах госпожа не только не роняет свою честь, но и может служить примером истинно христианского милосердия.
  Странно, но епископ не разгневался на наглого ваганта, а только недовольно заметил:
  - Вы ещё слишком молоды, сын мой, чтобы учить меня, как себя вести! А матери будущего графа нужно уметь сохранять достоинство в любых обстоятельствах.
  Стефка тайком вздохнула. Она прекрасно знала, чего все ждут от юной графини после пылких ночей в Конствальце, и сама мечтала о младенце. А вдруг она вообще бесплодна? Есть ведь на свете такие несчастные женщины!
  Стефка настолько разволновалась, что с надеждой ощупав свой живот и прочитав молитву о ниспослании младенца, решила отвлечься от мыслей о плохом.
  - А правду говорят, что во Франции была Столетняя война? Или её просто так называют, потому что воевали слишком долго? - спросила она Братичелли.
  Епископ любил поговорить.
  - Война шла сто шестнадцать лет, дочь моя, и официально до сих пор не закончилась: по крайней мере, соглашение по всем спорным вопросам между Англией и Францией не подписано!
  - Но что можно выяснять сто шестнадцать лет? Наверняка даже внуки тех, кто её начинали и то забыли, в чём причина раздора! - поразилась Стефка.
  - Как раз о причине никогда не забывали, - это вмешался Гачек, по-прежнему прислушивающийся к разговору в кибитке.
  - Да, - его преосвященство недовольно покосился на невежу, - Господь покарал Францию за нечестивый поступок короля. Филипп Красивый оскорбил папу Бонифация и пленил папский престол в Авиньоне! Он вскоре умер, а все его сыновья оказались не способными произвести на свет потомков мужского пола. Династия Капетингов прервалась, и корона перешла в руки побочной линии Валуа. А потом развалилось под ударами англичан и всё королевство, которое Людовику XI не удается собрать до сих пор.
  - Все говорят о деньгах тамплиеров, - заметил высунувший нос из-под одеяла дотошный шут,- ославивших Капетингов, как жадных изуверов. Мол, чтоб долги не отдавать, король их приказал пытать, а после на костре сжигать!
  - Тамплиеры на святой земле продались за золото дьяволу, - раздраженно возразил епископ. - Они были еретиками и вероотступниками, в чём и признались на допросах. А миф о проклятии тамплиеров придуман приспешниками сатаны!
  - А я слышал, - насмешливо фыркнул Гачек, - что во всем виноваты три невестки короля! Принцессы так загуляли с любезниками из королевской свиты, что король вынужден был заключить красоток в монастырь, где они и сидели вместо того, чтобы рожать своим мужьям сыновей. В конце концов с этим могли бы справится и любовники, если не получалось у принцев! А дочь короля Филиппа - английская королева Изабелла, муж которой увлекался мужчинами, так завидовала невесткам, что выдала их своему отцу, а потом и вовсе потребовала французскую корону для своего сына.
  О таком вопиющем распутстве провинциалке из дремучего моравского захолустья слышать ещё не приходилось. У шокированной Стефки округлились глаза.
  - Все три стали изменять своим мужьям? - ужаснулась она. - Разом? Как это может быть?
  - Ваш муж сказал бы, что без козней дьявола не обошлось! - ехидно заметил вагант.
  - Это была кара Господня! - загромыхал в неожиданном гневе обычно снисходительный епископ. - Три принцессы настолько забыли о своём долге, что стали прелюбодействовать. Это ли не прискорбно? Их возмутительное поведение едва не погубило могущественное королевство! Очевидно, что на блуд грешниц соблазнил дьявол.
  - А может принцы? - хмыкнул Гачек. - Ведь не на второй же день после свадьбы супруги начали им изменять? Скорее всего, их высочества были настолько хороши в постели, что жены принялись себе искать любовников!
  - Но ведь на что-то существует и верность, и порядочность, и целомудрие, - возразил его преосвященство, - и что в какой-то мере позволено Хельге, недопустимо для принцессы. А уж о нарушивших свой долг вассалах и говорить не приходится: позорная смерть - их удел! Кстати, в Бургундии супружеская измена карается плахой.
  На Стефку это известие не произвело особого впечатления. В её родном маркграфстве процесс казни блудниц был страшнее: неверных женщин по шею замуровывали в стену подвалов замка Шпильберг, а на их головы капала вода. Из-за этого несчастные сходили с ума и умирали в невообразимых муках.
  Зато немку слова епископа заставили расстроено ахнуть.
  - За такую малость и плаха? Вот так закон! Уж лучше кнут: спина всё-таки поболит да пройдет, а голова на место не пристанет!
  Нет, эти люди как будто поставили своей целью заставить согрешить его преосвященство: он тотчас вышел из себя.
  - О чём ты говоришь, неразумная, когда от этой малости во чреве растёт ребенок! Уже с самого детства его заклеймят незаконнорожденным, и он будет лишен отцовской любви и заботы!
  Увы, его гневная отповедь не имела успеха у слушателей!
  - Уж лучше ублюдков от ветра рожать, - философски заметил Тибо, - чем немощных меринов ублажать! И если любовникам любится всласть, тогда всё равно, что на плаху им класть!
  - Конечно проще, чем искать общий язык с женщиной, - зло поддержал шута Гачек, - пригрозить ей плахой и спать спокойно. Тем не менее, разве в Бургундии не наставляют рогов мужьям? Потребность в любви у женщин настолько велика, что их не запугаешь даже смертью! И плевать им принцессы они или нищенки, плаха их ждет за любовь или награда!
  - Тебе бы сонеты писать, вагант!
  Гачек вздрогнул от неожиданности, завидев суровое лицо под промокшим капюшоном. Дон Мигель появился как всегда вовремя, чтобы призвать к порядку распоясавшуюся свиту жены.
  - Ты прирожденный трибун сладострастия и разврата! Только учти, подобные воззрения вряд ли вызовут одобрение у мало-мальски нормального человека, а я себя считаю именно таковым! Проповедуй свои идеи подальше от ушей моей жены, если не хочешь лишиться языка!
  В голосе графа звучало нескрываемое презрение, но стоило ему заглянуть в повозку, как его тон значительно потеплел:
   - Вы не замерзли, душа моя? Потерпите немного: скоро небольшой городок и мы сможем сделать привал.
  - Нет-нет, - поспешила расцвести улыбкой Стефка, - мы обсуждали с его преосвященством причины Столетней войны, и он рассказал мне о принцессах-прелюбодейках.
  - Это не совсем так,- мягко поправил её епископ, - об этом прискорбном факте вам поведал вагант, а я больше говорил о последствиях.
  Дон Мигель подозрительно осмотрел их теплую компанию. Тибо и Хельга нервно вздрогнули и живо исчезли под одеялами.
  Стефка уже давно этому не удивлялась: она знала, что за исключением епископа и жены, сурового испанца боятся даже лошади их кавалькады.
  - Король Филипп Красивый повел себя в этой истории, как последний осел, хотя в других делах проявлял себя человеком далеко не глупым, - хмуро заявил де ла Верда.
  Повозка опасно качнулась на повороте, возница заругался, удерживая лошадей, и граф продолжил разговор уже некоторое время спустя.
   - Глупо выставлять на всеобщее обозрение рога своих сыновей и давать повод для насмешек! Любовный же зуд изменниц можно легко успокоить домашними средствами, без всякой плахи и дурацких судилищ. Могильная плита фамильного склепа, как правило, служит прекрасным средством от неуемных страстей.
  - Это же убийство, - буркнул Гачек, - тяжкий грех!
  - Ничего,- легко вздохнул епископ, - его можно отмолить. Делать щедрые пожертвования монастырям, творить милостыню, купить индульгенцию, в конце концов! Но не потакать разврату и греху! Муж отвечает перед Богом за свою жену, поэтому за её грехи спросится с него.
  Вообще-то, весь этот разговор был затеян де ла Вердой и епископом в целях воспитания юной графини в страхе перед грехом, но Стефка с весьма умеренным интересом слушала полемику. Какое отношение это могло иметь к ней? Измена мужу воспринималась юной женщиной далекой от реальности страшной сказкой. Да и как она смогла бы ему изменить, если при одном взгляде на супруга таяло сердце и хотелось вновь оказаться в его объятиях. Даже в этот промозглый денек при виде де ла Верды его жену окатила совсем неуместная жаркая дрожь желания.
  Между тем поставив точку в разговоре, дон Мигель вновь возглавил отряд. На улице бушевал проливной дождь со снегом, и у него было достаточно хлопот и без споров о женской неверности.
  На постоялом дворе супругам отвели отдельную комнату с жарко пылающим камином. Дон Мигель торопливо скинул на руки Хельги насквозь промокшее платье.
  - Ах, дорогая, - утомленно пробормотал он, вытягиваясь на постели, - как же я устал!
  И нежно поцеловав жену в висок, граф тотчас заснул глубоким сном до предела измотанного человека.
  Это была странная ночь.
  Стефке было жаль супруга и хотелось, чтобы он выспался, но с другой стороны... Дон Мигель возбуждал сильнейшее желание: до боли во всём теле хотелось, чтобы он обнял её, приласкал и занялся с ней любовью. Тело жарко и невыносимо горело от горячей близости мужчины. Юная женщина искусала себе губы, чтобы не накинуться на утомленного мужа с ласками и поцелуями, и только под утро измучившись окончательно, забылась тяжелым сном. Проснулась Стефка оттого, что муж занимался с ней любовью: особо не церемонясь, просто подсунув руки под ягодицы, он двигал её на себя. Юная женщина ещё до конца не проснулась, как уже всё закончилось. Крепко поцеловав, супруг тотчас испарился из комнаты, оставив её в таком расстройстве чувств, что Стефка разочарованно расплакалась на плече у верной Хельги.
  - Успокойтесь, госпожа, - растерянно гудела служанка, - подумаешь, слишком быстро.... Это ведь лучше, чем совсем ничего! Вот будет большая остановка, тогда граф уделит вам больше внимания.
  Но в последующие ночи вплоть до Нанси де ла Верда не оставался наедине с супругой, ночуя неизвестно где и с кем. Стефка совсем извелась от тоски и ревности. Она отказывалась понимать, почему постель рядом пуста. Неужели, муж разлюбил её?
  - Да нет у него никого, - смеялась над её подозрениями Хельга, - просто у епископа старческая бессонница: вот они все ночи напролет и болтают о делах, о которых вам лучше не знать, чтобы крепче спать! А ночует граф, где придется, чтобы вас не беспокоить, вваливаясь уже под утро!
  Непогода не давала отряду двигаться быстро, и они оказались в Лотарингии с солидным опозданием от запланированных сроков.
  В Нанси посольство поселили в доме одного из членов городского капитула господина Луазье - пожилого торговца тканями. В большом красивом особняке он проживал вместе с женой и охотно сдавал помещения, когда в город приезжали знатные гости. Луазье это делал из тщеславия: ему льстило знакомство со столь значительными особами, и он любил блеснуть громкими именами на заседаниях магистрата. Правда, на этот раз постояльцы его не особо порадовали: свора угрюмых испанских рыцарей вкупе со множеством священников в рясах, да ещё во главе с епископом и надменным графом.
  С такими гостями не почешешь язык в поисках занимательных историй! Зато его жена госпожа Катрина - симпатичная пожилая дама растаяла от умиления, едва завидев очаровательное золотоволосое дитя, не иначе как по недоразумению попавшее в эту грозную компанию. Да и кого бы ни тронул беззащитный взгляд темно-синих печальных глаз? Стефка казалась измученной тяжелой и долгой дорогой, но на самом деле её тревожило совсем другое.
  Графиня обвела взглядом резные башенки уютного дома и тяжело вздохнула. Когда же она обретет свой угол и постель, на которой будет спать не одна? Кочевая жизнь ей уже порядком надоела.
  А между тем дом господина Луазье представлял образчик жилища богатого и состоятельного бюргера той эпохи, когда не в пример Новому времени с его войнами и реформацией преуспевающие торговцы не жалели денег на роскошь.
  Первая комната особняка была увешена картинами, изображавших членов его семьи. В другой ещё большей по размеру собраны музыкальные инструменты: арфы, фисгармонии, виолы и лютни. Третья зала предназначалась для развлечений иного рода: здесь были расставлены столики для игры в шахматы, триктрак и шашки. Гордился Луазье и своей библиотекой, совмещенной с часовней, потому что книги в основном были религиозного содержания. Богато украшенные тяжелые фолианты в переплетах из дерева и слоновой кости или бархата сверкали медными и позолоченными застежками и располагались на специальных пюпитрах. В конторе - рабочем кабинете господина Луазье в особых открытых обозрению шкафах хранились драгоценные камни, пряности и меха. Была у него и оружейная комната. Здесь достопочтенный торговец хранил оружие: большие арбалеты, украшенные искусной резьбой, луки, пики, кинжалы, кольчуги, щиты разной формы, а также узорчатой чеканки доспехи.
  Было довольно забавно, глядя на толстенького коротышку Луазье, представлять его с арфой или с пикой наперевес; курьезней не представишь зрелища! Но мода, есть мода!
  Сама же госпожа Катрина вложила всю душу в убранство комнаты для юной гостьи, разложив на кровати шелковые одеяла и подушки, застелив кровать тончайшими простынями и заставив прислугу раскатать на полу восточные мягкие ковры. Увы, проку от этого было мало!
  - Мигель меня разлюбил, - расплакалась Стефания, вновь не обнаружив своего супруга в постели, - но сейчас-то он где? Почему шарахается от меня, как от чумы? И вообще, зачем граф женился, если ему не нужна жена?
  Её окружение расстроено наблюдало за взрывом отчаяния своей госпожи. Они бы тоже с удовольствием задали этот вопрос сумасшедшему испанцу, который предпочитает общество папских викариев ночам любви с красавицей женой.
  - Графа пытаться понять, - как всегда емко выразился Тибо, - только время напрасно терять! Та каша, что у него в голове, не придется по вкусу ни мне, ни тебе!
  - Вроде бы здоровый мужчина! - недоуменно чесала голову и простодушная немка.
  Но по-житейски хороший совет Стефка получила не от своей экстравагантной свиты, а от пожилой хозяйки дома. Госпожа Катрина довольно быстро разобралась в причинах грусти юной гости и добродушно рассмеялась:
  - Ваш муж ещё не привык к мысли, что у него есть жена, и ведет себя как холостой мужчина. Ничего не поделаешь, но мужчины всегда охотнее возделывают чужое поле, зачастую пренебрегая своим. Мол, куда денется? Ведь всегда под рукой! Хотите вернуть его в брачную постель? Тогда не ждите, когда он вспомнит о жене, а постарайтесь сама привлечь его внимание.
  - Как? - оживилась Стефка.
  Женщина неопределенно улыбнулась, с неожиданным кокетством поправив кружевные отвороты высокого чепца. Несмотря на годы, она была большой щеголихой.
  - Тут у каждой дамы свой рецепт! Когда я была молоденькой, а мой Жан постоянно пропадал в своей лавке, я при каждом удобном случае поправляла в его присутствии подвязки на чулках!
  - И действовало?
  - Ещё как! Ведь каким-то образом мне удалось родить восьмерых детей от такого увальня, как мой благоверный. Но предупреждаю, это рецепт только для тех, у кого красивые ножки!
  Стефка немедля задрала свои юбки и произвела придирчивый осмотр.
  - Хорошие ножки, - вылез из-под стола пронырливый карлик, - стройны всем на диво, и то что повыше без спору красиво!
  Хельга тут же понеслась, размахивая тряпкой, за бесстыдником, а шут, изворачиваясь, влетел головой в живот внезапно появившегося графа. Надо же такому случиться, что столь долго пренебрегавшей женой граф решил навестить её именно сейчас. Стефка приглушенно ахнула и торопливо опустила юбки, но было уже поздно.
  - Что происходит? - нахмурил брови де ла Верда, с брезгливостью отталкивая от себя шута.
  Тибо с пронзительным визгом забился обратно под стол, Хельга пугливо вжалась в угол, зато графиня, невинно округлив глаза, охотно пояснила:
  - Я поправляла подвязку на чулке!
  И тотчас вновь задрала юбки, показав опешившему супругу бархатные ленточки. Что же, на войне как на войне: если ему не стыдно оставлять жену в постели одну, то ей тоже нужно отбросить излишнюю стыдливость! Иначе вместо младенца рискуешь получить покрывало монахини и попреки, что так и не сумела зачать!
  Госпожа Катрина оказалась права. Глаза графа полыхнули при виде её ног, только не понятно отчего: может от желания, может от гнева. Разве у этих испанцев что-нибудь поймешь?
  Дон Мигель между тем подошел к жене, и она увидела распятое на его пальцах жемчужное ожерелье.
  - Вот, душа моя... принесли от ювелира!
  Стефка сразу же узнала жемчуг, и ей стало настолько горько, что слезы непроизвольно побежали по её щекам, а потом хлынули таким потоком, что разрыдавшаяся юная женщина опустилась на пол, прижимая ожерелье к груди. Когда она пришла в себя, то мужа уже не было, и только хозяйка дома с сочувствующим лицом протягивала ей стакан воды.
  - Всё будет хорошо, - улыбнулась госпожа Катрина, - ваш муж осознал свою ошибку!
  Но колокольчики на колпаке Тибо зазвенели угрюмым несогласием.
  - Что бы ошибки осознать, - буркнул он, вылезая их своего убежища, - испанцу нужно пол на время поменять!
  Хельга тоже подозрительно завздыхала, окончательно испортив настроение своей хозяйке. Но когда вечером подавленная Стефка уже забралась под одеяло, дверь внезапно распахнулась, и на пороге появился муж.
  - Дорогая, - сказал он, стягивая при помощи Хельги сапоги, - в голове у меня всё, что угодно, только не любовь! Но если я вам так необходим...
  - Больше, чем небо птице и рыбе вода, - разом повеселела жена, - я сниму вашу усталость, мой господин!
  И граф вскоре удостоверился в правдивости этого обещания: на протяжении долгого времени жена не дала ему сомкнуть глаз, бесконечно лаская с таким трудом залученного в постель супруга.
  - Вы стали ненасытной, любовь моя, - заметил дон Мигель, когда в конце концов она утихомирилась, - взяв в жены северянку, я опасался, что в и любви она будет холодной как снег. Но теперь вижу, насколько ошибался.
  Он вроде бы подшучивал, но Стефка почувствовала себя неуютно. Ей почудилась в его словах хоть и мимолетная, но всё-таки нотка недовольства.
  - Я истосковалась по вашей любви, - поспешила оправдаться она. - Я вас так люблю, мой господин, так желаю, что одинокими ночами горю без объятий как в аду!
  Дон Мигель покосился на супругу. Его темные глаза стали непроницаемы словно мрак.
  - Я не знал, что вы настолько сладострастны!
  - Это плохо? - тревога острой иглой кольнула её сердце. - Вам это не по душе?
  - Помилуйте, - сдержанно вздохнул де ла Верда, - что же мне может не нравиться? Всё хорошо! Вот ещё бы... - и его рука многозначительной тяжестью легла на её живот, - когда вы меня сможете порадовать известием о беременности? Признаки есть?
  Стефка растерянно наморщила лоб.
  - Живот ещё не растет!
  - Есть ещё симптомы, - пояснил ей зевающий супруг, - расспросите вашу дуру немку: она пояснит!
  Через мгновение он уже крепко спал.
  Хельгу спрашивать было бесполезно. Она только плечами пожала, буркнув, что сообразила, когда малыш зашевелился.
  С госпожой Катриной они встретились перед обедом, когда хозяйка была занята на кухне, наблюдая за обедом для столь высокопоставленных особ.
  - Баранье жаркое с чесночным соусом и черносливом, пирог с дичью и каштаны на первую перемену блюд, - выговаривала она прислуге, но услышав просьбу молоденькой гостьи, оставила свои дела.
  - Что случилось, донна Стефания? - Катрина торопливо сняла передник со своего нарядного платья. - Вас опять обидел супруг?
  - Нет, но .... - и Стефка изложила просьбу графа.
  Пожилая женщина изумленно наморщила лоб.
  - Какая разница? - не поняла она. - Почему граф не может подождать пару месяцев?
  - Не знаю... - растерялась юная женщина, - а что вы можете сказать?
  - Прошло так мало времени с вашей брачной ночи, что трудно сказать определенно. Когда у вас были в последний раз дамские неприятности?
  Стефка задумалась.
  - Не помню! Ещё до Страсбурга.
  - Если ещё пару-тройку недель будут отсутствовать, тогда стоит надеяться!
  Надо сказать, что в Нанси папское посольство задерживалось не по своей вине.
  Герцог Рене почему-то накануне приезда легатов соизволил уехать на охоту, отложив встречу до той поры, когда набьет достаточно дичи.
  Дон Мигель и епископ с большой тревогой отреагировали на этот демарш. И дело даже не в том, что у них было мало времени для столь неопределенной задержки: за невинным развлечением герцога два опытных дипломата рассмотрели попытку уклониться от общения с посланниками его святейшества. И теперь легаты проводили бесконечные консультации, пытаясь предусмотреть всевозможные неприятности.
  Дом господина Луазье в эти дни напоминал штаб действующей армии: въезжали на взмыленных лошадях курьеры, сновали толпы подозрительных личностей, забредали деловито перебирающие чётки монахи. Понятно, что в таком цейтноте дону Мигелю было не до жены, о чем он и поставил её в известность вечером того же дня.
  В покоях Стефки собрались все близкие ей люди: приплелся даже Гачек, который в эти дни редко появлялся в доме Луазье, пропадая неизвестно где. Госпожа Катрина и графиня болтали, уткнувшись в шитьё, Хельга им помогала, вагант передавал забавные байки о герцоге Рене, а шут комментировал его рассказы на свой лад.
  - Его светлость - большой женолюб! Говорят, что его жена давно потеряла счет метрессам герцога.
  - Герцог любит женщин слишком, - хихикнул Тибо, - заменяя качество излишком! Никого он не обидит: ни уродку, ни красу, лишь бы пика не устала быть всё время на весу!
  Женщины бросили на карлика укоризненные взгляды, но тот расходился - не унять. Он подбежал к Хельге и, потешно пританцовывая, дёрнул её за юбку.
  - Попляши со мною, красотка, а то тухнешь, как селедка!
  - Кто тухнет? Я? Ах ты, сморчок!
  И Хельга с замысловатыми немецкими ругательствами запустила в шута мотком лент. Тибо ловко увернулся, и размотавшиеся в полете ленты, конечно же, приземлились прямо на вошедшего в комнату графа.
  - Это делается специально? - холодно поинтересовался дон Мигель, выпутываясь из шелка.- То в мой живот врезается шут, то на голову опускаются ленты: чего ожидать в следующий раз?
  Погрозившая кулаком Тибо, Стефка торопливо поднялась навстречу мужу.
  - О, мессир, это просто неудачная шутка!
  - Все шутки вашей свиты, донна, обычно неудачны! Но я намерен закрыть этот балаган! Вы узнали, о чём я вас просил?
  Графиня неловко поежилась, покосившись на Гачека: ей было неудобно обсуждать столь интимные дела в его присутствии.
  - Госпожа Катерина, - тихо ответила она, - говорит, что точно можно определить только месяца через два!
  Де ла Верда недовольно поморщился, почему-то с упреком взглянув на жену.
  - Плохо!
  - Что плохо? - робко осведомилась Стефка.
  Прежде чем ответить, граф прошел вглубь комнаты и с досадой опустился на стул между женщинами.
  - Я намерен отправить вас в Испанию, - заявил он, - к моей матери. Незачем и дальше колесить по плохим и опасным дорогам! В тиши родового замка вам будет покойнее выносить первенца, да и я не буду отвлекаться от важной миссии на ваши бесконечные капризы.
  В Испанию?! Бедная Стефка онемела от такого поворота дела.
  Не надо было иметь большого ума, чтобы понять, что следующая встреча с супругом может состояться, когда их первенец (если она беременна) уже будет не только ходить, но и говорить. Дон Мигель отделывался от неё, как от ненужной вещи!
  - Ваша свита, графиня, вряд ли понравится моей матери - женщине почтенной, богобоязненной и серьезной. Шута я заберу с собой и подарю герцогу Бургундскому: он любит всяких уродцев. Ты же, вагант, ступай своей дорогой!
  Воцарилось молчание. Пока растерянная Стефка пыталась осознать все последствия разразившейся катастрофы, первым подал голос Гачек:
  - Что же будет с Хельгой?
  Граф перевел ледяной взгляд на смельчака.
  - Почему я должен заботиться об этой глупой немке? Неужели всерьез считаешь, что я позволю блуднице переступить порог моего родового замка? Забирай её с собой, вагант! А что, вы будете отличной парочкой: еретик и распутница!
  Перепуганные глаза Хельги и несчастное лицо Тибо потребовали от их хозяйки решительного вмешательства.
  - Нет! - твердо сказала она, - я не допущу, чтобы вы таким образом распорядились моими людьми. Тибо император подарил лично мне, и я с ним ни за что не расстанусь! И Хельгу не брошу на произвол судьбы: кто будет кормить их с ребенком? Они же погибнут!
  - Почему это должен делать я? - сухо поинтересовался граф.
  - Потому что я ваша жена!
  - По-моему сейчас вы как раз игнорируете этот факт!
  Скандал развивался по сценарию, которому столько же лет, сколько существуют брачные отношения. Только супруги де ла Верда об этом не знали в силу отсутствия опыта.
  Госпожа Луазье, наоборот опыта имела в избытке, поэтому попыталась сгладить ситуацию.
  - Ваша светлость,- почтительно обратилась она к разъяренному испанцу,- не преждевременен ли этот разговор? Может статься, что ваша жена не беременна, и тогда нет надобности отправлять её в Испанию и лишать верных слуг!
  Но прежде чем дон Мигель согласился с этим замечанием или отверг его, вспылила юная женщина.
  - Графу всё равно беременна я или нет! - с горечью заявила она. - Дон Мигель мечтает избавиться от меня, спровадив куда угодно: лишь бы с глаз долой! Ему вообще не нужна жена!
  Де ла Верда с оскорбленным выражением лица демонстративно удалился из комнаты. После его ухода Стефка пришла в себя и растерянно оглянулась.
  - Что же теперь будет? - расстроено прошептала она, обращаясь ко всем присутствующим.
  Вагант только раздраженно пожал плечами.
  - Дон Мигель не будет топить горе в вине, и не умрет от мук разбитого сердца!
  Госпожа Луазье оценить ситуацию более объективно: всё-таки на её стороне был немалый опыт.
  - Ах, дорогая, вы ещё так молоды! Запомните на будущее - никогда не ссорьтесь с мужем при посторонних! Это не дает ему возможности с честью отступить, а ничто не злит мужчин более, чем признание правоты жены.
  Расходились спать все присутствовавшие при супружеской ссоре в угнетенном молчании.
  Они прекрасно осознавали, что граф должен каким-то образом наказать супругу, чтобы в следующий раз той неповадно было устраивать ему сцены.
  Понимала это и сама струсившаяся Стефка. Как же она корила себя за несдержанность!
  Раздевшись, графиня отпустила Хельгу и залезла под одеяло. Сон бежал от неё, отгоняемый предчувствием беды, и всё же она умудрилась задремать, когда распахнутая сильным толчком жалобно скрипнула дверь.
  Дон Мигель грозно навис над вжавшейся в постель перепуганной женой. Его черные глаза гневно сверлили ослушницу.
  - Ты только с виду ангел, - прошипел он,- а на самом деле строптива словно дьяволица! Когда я решился спасти тебя от бесчестья, прежде всего, пожалел целомудренность! В Моравии ты показалась мне созданной из солнечного света! А сейчас... даже смешно вспоминать об этом! Так ошибиться! Где был мой разум? Ненасытная, бесстыжая блудница - вот кем ты стала под влиянием заслуживающего палача ваганта! Разве супружеская постель - ложе для разврата? Твоя похотливость внушает мне отвращение!
  Стефка окаменела от боли и, не в силах отвести взгляда от расходившегося супруга, сильно побледнела, когда он выкрикнул последнее оскорбление: оно ей показалось чудовищнее всех предыдущих. Отвращение? Может поэтому муж перестал посещать супружескую постель? А она так его любила, так желала! Горечь и обида оказались настолько непереносимыми, что с мимолетным чувством странного освобождения Стефка провалилась в обморок.
  Очнулась юная женщина от сотрясающего тело болезненного озноба. Не понимая, что происходит, она удивленно осмотрела людей у своей постели. Здесь с озабоченными лицами стояли и епископ, и Гачек, и хозяйка дома, уж не говоря о Хельге, и о торчащих из-за спинки кровати унылых колокольчиках Тибо. Ну и конечно с тревогой взирал на жену, державший её за руку дон Мигель. Увидев мужа, Стефка мучительно застонала, опять почувствовав страшную, режущую боль в сердце.
  - Уйдите, - попросила она, - вы разбили мне сердце! Я не могу вас видеть!
  Внезапно боль внизу живота стала нестерпимой, скрутив судорожными спазмами все её тело. Увидев, как она корчится на постели, схватившись за живот, Гачек хмуро предупредил графа:
  - Похоже, донна Стефания потеряет ребенка!
  Де ла Верда обвел обезумевшим взглядом столпившихся вокруг людей.
  - Что-нибудь можно сделать?
  - Молиться, сын мой! - и епископ сочувственно потянул его за локоть - прочь от мучившейся в схватках жены. - Больше вы ничем не сможете ей помочь.
  Граф простоял на коленях перед распятием весь остаток ночи, неистово твердя все молитвы, которые только знал, но на рассвете в молельню почтительно протиснулся один викариев.
  - Всё закончилось!- с сочувствием перекрестился он.
  - Графиня жива? - побледнел дон Мигель.
  - Да, но плод погиб!
  И де ла Верда покорно склонил голову перед волей небес, поручив душу своего не родившегося сына Всевышнему. Ему было так больно, так отвратительно плохо, как будто гибель не рождённого младенца разверзла в душе страшную чёрную пустоту.
  Поглядев на бледное, покрытое капельками пота и искаженное мукой лицо своего подопечного, епископ мягко предложил:
  - Может вам станет легче, если вы покаетесь, сын мой?
  Дон Мигель согласно кивнул головой: он осознавал, что без посторонней помощи ему не одолеть своего горя.
  На горизонте уже восходило солнце, когда отслуживший утреннюю мессу епископ приготовился к принятию исповеди.
  - Что мучает тебя, мой сын? В чем ты хочешь покаяться Господу?
  Дон Мигель перекрестился и, встав на колени, рассказал, что у него на душе.
  - Меня мучает мысль о моей несчастной жене и не родившемся ребенке!
  - Вы чувствуете себя виноватым?
  Де ла Верда помолчал, собираясь с мыслями, и твердо ответил:
  - Да! Это моя вина. Мне не стоило жениться, но раз я всё-таки это сделал, нужно было больше уделять внимания Стефании и не оставлять в окружении неподходящих людей!
  - Поэтому вы решили отправить жену в Испанию?
  - Нет, - после небольшой заминки промолвил граф, - это не так! Дорога полна опасностей, наша миссия довольно тяжелая, и у меня много врагов. Прежде всего, я хотел защитить жену и будущего ребенка, отправив под опеку своей мудрой матушки!
  - А её свита? Разве вы не хотели избавиться от этих людей?
  Дон Мигель тяжело вздохнул.
  - Что делать задиристому эльзасскому уродцу-зубоскалу в глуши каталонской провинции? Там его шуткам не только не будут рады, но как бы ему и голову без времени не сложить! А Хельга - неизвестно от кого беременная бестолочь? Моя мать - разумная женщина, но есть вещи, которых она не потерпит в своём доме! Стефания кинется защищать своих любимцев, матушка разозлится, и мой дом превратится в ад!
  - Значит, все ваши поступки продиктованы заботой о жене? Но тогда что вас так беспокоит, сын мой?
  Дон Мигель нервно перебрал четки.
  - Я... отец мой, я виноват!
  - В чём заключается твоя вина? Обнажи душу перед Господом!
  - Я не пожелал впустить эту женщину в своё сердце: вместо того чтобы открыться для супружеской любви, держал жену на расстоянии. Я испугался, что это чувство ослабит меня, сделает беззащитным!
  Епископ слабо улыбнулся, перекрестив склоненную перед ним голову.
  - Любимая женщина всегда делает мужчину уязвимым, но как же иначе: ведь она - его неотъемлемая часть, коль сделана из ребра прародителя! Что же касается вашей супруги, то вы слишком долго имели дело с бесстыдными грешницами: отсюда и недоверие ко всем дочерям Евы. Но Господь в мудрости своей незримым покровом оберегает давших священный обет супругов, не оставит он и вашу семью!
   Его преосвященство прочитал разрешительную молитву и на душу графа опустился если не покой, то хотя бы смирение перед волей Всевышнего. Действительно, Господь явственно показал своё недовольство, но в безграничной милости своей даёт и возможность всё исправить.
   - Найдите ваганта, - приказал он, вернувшись из молельной комнаты.
   Пока Гачека искали де ла Верда задумчиво сидел за столом в ожидании завтрака. Вагант появился как раз к подаче еды, поэтому его любезно пригласили разделить трапезу не только с графом и с епископом, но и с хозяевами дома.
   Овсяная похлебка не помешала серьезному разговору.
   - Не буду кривить душой, - прямо заявил дон Мигель Гачеку, - называя тебя противником! Отнюдь: мне встречались люди и гораздо хуже, и если даже они не стали моими врагами, то ты тем более не удостоишься такой чести. Да и зачем же нам делить неделимое? Донна Стефания - моя жена! Прими это к сведению, смирись, и продолжай свой путь уже в одиночестве.
  Гачек давно уже ждал подобного разговора, но всё равно возразил:
  - Я не могу сейчас оставить донну Стефанию: она нуждается в моем участии!
  Дон Мигель окинул раздраженным взглядом его взволнованное лицо.
  - Потеря ребенка - наше общее горе, значит, и я нуждаюсь в участии? Ты можешь проявить милосердие, немедля покинув наш отряд!
  Вместо ответа Гачек упрямо нахмурился, решив про себя, что всё равно не оставит графиню в беде, даже если придется плестись в след за папским посольством. Дон Мигель, страдальчески приподняв брови, переглянулся с епископом. Неожиданно графа поддержала госпожа Луазье, обычно молчавшая в присутствии столь высокопоставленных гостей.
  - У женщины не может быть сразу же два мужа, - тихо заметила она. - Ни в ком же другом её светлость сейчас не нуждается!
  Гачек дернулся что-то возразить, но всё же промолчал.
  - Я могу проститься с графиней? - после долгих раздумий спросил он уже в конце трапезы.
  - Конечно, вы ведь земляки! - усмехнулся дон Мигель.
  Стефка все последующие после выкидыша дни находилась в пограничном между реальностью и обмороком состоянии. Она никого не хотела узнавать, (хотя и лежала с открытыми глазами, уставившись в потолок), не желала ни есть, ни пить, доводя свое окружение до невменяемости от тревоги. Не отреагировала графиня вначале и на появление Гачека, но когда он заговорил...
  - Мне жаль вас оставлять в таком горе, но дон Мигель настаивает на моем отъезде!
  Стефка болезненно поморщилась.
  - Вы покидаете меня, пан Славек?
  - Да... - вагант окончательно пал духом. - Ваш муж считает, что так будет лучше для всех! Он ревнует!
  Графиня измученно взглянула на земляка.
  - Чтобы ревновать, нужно любить! Но может вы и правы, решив оставить нас
  Когда за Гачеком закрылась дверь, Стефка почувствовала себя настолько одинокой, что горько расплакалась от тоски. Сочувственно прикусившая край передника Хельга тихо подвыла в унисон.
  - В жизни многое что происходит, - отреагировал на этот взрыв отчаяния тяжело вздохнувший Тибо, - друзья приходят и уходят! И одиночеству дано в тоскливый уксус превращать вино!
  На третий день к Стефке в спальню заглянул епископ. Благословив больную, он дал ей поцеловать свой пастырский перстень и с удовлетворением заметил, как действует святыня: женщина шевельнулась на своем скорбном ложе и обратила на него болезненный взгляд. У Братичелли сочувствием защемило сердце при виде осунувшегося лица. Неужели перед ним тот самый светлый ангел с золотыми косами, который уже семь месяцев сопровождал их отряд? Куда делась её солнечная улыбка, где безмятежный согревающий душу взгляд?
  - Дочь моя, - по-отечески мягко обратился к Стефке его преосвященство, - вы должны понимать, что супружеская жизнь - не дорога, усеянная лепестками роз! В брак вступают не ангелы, а люди: им свойственно гневаться, ошибаться, быть несправедливыми друг к другу. Вы со своим мужем пережили страшное горе - потеряли вашего не рожденного ребенка, так не терзайте же друг друга и дальше. Простите его, как и подобает истинной христианке.
  - Я не держу зла на графа,- из глаз Стефки полились слезы, - знаю, что виновата сама: слишком сильно его любила. Настолько сильно, что мне кажется: той ночью он вырвал у меня сердце.
  Епископ вздохнул про себя, прочитав краткую молитву. Эта женщина скорбела не о чём нужно, но что взять с несчастной?
  - Время лечит всё, - заметил он, - раны заживут, и вы вновь испытаете и любовь и счастье. У вас появятся ещё дети.
  - Я не хочу детей! Я больше ничего не хочу и не жду от своего супруга!
  - Всё уладится, дочь моя, - епископ задумчиво перебрал четки, - вот увидите! Супруг любит и заботится о вас, и если он даже бывает суров, то только для семейного блага!
  Но похоже его слова не достигли цели. Юная женщина не обратила на них особого внимания, бессильно откинув голову на подушки. Епископ решил сократить визит.
  - Молитесь, дочь моя, и Господь облегчит ваши страдания! В свою очередь, мы со всеми братьями, сопровождающими наш отряд, будем молиться о дарование вам здоровья!
  Может помогли молитвы, а может верх взяла молодость, но только через пару дней Стефка все-таки поднялась с постели.
  - Где Гачек? - спросила она у Хельги.
  - Ушёл, госпожа, - всхлипнула носом немка. - А ваш муж и его преосвященство уехали на встречу с герцогом Рене в Мец!
  - Вот как? - задумчиво заплела косу Стефка. - Тогда уедем и мы!
  - Куда? - изумленно ахнула Хельга. - Что это вы надумали?
  Но юная женщина только небрежно пожала плечами.
  - Куда обычно стремятся люди? Домой!
  
  
  ШАМПАНЬ.
  Мец. Очередной имперский город на пути папского посольства.
  Почему же не дождавшись герцога Рене в Нанси, легаты вынуждены были искать с ним встречи в Меце?
  Иногда бывает, что элементарно не везет. Вот вроде бы всё идет гладко и цель близка, а потом судьба неожиданно накидывается на человека, словно отыгрываясь за всё, в чём раньше благоволила.
  Так получилось и у де ла Верды. Он не собирался надолго задерживаться в Лотарингии. Посольство посетило Нанси только лишь затем, чтобы получить от герцога заверения, что тот не вмешается в конфликт между Карлом Смелым и Людовиком XI.
  Казалось бы, ничто не должно было им воспрепятствовать, но...
  Двухнедельная задержка отряда в Конствальце дала возможность хитроумному лотарингцу пренебречь ранее достигнутыми договоренностями и ускользнуть дабы на осеннюю охоту. А когда приблизился срок предполагаемого возвращения, Рене из охотничьего замка отправился в епископство Мец, сославшись на неотложные дела.
  Можно было стиснув зубы дождаться его в Нанси, но дон Мигель заподозрил этого хитрого как лисица человека в тайном сговоре с Людовиком за спинами ни о чем не подозревавших союзников по Лиге Общего Блага. Исходя из характера обоих хитрецов, нечто подобное могло произойти после того, как Людовик объявил о разрыве Перронских соглашений.
  Напрасно епископ отговаривал своего спутника от необдуманного шага, мудро указывая, что вряд ли их присутствие что-либо существенно изменит в ситуации.
  - Нужно выждать, - увещевал он, - нет ничего тайного, чтобы не стало явным. Появившись в Меце, мы только продемонстрируем нашу заинтересованность там, где должны выказывать полную беспристрастность. Да и... ваша супруга больна! Было бы лучше, пользуясь затишьем в делах, попытаться наладить вашу семейную жизнь!
  К советам Братичелли разумнее было прислушаться, но испанец закусил удила.
  - Нет ничего предосудительного в том, чтобы посетить епископство: мы не можем торчать здесь вечно. А Стефания всё равно ещё не здорова. Пусть пройдет время: жена успокоится, страсти улягутся и может быть тогда... А сейчас нам пора в дорогу!
  Откровенно говоря, дон Мигель находился в растерянности и, не зная как уладить семейный конфликт, рвался прочь от скорбного ложа супруги к каким-то конкретным делам, далеким от семейной драмы.
  Сказать, что их миссия закончилась полным провалом, было бы не совсем точно. Если даже герцог и собирался провести в Меце тайные переговоры с целью заключения союза против Карла Смелого, то присутствие папских легатов сделало это невозможным. Однако и заручиться словом Рене, что он публично осудит разрыв Перронских соглашений, тоже не удалось.
  - Герцог Бургундский - вассал французской короны, - отвечал герцог на все уговоры, - и различные соглашения, лиги, союзы и прочее - это их внутреннее дело. Зачем вмешиваться в распри других государств, когда своих забот хватает?
  - Мир и только мир: вот чего хочет в доброте души его святейшество, - волновался дон Мигель, - но если мы все будем упорно твердить, что свара соседей - не наше дело, то война постучится и в ваш дом!
  - Вы предлагаете уберечь дом от поджога, собственноручно разложив под ним костер?
  И пока легаты без толку ломали головы и языки, пытаясь повлиять на упершегося герцога, дни летели как мгновения.
  - Мы теряем время! - подвел итог переговорам дон Мигель. - Нужно признать своё поражение и двигаться дальше: иначе опоздаем к началу военных действий, и вся проделанная работа пойдет насмарку! Надо послать в Нанси за Стефанией и отправляться во Фландрию.
  Но когда отряд уже снаряжался в путь, в Мец прискакал испуганный гонец.
  - О, ваша светлость, - в отчаянии упал он на колени, - произошло страшное!
  - Стефания мертва?!
  - Нет, мой господин, но её светлость пропала!
  - Каким образом?
  Посланец виновато склонил голову под возмущенным взглядом господина.
  - Никто ничего толком не знает! Несколько дней назад графиня ушла в свои комнаты сразу же после обеда, сославшись на плохое самочувствие, а когда госпожи хватились, то прошли уже сутки!
  Дон Мигель от растерянности едва устоял на ногах: случившееся едва ли укладывалось в его голове.
  - А где была эта бестолочь Хельга?
  - Немка тоже исчезла!
  Де ла Верда хмуро хмыкнул. Всё мгновенно прояснилось: его глупышка жена, прихватив в попутчицы дуру немку, подалась в бега, и если они ещё...
  - А шут?
  - Исчез вместе с ними!
  Если бы речь шла не о собственной жене, графа немало позабавило бы, что столь курьезное трио решило путешествовать по дорогам Европы. Увы, сейчас ему было не до смеха.
  - Неужели графиня отправилась вслед за вагантом?
  Дон Мигель собрал совет: его семейные дела вновь повлияли на работу посольства.
  Что делать? Искать графиню или двинуться во Фландрию на встречу с Карлом Смелым? Дилемма достойная Цезаря: долг против долга!
  - Сын мой, - сжалился над ним епископ, - нужно разделить наш отряд. Вы поедете на поиски супруги, я же потороплюсь на встречу с герцогом Бургундским.
  Это было великодушное предложение, но дон Мигель понимал: в его отсутствии толку от переговоров будет мало, и они не оправдают доверия его святейшества.
  - Нет! Я не могу отказаться от встречи с герцогом даже из-за побега графини. Мы пошлем искать беглецов Эстебана! Он найдёт графиню и воссоединится с отрядом!
  Епископ тяжело вздохнул. Ему мало понравилось это предложение: негоже семейные проблемы перекладывать на чужие плечи. С другой стороны, пожалуй, другого выхода не было.
  - А куда направилась донна?
  - Куда же, как не за своим приятелем, - зло огрызнулся де ла Верда. - Похоже, они сговорились о побеге во время последней встречи!
  Братичелли поежился: только этого им и не хватало в довершение всех проблем!
  - Надеюсь, вы не будете слишком суровы по отношению к провинившейся жене?
  - Разберемся! - небрежно отмахнулся дон Мигель. - Только бы удалось обнаружить беглецов, пока они не влипли в какую-нибудь мерзкую историю!
  Хмурый Эстебан получил краткие, но недвусмысленные инструкции, и во главе небольшого отряда отправился в путь.
  А папское посольство вновь пустилось в путь, пересекая Шампань, чтобы потом повернуть на север.
  Вокруг расстилались прекрасные пейзажи: засаженные виноградниками просторные холмы перемежались чудесными солнечными рощами Арденнских лесов. Погода тоже благоприятствовала спутникам: так тепло и сухо редко бывает в конце октября. Запахи осени и молодого вина гармонично вплетались в общую атмосферу окружающей благодати.
  К сожалению вряд ли кто-нибудь из ехавших под папским знаменем путников мог оценить это великолепие, настолько подавленным было настроение в отряде. Даже бесконечные разговоры между епископом и графом и то лишились прежней конструктивности: о какой бы особо важной проблеме они не заговаривали, их мысли всё равно занимала юная женщина, бредущая по беспокойным дорогам Европы в столь опасной компании.
  - А вдруг графиня задумала в одиночку пробираться в Моравию? - однажды, не выдержав напряжения, прервал обсуждение очередной папской буллы его преосвященство. - И сейчас она находится где-нибудь возле Конствальца?
  Дон Мигель недоуменно пожал плечами.
  - Стефания не отличается особым умом, но всё-таки на плечах у неё голова, а не горшок: её сразу же узнают в первой придорожной корчме! Нет, она последовала за вагантом, чтобы с его помощью вернуться в Моравию через чешское землячество в Париже .
  - Не слишком ли мудрено для графини?
  - Так ведь не она автор плана побега! А Гачеку вполне по силам выдумать столь простую схему, и с ближайшей же оказией отправить графиню в родной Черный лес.
  Его преосвященство порадовало, что де ла Верда не выказывал признаков ревности и не спешил обвинять жену в адюльтере, остальные же умозаключения вызывали большие сомнения!
  После переправы через Рейн их настиг отряд Эстебана, и перед взором легатов предстал Гачек, порядком измученный и помятый, с заметными кровоподтеками на лице.
  - Какого черта,- выругался дон Мигель по-испански, обращаясь к верному слуге, - я ведь приказал его убить, а ты притащил бродягу сюда! И где донна?
  Но тот только грубо ткнул пленника кулаком в спину.
  - Я не знаю, где донна Стефания, - правильно истолковал этот угрожающий жест испуганный Гачек. - Клянусь Пресвятой Девой и непорочным зачатием, что ничего не знал о её планах побега, а то бы непременно отговорил графиню от столь безумного шага!
  - Я расспрашивал всех, кто только попадался на пути, - подтвердил его слова и Эстебан, - вагант всё время странствовал один, и никому не попадались на глаза две женщины и карлик!
  - Неужели они повернули назад? - помертвел от страха дон Мигель. - Только не это!
  Действительно, вернуться в места, где её супруг столь отличился в борьбе с ведьмами, было сущим безумием. Эта же мысль пришла в голову и побледневшему Гачеку.
  - Господи! - перекрестился он. - Её светлость сразу же опознают, и даже не берусь предположить, что ждёт несчастную женщину!
  Де ла Верда даже взвыл от бессилия. Фландрия была уже близко, так же как и дожидавшийся посольства герцог, а вот даже приблизительно определить, где его жена не мог никто.
  Нужно было возвращаться в Нанси и начинать всё сначала, шаг за шагом отслеживая путь весьма заметной троицы. У графа не было на это ни времени, ни возможности! Решение пришло внезапно при взгляде на взволнованное, заплывшее от кровоподтеков лицо ваганта.
  - Ты во всем виноват! Это оттого, что ты настраивал графиню против меня, она отважилась на столь безумный шаг! - жестко заявил дон Мигель. - У Стефании представление об окружающем мире не менее туманное, чем у потаскухи о непорочном зачатии. Я не могу сейчас искать жену: долг призывает меня во Фландрию. Но тебе, Гачек, придётся отправиться на поиски графини! Наивная глупая девчонка, беременная кретинка немка и злоязычный уродец - гремучая и опасная смесь! Они не смогут сделать и шага, не привлекая к себе внимания. Хорошо, если им удастся избежать встречи с бандитами, убийцами и насильниками, но на это очень мало надежды! Короче, возглавьте отряд моих людей и найдите беглецов. А я попытаюсь быстро управиться в Брюгге с тем, что никто без меня не сделает и догнать вас...
  Тут он задумался, что-то прикинув:
   - ... но не раньше, чем недели через три! Хотя к этому времени, может, вы уже найдёте графиню, и в такой спешке отпадёт надобность.
  Если Гачеку что-то и пришлось не по вкусу, он благоразумно промолчал, согласно кивнув головой. Справедливости ради стоит заметить, что вагант и сам был встревожен, поэтому в особом принуждении не нуждался.
  На этом они и расстались. Папское посольство заспешило на северо-запад, а Гачек с эскортом из пяти вооруженных испанцев на восток. Перечитывая рекомендательные письма, которыми его снабдили папские легаты, Гачек поневоле изумился: странно складывался для него путь в Сорбонну. За всю свою жизнь морав не передвигался настолько быстро, да ещё с таким грозным сопровождением, как правило, обходясь посохом странника и собственными ногами. Вот только мчался он в противоположном направлении от цели пути..
  Вернувшись в Нанси, вагант начал всех подряд расспрашивать о полной беременной женщине, в сопровождении юной девушки и карлика. И хотя Гачек плохо изъяснялся на лотарингском диалекте, вскоре с огромным облегчением понял, что напал на след беглецов.
  Правда, их путь был не менее странен, чем сами разыскиваемые: неизвестно по каким причинам графиня, отправившаяся сначала по дороге на Страсбург, потом вдруг изменила своё решение и, сделав солидный круг по Лотарингии, устремилась на юг. Немного не добравшись до Дижона, она почему-то резко повернула на северо-запад в сторону Бара. У Гачека возникло ощущение, что он преследует отряд слепцов, ведомый сумасшедшим поводырем без цели и толка!
  Забавную троицу не только заметили, но и обратили особое внимание на странные выходки карлика, который вёл себя странно для человека, пытающегося замести следы.
  - Этот уродец, - жаловался хозяин одной из харчевен, - настоящий дьяволенок! Перевернул на себя и спутниц мясной соус, да так его размазал, что женщины потом два дня не могли пуститься в дорогу, дожидаясь пока просохнет платье!
  Возмущенная хозяйка другого трактира, держа на руках солидных размеров бело-рыжего кота, высказывалась ещё определеннее:
  - Этого недомерка в клетке держать нужно, а не к людям выпускать! Так разозлил моего Рыжего, что он двух постояльцев поцарапал, и мне потом пришлось платить за испорченное платье! Выгнала я их взашей, хоть и жалко было юную демуазель: уж такая она была тощенькая, такая бледненькая, что светилась как прозрачная!
  Гачек только улыбался, слушая эти истории. Он вскоре догадался, что Тибо специально оставлял знаки, чтобы помочь преследователям как можно быстрее разыскать беглецов. Очевидно шуту самому мало нравилось шастать по опасным дорогам в столь ненадежной компании, но и не присоединиться к женщинам он тоже не мог, опасаясь гнева графа за то, что не удержал юную госпожу от безрассудного шага.
  Вагант преследовал милую троицу вплоть до Шампани, и когда уже уверовал, что вот-вот настигнет беглецов, их следы внезапно оборвались
  
  
  БЕГЛЕЦЫ.
  Страшно оказаться в одиночку на дороге осенней ночью.
  Тьма такая, что звезды в вышине являются единственным источником света. Крупные и мерцающие они так сияют, что на земле становится ещё темнее, и припозднившийся путник не видит даже собственных ног. В надежде, что не собьется с дороги, он ступает осторожно и пугливо, и всё равно спотыкается обо все кочки и ухабы.
  Все звуки в пустынной осенней тишине кажутся преумноженными многократно. В страхе замирает усталый странник, пугаясь даже шороха собственных шагов. И даже стук копыт двух смирных осликов и то производит шум, подобный рокоту барабана.
  По окутанной ранними сумерками проселочной дороге уныло плелись два полусонных ослика. На одном клевала носом усталая Хельга, на другом животном в безотчетном ужасе перед зловещей тишиной прижались друг к другу Тибо и Стефания. Вечно мерзнущий карлик трясся мелкой дрожью и норовил забиться с головой под накидку своей хозяйки.
  - В мире дьявольской тьмы блуждаем несчастные мы, - тоненько скулил он, - неизвестно куда попадем, прежде чем с ума от страха сойдем!
  Стефка тяжело вздохнула: ещё недавно она даже приблизительно не знала, где они находятся, но отчаянно надеялась, что до Моравии осталось не так уж далеко. Конечно, до Нанси папское посольство добиралось полгода, но ведь легаты устраивались на долгие стоянки в имперских городах, а беглецы, наоборот, старались все селения объезжать стороной.
  Обстановка осложнялась ещё и тем, что все вокруг изъяснялись на непонятном Хельге и Стефке языке, а Тибо если и понимал местных жителей, то от его своеобразных ответов ситуация прояснялась мало. А тут ещё озорной характер карлика, из-за которого они не могли перевести дух в каком-нибудь месте, расспросить о дороге и собрать сведения. Стоило только где-то расположиться на постой, и он непременно выкидывал очередное коленце, как будто нарочно выводя из себя содержателей постоялых дворов.
  Конечно, потом Тибо горестно плакал, показывая багровое, пострадавшее от свирепой руки ухо, а уж зуботычин и подзатыльников было вообще не сосчитать, но факт оставался фактом - каждый раз измученные женщины вынуждены были убираться прочь, не успев ни толком поесть, ни отдохнуть.
  - Уже давно должен показаться Штутгарт, - изумлялась Хельга, с кряхтением держащаяся за круто вздымающийся живот, - но почему в харчевнях по-прежнему одна жиденькая капуста, вонючий сыр да кислое вино? Когда же я поем свиных колбасок и гороха со шкварками, запивая добрым пивом? Как же я по ним истосковалась!
  Про колбасу и пиво она говорила с таким тоскливым и блаженным придыханием, словно монахиня о святых дарах.
  - У меня урчит в брюхе и от капусты глаза выпучивает, - ворчливо вторил ей Тибо, - или с голоду умру, или тоска по мясу замучает!
  Конечно, можно было заказывать в трактирах и более сытную пищу, но в этих странных местах царила отнюдь не немецкая дороговизна, а они и так потратились на покупку двух осликов. Деньги нужно было экономить, чтобы хватило до Моравии.
  Стефания переносила лишения со стоическим смирением. Её мало волновала безвкусная грубая еда и отсутствие полноценного отдыха: мысли были заняты более безрадостными вещами. Она едва ли замечала, что ела, механически все туже затягивая корсаж на похудевшей талии. Беглянка день и ночь размышляла, как ей жить дальше.
  Конечно, она возвращалась домой, потому что больше не могла находиться с человеком, так унизительно пренебрегающим ею. Но крестный! При мысли о Збирайде Стефка начинала тяжело вздыхать: своевольный пан Ирджих имел весьма твердые представления об обязанностях жены, и даже при таких обстоятельствах никогда бы не одобрил побега крестницы. Оставалось только одно - припасть к ногам принца Генриха, чтобы его высочество похлопотал о разрешении вступить в монашеский орден.
  Стефка всегда считала, что не создана для монашеской жизни, но если и в супружестве она потерпела фиаско, пожалуй, покрывало монахини будет для неё наиболее подходящим головным убором. Не найдется, что возразить и де ла Верде: перед небесным женихом отступают земные мужья! И бывшая графиня до конца дней будет молиться за своего погибшего младенца и за попранную любовь. Со временем сердце успокоится, боль уйдет, и она смирится с этим уделом.
  При мыслях о погибшем малыше Стефка неизменно начинала плакать, а представляя решетки монастыря, уныло хандрить, и где уж ей было обращать внимания на дорогу и на недовольные жалобы окружения. Хельгу она взяла с собой из жалости, а Тибо увязался сам, клянясь, что не может оставаться дальше с жестоким графом, желающим определить его в шуты к самому богатому и могущественному человеку Европы.
  - Страшно бедному шуту подниматься, чтоб кривляться, на такую высоту! Можно ведь не только упасть, кабы совсем голове не пропасть!
  А теперь этот маленький негодник ныл по каждому удобному и неудобному случаю.
  - Надо вернуться скорее назад, заблудшей овечке наш граф будет рад!
  Хельга, которая от дона Мигеля ничего хорошего не ждала, только злобно цыкала на уродца:
  - Ты думаешь, о чём говоришь? Только Пресвятая Дева знает, как далеко мы сейчас от Лотарингии! Судя по всему, уже скоро Бавария. Вот только местность не знакомая, и люди как-то странно изъясняются: ничего не поймешь! И деньги не те: менялы-грабители. А, всё равно, лишь бы до свиной колбасы добраться!
  - В голове у нашей Хельги только множество колбас! Скоро с жиру лопнет немка, в брюхе вон какой припас!
  - Ах ты, сморчок поганый, ты же знаешь, что я на сносях!
  - У зайчихи плод зайчонок, а хрюшки - поросенок!
  Эти двое устраивали такие свары, что испуганно прядали ушами ослики, норовя разбежаться в разные стороны, и своей пустой болтовней отвлекали госпожу от благочестивых размышлений о тлене всего мирского.
  - Что б вас! - сердилась она. - Вы отправите прямиком в ад даже святого! Прекращайте шуметь и не мешайте мне думать!
  - Дамам вредно много размышлять, красоту так можно потерять! Испещрят весь лоб морщины, убегут стремглав мужчины!
  Ещё пани Анелька, готовя старшую внучку к взрослой жизни, не раз её поучала:
  - Холопы, как правило, все глупы и ленивы! Если было бы по-другому, они в рабы никогда не попали, поэтому имей в виду: толку от них мало, головной боли много! Только бесконечное терпение и железная воля хозяев могут заставить этих людей делать хоть что-то полезное. Но что поделаешь, других слуг нам не дал Господь: приходится нести этот терновый венец, чтобы они сами же не подохли от голода!
  Тогда бабкины наставления показались ей преувеличенными, теперь же Стефка пришла к выводу, что пани Анелька была не далека от истины.
  Истекало кровью её разбитое вероломным супругом сердце, она оплакивала своего малыша, готовясь заточить себя в монастырских стенах, а эти двое вели себя, словно им и дела не было до её боли и отчаяния.
  - Я хочу попросить принца Генриха о покрывале монахини! - наконец, решилась она признаться слугам, чтобы дать понять, насколько серьезна ситуация.
  Но вместо благоговейной тишины и уважения к её столь выстраданному решению, за спиной раздалось подозрительное хрюканье. Даже ангел перед лицом такого бедствия потерял бы терпение!
  - Я не сказала ничего смешного!
  - Что вы, донна, какой там смех... просите монашеский чин уж для всех!
  Это, конечно же, высказался Тибо, но Хельга также показала себя во всей красе.
  - Я не хочу в монашки, - испуганно открестилась она, - у них там посты, да и с другим - ни-ни! Мне хочется выйти замуж и иметь в своей постели постоянного мужчину. А ещё варить домашнюю колбасу с чесноком, кровяную колбасу, и рубец с луком, и пиво! Да и вы, по-моему, поторопились с таким решением: ведь тоже до постельных утех большая охотница, поэтому и на господина обиделись!
  У Стефки даже слезы на глазах выступили. По словам немки выходило, что она бежала от мужа, потому что не смогла справиться с собственной похотью!
  - Мне никто не нужен, - сердито отрезала она, - кроме Господа нашего... и замолчите наконец!
  Легко сказать! Молчание продолжалось несколько мгновений, а потом зловредный шут опять задел Хельгу, и понеслось: крик, оскорбления, драка!
  Юная графиня только обреченно махнула рукой, мудро решив, что ей нужно учиться христианскому всепрощению.
  Но к вечеру того же дня Стефке пришлось убедиться, что она окружена не просто глупцами, а бесспорными претендентами на победу в любом турнире дураков. Это случилось, когда они проезжали через владения некоего барона де Ла Роша.
  В небольшой придорожной харчевне почему-то собралось настолько много народа, что нашим странникам едва нашлось местечко за одним из отлакированных локтями посетителей столов. Здесь царил въевшийся застарелый запах плохого вина и кислого сыра.
  Стефка вяло пережевывала лепешку с сыром и рассеяно поглядывала на двух рыцарей за соседним столом. Освободившись от шлемов, они быстро поглощали пищу, как торопящиеся по неотложным делам люди и вели разговор... по-французски! И если бургундский и лотарингский диалекты юной женщине были плохо знакомы (с той же госпожой Луазье говорила по-немецки), то викарии своё дело знали, и на языке Иль-де-Франс графиня изъяснялась довольно-таки сносно.
  - Герцог Карл призывает...
  - Завтра нужно быть в Труа...
  - Разрыв Перронских соглашений...
  - Шампань готовится к войне, но на чьей стороне?
  Эти люди собирались уже завтра попасть в Труа? Стефка моментально очнулась от безрадостных грез о сумрачной келье и недоуменно встрепенулась. Она не знала географии Франции, но всё же сообразила, что Труа находится в противоположной стороне от цели её путешествия.
  Графиня перевела полный пока ещё смутных подозрений взгляд на своих спутников.
  Хельга с брезгливой гримасой хлебала овсяную похлебку, сдобренную сыром, и сглатывала слюну при виде зажаренного каплуна на столе у соседей. Тибо же со смаком грыз большую луковицу, заедая её лепешкой и стреляя по сторонам лукавыми глазами. Никак опять замышлял какую-нибудь очередную пакость!
  - Тибо, - вкрадчиво спросила она, - Труа - это место, где французский король Карл Безумный отрекся от престола в пользу англичан?
  - Да, ваша светлость, именно так! Был Карл больной король и редкостный дурак!
  - А как далеко находится Труа от Парижа?
  - Думаю, в трех-четырех сутках пути... это смотря как идти!
  Стефка изумленно смотрела на бессовестного карлика, раздумывая, что с ним сделать: прогнать сразу или обойтись несколькими затрещинами? Гнев настойчиво советовал надавать ему пинков и отделаться от уродца навсегда. Да и чуть успокоившись, она пришла к точно такому же выводу: это было наиболее радикальное средство избавления от всех настоящих и грядущих неприятностей.
  И тут беспечно рассматривающий закопченный зал трактира Тибо внезапно насторожился и осторожно оглянулся на застывшую в негодовании юную госпожу.
  - Ой, ой, - тотчас заскулил он, ещё больше искривив и без того морщинистую рожицу,- в глазах у донны хладный лед, Тибо несчастного она убьет! Несчастный шут...
  - ... прескверный плут! - оборвала его стенания злая Стефка. - Неужели у тебя совсем нет совести? Где мы и зачем ты нас завел в это место?
  Но как будто можно было воззвать к порядочности того, кто от рождения был её лишен!
  - Совсем не знает бедный шут, куда дороги тут ведут! Измучился Тибо, совсем устал и направление потерял!
  Встревоженная графиня решила больше не доверяться глупым слугам. Поправив вуаль на голове, и разгладив помятые складки дорожного платья, она решительно направилась к тем самым рыцарям, которые заставили её вернуться в мир неприятной реальности.
  - Мессиры, - странница потупила глаза под изучающими взглядами мужчин,- я со своими спутниками немного заблудилась, выехав из Нанси. Не объясните мне, где я нахожусь и что это за место?
  Увидев перед собой худенькую фигурку бледной девицы несомненно благородного происхождения, рыцари галантно склонили головы в приветствии.
  - А куда вы держите путь, демуазель?
  Хороший вопрос! Чтобы шевалье не решили, что перед ними сумасшедшая, едва ли было разумно признаваться, что она поспешает в Моравию!
  - Я еду в Париж, мессиры!
  - Тогда вы на правильном пути. Скоро Бар: там вы отдохнете и через дневной переход прибудете в Труа, - любезно пояснил один из рыцарей, разглядев сквозь марево не первой свежести вуали красоту незнакомой девицы. - Только говорят, что скоро эти места станут ареной военных действий, хотя перемирие пока продолжает действовать. Благородным девицам незачем подвергать себя таким опасностям!
  - Благодарю вас, шевалье! Воспользуюсь советом и поверну назад!
  Мужчины немного помялись, а потом один из них смущенно заметил:
  - Дороги уже забиты рыцарскими отрядами: герцог Карл созвал ополчение. Такой девушке как вы лучше переждать это неспокойное время в надежном убежище. Мы сейчас находимся во владениях барона Армана де Ла Рош: попросите его о покровительстве.
  Несомненно, что эти любезные рыцари хотели помочь путешественнице, но только для Стефки был неприемлем их совет. Что она скажет барону де Ла Рошу, когда он вполне обоснованно поинтересуется, кто перед ним? Сбежавшая жена испанского гранда? И графиня решила всё-таки добраться до Бара. И уже оказавшись под защитой городских стен подумать, что делать дальше практически без денег, в чужой стране, с двумя безголовыми слугами в попутчиках.
  Стефка вернулась к своим притихшим спутникам и бессильно опустилась на скамью рядом с жующей Хельгой: немка с каждым днем становилась всё прожорливей, ссылаясь на беременность.
  - Ну, - строго взглянула она на Тибо, тотчас шкодливо скрывшегося под столом, - и чего ты добился, водя меня за нос? Вскоре мы окажемся посереди воюющих армий: без денег, без защиты, и даже толком не зная, в какую сторону нам податься!
  - Я - несчастный дурак, чтобы не сделал, всё время не так! - печально всхлипнул, размазывая слезы карлик, высунув нос из-под столешницы, - и ростом я всего вершок, и на плечах не голова - худой горшок! Меня обидеть просто из-за малого роста! А Хельга всё ест да ест, ей как жирной курице будет мал насест! Скоро лопнет от жира, последних наших денье транжира!
  - Денье?! - взревела Хельга. - Да если бы я не торговалась с разбойниками моравами, вы давно бы траву кушали! Я ли не берегу каждый грош, я ли...
  Стефка в изнеможении закрыла руками уши. По крайней мере, хоть один из них пребывал в святой уверенности, что уже в Моравии: жаль, что не она сама!
  - Мы отправляемся в Бар, - приказала женщина, когда выкричавшись, слуги наконец-то угомонились, - а там будет видно!
  И оба ослика продолжили свой путь, груженные седоками и немудрящей поклажей. Но не успели они проехать и часа, как дорогу преградила широкая, по-осеннему мутная и беспокойная Сена.
  На переправе работал паром. Он как раз причалил к их берегу: толпящийся в ожидании разномастный люд и телеги с товаром загружались на его настил. Стефка с попутчиками зашли в последнюю очередь, с трудом втиснув своих осликов рядом с телегой местного крестьянина.
  Недовольно кричащий о перегрузе паромщик уже отчалил, когда на берегу неожиданно появились несколько роскошно разодетых всадников. Не раздумывая они направили лошадей прямо в воду и настигли отходящий паром.
  Паромщик испуганно замолк, перекрестившись при виде такой напасти: паром угрожающе накренился, когда лошади впрыгнули на него, но покачнувшись, он всё-таки остался на плаву. С телег посыпались какие-то вещи, а кто-то с жалобным криком упал в воду, но никто не поспешил ему на помощь. Все путники сохраняли подавленное и опасливое молчание, казалось, съежившись на своих местах чуть ли не втрое.
  - Пресвятая Дева, спаси и сохрани, - незаметно перекрестилась испуганная Стефка, ослик которой оказался впритык прижатым к боку горячего скакуна.
  Прямо перед её носом угрожающе маячила нога в сапоге с серебряной шпорой.
  - Осёл с конягой подружился, - буркнул из-за спины шут, - в корову голубок влюбился! Весь мир перевернулся и исчез, когда болван сей на паром наш влез!
  - Тибо, - отчаянно зашипела женщина, торопливо затыкая рот безумцу, - сделай милость, помолчи!
   Увы, её предупреждение запоздало. Шпора опасно промелькнула в дюйме от лица, и её владелец спрыгнул с лошади. Миг, и он оказался напротив графини. Из-под забрала изукрашенного искусными насечками шлема на неё глянули серые глаза мужчины средних лет.
  - Кто это тут пищит? - грозно приподнял брови незнакомец.
  Тибо с тонким визгом так вжался в спину своей госпожи, что моментально превратился во внезапно обретенный горб. Хельга, подавившись виноградом, сначала задохнулась, а потом закашлялась. Однако глаза незнакомца заинтересованно остановились на прикрытом вуалью лице графини.
  - Демуазель? Я хозяин этих мест - барон Арман де Ла Рош, и мне приятно приветствовать вас в своих владениях! Кто вы и куда держите путь?
  В этот раз Нанси показался Стефке слишком близким. Может у барона была там какая-нибудь родня!
  - Мы едем из Страсбурга к моей тетке в Париж!
   Лгать было неприятно и стыдно, но барон невозмутимо дожидался имени привлекшей его внимание девицы, а у неё в голове царила пустота. Как эльзасцы называют своих дочерей?
  - Мою госпожу зовут, болван, Иолантою Роан! - пришел на помощь, высунувшийся из-за спины карлик. - Её отец недавно умер, и она едет к родственникам матери - Азенкурам.
  - Славная фамилия, - покладисто согласился барон, - только вы, демуазель, укоротили бы язык вашему шуту, а то я это сделаю сам!
  - Что возьмешь с дурня, - кинулась на защиту Тибо испуганная Стефания, - он не ведает, что говорит! Совсем слаб умом!
  - Зато чересчур остёр языком, - хмыкнул барон. - Так вы из Эльзаса? Страшные дела там творились недавно: говорят, на костре сожгли сразу же тринадцать ведьм?
  Хельга и Стефка в растерянности переглянулись с шутом: они об этом ничего не знали. Наверное, это случилось, когда посольство отдыхало в Конствальце.
  - Мы давно выехали из дома! - тихо пробормотала Стефка.
  - Вот как! - насмешливо протянул собеседник.
  Она бросила на него всполошенный взгляд и, сделав вид что ничего особенного не произошло, сосредоточила внимание на приближающейся пристани. Сердце тревожно стучало, хотя юная женщина и убеждала себя, что всё в порядке. Подумаешь, разговор на переправе со случайным попутчиком!
  Вскоре паром причалил к берегу. Наши путешественники торопливо сошли по сходням, заплатили перевозчику, отдали бальи налог за право проезда по баронским землям и только двинулись вверх по круто вздымающемуся откосу, как их остановили.
  - Демуазель Иоланта, - подъехал к ним молодой мужчина, - мой сеньор приглашает вас погостить в его замке.
  - Ваш сеньор? - испуганно вскинула голову Стефка.
  - Барон де Ла Рош. Его замок Шамбуаз недалеко отсюда.
  Рано или поздно неприятности всё равно должны были начаться, но осознание этого не успокаивало.
  - Передайте барону нашу благодарность, но мы очень спешим,- твердо отказалась графиня, пытаясь объехать всадника на своем ослике.
  Однако незнакомец проявил упорство. Выглядел он щуплым, но очевидно это было обманчивым впечатлением.
  - Дороги не спокойны, - юноша вновь преградил ей путь, - погостите некоторое время в замке Шамбуаз. Барон вскоре собирается посетить Париж и предлагает вам покровительство, а также место в своём отряде.
  Стефка не нашлась, что возразить: предложение было щедрым, и ничего кроме благодарности вызвать не могло. Однако ей не нужно было ехать в Париж, да ещё к неведомым Азенкурам, в реальном существовании которых она очень сомневалась.
  Ложь вызывает к жизни следующую ложь: юная графиня с ужасом осознавала, что становится изощренной обманщицей, но другого выхода у неё не было.
  - Передайте барону мою признательность, - Стефка растянула губы в улыбке, - и если вы укажите мне направление, я с удовольствием приму это приглашение. И как только мои ослики преодолеют расстояние до Шамбуаза, постучусь в ворота замка.
  Возможно, юноша и не повелся бы на такую наивную хитрость, если бы не откровенная радость на лице Хельги.
  - Слава Святой Гертруде, - ликующе перекрестилась немка, - наконец-то выспимся и вдоволь наедимся. Судя по виду этого барона, он у себя дома не хлебает пустой суп! Ла Рош ведь не кролик, чтобы постоянно хрустеть капустой!
  Юноша скупо улыбнулся: наверное, он хорошо понимал немецкий язык.
  - В замке моего отца ещё никто не ложился спать голодным! - уверил он путников. - Если вы поторопитесь, демуазель, то подоспеете к обеду!
  Проследив, как вслед за всадником клубится потревоженная дорожная пыль, графиня зябко закуталась в дорожную накидку. Осенние денечки, хоть и радовали солнышком, но становились все холоднее и холоднее. От реки также тянуло промозглой сыростью.
  - Что будем делать? - тоскливо спросила она спутников.
  Странно, но Тибо промолчал - редкостный случай в его жизни.
  - А как же еда? - разочарованно протянула Хельга. - У нас ведь очень мало денег! А этот барон, по крайней мере, не даст умереть с голоду!
  - Кто о чём, - раздраженно посмотрела на неё Стефка, - а ты о еде. Сомневаюсь, что мне сейчас хотя бы что-нибудь полезет в рот. Кто знает, что у этого человека на уме?
  - А чего боятся? - погладив свой живот, беспечно улыбнулась немка. - Что мужчина может вам сделать плохого? Вы, конечно, не знаете, а у меня есть кое-какой опыт в этом деле: у них в штанах всё одинаковое!
  Стефка даже взвыла, с ужасом глядя на эту самодовольную бестолочь. В голове у Хельги царила полнейшая пустота, в которой затерялись даже последние остатки здравого смысла.
  - Всё, - твердо сказала она, - никаких баронов и никаких замков!
  И решительной рукой графиня направила ослика в сторону противоположную указанной молодым шевалье. Дорога здесь была малонаезженной, а вдалеке виднелось нечто похожее на рощу.
  - И куда мы попадем, если в темный лес зайдем? - робко пискнул за спиной Тибо. - Ночь наступит очень скоро, волки вылезут из норок!
  - Если есть дорога, - устало оборвала эти причитания Стефка, - то есть и место, куда она ведет!
  Это было самое безрассудное решение изо всех принятых в последнее время, но измученная беглянка уже действовала в порыве бессильного отчаяния, положившись на волю Господа. Она ощущала себя загнанной нелепо складывающимися обстоятельствами в неведомую и опасную ловушку, но как выйти из этого положения тоже не знала.
  И вот наступила ранняя осенняя ночь. Ослики сонно плелись по едва угадываемой дороге по краю леса, а на человеческое жилье не было даже намека.
  - Нам надо где-то остановиться, - приняла решение измученная Стефка, - все выдохлись, устали... надо набраться сил!
  - Мы костёр разведем, песнь пустого желудка споём, а потом под кустом все уснем, - уныло согласился Тибо. - Только, где же нам встать, чтоб спокойно поспать?
  Место вскоре обнаружилось. Внезапно выкатившаяся из-за горизонта полная красноватая луна высветила пригорок с возвышающимся мощным дубом. Под его раскидистой кроной валялось много сухих веток и опавших листьев.
  - Здесь, - выдохнула Стефка, устало сползая с ослика, и помогая слезть коротконогому карлику. - Собирайте хворост!
  И пока недовольно ворчащая Хельга занималась костром, сама графиня усиленно сгребала упавшую листву в одну большую кучу, устраивая какое никакое, но все же защищающее от сырости ложе.
  - Что за мода укладываться спать на голодный желудок? - между тем бурчала немка. - Ведь звали нас в сытное, хорошее место, так мы пугаемся всякой тени! От графа тоже убежали... Далась нам эта Моравия, если здесь кормят только травой, как будто мы коровы какие-нибудь!
  Стефка даже отвечать на эти глупости не стала. Завернувшись поплотнее в плащ, она пустила под полу постоянно трясущегося от холода карлика и, протянув руки к огню, устало застыла.
  Листья грели плохо, но всё-таки сидеть на подстилке было лучше, чем на ледяной земле. Бессовестный Тибо тем временем взгромоздился едва ли не к ней на колени. Стефка досадливо согнала его. Тогда карлик принялся копаться, вертеться, устраиваясь поудобнее и, в конце концов, угнездился между двумя женщинами, выбрав самое теплое место.
  - У, пакостник, - щёлкнула его по затылку возмущенная Хельга, - постыдись! Нам нужно оберегать госпожу, а ты пролез между нами, как хорь в курятник, и дела тебе мало до всех остальных: хоть вмерзни в землю!
  Тибо тут же захныкал.
  - Обидеть несчастного шута легко, а от тебя, толстуха, прокисло б даже молоко! Да что там молоко, прокисла бы вода, если вода заглянула бы сюда!
  Кругом царила ночь, и установилась та особая осенняя тишина, казалось, в которой тонули звуки. Низко висел багрово-синий диск луны: всё располагало ко сну и покою, а эти двое опять затеяли свару, как будто им мало было дня. Слуги настолько надоели Стефке, что у неё истощились все запасы терпения.
  - Спать! Немедля! - отчаянно рявкнула она. - Иначе...
  Что "иначе" молоденькая женщина и сама не знала, но угроза как не странно подействовала.
  Невыносимая парочка мгновенно улеглась на опавшую листву и тотчас уснула, оставив свою госпожу в полнейшей растерянности. Она собиралась договориться с ними об отдыхе по очереди, а теперь выяснилось, что караулить сон этих двоих придется именно ей.
  Страшно оставаться наедине с чужим непонятным миром, да ещё в такую осеннюю ночь, когда даже луна и то выглядит угрожающе. Впрочем, поднимаясь всё выше и выше, она меняла свой красный оттенок на голубоватый. Пронесся легкий ветерок, зашевелив ветки дуба. Слегка шуршали засохшие листья, а рядом успокаивающе фыркали, прядая ушами, что-то выискивающие в пожухлой траве невозмутимые ослики. Сладко похрапывала Хельга и чмокал губами во сне Тибо.
  Эти привычные звуки понемногу успокоили расстроенную и голодную Стефку. Она потихоньку заклевала носом, не забывая подбрасывать прутья, чтобы поддержать огонь: всё-таки от его веселых язычков становилось легче на душе, и отступал давящий страх. Горьковатый дымок навевал воспоминания о замковой кухне в Лукаши: об окороке, коптящемся над очагом и вкусном свежеиспеченном хлебе, белом опрятном чепце Гуты, растирающей в ступке ягоды можжевельника...
  Стефка вздрогнула, сообразив, что всё-таки задремала, и увидела, что костер почти погас. Натасканные Хельгой ветки закончились и, тяжело вздохнув, она осторожно, чтобы не потревожить спящих слуг, встала со своего места.
  Прежде чем отправиться на поиски хвороста, юная женщина окинула рассеянным взглядом окрестности.
  Засиявшая в полную силу луна заливала ровным светом затаившийся у подножья холма лес, отдельные участки дороги. Ярко поблескивала даже вдалеке серебристая лента Сены. Всё выглядело мирно и величественно красиво, пока её взгляд не наткнулся на непонятный предмет в отдалении. Расстояние было довольно большим, поэтому Стефка не сразу догадалась, что это кого-то высматривающий всадник, а когда сообразила, то в ужасе затоптала ногами и без того едва тлеющий огонь. Затаившись в тени дуба, она стала настороженно наблюдать за незнакомцем.
  Всадник ещё немного постоял, а потом направился по дороге к месту их стоянки. Испуганная Стефка сообразила, что зря жгла подошвы башмаков, гася костер: он всё равно заметил дымок.
  В ночной тиши грозный цокот копыт скакуна приводил на память всадников Апокалипсиса. Мысли перепуганной юной женщины метались в голове, как мыши в закроме. Будить Хельгу и Тибо и поспешно бежать? Но вряд ли их ослики разовьют такую прыть, что их не догонит всадник. Да и пока её бестолковые слуги проснутся, пока зададут свои обычные дурацкие вопросы, их сможет взять в плен даже немощный калека, а приближающийся рыцарь такого впечатления не производил.
  На удивление, он был без привычных лат, и его плащ легко раздувался ветром, а на голове вместо рыцарского шлема красовался огромный берет. Блеснул в свете луны драгоценный аграф в виде сплетенных серебряных змей, и облегченно выдохнувшая Стефка обессилено опустилась на прежнее место: от волнения подогнулись ноги. Во всаднике она узнала молодого человека, представившегося ей на переправе сыном барона де Ла Роша. Особой радости его появление не доставило, но было хотя бы ясно, зачем он их разыскивает.
  Всадник уже подъехал к дубу, а Хельга и Тибо даже не пошевелились, мирно посапывая во сне, поэтому принимать незваного гостя пришлось одной графине.
  - Шевалье, - поднялась она навстречу спешивающемуся молодому человеку.
  Но рыцарь почему-то молчал, пристально рассматривая юную женщину: скользил изучающим взглядом по лицу и фигуре. Совсем не обрадовавшись такому повышенному вниманию, Стефка инстинктивно попятилась от мужчины. В свете луны его лицо выглядело неестественно безжизненным: такими бесстрастными и безукоризненно совершенными бывают мраморные изваяния в соборах, но не живые люди.
  - Я искал вас, демуазель! - наконец, разжал он губы.
  Графиня смущенно отвела глаза.
  - Мы... в общем, заблудились: повернули не туда, - залепетала она, - и вот...
  - Вы поехали в сторону противоположную той, на которую я вам указал, - заметил мужчина,- и, конечно же, заблудились! Счастье ещё, что вам хватило ума не соваться в лес. Эта дорога ведет на заброшенную мельницу, ей уже давно никто не пользуется кроме охотников в сезон отстрела оленей!
  - Мне очень жаль, но мы так торопились в Бар!
  Молодой человек небрежно пожал плечами.
  - Чтобы попасть в Бар, нужно проехать мимо замка Шамбуаз, - пояснил он. - Отец обеспокоился, не дождавшись вас, и послал меня на поиски.
  Стефка понемногу приходила в себя, оправившись от первоначального испуга.
  - Да, - торопливо согласилась она, - получилось неловко: из-за меня вы лишились отдыха. Зато теперь вы убедились, что с нами всё в порядке и можете вернуться домой. Поутру, когда мои люди и ослики отдохнут, мы тронемся в путь уже в правильном направлении.
   Возможно, собеседник хотел что-то возразить, но тут Стефка, бросив случайный взгляд на костёр, заметила, что среди головёшек ещё теплится огонёк. Страх перед холодом ночи заставил её отвлечься от беседы на более насущные дела.
  - О, простите... - пробормотала она и начала поспешно совать в костер сухие листья и мелкие прутья.
  - Без вуали вы выглядите лучше, - сменил тему разговора и баронский сын, подыскав подходящую корягу и с треском ломая её на дрова. - Неужели ваша родина - Эльзас, демуазель Иоланта?
  Стефка сделала вид, что занята разжиганием огня, но потом робко осведомилась:
  - Почему вы задали мне этот вопрос?
  Молодой человек привязал своего коня к дубу.
  - Моя крестная мать из Эльзаса! У вас другой акцент... необычный!
  Стефка раскрыла было рот, чтобы выдать очередную ложь, и тут же растерянно его закрыла, потому что ничего не смогла придумать.
  - Вы задаете столько вопросов, - спустя некоторое время раздраженно заметила она, - но так и не удосужились представиться!
  Мужчина сначала неторопливо нагреб кучу листвы, застелил её попоной, и только потом ответил:
  - Вы правы, демуазель, это недопустимое упущение с моей стороны! Меня зовут Рауль де Сантрэ. С моим отцом вы уже имели честь познакомиться! Хотите есть?
  Он вытащил из седельной сумки солидный сверток.
  Стефка хотела было отказаться, но её несчастный желудок настолько возмутился, что даже не заурчал, а грозно зарычал.
  Рауль между тем разложил на салфетке два куска отварного мяса, сыр и хлеб, достав из другой седельной сумки мех с вином.
  - Я подумал, что вы остались без обеда и прихватил на всякий случай с собой еду.
  Не успела Стефка раскрыть рот, чтобы поблагодарить его за такую заботу, как мигом подскочившие со своих мест Хельга и Тибо окружили плотным кольцом импровизированный стол. До этого они вполне удачно притворялись не просто спящими - мёртвыми!
  - Мясо, - с умилением пробормотала немка, жадно вдыхая аромат разложенной снеди, - мясо!
  - Это дар небес, - деловито потер руки облизывающийся Тибо, - ниспосланный нам за жизнь безгрешную. Вот сыр и мясо: ешь его!
  И они с таким нетерпением посмотрели на хозяйку, что та быстро сложила руки для молитвы, но не успела Стефка произнести и двух строф по-латыни, как шут скороговоркой выпалил остальные слова и вцепился в самый большой кусок мяса. Возмущенно вскрикнувшая Хельга схватила его за ухо, но Тибо настолько быстро затолкал мясо в рот, что чуть не подавился, стремясь как можно скорее прожевать и проглотить отвоеванную еду.
  - Бессовестный, - заплакала разочарованная немка, - чтобы ты подавился!
  Стефка взглянула на слезы беременной женщины, и от жалости у неё сдавило сердце. Бедная Хельга: пределом её мечтаний всегда была колбаса, ну пусть хоть мясу порадуется!
  - Ешь, - отдала она немке последний кусок, - я не хочу!
  И преодолевая протест сведенного голодной судорогой желудка, протянула руку за сыром и хлебом.
  Карлик, покончив с мясом, естественно принялся причитать и жаловаться.
  - Никто Тибо вином не напоит и сыру не отломит! Всё сами съедят, голодным спать ляжет несчастный дурак!
  - Прорва, а не человек, - гневно щёлкнула его по затылку Хельга, - куда в тебя вмещается? Сам ростом с вершок, а желудок что твой горшок! Дай госпоже графине хоть кусок в рот положить!
  Стефка чуть не подавилась сыром, с опаской покосившись на рыцаря, но тот наблюдал за сварой слуг с невозмутимым выражением лица. Ничего в нём не дрогнуло и после слов Хельги. Может, он всё-таки не понимал их?
  И пока Тибо ловко тянул из-под носа всё более выходящей из себя Хельги кусочки сыра и хлеба, Стефания рылась в вещах в поисках чашки под вино. Но так как назло куда-то запропастилась, и искать её в темноте было бесполезно.
  - А, - беспечно махнул рукой шут, - можно и так! Подставит рот мучимый жаждою дурак!
  - Обойдешься, вино-то лакать, - оборвала его Хельга, - сначала пусть выпьет донна Стефания!
  Но графиня только отрицательно качнула головой.
  - Моё платье и так грязное и пропылённое, и если я ещё оболью его вином...
  И тут же увидела перед собой вытянутую руку, в которой красовался позолоченный резной кубок. Стефку в жар бросило, когда она осознала, что Рауль прекрасно понимает их слова и теперь знает, что они ему всё время лгали.
  Её безголовая прислуга, ясное дело, никаких выводов делать не стала, лишь радостно взвизгнув при виде кубка.
  Страшась поднять глаза на де Сантрэ, Стефка дождалась, когда Хельга наполнит кубок вином и осторожно приложила его к губам. Такого вина молодая женщина никогда не пила! Оно было не просто сладким, но ещё настолько опьяняющим, что не успела она сделать и глотка, как весёлая искрящаяся волна достигла пустого желудка, согрела всё тело, и зажгла румянцем щеки.
  - Вкусно! - удивленно прошептала Стефка и в несколько глотков допила содержимое.
  Пока Хельга и Тибо яростно спорили, кому пить следующему, она изумленно прислушивалась к себе, наслаждаясь теплом и приятным головокружением.
  Внезапно ей непреодолимо захотелось спать: опьяневшая Стефка под неумолчный гвалт своей свиты улеглась на примятое ими ложе и немедля погрузилась в глубокий сон.
  Грезилось ей нечто настолько необычное, что даже за пределами реальности молодая женщина отчётливо понимала: подобное можно увидеть только во сне.
  По-прежнему над её головой сияла луна, освещая ярким светом и дуб, под которым приютилась их маленькая компания, и лес у подножья холма, но она сама находилась неподалеку - на самой вершине холма. Стояла там, расправив руки и подставив разгоряченное вином лицо навстречу разгулявшемуся ветерку.
  Стефка чувствовала себя странно: шальные весёлые искры бежали по телу, делая его приятно легким, невесомым как перышко. Казалось, что стоит только оттолкнуться от земли, и она тотчас полетит!
  И тут молодая женщина увидела, что грациозно прыгая из стороны в сторону по невидимым кочкам воздушной дороги, опускается на холм, растопырив лапы, огромная белая кошка.
  Мягко спрыгнув с невидимого небесного пьедестала на землю, барс небрежно уселся напротив, подчеркнуто высокомерно обогнув хвостом лапы.
  - Ну? - спросил он, тщательно облизавшись. - Не скучно тебе брести сама не ведая куда?
  Стефка удивилась даже не тому, что с ней разговаривает кошка, а её осведомленности в своих делах.
  - Я иду домой! - нахмурилась она.
  - Дом, - замурлыкал барс, лениво потянувшись всем телом, - когда-то и у меня был дом... А где твой дом, бедная овечка, где твой пастырь?
  - Мой дом - замок Лукаши в Черном лесу!
  - Да? - хмыкнула кошка, ярко блеснув изумрудом глаз. - Вещи, овечка, не всегда таковы, какими кажутся!
  - Почему ты называешь меня овечкой?
  - А как ты хочешь, чтобы я тебя называл: сироткой, странницей, сестрой или, может быть, подругой?
  - Меня зовут Стефания!
  - Это просто кличка! Разве она что-нибудь говорит о твоих чувствах и мыслях?
  - А как зовут тебя? - возмутилась она.
  - Я? - барс внезапно подпрыгнул на четырех лапах и оказался у её ног. - Я тот, кто всё знает и о пастырях, и об овечках: мне принадлежит весь этот мир! Хочешь, покажу тебе его?
  Он был рядом, и его белая шерсть в лунном свете казалось настолько мягкой, настолько пушистой, что Стефка поневоле протянула руку и очарованно коснулась меха. Он оказался шелковистым и приятным на ощупь!
  Кошка довольно заурчала, нежась под её рукой, а потом и вовсе улеглась на землю, прогнув спину.
  - Садись, не бойся, я покатаю тебя по небу!
  Стефка невольно улыбнулась: чего только не привидится во сне?
  - А на луну, - рассмеялась она, - ты можешь отвезти меня на луну?
  - Могу, - небрежно ударила хвостом кошка, - только что там хорошего? Пусто, холодно! Садись!
  'Это сон, всего лишь чудесный сказочный сон!' - преодолела она внезапный страх, решительно перекинув ногу через бархатистую мощную спину. И... началось!
  Кошка, распушив по ветру хвост, дикими скачками понеслась прямо в высоту: к черноте неба, разбушевавшейся луне и тускло сияющим звездам. Ветер дул Стефке в лицо, дуб внизу казался не больше наперстка! Буйным весельем и опьянением скачкой закружилась голова, и куда-то исчезла вся одежда: она была лишней в этой сумасшедшей вакханалии движения среди воздушных потоков.
  - О-хо-хо! - в кураже закричала молодая женщина, обхватив шею барса и прильнув к нему грудью. - Быстрее, быстрее!
  - А ты смелая, малышка! - проурчал тот.
  И вдруг помчался настолько быстро, что растерянная Стефка не совладала со скоростью: её руки беспомощно заскользили по шелковистому меху в отчаянной попытке зацепиться, но без толку. И она почувствовала, что падает... падает в бездну со столь головокружительной высоты.
  - А во всем виноват ты и твоя уникальная прожорливость! - услышала сквозь сон графиня привычную перебранку своих слуг.
  Она все ещё находилась под впечатлением необычного сновидения, когда распахнула ресницы и увидела Тибо и Хельгу.
  - Ох, госпожа, - обрадовалась немка, - вы так крепко спали, что мы испугались, как бы этот шевалье не опоил вас!
  "Значит это - всё-таки был сон!" - сердце резануло сожаление.
  Стефка села на импровизированном ложе с лёгкой головной болью и ломотой во всем теле.
  - А где мессир Рауль? - спросила она без особого интереса.
  Но Хельга только переглянулась с Тибо со странным выражением лица.
  - Исчез, - развела она руками, - был, и нет! Зато вот...
  И немка указала на лес у подножья холма.
  Стефка недоуменно оглянулась и раскрыла рот от удивления.
  Это не было тем лесом, мимо которого они ехали вчерашней ночью. Да что там: такое вообще не могло существовать в реальности!
  Чистенький, как будто старательно прибранный прилежной хозяйкой лесной массив поражал отсутствием валежника, сухих листьев или разросшегося кустарника. Могучие исполины дубы шелестели по-весеннему зеленой листвой, и при этом алели живописные листья клена. Земля между деревьями заросла настолько яркой изумрудной травой, с островками бархатистого мха, что если бы всё это великолепие вышло из-под кисти художника, того обвинили в отсутствии вкуса. Лес был не столь прекрасен, сколько неправдоподобен!
  Зато прямо перед нашими странниками поблескивала вымощенная белыми камнями дорога, ведущая через увитый диким виноградом акведук вглубь чащи.
  - Морок! - довольно точно определил Тибо. - Такой лес без изъянов может померещиться только пьяным! Пора убираться отсюда, пока не стало совсем уже худо!
  Но тут легкий ветерок донес восхитительный запах свежеиспеченных пирогов, и по-прежнему голодные путники захлебнулись слюной.
  - Мы только узнаем: нельзя ли нам купить свежего хлеба в дорогу? - живо подскочила с места Хельга. - Одному Господу известно, как далеко отсюда находится ближайшая харчевня: не умирать же с голоду? А вы, госпожа, подождите нас здесь!
  - Я не пойду в чудесный лес, - уперся шут, - как бы совсем там не исчез!
  - Тогда я пойду одна!
  Стефка покосилась на оживившееся от запаха пищи лицо служанки и тяжело вздохнула. Беременная Хельга, конечно же, не могла оставаться голодной, но и отправлять её одну в столь странное место хозяйке не позволила совесть.
  Она помолилась и решительно оседлала своего ослика.
  - Ждите меня здесь!
  Но не успела графиня проехать и двух шагов, как за седло ухватился Тибо.
  - Если у кого-то вместо головы репа, - буркнул он, - на ум не надо сетовать! Соваться в место колдовское сможем мы и трое!
  Вслед им зацокали и копытца ослика Хельги. Немка рвалась к еде!
  Дорога довольно быстро привела путников к стоящему посреди дубравы очаровательному каменному домику под красной черепичной крышей, окруженному низкой оградой. Из высоких труб вился дымок, и разносились по округе запахи вкусной снеди.
  Наша троица остановилась у калитки и, спешившись, осторожно заглянула во двор. Перед домом с большими слюдяными окнами был разбит большой цветник.
  Всё заливало яркое и отнюдь не осеннее солнце.
  - Пресвятая дева, - невольно восхитилась Стефка, - какая красота! Интересно, кто же здесь живет?
  Скрипнула резная дубовая дверь и на пороге показалась полная кареглазая пожилая дама с приветливым лицом. На её голове возвышался белой башней эльзасский чепец с кружевными отворотами и огромным черным бантом, а передник, о который она торопливо вытирала руки, мог сравниться чистотой только с выпавшим снегом.
  - О, - закричала хозяйка дома с такой радостью, что путники несколько опешили, - у меня гости! Вот хорошо-то! Пирог уже готов: угощу на славу! Какая милая девушка!
  Весёлые глаза приветливо взглянули на Стефку, и ей сразу стало легче на сердце - все-таки было страшновато застать в этом странном месте, какую-нибудь жуткую ведьму! Сия же добрая дама такого впечатления не производила.
  Она быстро подбежала к стоящей у калитки гостье и, ласково обняв её за плечи, провела на чистенькую кухню с начищенными до блеска медными кастрюлями и котлами на крючьях над плитой. На большом деревянном столе дымился огромный пирог на противне. Стены украшали глиняные расписные миски, низки лука и чеснока, пучки пахучих трав.
  - Располагайтесь, дорогие! - хлопотала хозяйка, рассаживая своих гостей и хватаясь за нож.- Вы, наверное, проголодались? Меня зовут Марго!
  Пирог выглядел не просто аппетитно, это был шедевр поварского искусства. Даже подозрительно наблюдающий за женщиной Тибо и тот восхищенно прицыкнул, судорожно же сглотнувшая Хельга в священном трепете закрыла глаза, жадно вдыхая аромат выпечки.
  - Наконец-то, - в экстазе простонала она, - настоящая еда!
  - Мальчики любят мясо, - понимающе улыбнулась Марго, - положи два куска - на себя и на маленького испанца.
  - Значит, всё-таки испанцы, - помрачнела Хельга, - а я так надеялась, что ребенок от Курта.
  И тут же всполошено вскинула глаза на хозяйку.
  - А вы откуда знаете про испанцев?
  - По животу вижу, - невозмутимо заявила дама, - такой бывает только у тех, кто носит маленьких испанцев!
  И она тут же рассмеялась, вроде бы превращая всё в шутку, но никто из гостей не подхватил её смеха. Впрочем, виной этой сдержанности был всё-таки пирог, который с жадностью принялись уничтожать проголодавшиеся путники.
  Вонзила зубы в свой кусок и растерянно улыбающаяся Стефка. Она давно уже ничего толком не ела, наверное, поэтому плохо соображала вновь разболевшейся головой.
  - Ешь, милая, - ласково улыбнулась Марго, - он вкусный, а твои силы уже на исходе.
  Она терпеливо дождалась, пока гости насытятся, налив им ещё по кружке молока и поставив на стол миску с мёдом. И только потом спросила, спрятав руки под фартук:
  - Что привело вас в мой лес? Как вы здесь оказались?
  И что ответить на этот вопрос? Стефка покосилась на Тибо, но обычно трещащий без умолку карлик молчал, старательно вылизывая миску с медом. Хельга тоже подбирала крошки от пирога, сделав вид, что оглохла. Пришлось отвечать ей:
  - Мы вынуждены были переночевать под дубом, а когда проснулись...
  - Ох, уж этот старый дуб, - задумчиво проворчала Марго, - но вы всё равно не смогли бы найти ко мне дорогу! Что с вами произошло?
  Стефка сразу же вспомнила свой дикий сон, но рассказывать как нагая летала на спине у барса не стала. Зато ей вспомнилось другое.
  - Нас пригласил в гости барон де Ла Рош, но мы сбились с дороги!
  - Какое дело до вас мессиру Арману?
  Стало понятно, что с бароном Марго знакома: это обнадеживало, доказывая, что они не сошли разом с ума.
  - Он предложил мне покровительство! Но по дороге в его замок... мы заблудились!
  Женщина коротко хохотнула, усаживаясь напротив гостей.
  - Ясно, что вы заблудились, непонятно, почему вы оказались у меня!
  - Это произошло случайно! - тяжело вздохнула Стефка.
  Но хозяйка лишь вздернула брови, насмешливо оглядев своих гостей.
  - Случайно ко мне не попасть!
  И тут соизволил подать голос Тибо: да ещё заговорил без обычных дурацких стишков и ужимок.
  - А почему мы не могли набрести на ваш дом случайно, - неприязненно спросил он,- что особенного в этом месте?
  Марго пренебрежительно взглянула на карлика.
  - Разве уродство даёт тебе право требовать у меня ответа на все вопросы?
  - Моё уродство, - жестко выговаривая слова, заявил оскорбленный Тибо, - дает мне кусок хлеба, и неплохой: красавцам, зачастую, такой не заработать! И я задал только один вопрос!
  - Всего-то! - хмыкнула дама. - Это мой лес, и сюда может зайти далеко не всякий, а вы каким образом отыскали дорогу?
  - Да не искали мы ничего, - со смаком облизывая жирные пальцы, заговорила умиротворенная Хельга, с обожанием глядя на столь искусную повариху. - Проснулись, а перед носом тропа, и так пахнет... вот мы и здесь!
  - Вот даже как, - посерьёзнела дама, - это меняет дело! Ладно, я всегда рада гостям, да ещё накануне праздника: располагайтесь, отдыхайте!
  - Мы бы хотели продолжить наш путь, - робко возразила Стефка, - не хотим вас стеснять!
  Но Марго так стремительно подскочила с места, что её гости вздрогнули от неожиданности.
  - Нет-нет, - молнией заметалась она по кухне, что-то неуловимо делая руками, - вы уже пришли к цели своего пути, коль нашли мой дом! Сейчас я согрею воды: вы отмоетесь, постираете свои вещи, отоспитесь, а дальше... дальше будет видно!
  И удивленные путники увидели неизвестно откуда взявшуюся лохань с парящейся водой, вокруг которой теснились разнокалиберные сосуды с маслом, мылом и ушаты с запасами кипятка. Резко запахло распаренными травами: засучившая рукава хозяйка щедро сыпала их горстями в лохань.
  - Раздевайся, милая девушка, - предложила она сбитой с толку Стефке, - да полезай в лохань! Ты уже месяц не мылась!
  Это было правдой, и нестерпимо зачесавшаяся кожа напомнила хозяйке об этом прискорбном факте. Графиня уже было взялась за шнурки блио, когда вспомнила о карлике.
  - Но здесь Тибо!
  - Он уже спит! - энергично возразила хозяйка.
  И под её нетерпеливым взглядом все шнурки и ленты развязались сами, пока изумленная Стефка оглядывалась на обычно неугомонного карлика. Но Тибо действительно спал прямо за столом, подложив руки под голову.
  - Давай, давай, милая! - поманила её Марго. - Полезай-ка сюда!
  Юная женщина, оставшись в одной рубахе, уже наступила на скамеечку, чтобы перекинуть ногу через высокий бортик, когда изумленно увидела, что полностью обнажена. Это ей смутно что-то напомнило, но пока она пыталась сообразить, что же именно, уже оказалась по самый подбородок в настое из резко пахнущих трав.
  Даже горячая вода в этом странном месте была необычная - вязкая, не согревающая и пощипывающая. От насыщенного запаха у Стефки резко заболели виски.
  - Мы помоем нашу красавицу, - между тем напевала Марго, крутясь волчком вокруг лохани, - мы её успокоим!
  Как будто сама по себе взбилась на голове мыльная пена, и вода полилась со всех сторон. Всё вращалось, дрожало и расплывалось в мерцающем разноцветными искрами мареве.
  - Будет, будет всем на диво, наша девушка красива! Мы натрем её маслами, кудри уберем цветами, звезды в косы ей вплетем, колокольчик серебристый для красавицы скуем!
   Ошеломленной Стефке показалось, что она сходит с ума. Ей чудилось, что эту песенку поют звонкими голосами двигающиеся сами по себе мочалки, мыло и кувшины с водой!
  Но вот вращающаяся вокруг неё кругами Марго замедлила ход и взяла в руки костяной почерневший от времени гребень.
  - Я сама причешу нашу гостью, - властно пояснила она неизвестно кому и опустила его в спутанную гриву мокрых волос.
  Стефка протестующее вскрикнула, но не от боли в корнях, а от чего-то тяжелого, давящего на виски с такой силой, что перед глазами завертелись красные круги.
  - Ты конечно же любила, - раздался шелестящий шепот над ухом, - но разве женщину можно назвать женщиной, если она не испытывала страсти к мужчине?
  Идеально расчесанными прядями струились из-под зубцов гребня волосы и, казалось, также струятся извлекаемые Марго мысли из головы гостьи.
  - Твой малыш погиб, в душе невыносимая обида! Дон Мигель - гордый, надменный, самодовольный испанец, кровавый и жестокий инквизитор: союз леопарда и голубки! Разве он способен понять, что это значит - летать?
  - Летать, летать, летать! - вдруг ликующе зазвенело и запело всё вокруг.
  - Марго, - робко подала голос Стефка, - ты ведьма?
  Раздался испуганный писк и кашель что-то по-прежнему жующей Хельги, но сама Марго даже бровью не шевельнула.
  - Ведьма, - спокойно согласилась она, - и что? Растет дерево, плывет облако по небу, журчит вода в роднике - это же тебя не поражает? Почему не могут существовать на земле ведьмы?
  Пока Стефка соображала, что ответить на такое обескураживающее заявление, запричитала ужаснувшаяся немка.
  - Ой, госпожа, отпустите нас! Мы бедные странники, с нас и взять-то нечего! Не ели уже несколько дней и не пили толком! Есть ведь другие, более толстые и вкусные!
  - Замолчи, дурочка, - презрительно фыркнула Марго, - не мешай разговаривать, а то превращу твоего ребенка в лягушку. И хватит есть, толстуха, не разродишься!
  Она звонко щелкнула пальцами, и стол перед горестно вздохнувшей Хельгой тотчас опустел.
  - Так как же, милая? - вновь обратилась хозяйка к гостье. - Что тебе сделали ведьмы, если ты нас не любишь?
  Стефка передернулась от охватывающего её в остывающей воде озноба, но всё-таки возразила:
  - Я ничего в этом не понимаю!
  - Так надо понимать! - отрезала Марго и вдруг с неимоверной силой толкнула лохань.
  Что произошло после этого, едва ли поддается описанию: лохань закрутилась по комнате, потоки грязной воды взмыли вверх и... исчезли! Несчастная Стефка вращалась как листок, попавший в водоворот, больно стукаясь о края угрожающе раскачивающейся посудины, пока не выскочила из неё. А потом водопад из чистой воды обрушился на завизжавшую от испуга молодую женщину и, обмахнув её мокрым ледяным хвостом, унесся как нашкодивший кот в приоткрытую дверь. Она же так и осталась стоять посереди комнаты, обнаженной и трясущейся от холода и страха.
  - За что наказал твой муж женщин в Страсбурге?
  Марго накинула ей на плечи кусок льняного полотна, и сразу же стало легче. Как-то неприятно чувствуешь себя без одежды перед лицом такого испытания!
  - Не знаю, - замялась Стефка, осторожно вытирая влажную кожу, - они вроде бы плясали голыми вокруг костра и призывали дьявола!
  Ведьма презрительно фыркнула, с горечью покачав головой.
  - Можно подумать, что для этого нужно плясать голыми. Какое невежество для столь ревностного католика да ещё несостоявшегося доминиканца! Кучка глупых неофиток... они сами не поняли, из-за чего попали в лапы инквизиции!
  - А разве эти женщины не были ведьмами? - всё более запутывалась во всех этих сложностях Стефка.
  У юной женщины было неприятное чувство, что её насильно вовлекают в дела ни в коей мере её не касающиеся. С другой стороны всё, о чем говорила Марго, вызывало в ней опасливое любопытство. Так человек, страшась и не желая попусту рисковать, всё же заглядывает в бездну.
  - Разве ныряющий в воду сразу же становится рыбой? Допустим, они призывали дьявола, но это всего лишь слова, не более. Князь тьмы не слуга, чтобы являться по первому же зову каких-то дурочек!
  - Зачем вы мне об этом говорите? - запротестовала Стефка. - Я не желаю ничего знать о слугах дьявола!
  Ведьма многозначительно покосилась на гостью.
  - Дорога открывается далеко не всем. Ты сюда попала накануне большого праздника, значит, наши дела касаются и тебя!
  - Какой праздник? - неожиданно поинтересовалась притихшая Хельга.
  - День всех святых! - любезно пояснила хозяйка.
  И пока Стефка и её служанка недоуменно переглядывались, Марго опять совершила трудноуловимые манипуляции: у неё в руках оказался небольшой глиняный горшочек с дымящимся и остро пахнущим содержимым.
  - В этот праздник, - продолжила говорить женщина, тщательно вымешивая его содержимое, - принято дарить подарки гостям. Чего бы вам хотелось больше всего?
  - Спасибо, - сдержанно поблагодарила Стефка, - не хотелось бы вас утруждать!
  - Это не составит мне труда, - заверила их Марго, поставив горшок на стол. - Так чего же вы желаете?
  - Еды на дорогу! - радостно оживилась Хельга.
  - Не шути такими вещами, - строго одернула её ведьма, - второго шанса возможно никогда не представится. Загадывай!
  Немка даже зарумянилась от радостного возбуждения, и прежде чем хозяйка успела её остановить, быстро выпалила совсем уж несуразное:
  - Замуж! Только чтобы муж был дворянином и не шпынял меня брюхом и всем остальным!
  Марго что-то быстро прошептала и, хлопнув ладонями, вытянула руку в сторону окна.
  - Сделано!
  Стефка недоверчиво взглянула на ведьму.
  - Дворянин женится на моей Хельге? Разве только уж совсем с ума сойдет или под страхом смертной казни!
  - Пожалуй, - безразлично хмыкнула та, - но её желание сбудется!
  - Преступник мне не нужен! - возмутилась немка.
  - Не привередничай! - одернула её Марго, и тут же обернулась к другой гостье. - А чего хочешь ты, разбитое сердечко?
  Стефка хотела было отказаться от помощи тёмных сил, но потом с робостью попросила:
  - Я хочу в Моравию, в Чёрный лес!
  - В Чёрный лес! - почему-то ликующе воскликнула Марго, и её темные глаза полыхнули огнем. - Именно в Чёрный лес!
  И юная женщина с противно замершим сердцем, поняла, что поспешила открыть рот.
  - Раз я выполнила ваши желания, - между тем победно улыбнулась ведьма, - то и вы должны выполнить моё... или желаете остаться в долгу?
  Сколько сказок в детстве выслушала Стефка, сидя у очага в людской около ласковой Гутки? Не счесть! И львиная доля из них была посвящена опасности договоров с нечистой силой. И надо же было так глупо попасться! Но в любом случае в долгу оставаться она не хотела: а вдруг потом ведьма попросит её новорожденного ребенка, как в сказке про злого гнома и умелую пряху?
  - Чего вы хотите?
  - Пустяк! Я хочу, чтобы ты побывала со мной у праздничного костра!
  Стефка облегченно перевела дыхание: она боялась, что ведьма потребует у неё бессмертную душу. Но похоже, душа её не особо интересовала.
  - Праздничный костер?
  - Да, - торопливо пояснила Марго, - в праздничную ночь мы с подругами разжигаем костер и греемся у его огня!
  - Танцуете голыми и призываете дьявола?
  Ведьма громко и снисходительно рассмеялась.
  - Вот уж нет! Там есть чем заняться и помимо этого бесполезного занятия. Впрочем, увидишь всё сама... если не захочешь остаться должницей!
  Стефка встретилась взглядом с круглыми от ужаса глазами Хельги, подумала, а потом обреченно кивнула головой.
  - Пусть будет так!
  Неизвестно, что произошло после этих слов, но только уютная светлая кухонька вдруг погрузилась в непроглядную темень, а потом внезапно полыхнул ярким пламенем огонь очага, осветив стоящую в непонятном отдалении Марго с горшком в руках.
  - Подойди ко мне, - позвала она, но её голос прозвучал как будто издалека, - иди... иди!
  И Стефка пошла, ступая неизвестно на что, потому что пола под ногами не ощущалось. Но сколько бы она не шагала, Марго почему-то не приближалась, находясь на прежнем расстоянии.
  Но вот что-то забрезжило вдали, похожее на отблеск огня, и ведьма странным образом оказалась за её спиной.
  - Дальше без меня! - приказала она, опрокинув ей на плечи горшок с резко пахнущим содержимым.
  Брезгливо стирающая с себя липкую жижу и совсем ошалевшая от происходящего Стефка ощутила, как странным огнем загорается тело, как будто наполняясь воздушными пузырьками. Похожее ощущение возникало, когда юная паненка ныряла в бьющие со дна ключи небольшой речки близ Лукаши. Только теперь вокруг неё шипела не вода, а воздух.
  Тут незримый коридор закончился, и она вылетела в бескрайний простор забрызганного звездами бархатного неба, залитого золотым лунным светом.
  - Лети, девочка, - послышался в голове голос Марго, - лети! Сегодня твоя ночь!
  И Стефка действительно полетела над спящей землей.
  Мелькали внизу похожие на щетку для волос леса, громады замков казались игрушечными, а реки - всего лишь серебряными ниточками. Сильный ветер пьянил, свистел в ушах и развевал пряди волос. Страх и неприятие происходящего исчезло бесследно: наоборот, было необычайно приятно ощущать воздушные потоки на горящем невыносимым огнем теле.
  А вот и океан. Посреди темных бескрайних вод с белыми барашками пены она увидела крохотный хрупкий силуэт корабля - утлой скорлупки человеческого бытия на груди вечности!
   Каким же прекрасным был мир! Очарованная его красотой Стефка ликующе расправила руки и засмеялась от счастья: ей хотелось, чтобы бесконечно длился полет! Она летит, летит, летит... лёгкая как пушинка и свободная как птица!
  Но тут что-то рвануло её вниз. Летунья недовольно опустила глаза и увидела большой раздуваемый ветром костер.
  Огонь манил молодую женщину: казалось, его языки приветливо машут, приглашая спуститься. Стефка опустилась к гостеприимному пламени. Радостно смеясь и подлетая ближе, а потом уносясь прочь, она стала играть с его лохматыми языками. Огонь приятно жёг и был живым! Счастливая Стефка летала вокруг него, весело ускользая из игривых жарких объятий, которые пытались поймать её за руку или ногу, а то и вовсе обхватить за талию. Захмелевшая от скорости, она хохотала во весь голос, впав в состояние восторженной эйфории.
  Как не была увлечена этой захватывающей игрой юная женщина, вскоре поняла: у костра она не одна. До неё доносился хохот, весёлый визг, рядом мелькали чьи-то тени. Все вместе они как будто сплетались в радостный хоровод, в котором в полной эйфории крутилась всё ближе и ближе подлетающая к пламени Стефка.
  - Какая смелая малышка: совсем не боится огня, - вдруг раздался прямо в голове спокойный, но заинтересованный голос, - я никогда не видел её раньше. Это неофитка?
  - Хозяин, хозяин, - испуганно зашелестели голоса вокруг, и даже пламя вдруг вытянулось почтительным столбом, перестав биться игривыми языками.
  Неведомая сила резко потянула Стефку к земле. Она опустилась на влажную траву, почувствовав раскаленными ступнями прохладу земли. Немного в отдалении на холме возвышался силуэт высокого мужчины в черном длинном плаще. Рядом стояла Марго в том же самом домашнем платье с передником. Эта парочка с интересом наблюдала за осторожно ступающей босыми ногами гостьей.
  - Зачем ты позвала к праздничному костру непосвященную, Марго? - удивленно спросил тот же голос.
  - Мне хотелось угодить вам, мессир! - засмеялась ведьма.
  - Угодить? Пожалуй... но почему ты решила, что я хочу её здесь видеть?
  И он обернул к Стефке аскетически худое лицо с изломанными густыми бровями над черными глазами.
  - Подойди сюда, милая!
  Стефке стало настолько страшно, что она едва ли осмеливалась дышать. Но властная сила, исходящая от незнакомца была непреодолимой, и она шагнула навстречу.
   Перед её взором вдруг предстала яркая картина: маленькой златокудрой девочкой в окружении подружек она в лесу собирает цветы. Видение сверкнуло яркими красками, и словно разбилось, жалобно зазвенев. Когда Стефка сделала второй шаг, то увидела приглашающего её на танец Ярослава. И опять всё исчезло со стеклянным звоном. Третий шаг пришёлся на поцелуи с доном Мигелем в лесу. Её второе венчание привиделось ей после на четвертого шага. На пятом шагу треснула и пропала брачная ночь. Шестой шаг... черный человек оказался настолько близко, что она увидела морщины на его высоком лбу.
  - Разве не вы, мессир, открыли ей дорогу? - между тем, поразилась Марго, наблюдая за неуверенно ступающей подопечной.
  Неизвестно, чтобы ответил этот страшный господин, но внезапно на поляне появилось ещё одно действующее лицо.
  - Это я, - громко заявил мужчина, - открыл донне Стефании проход!
  Над поляной внезапно повисла тишина: все присутствующие обернулись на голос. Изумленно обернулась и Стефка, тут же узнав ... сына барона де Ла Роша! Рауль де Сантрэ стоял посреди этого волшебного места всё в том же кожаном камзоле с полотняными рукавами, а на его бесцветных кудрях красовался бархатный берет с серебряным аграфом в виде сплетенных змей. Маловыразительное лицо молодого человека оглядывало окружающий диковинный мир со скучливым и даже брезгливым выражением.
  - Рауль?! - недовольно вскрикнули и Марго и незнакомец .- Зачем ты это сделал?
  Но молодой человек уже подошел вплотную к дрожащей от напряжения Стефке и накинул ей плащ на обнаженные плечи.
  - Хотелось посмотреть: примет ли её огонь? А к вашим делам эта женщина не имеет никакого отношения! Я привел её сюда, и она уйдет тоже вместе со мной!
  Его рука вцепилась в её ладонь, и от этого крепкого пожатия у Стефки померкло сознание. Она уже беспомощно повисла на руках Рауля, когда в последнем осмысленном проблеске сознания увидела сожалеющие глаза Марго и услышала её огорченный голос:
  - Мне жаль, девочка! Поверь, если бы я знала, что это Рауль прислала тебя к моему дому, то никогда бы не втянула в эту историю! Но в твоих мыслях не было ни одного воспоминания о нём!
  
  
   ДЕ ЛА ВЕРДА.
  Дон Мигель устал до предела.
  Казалось, отправив за беглянкой Гачека, он мог бы облегченно перевести дыхание, но вопреки здравому смыслу граф ночами напролет метался без сна по отведенным папскому посольству комнатам подворья, никому не давая покоя и сам себя доводя до изнеможения.
  Вот и в тот день они с епископом долго не укладывались спать, так и сяк рассуждая о своей нелегкой миссии.
  - Великий Герцог Запада, - брюзжал дон Мигель, вышагивая перед сидящим на кровати и смиренно перебирающим четки епископом, - в скромности ему не откажешь! Ведь должен абсолютно всем и вся его роскошь - шутовская позолота. И вместо того, чтобы заняться своей казной и укреплением герцогства, Карл с упрямством осла опять замыслил военную авантюру!
  - Наверное, надеется на помощь извне, - проскрипел простуженным голосом епископ, - планируя выдать свою дочь Марию за Максимилиана Габсбургского, он замахнулся на создание новой империи - конкурентки Священной Римской. Может, мы зря хлопочем об этом браке? Не получить ли после большой докуки!
  - Ерунда, - небрежно отмахнулся де ла Верда, - ничего у него не получится: гонору много, а политического чутья нет! Мне кажется, что гораздо больше стоит опасаться хитроумного лиса Людовика. Усиливая выгодным браком позиции Карла Смелого, мы лишь пытаемся создать противовес этому опытному интригану. Подумайте сами, король давно уже подкупил всех вчерашних друзей нашего герцога Бургундского. Мало того, сам не воюет, а натравливает на Карла швейцарцев, которых щедро подмазывает деньгами. Нет, папскому престолу выгоднее сейчас сохранять хотя бы шаткое, но равновесие, не давая усилиться ни одному из них.
  - У будущей герцогини хорошее приданное, - заметил, тайком зевающий епископ,- а вот зачем мы усиливаем Габсбургов, не совсем понятно: вряд ли они выиграют на следующих выборах в императоры.
  Дон Мигель осуществил очередной виток по тесной комнатке. Из него буквально перла беспокойная и нервная, не находящая выхода энергия
  - После столь удачного брака позиции этой династии усилятся, и тогда место императора, можно сказать, будет у них в кармане. Зато Габсбурги - верные католики и никогда не доставляли папе никаких хлопот в отличии ото всех остальных государей, - рассеянно заметил де ла Верда и подошел к окну. - Как же сегодня разбушевалась луна! Для этого времени года погода стоит на редкость хорошая... Завтра День всех святых: нужно отстоять мессу да помолиться за мою неразумную жену. Надеюсь, она сейчас в безопасном месте! Нет ничего опаснее, чем в такую ночь быть в пути: самый разгул нечистой силы!
  - Господь не оставит графиню! - перекрестился епископ.
  - Мне здорово не по себе, - признался дон Мигель, - места не нахожу! Мерещится всякая ерунда. Луна, что ли так действует?
  Епископ, как и многие священники в ту далекую эпоху, увлекался астрологией и в свободное от дипломатических трудов время составлял гороскопы интересующих его людей.
  - Звезды благосклонны к графине, предвещая ей долгую жизнь и многочисленное потомство!
  Не в пример современникам, граф к астрологии относился подозрительно и особенно звёздам не доверял.
  - Но на небе не написано, что именно я буду отцом этого потомства, - буркнул он. - Пока она лишь умудрилась потерять нашего первенца!
  Епископ недовольно поморщился: он не одобрял подобного скепсиса, но и искренне сочувствовал своему собеседнику.
  - Ах, сын мой, вы попали в нелегкую жизненную ситуацию. Мне нечем вас утешить, кроме как словами: крепитесь и мужайтесь! А тут ещё как на грех наша миссия застопорилась, и мы никак не увидимся с герцогом. Если бы не задержка в Конствальце! А теперь Карл занят сколачиванием новой армии и прослушиванием своей капеллы, как будто нет дел поважнее. Определенно с его отцом было проще договариваться!
  - Вы хорошо знали герцога Филиппа?
  - Имел такую честь, - вздохнул его преосвященство. - Умнейший политик, но у него была слабость к женскому полу, которой вы мгновенно воспользовались бы. А потом ведь ещё нужно поторопиться в Иль-де-Франс. Будет нелегко убедить Людовика, что вмешавшись в брачные планы герцога, святой престол ничего не имеет против самого короля.
  Дон Мигель досадливо дёрнул плечами, брезгливо сморщив нос.
  - Я уже встречался с королем в связи с другими поручениями его святейшества, и скажу вам, что с ним сложно иметь дело! Осталось неоднозначное впечатление от этого государя: у Людовика мораль простолюдина и ведет он себя соответственно. При чём вызывающе это подчеркивает: согласитесь, подобные манеры не вызывают у его баронов теплых чувств, поэтому вокруг короля и зреют бесконечные комплоты. Достаточно вспомнить, что происходило два года назад в Перроне!
  Граф угрюмо фыркнул.
  - Ведь Людовик лично инспирировал восстание против епископа Бурбонского, а когда его разоблачили, повёл себя не лучшим образом и при аресте, и при подписании соглашения. Теперь же король возжаждал реванша, объявив документ недействительным. Разве истинные государи так поступают? Нужно хотя бы самому научиться ценить своё слово, если хочешь добиться того же от подданных!
  Епископ во время обвинительной речи собеседника согласно покачивал головой.
  - Папа очень недоволен тем, как его величество поступил с кардиналом де Балю, - тяжело вздохнул он. - Несчастный до сих пор томится в клетке, где нельзя не лечь, не встать. Вам предстоит, сын мой, похлопотать перед королем за прелата!
  Но дона Мигеля мало трогала судьба кардинала. Хотел быть всех умнее? Ну и получил своё! Знать судьба у него такая - сидеть как дикий зверь в клетке.
  - А чего он ожидал? Из-за его предательства король вынужден был отдать своему братцу Карлу Французскому Шампань, а такие вещи не прощаются! И вообще, для этой семьи характерны заговоры против друг друга.
  - Да, - нехотя согласился Братичелли, - сам Людовик не раз выступал против своего отца, объединяясь с теми же герцогами бургундскими: и покойным Филиппом, и Карлом. Даже женился и то без разрешения отца! Карл VII был вынужден выслать его в Дофине без права появления при дворе. Злые языки поговаривают, что сын в отместку отравил венценосного батюшку! - старик огорченно причмокнул. - Непростая каша заваривается сейчас во Франции: очевидно Людовик решил окончательно добить Карла Смелого.
  Дон Мигель задумчиво потёр подбородок.
  - Не думаю, что это будет просто! У меня есть сведения, что на стороне Бургундии опять выступит английский король.
  - Значит, столетняя война имеет все шансы стать двухсотлетней!
  - Всё может быть, - с досадой вздохнул де ла Верда, вновь подходя к окну. - Не знаю, что со мной происходит, ваше преосвященство, но надо бы завтра приложиться к святым дарам. Эта луна вызывает у меня чувство настолько острой тревоги, что я не нахожу себе места! Дай волю, я прямо сейчас бы оседлал коня и без охраны и оружия помчался в Лотарингию.
  - Женщина в крови у мужчины, - философски заметил епископ, - поэтому наша святая церковь и требует целомудрия от своих служителей: не может с полной отдачей служить пастырь вере, если будет думать о жене и детях. Папа Григорий VII в своё время принял указ о целибате, потому что хорошо понимал это. Но вы - человек светский, глава славного рода. Разумеется, вам надо было жениться, но, по моему мнению, вы сделали неправильный выбор. Доверили бы это важное дело вашей матушке - высокочтимой донне Инесс. Она бы подобрала подходящую девушку из хорошей каталонской семьи. Графиня жила бы со свекровью в тиши родового замка, не обременяя ни вашу голову, ни душу.
  - Наверное, вы правы, - с горечью согласился де ла Верда. - Я пошёл на поводу у своего сердца и теперь уже поздно раскаиваться в содеянном: Бог соединил нас для доли лучшей или худшей, и я не буду роптать.
  - Уже слишком поздно, сын мой, - потянулся и открыто зевнул его преосвященство, - пороху мы с вами сегодня уже не изобретем: давайте спать!
   Де ла Верда нехотя согласился. Таким образом велись практически все беседы между ним и Братичелли: от Стефании к политике, от политики к Стефании. Кстати, сами собеседники порой не замечали, каким образом их речь перескакивает от одного к другому.
  Ночь прошла спокойно, но когда епископ ещё только собирался встать на утреннюю молитву, его побеспокоили. Братичелли и так в последнее время нездоровилось: болело горло, мучил кашель, и он часто с тоской думал, что такие нагрузки в его возрасте уже не по силам. То ли дело де ла Верда: тот мог по трое суток не спать, присутствуя на допросах инквизиции, составляя проекты договоров и отчёты, планируя интриги и разрабатывая хитроумные комбинации. Но в то утро, когда граф ворвался в спальню, епископ понял, что слишком уповал на его выносливость. Дон Мигель был в предельно взвинченном состоянии.
  - Всё, - заявил он прямо с порога, - я не могу больше ждать! Мне нужно срочно встретиться с герцогом, как бы он не увиливал от приема папских легатов. Со Стефанией случилось что-то неладное!
  - Пресвятая Дева! - испуганно перекрестился епископ.
  Он хорошо знал графа и понимал, что тот не будет паниковать без нужды.
  - Что произошло за те несколько часов, что мы не виделись? От ваганта прибыл гонец?
  Но де ла Верда только отрицательно качнул головой.
  - Мне приснился странный сон, ваше преосвященство, очень странный сон!
  - Сон, - удивленно протянул Братичелли, - но разве можно безоговорочно верить снам?
  - Таким можно! - мрачно уверил его дон Мигель, - я видел очень странное место, но почему-то сразу узнал его...
  - Место? Какое место?
  Собеседник измученно потер виски, и епископ с жалостью заметил, как осунулся и даже постарел за прошедшую ночь всегда энергичный и подтянутый граф.
  - Когда я учился на теологическом факультете Барселонского университета, мне попались в руки древнейшие манускрипты св. Сципциона Антиохийского - пустынника, жившего где-то в 3 веке. На моё счастье он изъяснялся на латыни. Так вот, святой описывал искушения, которым подвергал его нечистый, пытаясь отвратить от молитвы и покаяния. И самое сильное впечатление на св. Сципциона Антиохийского произвел некий костер человеческих страстей, который горит где-то далеко на краю земли и не погаснет до тех пор, пока люди способны грешить!
  - Обычные уловки сатаны, - перекрестившись, нахмурился епископ,- но почему вы рассказываете об этом, сын мой? Это каким-то образом касается вашей жены?
  - Я видел Стефанию, кружащейся вокруг удивительного пламени, и сразу же узнал его! Именно так описывал этот огонь св. Сципцион Антиохийский: искушающий, буйный, живой!
  Его преосвященство со священным трепетом относился к пустынничеству, но к своему стыду никогда не слышал о Сципционе Антиохийском, и в глубине души усомнился в его видениях. Не то чтобы он заподозрил св. отшельника во лжи: нет, конечно! Но мало ли что привидится человеку, питающемуся только сухой травой и каплями воды, да ещё в ночной пустыне среди опасностей и одиночества? Но делиться сомнениями с доном Мигелем мудрый Братичелли не стал и, живо прочитав очистительную молитву, благословил пасторским перстнем почтительно согнувшего голову графа.
  - Спешите, сын мой, спешите! Спасение христианской души вашей супруги стоит всего мира беспутных принцев и интриганов-королей!
  Однако, не смотря на благословение, де ла Верда всё же не поспешил на помощь супруге. Прежде всего - дело, а только потом - семья!
  В тот день Карл Бургундский выехал на охоту. Первый морозец сковал землю, и в воздухе вкусно запахло инеем, свежестью и чистотой. Обрадованная возможностью всласть побегать и полаять свора собак очертя голову носилась среди деревьев бело-рыжей гавкающей лавиной, путаясь под ногами коней и беззлобно ругающихся всадников. Трубили рога, кричали испуганные вороны, развевались разноцветные вуали дам...
  Короче, охота Великого герцога Запада была в самом разгаре.
  Где-то вдали в гуще терновника промелькнула рыжей искрой лисица, и вся герцогская свита стремглав кинулась за ней, радуясь простору и движению и не обращая внимания на призывы егерей подождать более крупного зверя.
  Но осторожно пробирающийся на скакуне по опавшей листве граф охотился на другую добычу. Ему нужен был скачущий во главе этого оголтелого воинства крупный краснолицый мужчина, неизвестно почему прозванный Карлом Смелым.
  Будучи сам потомком королей дон Мигель относился к высшей сеньоральной власти как к Божьему предопределению, и был далек от критики монархии в целом. Но ведь иногда Господь посылает и испытание подданным, взваливая на их плечи совершенно непригодных правителей. Достаточно, только вспомнить такие прозвища королей как Злой, Простоватый, Сварливый, Безумный - все они говорят сами за себя. Иногда придворные льстецы, правда, оказываются проворнее язвительных языков подданных и тогда рождаются всякие Бесстрашные, Мудрые, Красивые!
  Так случилось и с Карлом Смелым! Де ла Верда прозвал бы его Упрямым, Свирепым, Несговорчивым, Оголтелым... достаточно вспомнить несчастный Льеж! Впрочем, носил же его отнюдь не самый гуманный отец прозвище Доброго только за то, что пускал по любому поводу слезы умиления.
  Дон Мигель охотно признавал за Карлом и несомненные достоинства: ум, щедрость, благородство, неистовую любовь к войне. Однако времена короля Артура уже давно канули в лету. Сегодня от политика требовались другие умения - те самые, которых было в достатке у его противника Людовика XI: хитрость, изворотливость, умение просчитывать свои действия на три хода вперед. А в Карле было слишком много показного, претенциозного. Вот и сейчас герцог вырядился в шитый золотом и жемчугом сюркот, в бархатный с златотканой подкладкой упленд, а на его шляпероне красовался аграф с крупными рубинами. Зачем так одеваться, собираясь на охотиться на кабана, дон Мигель не понимал. Ладно бы Карл Смелый был таким же известным женолюбом как его отец: тогда ещё можно было объяснить этот неуместный блеск. Увы! Дон Мигель в отличие от епископа добродушием никогда не славился, к людям относился с подозрительной настороженностью и, как правило, очень редко ошибался, предполагая самое худшее.
  Так вот! Тенденцию бесконечно торчать в своей капелле, слушая пение юных мальчиков и предпочитать общество рыцарей дамскому, а так же подозрительную верность женам, при наличии всего одной дочери, де ла Верда объяснял весьма просто. На его взгляд, герцог был тайно снедаем порочным влечением к представителям своего пола. Хорошо, конечно, что он так искусно боролся со своими грехами, но сочувствия у дона Мигеля бургундец не вызывал.
  Граф относился к мужеложцам со спокойным и ледяным презрением, поставив их на одну доску с евреями и маврами. Но куда деваться, если для пользы дела нужно было общаться даже с вызывающими столь неприятные эмоции людьми? И дона Мигеля мало волновало, что возможно он ошибается. Лучше думать о человеке хуже, а потом с радостью понять, что был неправ, чем горько разочароваться в последствие.
  - Ваше высочество! Разрешите обратиться?
  Де ла Верда всё-таки дождался момента, когда свита герцога дала ему возможность приблизиться к бургундцу на расстояние слышимости голоса.
  Карл Смелый с заметным раздражением оглянулся на испанца, появившегося без приглашения на охоте, да ещё в неизменно черном как перья ворона наряде. Случайностью это объяснить было невозможно, значит, граф намеренно искал с ним встречи в неформальной обстановке.
  Герцог не знал даже, как отнестись к этому возмутительному своеволию одного из папских легатов: ему пока нечего было сказать его святейшеству о готовящейся войне.
  Да, он желал выдать единственную дочь замуж за Максимилиана Габсбурга, но только в расчете на имперскую корону для себя, а не за те малые уступки Фридриха, которые везли в своих бумагах послы папы. Карл считал их появление при дворе не более чем предлогом для вмешательства святейшего престола в его дела. И это сильно раздражало герцога: не успел он ещё выступить в поход, а ему уже начали совать палки в колеса все кому не лень!
  В бурлящем котле столкновений различных интересов, интриг и борьбы практически всех властительных персон Европы появление римских легатов ещё больше осложняло и запутывало дело, а оно и так напоминало первозданный хаос. Каждый тянул одеяло на себя: похоже, пытался урвать свой клок и папа!
  А тут ещё этот испанец с умными черными глазами, непонятно зачем попавший в свиту епископа.
  - Да? - надменно обернулся к нему герцог.
  Дон Мигель чуть ли не застенчиво улыбнулся.
  - Извините, что я отвлекаю вас от преследования зверя! Увы, обстоятельства складываются таким образом, что я лишен счастья и дальше пребывать при вашем блестящем дворе. Но у меня к вам дело от одного весьма высокопоставленного лица... дело тонкое и деликатное!
  Два последних сказанных почти шепотом слова, заставили Карла придержать рвущийся с губ отказ от беседы.
  - Чего же вы хотите?
  - Дело касается алмаза, украшающего ваш боевой шлем!
  Испанец подобрался к герцогу поближе, ловко протиснувшись сквозь неохотно расступающуюся охрану:
  - Я выполняю просьбу одной, не желающей себя называть особы королевской крови. Его величество поручил мне выяснить: правда ли, что это знаменитый алмаз Надир-шаха, которому приписывают магические свойства защищать его владельца от вражеского меча?
  Карл, не ожидающий такого поворота разговора, порядком удивился.
  - Правда! Но почему это заинтересовало неведомого мне монарха?
  - Моему доверителю также предлагают камень в 108 карат, уверяя, что это и есть тот самый алмаз!
  - Абсолютно исключено! Я отдал его ювелирам: после обработки алмаз стал, конечно, меньше, но зато приобрел 48 граней и представляет собой уникальное зрелище!
  Лицо де ла Верды выразило почтительное не то чтобы недоверие, а так... легкую тень сомнения.
  - Камень, предложенный моему доверителю, необыкновенно прекрасен!
  - Вы просто не видели мой, тогда бы не возникло никаких сомнений!
  Чёрные глаза собеседника посмотрели на герцога с таким выжидающим выражением, что тот вынужден был закончить свою речь приглашением:
  - Предлагаю вам после охоты посетить оружейную комнату, где хранятся мои доспехи, и вы увидите алмаз Надир-шаха.
  Дон Мигель тотчас растворился среди окружающих деревьев. Он всё-таки добился своего.
  Все знали, насколько огромное значение придает герцог алмазам. Его доспехи были почти сплошь усеяны бриллиантами различной величины, так как Карл был уверен, что их блеск заставляет врага испытывать страх и способствует победе. Дон Мигель кое-что знал о драгоценных камнях, да и в заветной шкатулке ещё не закончился янтарь и жемчуг, ну а остальное уже не представляло особых затруднений. Разглагольствуя о драгоценностях, перейти от бриллиантов к поручениям папы было задачкой для новичка, а де ла Верда таковым не был.
  Он ушел из оружейной комнаты с подробным списком претензий Карла Смелого к его сюзерену: теперь можно было торговаться и спорить по каждому пункту как с Людовиком, так и с герцогом до скончания веков. Появилась хоть какая-то надежда предотвратить кровопролитие.
  Папа получит возможность посредничества, а значит, солидно укрепит свои позиции в этом регионе, подорванные в свое время "Прагматической санкцией" Карла VII, запрещавшей действие папских декретов на территории Франции без одобрения короля.
  Дон Мигель проделал порученную работу со свойственной ему виртуозностью, и теперь можно было заняться домашними делами.
  
  
  ШАМПАНЬ.
  Стефка спала и вновь видела фантастический сон.
  В голубых искрах рассыпающихся звезд перед её взором появилась невероятно огромная кошка с ослепительно белой шерстью. Ластясь, она прижалась к её ноге, и молодая женщина уже привычно оседлала зверя. И они поскакали: сначала по пушистым молочным облакам, а потом по лугам с необыкновенно красивыми огненными цветами, тянущимися к ней похожими на языки пламени лепестками, затем взмыли в черное бархатное небо и звезды закрутились вокруг всадницы в сумасшедшем хороводе.
  Сон прервался на какой-то пронзительно восторженной ноте. А вот действительность оказалась чересчур далека от него: Стефка лежала в тряской повозке абсолютно без сил и с пересохшим от жажды ртом. Все её тело невыносимо ломило и жгло, и она почему-то не могла пошевелить ни рукой, ни ногой, и даже открыть глаза.
  Зато яростно спорящие над ней голоса не оставляли сомнений, что со снами покончено. Ругались Тибо и Хельга, да так, что служанка срывалась на визг.
  - Я тут не причем! - вопила она. - Сам задрых, и кто-то виноват!
  - Только из-за твоей прожорливости мы попали в эту переделку! Меня усыпили, но ты ведь не спала: что произошло? Почему хозяйка так страшно опалила себе кожу?
  - Это вышло случайно: госпожа упала в очаг!
  - Графиня не саламандра, чтобы окунувшись в огонь, выйти из него невредимой! Похоже, словно она долго жарилась на солнце!
  - Может, так оно и было!
  - Да ты что, последний разум проела? Ноябрь на дворе: откуда быть палящему солнцу? А волосы почему порыжели?
  - Что ты меня допрашиваешь, как судья! Откуда я знаю, почему госпожа рыжая? Одна моя знакомая рассказывала, что если мочить волосы в настоявшейся бычьей моче, то они приобретут рыжий отлив! Наверное, и донна...
  - Я тебя убью, толстуха! Только не надо мне рассказывать, что на обгоревшую графиню мочился три дня не облегчавшийся бык! Только такая тупая корова как ты способна придумать столь дикую историю!
  - Сам тупой... проморгал её светлость, а теперь злишься!
  - Я всю дорогу старался сделать всё, чтобы она как можно быстрее вернулась к мужу. Можно сказать, из шкуры лез, чтобы нас догнала погоня, а что теперь делать ума не приложу! Ну не показывать же её в таком виде графу? Как бы всем не пострадать. Надеюсь, что даже такая идиотка как ты понимает, что нам грозит: для инквизиции слова "невиновен" не существует!
  - Ах, я бедная, бедная: вечно на мою голову сыплются неприятности,- запричитала дурным голосом Хельга, - граф прикажет меня высечь! А у меня и так после кнута едва кожа затянулась!
  - Хватит ныть! Что у вас тут происходит?
  Стефка вздрогнула. Этот внезапно прогремевший голос был ей незнаком, но смутно казалось, что она его где-то слышала.
  - О, справедливый, добрый господин, - тотчас дурашливо запел шут, - куда мы едем, знает он один! И навевает скрип колес, интересующий нас всех вопрос: куда мы едем и зачем? И не нажить бы нам проблем!
  - Девица едет в Париж! А куда надо тебе, я не знаю, так что можешь идти на все четыре стороны!
  Но разве от Тибо можно было отделаться таким предложением: он его мудро пропустил мимо ушей.
  - В Париж? Так есть одна беда, нам незачем скакать туда!
  - Демуазель Иоланта ясно сказала моему отцу, что едет к Азенкурам.
  Стефка затаила дыхание от ужаса: так это был голос того самого Рауля, который открыл какой-то неведомый проход, если только ей не приснился и тот волшебный огонь, и белая кошка, и Марго!
  - Как бы нам не ошибиться, - с тяжелым вздохом заметил карлик, - и опять не заблудиться! Скоро месяц по пустому ищем мы дорогу к дому!
  - Если это всё, что ты можешь сказать, то лучше бы промолчал, глупый шут!
  Когда приближенные Стефки жаловались на надменность графа, они ещё не сталкивались с завораживающей спесью французского дворянина: ледяной голос Рауля де Сантрэ заставил вздрогнуть в ознобе даже горящую как в аду несчастную женщину.
  - Лучше расскажите, что произошло с вашей госпожой прошлой ночью?
  - Она упала в очаг!
  - Она обгорела на солнце!
  Завопили наперебой два голоса и понятно, что ни один из этих ответов не устроил шевалье.
  - Действительно, чем допрашивать дураков, лучше слушать карканье ворон! Чтобы упасть в очаг, нужно было откуда-то его взять посреди холма, а о солнце даже и говорить не хочется. Может, придумаете ещё какое-нибудь объяснение?
  - Мы ничего не знаем, - противным голосом затянула Хельга, - мы крепко спали, а когда проснулись, то увидели, что наша госпожа как огнем опаленная!
  - Почему хозяйка так загорела, не ваше и не наше дело! - огрызнулся карлик. - Спали очень крепко мы и даже не видели сны!
  - Тогда перестаньте орать, - зло посоветовал де Сантрэ. - Ваши вопли разносятся по всей округе, и на нашу повозку косятся люди! Не хватало только, чтобы кто-нибудь захотел сюда заглянуть и увидел демуазель Иоланту в таком виде!
  Стефка задумалась: а почему ей так плохо? Неужели она действительно упала в огонь, и вся бесовщина, что привиделась ей - это больной бред?
  Невыносимо хотелось пить, но как она не силилась, из пересохшей глотки не вырвалось даже стона.
  Немилосердная тряска на ухабах вызывала у Стефки боль во всем теле, но общая слабость помогала ей вновь и вновь впадать в полуобморочное состояние, где свистел в ушах ветер, и она неслась на спине белоснежного зверя куда-то в звездную бездну.
  Измученная до предела Стефка не знала, сколько времени прошло, прежде чем она смогла хотя бы пошевелить рукой, и лишь только потом ей стали подчиняться ноги. Речь появилась непосредственно перед тем, как вернулось зрение.
  - Хельга! - простонала юная женщина, с неимоверным трудом усаживаясь на своем скорбном ложе и пытаясь разомкнуть ресницы.
  - Наконец-то, ваша светлость! - обрадовано кинулась немка к госпоже.
  И Стефка открыла веки, как раз, чтобы увидеть, каким ужасом искажается лицо Хельги. Глаза немилосердно резало, и слёзы бежали по щекам, но всё же она приказала, преодолев недомогание:
  - Подай мне зеркало!
  Хельга, давясь слезами, вытащила из вещевого мешка маленькое зеркальце. Насторожившаяся в предчувствии неприятностей Стефка заглянула в серебряный овал и испуганно закричала. Это была не она! У женщины в зеркале была не белая кожа, а смуглая с бронзовым оттенком. Синие глаза стали отливать зеленью. А её главное богатство - золотистые волосы стали рыжими, больше напоминая языки пламени.
  Графиня расстроено оглянулась на своё окружение. Хельга выла, вытирая слезы передником, а угрюмо нахохлившийся Тибо стыдливо отвёл глаза от обнаженного тела госпожи.
  - Что же теперь делать?
  Вопрос был, как минимум, глупым. Что можно в таком случае сделать? Не смотреться в зеркало?
  - Давайте на время уповать, - тем не менее, вполне здраво рассудил Тибо, - и не надо страдать и вздыхать! Само по себе пройдет, как бы ни было худо, и прежним всё станет, ослом я пусть буду!
  Стефка задумалась, опустив зеркало. Вряд ли когда-нибудь всё станет прежним! Зато неподалеку находился человек, который мог ей многое объяснить.
  - Хельга, мне нужно одеться!
  Немка, недовольно бурча себе что-то под нос, покопалась в вещах и вытащила какое-то непонятное тряпье. Стефка увидела юбку из дешевого темного сукна и шерстяной корсаж, более подходящие для горожанки ниже среднего достатка, чем для высокородной дамы.
  - Откуда у нас это? - брезгливо поморщилась она. - И где де Сантрэ?
  Тибо и Хельга недоуменно переглянулись. Эту юбку и корсаж графиня сама себе выбрала, ещё будучи в Нанси, пояснив, что в пути нужно быть как можно менее заметной.
  - Едет рядом, - тихо ответила служанка, нервно сворачивая платье, - но ведь не голой же вы будете с ним разговаривать. Ваше старое платье... - она запнулась и, с трудом сглотнув, предложила, - наденьте хотя бы рубашку!
  - По мне так лучше остаться голой,- усмехнулась Стефка и выглянула из повозки.
  Возницей был один из людей де Сантрэ - это она поняла сразу, но где он сам?
  - Мессир Рауль!
  Молодой человек тотчас показался и пораженно замер при виде обнаженной женщины. Стефка только усмехнулась, заметив, как потемнели и сверкнули его обычно маловыразительные глаза. Вот так-то: даже мраморного мужчину может оживить обнаженная женщина! Но сама надобность в разговоре автоматически отпала: мужской взгляд ответил сразу же на все вопросы. И этот добивался её тела с тем, чтобы позабавившись, выбросить как гадливую кошку!
  - Нам нужно поговорить, - скрылась она за пологом, решив, что показала уже достаточно.
  - О чём угодно и сколько угодно, демуазель! Я только привяжу своего скакуна!
  - Вы слишком торопитесь, шевалье! Сначала нужно подобрать мне подходящее платье, иначе я не найду покоя, и из нашей беседы не выйдет ничего путного!
  - Желание дамы - закон для рыцаря!
  И этот поразительный Рауль, не говоря больше ни слова, направил своего коня в противоположном направлении и моментально исчез из вида.
  Стефания обернулась к угнетенно молчавшим слугам, и быстро приказала:
  - Остановите возницу! Нам нужно бежать!
  Тибо страдальчески сдвинул брови.
  - Донна, за красавицей нагой мужчина побежит любой! Чем неизвестно куда переться, лучше сначала одеться!
  Стефка мрачно фыркнула. Но карлик был прав.
  - Давай тряпье! - приказала она Хельге.
  - Донна, а как же мы... - заикнулась было та, но взглянув на лицо госпожи, прикусила язык.
  - Узнать бы не грех, как мы совершим сей побег! На козлах сидит далеко не слабак, шута он прикончит запросто так!
  Графиня не могла не согласиться с этими не лишенными здравого смысла доводами, хотя и одарила Тибо нелюбезным взглядом.
  - Скажи ему, что надо по нужде! Где ослики?
  - Привязаны к телеге!
  Стефка наморщила лоб, прикидывая, что можно сделать в данном случае: ситуация не представлялась ей безнадежной.
  - Всё просто, - пояснила она этим вечно недовольным нытикам, - во время остановки мы отвяжем осликов и сбросим вещи. А когда телега тронется, один за другим незаметно спрыгнем...
  По мере её, казалось, столь убедительного объяснения лица слуг вытягивались всё больше и больше. Особенно растерянной выглядела Хельга, но первым высказался все-таки по-дурацки хихикнувший Тибо:
  - Хельга наша ловка как корова, и прыгать с повозки готова снова и снова. Не голову сломит, так брюхом зацепится, она грациозна словно старая лестница!
  Можно только представить, в каком шоке находилась от перспективы прыжков с двигающейся повозки бедная немка, если она даже не нашла слов, чтобы достойно огрызнуться, а лишь жалобно взглянула на свою столь сильно изменившуюся госпожу.
  Сквозь владевший Стефкой злой кураж пробились угрызения совести. Действительно, беременной полной немке подобные курбеты были явно не по силам!
  - Что вы сами можете предложить? - раздраженно спросила она. - Только не надо смущенно пожимать плечами!
  Предупреждение оказалось своевременным: судя по всему, эти двое собирались поступить именно таким образом - раскритиковать её планы, а остальное их касалось мало.
  - Хельга могла бы не залазить в повозку сама, - наконец, нехотя процедил сквозь зубы Тибо, - а ловить по дороге отвязанного осла. Всё равно, громилу интересуете только вы, и ему глубоко наплевать, что делаем мы!
  Попытка не пытка!
  Всё прошло не так уж и плохо. Возница - хмурый мужчина внимательно проследил только за графиней. На галдящего свои очередные прибаутки шута он не бросил даже взгляда, а про Хельгу, казалось, вообще не вспомнил.
  Даже Стефка не выдержала и рассмеялась, когда увидела, как потешно мечется по дороге толстая немка, пытаясь поймать тотчас заартачившихся животных, а ведь ей ещё предстояло собирать потихоньку выкидываемые на дорогу вещи!
  Карлик выпрыгнул довольно ловко, воспользовавшись тем, что повозка затормозила на повороте. Теперь она оставалась одна.
  Стефка выглянула из-за полога повозки, внимательно осматривая дорогу. Хельга и Тибо уже превратились в крохотные фигурки на горизонте. Но даже издалека было заметно, что они по своему обыкновению ссорятся, без особого успеха пытаясь справиться с упрямыми осликами.
  Прошло довольно много времени, прежде чем на обочине показался подходящий куст. Перекрестившись и прочитав молитву пр. Деве графиня, подобрав юбки, спрыгнула с телеги. Прыжок не сказать, чтобы удался: болезненно заныла щиколотка. Ахнув от боли и прихрамывая, она поспешила спрятаться.
  - И как нам дальше быть, - угрюмо запричитал шут, когда они вновь собрались вместе, - и как уйти всем от погони, ведь де Сантрэ нас всё равно догонит!
  Действительно, обыскать окрестности и найти их маленький отряд для шевалье не составило бы особого труда. Но Стефка решила во чтобы то ни стало уйти от преследования. Ей было настолько не по себе от всех метаморфоз, которые случились в последнее время, что убежать от странного Рауля стало для неё делом первостепенной важности. А там хоть трава не расти: всё равно лучше, чем продать душу дьяволу!
  И вся троица углубилась в холмы прилегающей к дороге территории.
  - Я мал, я устал здесь плестись и стонать, мне трудно по склону быстро шагать, - сразу же запричитал шут, - любая дорога куда-то ведет, а нас лишь в ухабы, да в ямы несет!
  Однако выбравшаяся из осточертевшей повозки на белый свет юная женщина всей грудью дышала горьковатым запахом перепревшей листвы, простора и холодного осеннего ветра. Забравшись на самый высокий холм, она внимательно оглядела чужой и незнакомый мир.
  Куда не кинешь взгляд, расстилались сжатые порыжевшие поля, а вдали виднелись крытые соломой домики вилланов и причудливо изогнутая корявая вязь, потерявших листву виноградников. Невдалеке проступала из туманной дымки громада очередного замка!
  Стефка очарованно улыбнулась: пусть она - потерявшаяся странница, бредущая не зная куда, но мир вокруг был так прекрасен, светел и ярок!
  - Я молода, красива, здорова, и от чего же совсем недавно решила обречь себя на монастырскую жизнь? Подумаешь, один сеньор назвал меня ненасытной в страсти! А что плохого в ненасытности, если есть желание жить и любить?
  Налетевший стремительный ветерок обвил её объятием, раздув подол юбки и сдернув с головы капюшон накидки и улетел, оставив после себя только взъерошенные бурые листья под ногами.
  
  
  
  ДЕ ЛА ВЕРДА.
  Труа встретил графский отряд ежегодной осенней ярмаркой: город напоминал улей с растревоженными пчелами. Толпы радостно возбужденного народа заполняли его узкие улочки, везде теснились тележки, повозки, а то и просто груженные тюками люди.
   Гул колоколов, гомон голосов гармонично вливались в атмосферу всеобщего азарта, и только угрюмые испанцы не вписывались в этот деловой ажиотаж. Пробираясь сквозь толпу к таверне, в которой остановился Гачек, дон Мигель напряженно размышлял, какова общая обстановка в Шампани.
  Мысли не утешали.
  Оба сына покойного короля Карла отличались склонностью к интригам. Достаточно вспомнить юного Людовика: он потрепал немало нервов своему отцу, беспрестанно устраивая комплоты, и объединяясь для этого даже со злейшими врагами Капетингов. Но и младший член этого беспокойного семейства ничем не уступал старшему брату, постоянно интригуя теперь уже против самого Людовика.
  Карл Французский - молодой человек чуть больше двадцати лет, преследуя свои цели, выступал на стороне Карла Бургундского. Во время подписания печально знаменитых Перронских соглашений, он открыто предал свою династию, но зато получил в ленное владение Шампань.
  Дона Мигеля с души воротило при мысли о том, что придется обращаться за помощью к столь печально ославившемуся субъекту, но с другой стороны, ещё нужно было выяснить: имеет ли хоть какое-то отношение барон де Ла Рош к пропаже его супруги?
  Гачек облегченно вздохнул при виде сухощавой фигуры графа. Все эти дни он изо всех сил пытался узнать, что же могло произойти с графиней и её людьми на переправе. Однако после того как эта троица покинула паром, их больше никто не видел. И Славеку пришлось признать, что в одиночку ему не решить этой загадки: только дон Мигель с его связями и принадлежностью к элите европейской аристократии мог постучаться в двери любой цитадели. И в замке барона де Ла Рош, чьи грозные башни пугающе отражались в водах Сены, он будет принят как самый дорогой гость.
  - Де Ла Роши, - задумчиво протянул дон Мигель после того, как выслушал Гачека, - старейшая фамилия Шампани: выдвинулись ещё при Людовике Святом. Но собственно, это и всё, что мне о них известно. Вроде бы барона считают приверженцем французской короны, но его сына часто видят в отеле Карла Французского. Хотя... это ни о чем не говорит! Возможно, эти люди просто растеряны: многие дворяне Франции сейчас в сходном положении. Когда король и могущественный герцог сцепляются в смертельной схватке, даже самые далекие от политики люди поневоле становятся заговорщиками. Что же, начнем с самого начала!
  Оказывается де ла Верда обладал талантами не только в сыске еретиков.
  При взгляде на надменное и грозное лицо вельможи почему-то сами собой развязывались ранее молчавшие языки, и изумленный Гачек услышал робкое признание паромщика, что донна Стефания оказывается виделась с бароном. Правда де Ла Рош, обменявшись с женщиной несколькими фразами, умчался восвояси. Гачеку паромщик об этом даже не обмолвился!
  - Что они сказали друг другу? - продолжал допрос дон Мигель.
  Пожилой мужчина опасливо съежился под взглядом пронзительных черных глаз.
  - Его милость был недоволен дерзостью шута демуазель, - пояснил он, - всех слов я не разобрал, но она сказала барону, что направляется к своим родственникам в Париж.
  Гачек едва успел опустить глаза под насмешливым взглядом графа.
  - Клянусь всеми Святыми великомучениками, - испуганно открестился он, - кто бы ни были эти родственники, я к ним не имею никакого отношения!
   Удивительно, но дон Мигель вполне удовольствовался этим объяснением. И вообще, чем ближе Гачек узнавал графа, тем сильнее менялось его мнение об испанце. Оказывается, де ла Верда был вполне разумным человеком... если только дело не касалось еретиков и ведьм. Тут на блестящий ум дона Мигеля как будто набегало чёрное облако, и бесполезно было вступать с ним в хоть сколько-нибудь результативные дискуссии.
  Барона де Ла Роша к темным силам дон Мигель не причислял, поэтому разговор с ним провёл вполне лояльно.
  Хозяин принял почётного гостя в парадной зале замка, сплошь увешанной древними стягами и гербами практически всех дворянских родов графства, по всей видимости, находящихся в родстве с этим семейством. У дона Мигеля было время их тщательно изучить, прежде чем к ним вышел сам владелец замка.
  Предложив посетителям по бокалу подогретого вина, барон перешёл к делу:
   - Да, - не стал он отказываться, - я действительно встречался с юной девицей: её сопровождал дерзкий шут и толстуха служанка. Она представилась Иолантой Роан из Страсбурга - сиротой, ищущей покровительства у семейства Азенкуров в Париже.
  У дона Мигеля на мгновение округлились глаза. Однако для юного ангела, которого он в своё время вырвал из лап Генриха Моравского, это уже было чересчур!
  - Интересно, - буркнул граф себе под нос, - женщины появляются на свет уже с виртуозным умением лгать или этому их учат старшие наставницы наряду с рукоделием?
  Барон чуть хмыкнул, с любопытством посмотрев на мрачное лицо гостя. Де Ла Рош был о нём наслышан и теперь ломал голову, кем приходится испанцу потерявшаяся девица.
  - Вообще-то, - заметил он, - лгала не столько демуазель, сколько её злоязычный карлик.
  - Тибо, - задумчиво протянул дон Мигель, - с него станется!
  - Да, она его называла именно так, - охотно подтвердил барон. - Девушка выглядела измученной: я пожалел её и пригласил погостить в свой дом. Дело в том, что в ту пору сам собирался в Париж, и мне показалось естественным предложить демуазель место в отряде!
  Граф согласно кивнул головой: пока всё соответствовало рыцарскому кодексу. Одинокая благородная девица в затруднительном положении в чужой стране... Конечно, де Ла Рош не мог поступить иначе!
  - Но, - с сожалением развел руками барон, - они еле плелись по дороге на двух ослах! Дожидаться мне их было незачем, да и некогда, поэтому я пояснил дорогу и отправился восвояси.
  - Здесь невозможно заблудиться, - согласился дон Мигель. - И больше вы ничего о ней не слышали?
  - Нет, - пожал плечами хозяин дома, - хотя и посылал людей на поиски! Но девушка как сквозь землю провалилась!
  - Других путей нет?
  Собеседник слегка замялся.
  - Есть заброшенная дорога, ведущая на старую мельницу, но ей давно уже никто не пользуется. Но упершись в тупик, путники всё равно вернулись бы на тракт.
  Дон Мигель насторожился: неясное предчувствие беды стеснило грудь.
  - Там никто не живет?
  - Нет, с тех пор как умер старый мельник. Разве что пастухи с овцами иногда забредают или охотники. Уверяю, девушки там нет. Мой сын лично обследовал прилегающую к мельнице местность и вернулся ни с чем.
  - Ваш сын? - встрепенулся задумавшийся граф. - Мог бы я с ним поговорить?
  - Увы, - с сожалением развел руками барон, - Рауль уехал в Париж!
  Мысли де ла Верды приняли новый оборот.
  - В начале разговора, вы упоминали, что сами собирались в Париж?
  Де Ла Рош недовольно глянул на чересчур любопытного испанца.
  - Я передумал! - кратко пояснил он.
  В общем-то де ла Верде было понятно, что заставило барона остаться дома. Ему не хотелось выступать на стороне нового сюзерена против короля. С другой стороны, неизвестно, как дальше пойдет дело, и Карл Французский мог испортить жизнь непокорному вассалу. Вот де Ла Рош и решил: пусть на призыв герцога явится наследник, а сам он пока благоразумно отсидится в тиши родового замка.
  - А кем приходится вам девица Иоланта Роан? - наконец, поинтересовался барон. - Почему вы принимаете участие в её судьбе?
  - Родственница, - лаконично ответил дон Мигель.
  - Она сказала, что родом из Страсбурга?
  - Нет, - отрицательно качнул головой граф, - это измышления... но я не буду больше злоупотреблять вашим гостеприимством. Нам пора!
  Учтиво отказавшись от предложения погостить, дон Мигель и его спутник выехали за ворота замка.
  - Вы считаете, что барону можно верить? - полюбопытствовал Гачек, искоса взглянув на угрюмый профиль графа.
  - Почему бы и нет, - пожал плечами дон Мигель, - был момент, когда мне показалось, что он что-то скрывает, но мало ли какие тайны хранят в себе владения де Ла Рошей? Совсем не обязательно, что они связаны с моей женой.
  - И что же теперь делать? - растерялся Гачек.
  Дон Мигель тоскливо поморщился.
  - Все следы ведут в Париж! Туда Стефания направлялась, когда встретилась с де Ла Рошем, туда же подался и единственный, кто может о ней хоть что-то знать - Рауль де Сантрэ, - он глубоко вздохнул. - К тому же мне нужно встретиться с королем для обсуждения ряда очень важных вопросов. Вы же, мой друг, стремитесь в Сорбонну. Забавно, не правда ли, что всё сходится именно на этом городе? Так поспешим же туда!
  
  
  РАУЛЬ
  - Донна, человек не заблудившийся листок, чтобы нестись покорно ветру вперед и вперед, - не прекращал ныть Тибо, трясясь на спине ослика.
  Дорога под ногами у путников была настолько плохая, что думать было нечего ехать верхом. Мало того, приходилось то и дело подталкивать упрямую скотину, упирающуюся на каждом подъеме. Но ленивый шут так завывал и действовал графине на нервы, что устав от его причитаний, она усадила карлика в седло.
  Несмотря на все неприятности, Стефка чувствовала себя на редкость хорошо. Нельзя сказать, чтобы она была счастлива: скорее находилась в состоянии душевного подъема. Молодую женщину мало смущало, что они находятся в чужой стране, где вот-вот начнется война, и она даже приблизительно не знает, что делать. Нет денег, еды, крова над головой, и вот-вот выпадет снег, а у неё на руках ещё вдобавок двое беспомощных слуг - ну и что? Зато Стефании так легко дышалось среди безлюдных осенних холмов, и на душе царил уже давно забытый покой. Она непонятным ей самой способом выкинула из головы все неприятности последних месяцев, и теперь шагала по прихваченной инеем земле широко и свободно, особо не чувствуя ни голода, ни холода.
  Зато их хорошо ощущали её спутники.
  - Донна, опомнитесь, ведь голод - не пирог на блюде, и мы не ангелы, а лишь простые люди! Нам кушать хочется и спать, мы не хотим подобно луже от мороза замерзать! - как всегда завывал Тибо.
  Хельга тоже не скупилась на горестное ворчание.
  - Мое брюхо не пруд, а там какой день уже лягушки квакают. И от спанья на холодной земле поясница разламывается, чирьи на заду вылезли!
  Стефка слабо улыбнулась: чувство удивительной свободы несло её как будто само по себе вперед, словно она превратилась в ветер.
  - Потерпите, рано или поздно набредем на какую-нибудь деревню. Главное, что ушли от этого странного Рауля!
  Поначалу с этим были согласны все, но когда на третий день, тесно прижавшиеся друг к другу путники проснулись оттого, что где-то рядом завывали волки, мнение слуг резко изменилось.
  - Сантрэ, конечно, парень странноватый, но видно по всему, он - шевалье богатый! И может нас он досыта кормить, не нужно только удирая, на бездорожье ноги бить!
  - Мессир Рауль нам давал мясо и вино, - жалобно вторила ему Хельга, - пусть бы уж сначала приехали в какой-нибудь город, а потом сбежали... к ближайшему постоялому двору!
  - У нас слишком мало денег, чтобы останавливаться где-то надолго, - терпеливо пояснила графиня двум бестолочам истинное положение дел, - а за ночевку под деревом денег не берут!
  - Да уж, - буркнул Тибо, - деревья денег не берут, зато бесплатно волки нас сожрут!
  Стефка только снисходительно фыркнула на их попреки. Всё равно рано или поздно они должны были набрести на какое-нибудь жилье, и хотя бы выяснить, где находятся.
  Но прежде, чем появилась на горизонте долгожданная деревня, путь преградила очередная река.
  - Уже чересчур холодная водица, - угрюмо вгляделся в свинцовые волны шут, - на переправе можно утопиться, иль заболеть! Потом увешавшись соплями нам всем чихать, гореть в жару и в лихорадке злой дрожать. Умрет Тибо во цвете лет, святей и мученика нет!
  Но юная женщина с заметной прохладцей отнеслась к этим крикам отчаяния, а вот сам факт наличия большого количества воды её заинтересовал куда больше. Дело в том, что воду они добывали из очень ненадежных источников: скудные, прихваченные льдом роднички, сомнительного происхождения ручьи, даже просто иней. Понятно, что в таких условиях было очень тяжело делать то, без чего нормальная женщина существовать не может. Холода Стефка не боялась: обожженная кожа по-прежнему приятно горела. И когда унылая прислуга разбрелась по берегу в поисках коряг для растопки костра, она разыскала небольшую укромную заводь, отгороженную ветвями раскидистого куста. Несмотря на пронзительный ветерок, молодая женщина задрала повыше юбку, нагнулась к воде, зачерпнула полные пригоршни...
  Мужчины по своей сути обладают немалым количеством неприятных особенностей. Не будем тут говорить об их дурацких привычках чесать живот после обеда или опиваться пивом и нести никого не интересующую чушь - ладно, с этим ещё можно примириться! Но вот с феноменальной способностью появляться каждый раз в неурочный час и не к месту ничего поделать невозможно. Наверное, стоило Еве где-нибудь присесть за кустом, как тут же появлялся Адам с дурацким: 'А я тебя ищу-ищу!".
  Отражение в реке кого-то стоящего за спиной, Стефка увидела в тот миг, когда задрала подол выше некуда. От неожиданности она дернулась, ноги беспомощно заскользили по мокрому песку, и женщина непременно упала, если бы не подхватившие её сзади мужские руки.
  Испуганно и возмущенно взвизгнув, графиня резко обернулась и тут же обреченно расслабилась, столкнувшись взглядом с Раулем де Сантре. Его серые, обычно почти бесцветные глаза сейчас сияли голубыми насмешливыми искрами. Покрасневшая от смущения Стефания пронзила бесстыдника негодующим взором.
  - Шевалье?!
  - Я привез вам платье... по своему вкусу, как вы и просили!
  И она растерянно замерла, не зная, что дальше делать с такой напастью. Если Рауль ставил перед собой цель понравиться ей, то явно выбрал неудачный момент: женщины менее всего склонны затевать амурные игры, когда их застают при совершении интимного туалета. На смену растерянности пришёл гнев.
   - Я вас не понимаю, де Сантрэ! Почему вы с таким упорством преследуете меня? - зашипела Стефка, нервно поправляя подолы своих юбок. - Неужели неясно: вам здесь не рады!
  Но смутить этого человека было делом невозможным.
  - Не рады? - с подчеркнутым сомнением приподнял он брови. - Но тогда как выглядит радость?
  И он небрежным движением подбородка кивнул на кого-то за её спиной. Стефка раздраженно оглянулась и... покорилась судьбе.
  Тибо и Хельга смотрели на француза с таким выражением лица, как будто перед ними, по меньшей мере, распахнулись двери рая. Мало того, чёртов шут даже облизывался, словно вместо де Сантрэ видел жаркое, да и Хельга заглядывала французу в глаза с таким умилением, которое можно увидеть только на мордочке приблудной собаки.
  Стефка тяжело вздохнула. Радостное возбуждение последних дней исчезло без следа.
  - У вас не найдется какой-нибудь еды для моих людей?
  - Конечно.
  Одно только наличие этого человека уже делало её несчастной: всё в нем было тягостным и неприятным!
  - Простите, что так долго не мог вас разыскать, - между тем учтиво раскланялся де Сантрэ, - но трудно найти человека, когда даже приблизительно не знаешь, в какую сторону он подался. Но хотя бы сегодня вы сможете мне поведать: какова цель вашего путешествия?
  - Париж!
  Уж если и лгать, то нужно придерживаться одной версии.
  Де Сантрэ пожал плечами и дал знак слугам следовать за ними.
  - Странную вы выбрали дорогу, - заметил он, приторачивая к седлу тюк с её пожитками, - ещё немного, и увидели бы стены Орлеана!
  Название "Орлеан" ни о чем не говорило нашей путешественнице, но по тону шевалье она поняла, что забрела куда-то не туда.
  Рауль подсадил её в седло. Впрочем, оказалось, что ехать недалеко. Прямо за ближайшей излучиной реки находилась переправа, и на другой стороне беглецов ждала знакомая повозка.
  - Как же вы нас нашли? - вяло поинтересовалась Стефка.
  - Вы позвали, я услышал!
  Кто его звал, кого он услышал? Как у этого человека можно вообще хоть что-нибудь понять? Много дала бы графиня, чтобы избавиться навсегда, но де Сантрэ прилип к ней как зараза, как особо цепляющийся репей!
  Стефка залезла в повозку с таким же энтузиазмом, с каким заходят в камеру осужденные. Зато надо было видеть с каким возбужденным видом, клацая зубами и трясясь от нетерпения, накинулись Хельга и Тибо на корзину с едой, торопливо разрывая руками жареных кур и лепешки с сыром. Несколько минут только и слышалось удовлетворенное чавканье да хруст костей.
  Повозка закачалась на ухабах, а несчастная юная женщина отвернулась от своих оголодавших слуг, с тоской наблюдая, как вьется остающаяся позади дорога. Есть не хотелось: ей вообще ничего не хотелось!
  У Хельги первой проснулась совесть, и она изо всех сил толкнула шута в бок. Тибо поперхнулся куриным крылышком и возмущенно воззрился на немку.
  - Что, толстуха, бодаешься как корова, хочешь шута обидеть снова?
  - Госпожа ничего не ест!
  Тибо поначалу лишь пожал плечами, но видимо чувство долга взяло верх над голодом, а может он просто уже насытился: карлик после недолгого раздумья неохотно протянул графине куриную ножку.
  - Ваша светлость!
  Не успела Стефка среагировать на предложение, как полы полога распахнулись, и вовнутрь повозки заглянул Рауль.
  - Оставьте в покое демуазель Иоланту, - жёстко приказал он,- она не будет есть мясо!
  Это странное заявление возмутило графиню.
  - Почему я не буду есть мясо? - презрительно удивилась она и протянула руку за куском.
  Насторожившийся Тибо неохотно передал хозяйке курицу. Стефка хотела сразу же упрямо засунуть её в рот, но неожиданно в ноздри ударил неприятный запах. Она удивленно принюхалась: вроде бы пахло обычной курицей, румяная корочка аппетитно золотилась, и всё же... изнутри поднялась волна необъяснимой тошноты, заставившая женщину брезгливо откинуть от себя жареную птицу.
  Стефке не захотелось разбираться с этой странностью: она ожесточенно вытерла руки об юбку и, свернувшись клубком, устало сомкнула ресницы. Странное безразличие вдруг охватило душу юной пленницы. Беда настигла её, и страшна была именно тем, что непонятно в чём состояла.
  
  
  МОРОК.
  На ночь спутники остановились на привал среди скрывшихся в ранней тьме холмов. Ярко горел костер, дымилась паром кипящая похлебка, и в небе загадочно мерцали по-осеннему крупные звезды.
  Тибо и Хельга оживленно хлопотали над ужином. Казалось, эту пару вообще невозможно насытить, и повод взять в руки ложки приводил их в ликующее состояние. А тут ещё де Сантрэ принёс кролика, и теперь рагу из этого зверька благоухало на всю округу.
  К сожалению Стефка не могла разделить всеобщей радости по поводу предстоящего сытного ужина: стоило рагу закипеть, как её вновь замутило. Пришлось несчастной женщине отойти от огня подальше и, присев на торчащий из земли валун, обхватить ноющий от голода и тошноты живот.
  Вот именно этот момент и выбрал Рауль для начала ухаживаний.
  Деликатно остановившись рядом, он протянул ей морковку. Наученная горьким опытом Стефка сначала подозрительно её обнюхала, и лишь потом обреченно вонзила зубы в хрустящую мякоть. Неожиданно морковь пришлась ей по вкусу, и она быстро с ней расправилась, осознав, насколько оголодала за эти дни.
  - Ещё есть?
  Мужчина дал ей пару яблок. Обглодав их до огрызков, Стефка чуть воспрянула духом.
  - Я теперь буду питаться только травой, как кролик? - сухо осведомилась она.
  - Нет, демуазель, - улыбнулся Рауль, - но есть убитых животных едва ли полезно для здоровья. Голод можно легко удовлетворить и более полезной пищей: хлеб, молоко, овощи, фрукты.
  - Рыба? - недоверчиво хмыкнула женщина.
  Его преосвященство как-то рассказывал юной графине, что первые христиане не ели мяса, обходясь только рыбой. Де Сантрэ не казался святошей, но кто разберет, какие причуды в его голове? Только вот почему противником мяса является он, а тошнит её?
  Но Рауль отринул и рыбу.
  - Нет, демуазель, лучше не есть и рыбы. Растения содержат в себе всё, что необходимо человеку. В крайнем случае можно пить молоко.
  Стефка порядком устала от его странностей.
  - Можете даже щипать травку как какая-нибудь лошадь, - встала она с места и смерила нелюбезным взглядом нежеланного спутника, - мне всё равно! Но причем здесь я?
  Рауль даже не шевельнулся в ответ.
  - Вы теперь будете делать всё, как я считаю нужным!
  Графиня нервно рассмеялась. Что же, пора перестать себя обманывать.
  Вот дон Мигель всю жизнь охотился за нечистой силой: отлавливал ведьм, рассуждал о демонизме и богопопустительстве, но ни разу не пояснил жене, а что делать, когда нечисть встает поперёк твоей дороги?
  Правда, была в её жизни ещё одна непримиримая противница колдовства. Бабка Анелька строго наказывала внучке:
  - При виде нечистого три раза перекрестись, а потом изо всех сил плюнь в его поганую рожу, прямо в бесовские глаза! И вновь перекрестись: чёрт сразу сгинет.
  С сомнением оглядев бледное с точеными чертами лицо шевалье, Стефка неловко поежилась. Элегантный и аккуратный Рауль, несмотря на дни, проведенные в пути, выглядел неправдоподобным чистюлей, и как плюнуть ему в глаза? У неё моментально пересохло во рту при одной мысли о подобной выходке, но молодая женщина строго одернула себя и упрекнула за малодушие.
  Решительно вздёрнув руку, она троекратно осенила себя крестным знамением в тайной надежде, что этого окажется достаточно и нечистый исчезнет. Увы, Рауль остался на месте. С замершим сердцем Стефка три раза перекрестила теперь уже его. Толку было чуть: даже ветерок не шевельнулся. Сам же де Сантрэ с видимым интересом наблюдал за её манипуляциями. Что же... с трудом поднакопив во рту побольше слюны, женщина ожесточенно плюнула, целясь в глаза.
  Судя по тому, с какой поспешностью Рауль вытер платком лицо, она всё-таки куда-то попала, однако треклятый оборотень не пропал.
  - Если вы, демуазель, хотите сделать ещё нечто столь же радикальное, я не буду вас лишать удовольствия! Может вас интересует: нет ли у меня хвоста, рогов или копыт? Хотите сниму штаны или шляпу?
  Этот чёртов Рауль ещё и издевался над ней.
  - Хочу, чтобы вы исчезли, шевалье, - хмуро буркнула Стефка, - и готова ради этого пойти на всё: не только плюнуть вам в лицо!
  - Но я не исчезну, - отрицательно качнул головой Рауль. - У меня есть более устраивающее нас обоих предложение.
  - Неужели?
  Де Сантрэ жестом предложил ей вновь сесть на камень, галантно подстелив для дамы полу своего плаща и соответственно пристроившись рядом.
  - Посмотрите, демуазель Иоланта, какая прекрасная ночь сегодня, - его рука недвусмысленно обвилась вокруг её талии, - просто на редкость крупные звезды!
  Все мужчины одинаковы: у них просто не хватает мозгов придумать что-то новое. Вот и де ла Верда когда-то уверял юную жену в своей любви, призывая в свидетели звёзды. А она была такой дурочкой, что развесив уши, внимала его лжи. Нет, второй раз с ней такое не пройдет!
  - Почему вы называете меня демуазель Иолантой? - графиня холодно отстранилась от льнущего к ней мужчины. - Разве вы не знаете моего настоящего имени?
  Де Сантрэ только вздохнул, осторожно обвив руками враждебно напрягшиеся плечи собеседницы.
  - Имя - это только звук. Важный звук, но не более того. Какая разница, как нас зовут, если вокруг ночь... и нам так хорошо вдвоем!
  Его голос щекотал ей висок тёплым дыханием, и Стефка отчетливо осознала, что следующим шагом её нового соблазнителя будет поцелуй. 'Интересно, - мелькнуло у неё в голове, - если Рауль ведет себя как обыкновенный волокита, то может здесь помогут обычные средства, а не плевки и крестные знамения?'
  Женщина резко отстранилась от настойчивого кавалера.
  - Я сейчас, - смущенно пояснила она, - мне... надо.
  Рауль намек понял правильно.
  - Не задерживайтесь, - мягко попросил он.
  - Вы не успеете соскучиться.
  Дубину подходящих размеров найти оказалось непросто: всё что валялось поблизости подобрали для разжигания костра Тибо и Хельга. Но после тщательных поисков ей все-таки удалось найти более менее подходящую палку. Убедившись в её крепости, Стефка вернулась.
  - Вот, - пригрозила она своим оружием, - попробуйте ещё раз пристать ко мне: я смогу защитить свою честь!
  Похоже, подобного де Сантрэ не ожидал. По крайней мере, он озадаченно смотрел на потрясающую палкой разъяренную женщину.
  - Но...
  - Мне плевать на силы ада за вашей спиной, и травой вы меня заставите питаться или мясом, - свирепо сверкнула глазами Стефка, - но если ещё раз осмелитесь ко мне прикоснуться...
  Рауль встал с места и покорно удалился вглубь темных холмов. Графиня с неожиданным разочарованием проводила глазами удаляющуюся спину: надо же, как он быстро уступил!
  Ворочаясь без сна между Хельгой и Тибо, Стефка напряженно прислушивалась к звукам снаружи. Её почему-то волновало долгое отсутствие де Сантрэ. Однако фыркали лошади, потрескивали угли догорающей жаровни, сопели спящие слуги, и больше ничего не тревожило ночной тишины. Рауль же как будто растворился среди окружающей тьмы.
  Утро принесло первый за долгое время солнечный денек, морозец и радостные взвизги шута и служанки при виде укрытой холстинкой корзинки.
  Но прежде чем Стефка успела окончательно проснуться, радость слуг сменилась разочарованным вздохом.
  - Наверное, это для вас, госпожа!
  Неуверенный голос Хельги заставил графиню взглянуть на содержимое корзинки, и она замерла от удивления, сменившегося невольной восхищенной улыбкой.
  Да и было отчего оттаять её, казалось бы, ожесточившемуся сердцу.
  Плоская корзина была заполнена цветами - нежные стебельки ландышей с хрупкими белоснежными колокольчиками соцветий! В холодном солнечном воздухе осеннего утра тонкий аромат весенних цветов казался чарующе сильным.
  Даже Хельга и Тибо и то благоговейно замерли, вдыхая в себя непривычный запах.
  - Пресвятая дева, - растрогано ахнула Стефка, прижимая к лицу душистые соцветия, - как в Черном лесу, как дома!
  И невольные слезы потекли по её щекам, когда перед внутренним взором предстали милые сердцу картины полян родного леса и черный силуэт старой сторожевой башни, её поросшие мхом и лишайником стены.
  - Ландыши, весна...
  - Но сейчас осень, ваша светлость!
  Голос Тибо привел её в чувство, заставив изумленно отпрянуть от цветов. Действительно, откуда Рауль взял ландыши накануне зимы? Опять колдовство?
  Стефка побледнела, в ужасе глядя на зеленые стебельки, но они выглядели настолько реальными: с комочками земли, с травинками и чуть помятыми листьями.
  - Здесь что-то есть ещё.
  И Хельга вытащила из корзины маленькую резную шкатулку. Графиня подозрительно оглядела изукрашенную непонятными символами крышку, и лишь потом осторожно открыла, на мгновенье даже отпрянув от чересчур пронзительного света.
  На белом бархате подкладки красовалась золотая брошь в виде ландыша, цветки которого представляли собой искусно ограненные алмазы.
  - Красота-то какая! - ахнули Тибо и Хельга в один голос.
  - Такую вещь если продать, то много полновесных денег можно взять! - заинтересованно добавил карлик, прикидывая стоимость украшения.
  Это действительно было очень красиво, но Стефка, полюбовавшись на тонкую работу, все-таки перевела взгляд на настоящие ландыши: она так соскучилась по цветам, что вновь взяла в руки эту живую нежность.
  - Красиво, ничего не скажу, - пробормотал шут, безрезультатно обшаривая повозку в поисках пищи, - но на хлеб я это не положу!
  Уныло пожевав остатки вчерашних лепешек, они вновь пустили в путь. Рауль так и не появился.
  Весь день, трясясь на ухабах плохой дороги, Стефка с ностальгией рассматривала подарок, то и дело опуская нос в ландыши и жадно вдыхая аромат. К вечеру, как и следовало ожидать, нежные соцветия завяли, скукожились и перестали источать чарующий запах.
   'Похоже они все-таки настоящие, - удивилась женщина, - может, во Франции ландыши цветут и осенью?'
  Цветы немного изменили отношение Стефки к Раулю: не то чтобы он ей вдруг понравился, но хотя бы перестал невыносимо раздражать.
  Когда на закате всадник вновь появился возле повозки, обрадовались не только голодные слуги, оживилась и графиня. К ленчику седла шевалье были приторочены несколько птиц, которые он небрежным жестом бросил Хельге.
  С радостным кудахтаньем немка и шут кинулись ощипывать перья, предвкушая как на стоянке будут варить вкусную похлебку.
  Стефка недоуменно следила за движениями ловких рук. На кухне родного замка она часто наблюдала за этой процедурой, и никаких чувств это не вызывало. Но сегодня запекшаяся кровь на тушках, свалявшиеся перья, да ещё тошнота и горечь во рту вылились в сильнейшее неприятие происходящего.
  - Шевалье, меня укачивает, не могли бы вы...
  Де Сантрэ помог ей вылезти из повозки, а потом, ловко ухватив за талию, подсадил себе в седло.
  К вечеру вновь подморозило, за горизонт опускалось кроваво-пурпурное солнце, окрашивающее и без того по-осеннему унылый мир мрачными багровыми красками. Стефка зябко куталась в свой видавший виды плащ, и невольно в поисках тепла прижималась к груди всадника.
  Рауль источал тепло, уверенность и от него на редкость приятно пахло. И еще, он почему-то не носил лат!
  - Во Франции ландыши цветут даже поздней осенью? - наконец отважилась она спросить.
  - Нет, - спокойно ответил Рауль, - это весенние цветы.
  - Но вокруг нас осень!
  - Судя по всему, именно так.
  - Тогда откуда же цветы?
  - Из весеннего леса.
  Стефка нахмурилась. Уж не издевается ли над ней де Сантрэ? Изменить ход времен не под силу даже колдунам. Однако тот был на редкость серьезен.
  - Если у человека на душе весна, то не так уж и сложно побывать в весеннем лесу,- пояснил он. - Не важно, что мы конкретно видим, важно, как мы воспринимаем увиденное: если перед тобой прекрасная девушка, которой ты подарил свое сердце, то чего стоит букет ландышей поздней осенью? Сущая безделица! Я готов ради вас даже гасить и зажигать звезды!
  Слушать такие вещи всегда приятно, даже когда осознаешь их полную абсурдность. И вообще, если бы все мужчины исполняли свои обещания, то небо давным-давно превратилось в черную пустую дыру. Красавицы бы хвастались друг перед другом не украшениями, а количеством подаренных звезд. Тем не менее, эта в лучших традициях модной тогда куртуазности речь так и не поясняла, откуда взялись цветы.
  - Подобные слова мне льстят, - хмуро заметила женщина, - но вы не могли бы дать более доступные моему разумению объяснения?
  Рауль не стал придумывать отговорок, но и не разбежался с понятным ответом.
  - Время, - заявил он, - относительная субстанция. Когда я с вами, оно летит быстрее стрелы, когда в разлуке - тащится как улитка. Но в любом случае ничто не может помешать человеку попасть в желаемое место.
  Стефка озадаченно наморщила лоб, пытаясь хоть что-то понять.
  - Желаемое место?
  - Именно, - с готовностью подтвердил собеседник, - достаточно просто закрыть глаза, и представить его в деталях, как оно оживет перед вашими глазами.
  Недоверчивое молчание женщины было красноречивее любых возражений.
  - Хотите попробовать? - тогда предложил Рауль. - Где бы вы хотели очутиться?
  Стефка скептически хмыкнула.
  - Есть такое место!
  - Тогда закройте глаза и постарайтесь вспомнить его в самых мельчайших деталях, как будто видите воочию.
  Почему бы и нет? Черный лес всегда приятно вспоминать.
  Невысокий берег речушки, поросший травой и осокой, песчаная отмель, пронизанная солнечными лучами до самого дна, старая ива, свесившая тонкие ветви до отражающей синее небо воды - мир её детства, насыщенный запахами прогретой солнцем земли, мяты и полыни.
  Чем дальше углублялась в свои воспоминания Стефка, тем более реальными они становились. Она даже ощутила тепло солнечных лучей на своем лице, упругость травы под ногами, услышала, как звенит насекомыми знойный воздух июня.
  - Получилось?
  Голос Рауля вернул её в темноту и промозглость осенней дороги. Болезненно встряхнув головой, женщина зябко задрожала, словно действительно попала из жаркого лета в осенний промозглый холод.
  - Морок!
  - Даже если и так, то заморочили вы себя сами. Я же не мог знать, где именно вам захочется побывать?
  Стефка раздраженно передернула плечами.
  - Набрать в воспоминаниях цветов ещё никому не удавалось.
  - Но вы ведь и не пробовали оттуда что-то взять? Как же можете судить?
  Его уверенный и невозмутимый тон заставил женщину усомниться.
  - Разве я смогу это сделать?
  - Непременно, но только немного погодя. Уже пришло время стоянки.
  Прислуга суетилась около костра, человек де Сантрэ распрягал лошадей, а Стефка уныло принимала из рук Рауля свой очередной ужин - пучок безвкусной травы, два яблока и грушу и (о радость!) кусок мягкого сыра в лепешке.
   Пока она жевала, шевалье заботливо укутал её в неизвестные меха.
  - Становится слишком холодно, - с тяжелым вздохом заметил он. - Сегодня ночью будет снег, а до Парижа ещё далеко. Придется сделать остановку в доме нашего престарелого родственника - шевалье Шермонтаза.
  Подзакусившая Стефка согрелась в коконе теплого меха, и её неудержимо потянуло в сон. И все же...
  - Вы обещали показать, каким образом можно раздобыть ландыши осенью?
  Рауль слабо улыбнулся.
  - Залезайте в повозку: тут слишком холодно, может и не получиться.
  И она имела глупость ему поверить! Поверить, что для углубления в собственные фантазии необходимо остаться наедине с мужчиной, который и не скрывал своих намерений. Впрочем, сколько существует человечество, столько надувает противоположный пол доверчивых и беззащитных женщин. Хотя справедливости ради надо заметить, что под вечер действительно стало очень холодно: завыл пронзительный ветер, закружились отдельные снежинки.
  Укрывшись с подветренной стороны огромного валуна, Тибо и Хельга спешно соорудили над котлом с похлебкой укрытие, спасая свой долгожданный ужин. И не обратили ни малейшего внимания на две фигуры, исчезнувшие в глубине повозки.
  Не сказать, что здесь было намного теплее, чем на улице, но они укрылись хотя бы от ветра.
  - Присаживайтесь, - Рауль ловко обустроил нечто наподобие гнезда изо всех имеющихся в наличии тряпок и, прижав к себе спутницу, вдобавок укутал её полами собственного плаща.
  Оказавшаяся под такой надёжной защитой от бушующего ветра, Стефка почувствовала себя весьма уютно: как в далеком детстве на кухне у Гутки, когда совсем ещё малышкой засыпала на коленях у старого эконома Вацлава. Она вдруг отчетливо вспомнила его добрые глаза, ласковые руки, убаюкивающие маленькую панночку, и полный любви голос, рассказывающий интересные таинственные сказки.
  - Когда-то давно, - нежно шептал Вацлав на ухо очарованной малышке, - мир был совсем иным. Людей ещё не было, а леса и горы заселяли великие и прекрасные эльфы. Они умели строить чудесные города, сочиняли божественную музыку, умели передвигаться по воздуху и пересекать пространство только лишь силой мысли. Но больше всего на свете они любили цветы и деревья, и засадили всю землю густыми лесами, которые тщательно оберегали.
  - И что же с ними стало потом?
  - Катастрофы: засухи, а потом сильные наводнения и землетрясения погубили их города, и они ушли в другие миры!
  - Значит, эльфов на земле больше нет?
  - Некоторые из них не пожелали бросить с таким трудом взращенный лес, и остались, чтобы защищать и оберегать деревья. Легенда гласит, что когда на земле исчезнет последнее дерево, исчезнет и последний эльф, потому что они не могут существовать без красоты, а красота нашей земли сокрыта в её природе.
  - А в Черном лесу есть эльфы?
  - Конечно, юная панна! Но очень редко может встретить эльфа простой смертный, да это и ни к чему.
  - Эльфы не любят людей?
  - А за что им нас любить? Мы вырубаем деревья, топчем цветы, распахиваем под пашни их заповедные луга. Впрочем, эльфам вообще мало дела до людей: чужие они нам, панночка, совсем чужие...
  И тут Стефка сообразила, что она не на кухне родного замка, а сидит в объятиях малознакомого мужчины, прячась от холода, и так некстати вспоминает сказки старого эконома. Надо бы отшатнуться от Рауля, создав между ними приличествующее расстояние, но чувство благоразумия быстро умолкло перед доводами согревшегося тела, в желудке которого ещё и удовлетворенно переваривался кусок сыра вкупе с пучком травы и яблоками.
  - Вам удобно? - между тем чутко уловил перемену в её мыслях де Сантрэ. - Не холодно?
  - Нет, - слабо откликнулась Стефка, - наоборот, я чувствую себя настолько согревшейся, что хочется спать. Хотя мы с вами собирались отправиться в мои воспоминания за цветами.
  Она скорее почувствовала, чем услышала его смешок.
  - Что же, раз вы этого хотите, буду счастлив помочь!
  'Сейчас я вернусь в Чёрный лес, - сонно решила женщина, - наберу на поляне букетик цветов, и горе де Сантрэ, если в конце концов в моих руках ничего не окажется. Я прямо в глаза ему скажу, что он обманщик и колдун!'
  На этот раз Черный лес возник в её голове без малейшего усилия: как будто сам по себе. Но появился именно в виде того речного берега, о котором она вспоминала несколько часов назад. Правда, было и отличие: теперь юная женщина отчетливо ощущала своё присутствие в этом месте.
  Закутанная в меха Стефка растерянно вдохнула в себя знойный, напоенный ароматами травы воздух, почувствовав, как задыхается от духоты, и немедля стащила с себя верхнюю одежду. Но даже этого оказалось мало, платье тотчас стало мокрым от пота и облепило её тело влажным коконом.
  - Ну и жара, - вытерла она пот со лба и стремительно направилась к реке, - надо хотя бы умыться, да ещё сорвать какой-нибудь цветок!
  Про цветок она не забыла, так же как про то, что происходящее всего лишь игра воображения. А представить ведь можно всё что угодно? Например, как здорово было бы искупаться в такой чистой и прохладной воде: никто не подсмотрит и не помешает, словно ты единственная на всей земле.
  Стефка осторожно спустилась с откоса на песчаный берег и, присев на корточки, опустила руки в реку. Прохладное ласковое прикосновение воды доставило ей ни с чем несравнимое удовольствие. А что если и впрямь...
  С тех пор как путешественница выехала из Нанси (помимо визита к ведьме, но это не в счет!) она не имела возможности толком вымыться. Понятно, что от фантазий о воде чище не станешь, но даже помечтать о купании и то было приятно! Вот сейчас она расшнурует корсаж, отвяжет рукава, стащит верхнее платье, юбку, рубашку, чулки...
  Босые ноги неуверенно ступили на раскаленный песок. Вода манила прозрачной свежестью и Стефка, затаив дыхание от радостного ожидания, осторожно погрузилась в благословенную прохладу. Ощущения оказались настолько реальными, что она, взвизгнув от восторга, медленно поплыла, нежась в ласковых волнах.
  'Надо же, - восторженно подумала купальщица, переворачиваясь на спину, - я даже не подозревала, что можно так хорошо проводить время, погружаясь с собственные грезы. Ещё немного поплаваю, сорву вон ту кувшинку и вернусь обратно: в холод и бесприютность!'
  И тут случилось нечто непредвиденное: непрошено вторгнувшись в её грезы, кто-то с громким плеском прыгнул в воду. Стефка испуганно обернулась и увидела, что в брызгах воды, отмахивая руками сажени, к ней приближается мужчина.
  - Это не честно, я об этом не мечтаю, - закричала она в ужасе, судорожно барахтаясь в воде, - оставьте меня!
  Но грёзы необратимо превратились в кошмар: из воды вынырнуло лицо Рауля, и его руки, обвив её талию, настойчиво повлекли свою жертву назад к берегу.
  - Нет, нет! - Стефка изо всех сил пыталась прийти в себя и вернуться в мир реальности, но оказалось, что это далеко не просто.
  Зато трава, на которую её бросил Рауль, стекающая с его тела вода были во сто крат явственнее, чем любая действительность.
  - Шевалье... - возмущенно попыталась она прикрыть пальцами наготу, испуганно пятясь от распаленного желанием мужчины, - вы ведете себя недостойно рыцаря!
  Может и жил когда-нибудь на земле образчик противоположного пола, которого такой укор заставил бы отступиться от желанной женщины, но де Сантрэ им не был. И на все упреки он ответил весьма тривиальным, но многократно проверенным способом - прильнул поцелуем к искаженным гневом губам.
  Хельга и Тибо как раз заканчивали ужин, когда обратили внимание на странное покачивание повозки.
  - Что это она ходуном ходит? - ткнула пальцем немка, сыто отрыгнув обильный ужин. - Залез что ли кто-то? Уж не зверь какой?
  Тибо мрачно покосился на собеседницу.
  - Имея такую начинку, - ткнул он пальцем в распухшее чрево женщины, - можно стать и поумнее!
  - Ой, - Хельга испуганно зажала рот рукой, моментально сменившись с лица, - что теперь с нами граф сделает?
  - Пусть сначала найдет, - буркнул шут, растеряв обычную дурашливость, - что-то не особенно он напрягается в поисках жены, а мы не воинство архангелов, чтобы защищать его честь.
  - А если она того, - немка красноречивым жестом провела себе по крутому животу, - тогда как? Он убьет и её, и нас!
  - Ну, - Тибо невесело хмыкнул, - не каждый выстрел летит в цель.
  Они покосились на безмолвно доедающего свою часть похлебки возницу. Тот всё время молчал, но был ли он немым? И понимал ли немецкий язык? Кто мог точно сказать? А потому было лучше прекратить беседу.
  На улице уже повалил снег, поэтому закутавшись в свое жалкое тряпье, слуги сгрудились с подветренной стороны у костра, и стали терпеливо дожидаться, когда де Сантрэ соизволит закончить свои забавы. Ждать пришлось долго.
  
  
  ИЛЬ-ДЕ-ФРАНС.
  - Гачек, вы не глупый человек - обратившись к собеседнику на 'вы' дон Мигель как бы признавал за ним право на равное общение, - однако четко отчертить границу между белым и черным не можете. Отсюда и все ваши проблемы.
  Де ла Верда и вагант мчались в Париж, но иногда им все-таки приходилось давать отдых и себе, и сопровождающим людям, и лошадям, переходя на медленный аллюр.
  - Что вы имеете в виду, мессир?
  - Не хочу морочить вам голову и сразу признаюсь: мне достаточно пробыть в стране несколько дней, и я уже вполне сносно понимаю местное наречие.
  Гачек вспыхнул от смущения, вспоминая беседы с графиней. Неужели дон Мигель сейчас заговорит о его любви к чужой жене? Но нет: графа интересовали совсем другие вещи.
  - Я сразу понял, что вы - еретик, но не по убеждениям, а по недомыслию. Речь идёт о такой опасной глупости, как ваше сомнение в существовании дьявола.
  Встревоженный Гачек покосился на де ла Верду. Каталонец вызывал его на очень опасный разговор, но вагант почему-то был уверен, что граф на него не донесет.
  - Разве его существование можно доказать? Остается либо верить, либо нет!
  Дон Мигель снисходительно взглянул на спутника - как на недалекого ребенка.
  - Вы уже пали жертвой нечистого, несчастный! Самая любимая забава этого господина убеждать легковерных, что он не существует. А зачем бороться с тем кого нет? Вот люди и попустительствуют лукавому, объясняя свои грехи, чем угодно: и обстоятельствами, и настроением, но только не тем, кто находится в их основе. Зло реально существует - этого вы, надеюсь, не отрицаете?
  - Нет!
  - Но если оно реально, значит есть и источник зла, - терпеливо пояснял де ла Верда,- кому-то нужно, чтобы люди грешили. А кому? Вывод напрашивается однозначный.
  Так - то оно так..., но только не очень понятно!
  - Зачем ему всё это? Просто, чтобы позлить Бога?
  - Бога невозможно рассердить, потому что он слишком велик для его мелких козней. Хотя есть один нюанс, - дон Мигель благочестиво перекрестился, - когда Светлица был изгнан из рая, он попал в ад, а это место, где Бога нет. Но всему живому нужна божественная сила: благодаря ей даже кусок глины становится человеком. А как же жить дьяволу, если он её лишен?
  Граф вопросительно посмотрел на попутчика, но Гачек только растерянно пожал плечами.
  - Дьявол крадет у тех, кому она дарована Богом! Вот нечистый и смущает людей, доводит до такой степени, что их грехи уже не дают им возможности быть с Создателем, и они попадают в ад. Конечно, это слишком упрощенная схема отношений дьявола с людьми: тут есть масса нюансов, но нам они сейчас не нужны. Мы ведь не богословы, хотя я и закончил теологический факультет. В своё время я не принял сан лишь потому, что несколько лет упорно изучал демонологию, мечтая примкнуть к братьям доминиканцам и посильно им помочь. Но Бог распорядился по-иному: видимо, пока я не подхожу для монашества.
  Славек задумался. Доводы дона Мигеля не были лишены логики.
  - Его можно увидеть? - наконец, с сомнением спросил он.
  - Можно, - холодно усмехнулся граф,- только не нужно. Ничего хорошего из этого не выйдет. Это не балаганная забава. Кто имел несчастье его видеть испытали ложь, разочарование и неисчислимые бедствия. Сломанные судьбы и обманутую попранную душу - вот что получат любопытные
  - Но ведь святые...
  - На то они и святые, - тяжело вздохнул граф. - Вот кто надоумил графиню пуститься в бега?
  - Вы допускаете, что ваша жена подверглась дьявольскому искушению?
  - По крайней мере, ангел-хранитель не мог подсказать юной красивой женщине идею в одиночку болтаться по опасным дорогам, имея при себе полоумного шута и идиотку немку!
  У дона Мигеля сурово осунулось лицо.
  - Стефания грешна хотя бы потому, что нарушила слова священного обета, сбежав от супруга. А грех, как лавина: стоит только ступить на эту дорожку, и уже не сможешь остановиться.
  Гачеку стало не по себе. Он уже достаточно хорошо знал своего патрона, чтобы понять какая угроза нависла над головой молоденькой наивной женщины.
  - Что вы намерены сделать со своей женой?
  Граф раздраженно передернул плечами.
  - Не знаю, - откровенно признался он, - может, покаяния будет достаточно, если конечно...
  Вагант настороженно ждал окончания фразы, но погруженный в свои мысли де ла Верда почему-то замолчал.
  Париж был одним из самых больших городов европейского средневековья. Разделенный на две части Сеной он давно вылез за тесные рамки двух городских стен, и уже тогда претендовал на первые роли в мировой политике.
  Въехав в столицу Франции через ворота Тампля, наши путешественники не спеша преодолели пустынные в эту пору огороды предместий и остановились на одном из постоялых дворов близ Гревской площади.
  Весь последующий хмурый осенний денек Гачек отдал изучению города. Прежде всего ваганта заинтересовал район Университета, но он побывал и на Сите. Заглядевшись на каменное чудо Нотр-Дама, восхищенный чех благоговейно прослушал мессу. После этого его можно было увидеть пересекающим мост в Новый город. Правда, дальше ратуши он не пошел, вернувшись к ужину на постоялый двор. Не сказать, чтобы Париж поразил его воображение особой красотой: Прага была более по сердцу. Но размеры этого густозаселенного города воистину ошеломили ваганта.
  И теперь Гачек сидел за ужином напротив полного несокрушимой энергии графа в полной растерянности, с трудом представляя, как в таком скоплении людей можно найти двух женщин и шута, даже если они достаточно колоритное трио.
  Затея ему казалась лишенной надежды на успех.
  Зато дона Мигеля мало пугали предстоящие трудности. Он уже не раз бывал в Париже, кое-что о нем знал и ясно видел перед собой направления поиска, поэтому в первый же день пребывания во французской столице развил бешеную деятельность.
  И сейчас, ужиная хорошо прожаренным окороком с черносливом, де ла Верда делился с Гачеком добытой информацией.
  - Похожие на наших беглецов люди не въезжали ни в одни ворота, - говорил он, потягивая вино, - но кое-кто видел похожих странников на дороге в Париж. Правда, они утверждают, что женщина была рыжая. Говорят также, что их сопровождал молодой шевалье.
  - Рауль де Сантрэ?
  - Не исключено! Возникает вопрос: куда они делись потом? Почему их не заметили стражники? Не через стену же перелетели?
  К вечеру пошел снег, поэтому подогретое вино было очень кстати.
  - Ладно, - потянувшись, зевнул граф, - попробуем пойти другим путем.
  - Каким?
  - Придется подключить кое-кого, кто хорошо знает всё происходящее в Париже. Но сначала придется заставить его разговориться.
  Де ла Верда отсутствовал несколько дней, не появляясь на постоялом дворе даже, чтобы переночевать.
  А Гачек тем временем занялся своими делами. Он посетил медицинскую школу университета: узнал какие магистры читают лекции по медицине в этом семестре, приценился к ценам на квартиру, побродил по рядам лавочников, подбирая себе принадлежности для письма и обучения.
  Эти привычные занятия настроили его на умиротворенный лад. Действительно, скоро де ла Верда найдёт свою жену, и он расстанется с этой супружеской парой навсегда. И правильно: ему нужно заниматься тем, ради чего он и пустился в это путешествие.
  В описываемый период в медицинской школе университета преподавали два знаменитых врача - Жак де Эпар и хирург Ришар Гелен. Они учили студентов умению составлять мази, лечить лихорадку и раны при помощи довольно экзотических средств (например, жаренных полевых мышей), да и многому другому, что особо интересовало нашего любознательного чеха.
  Как-то вечером, не дождавшись дона Мигеля в очередной раз к ужину, Славек спустился в общий зал таверны и там краем уха услышал, что в Париже арестованы инквизицией несколько гадалок и предсказателей будущего.
  - Кому они помешали? - недоумевал какой-то завсегдатай харчевни. - Ну читают люди по звёздам будущее: что здесь плохого, когда астрологи есть даже при дворе короля? Например, его врач и астролог Куактье: все говорят, что он - замечательный звездочет и могущественный человек.
  На постоялом дворе наконец-то появился де ла Верда. Подсев к Гачеку, он прислушался к разговорам, а потом небрежно махнул рукой.
  - Глупости все это, арестованные - просто шайка шарлатанов. Астрология - точная наука, и надо годы учиться прежде, чем изучишь звездное небо.
  Когда они с аппетитом поедали фаршированную утку, к их столу подсел неприметный остроносый человек в плаще с капюшоном.
  - Зачем вам понадобились наши братья, мессир?- проскрипел он. - Мы безобидны как осенние листья.
  - Вы - обманщики! Выдавая свои бредни за веление небес, тем самым искажаете волю Господа нашего и являетесь еретиками, - невозмутимо пояснил граф, вытирая жирные пальцы платком. - Только не пойму: почему вы явились именно ко мне? Я - обыкновенный чужестранец, приехавший в ваш город по своим делам, и вся эта ересь меня не касается. Не мешайте ужинать: я устал и голоден вдобавок.
  - Нам намекнули,- тяжело вздохнул посетитель, - что инквизиция действует по вашему наущению. Чего вы хотите взамен того, чтобы наши люди и дальше работали на парижских улицах?
  Дон Мигель, высокомерно задрав бровь, пренебрежительно взглянул на парламентера. Этот визит был результатом довольно хитроумной комбинации, которую за некоторые тайные услуги, ему помог провернуть всемогущий кардинал Бурбонский. Теперь можно было пожинать плоды нескольких бессонных ночей.
  - Где-то в столице есть поклонницы дьявола: они мне нужны!
  Астролог испугался не на шутку, и неизвестно даже кого больше.
  - Мои братья по цеху никогда не интересовались черными мессами, господин. Вы же сами понимаете: у каждого свой способ зарабатывать на кусок хлеба. Зачем нам такого рода неприятности? Духу не хватит.
  В этом дон Мигель не сомневался. Быть последователями секты николаитов могли только люди отнюдь не трусливые, так как за ними охотилась инквизиция по всей Европе. Бродячие же шарлатаны - предсказатели судеб были заурядными мошенниками. Вот и сейчас его собеседник перетрусил не на шутку.
  - Я не обвиняю ваш цех в связях с дьяволом: мне просто нужно узнать, где скрываются николаиты? Если хотите сделку, то она возможна только на моих условиях - освобождение бродячих астрологов в обмен на информацию.
  Выбор был нелегким, но с другой стороны, редко кому чужие тайны дороже собственных интересов.
  - Ладно, - задумчиво пожевав губами, согласился проситель, - постараюсь что-нибудь узнать.
  - Только поторопись, - небрежно посоветовал граф, - а то получишь назад калек и придется вам переквалифицироваться в нищих попрошаек - обитателей Двора Чудес.
  Гачек страдальчески сморщился. Ему не нравилось быть в центре подобной истории, но что поделаешь, если де ла Верда непонятно по каким причинам решил сделать его доверенным лицом.
  Астролог испуганно кивнул головой и спешно направился к выходу. Впрочем, вечером следующего дня его фигура вновь возникла у их стола, когда дон Мигель и Славек приступили к ужину.
  - Недалеко от ворот Сен-Жак, около аббатства святой Женевьевы, - быстро проговорил он,- дом с голубыми ставнями и флюгером в виде птицы. Скоро у них сбор!
  И тут же исчез.
  Де ла Верда немедля схватился за плащ.
  - Я ухожу, - пояснил он Гачеку, - и меня не будет несколько дней. Занимайтесь, чем хотите, но каждый вечер ждите здесь: возможно понадобится ваша помощь. Хотя, кажется, эта история подходит к концу.
  Гачек с радостью воспользовался этим разрешением и, облачившись в ученическую мантию, стал посещать лекции заинтересовавшего его хирурга Ришара Гелена.
  Сидя в аудитории за длинным столом бок о бок с другими студентами, он охотно слушал восседающего за кафедрой знаменитого магистра. Славека очень интересовала его теория о каналах жизни, которые связывают душу с телом, потому что он тоже считал, что в человеке всё взаимосвязано.
  Гачек с радостью окунулся в знакомый ещё по Праге мир студентов, экономов, деканов, с их веселой и бурной жизнью. Он спокойно перенес все традиционные издевательства, принятые учинять над "желторотыми" новичками и полноправно влился в толпу беззаботных школяров. Но как-то раз, выйдя с товарищами из университета, Гачек отправился в полюбившийся ему трактир "Ворона и собака". Усевшись за стол с миской похлебки, он услышал, о чём гудит весь трактир.
  - Инквизиция вчера ночью схватила множество ведьм прямо во время 'чёрной мессы!
  - Взяли на месте преступления, с черными петухами и голубями.
  - Пылать теперь костру на Гревской площади. Опять капитулу расходы на дрова!
  - А уж палачу-то работы! Наживется теперь: среди них, говорят, немало состоятельных дам.
  После этих разговоров Славеку не хотелось возвращаться на постоялый двор, но он обещал графу дождаться результатов его поиска, и слова нарушить не мог. Гачек плохо понимал, какая взаимосвязь между парижскими поклонницами "черных месс" и исчезнувшей графиней, но дон Мигель, наверное, знал что делает!
  Увы, его вера в могущество испанца поколебалась, когда спустя неделю де ла Верда появился на постоялом дворе осунувшийся от усталости и растерявший былую уверенность.
  - Пшик, - горько ответил он на вопросительный взгляд ваганта, - пусто! Никто о них не знает. Правда, есть одна зацепка: одна из этих тварей проболталась о знахарке, торгующий травами около Тампля. Завтра пошарим ещё там!
  Гачек с сомнением покосился на его расстроенное лицо, и ничего не сказал. И оказался прав, потому что ни знахарка, ни её подружки никогда не слышали об интересующей дона Мигеля троице.
  Переполошили всех: и ворожей, и заклинателей, и гадалок, доставили немало неприятных минут даже Двору Чудес, но толком ничего не добились. Тоненькая ниточка привела упрямого испанца к одной малоизвестной парфюмерше, составляющей духи для очень знатных особ, но по понятным причинам, дамы тщательно скрывали знакомство с подозрительной торговкой.
  - И что, - спустя три дня спросил Гачек графа,- нашлись следы донны?
  Он был уверен в отрицательном ответе, но ошибся.
  - Нашлись... - вздохнул дон Мигель.
  У теплолюбивого испанца от бесконечных скитаний по продуваемому ледяными ветрами городу разыгралась простуда, и теперь Славек отпаивал его микстурой от кашля.
   - ... только не следы, а их отсутствие. После встряски, которую я учинил, могу поручиться: графини в городе нет. Мне бы её выдали.
  Дон Мигель горестно вздохнул, морщась от слишком горького питья, да и мысли его тоже были далеко не радужными.
  - Даже и не припомню, когда столько работы пришлось провернуть практически впустую, просто ради морального удовлетворения! - грустно пожаловался он Гачеку.
  - Моральное удовлетворение оттого, что вы напрасно подвергли пыткам стольких людей? - наладившиеся отношения с де ла Вердой позволили Славеку задать этот давно мучивший его вопрос.
  Но разве дона Мигеля можно было смутить такой казуистикой?
  - Но вы ведь лекарь, и когда вскрываете гнойники или даже ампутируете гангрену, то доставляете человеку немыслимую боль. Как же вы выдерживаете эту грязь, вонь, обезумевшие от боли глаза?
  Гачек даже обиделся за столь неудачное сравнение.
  - Я это делаю для того, чтобы человек остался жив!
  - А я вязну в крови, чтобы осталась жива его душа! Неужели вы думаете, что мне - воину, главе знатного рода нравится ремесло палача? Нет, конечно! Но я знаю свой долг перед Всевышним!
  Славек ошеломленно покосился на расстроенное лицо графа, и внезапно до него дошла вся тщетность их спора. Дон Мигель был искренен в своих убеждениях: переубеждать его в обратном было так же нелепо, как читать мораль волку по поводу задранных овец.
  Гачек заботливо подлил кипятка в таз с горячей водой, в котором больной грел ноги. Вся обслуга уже давно спала, и только они не могли найти покоя, тревожась о потерявшейся юной женщине.
  - Что вы собираетесь делать дальше? - осведомился Гачек.
  Граф зябко передернулся, заворачиваясь в одеяло.
  - Искать Стефанию - нет времени. Завтра приезжает епископ с посольством, и мне опять предстоят переговоры. Я сегодня виделся с кардиналом Бурбонским, и остаток ночи проведу за работой.
  Гачек пораженно округлил глаза.
  - И вы оставите попытки узнать, что случилось с графиней?
  Дон Мигель недовольно почесал нос и вытер пот с покрасневшего лица.
  - Осталась последняя зацепка - Рауль де Сантрэ. Я тут навел кое-какие справки об этом молодом человеке: его отец, с которым мы недавно общались, вдруг скоропостижно скончался. Так что теперь де Сантрэ - барон де Ла Рош! Представьте себе, что он через три дня женится, и месяца не проносив траур по отцу. Невеста - девушка из анжуйского рода Ведемонов демуазель Луиза. Всё это время я пытался его увидеть, но барон то готовился к свадьбе, то хоронил отца, то сопровождал на охоту своего принца. Мне надоело за ним гоняться, и я напрямую попросил его сюзерена Карла Французского устроить эту встречу. Надеюсь, вы будете присутствовать?
  Устройство головы испанца всегда оставалось загадкой для Славека. Но сейчас он вообще почувствовал себя донельзя озадаченным.
  - Какое отношение может иметь графиня к собравшемуся жениться молодому человеку? Логичнее предположить, что де Сантрэ влюблен в свою избранницу, поэтому и торопится. А его отец... знаете, Господь часто призывает человека к себе, поразив внезапной болезнью. К тому же покойный барон был немолод.
  - Здесь вы правы, - неохотно согласился граф, - и всё же исчезла Стефания, когда находилась неподалеку от де Сантрэ. А это наводит на размышления...
  О чём тут было размышлять? Нет, де ла Верда иногда ставил своих собеседников в тупик, и оставалось только беспомощно развести руками, не в силах следовать за его оригинальными умозаключениями. И всё-таки, даже во многом с ним не соглашаясь, Гачек подспудно понимал, что у графа отлично развито чутье на такого рода тайны. А пропажа его жены была именно из области загадок.
  Де Ла Рош появился точно к назначенному часу.
  Гачек с любопытством рассматривал так долго разыскиваемого молодого человека. Рауль несомненно был похож на отца, но его черты поражали непривычной тонкостью и своеобразной красотой, мало заметной из-за отсутствия ярких красок на лице: белокурые длинные локоны, светло-серые глаза, даже губы и то бледные до бесцветности. Был он довольно высок ростом и даже не худ, а чересчур строен. Де ла Верда также напряженно вглядывался в гостя.
  - Да,- безразлично ответил барон на их вопрос о графине,- я видел женщину с беременной служанкой и шутом-кривлякой. Их компания направлялась в Париж.
  - Вы встретились в ваших владениях?
  Дон Мигель и Гачек замерли в ожидании ответа. Теперь уже и чех не сомневался, что этот юноша имеет отношение к исчезновению графини. А вот почему он пришёл к такому выводу? Трудно сказать. Впрочем, де Ла Рош не стал их долго мучить.
  - Я видел их и позже, встретив по дороге в Париж. Дама заболела и без сознания лежала в повозке: я едва её узнал!
  - Какого рода хворь одолела её? - нахмурился дон Мигель.
  Рауль чуть пожал плечами:
  - Откуда мне знать!
  - Что же было дальше?
  - Дальше? Ничего не было!
  - Не бросили же вы больную женщину посреди дороги на попечение идиотов-слуг?
  Рауль слабо улыбнулся.
  - Нет, не бросил. Зато сама дама сбежала от меня уже в предместье Парижа. Я пробовал искать, но... знаете, своих хлопот предостаточно!
  И трое мужчин одновременно вздохнули, только по разным поводам.
  - Не можете точно сказать, какого числа это было? - поинтересовался дон Мигель.
  - Увы, - наморщил лоб в раздумьях Рауль, - всё-таки прошёл уже месяц! В середине ноября, а может позже... Нет, не припоминаю!
  После его ухода граф и Гачек долго молчали.
  - Что-то с этим молодым шевалье не так, - задумчиво протянул дон Мигель, - совсем не так!
  Но Гачеку уже порядком надоели все эти сложности. Теперь, когда он убедился, что донна Стефания хотя бы месяц назад была жива и направлялась в Париж, он вздохнул свободнее.
  - Судя по всему, барон не знает, где графиня!
  Но граф думал иначе.
  - Почему такая наивная женщина как Стефания не захотела ехать в компании молодого дворянина? Этому должно быть какое-то объяснение, - пробормотал он, и вдруг обрушил на голову опешившего студента следующее: - У меня на это нет времени! Завтра у нас с епископом аудиенция у короля, и я уже сегодня съезжаю во дворец Сен-Поль, где официально остановится папское посольство. Прекрасно осознаю, что не имею права вас к чему-либо принуждать, но не ради меня, а из уважения к Стефании, пожалуйста, займитесь проверкой слов этого странного молодого дворянина.
  Лицо у Гачека вытянулось. Что уж говорить об учебе, когда ему претила сама мысль работать на человека, вся жизнь которого была связана с преследованиями ведьм. В существовании последних, что уж греха таить, Славек очень и очень сомневался! Но графиня была с ним так добра и милосердна, что он не нашел в себе сил отказать дону Мигелю.
  - Что я должен узнать?
  - В предместьях Парижа всегда толчется много народа: там огромное количество постоялых дворов, кабаков и прочих заведений. Всё равно наши беглецы где-то останавливались, покупали провизию, да и просто разминали ноги. И наверняка где-нибудь отличился Тибо. Поспрашивай стражников, дай им его описание. Также узнай о бароне де Ла Роше: когда в город въехал он? Человек его ранга, наверняка, окруженный рыцарями, не мог проскользнуть незамеченным.
  - Прошёл месяц!
  - Даже если прошёл год, всё равно найдется помнящий о нём человечек, потому что ему нечем больше занять голову как разглядыванием въезжающих в Париж путников.
  И на следующее утро недовольный Гачек поплелся наводить справки.
  Папское же посольство торжественно въехало в Париж.
  Под развернутыми знаменами и стягами в парадном, шитым золотом облачении легаты медленно и чинно продвигались по улицам города ко дворцу Сен-Поль на острове Сите. Фиолетовая, подбитая куньим мехом сутана епископа блестела, переливалось драгоценными камнями распятие, показывая всем скопившимся вдоль дороги зевакам, насколько велико могущество папского престола, сколь незыблема католическая вера, будучи сама по себе бесценным алмазом в истории человеческого мироздания. Его свита также хранила горделивую невозмутимость, свойственную только людям, абсолютно уверенным в своем высоком положении.
  Де ла Верда встретился с Братичелли. После обязательных приветствий, его преосвященство, окинув сочувственным взглядом осунувшееся лицо подопечного, спросил о графине.
  - Горе обрушилось на мою голову, - пожаловался дон Мигель, - никак не могу найти Стефанию...
  Рассказ испанца о розыске супруги занял не много времени, но епископ долго молчал, размышляя над сложившейся ситуацией.
  - Кто знает, что у вас пропала жена?
  - Никто кроме Гачека да молодого барона де Ла Рош. Мы не говорили, кто именно пропал, когда давали приметы женщины.
  Епископ, вытянув губы трубочкой, задумчиво покрутил большими пальцами рук.
  - Вы можете, сын мой, попасть в очень сложную, буквально убийственную ситуацию, если станет известно, что ваша жена всё это время скитается неизвестно где. Вы не можете позволить, чтобы ваше имя попало на язык парижским сплетникам. Поэтому, если даже графиня найдется и назовёт своё имя, мы объявим её преступницей и самозванкой, подлежащей немедленному аресту. А там видно будет!
   Это было очень опасное для жизни юной женщины предложение, но дон Мигель уже и сам понимал, что другого выхода нет! Стефания могла погубить не только себя, но и весь славный род де ла Верда, запачкав почтенное имя несмываемым позором.
  - Пусть Гачек занимается потихоньку розыском, а мы будем делать свое дело. Кстати, зачем вам этот еретик? Почему приблизили его?
  Дон Мигель мрачно хмыкнул.
  - Простая логика. Стефания, попав в Париж, сразу же кинется искать ваганта, потому что никого здесь не знает. У неё нет другого выхода.
  Следующий день ознаменовался обязательной программой торжественного приема папских легатов. Здесь было всё: и театральные представления мистерий, и шумное празднество с акробатами, жонглерами и силачами, и щедрая раздача милостыни. После чего посольство было с почетом принято при дворе короля Людовика в Лувре. После официального обмена приветствиями и грамотами, король приятно удивил своих гостей, приняв их тотчас после праздничного ужина.
  Вынужденные обычно тратить немало времени в ожидании личной аудиенции у других правителей епископ и де ла Верда воодушевились, предвкушая результативную беседу, но их радость оказалась преждевременной. Когда они остались с королем наедине, произошёл разговор, оставивший очень неприятный осадок.
  Его величество принял послов в своём личном кабинете. Среди заваленных свитками бумаг столов и полок, Людовик смотрелся как обыкновенный стряпчий в присутственном месте. Древние шпалеры с охотничьими сценами, едва теплящийся огонь в камине да накрытая платом клетка с певчей птицей отнюдь не прибавляли царственного шика этой неприютной комнате.
  Легаты в ожидании королевского внимания замерли в почтительном молчании, сразу озадаченно заметив, что государь не в духе. Впрочем, их это не удивило. Людовик и так был не доволен папским престолом, считая, что его святейшество мог бы оказать более действенную поддержку в борьбе против Карла Смелого, а тут ещё возникли дополнительные сложности.
  Де ла Верде никогда не нравился этот представитель дома Валуа. Герцог Бургундский, несмотря на все недостатки, хотя бы держал себя как настоящий сеньор, государь. А Людовик? Тьфу! Дона Мигеля - знатного арагонского гранда коробила и его темная купеческая одежда из дешевого сукна, и маленький рост в сочетании с чуть ли не мужичьей повадкой, и острые лисьи глаза. Разумеется, он всегда демонстрировал королю восхищение, но оно было весьма далеко от его истинных чувств.
  - Святой престол, ваше величество, - между тем задушевно вещал епископ, - очень беспокоят слухи, что между вами и герцогом Бургундским скоро вспыхнет война. Франция - любимая дочь нашей матери-церкви и её очень волнует судьба вашего прекрасного королевства.
  - Ах, ваше преосвященство, - скупо усмехнулся король, - какой из меня воин? Я проиграл почти все битвы, в которых участвовал, не то что мой неверный вассал - Карл Бургундский. Вот кто настоящий полководец без страха и упрека, а я всего лишь в меру скромных умений защищаю свои владения от его свирепого натиска. Вспомните, прошло всего два года после того как меня, загнав в хитроумную ловушку, подвергли оскорбительному аресту и заставили отдать Шампань Карлу Французскому. Плохо быть королем, если даже родной брат становится врагом!
  Скорбный голос мог выдавить слезу даже из камня, но не из таких изощрившихся в интригах людей как папские легаты. Впрочем, они без особого труда изобразили сочувствующую гримасу, а его преосвященство даже прочитал молитву, скорбно сжав в руках распятие. Но легаты здесь собрались не для того, чтобы выслушивать жалобы Валуа на неверных вассалов.
  - Ваше величество, мы недавно имели честь разговаривать с Карлом Смелым, и он наоборот жаловался, что это вы нарушаете свои обязательства: сначала соглашение между Лигой Общего блага, теперь хотите нарушить Перронское соглашение, - почтительно заметил де ла Верда. - Наверное, герцога неверно информировали ваши общие враги?
  Людовик пренебрежительно фыркнул, смерив испанца весьма нелюбезным взглядом.
  - На меня все жалуются, всем нехорош их король! Даже виллан имеет в своем доме больше власти, чем я в дарованном мне Богом королевстве. Например, в Париже целых три недели инквизиция ищет каких-то ведьм: арестовываются именитые горожанки, допрашивают всех подряд, хватают людей прямо на улицах, а я - их главный сеньор и защитник лишь развожу руками. Сегодня у меня был прево Парижа Робер де Эстутвиль с жалобой на превышение полномочий инквизиции. И что я мог ему сказать?
  Дон Мигель нервно вздрогнул: голос короля вибрировал от нескрываемого гнева.
  - Говорят, вы ищите, какую-то женщину? В чём же её вина?
  - Ваше величество, - поторопился прийти на помощь спутнику епископ, - вина этой женщины огромна. Её обвиняют в покушении на жизнь одной очень высокопоставленной особы. Она бежала из лотарингских земель, и неизвестно что будет делать в Париже. От колдовства не спрячешься за стенами дворцов!
  Братичелли знал, насколько суеверен и подозрителен король, поэтому не удивился, когда тот побледнел от страха. Но Людовик всё равно не сдавался:
  - А чем вам помешала парфюмерша Катрин Прель? Она составляет для королевы ароматические масла, однако вы её схватили и подвергли допросу. Свояченица покойного барона де Ла Рош мадам Маргарита недавно на аудиенции также жаловалась на ваш произвол в его владениях.
  Дон Мигель заинтересовано взглянул на короля. Он и не подозревал, что сумел взбаламутить такую тину. Кто такая мадам Маргарита? Какое отношение имела к его жене свояченица покойного барона?
  - Ах, ваше величество, - тяжело вздохнул епископ, - никто не любит инквизицию, и все оскорбляются, когда им задают неприятные вопрос. Но мы - служители церкви тоже люди и можем ошибаться. Зато когда на страну обрушивается мор, все сразу начинают кричать: 'Спасите нас от бича Божия! Защитите от Господнего гнева!' Вы помните, как четыре года назад эпидемия чумы поразила Париж? Тогда никто не был против сыска ведьм! А разве это не красноречивый признак гнева Создателя? Прошло немного времени и в городе вновь проводятся 'чёрные мессы', а прево вашей столицы реагирует так, словно это безобидная игра в салочки!
  - Покойный барон де Ла Рош был отважным воином, имеющим право распускать собственное знамя. Неужели подобный человек позволил бы мне бесчинствовать в своих владениях? - хмуро заметил дон Мигель.
  Но короля отнюдь не смутили эти доводы: он предпочел их проигнорировать.
  - Не знаю, граф, - язвительно ответил он, - я ведь не знаком с методами работы инквизиции. Но настоятельно прошу вас оставить в покое семью покойного барона. Его сын, в силу небезызвестных вам обстоятельств, сейчас вассал моего брата, но мне неприятно это беспрецедентное давление на уважаемую семью из-за никому неведомой ведьмы!
  Слово было сказано. И дон Мигель с замершим от облегчения сердцем впервые убедился, что находится на правильном пути. Значит, на него жаловался и сам Рауль: следовательно, у барона были причины бояться деятельности де ла Верды.
  Между тем король ещё не закончил аудиенции.
  - Мы не в первый раз с вами встречаемся, граф. Благодаря таким людям как вы папский престол имеет возможность вести свои дела с виртуозным блеском, но дела моего королевства не нуждаются в постороннем вмешательстве. Ведьмы или ещё что-то... я как-нибудь разберусь сам!
  Де ла Верда даже не мог вспомнить, когда ещё его так оскорбительно ставили на место, да вдобавок король, слывший изощренным дипломатом. Он счёл нужным оправдаться:
  - Разрешение на розыск я получил от епископа Парижского Гильома Шартье.
  - Не сомневаюсь, что ваши действия были согласованы с властями, но в данном случае епископ превысил свои полномочия, потому что розыск велся не только в Сите, но и в других частях города! - отрезал король.
  После этого заявления оправдываться было бесполезно - с королями не спорят!
  Покорно проглотив обиду, они с епископом вновь заговорили об угрозе войны, умоляя Людовика не разрывать Перронских соглашений. Но король даже толком выслушать их не захотел, раздражённо заявив, что документ был подписан под страшным давлением, и он не считает нужным его соблюдать, так как его статьи оскорбительны для королевской чести.
  - Но против вас в таком случае соберется довольно сильный блок противников - от собственных вассалов до извечного противника - короля Англии. Хотя видит Бог, у этой страны проблем не меньше, чем у Франции! - взывал к его благоразумию взволнованный епископ.
  Но видимо сегодня был не их день.
  - Я согласен соблюдать Перронские соглашения, если Карл явится на суд парижского парламента, - с апломбом заявил король, - они уже давно его вызывают!
  Легаты обреченно переглянулись. Конечно, если бы они имели дело с сумасшедшим, тот, может быть, и появился в Париже, чтобы добровольно сложить голову на плахе по приговору кучки науськанных королем горожан. Но Карл Смелый таковым не являлся, и его знаменитая отвага не имела ничего общего с безумством!
  - Мы передадим герцогу ваше предложение! - наконец, устало согласился де ла Верда.
  Возвращались они с епископом во дворец подавленными, не зная, как поступить в этой непростой ситуации. Каким образом привести к согласию две стороны, каждая из которых меньше всего на свете желает примирения?
  - Как только мы передадим герцогу предложение явиться в суд, состоящий из каких-то жалких лавочников, которых король ради собственных целей так возвеличил, оскорбленный Карл сразу же начнет войну! - угрюмо подвел итог переговоров граф.
  Он был настолько расстроен, что епископ счёл нужным его успокоить.
  - Не надо впадать в грех уныния, сын мой, из-за проблем, на которые мы не в силах повлиять! Война в этом королевстве, по-видимому, дело решенное, поэтому наше вмешательство имело чисто формальный характер. Святая церковь сделала всё возможное, чтобы она не началась, но не получилось. Остается умыть руки и теперь уже в виде посторонних наблюдателей посмотреть, как будут развиваться события.
  Но привыкший к победам на дипломатическом поприще дон Мигель не прекращал сокрушаться, виня себя в провале их миссии:
  - Король никогда не осмелился вести себя столь дерзко с папскими посланниками, если бы не моя сыскная деятельность. Стефания загубила нашу миссию!
  - Ну-ну, сын мой, - Братичелли по-отечески похлопал графа по плечу, - не надо так убиваться. Вы ещё молоды: будут и падения, и взлеты. Не принимайте близко к сердцу укоры королей! По здравом размышлении вы сами поймете, что король просто воспользовался поводом вести себя так непримиримо: не будь этой истории, он бы нашёл другую!
  И мудрый епископ сменил тему разговора.
  - Мне кажется, - интимно обратился он к собеседнику, - что именно у этих жалобщиков на ваш произвол и находится графиня. Они её прячут для каких-то своих целей. Только я никак не пойму, зачем им нужна донна Стефания?
  Дон Мигель меланхолично пожал плечами. Он и так устал за эти дни, а тут ещё провалившиеся переговоры: его самолюбию был нанесен болезненный удар.
  - Её светлость - красивая женщина: может де Сантрэ не хочет с ней расставаться?
  - Но как он собирается её скрывать? - удивился Братичелли. - Такая приметная дама не иголка в стоге сена. Подумать только: ради простого увлечения пусть даже очень красивой женщиной вмешать в это дело самого короля. Не понимаю..., глупость какая-то! Что вы намерены предпринять?
  - Не знаю, - раздраженно вздохнул де ла Верда, - но без твердых доказательств вины де Сантрэ к королю не сунешься, а у меня их нет. Буду искать. Ведь не под землю провалилась Стефания? А вот когда её найду, тогда и потребую у короля справедливого суда над клеветниками.
  - О времена, о нравы, - потрясенно перекрестился епископ, - похитить чужую жену и самому же нажаловаться на мужа. Это доходящая до абсурда наглость!
  - Не думаю, что всё так просто. Рауль очевидно сильно понадобился Людовику, если король столь рьяно кинулся на защиту его интересов. Может, де Ла Рош - лазутчик в стане врага, коим для короля теперь является родной брат?
  - Вполне возможно, - по некотором размышлении согласился епископ, - отношения между Карлом Французским и Людовиком хуже некуда!
  - Вот-вот, но это ещё не всё: по моим сведениям, французский король не в меру увлечен астрологией, а также магией, которую он стыдливо называет "белой", как будто магия может быть таковой. У него дурные советчики, от которого за лье пахнет клещами палача!
  - Думаете, готовится преступление?
  - Не удивлюсь такому повороту дела. Яды, колдовство, наемные убийцы - это ещё неполный список богопротивных дел, с которыми связываются увлекающиеся всякой мерзостью государи. И как следствие Гнев Господа нашего: прерванные династии, мор, войны, обрушивающиеся на всю страну за грехи неразумных королей!
  Дон Мигель огорченно перекрестился и прочитал защитную молитву.
  - И кто такая мадам Маргарита, откуда она взялась в этой истории? Что этой даме от нас надо?
  - Король назвал её свояченицей покойного барона? А вы разве не встречались? - пришла очередь удивляться епископу.
  - Вот именно! Кто может пояснить, какова её роль в пропаже моей жены?
  - Одни вопросы!
  Епископ с кряхтением вылез из носилок, остановившихся напротив дворца Сен-Поль, в котором размещалось папское посольство. Теплолюбивый итальянец сильно страдал от зимнего холода, окутавшего французскую столицу. Да ещё дворец плохо отапливался и в его огромных залах свирепствовали чудовищные сквозняки. Моментально дали о себе знать многочисленные болезни, одолевавшие Братичелли уже множество лет.
  - Где ваш Гачек? - со стоном спросил он у де ла Верды. - Его растирания были бы сейчас весьма кстати.
  Нужен был чех и дону Мигелю, хотя граф ничего особого интересного не ожидал от него услышать. И оказался прав.
  - Донна со свитой не появлялась в этом предместье, - согревал Славек озябшие пальцы кубком с горячим вино, - судя по показаниям стражников, не проезжал сквозь них и барон. Может попытать счастья у других ворот?
  - Действуйте, - без особого энтузиазма разрешил граф, - хотя вряд ли это что-то даст. Зато у меня самого есть кое-какие новости...
  И де ла Верда поведал, что произошло на приеме у короля. Гачек сначала слушал без особого внимания, но по мере рассказа, его лицо приобретало всё более и более недоумевающий вид.
  - Не понимаю, - откровенно признался он, - и чем дальше, тем больше.
  - Всё может иметь и другое объяснение, - устало пожал плечами дон Мигель,- но у нас нет выбора. Это единственная ниточка, ведущая к графине: за неё мы и потянем.
  Гачек уныло покосился на его опечаленное лицо. Ему эта история уже давно стояла поперек горла, но в памяти мгновенно мелькнуло прекрасное видение на дороге - донна Стефания в широкополой шляпе, с ласково сияющими синими глазами и золотыми косами. 'Мне так плохо среди чужих людей!' - кажется, так она ему сказала, и он, не рассуждая, последовал за землячкой в эту мистическую историю. Не бросит он донну Стефанию и теперь.
  - Что нужно делать? - обреченно спросил Гачек и увидел, какой откровенной благодарностью вспыхивают чёрные глаза графа.
  - Нужно подобраться к Раулю как можно ближе и собрать о нём всевозможные сведения. Завтра во время венчания постарайтесь найти мадам Маргариту: тётка жениха обязательно должна присутствовать на церемонии.
  Зимний день оказался на редкость холодным. И даже легкая ночная оттепель не принесла ничего хорошего, кроме пронизывающего до костей сырого ветра. Зябко кутающийся в шерстяной плащ Гачек с неохотой плелся, обходя особо слякотные места, в церковь Сен-Жан.
  Народу там собралось много, и разобраться кем кто и кому приходится было невероятно сложно. Невеста радовала глаза на редкость хорошеньким личиком, белокурыми длинными косами и прелестными голубыми глазами. Если у девицы к тому же было огромное приданое, то иначе чем счастливцем де Ла Роша и назвать было невозможно. Впрочем, по лицу молодожёна нельзя было судить о его настроении, хотя он и делал титанические попытки казаться довольным. Хотя тающий от счастья жених под венцом - большая редкость в подобном браке, так что Гачек ничего странного в его поведении не находил. Исходя из туманных соображений графа, что с молодым человеком не всё в порядке, чех внимательно наблюдал за тем, как Рауль подходит к святым дарам, как молится и крестится, как принимает благословение. Только человек с больным, злокозненным воображением смог бы усмотреть в действиях молодого барона нечто выходящее за рамки обыденного благочестия.
  Пристально оглядев присутствующих, Гачек ловко придвинулся поближе к пожилой даме в не первой свежести накидке, усмотрев в ней обнищавшую приживалку. Как правило, такие всё знают и охотно со всеми делятся своими наблюдениями. Его расчёт был верным: старуха оказалась дальней родственницей невесты.
  - Ах, наша душенька Луиза, - тотчас затарахтела та, польщенная вниманием симпатичного молодого человека, - такая красавица! Повезло этому де Ла Рошу, необыкновенно повезло, хотя мы всегда говорили Морису, что нужно выдать её замуж за анжуйца, а не отсылать замуж так далеко. Шампань чуть ли не на другом конце света!
  - Далеко, - сочувственно вздохнул Гачек, - и ведь неизвестно какая свекровь попадется юной баронессе!
  - Барон рано лишился родителей, поэтому наша девочка будет полноправной хозяйкой в доме.
  - Обычно на первых порах юную даму опекают какие-нибудь близкие родственницы, помогающие освоиться с новым хозяйством. Неужели у барона нет тёток или сестер?
  - У Рауля есть крёстная мать - мадам Маргарита.
  У Гачека от волнения расширились глаза. Крёстная мать!
  - Это вон та старушка в старомодном синем чепце и подбитом белкой плаще?
  - Нет, то мадам Клотильда - двоюродная бабка Луизы. А мадам Маргарита стоит по левую руку от жениха в первом ряду. Она родом из Эльзаса, поэтому на ней высокий чепец с огромным черным бантом. Такие обычно носят в тех краях простолюдинки, но она всегда была своевольной особой.
  Гачек внимательно оглядел окружение жениха, и тотчас нашел искомую особу. Мадам Маргарита оказалась весьма приятной женщиной средних лет с мягкой улыбкой на добродушном лице.
  - Своевольной? Вы давно её знаете?
  Его информаторша смущенно заюлила.
  - Не то чтобы я хорошо её знала, но кое-что слышала,- смущенно пояснила она. - Рассказывают, что она приехала в Шампань вместе с сестрой и, отказав всем предложенным женихам, посвятила себя воспитанию крестника.
  - Что ж здесь странного? - подзадорил даму Гачек. - Может не нашла себе по сердцу друга?
  - Всякое болтают, - доверительно прошептала собеседница, - я этому, конечно, не верю, да и не люблю слушать сплетни...
   - Конечно, - согласно кивнул головой чех, - никто не любит. Но ведь уши не заткнешь!
   - Говорят, Маргарита была влюблена в совершенно неподходящего молодого человека, но покойный барон и слушать про него не хотел. Выделив свояченице кусок земли в своих владениях, он велел ей удалиться, и Маргарита долгие годы жила в уединении, пока не улеглись страсти. После смерти сестры эльзаска приняла на себя управление хозяйством и заменила Раулю мать.
  Пожилая дама рассказала ещё много всякой всячины любезному молодому человеку. Очевидно, её мало кто слушал в привычном окружении, и теперь она вываливала на него горы совершенно ненужной информации и о семье Ведемонов, и о самой Луизе, и смутные слухи о де Ла Роше.
  Тем не менее Гачек потом всё скрупулезно изложил озабоченно внимающему графу.
  - Может вы правы, и донна Стефания в плену у барона, - подытожил он свой рассказ, - но на собственной свадьбе Рауль вёл себя примерно, и невеста у него лакомый кусочек. С такой новобрачной забудешь о чужих женах! Что же касается ваших подозрений... я бы сказал, что у Рауля повадка религиозного человека.
  Де ла Верда задумчиво взглянул на собеседника.
  - Я был там! - неохотно признался он.
  Славек даже обиделся, усмотрев в этом поступке недоверие графа, но впоследствии оказалось, что дона Мигеля привело в церковь Сен-Жан другое дело.
  - Мне не дает покоя его лицо. Тебе не кажется, что в нём или чего-то не хватает, или что-то явно лишнее? Я хотел его без помех разглядеть, а где это лучше сделать как не на брачной церемонии, когда все взгляды и без того должны быть устремлены на жениха и невесту?
  - И...
  - Мне кажется, я уловил эту странность: у него совершенное лицо, без малейшего изъяна.
  - Как это? - не понял Гачек.
  - Симметричное, как на рисунке подмастерье художника. Так не бывает! Обычно у людей есть хоть маленький, но изъян в лицах: то бровь чуть выше, то овал лица подкачает, то глаза маленькие или наоборот большие, но чтобы всё так соразмерно выверено... ни разу до этого не видел!
  Славеку это утверждение показалось глупой придиркой.
  - Создателю иногда идеально удаются его творения, - недоуменно пожал он плечами, - мало ли людей с совершенными лицами? Кстати, он не особо красив!
  Но дон Мигель почему-то предпочел закончить обсуждение.
  - Переселяйтесь к нам, - в конце концов, предложил он, - это сэкономит вам деньги и позволит лучше питаться и одеваться. Всё равно придется временно отложить учебу: так почему бы пока не поработать в составе посольства моим личным секретарем? Латынь вы знаете, навыками составления официальных документов, думаю, овладеете без труда. Да и статус секретаря папского легата откроет вам двери, обычно плотно закрытые перед школяром.
  Предложение было щедрое, к тому же открывающее перед молодым человеком захватывающие перспективы. А учеба... ну что же, она пока могла и подождать!
  Гачек в тот момент не подозревал, что навсегда связал свою жизнь с семейством де ла Верда. Всё происходящее ему тогда казалось лёгким, временным и напоминающим захватывающее приключение.
  Через неделю, когда представился случай, граф отвел Славека в отель Карла Французского, расположенный неподалеку от Лувра.
  Молодой человек в алого цвета бархатном сюркоте, расшитом золотом, да еще с тяжелой золотой цепью на шее чувствовал себя неловко. На боку, правда, болталась отцовская шпага, но в остальном его снарядил дон Мигель, особо указав, что чем богаче будет выглядеть посетитель, тем доверительнее к нему отнесутся.
   И действительно, принц принял чужеземца, рекомендованного де ла Вердой весьма лояльно: долго разговаривал с ним о Чехии и Моравии, германских герцогствах, о его впечатлениях о Франции. Спросил и о целях приезда. Гачек умолчал о медицине, но не стал скрывать от принца, что его интересует Латинский квартал, упомянув о лекциях по теологии.
  Кстати, они с доном Мигелем не заметили среди дворян, окружающих его высочество, Рауля де Ла Роша. Применив несколько нехитрых приемов, графу удалось добиться от его высочества приглашения Гачека навещать его отель.
  - Я скоро отправляюсь по делам в Англию, ваше высочество, - сердечно поблагодарил принца де ла Верда, - и для меня будет большим облегчением знать, что вы покровительствуете этому молодому дворянину.
  - Все ваши друзья, граф, могут рассчитывать на моё покровительство, - любезно улыбнулся Карл.
  Когда они покинули отель принца, встревоженный Гачек поинтересовался:
  - Вы действительно собираетесь отплыть в Англию?
  Их лошади в сопровождении нескольких испанцев как раз пробирались по узким парижским улочкам. Эркеры домов сходились настолько близко, что шлем одного из сопровождавших воинов зацепился за тянущиеся между окнами веревки, те же в свою очередь привели в действие стоящие на подоконнике пустые горшки.
   Что произошло потом с трудом поняли даже очевидцы этого происшествия. Оглянувшиеся на грохот дон Мигель и его секретарь увидели, как какая-то дебелая матрона с громкими криками, в основе которых лежали непечатные выражения, сначала запустила в несчастных испанцев всем, что ещё оставалось стоять на подоконнике, а потом, мигом обернувшись, вылила на них содержимое огромной ночной вазы.
  Немыслимая вонь, ругательства ещё и на испанском языке, хохот непонятно зачем понабившихся в узкий переулок зевак, лай собак, кудахтанье кур(!), полетевшие неизвестно откуда перья....
  Гачеку на минуту показалось, что конец света, которым столь долго угрожали церковники человечеству, наконец-то, наступил.
  Зато когда им удалось с неимоверными усилиями все-таки выбраться со злополучной улицы, всё последующее время обсуждалась вовсе не поездка графа в Англию, а злокозненный женский нрав.
  - Вот она - прекрасная половина человечества, - с горечью вещал дон Мигель, брезгливо поводя носом, - одна полоумная баба смогла с легкостью победить восьмерых вооруженных воинов при помощи обыкновенного ночного горшка. И что ты с ней сделаешь? Напишешь жалобу капитулу, чтобы потом над тобой потешался весь Париж? Или вступишь в бой, обнажив меч против помойного ведра? Нет, ты поплетешься восвояси, поджав хвост и принюхиваясь к обгаженной одежде. И их ещё называют слабым полом! Вот так и Стефания: повела у меня перед носом своими косами, и я как последний дурак, потеряв покой и сон, рыщу в её поисках по всей Франции, как будто больше и дел нет на свете!
  Гачек только помалкивал, слушая эти сетования. Хотя у него было, что сказать графу в ответ на эти жалобы. Если бы кто-то держал себя в руках и не давал воли языку... Но что теперь об этом поминать! Славек был справедливым человеком и прекрасно сознавал, настолько граф наказал себя, оскорбив пренебрежением супругу.
  К разговору об Англии они вернулись уже после того, как вымылись и переоделись.
   - Да, - с горечью признался де ла Верда, - я вынужден уехать! Его преосвященство вчера получил депешу из Рима: нам предписывается вмешаться в отношения между Карлом Бургундским и Йорками. Его святейшество опасается, что если эти двое объединятся против Людовика, то Столетняя война вспыхнет с новой силой. В Англии сейчас идет кровавая междоусобица между Алой и Белой розами - Ланкастерами и Йорками. Карл Смелый поддерживает приверженцев Белой розы, так как женат на Маргарите Йорк - сестре нынешнего английского короля. Правда, там ветер опять подул в обратную сторону и на престоле Ланкастеры, но я отнюдь не уверен, что пока мы будем пересекать пролив, власть опять не перейдёт к Йоркам. И вот папа повелевает нам с епископом вмешаться в эту кровавую кашу, как будто нет у него больше кардиналов, легатов и законников кроме нас с Братичелли.
  Дон Мигель устало улыбнулся.
  - Простите меня за столь малодушное брюзжание. Естественно папе виднее, кого послать в раздираемую междоусобицами страну. Но представьте, с каким сердцем я вынужден оставить сейчас Францию? Наверняка Стефания ждёт от меня помощи.
  Гачек озадаченно посмотрел на де ла Верду. Надо же, оказывается, в нём ещё жив рыцарь. Роль вообще-то графу несвойственная, но чего не бывает на свете, когда речь заходит о сердечных делах?!
  - Я снял дом неподалеку от Нового рынка. Место это тихое, и ничто не помешает заниматься нашими делами. Займетесь пересылкой корреспонденции, приходящей на моё имя. Через вас мы также будем поддерживать связь с французским королевским двором. Завтра я вас представлю кардиналу Бурбонскому - это одна из самых значимых фигур при королевском дворе. С ним можно иметь дело, так как он кое-чем мне лично обязан. И ещё...
  Гачек насторожился, увидев, как сурово вытягивается лицо патрона.
  - Человек - это то, во что он верит! - убежденно припечатал де ла Верда. - Вопросы веры, пан Славек, это серьезные вопросы, а мне кажется, что вы маловер! Это от недостатка знаний. Библиотека кардинала одна из лучших в Европе: читайте, думайте, учитесь на чужих ошибках, и вы осознаете собственное невежество.
  Это утверждение показалось чеху спорным. Все-таки он был достаточно образованным для своего времени человеком, но спорить с упрямым испанцем молодой человек не стал, с сомнением взглянув на предложенный список литературы, практически полностью состоящий из трудов отцов церкви. Дон Мигель не пожалел времени, чтобы собственноручно составить его, и уже одно это обязывало обратить на книги особое внимание.
  
  ПОБЕГ.
  В тот день к спящей Стефке опять заявился снежный барс.
  Она стояла на залитой лунным светом поляне, а он сидел напротив и, повиливая хвостом, высокомерно говорил:
  - Сколько ты будешь служить утехой лесному троллю? Твоё тело несвободно, так попытайся вернуть свободу хотя бы душе. Иначе ты не сможешь летать среди звезд!
  - Почему ты называешь его троллем?
  - А кто же он ещё? - лениво промурлыкала кошка и, ластясь, потерлась шелковистой шерстью о её ногу. - Полетаем?
  Стефка с радостным смехом вспрыгнула на зверя, и они помчались с сумасшедшей скоростью над землей. Где-то внизу головокружительным калейдоскопом мелькали залитые лунным светом земли и моря. У женщины закружилась от восторга голова, и она внезапно, распахнув руки, спрыгнула со спины барса и со счастливым смехом запарила рядом.
  Кошка повернув голову, заглянула ей в глаза жестким изумрудным взглядом, от которого разом перестало биться сжавшееся сердце, и вдруг заявила страшно низким голосом:
  - Люди совсем не те, кем кажутся!
  Перепуганная Стефка проснулась на рассвете с бешено стучавшим сердцем, и тут же позвала к себе крепким сном спящую на тюфячке Хельгу. Кряхтя и держась за большой живот, та приковыляла к юной госпоже. Откуда-то вынырнул и заспанно вытирающий глаза Тибо.
  - Что случилось, пресветлая госпожа?
  Стефка беспомощно оглядела уже ставший привычным за эти недели интерьер комнаты.
  Рауль содержал любовницу в царской роскоши, которой могли бы позавидовать даже дворцы королей: заваленная пуховиками и шелковыми простынями кровать, устилавшие полы восточные ковры, ценных пород дерева мебель, искусно вделанные в стены венецианские зеркала в резных золоченых рамах. Поначалу изумленно всё разглядывавшая пленница уже обвыклась среди диковинок, и теперь не обращала на них внимания, зато решетки на окнах и замки в дверях её раздражали с каждым днем всё больше и больше.
  - Я ощущаю себя птицей в клетке! - каждый раз возмущенно жаловалась она любовнику во время его визитов.
  Но Рауль, всегда внимательно выслушивающий всё, что пленница хотела ему сказать, отвечал всегда одинаково - заваливал её на кровать. Когда-то она страдала от недостатка внимания супруга, теперь же наоборот получала его через край. Увы, счастливее от этого не становилась.
  - Разве тебе плохо со мной, - каждый раз отвечал на её жалобы любовник, - чего ты хочешь?
  И если она по наивности, превозмогая утомление, лепетала что-то о свободе, то получала очередной виток изматывающих объятий. Каждый раз Стефка долго лежала без сил после того, как любовник скрывался за порогом.
  - Ой, что-то тут не так! - бурчала каждый раз Хельга при виде обессиленной госпожи. - Что это за мужчина такой, если после его объятий не работают ни ноги, ни руки? Разве это нормально? Помню, притулимся мы где-нибудь с Куртом, а тут отец внезапно появится, так я, едва оправив юбку, начинала усиленно работать да ещё косилась глазом на занавеску, где скрывался дружок!
  - Так ты у нас ещё та кобыла, многих ездоков на себе носила. И как тебя не гоняй, подол мигом вздернешь, только оседлай, - острил Тибо, но как-то печально, больше по привычке.
  - А ты хочешь сказать, что после мужских объятий женщина должна полдня приходить в себя? - огрызалась немка, с жалостью вытирая покрытый каплями пота белый лоб госпожи. -Пправда, от такой еды мы вскоре все здесь протянем ноги!
  Стефания на еду не жаловалась: ей вполне хватало и молочно-овощного рациона, на который посадил их в заключении де Сантрэ. Зато поклоняющаяся жаркому как языческому идолу служанка солидно изголодалась за эти дни.
  - Как вас угораздило попасть в такую ловушку? - подхватывал и Тибо. - Завлёк словно хорь глупышку-несушку!
  Стефка только болезненно стонала в ответ, пытаясь справиться с противной слабостью во всем теле. Действительно, Рауль элементарным образом её обманул, но только не этим двоим укорять в доверчивости свою госпожу.
  Проснувшись в то далекое утро обнажённой в мужских объятиях, женщина долго не могла поверить, что так глупо дала обвести себя вокруг пальца.
  - Вы меня обманули, - накинулась Стефания с кулаками на де Сантрэ, - обманщик, лгун, колдун!
  Но тот резким движением прижал возмущенную любовницу к груди таким образом, что их глаза оказались на одном уровне.
  - Я никогда не лгу, - серьёзно уверил он трясущуюся от гнева женщину, - я пообещал, что вы что-то вынесете из ваших грез, и обещание исполнил.
  - Где же это "что-то"? Где? - в истерике закричала она.
  - Он здесь! - слабо улыбнулся Рауль и многозначительно положил ей руку на живот.
  Как она тогда не скончалась от бешенства? Стефке запомнилась только багровая пелена, наползшая на разум, когда она вцепилась ногтями в бессовестное лицо да дикое рычание, вырвавшееся из груди.
  - Ни за что! - вопила она, изо всех сил вырываясь из ненавистных рук, - Никогда этого не будет!
  Усмиряли её уже три пары рук. Перепуганные внезапным взрывом гнева обычно терпеливой и доброй госпожи слуги пришли на помощь её врагу. И вскоре туго спеленатая в его плащ Стефка беспомощно извивалась на полу.
  - Отпустите меня, - кричала она, - я выцарапаю ему глаза, я....
  - Успокойтесь донна! Не надо так расстраиваться! - метались вокруг эти предатели.
  - Всё будет хорошо! Ну провели вы ночку с мужчиной: конец света ещё не настал. В ближайшей же церкви возьмете отпущение грехов и вся недолга,- убеждал её, забыв про рифмоплетство, растерянный Тибо, - такие вещи случаются повсеместно, и редко какая женщина может похвастаться, что хранила свою постель только для мужа. Да и те, прости Господи, в основном дуры или уродки какие-нибудь!
  - Ребенка не так просто зачать, - трусливо вторила ему Хельга, - мессир Рауль ведь не голубь, чтобы клюнуть один раз и всё - чрево уже заполнилось. Шутит он, не беременная вы! Вот лучше попейте водички, да придите в себя!
  Они голосили в два голоса, болтая всякую чушь, облили её с перепугу несколько раз водой, придавили разметавшиеся волосы, прошлись по ногам, и... Стефка поневоле пришла в себя. И тут же закрутила головой в поисках бесстыжего насильника.
  Рауль сидел рядом и вытирал кровь с расцарапанных щёк, не обращая внимания на суетливо мечущихся и галдящих слуг. Но на взгляд графини среагировал мгновенно.
  - Ах, душа моя, - нежно улыбнулся он, - хорошо, что вы пришли в себя. Нам нужно сегодня добраться до замка моего дядюшки - кавалера де Шермонтаза, а путь предстоит не близкий. Пора в дорогу!
  - Я никуда не поеду, - резко качнув головой, отказалась женщина, - хватит! Я убедилась в вашем коварстве: дальше наши дороги расходятся!
  Рауль по-прежнему наблюдал за ней, прижимая платок к щеке, а слуги подозрительно застыли.
  - Ну, - встрепенулась всем связанным телом пленница, - Хельга, Тибо! Развяжите меня и собирайте вещи!
  Однако те только растерянно переглянулись.
  - Но, ваша светлость, - пролепетала немка, - куда же мы пойдем? Всё завалено снегом, мороз, холодно!
  - Мы опять собьёмся с пути и замёрзнем, - жалобно заканючил шут, - у нас нет ни еды, ни денег, и если добрый господин согласился нас довезти до Парижа, то зачем отказываться?
  - Этот 'добрый господин' изнасиловал вашу госпожу, а вы что в это время делали?
  Но двое наглецов с такой скоростью отрицательно закрутили головами, что просто на удивление как те не отскочили с плеч.
  - Мы ничего не слышали, - правдиво округлив глаза, заверили слуги вновь наливающуюся гневом графиню, - а то бы непременно кинулись на помощь!
  - Если бы знали, что вас насильно прижали, немедля на помощь мы к вам прибежали, - пискнул Тибо, опасливо покосившись на де Сантрэ.
  - Откуда нам было знать, что всё произошло не по согласию, - добавила покрасневшая Хельга, пряча взор от искрящихся слезами глаз графини, - но теперь-то потерянного не вернешь. Так зачем же нам всем погибать от голода и холода?
  Стефке только и осталось, что заплакать от тоски и бессилия.
  - У меня горе, - горько сказала она им, - беда, какой ещё не было! А вы?
  Но эти двое переползли на другой край повозки, демонстрируя занятость перекладыванием вещей с места на место. Зато над ней склонился де Сантрэ.
  - Хватит истерик, дорогая, - неторопливо выпутал он её из кокона плаща, и даже помог натянуть платье, - если вас что-то не устраивает в наших отношениях, никто неволить не будет. Мы переждем непогоду в замке дядюшки и продолжим путь в Париж.
  Их фургон тронулся в путь, раскачиваясь на ухабах. Было невообразимо холодно от налетающего то и дело ветра, задувающего под полог снег. Тибо и Хельга, забыв о былых дрязгах, плотно прижались друг к другу, зарывшись в устилающую дно повозки солому. Рауль почему-то не вылез как обычно наружу, а расположился как раз посередине между слугами и графиней. Стефания может и прижалась бы в поисках тепла к слугам, но сначала нужно было протиснуться мимо де Сантрэ, поэтому она мужественно терпела леденящую стужу, кутаясь в далеко не самый теплый плащ и принципиально отвернувшись от мехов, предложенных вчера коварным Раулем. Кто знает, может проклятый колдун наслал на них чары? На душе и без того было настолько мерзко, что хоть волком вой. Стефка чувствовала себя донельзя униженной и оскверненной.
  'А что если о моем позоре, когда-нибудь узнает дон Мигель?' - прострелила её ужасная мысль. - 'Пресвятая Дева, что же тогда будет? Ой, как страшно, стыдно, нехорошо... Он никогда не простит потерявшую чистоту жену. Никогда!"
  И вдруг как будто через пелену, закрывавшую всё это время разум, внезапно пробилось ясное и чёткое сожаление о том, что она покинула мужа. Только дон Мигель мог защитить её от таких подлецов как де Сантрэ, только он мог быть поддержкой и опорой, которую она по глупости выбила из-под своих ног. Что за помешательство заставило её пойти на столь безумный шаг? К кому она так стремилась, когда сбежала от мужа? Стефанию даже заколотил озноб от осознания собственной глупости. Но как теперь вернуться к супругу? Как посмотреть ему в глаза? Она даже взвыла от отчаяния, спрятав голову в коленях.
  Мороз крепчал, и совсем окоченевшую от холода и горя женщину стало клонить в сон, когда лопнуло терпение у самого де Сантрэ.
  - Хватит глупостей, - подсел он к ней поближе, и закутал её вяло сопротивляющиеся плечи в меховую шубу, - так и заболеть недолго!
  - Я хочу умереть, - пробормотала несчастная Стефка и вновь расплакалась, уткнувшись носом... прямо в грудь ненавистного Рауля.
  - Что ты, любовь моя, - нежно вытер он слезы с её щек. - Это простая усталость: ты переутомилась скитаться по незнакомым дорогам в чужой стране. Надо отдохнуть, отоспаться на хорошей постели в тепле и уюте, и всё станет хорошо.
  И опять предательское тепло его объятий проникло во все поры закоченевшего тела, заставив блаженно расслабиться и моментально заснуть, склонив голову на любезно подставленное плечо.
  А когда она очнулась, то уже стояла во дворе странного сооружения, мало напоминающего знакомые ей замки. Высокие стены с башнями защищали от постороннего глаза простой двухэтажный дом, окруженный засыпанным снегом садом и всё: ни людских служб, ни толп носящегося туда и сюда народа, ни запахов, идущих с кухни. Да что там, даже следов ног на белоснежном покрывале снега и то не было!
  - Как мы сюда попали? - позже спрашивала озадаченная Стефания слуг, но оказалось, что те также благополучно проспали момент прибытия в этот странный дом.
  Позже, когда они тщательно изучили это место, выяснилось, что где-то за пределами стен люди все-таки есть, потому что периодически появлялись мрачные, скорее всего, немые слуги. Они приносили еду, занимались уборкой. Сделав свое дело, тотчас исчезали за закрывающимися воротами в каменной высоченной стене, а на ночь (совсем уж непонятно зачем) их вдобавок запирали в доме с крепкими решетками на окнах.
  Но это пленники узнают потом, а пока они, раскрыв рот, разглядывали стены диковинного жилища. Рауль радушно водил их по роскошно убранным комнатам.
  - Вот, душа моя, здесь вы отдохнете и наберетесь сил. Располагайтесь, обживайтесь!
  Стефка отвела очарованный взгляд от украшенной зеркалами спальни с огромной кроватью, и озадаченно спросила:
  - А где хозяева этого дома?
  - Ты, радость моя, его хозяйка, - улыбнулся Рауль.
  Посчитав, что это просто галантный оборот речи, женщина растерянно улыбнулась.
  - Но вы что-то говорили про своего дядюшку?
  - Он умер лет сто пятьдесят назад, - заверил их де Сантрэ, сделав вид, что не замечает ошеломленных лиц гостей, - так что, этот дом в вашем полном распоряжении. Отдыхайте, я навещу вас позже.
  И... исчез!
  - Ой, - растерянно плюхнулась Хельга на затрещавшее под её весом итальянское креслице, - куда же мы это попали?
  Тибо мрачно нахохлился.
  - Каким бы чертом не был он, попали мы как курицы в бульон!
  И пока Стефка изумленно разглядывала в зеркале исхудавшую, с беспокойными глазами рыжеволосую незнакомку, пытаясь сообразить, как она смогла дойти до такого состояния, её слуги уже пришли в себя.
  - Как бы то ни было: здесь тепло, наверняка хорошо кормят, и есть где выспаться.
  Де Сантрэ появился на третьи сутки, когда они действительно выспались, отдохнули и отъелись.
  Стефка с Хельгой от нечего делать перебирали нитки для вышивания, оказавшиеся в коробке с рукоделием, когда перед ними возник, немедля преклонивший колено мужчина.
  - Вот, душенька моя, - галантно преподнес он недовольно глядящей на него женщине серьги с бирюзой пронзительно синего цвета, - примерь. Они так подходят к твоим глазам!
  Серьги бесспорно были красивыми, только момент для подарка Рауль выбрал неподходящий: Стефка едва взглянула на бирюзу.
  - Шевалье, - грозно свела она брови, - благодарю за предоставленный кров, но нам пора в дорогу. Прикажите открыть ворота!
  Но Рауль бесцеремонно прикинул серьги к её глазам и, полюбовавшись эффектом, задумчиво пробормотал:
  - Нет, бирюза немного светлее. У вас изумительный цвет глаз, милая! Они не дают мне покоя с тех пор, как я вас увидел.
  - Полагаете, я должна чувствовать себя польщенной? - разозлилась Стефка. - Вы оглохли? Я вам толкую одно, вы мне - другое! Неужели в ваших глазах я настолько скудна умом, что не достойна ответов на свои вопросы?
  Надо было видеть, с какой быстротой исчезла неповоротливая Хельга, едва де Сантрэ на неё взглянул.
  Теперь Рауль не считал нужным и дальше миндальничать со своими пленниками и наконец-то стал самим собой, то есть личностью весьма неприятной, опасной и трудно постижимой. К сожалению, тогда они этого ещё не знали, и графиня наивно надеялась на благоприятный исход переговоров.
  - Простите, дорогая, но я не расслышал вопроса, - присел он на только что освобожденное место и даже подхватил в руки нить из сматываемого пленницей клубка, - поэтому и не ответил.
  - Я спросила, когда мы сможем тронуться в путь?
  - Хоть сейчас, если только вы мне поясните, куда направляетесь?
  Стефка немного смутилась.
  - В Париж, - уже тише ответила она, - вы же знаете об этом.
  - Нет, не знаю! Не знаю, зачем вам понадобился этот город? Кто вас там ждет?
  - Я уже отвечала вам на этот вопрос.
  - Так повторите!
  - Я еду к Азенкурам!
  - Азенкур - маленькое село близ Кале, где полвека назад англичане наголову разбили французов. Может, у него и есть сеньор, но он не имеет отеля в Париже и принадлежит к мелкой фландрской знати, а сейчас и вовсе вассал английской короны. И зачем вам нужна эта, скорее всего мифическая личность?
  Стефка растерянно оглянулась в поисках выдумавшего эту историю Тибо, но хитроумный карлик предусмотрительно спрятался.
  - Даже если вы правы, - вынуждена была согласиться покрасневшая женщина, - мне всё равно нужно в Париж.
  - Что вы там собираетесь делать? Без денег, без связей, и даже, как выясняется, без цели?
  Что же, хоть об этом и неприятно говорить, но видимо придётся.
  - Я ищу своего мужа.
  - Никто не ищет мужа, убегая от него.
  У графини де ла Верда противно заныл живот.
  - Так вы знаете, кто я? - обреченно выронила она клубок из ослабевших рук.
  Рауль любезно подхватил его и вернул хозяйке.
  - Дон Мигель, граф де ла Верда - довольно известная личность во Франции. Так же хорошо известно его болезненное увлечение преследованием еретиков. Вполне объяснимо, почему от него сбежала жена, но я не понимаю, зачем ей возвращаться обратно. Это - практически верная смерть!
  Стефка недоуменно взглянула на своего столь настойчивого кавалера, с испугом заметив непонятное мерцание его обычно невыразительных глаз.
  - Почему вы так считаете?
  - Граф посылал людей в подвалы инквизиции по малейшему подозрению в причастности к ереси. Что же он сделает с женщиной, нарушившей брачный обет? Обвинит в попустительстве сатанинскому наущению и недрогнувшей рукой отправит на допрос в тюрьму инквизиции. А для братьев доминиканцев невиновных не бывает! Вряд ли вы вынесете пытки... но и даже в случае упорства вас поместят на покаяние в затхлый подвал с крысами на хлеб и воду. Здоровья вы хрупкого, и вскоре де ла Верда сможет повести к алтарю другую новобрачную. Де ла Верда тяготится вами: зачем же давать ему отличный шанс избавиться от надоевшей супруги?
  Стефания часто и про себя, и вслух упрекала мужа в бесчувствии, страдала от сомнений в его любви, обижалась на невнимательность, но когда она услышала подтверждение своим подозрениям из уст человека постороннего, да ещё высказанное столь твердо и убежденно, слёзы хлынули по её щекам.
  - Нет, этого не может быть! Мигель любит меня, он просто... мы с ним... он любит, любит меня!
  Рауль сочувственно подал ей платок, но от своего не отступил.
  - От ваших слёз в его сердце не вспыхнет любовь. Да, в своё время он увлекся нежной невинной девушкой, но удовлетворенная страсть гаснет быстро! Иначе, почему он не пустился за вами вдогонку? Хитроумный интриган шут сделал всё, чтобы вас можно было отыскать, не прилагая никаких усилий. Он не давал вам шага сделать, не оставив следов, кружил по одному и тому же месту... почему же вас не нашли? Задайте себе этот вопрос.
  Стефка всхлипнула. Она уже знала ответ, но отказывалась произносить приговор своему замужеству. Странно, но только сейчас графиня вдруг осознала, чего хотела добиться своим побегом. Оказывается, в глубине души женщина подспудно ждала, что Мигель раскается, поймет свою ошибку, догонит её и они помирятся!
  - Если бы вы были ему нужны, граф нашёл вас так же просто, как в своё время это сделал я. Между тем де ла Верда благополучно уехал во Фландрию, а сейчас он вообще пересек пролив и находится с дипломатической миссией в Лондоне.
  - Дон Мигель уехал в Лондон?
  У бедной Стефки задрожали руки, и злополучный клубок вновь выпал из пальцев.
  - Почему, - с болезненной тоской взглянула она на Рауля, окончательно запутавшись в шелковых нитях, - почему он выкрал меня у жениха накануне свадьбы, если я была ему не нужна?
  Рауль посмотрел на неё с неясным выражением на лице: то ли сожаления, то ли презрения, а может быть и того и другого.
  - Люди, - задумчиво проговорил он, - вообще странные существа. Их чувства так мелки и непостоянны, а поступки суетливы и вздорны. Они ничего кроме золота не ценят и мало кем дорожат. И как правило, только потеряв, начинают сожалеть об утраченном. Выкиньте его из головы, любовь моя, де ла Верда не достоин страданий: он разбил вам сердце и даже не заметил этого.
  Стефка сквозь слезы неприязненно взглянула на собеседника.
  - А вы не такой? - зло спросила она. - Разве вы не обманом обесчестили меня?
  - Нет, - Рауль нежно пожал ей руку, - не такой. Я долго искал себе подругу, и когда наконец-то нашёл, несколько поторопился с изъявлениями чувств. Но меня можно понять: ведь вы так прекрасны. Уверяю, моё сердце навсегда отдано вам!
  - Это только слова, - раздраженно отмахнулась плачущая Стефка, - слова, чтобы заморочить мне голову и уложить в постель, а когда насытитесь, бросите меня так же, как это сделал в своё время де ла Верда. Но дон Мигель - мой супруг перед Богом и людьми, тогда как вы предлагаете мне недостойную связь.
  - Я предлагаю вам разделить любовь и жизнь, и в этом нет ничего недостойного!
  Стефка посмотрела на сидящего напротив мужчину, и сердце пронзила горькая как полынь тоска. Женщина прекрасно понимала, чего он ждёт, и это приводило её в бессильное отчаяние.
  - Пусть меня не любит дон Мигель, - перевела она дыхание, - но это не значит, что его место должны занять вы.
  - А я и не претендую на его место.
  Рауль ласково сжал её руки, освобождая от шелковых пут.
  - Вы слишком подавлены и расстроены, чтобы объективно взглянуть на ситуацию. Между тем, вам здесь будет хорошо, поверьте! Посмотрите за окно: на улице метель, свирепый ветер, в доме же уютно, тепло, безопасно. Многим женщинам остается только мечтать о таком убежище в объятиях любящего мужчины!
  Стефка вслушивалась в интонации завораживающего голоса, постепенно приходя в состояние обреченного безразличия: действительно, за окном зима, холод и снег, Мигель уехал в Англию и никто и нигде не ждет бедную, бесприютную странницу!
  - Примерьте серьги: я уверен, что эта бирюза придаст особый шарм вашей красоте. И знаете... драгоценные камни лучше всего смотрятся на обнаженной женщине. Одежда мешает их по достоинству оценить!
  Вот так всё и началось.
  Рауль довольно часто навещал свою пленницу и каждый раз приносил какие-нибудь ценные подарки: драгоценности, дорогие шитые золотом ткани, вуали, тончайшие шелковые чулки.
  - Зачем мне всё это? - как-то спросила его Стефка, рассеянно любуясь обтянутой расшитым шелком ногой. - Вы, едва завидев меня, сразу же раздеваете. А так щеголять перед слугами по меньшей мере глупо.
  - Я специально повесил в этой комнате столько зеркал, чтобы вы любовались собой. Посмотрите, как прекрасно смотрится это колье из сапфиров на вашей коже - само совершенство! В мире так мало настоящей красоты.
  Рауль без сомнения был истинным ценителем всего прекрасного, но иногда Стефка ощущала себя чуть ли не очередным перстнем в шкатулке для драгоценностей: настолько мало интересовали де Сантрэ её истинные чувства и желания.
  И вот сегодня молодой женщине приснился сон, давший понять, что пора выбираться из заточения. Иначе, как высказалась кошка из сновидения, она потеряет душу и действительно станет вещью из коллекции редкостей Рауля, а люди '...они не те, кем кажутся!'
  - Надо выбираться отсюда! - скомандовала она смущенно переминающимся слугам.
  - Но как? - втянула голову в плечи расстроенная Хельга. - Везде замки, стены, решетки... давайте подождем весны. Куда мы поплетемся в пургу и метель?
  Стефка понимала, что дожидающаяся родов немка мало подходит для побега, но и бросать её здесь не отваживалась. Рауль относился удивительно черство ко всем кроме любовницы, да и она не была особенно уверена в его чувствах. Даже наедине с возлюбленной он был отстраненным, холодным и непостижимо далеким.
  На удивление хозяйку поддержал Тибо.
  - Здесь не всё ладно, - буркнул он, - бежать надо отсюда, пока совсем не стало худо!
  Оставалась 'мелочь' - выбраться из плена. Собравшись в кружок, они шепотом обсудили план побега.
  Ударить по голове истопника табуретом оказалось делом несложным, а вот выбраться всем скопом дорогой, по которой он пронес дрова, беглецам не удалось. Оказалось, что сад, в котором находился их дом, разбит на довольно большой площадке между несколькими башнями внутренней цитадели, и калитка ведет в кишащий людьми внешний двор какой-то крепости.
  - Нам не пройти незамеченными, - вернулся из разведки расстроенный Тибо.
  - И как быть?
  - Если только кто-то переоденется в его одежду, - кивнул карлик на бесчувственное тело.
  Других вариантов побега не было.
  - Прости меня, Хельга, - со слезами на глазах простилась с верной служанкой графиня, - я обязательно вернусь за тобой. Да и не тронет де Сантрэ беременную женщину. Пускаться же в такой опасный путь на сносях чрезвычайно опасно.
  Хельга расплакалась от страха, но помогла госпоже переодеться в тряпье истопника. Тибо с небольшим узлом самого необходимого завернули в рогожу, в которой слуга принес дрова, и Стефка, с неимоверным усилием взвалив на плечи увесистый груз, отправилась к распахнутой калитке одной из башен.
  Наверное, беглецам элементарно повезло, но когда женщина вышла из темноты башни на утоптанный снег двора, то ей попалась на глаза уже запряженная крытая повозка.
  Воровато оглядевшись, Стефка метнулась под защиту её полога, молясь, чтобы там никого не оказалось, но в ворохе сена устроились только пустые горшки и ящики.
  - Тибо, - вытряхнула она из рогожи шута,- быстро закопай меня в сено, да смотри, не перебей горшки.
  Но то ли из особой вредности, а может дурачась по привычке, Тибо так грохотал горшками, что вызывало удивление, как это их не обнаружили. От всей души Стефка врезала затрещину озорнику, но что толку: Тибо повыл-повыл, и тотчас принялся устраиваться поудобнее, с оглушающим треском шурша сеном.
  В общем, когда возница, с кем-то долго разговаривающий неподалеку, залез на козлы и натянул вожжи, понукая кобылу, женщина была уже невменяемой от напряжения.
  Скрипя, подпрыгивая на каждой кочке и угрожающе раскачиваясь, судя по ругани стражников и скрежету разматываемых цепей, повозка миновала подъемный мост. Шепчущая молитвы Стефка больше всего боялась чихнуть от лезущего в нос сена, да крепко зажимала рот возмущенно брыкающемуся шуту.
  - Убью! - грозно прошептала она ему на ухо, и Тибо благоразумно затих.
  Измученным от неудобных поз и холода беглецам казалось, что прошли долгие часы пути, когда по доносящемуся снаружи характерному шуму они догадались, что въехали в какое-то селение.
  Когда повозка остановилась, и возница, прихватив несколько горшков, куда-то отлучился, настала их очередь крадучись вылезти на белый свет, отряхивая сенную труху. Вокруг беглецов кипела жизнь небольшого городка, и если Стефка в испачканном платье истопника выглядела настоящим чучелом, то бархатный костюмчик Тибо красноречиво уверял прохожих, что перед ними почтенный шут из состоятельного семейства.
  - В Сен-Дени удалось убежать ,- скоро сделал вывод карлик, прислушавшись к разговорам вокруг, - отсюда до Парижа рукой нам подать. Надо сменить вам платье, если не хотите слушать проклятья.
  Сменная одежда у графини была - то самое платье с плащом, в котором она в свое время бежала ещё из Лотарингии. Не местного покроя, порядком потрепанное и облезлое, но чистое.
  Кое-какие деньги у них оставались, когда они попали в плен к Раулю: вот эти жалкие гроши Стефка и вынесла из заточения, наотрез отказавшись взять дареные драгоценности.
  - Пусть подавится своими алмазами, - буркнула она в ответ на уговоры слуг,- не хватало только, чтобы нас обвинили в воровстве. На худой конец...
  Графиня с тяжелым вздохом прижала к груди золотой крестик, который в свое время подарил ей Збирайда.
  Хозяин постоялого двора, где они остановились, чтобы привести себя в порядок, посоветовал путникам выехать в Париж с караваном торговцев мукой.
  - Такая красотка как ты, детка, всегда договорится, чтобы ей устроили тепленькое местечко между кулями с мукой, - добродушно пошутил он, намекая на её жалкий полунищенский вид, - и уродца своего где-нибудь приткнешь.
  - Я - честная девушка, - деланно оскорбилась, подделываясь под деревенский говор Стефка, но неистребимый акцент придал её речи диковинную шепелявость.
  - Так ты, бедняжка, ещё и косноязычна, - пожалел её трактирщик, но потом добавил, - с таким личиком тебе слова ни к чему: только глянешь глазками и любой дурак всё поймет.
  Дядька не оставлял её в покое ещё минимум полчаса, изощряясь во фривольных намеках. У Стефки стало отвратительно на душе: если действительно привяжется какой-нибудь нахал, что тогда делать? Тибо его пугать?
  - Мой отец умер, и остался только брат - плакалась она трактирщице вечером, кивая головой на опешившего от такого внезапного родства карлика,- он служит на хорошем месте в Париже. А как нам туда добраться, чтобы ко мне не приставали всякие распутники, ведь я честная девушка и не хочу рисковать своим добрым именем?
  Стефка так долго плакала и причитала, горестно перечисляя свои мнимые несчастья, что добрая женщина пожалела сирот и, обежав всех кумушек, нашла знакомого, который выезжал с хлебным обозом. Дюжий мужик клятвенно пообещал не давать их с Тибо в обиду.
  - Попробуй вякни хотя бы слово, - пригрозила графиня то и дело порывавшемуся съязвить шуту, - станешь немым карликом, на радость всем, кто хоть раз с тобой встречался. Язык вырву!
  Вряд ли тот поверил угрозе, но всё-таки мудро промолчал, когда сердобольная трактирщица собрала им на ужин пару лепешек с куском кролика.
  Стефка мужественно открыла рот... и тут же его закрыла.
  - Не могу, - мрачно призналась она, - ешь сам.
  Тибо в мановение ока сожрал всё предложенное, сыто отрыгнул и улегся спать, а Стефка всю ночь прокрутилась на жёсткой лежанке рядом с сопящим карликом. Бежать-то она сбежала, но что делать дальше? Куда идти в незнакомом Париже? И кого искать, не Азенкуров же на самом деле?
  - Подумаешь, проблема, - зевнул поутру карлик, когда она пожаловалась ему на бессонную ночь,- а Гачек на что? Уж ваш земляк что-нибудь придумает!
  К стыду своему, про Славека графиня забыла, и теперь, воспрянув духом, с нежностью вспомнила своего соотечественника. Да вот же решение всех проблем: Гачек обязательно им поможет.
  Зимнее солнце ещё только багрянцем забрезжило на востоке, а обоз уже тронулся в путь.
  В одной из крытых повозок, положив голову на мешок с мукой, спала крепким сном усталая Стефка. На её коленях притулился дремлющий Тибо, не пожелавший пачкать свой нарядный костюм мучной пылью. Однако графиня не стала сгонять обнаглевшего шута: у неё на душе впервые за долгие месяцы воцарился покой. Пусть впереди ещё было немало трудностей, но эйфория свободы уже охватила её: Стефка окончательно поверила, что убежала от Рауля.
  - И никогда больше, - твердо сказала она себе, - я не буду иметь дела с нечистой силой.
  
  
  АНГЛИЯ.
  Чудовищные сквозняки, гуляющие по обширным залам замка (Тьюрдорф был любезно предоставлен папскому посольству его владельцем, наверное, скрывшимся в более пригодном для жилья месте), были ещё не самой худшей напастью. Больше всего допекала южан-легатов промозглая сырость, от которой не было спасения даже у гигантских каминов, в которых горели целые стволы деревьев. Что толку в опаленных носах туфель и в начинавшей то и дело парить одежде, если по осклизлым стенам на противоположном конце зала струилась подозрительная влага, а шпалеры на стенах ярко зеленели от плесени.
  Волглое, противно липнущее к телу бельё, не согревающиеся даже день и ночь горящими жаровнями спальни, отвратительная еда. Пусть только злопыхатели скажут, что жизнь у аристократов - мёд, дон Мигель их лично ткнет носом в заплесневевший полог своей кровати. С каким бы удовольствием они от этого грандиозного великолепия съехали на какой-нибудь постоялый двор, с маленькими, но хорошо протопленными комнатами. Увы, 'положение обязывает'!
  Поэтому простуженные, с застарелым насморком, чихающие и трясущиеся от холода папские легаты тщетно кутались в теплую одежду да пичкали себя отвратительным вином со специями из запасов хозяина - графа Солсбери.
  - Мы киснем здесь уже месяц, - привычно жаловался граф епископу, - а дело не сдвинулось с мертвой точки. А все этот беспокойный граф Уорик. 'Делатель королей' - ни больше, ни меньше! Практически процарствовав первые годы правления молодого повесы Эдуарда, беспринципный интриган теперь не хочет расставаться с властью. Какое тщеславие у этого человека! Между тем я уверен, что за замыслами реставрации короля Генриха на престоле, стоит наш хитроумный король Людовик. Хорошо известно, какие конфликты вспыхивали между Уориком и Йорком по вопросу поддержки Карла Смелого. Вот теперь бургундец и вынужден принимать у себя беглеца - сторонника свергнутого короля: родственные связи!
  Братичелли в силу пожилого возраста воспринимал английский климат ещё хуже, чем его молодой сподвижник. У него разыгрался ревматизм, скрючило пальцы на ногах и невыносимо ныло плечо, раненное ещё в годы неразумной юности, но его преосвященство воспринимал эти напасти с похвальным смирением. Чем отнюдь не мог похвастаться выходящий из себя от вынужденного безделья дон Мигель.
  - Ланкастеры продержатся недолго, - убежденно заверил его епископ. - Пусть даже Уорику удалось захватить в плен короля Эдуарда, потом же он всё равно его выпустил, как ребенок поверив лживым обещаниям. Непростительная наивность со стороны такого опытного интригана. И мало проку от королевы Маргариты в этом тонком деле, хотя для женщины она необыкновенно воинственна. Сам же король по-прежнему сидит в Тауэре, да и какой толк с потерявшего разум государя?
  Собеседники тяжело вздохнули. Помутнение рассудка - катастрофа для любого человека, но горе стране, в которой подобным недугом страдает король. Государство начинает само по себе напоминать безумца, как будто болезнь перекидывается на всех его подданных.
   - Уорик собирается вновь провозгласить Генриха королем и править от его имени. Говорят, что между ним и Маргаритой Анжуйской подписано об этом соглашение, - уныло заметил де ла Верда. - Может, у него даже появилась идея об окончательном захвате трона Плантагенетов: только чёрт знает, что в голове у этих властолюбцев. Кое-какие права на престол у него есть. Ведь у Ланкастеров практически не осталось наследников, кроме принца и отдаленного сородича - Тюдора, тогда как Йорки - род многочисленный. Да и сам низвергнутый король имеет полную возможность нарожать наследников, так как достаточно молод.
  Огорченный епископ прочитал молитву.
  - Бедная Англия, - грустно перекрестился он, - кто бы мог подумать после блестящего правления короля Эдуарда III, что её ждет такое бедствие? Страшно смотреть, как глупо гибнет цвет английской знати. У папы весь этот ужас вызывает отеческую тревогу, но что толку оттого, что папские посольства, сменяя друг друга, пытаются прекратить бойню. Среди дьявольского шабаша честолюбий никто не слышит примиряющего благоразумного голоса церкви. Все озверели от крови. Вот что может сделать с могущественной династией один неверный вассал-клятвопреступник!
  Дон Мигель согласно кивнул головой, зябко ежась под меховой полостью.
  - Сначала Уорик предал Ланкастеров, теперь Йорков, а потом опять предаст первых, - продолжал рассуждать огорченный епископ, - и что? Переговоры нам теперь вести с этим дурным честолюбцем или с королевой Маргаритой? А может дождаться, когда вернется с войском восстанавливать свои права на престол король Эдуард?
  - Не знаю, - вздохнул граф и, неохотно покинув теплый меховой кокон, подошёл к длинному створчатому окну с мутной непроглядной слюдой, - а ещё всё время идут дожди. На календаре уже давно зима, а на этом проклятом острове постоянная сырая мгла, как будто кто-то украл солнце, и наступила вечная осень. Мне кажется, что все как будто сговорились против меня: пропала Стефания, нелады с Людовиком, бесполезное пребывание в этой утопающей во влаге стране, практически проваленная миссия.
  - Вы поддаетесь греху уныния, сын мой, - укоризненно покачал головой епископ. - Возможно, это просто испытание, которое наложил на вас Господь. Смиритесь и молите Всевышнего о помощи. Кстати, а есть ли какие-нибудь известия от вашего секретаря?
  Де ла Верда отошел от окна к огромному столу, открыл деревянный резной ларец и подал его преосвященству ворох писем.
  - У Гачека оказался талант соглядатая. Сколько я работал с такого рода людьми, но столь полных отчетов никогда не получал.
  - Может потому, что у него есть личная заинтересованность в судьбе вашей супруги? - улыбнулся Братичелли. - Он так преклонялся перед графиней.
  - Может, - сухо усмехнулся дон Мигель, - но работает Гачек добросовестно. Утешительного, правда, сообщить ему нечего. В свите Карла Французского Рауль де Ла Рош занимает должность устроителя облав на зверя и бывает в отеле сюзерена только накануне выездов на охоту. Друзей он не имеет, врагов тоже, держится всегда особняком, замкнут. С юной женой встречается редко, постоянно пропадая в охотничьих угодьях.
  - Аминь, - подвел итог разговора зевнувший епископ, - положитесь на милость Божью, сын мой, и Всевышний вас не оставит.
  Интриги интригами, а войны войнами, но двенадцать дней после Рождества в Англии привыкли праздновать с широким размахом. К всеобщему веселью не мог не присоединится и красивый остроумный испанец. Забыв про хандру он принимал деятельное участие во всех придворных развлечениях, пытаясь сориентироваться в сумасшедшей головоломке, которую представляла собой политическая жизнь туманного Альбиона в последней трети пятнадцатого века.
  Вот и сегодня де ла Верда сопровождал королеву Маргариту и её придворных дам, которые плыли на разукрашенной коврами и бархатными подушками ладье по Темзе. Выдался на редкость ясный день, и отблески солнца на хмурой зимней воде приятно радовали глаза.
  Граф изо всех сил старался быть галантным с выводком разодетых в узорчатый бархат кокетливых и далеких от скромности дам. Англичанки иногда его ставили в тупик вольными манерами поведения.
  Описываемая эпоха требовала от женщин довольно много: дамы эпохи Ренессанса должны были с лёгкостью поддерживать беседу, петь, музицировать, танцевать, уметь к месту процитировать модных поэтов. Дон Мигель не то чтобы осуждал подобные вольности (пусть кривляются, раз пошла такая мода), но во всем должна быть мера, а англичанки часто переходили границы благоразумия.
  Вот и сейчас их разноцветные вуали развевались словно флаги, готовящихся к сражению армий. Блеск шаловливых глаз, двусмысленные шепотки и улыбки, вроде бы случайно взмывающие юбки.
  - А правда, граф, что вы женились во время своих путешествий? - первой поддела его графиня Берри, искоса бросая на чужеземца сверкающий улыбкой взгляд.
  - Правда! - граф любезно растянул губы в ответ.
  Его интересовала эта женщина: ходили упорные слухи, что она любовница Уорика, несмотря на близость последнего с королевой.
  - И где же сейчас ваша супруга? - это спросила леди Самвейлл.
  Красавица-вдова была ближайшей подругой королевы, значит, его личная жизнь была предметом сплетен в королевской опочивальне.
  - Где ей и положено быть - в Испании.
  - Но ей, наверное, скучно без вас? - опять графиня.
  Дон Мигель шутливо развел руками, чуть ниже, чем надо, склоняясь над энненом красотки.
  - Что поделать, жизнь не может быть вечным праздником. Женщине спокойнее жить в деревне, если только речь не идёт о такой божественной красавице как вы, миледи! Вашу прелесть преступно прятать в тиши какого-нибудь провинциального замка.
  - О, испанцы умеют одаривать комплиментами, - улыбнулась польщенная женщина.
  - Что сияет до ослепления, не нуждается в комплементах. Красота - солнце даже для тех, кто вообще лишен способности говорить!
  - Меня ещё никто не сравнивал с солнцем.
  - Я тоже не сравниваю... любуюсь, таю от блаженства и немею!
  - Это вы-то немы? Тогда что же бывает, когда разговоритесь?
  Стараниями дона Мигеля их беседа от фразы к фразе становилась всё тише, и последние слова он уже прошептал, склонившись над ухом дерзкой кокетки.
  - Голос сердца предпочитает доноситься только до того, кем хочет быть услышан. Достаточно только пожелать, и я положу к вашим ногам свою любовь.
  Он уже несколько дней вёл упорную осаду этой красавицы, но она только улыбалась, не давая конкретного ответа, но и не отвергая притязаний. И вот сегодня, судя по томному мерцанию ответного взора, граф был как никогда близок к цели, но...
  - Дон Мигель, - неожиданно обратилась к нему поигрывающая веткой остролиста королева, - вы настоящий дамский угодник. Как не взгляну, вы любезничаете то с одной дамой, то с другой. Как на подобную ветреность посмотрит епископ?
  - Каждому своё, ваше величество: одним молиться, другим ухаживать за дамами. Что поделаешь, если у меня столь горячая кровь, - отшутился де ла Верда, вновь многозначительно покосившись на упорствующую графиню.
  - Вы - красивый мужчина, но говорят, что испанцы хоть и страстные любовники, но очень коварны.
  - Это клевета, ваше величество. Достаточно посмотреть на меня, чтобы понять: уроженцы Пиренеев кротки и смиренны. А вот ваши придворные дамы жестоко терзают моё сердце своей красотой, отказываясь ответить на чувства.
  Конечно же, все рассмеялись в ответ на это жалобу. Королева только укоризненно покачала головой. Впрочем, Маргарита сама была отнюдь не дурна, и если бы не опасная стезя, по которой следовала её величество, как знать, возможно он ей бы увлёкся. Де ла Верда обвёл заинтересованным взглядом красивое лицо королевы, рыжеватые косы, приятные формы, и пришел к выводу, что она ему нравится, но только как женщина, не более!
  К сожалению, их переговоры зашли в тупик.
  Ланкастеры всегда поддерживали Людовика в его борьбе с Карлом Смелым, но когда встал вопрос о конкретных действиях, английская сторона неожиданно заупрямилась.
  Не сказать, чтобы они категорически отказывались что-либо делать или выдвигали какие-то новые требования, но дело не сдвинулось с мертвой точки ни на йоту. Вот поэтому граф и решил пойти к цели давно проверенным путём через альковы дам. И хотя графиня Берри пока упрямилась, он был твёрдо уверен, что это дело времени. Англичанка всё равно уступит, хотя бы ради интереса испытать его в постели, чтобы потом было о чём посплетничать с такими же развратными подружками.
  И вдруг в самый разгар интриги из Франции пришло донесение от Гачека, после которого епископу пришлось употребить всё своё красноречие, чтобы привести в чувство не в меру ретивого соратника.
  - Вы не можете всё бросить и уехать во Францию, - уговаривал он мечущегося по комнате невменяемого испанца.- Сами же видите, в какой тупиковой мы ситуации. Нужно обязательно узнать, почему Ланкастеры тормозят переговоры, и тут бесценна именно ваша помощь!
  - Но моя жена бродит по Парижу. Мало ли, что взбредет ей ещё в голову и куда она в очередной раз направится в припадке слабоумия? От такой женщины можно ожидать чего угодно!
  - Не верю собственным ушам, - сокрушенно вздохнул его преосвященство, - где же ваша знаменитая логика, где острый ум, который так ценит папа? Вы толком ничего не знаете наверняка, и уже такого наговорили, что хоть уши затыкай. Остыньте, успокойтесь, придите в себя! Главное, что графиня живая и здоровая. Если она принялась искать в Латинском квартале Гачека, значит, поселилась где-то в городе. Ваш секретарь скоро её найдет и привезет сюда. Но в высшей степени глупо появиться сейчас во Франции. Мы не можем себе этого позволить. Если об этом узнает и так недолюбливающий вас Людовик, то скандала не избежать!
  Де ла Верда ещё долго не мог успокоиться, извергая проклятия и бегая по комнате, но епископ терпеливо переждал его приступ гнева, благочестиво перебирая четки: он намеривался твёрдо стоять на своем. Не виделись супруги полгода, могут и ещё подождать! Всё равно кроме скандала и взаимных обвинений им нечего ждать от встречи, а с этим можно и повременить.
  И тут на счастье его преосвященства в комнату осторожно заглянул слуга с сообщением, что графа дожидается какая-то старуха. Недовольный дон Мигель вышел к посетительнице, и почти сразу же вернулся, подавленный, но более-менее успокоившийся.
  - Записка от графини Берри, - сказал он епископу, сразу же сжигая бумагу в камине и тщательно закопав пепел в раскаленные уголья. - Она ждёт меня сегодня вечером.
  - С Богом, сын мой, - отечески напутствовал его старик, облегченно переведя дыхание, - а заодно и успокоите расходившиеся нервы. Леди - красивая женщина: совместите приятное с полезным, а утром приходите за отпущением грехов.
  Дни шли за днями, поспешно складываясь в недели и месяцы.
  Наконец, после невероятных усилий и в результате целой цепи головоломных интриг папскому посольству удалось усесться за стол переговоров и даже приступить к обсуждению каких-то предложений, но тут начался новый виток войны, и всё прочно застопорилось. Ланкастеры и Йорки вновь схлестнулись в смертельной схватке.
  Епископ и дон Мигель обреченно наблюдали, как превращается в бумажный мусор всё, что они с таким трудом достигли после трех месяцев переговоров.
  На дворе уже зазеленела молодой травой весна, и опять лили так раздражавшие де ла Верду дожди, когда страшным аккордом пробили события марта 1471 года. Наследный принц погиб в битве при Тьюксбери, а король Генрих был казнен в Тауэре, о чём громко шептались в Лондоне, несмотря на опровергающие реляции правительства Эдуарда Йорка.
  Папским легатам по большому счету было всё равно, кто победит в этой дикой резне, главное, чтобы она наконец-то закончилась.
  - Они оскорбляют цветок девы Марии, столь обильно поливая его кровью, - как-то огорченно высказался его преосвященство, и это было довольно емкое выражение отношения папского престола к происходящему, но в остальном...
  Йорк был настроен против заключения мира, и за месяцы пребывания во враждебной Франции Бургундии его отношение к Людовику ещё более ухудшилось. Это означало, что работа посольства не только пошла насмарку, но ещё и дополнительно усложнилась.
  Между тем от Гачека тоже не было утешительных известий.
  Всё шло по-старому. Стефания вновь бесследно исчезла, а Рауль де Ла Рош по-прежнему много времени проводил в отъездах, слыл образцовым семьянином и преданным вассалом до тех пор, пока Францию не взбудоражил слух о внезапной кончине брата короля - Карла Французского.
  - Какая странная смерть, - поразился дон Мигель, прочитав сообщение, - просто необъяснимая! Признаков отравления медики не обнаружили, но не может же быть, чтобы абсолютно здоровый молодой человек лёг спать и не проснулся?
  - Всё в руках Божьих, сын мой, - философски заметил епископ, - сегодня мы живы, а завтра наши тела станут пищей для червей.
  - Только Карл Французский стал этой пищей в самый подходящий для Людовика момент, когда вновь перешел на сторону Карла Смелого. Боюсь, что к его смерти приложил руку сам король!
  Братичелли не любил прямых обвинений.
  - Как бы то ни было, король лично не подсыпал яд, - возразил он. - Кстати, ваш предполагаемый соперник, кажется, был вассалом погибшего герцога?
  - Рауль сразу же перешел на службу к Людовику, и тот даже дал ему должность придворного устроителя охот и королевского смотрителя лесов. Так что от этих событий барон только выиграл. Зато теперь Гачеку стало гораздо тяжелее работать. Король большинство времени проводит в замках на Луаре, куда нашему шпиону вход заказан.
  - О графине ничего не известно?
  - Нет... Зато Гачек попросил меня выслать ему все имеющиеся в моем распоряжении книги по демонологии, - дон Мигель удивленно качнул головой. - Знаете, с его стороны это странный поступок. Честно говоря, у меня сложилось впечатление, что он не особенно боится нечистой силы.
  - Бывают такие безумцы, - тяжело вздохнул, перекрестившись, епископ. - Им не хватает чужой мудрости, и пока они на собственной шкуре не испытают гибельность подобных заблуждений, глупо упорствуют. Их особенно любит сатана. Из них иногда выходят талантливые ученые, медики, алхимики, астрологи, но в основном это - опасные еретики. Забираясь в запретные сферы они даже не подозревают, кем подталкиваются в спину.
  - Гачек ещё не потерян для церкви, - живо возразил граф, - и его сомнения - обычные заблуждения неразумной юности.
  
  
  ПАРИЖ.
  На Центральном рынке Стефания и Тибо распрощались с попутчиками и принялись разыскивать Латинский квартал. Надо сказать, это оказалось непростым делом.
  Париж той эпохи был одним из самых больших городов Европы. После запустения, которое постигло город из-за гражданской войны между арманьяками и бургиньонами в начале века, он вновь начинал приобретать утерянное могущество и процветание.
  Центральный рынок включал зерновые, хлебные и мучные ряды, а также лавки, где торговали птицей и молочными продуктами. В районе Живодерни жили мясники. На площади Сен-Жан-ан-Грев продавали сено, а на Веннери торговали овсом. Париж того времени уже славился производством предметов роскоши: в Таблетри делали изделия из слоновой кости, на улице Сен-Мартен жили обработчики бронзы, а улица Кенкампуа славилась мастерскими ювелиров. Продавали бриллианты и другие драгоценные камни также на улице Курари. Изготовители гвоздей и продавцы проволоки жили на улице Мариво, оружейники -- на Омри, текстильщики -- на улице Ломбардов, а кожевенники -- на Кордонри, где также изготавливали башмаки. На улице Сен-Дени помещались бакалейщики, аптекари и шорники.
  Можно только представить с каким трудом пробирались через огромный город Стефка и Тибо. Путаясь в паутине улиц, они беспомощно спрашивали прохожих, как попасть в район Университета. Нельзя сказать, чтобы чужеземцам отказывались помочь, но объяснения были настолько привязаны к понятным только местным жителям ориентирам, что в результате, описав новый круг по забитым народом улицам, наши странники вновь оказывались где-нибудь в районе рынка. Только потом уже на постоялом дворе Стефке пояснили, что район Университета находится в Новом городе. Они же блуждали по так называемому "Городу" - торговому сердцу Парижа, где в избытке было трактиров, складов, рынков и домов буржуа средней руки с неизменными лавками и конторами, а также неимоверной грязи вкупе с прокопченным воздухом, висящим серым маревом вдоль узких улочек.
  - Выйдите на улицу Сен-Дени, и идите на юг, не сворачивая. Доберетесь через каменный мост до острова Сите. Там увидите наш величественный Нотр-Дам-де-Пари и продолжите путь уже по улице Сен-Жак через Малый мост на левый берег Сены. Вот там и будет Латинский квартал, - пояснила им хозяйка гостиницы. - Только будь осторожна, девонька, эти школяры такие безобразники!
  Она остановила сожалеющий взгляд на понуром с посиневшим носом Тибо. Карлик продрог и очень устал от бесцельной беготни.
  - И брата своего оставь здесь: задразнят его озорники, а то и грязью закидают. И ведь нет никакой управы на латинских бездельников. Терроризируют весь город, а только тронь - шуму не оберешься!
  Так и оказалась графиня одной на улицах огромного незнакомого города, равных которому не видела никогда. В эпоху отсутствия тротуаров и дренажной системы на улицах Парижа царила такая грязь, что горожанки натягивали поверх башмаков деревянные сабо на высокой платформе. Но у Стефки их не было, поэтому она с непривычки скользила по смешанному с грязью раскисшему снегу, приподнимая подол юбки, чтобы не испачкаться
  К неловкой чужеземке сразу же пристали местные шалопаи.
  - Эй, красотка, - распинался один из них, - подними повыше юбку, я хочу посмотреть на твои ножки!
  - Посмотрите на эту маркизу, - кричал другой, - она боится запачкать платье!
  Но Стефка мудро не обращала на них внимания: других проблем хватало. То и дело приходилось прижиматься к стене, сторонясь всадников и носильщиков с портшезами, и всё равно, те каждый раз обдавали её потоком ледяной грязи.
  Женщина устала настолько сильно, что даже громада Нотр-Дам-де-Пари, которым так гордились парижане, и то не произвела на неё сильного впечатления: утомленные шумом и мельтешением толпы глаза лишь равнодушно отметили каменные узоры кладки.
  Но настоящие неприятности начались, когда она пересекла Малый мост через серую и неприветливую зимнюю Сену и попала на левый берег.
  Здесь царили уже иные нравы.
  На левом берегу в ту пору располагалась улица Брюно - здесь были открыты школы для преподавания канонического права. На улице Англичан жили хорошие ножовщики, а на улице Ферр находились учебные заведения при факультете искусств. Там школяры изучали латинский язык и грамматику, философию, риторику, а также литературные и научные дисциплины, освоение которых предшествовало изучению богословия, права или медицины.
  Вот на улице Ферр и вцепился ей в локоть какой-то нахальный молодчик, когда она осведомилась у него как пройти к Медицинской школе
  - Сколько ты хочешь, красотка? Много не дам, но десять денье у меня есть. Соглашайся, совсем не плохие деньги!
  Стефка по наивности сначала подумала, что тот неправильно её понял.
  - Мне не нужны деньги, я прошу вас показать дорогу.
  - Я покажу тебе дорогу: здесь есть гостиница, где хозяйка сдает комнаты на часок.
  - Мне не надо в гостиницу, - попыталась она вырывать локоть из его цепких пальцев,- отпустите меня!
  - Уверяю, тебе больше никто не даст, - силой повлек её наглый парень в сторону узкого переулка. - Пойдем, не пожалеешь, когда увидишь, что у меня в штанах!
  - Да что же это такое! - обозлившаяся Стефка пнула его в то место, которым он так хвастался. - Пошёл вон, мерзавец!
  - Ах ты, шлюха! - разъяренно взревел нахал и уже занес руку для удара, когда из собравшейся вокруг небольшой толпы появился худощавый мужчина средних лет в сером подбитом белкой плаще.
  - Что здесь происходит? Почему не даете проходу девушке? Мне пожаловаться вашему декану? - с неожиданной силой ухватил он обидчика за запястье. - Безобразие какое! Совсем распустились!
  - Не надо жаловаться декану, - моментально струхнул тот. - Она сама виновата... потаскуха, а нос дерёт!
  Стефка задохнулась от возмущения .
  - Я - честная девушка, - заверила она неожиданного заступника,- он все лжет! Я ищу своего брата, и хотела узнать, как найти Латинский квартал?
  - Так ты не местная, крошка? - улыбаясь, заметил незнакомец. - Ты уже находишься в Латинском квартале, а этот безобразник - школяр!
  Но парень уже выбрался из толпы и исчез где-то в прилегающих улицах. Разочарованная таким неинтересным окончанием скабрезной истории толпа немедля рассосалась, и Стефка осталась только со своим заступником.
  - Мой брат учится в Медицинской школе, - пояснила она этому доброму человеку. - Наш отец умер, и я приехала к нему!
  - В Медицинской школе? - удивленно приподнял брови мужчина. - Что же, нам по дороге. Я - профессор медицинской школы Метье де Монтрей, а как имя твоего брата?
  - Его зовут Славек Гачек.
  - Откуда вы?
  - Из Моравии!
  Профессор замолчал, с недоумением поглядывая на спутницу.
  - Мне жаль, красавица, что ты проделала такую дальнюю дорогу зря, но студента с таким именем в нашей школе нет, - с искренним сожалением произнес он. - И всё же я попробую что-нибудь узнать.
  Мужчина повел её по поднимающейся в гору улице мимо двухэтажных с эркерами и высокими дымоходами домов с красными черепичными крышами и синими ставнями.
  В этом районе практически в каждом доме располагался небольшой трактирчик или лавка, двери которых почти не закрывались, впуская и выпуская школяров в мантиях или без мантий, но их легко было опознать по привязанным к поясам чернильницам и особым четырехугольным шапочкам.
  - Каждый студент, появляющийся в коллеже, обязательно состоит в каком-нибудь землячестве, - пояснил расстроенной Стефке её спутник. - В этих организациях земляка поддерживают на первых порах, помогают обустроиться и защищают его интересы в дальнейшем. Выходцы из Моравии, насколько я знаю, входят в чешское землячество. И если ваш брат появлялся здесь, он обязательно должен был там зарегистрироваться.
  Де Монтрей шёл быстро, и женщина едва поспевала за ним.
  - Подожди меня здесь, девушка, - усадил он её в зале одного из маленьких трактирчиков неподалеку от здания Медицинской школы. - Я наведу справки. А вы пока поешь: здесь неплохо кормят.
  Что-то шепнув трактирщику, мужчина исчез за дверью, а Стефка осталась одна среди толпы шумно галдящих школяров. Впрочем, здесь её спутника видимо хорошо знали: несмотря на бушующее вокруг веселье, к ней никто не приставал.
  - Чего тебе подать, девушка? Есть тушеная капуста.
  - Хорошо бы, - признательно сглотнула она голодную слюну.
  Вернулся её спаситель нескоро, когда юная женщина уже истомилась от ожидания.
  Профессор уселся рядом, заказал себе жареную рыбу и ту же капусту и, запивая всё это вином, рассказал ей о результатах поисков:
  - Да, такой студент действительно записывался на курс этой осенью и даже заплатил за первый семестр, но прослушав лекции всего несколько дней, вдруг всё бросил. Я тут расспросил кое-кого из тех, кто всё на свете знает, и мне сказали, что он не живет в прилегающих кварталах.
  Стефка оцепенела, сложив руки на коленях: такого исхода дела она не ожидала. Что делать дальше, куда идти? Но оказывается, де Монтрей ещё не все сказал.
  - Не надо так расстраиваться, милая, - участливо пожал он ей руку. - Мне нужна служанка: пойдешь ко мне на работу? Что ты умеешь делать?
  - Вышивать! - автоматически ответила графиня.
  - Это чудесно, - по-доброму рассмеялся мужчина,- только ума не приложу, что мне украсить вышивкой? А готовить, убирать, стирать?
  Стефка подняла на него печальные глаза и отрицательно покачала головой.
  - Ещё могу шить!
  - Странная ты девица, - вздохнул де Монтрей, - ладно, пойдем ко мне, а там разберемся, что с тобой делать. Скоро на город опустятся сумерки: негоже порядочной девушке оставаться в эту пору на улице одной.
  - Но, - Стефка слегка покраснела, - я не одна: со мной младший брат. Он не совсем обычный человек - карлик, уродец! Я его оставила на другом берегу в гостинице "Орел и курица", потому что ему было тяжело идти на тонких ножках по такой грязи!
  - Карлик, уродец? - оторопел собеседник, и недоуменно пожал плечами. - Что же... может и он на что-то пригодится. Я пошлю за твоим братом.
  Жил де Монтрей в небольшом домике на берегу Сены, В окруженном деревьями сада двухэтажном особнячке было всего четыре помещения: большая зала и контора, в которой располагалась лаборатория мэтра, и две комнатушки наверху - хозяйская спальня и библиотека. Всем в доме заправляла огромная кухарка Жервеза, царство которой находилось в пристройке, выходящей во двор. Вот сюда-то и привел профессор свою гостью.
  Стефка устало огляделась. Пол здесь был плиточный и слегка наклонный для стока жидких отходов в желоб, выходящий во двор. Ярко пылал очаг, снабженный крюком для котла и треножником. На полках кухни красовались глиняные миски, висели низки лука и чеснока. Посереди комнаты стоял стол, а вдоль стен тянулись скамьи и лари для хранения продуктов.
  - Ах, мэтр Метье, - сразу же возмущенно загудела Жервеза, едва завидев на пороге фигурку Стефки, - вы опять притащили с улицы какую-то бродяжку! Всё закончится как и в прошлый раз, когда наглая Марьон стащила у вас деньги и удрала со школяром!
  - Не мог же я оставить девушку-иноземку на улице, когда опускаются сумерки, - почему-то принялся оправдываться хозяин, подталкивая продрогшую гостью к очагу. - Она ищет своего брата: он одно время был студентом нашей школы.
  Но на толстуху эти оправдания не произвели ни малейшего впечатления.
  - Жениться вам надо, вот что,- фыркнула служанка, с воинственным видом опершись на огромную метлу. - Хозяйка быстро бы отбила у вас охоту таскать с улицы всяких хорошеньких девчонок, место которым только на улицах Глатиньи или Ля-Кур-Робер!
  - Не надо обижать честную девушку, Жервеза,- мягко пожурил кухарку де Монтрей,- лучше подложи дров в очаг: бедняжка совсем продрогла.
  Пока они препирались, усталая Стефка разглядывала место, в котором оказалась.
  До блеска начищенные котлы и сковороды отдаленно напомнили ей кухню родного дома, только эта была гораздо меньше. Не в силах больше держаться на ногах, она бочком пробралась к очагу и, присев на скамеечку, протянула озябшие руки к огню. Промокший плащ тотчас засмердел особой вонью парижской грязи: то ли псиной, то ли вообще дохлятиной.
  - Тьфу! - с сердцем выругалась за её спиной Жервеза. - Да с какой же помойки вы приволокли сюда эту нищенку?
  Она ещё долго пыхтела и бормотала всякие колкости в адрес оцепеневшей у огня гостьи, но уже без особого пыла. Брезгливо приняв у неё плащ и промокшие башмаки, Жервеза пристроила их сушиться у огня. Пригревшаяся Стефка устало заклевала носом, когда раздался возмущённый рёв кухарки:
  - Это приличный дом или ночлежка для бродяг? Кыш, кыш отсюда, чего ты приперся? Пошёл вон!
  От неожиданности задремавшая женщина чуть было не упала в очаг. Выбежал на лестницу и торопливо натягивающий домашнюю куртку профессор.
  - Что случилось, Жервеза, почему ты так кричишь? - недовольно спросил он.
  - Так вот! - ткнула кухарка метлой в угол у порога.
  Стефания и хозяин дома недоуменно глянули в ту сторону и невольно фыркнули.
  Угодливо сняв шляпу с лысой головы, довольно жмурил морщинистое личико Тибо, ничуть не испугавшийся воплей Жервезы:
  - Заткни рот, глупая толстуха, твоё визжание режет ухо, - безо всякого намека на почтительность заявил он. - У тебя такая пасть, что в неё можно, как в канаву упасть!
  - Тибо, - застонала графиня, не на шутку испугавшись, что им сейчас укажут на дверь. - Эти люди милостиво предоставили нам крышу над головой, а ты распускаешь язык. Замолчи немедленно!
  Предупреждение запоздало: с яростными воплями и метлой наперевес Жервеза кинулась на наглого карлика, но за Тибо безуспешно бегали личности и половчее огромной толстухи. Радостно визжащий шут ловко увертывался от ударов жёстких прутьев да ещё норовил то и дело щипать кухарку за места, о которых не упоминают в приличном обществе.
  - Побегай за мною подружка-толстушка, а я тебе новость шепну вдруг на ушко,- пританцовывал он,- что глупая квочка на яйцах сидела, а жирная бочка ей песенку пела! Она издавала истошные вопли, и квочки цыплята от страха все сдохли!
  Какое-то время Жервезе помогала метаться за юрким карликом злость и обида, но вскоре она выдохлась и вынуждена была, тяжело дыша, присесть на лавку, угрожающе потрясая метлой в сторону шута.
  - Ух, я тебя!
  Но затаившуюся Стефку мало интересовала эта развоевавшаяся бабища: с ужасом втянув голову в плечи, она ожидала реакции изумленно наблюдающего за таким безобразием хозяина. Неужели их опять выставят из дома, как не раз бывало на постоялых дворах? И куда они подадутся в ночном городе?
  Но де Монтрей только улыбнулся, укоризненно покачав головой.
  - Ваш брат работал шутом в богатом доме? - спросил он.
  - Мой брат, - графиня уничижительно взглянула на расходившегося карлика,- однажды настолько сильно ударился головой, что даже колпак шута стал для него слишком хорош. Пожалуй, я сама сейчас использую эту метлу по назначению!
  Но хитрец моментально вывернулся.
  - Бедный Тибо усталый и больной, не надо бить его метлой. Уж ладно бы сначала покормили, а потом уж метлами лупили!
  И проказливый шут жалобно захныкал, изобразив обиду на лице.
  - Ладно, - вдруг сменила гнев на милость Жервеза. - Хватит тут сырость разводить: садитесь ужинать. В городе не еда, а слезы!
  И кто оказался первым за столом? Конечно же, Тибо!
  Пока на тарелки раскладывали сдобренную маслом овсяную похлебку, он горящими глазами наблюдал за жестами кухарки, сглатывая слюну и облизываясь. Поевшая в Латинском квартале Стефка с умеренным аппетитом опорожняла ложкой свою тарелку. Она утомленно наблюдала, как толстуха кормит хозяина ужином, попутно рассказывая о каких-то знакомых им людях.
  Юная женщина происходящее воспринимала уже с трудом: сказалось напряжение последних дней. Побег, путешествие среди мешков с мукой, когда она спала только урывками, усталость от прогулки по оживленным улицам Парижа, разочарование оттого, что не удалось найти Гачека, выходки Тибо - всё слилось воедино, и она потихоньку клонила голову, пока обессилено не уронила её на выскобленный стол.
  - Посмотри на бедняжку, Жервеза, - раздался сочувственный голос де Монтрея, - она совсем измучилась. Уложи девушку спать. Да пристрой у очага её брата: он поместится на любой лавке.
  Измотанная Стефка была не в состоянии даже шевельнуться, поэтому раздевать гостью пришлось Жервезе.
  - Взгляните, мэтр,- вдруг возмущенно проговорила кухарка, - всё-таки это падшая девица! Золотой крестик ей мог подарить только богатый любовник. Разве она не знает, что золотые украшения запрещено носить девушкам простого сословия?
  - Откуда ей это знать, когда она чужестранка и только сегодня прибыла в Париж? Что же касается крестика, то причина его появления на шейке малютки может быть другой.
  - Какой? Откуда у девушки её сословия появиться такому богатству? Да ещё шелковые чулки, а рубашка... вы видели какое тонкое полотно? Не меньше чем по три су за десять локтей!
  - Крестик ей мог подарить крестный отец. Обрати внимание на руки нашей гостьи: они не привыкли к тяжелому труду. Наверное, девушка росла в достатке!
  - Как же, в достатке... Платье на ней абы какое, и сама тощая как тень. Впрочем, мужчины любят оправдывать хорошеньких девчонок, - продолжала ворчать Жервеза, правда, уже не столь злобно.
  Под её рокочущий голос Стефка и заснула.
  Рано утром её энергично растолкала Жервеза.
  - Вставай, лежебока, надо приготовить завтрак хозяину.
  Плохо выспавшаяся Стефка, покачиваясь спросонья, слезла с жёсткой скамьи, послужившей ей постелью.
  - Растопи очаг! - раздраженно приказала ей кухарка.
  Солнце ещё не взошло, а у Жервезы уже было отвратительное настроение. Наверное, состояние гнева было для этой женщины таким же привычным, как возня со сковородами на скромной кухне де Монтрея.
  Стефка испуганно посмотрела на кучку дров, с трудом соображая, каким образом превратить эти поленья в ярко горящий огонь и нерешительно взялась за кочергу. Презрительно покосившаяся на гостью Жервеза возмущенно фыркнула, грозно потрясая сковородкой.
  - Зачем тебе кочерга, дуреха? Неужели ты и этой малости не в состоянии сделать? Хотя бы подмети пол! - рявкнула она, сама с натугой присаживаясь у очага с трутом и огнивом.
  Стефка с торопливой готовностью ухватилась за метлу, замахнулась... И тут выяснилось, что оказывается, барс не лукавил, говоря, что вещи далеко не такие, какими кажутся. По крайней мере, метла тут же показала свой зловредный норов: она почему-то принялась выписывать вокруг изумленной женщины диковинные круги. Вместо того чтобы прилежно сметать мусор, метла наоборот расшвыряла его во все стороны. Ну и разумеется, что-то сразу же попало в красное от бешенства лицо кухарки.
  - Да что же это такое? - окончательно озверела Жервеза, - Ты, милочка, с луны что ли свалилась? Такой неумехи я никогда ещё не видела. Кто же так метлу-то держит, словно у тебя не руки, а...
  - Оставь её в покое! - раздался голос профессора, весьма кстати показавшегося на пороге кухни.
  Он сел за чисто выскобленный стол и предложил присесть гостье.
  - Теперь, когда ты выспалась и отдохнула, дитя моё, - мягко заговорил де Монтрей, - давай поговорим откровенно. Что ты собираешься делать дальше и куда идти? Служанки из тебя явно не получится.
  - Уж лучше пригласить бродячего кота, - буркнула себе под нос кухарка,- тот хотя бы мышей ловить будет.
  - А ты, красотка, любишь только язык без дела точить, лучше бы кинулась сама мышей ловить!
  Зевающий карлик вскарабкался на лавку и уселся рядом со свой госпожой.
  Стефка цыкнула на шута, и умоляюще взглянула на хозяина дома.
  - Мне нужно найти брата, и пока я этого не сделаю, идти нам некуда. У меня есть немного денег, но в Париже такие цены!
  - Да, Париж - город не дешевый! - со вздохом согласился профессор, с жалостью посмотрев на уныло поникшую головку в чепце, - ладно, оставайтесь пока у нас. И приберегите свои деньги до худших времен. Я ещё раз попробую найти твоего брата, девушка! Может кто-нибудь из землячества знает, куда он делся, а пока... Жервеза научит тебя готовить и управляться по дому, чтобы ты потом смогла найти себе работу.
  - Легче научить козу играть на барабане, чем эту девку, что-либо делать. Интересно, куда смотрела её мать, растя такую неженку? - проворчала кухарка, волком глядя на чужаков.- У неё же обе руки левые.
  - Правые или левые - всё равно умелые. Моя сестра умеет хорошо шить, а ты только языком грешить, - обиделся за госпожу Тибо.
  Поддержал шута и хозяин дома.
  - Невелика наука справиться с метлой. Но, может, тебе не подходит мое предложение?
  Конечно, графине де ла Верда оно подходило мало, но для неизвестно куда бредущей беглянки было сверх щедрым. Стефка уже давно осознала, какое это счастье - иметь безопасную крышу над головой. А метла... не глупее же была хозяйка собственных холопов!
  - Благодарю вас, - признательно улыбнулась она
  - Вот и хорошо, - облегченно вздохнул мэтр, - а теперь назови себя хотя бы.
  - Меня зовут Стефания.
  - Пора уходить, - поднялся с места хозяин,- а ты, Стефания, во всем слушайся Жервезы и не обращай внимания на ворчание: сердце у неё золотое. Жервеза, купи нашей гостье более подходящее для парижских улиц платье. Это уж больно диковинного покроя: и внимание излишнее привлекает, и для беготни по грязи не приспособлено.
  Сразу скажем, что с новым платьем произошла неурядица... но об этом позже.
   Так графиня де ла Верда очутилась в доме магистра медицинских наук и преподавателя Медицинской школы Сорбонны - мэтра Метье де Монтрея. Это был скромный, ничем непримечательный мужчина лет тридцати пяти, доброта и щедрость которого вошла в поговорку и среди соседей, и среди школяров.
  Наконец-то после всех выпавших на их долю испытаний Стефке и Тибо повезло встретить в первый же день приезда в Париж порядочного и великодушного человека.
  - Это у него от матушки, - позже рассказывала им Жервеза, - покойница была необыкновенно добра. Все нищие толпились у нас на кухне, потому что она никому не отказывала в куске хлеба. Тем дело и кончилось, что один из бродяг притащил в дом смертоносную заразу. Госпожа промучилась дня три и отдала Богу душу. Зато хоронило её, наверное, полгорода! Сын не так простоват, но тоже ни одну уже бродяжку пригрел на нашей кухне, а уж за помощью приходи к нему хоть днём, хоть ночью. Нарыв какой вскрыть или зуб выдернуть - никому не откажет. Словно цирюльник какой, а не доктор! Да что там, даже кошки котиться к нам со всей округи идут. Я уж их гоню-гоню, а они опять лезут, как и бродяжки всякие!
  И зловредная старуха многозначительно покосилась на меланхолично шелушащую горох девицу и прижавшегося к её ноге, как всегда шкодничавшего Тибо. Стефка сделала вид, что не понимает её намеков и от души шлёпнула шута, украдкой разбрасывающего по всей кухне шелуху.
  Стефка старалась изо всех сил отрабатывать еду и крышу над головой, только получалось у неё плохо. Графиня пошла вместе с кухаркой на Сену полоскать белье и упустила одну из рубашек мэтра. Да и сама чуть не упала в воду. Благо, крутящийся всё время под ногами Тибо успел ухватить хозяйку за подол юбки.
  - Ты не рубашка, сестра, тебя полоскать не нужно с утра!
  Но что делать, если от ледяной воды у женщины свело судорогой пальцы? Зато как её потом ругала Жервеза за эту рубашку. Можно сказать, поедом ела!
   От более близкого знакомства с метлой у графини на руках воспалились волдыри, и профессору пришлось с тяжелым вздохом перебинтовать ей руки. Вновь купленное платье оказалось слишком грубого сукна и моментально натерло грудь и шею, вызвав крапивную лихорадку на теле. И пришлось ругающейся Жервезе смазывать ей травмированные места изготовленной де Монтреем мазью да ещё тащиться на рынок, чтобы купить более тонкого полотна.
  - Тоже мне, принцесса нашлась! Одни расходы... если уж вам, мэтр, девать некуда деньги, то лучше кидайте их в воду, чем тратить на такую нерадивую девку!
  На рынок Стефка могла ходить только в сопровождении Жервезы: стоило послать её одну, как для торговцев сразу наступал праздник. Новой служанке мэтра Метье можно было всучить втридорога любую гниль, но если даже чудом удавалось этого избежать, так что-нибудь непременно устраивал Тибо. Шут то воровал яблоки, а его хозяйка тряслась, что их поймают, то строил рожи мяснику. Разгневанный мужик запустил в безобразника куском протухшего мяса, а попал в стражника. Крик, вопли... в общем, не соскучишься!
  Торговаться Стефка тоже не умела, но зато ей нравилось идти за огромной кухаркой по городу: в её присутствии она чувствовала себя защищенной от уличных хулиганов надёжнее, чем даже отрядом вооруженных рыцарей. Когда гневная Жервеза открывала рот, бесславно ретировались даже самые дерзкие, а уж если она замахивалась кулаком или корзиной, удирали в рассыпную все - и правые, и неправые!
  Хотя Жервеза посещала только близлежащие церковь и рынок, прячась за её широкой спиной, юная чужестранка получила возможность без помех осмотреть в своё время напугавший её город. Впрочем, это было нормой для жителей Парижа: они не любили покидать пределы своих улиц или кварталов.
  Вечерами профессор или работал в своей лаборатории, изготавливая мази и настойки, или отправлялся на кухню и рассеянно слушал неизменную перебранку Жервезы и Тибо. И пока эти двое препирались давно уже не реагирующая на выходки шута Стефка невозмутимо вышивала на подаренных пяльцах рубашки хозяину.
  Де Монтрею нравилось смотреть на склоненную над работой головку женщины, и она часто ловила на себе его заинтересованный взгляд.
  Прошел месяц, за ним второй. Известий о Гачеке всё не было, но хозяин дома словно забыл, что Стефка у него остановилась только на время.
  Жизнь в домике де Монтрея отличалась особым покоем и размеренностью, со своими маленькими радостями и отсутствием каких-либо стоящих внимания событий. Вносили в неё определенное разнообразие разве что постоянные пациенты мэтра, особенно пациентки: его услугами любили пользоваться женщины легкого поведения.
  - Шлюхи к нему так и липнут, - ворчала в таких случаях Жервеза, неизменно запирая Стефку в каморке с припасами, - нечего тебе на них глаза пялить. Всякая шваль - не компания порядочным девушкам. Вот помяните моё слово, как-нибудь соседи науськают на нас бальи, и те выселят мэтра из квартала за таких посетительниц!
  Постепенно Стефка начала привыкать к этому немудрящему существованию на маленькой кухне далеко небогатого дома, словно в её жизни никогда не было Лукаши, роскоши герцогских и королевских замков. Хотя домашняя работа ей по-прежнему не давалась.
  Когда графине поручили почистить котёл, пришлось потом отмывать её, настолько она стала грязной. Всё у неё летело из рук, подгорало, выкипало, портилось. Зато когда при помощи Тибо нашей даме удалось испечь вполне сносный пирог с творогом, она с великой гордостью преподнесла его профессору. Мэтр осторожно отведал его и похвалил, но за спиной новоявленной кухарки он подмигнул умирающей от смеха Жервезе.
  Приближался март. Шли ледяные дожди, и профессор выдал кухарке денег на новую теплую накидку для подопечной (старая совсем пришла в негодность).
  Женщины долго ходили по суконщикам, живущим у ворот Сент-Оноре, выбирая ткань и прицениваясь. Жервезе было очень трудно угодить: то не нравился цвет, то плотность материи, то цена, а то и физиономия продавца. Причем своё недовольство она тут же, недолго думая, и высказывала:
  - Эта рухлядь пять су за штуку? Да ты с ума сошел, разбойник! Ни стыда, ни совести... край совсем растрепался, а цвет не поймешь какой!
  - Разуй глаза, толстуха, таким сукном не побрезговал бы даже король, не то что такая корова, как ты!
  - Эта дерюга стоит только обезьяньих монет!
  Стефка утомилась от её бесконечных пререканий с торговцами и с унылым видом зябко переступала с ноги на ногу. Её локоть оттягивала корзинка с луковицами, любовно отобранными кухаркой после получасовой ругани с продавцом.
  И вдруг кто-то из вечно шастающей вокруг оборванной мелюзги подтолкнул Стефку под локоть. Корзинка, выскочив из рук, описала дугу и упала в нескольких шагах, а все луковицы раскатились.
  - Ах ты, косорукая неумеха, - закричала разгневанная Жервеза, - быстрее подбирай лук, лентяйка, пока его не растащили! Ничего нельзя тебе доверить!
  Расстроенная Стефка подбежала к корзинке и спешно начала подбирать луковицы, но одна из них подкатилась прямо к ногам какого-то господина в дорогих сапогах кордовской кожи. И пока нагнувшаяся женщина подбиралась к луковице, незнакомец сам поднял золотистую беглянку. Стефка с неловкостью приняла лук из украшенных перстнями перчаток и, не поднимая глаз, с низким поклоном тихо поблагодарила за услугу.
  - Я рад тебе услужить, любимая! - раздался хорошо узнаваемый голос.
  Когда он достиг её сознания, Стефка в леденящем ужасе вздернула голову и наткнулась на взгляд знакомых глаз. Даже толком не осознав всей губительности этой встречи, она в ужасе сорвалась с места. Кто-то заулюлюкал ей в след, а кто-то крикнул: 'Держи воровку!', и обезумевшая от страха беглянка побежала ещё быстрее.
  - Стой, чумовая девка, - донесся уже издалека негодующий голос кухарки, - куда ты мчишься, словно сатану углядела? С ума, что ли сошла?
  Но Стефка не останавливалась до тех пор, пока не забежала в пустующее в этот час помещение какой-то церкви. И только тогда, наконец-то, остановилась и отдышалась.
  Итак, Рауль всё-таки нашел её. Что же теперь делать?
  Безопаснее было, конечно, больше не возвращаться к де Монтрею. Но возникли сразу две проблемы: во-первых, все её деньги остались в доме доктора, а в руках красовалась лишь корзина с грязными луковицами; во-вторых, совесть не позволяла Стефке взвалить на плечи благороднейшего человека такое наказание как Тибо. Да и надо было хотя бы попрощаться с профессором и поблагодарить его за приют.
  Женщина ещё немного посидела в церкви, и лишь окончательно продрогнув и относительно успокоившись, осторожно выглянула из улицу. Никого подозрительного окрест не наблюдалось.
  Постоянно оглядываясь, Стефка направилась к дому доктора, где её встретила потоком брани разъяренная Жервеза.
  - Что случилось, донна, не было ли молнии и грома? - тихо спросил госпожу не на шутку встревоженный Тибо. - Толстуха толкует, что в вас вселился бес, и вы взвились до небес.
  Но его хозяйка промолчала в ответ и, забившись в угол, стала ждать, кто появится первым - де Сантрэ или де Монтрей. Напрасно ругала кухарка 'бессовестную лентяйку', Стефке было не до неё, и уж тем более, не до дурацких сковородок.
  Как назло профессор именно в этот день задержался в школе и вернулся домой уже в сумерках. Недовольная Жервеза обрушилась на него с жалобами на 'неряху', но мэтр Матье увидел напряжённое лицо женщины и участливо осведомился:
  - Что случилось, милая?
  - Мне нужно поговорить с вами наедине.
  - Подумаешь, какие-то у неё тайны, - заворчала Жервеза, задетая тем, что от неё пытаются что-то скрыть. - Сначала скачет как блоха, потом важность на себя напускает. Больно надо нам подслушивать...
  - Не хочешь слушать, - вылез вредный Тибо, - не развешивай уши. Рот замкни на замок, может, даже от дуры тогда будет прок!
  Де Монтрей, не обращая внимания на их перепалку, провел Стефку в лабораторию, где хранил свои инструменты и готовил лекарства.
  Сюда не допускалась даже Жервеза. Мэтр лично наводил порядок среди множества склянок, пучков травы, банок с пиявками и прочих загадочных и малоприятных для непосвященного человека предметов. Несмотря на вытяжку на установленной здесь плите, иногда из-за двери тянуло мерзкой вонью, но брезгливо прячущие носы домочадцы знали, что доктор готовит либо мазь, либо пилюли. Стефку часто тянуло посмотреть на этот таинственный процесс, и вот она здесь: увы, сейчас ей не до трав, и не до колб!
  - Что произошло с тобой, Стефания? - улыбка де Монтрея была столь доброй, что она не смогла солгать этому чудесному человеку.
  - Меня обнаружили, мэтр, поэтому мне нужно срочно покинуть ваш дом.
  На лбу у доктора появились недоуменные морщинки.
  - Обнаружили? Ты - беглая преступница?
  - Нет, что вы! - поспешила уверить его гостья и, смущенно покраснев, тихо призналась. - Я убежала от любовника.
  - Значит, Жервеза была всё-таки права, - тоскливо вздохнул де Монтрей, и тут до Стефки дошло, что его участие было не просто дружеским.
  Ей не хотелось разочаровывать этого человека, но пришлось.
  - Я бежала из замка, где меня насильно удерживали. И сегодня увидела своего похитителя на рынке, а значит, он скоро появится здесь. Мне уже давно надо было уйти из вашего дома, - и Стефка вдруг заплакала, взглянув на взволнованное лицо доктора, - но я не могла этого сделать, не простившись с вами. Вы были так добры ко мне!
  - Я сразу понял, что вы не простая горожанка, - задумчиво произнес доктор, переходя на "вы", - но почему нужно бежать от любовника? Какое он имеет право удерживать вас?
  - Право сильного издеваться над слабым.
  - Конечно, я не всесилен, - де Монтрей пылко пожал ей руки, - но если вы согласитесь выйти за меня замуж, то даже король не сможет разлучить нас.
  Стефка со смешанным чувством благодарности и сожаления смотрела на взволнованного в ожидании её ответа мужчину. Второе за её жизнь предложение руки и сердца (не считать же таковым чудовищное венчание с де ла Вердой!). И хотя парижский лекарь был неровней графу Палацкому, Стефке всё равно польстила его готовность разделить с ней не только любовь, но и кучу неприятностей.
  - Поверьте, мэтр Метье, ваше предложение мне лестно и я, не задумываясь, приняла бы его, если бы не одно обстоятельство, - тут она замолчала, собираясь с духом перед признанием. - Я замужем!
  С глубоким вздохом Стефка виновато опустила голову:
  - Почти год года назад я обвенчалась с одним испанским дворянином. Ничего хорошего из этого не получилось: я решила вернуться назад к своему крестному отцу, но попала в руки насильника!
  Доктор был потрясен: услышанное не укладывалось в его голове.
  - Как же ваш муж мог допустить такое издевательство над своей женой?
  Своевременный вопрос. Вот только ответить на него было непросто. Честно говоря, графиня сама не понимала, почему каждый раз после побега её находит де Сантрэ, а не дон Мигель?
  - Все непросто, - нервно рассмеялась Стефка, - во-первых, моего мужа сейчас нет во Франции, а во-вторых, он давно уже раскаялся в том, что опрометчиво женился. Думаю, супруг не ищет меня.
  - Почему?
  Графиня мрачно хмыкнула:
  - О, у него всегда такое множество дел: без него рухнут империи и перегрызутся короли. Мой муж и миротворец, и сват, и неумолимый борец с ересями, и... В общем, женщина рядом ему так же нужна, как птице коровьи рога!
  Де Монтрей неожиданно улыбнулся.
  - С немногими отличиями я часто слышу подобные жалобы от своих пациенток. Женщины из всех сословий дружно жалуются, что мужчинам нет до них дела, но однако каждый год от кого-то рожают, а иногда даже умудряются делать это дважды.
  - Ко мне это не относится, - помрачнела Стефания, - ссора между нами привела к тому, что из-за его чудовищных оскорблений я потеряла нашего первенца, и он даже не попросил прощения.
  - Да, - тяжело вздохнул доктор, - положение действительно не из лучших.
  - С мужем мне не удалось ужиться, - продолжила женщина свой горестный рассказ,- но я сильно пожалела, что покинула его, когда на моей дороге оказался сам дьявол!
  Де Монтрей сомневался в существовании нечистой силы, хотя тщательно ото всех это скрывал. Просто, когда постоянно вскрываешь гнойники, нарывы, моешь и чистишь раны, ты начинаешь несколько по-другому смотреть на мир. Но дьявол это ведь не обязательно черт с рогами и копытами, извергающий серное пламя. Жестокий мужчина, издевающийся над слабой и беззащитной женщиной, смело может претендовать на это звание. Именно с этой точки зрения он и воспринял сказанное подопечной. Женщина нуждалась в защите, и профессор долго молчал, глядя в окно на уже окутанный темнотой город.
  - А куда вы собираетесь идти, на ночь глядя?
  - Куда угодно! Он может появиться в любую минуту, - взволнованно всхлипнула Стефка, - я и так вздрагиваю от каждого звука. Наверное, ждет глубокой ночи.
  Доктор согласно качнул головой. Днем в их квартале было бесполезно врываться в дом к магистру университета: распоясавшиеся школяры могли, защищая любимого учителя, солидно намять бока даже городской страже, не то что прислуге никому неведомого человека.
  - Кажется, я знаю, где вас спрятать. Только это место вряд ли придется по душе порядочной женщине, - тихо пробормотал он, с сомнением глядя на понурую фигурку собеседницы.
  - Мне подойдет любое место, - горячо возразила воспрянувшая духом Стефка.
  Уж если она ужилась с Жервезой, то ей подойдет даже монастырь со строгим уставом. Но место, которое ей неожиданно предложил лекарь, располагалось, как бы помягче выразиться, на противоположном конце от обителей.
  - Вы знаете, что у меня довольно дружеские отношения с девицами легкого поведения, - смущенно пояснил де Монтрей. - Они постоянно вьются вокруг школяров в поисках заработков. Всякое случается, поэтому я помогаю этим несчастным созданиям, когда они подхватывают какую-нибудь хворь. Переспать больному с проституткой - самый верный способ распространить заразу по всему городу. Так вот, я бы мог вас спрятать в их квартале. Мами-ля-Тибод - владелица нескольких крупнейших домов терпимости с улицы Глатиньи и моя старая должница. Не побрезгуете принять помощь от потаскух?
   Ему удалось озадачить нашу графиню. Она не знала, как среагировать на столь экстравагантное предложение. На мгновение перед внутренним взором предстала потрясающая крестом разгневанная бабка Анелька, и Стефка, испуганно передернувшись, едва пришла в себя от неприятного видения. Но если только таким образом она могла избавиться от преследований де Сантрэ, то пришлось идти даже на такие крайности.
  - Какая разница, кто меня спрячет, - обреченно поникла головой Стефка, - лишь бы сбить со следа нечистую силу.
  - Тогда в путь, - решительно предложил доктор, - сколько времени вам нужно, чтобы собраться?
  - Нисколько, - она безразлично пожала плечами, - я готова выйти из дома прямо сейчас, только прихвачу Тибо да возьму свой узел!
  Когда они появились на кухне, Жервеза уже спала, а Тибо дремал на лавке неподалеку от очага. Стефка с сожалением посмотрела на уютные стены с развешанными кастрюлями и сковородами, и сердце сжалось от тоски: что не говори, но после замка Лукаши это было её первое убежище - надежный приют, где она отдохнула и душой, и телом. Увы, приходилось в спешке его покидать.
  - Может, Тибо вы оставите здесь? - тихо предложил де Монтрей.
  Стефка чуть ли не с религиозным благоговеньем посмотрела на его голову, ища скрытого до поры до времени нимба местного святого. Такое предложение мог сделать только человек, обладающий неизмеримой добротой и ангельским терпением.
  Но сам Тибо не собирался за свой счет пробивать для парижского лекаря дорогу в сонм святых. Как мячик подскочил он со своего места, едва заметив в руках у хозяйки маленький узелок с вещами.
  - Донна не оставит своего шута на этой кухне, где даже мухи от скуки протухли? Тибо от тоски умрет, он и так уже давно не ест и не пьет. Моя госпожа - добрая графиня, а не эта толстуха - гнилая вонючая дыня! - заскулил он, мертвой хваткой вцепившись в её юбки.
  Что же, как говорится, каждый в этой жизни несет свой крест, даже если это не сколоченные две жерди, а шустрый и злоязычный карлик. Графиня вздохнула и, присев, застегнула на заплаканном шуте щегольской плащ с капюшоном.
  - Пошли...
  Идти он, конечно же, отказался: мол, ночная дорога изобиловала неровностями и грязью. Бессовестный Тибо весьма ловко пристроился за спиной тяжело вздохнувшего лекаря, а Стефка помимо своих вещей ещё была вынуждена тащить по тёмным улицам его увесистый узел.
  - Что у тебя там - камни? - недовольно осведомилась она, спотыкаясь на рытвинах.
  - Основное снаряжение - колпак шута! - нагло огрызнулся карлик. - Мне без него - никуда! Колокольчики мерку серебра весят, как зазвонят, так мертвого воскресят!
  Стефка чуть не умерла на месте от злости. Они столько времени голодали, считали каждый грош, обрекали себя на кучу неприятностей, а этот охальник тащил в своем узле уйму серебра. Ну, что на это можно было сказать?
  - Дурак!
  - А кто спорит? Это мой хлеба кусок, мне умным нельзя быть даже часок!
  
  
  
  УЛИЦА ГЛАТИНЬИ.
  Фонарь в руке лекаря давал мало света, но и от него был немалый прок.
  Стоило только, какой-нибудь подозрительной фигуре угрожающе пересечь их путь, как узнав мэтра, им сразу же уступали с извинениями дорогу. Безотказного лекаря хорошо знали и уважали парижские бродяги.
  - Девушек бояться не надо, - между тем, говорил де Монтрэй, ещё и умудряясь поддерживать спутницу на труднопроходимых участках дороги, - они неплохие, и редко какая не явилась жертвой обмана со стороны мужчин. Я ни разу не встречал ни одной женщины, которая бы занялась этим ремеслом по собственному желанию. Блудницами не рождаются - это выдумки бесчестных развратников. Девушек привлекает более высокая оплата услуг, чем у тех же служанок, и кажущаяся легкость ремесла. Это потом, когда несчастная погрузится по самую макушку в грязь, она начинает понимать, что лучше иметь более скромный кусок хлеба да более твердую почву под ногами. А ведь всё начинается, как правило, с любви.
  Здесь мэтр умолк и о чем-то быстро переговорил с очередным, встретившимся на дороге оборванцем. Громко шлепая ногами, тот скрылся в темноте прилегающих улиц.
  - Понятно, что на красивых девушек обращают внимание чаще, чем на их неприглядных товарок. А природа скупа: дав красоту, она редко её обладательницу награждает таким же умом. Крутится возле такой привлекательной простушки хорошо одетый кавалер, куда более приглядный, чем подмастерье из соседней лавки. Распутник сулит любовь, богатство, красивые платья. И доверчивая девушка клюёт приманку, сама себя загоняя в силки. Получив своё, негодяй тут же исчезает, зато о её падении узнают все. И пошло, и поехало: мать с отцом выгоняют из дома, соседки плюются вслед, а желающие пройти по протоптанной дорожке тут как тут. Появляется пронюхавшая о легкой добыче сводня, и всё: бедняжка уже зарабатывает себе на жизнь в постелях борделей.
  Стефка изумленно слушала эту защитную речь. Голос де Монтрея звучал грустно и одновременно сочувственно, рассказывая о бедах женщин, ремесло которых стало символом греха и порока.
  - Вся зараза какая есть в городе - их: каких только болезней только не подхватывают бедняжки. Я всегда им помогаю, чем могу, но часто и моё искусство бессильно. А уж когда состарятся! Нет зрелища более душераздирающего, чем потерявшая возможность зарабатывать проститутка. Больная и измотанная, и нет у неё ни семьи, ни крова над головой: все презирают и отталкивают. Я таким всегда подаю на паперти в первую очередь, уж больно мне их жалко.
  Озадаченная Стефка не понимала, почему мэтр столь горячо сочувствует падшим девицам, но с другой стороны, её жизнь в последнее время настолько причудливо изменилась, что осуждать кого-либо она тоже не бралась.
  Графиня вспомнила, как в свое время пострадала от людской несправедливости несчастная Хельга, в одночасье потерявшая всё, да ещё наказанная кнутом палача за бессердечие любовника и родной матери. Назвать простодушную немку развратницей у неё язык не поворачивался и, если на то пошло, как можно было назвать их постельные забавы с де Сантрэ? Но разве она не стала жертвой обмана? Да... судьба иногда преподносит нам трудно разрешимые дилеммы!
  За разговором спутники миновали Новый мост и оказались в Сите, где и находилась улица Глатиньи. Вместе с другими такими же домами терпимости она примыкала к церкви Сен-Мерри, из которой сделали приход для себя живущие по соседству девицы легкого поведения.
  Весь город уже отходил ко сну, а здесь наоборот жизнь только начинала кипеть. Окна и двери были широко распахнуты и ярко освящены: на порогах стояли развязанные девицы и перекидывались скабрезными шутками с прохаживающимися вдоль улицы мужчинами. У некоторых домов на входе стояли зазывающие клиентов сводни, во всю расхваливающие свой специфический товар в таких выражениях, что у Стефки покраснели не только щеки, но и, казалось, даже пятки на ногах.
  - Опустите пониже капюшон, - тихо посоветовал де Монтрей, - держитесь ко мне поближе и не крутите по сторонам головой: не на что тут смотреть!
  Испуганная Стефка послушно натянула на глаза края капюшона.
   Вскоре спутники оказались у порога двухэтажного дома, из которого шум разнузданных голосов и женского радостного визга свободно выплескивался на улицу.
  - Как же, как же, - прошамкала беззубая сводня на пороге, - прибегал от вас оборванец. Мами-ля-Тибод вас ждет, профессор.
  Мужчина и женщина обошли дом, и через заднюю калитку попали в небольшой темный дворик, а оттуда через двери черного хода проникли на кухню. Несмотря на поздний час, здесь царила толчея: сновали туда-сюда со снедью и кувшинами с вином служанки. Но все они почтительно раскланялись с доктором.
  Де Монтрей и Стефка поднялись по крутой винтовой лестнице на второй этаж и оказались в коридоре, куда выходили двери нескольких комнат. Женщина даже под капюшоном съежилась от неловкости, услышав, какие откровенные звуки доносятся из-за них.
  Они находились в самом сердце борделя, но доктор уверенным шагом провел свою спутницу в самую дальнюю комнату с распахнутой настежь дверью около лестницы вниз, где за столом с конторкой сидела приятная пожилая женщина с серьезным и благожелательным лицом. Стефке она почему-то напомнила герцогиню Баварскую: они были схожи словно родные сестры.
  - Рада видеть вас мэтр Метье, - приветливо улыбнулась женщина. - Что же вам понадобилось в нашем квартале в это время суток? Неужели старая мегера Жервеза довела вас до того, что вы вынуждены ходить с милашкой в поисках угла по публичным домам?
  - Нет, Мами, - вздохнул в ответ доктор ,- я к тебе не за развлечениями, а по делу. Я прошу тебя дать крышу над головой моей спутнице.
  - Девчонке нужна работа?- сразу стала деловитой хозяйка.
  - Нет, Мами, ей нужно только убежище, - вежливо пояснил де Монтрей.
  Хозяйка борделя непонимающим взглядом посмотрела на доктора, а потом весело рассмеялась.
  - Убежище? У меня? Здесь всё время отирается уйма народа, не говоря о королевском бальи, который с нас скоро последнюю рубашку снимет. Так и рыскает: деньги уже прямо под подолом у девочек ищет. Кого мы можем укрыть? Уж лучше сразу малышку выставить на площадь, может хоть в толпе затеряется!
  - Она скрывается не от закона, - терпеливо объяснил де Монтрей,- а от своего бывшего любовника. Он человек из титулованной знати и в твой вертеп не сунется.
  - О, здесь иногда и не такие появляются, - снисходительно усмехнулась Мами. - Если бы ты знал, какое распутное у нас дворянство! И как они ещё умудряются размножаться со своими женами, когда только извращенная похоть способна привести их хилые орудия в боевую готовность.
  Стефка мрачно хмыкнула, вспомнив о собственном супруге. Хилое не хилое, но всё-таки дона Мигеля тоже не тянуло на скромные постельные утехи с законной половиной.
  - Но ты ведь не будешь её выпускать к гостям, - выдержке де Монтрея, казалось, не было предела. - Я прошу просто спрятать женщину у себя. Ей подойдет любое помещение с крепкой, закрывающейся на засов дверью. Приюти её на какое-то время: за еду и крышу над головой я заплачу.
  - Не обижайте меня, мэтр, - нахмурилась Мами,- не возьму я с вас денег, и так за многое по гроб обязана. И просьбу вашу попытаюсь выполнить, хотя свободных комнат у меня не бывает: девочки по очереди водят клиентов. Но для вас я что-нибудь придумаю. Подождите здесь!
  С этими словами хозяйка вышла из-за стола, и Стефка изумленно округлила глаза . Мами за конторкой смотрелась нормальной женщиной, а когда встала на ноги, оказалось, что это карлица на коротких ножках. Но удивилась не только графиня, раздалось какое-то нечленораздельное хрюканье, и после глухого удара о пол, перед ними предстал спешно приводящий себя в порядок Тибо.
  - Это ещё кто? - недовольно нахмурилась Мами. - Доктор, вы же говорили только о женщине?
  - Меня зовут Тибо, красотка, - умильно растянул губы гаер, - я шут, пока владею глоткой. Могу я девок развлекать, и как блоха перед клиентами скакать. Мне нужен и всего кусочек хлеба, чтоб дотянуть до вознесения на небо!
  - Бездельник и плут! - тотчас проницательно припечатала карлица.
  - Кровопивец, - с тяжелым вздохом впервые подала голос Стефка, - это мой младший брат!
  - Младший, - удивилась Мами, - так ему же уже лет тридцать! Или тебе самой за сорок?
  Графиня поперхнулась, с ужасом глядя на своего 'малыша': она почему-то была уверена, что тот ещё чуть ли не подросток. Открытие потрясло её настолько, что женщина потеряла дар речи. Зато нашелся карлик:
  - Моя сестра сказать хотела: не младший я, а ростом так себе, малой! Какое, впрочем, вам до лет моих особо дело, я всё равно горбатый и кривой!
  - Кормить его будете сами, мэтр, - пришла к выводу хозяйка, - такие болтуны обычно прожорливые как стая ворон. А мы сами едва концы с концами сводим.
  И карлица, переваливаясь из стороны в сторону на кривых ножках, скрылась во мраке коридора.
  - Как она с такой внешностью может заниматься своим ремеслом? - с недоумением спросила Стефка.
  - Здесь можно увидеть всё, что угодно, - тяжело вздохнул де Монтрей, откидывая с её лица капюшон. - Вы не представляете себе, Стефания, как изощрён порок. Пусть Мами и не отличается статью, зато с головой у неё все в порядке.
  Тибо даже подпрыгнул от возмущения.
  - Пусть карлики и не верзилы, - обиженно прошипел он и красноречиво ударил себя в место пониже живота, - но кое на чего они всегда находят силы.
  Не успела Стефка отреагировать на эту похвальбу затрещиной, как в комнату вернулась хозяйка. Увидев открытое лицо гостьи, она даже присвистнула.
  - Вот так красотка! Она смогла бы неплохо зарабатывать, если у неё есть хоть какой-нибудь разум в хорошенькой головке.
  - Выкинь это из головы, - рассердился доктор. - Я оставляю здесь мою будущую жену и надеюсь, что хотя бы из признательности, о которой ты мне постоянно толкуешь, не будешь приставать к девушке.
  - Не сердитесь, мэтр, - примиряющее растянула губы Мами. - Я буду беречь Ангелочка, как облатку святого причастия. Но если она вдруг сама...
  - Тогда больше ко мне своих девиц не присылай, - резко возразил де Монтрей,- пусть их лечат другие лекари!
  Стефка тогда не подозревала, что данная Мами кличка прилипнет словно репей, и что в мире парижских публичных домов за ней прочно закрепится прозвище Ангелочка.
  Они пошли за переваливающейся на ходу хозяйкой вдоль по коридору, пока не остановились возле углового закутка, дверь в который была наполовину скрыта большим сундуком. Но открывалась она вовнутрь, поэтому протиснувшись мимо его острых углов, мужчина и женщина оказались в маленькой комнатке, загроможденной какими-то непонятными предметами.
  В углу около маленького затянутого паутиной окошка, сквозь которое едва пробивался лунный свет, стояла узенькая скамейка. Удушливо пахло пылью, мышами и плесенью.
  - Как вы тут вдвоем пристроитесь, не знаю, - раздраженно заявила Мами, - но больше места у меня нет. Могу ещё дать два старых одеяла.
  В клетушке было довольно холодно, поэтому одеяла оказались кстати. Ничего больше не говоря, сводня закрыла дверь и оставила Стефку с карликом и доктора одних.
  Тонкие стены отнюдь не защищали это убогое убежище от разгульного шума, царившего в доме, но Стефка утомленно села на жалкое подобие постели и с облегчением вытянула ноги, уперев их в груду хлама напротив. Рядом живо пристроился Тибо. Де Монтрею только и осталось, что стоять, поясняя назначение непонятных сооружений с торчащими там и тут обрывками материи на прутьях.
  - Это принадлежности шествия колоны цеха куртизанок в день Святой Мадлен.
  - Цеха? - ещё нашла в себе силы удивиться графиня.
  Де Монтрей обескуражено развел руками.
  - Все развратные девицы нашего города объединены в единую корпорацию. У них разработаны собственные правила ремесла, есть свои судьи, устав, привилегии. В день святой Мадлен куртизанки не работают и устраивают праздничное шествие для всех жителей квартала. Хотите - смотрите, хотите - плюйтесь, но их интересы защищают бальи, потому что шлюхи - лучшие налогоплательщицы города.
  Профессор ещё немного постоял, рассеянно оглядываясь.
  - Вот, пожалуй, и всё, что я могу пока для вас сделать, Стефания,- улыбнулся он своей добродушной улыбкой. - Вы, наверное, устали от меня и хотите отдохнуть?
  - Что вы, - горячо возразила женщина, - мне страшно без вас оставаться. Я как-то привыкла за этот месяц к вашей доброй и ненавязчивой опеке.
  Она столкнула шута с постели:
  - А ну-ка, брысь! Уступи место мэтру: пусть отдохнет. Ему ещё домой добираться.
  Она уже заранее сморщила нос, приготовившись к обычному нытью карлика, но Тибо неожиданно не стал возражать.
  - Вы тут посидите без меня, - отстраненно пробормотал он, с видимым интересом прислушиваясь к звукам разгула, - а я пойду, осмотрюсь... мало ли что: может, здесь небезопасно.
  - Тибо! - взвыли в два голоса и лекарь, и хозяйка, но шут юркнул в дверь и исчез.
  Де Монтрей с тяжелым вздохом вытянул ноги, осторожно усевшись рядом с подопечной.
  - Ах, Стефания, - грустно признался он, - вы, конечно же, не знаете, что последние месяцы я бежал домой с единственной мыслью о вас. А теперь мне не хочется возвращаться в свой дом: он стал для меня холодным и пустым.
  Мужчина рядом с такой болью в голосе признавался ей в любви, что у Стефки болезненно защемило сердце от жалости. Она нежно поцеловала его в щеку, пытаясь хоть таким образом утешить этого замечательного человека. Но даже святые подвижники всё равно остаются прежде всего мужчинами. Обрадованный этим знаком внимания мэтр тут же крепко обнял её и прижал к себе, покрывая пылкими поцелуями чепец на головке возлюбленной.
  - Я люблю вас, - прерывающимся голосом прошептал он, - обещайте, что если всё закончится благополучно, вы вернетесь в мой дом и станете в нём хозяйкой.
  Стефка ласково улыбнулась. Приставания этого кавалера не вызывали в ней обычного раздражения, разве только чувство снисходительной нежности.
  - Вы же знаете, что я замужем, - пробормотала она, доверчиво утыкаясь лицом в его грудь.
  От мужчины пахло травами и специфическим запахом лекарств. Но для неё этот запах стал символом безопасности и людской порядочности, которая, увы, так редко встречается в мире. И Стефка отчетливо услышала, как громко и радостно застучало его сердце.
  - Надо же, - удивленно признался де Монтрей, - никогда не думал, что испытаю самое большое счастье в своей жизни в жалкой каморке на задворках публичного дома.
  - Если хочешь, можешь остаться на эту ночь со мной, - неожиданно предложила Стефка, нежно погладив его по щеке.
  Сказала и сама опешила, но потом только рукой махнула: что уж корчить из себя добродетельную испанскую графиню, если целый месяц делила постель с нечистью. Однако доктор почему-то не поспешил воспользоваться предложением: он опустился перед ней на колени и заглянул сияющими глазами в лицо.
  - Разве обладать - это самое главное? Мы сейчас находимся в месте, где женским телом может овладеть любой, но разве кто-нибудь стал от этого счастливее? Счастье - это возможность стоять перед любимой на коленях, заглядывать в глаза, слышать как стучит её сердце рядом с твоим, а проснувшись поутру, увидеть, что она спит рядом.
  Пораженная Стефка внимательно слушала его тихий хрипловатый от переполнявших чувств голос, и что-то тёплое и болезненное неожиданно властно вторглось в её душу, растопив холод и усталость. Словно она вдруг встретилась сама с собой - той, которой была когда-то давно, когда собиралась замуж за милого Ярека.
  - Жизнь так коротка и мимолетна: я уже и не мечтал, что встречу возлюбленную, когда ты попалась мне тем благословенным утром по дороге к университету. Дай мне руки, и я поцелую каждый пальчик, который ты натрудила у меня на кухне, пытаясь справиться с чуждой работой. Ты так измучилась, любимая! Укладывайся в постель, и я расскажу все сказки, которые только знаю, чтобы ты не чувствовала себя одинокой в этом жутком доме, где надругательству подвергается самое святое, что есть у людей - любовь.
  С этими словами де Монтрей уложил свою возлюбленную на лавку, укутал одеялами, а сам сел рядом и, поглаживая по руке, нежно заговорил:
  - Жил однажды в Париже один немолодой лекарь, обучающий школяров медицине. Жил он скучно и невесело, пока однажды утром с ним не встретилось чудо....
  - А ещё этот лекарь был необыкновенно добрым человеком, - улыбнулась Стефка и сонно потерлась щекой о его теплую, пахнущую лекарствами ладонь.
  Профессор только тихо рассмеялся в ответ, продолжая и дальше нашептывать что-то ласковое, пока она не погрузилась в сон, так и ощущая его руку на своей щеке.
  Пробудилась женщина уже ближе к полудню оттого, что стали слышны звуки пробуждения обитательниц дома: захлопали двери, послышались резкие звуки голосов, топанье ног и потянуло запахом еды из кухни.
  При свете дня её клетушка выглядела еще более захламленной и грязной, чем в сумраке ночи. Хлам из тряпок и прутьев был покрыт плотным слоем грязи, а неряшливая паутина затягивала все углы. Выглянув из маленького окошка, Стефка увидела перед собой черепичные кровли соседних домов. От окна до двери было не более четырёх шагов.
  - Как же я буду здесь сидеть целыми днями? - растерянно оглядела она этот кавардак, и тут же вспомнила о неугомонном карлике. - А где этот безобразник Тибо? Пресвятая Дева, неужели нас выгонят даже из борделя?
  Но долго терзаться страхами ей не дали. Вскоре дверь скрипнула и в проеме появилась припухшее со сна лицо какой-то растрепанной девицы, которая даже не удосужилась натянуть на рыжие разлохмаченные кудри чепец.
  - Эй, новенькая, - зевнула она во весь рот, - иди обедать: Мами зовёт. Твой урод давно там торчит, всех уже довёл!
  Со сжавшимся от страха сердцем Стефка торопливо привела в порядок помятую юбку и съехавший на бок чепец, и едва ли не бегом последовала вслед за девицей.
  Они спустились вниз по винтовой лестнице на кухню, где за длинным столом сидели около двух десятков девиц. Почти все были простоволосыми, с опухшими бледными лицами и кое-как одетые. Вяло, с явной неохотой ворочая в мисках с похлебкой ложками, они жадно глотали только воду. На Стефку девки взглянули безо всякого интереса: их больше занимал резвящийся вокруг стола карлик.
  Графиня так и замерла на пороге, глядя на выписываемые коленца своего шута. А Тибо весело приплясывая, нагло задирал шлюхам юбки и щипал их за пышные зады, при этом громко напевая:
  - Девки у Мами такие красотки: попки как дыньки, а грудки как попки! Мягче перины у них животы, будем резвиться на них я и ты! Дай же мне губки: тебя поцелую, в кровать завалю я из кисок любую!
  'Киски' кисло поморщились. Судя по заплывшим мутным глазам девушки мучились похмельем, а тут ещё вопли неугомонного карлика!
  - Твой? - сурово спросила графиню одна из них, пышнотелая солидного вида девица.
  - Мой! - тяжело вздохнула Стефка.
  - Достал! Как его заставить замолчать? Всю ночь галдел, всех до головной боли довел, и утром не успокаивается.
  - Можно утопить, но дурак будет брыкаться и причитать до тех пор, пока вы не попрыгаете в воду сами, он же останется на берегу в полной целости и сохранности. Так что дешевле его накормить: когда его рот занят, Тибо, как правило, молчит!
  - Ангелочек, - заметила ещё одна вяло жующая девица, после того, как карлику навалили полную миску, и наступила блаженная тишина. - Мами говорит, что это горбатое пугало - твой брат. Она ничего не напутала?
  - В семье не без урода, - Стефка присела на край скамьи, получив свою порцию овсяной похлебки.
  Кстати, готовили в заведении Мами-ля-Тибод, несмотря на пост, неплохо.
  - Мами говорит, что ты не будешь работать с клиентами, - вяло поинтересовалась тощая и высокая не в пример товаркам девушка. - Тогда что станешь делать?
  Стефка пожала плечами.
  - А что надо? Могу шить.
  Эту фразу услышала, ворвавшаяся на кухню бодрая и энергичная Мами.
  - Уже жрёт! - констатировала она, увидев карлика, залезшего по самые уши в глубокую миску. - Я так и знала! Если он будет тут пастись как козёл на лужайке, да ещё под юбки девкам лезть, то отрабатывай, милая, содержание своего прожорливого упыря.
  Тибо что-то возмущенно хрюкнул, но Мами так на него глянула, что карлик предпочёл вновь заняться едой.
  - Стаскивайте Ангелочку все рваньё, - приказала она своим подопечным, - пусть штопает: всё равно ей делать нечег.! Только не заваливайте девчонку работой: она не портниха, да и с мэтром такого уговора не было. Гулять, милочка, можешь выходить во двор: он закрытый и тебя никто не увидит.
  Задохнувшаяся от царящего на кухне запаха перегара, Стефка торопливо воспользовалась разрешением и вышла во дворик. Здесь были разбиты пока ещё укутанные снегом грядки, но всё равно из проталин уже выглядывала дерзко рвущаяся к солнцу зелень травы. И несмотря на угар валящегося из труб окружающих домов едкого дыма, в воздухе ощущалась острая свежесть, напоминающая, что весна не за горами.
  Прищурившаяся Стефка посмотрела на садящее за островерхими крышами багровое солнце. День прошёл быстро, и вскоре всё должно было повториться сначала: и визг, и крики, и прочие звуки разгула. Интересно, почему все дома терпимости работают только по ночам? Может потому, что мужчинам невмоготу даже ночная тишина?
  Когда женщина вернулась в свою комнатушку, к ней протиснулась толстая девка с огромным задом и пышной грудью. Её довольно приятное лицо с черными кудрями и карими глазами смотрело на окружающий мир вполне счастливо, можно даже сказать, умиротворенно. Она принесла ей для штопки нижнюю юбку с прорехой.
  - Вот, - досадливо вздохнула девица, - зацепилась за что-то. Могу и сама зашить, да только голова очень болит с похмелья. Ты издалека, Ангелочек?
  - Из Эльзаса, - Стефка решила придерживаться этой версии до конца.
  Она принялась за работу, но света из окна уже не хватало, поэтому толстушка принесла ей масляный светильник.
  - Меня зовут Изабо. Я у Мами уже четыре года, - трещала она без умолку, с любопытством рассматривая новенькую. - Попала сюда сразу же после чумы: у меня умерли родители, а дядька - отцов брат обозвал меня шлюхой и выгнал из дома.
  Стефка с соболезнующей миной покосилась на девушку, сшивая полотнища обширной, далеко не первой свежести юбки.
  - И тебе здесь нравится?
  - Да уж лучше, чем драить чугунки и выносить ночные горшки как служанки, - жизнерадостно рассмеялась Изабо. - Конечно, иногда козлы так разойдутся, что и глядеть на них не охота, но у меня своя клиентура, поэтому я без заработков не остаюсь. Здесь не любят таких худосочных как ты: мужчины не собаки, чтобы бросаться на кости.
  - А ты любила когда-нибудь? - поинтересовалась графиня, вспомнив вчерашнюю лекцию мэтра Метье.
  - Почему - любила? - удивилась собеседница. - Я и сейчас люблю. У меня есть дружок, с которым я сплю не за деньги, а потому что он - милашка.
  Стефка наморщила лоб, пытаясь осознать сказанное. Не получилось. От удивления она даже перестала латать юбку.
  - И он не ревнует тебя к остальным?
  - Ревнует? - у толстухи необъятная грудь заходила ходуном от смеха. - А на что бездельник будет жить, если я перестану зарабатывать на хлеб? Он - опальный поэт: его выслали из Парижа за разные неблаговидные дела, поэтому прохвост в городе до тех пор, пока удачно скрывается. И у нас с ним на двоих только то, что я выбиваю задницей из клиентов.
  Тут Изабо сделала такое непристойное движение, что Стефка не удержалась от смущенного смеха.
  - О чем же пишет твой поэт? - поинтересовалась она. - Неужели о любви?
  - Какой там... о любви, - небрежно отмахнулась Изабо. - Пишет вирши о выпивке, иногда воспевает мой зад, а в основном нудит о том, как ему нравится жить и как не хочется умирать. Он премилый, озорной и веселый...
  Стефка хотела было улыбнуться, когда толстуха глубоко и тоскливо вздохнула:
  - ... только его уже дважды чуть не повесили!
  Графиня слегка оторопела: наверное, любовник Изабо не только стихи писал, если им столь неприятным образом заинтересовался закон.
  - Где же он скрывается от бальи?
  Девица недоуменно пожала плечами, почесав нос:
  - Двор Чудес всех спрячет: туда власти боятся даже днём заглядывать. Ну а как стемнеет, Франсуа приходит ко мне, - губы Изабо изогнула нежная улыбка. - Правда, я почти всё время занята, но для него минутку всегда улучаю. Женщина не может прожить без любви.
  Стефка задумчиво перекусила нитку, заканчивая латать прореху. Как-то странно прозвучало это признание, но она уже начала привыкать, что многого не понимает из творящегося вокруг.
  После того как Изабо забрала свою юбку, зашла ещё одна девица: той надо было починить корсаж. Когда де Монтрей пришел к своей протеже, то увидел её в слабом свете светильника, склонившейся над шитьём.
  Дом уже привычно сотрясался от хохота грубых мужских голосов и женского визга - девицы начали свою работу.
  - Как ты, Стефания? - мэтр осторожно поцеловал пальцы с зажатой в них иглой.
  - Всё в порядке, - ласково улыбнулась она, и в ответ прикоснулась губами к его щеке. - Здешние обитательницы - неплохие девушки. С толстушкой Изабо я даже разговорилась, и она рассказала о своем возлюбленном. Это - поэт, и он скрывается от властей во Дворе Чудес.
  Неожиданно известие о беглом преступнике произвело на де Монтрея удручающее впечатление.
  - Вот как, - озабоченно нахмурился он, - неужели Франсуа опять в Париже? Как неосторожно с его стороны! Когда Вийон в последний раз попался в руки бальи, его приговорили к повешенью. С трудом удалось упросить принцев заступиться, и король заменил казнь изгнанием.
  - Изабо говорит, что содержит его, - не переставала удивляться Стефка. - Разве возможно, чтобы мужчина любил женщину и делил её с остальными, разрешая заниматься подобным ремеслом?
  Доктор виновато поцеловал ей руку.
  - Прости, что я определил тебя в такое место, где у любой порядочной женщины пойдет голова кругом.
  - Дело не в этом, - попробовала объяснить свое недоумение Стефка,- но если любимый есть, то как же... как же позволять другим...
  Она окончательно стушевалась, но собеседник её понял.
  - Дорогая, всё зависит от того, как смотреть на жизнь. Что же касается Изабо и Франсуа, то у них нет возможности строить какие-то планы совместной жизни: у обоих ни денье за душой. День прошёл, на виселицу не вздернули и под кнут палача не попали - благословение Всевышнему! Франсуа не может безраздельно владеть возлюбленной: содержать её ему не по карману. Вот он и предоставляет это почётное право другим, мудро довольствуясь лишь крошками с её стола, оставшимися от других клиентов. Зато в этой малости столько неподдельного, ничем незамутненного чувства, которое не купишь ни за какие деньги.
  Стефка задумчиво вдела нитку в иголку. Интересно, чтобы сказал его преосвященство, услышав эти рассуждения? Упал в обморок от ужаса или пожалел запутавшихся грешников?
  - А вы бы так смогли? - полюбопытствовала она.
  - Нет, не смог бы, - грустно усмехнулся де Монтрей, - но я - не поэт, а служителям муз дана возможность смотреть на мир другими глазами.
  Кое-что о видении мира поэтами Стефка знала.
  - Мне Гачек читал стихи итальянского поэта Петрарки о его любви к одной прекрасной даме Лауре. Он даже не был с ней знаком: один раз увидел и влюбился на всю жизнь. Она умерла, а Петрарка всё писал и писал сонеты, посвященные этой даме и своей безнадежной любви. Могу себе представить, чтобы стало бы с Петраркой, если Лаура вдруг оказалась падшей женщиной!
  - Я думаю, - уклончиво заметил де Монтрей, - что его сонеты принялись бы восхвалять не лик прекрасной дамы, а так сказать...
  Он смущенно хмыкнул.
  - ... другие её сокровища. Впрочем, скажу я вам: поэты такой народ, что Петрарка мог вполне сознательно закрыть глаза на занятия своей возлюбленной и по-прежнему описывать её святость. Мне рассказывали, что моделей Мадонн для росписи храмов художники выбирают из куртизанок.
  - И что же, Изабо в стихах этого Франсуа тоже образец куртуазного преклонения?
  Она впервые услышала, как обычно серьезный доктор настолько громко смеется: в уголках его глаз даже появились слезы.
  - Нет, наш Вийон на такое не способен, - наконец ответил он, поспешно вытирая глаза, - хотя не абы какой простак: окончил университет и является магистром свободных искусств. Но влюбиться в один раз увиденную даму, которую даже ни разу не поцеловал? До такой глупости он не опустится. Это удел таких идеалистов, как ваш покорный слуга. Кстати, а где ваш шут?
  - Хотелось бы мне и самой это знать! - Стефка в сердцах воткнула иглу в материю, но промахнулась.
  Мгновение спустя де Монтрей уже зализывал ранку на её пальце, попутно целуя и все остальные.
  - Он не стоит твоего гнева, дорогая. Пусть болтается среди девок.
  - Да, как бы из-за его выходок нас не выгнали.
  - Отсюда уже некуда выгонять!
  Тогда Стефка не обратила внимания на его слова, но потом, оставшись одна, призадумалась.
  Как-то незаметно, чуть ли не играючи преодолела она расстояние, отделяющее испанскую графиню от нищей белошвейки, работающей за кусок хлеба и крышу над головой в низкопробном парижском борделе. Действительно, ниже упасть, наверное, было некуда, но осознавая это умом, Стефка не воспринимала происходящее как трагедию позорного падения: её сегодняшнее окружение казалось ей убогой декорацией спектакля труппы бродячих актеров.
  Вот-вот представление балагана закончится, и она, кинув монетку в подставленную шляпу, пойдет домой. Вот только где сейчас её дом? Куда она может уйти из борделя? К мэтру Метье? Стефка относилась к нему с величайшей нежностью, но твердо знала, что парижский лекарь не пара пани Лукаши из Черного леса, чей древний род гордился гербами и легендами о героическом прошлом. Она могла бы даже улечься в его постель, но никак не разделить судьбу: сословная стена непреодолима.
   В ту ночь ей снилось, что она бежит по лугу, заросшему алыми маками, а рядом мчится знакомый белый барс. Играя с ним в догонялки и кружась в шутливых отступлениях по зеленой траве, Стефка протянула руку, и тот прильнул к ладони умной пушистой головой.
  - Странные существа женщины, - замурлыкал барс, усаживаясь рядом, - с такой-то красотой нужно укладывать у своих ног королей и развязывать войны, а ты штопаешь прорехи в грязных юбках шлюх. Связалась с нелепым лекаришкой...
  Вот ещё, будут приснившиеся кошки оскорблять её лучших друзей!
  - Штопка - занятие ничуть не хуже остальных, а у мэтра Метье золотое сердце, - возразила Стефка, заглядывая в зеленые изумрудные глаза. - Хватит без толку язвить: давай полетаем!
  - Золотых сердец не бывает! И если ты предпочитаешь участь живущей в грязи мыши, то летать не сможешь. Это удовольствие для тех, кто стремится вверх, а не вниз!
  - Глупая ты, кошка, - Стефка дерзко потрепала барса за шелковистую холку. - Я немного прожила на свете и много не знаю, но твёрдо уверена: лучше штопать юбки шлюхам, чем тонуть в грязи дворцовых интриг.
  - Ах ты, дерзкая малышка! - болезненно резанул, уже ставший навязчивым кошмаром странный голос.
   Всё закружилось многоцветным хороводом и пропало. Стефка проснулась в холодном поту и с бешено бьющимся сердцем.
  Дом уже замолчал: очевидно, угомонились даже самые буйные клиенты. За окном забрезжил ранний весенний рассвет.
  И только тут она заметила какой-то предмет, лежащий около потушенного светильника. На колченогой табуретке источал тонкий приятный аромат круглый оранжевый плод в твердой пористой кожуре. Стефка никогда не видела подобного. Она осторожно взяла это чудо в руки и нежно сжала: благоухание стало еще сильнее, заглушив уже привычные запахи пыли и плесени, царящие в комнате. Было в этом аромате нечто светлое, прекрасное, дарящее надежду, что все образуется.
  Стефка сразу же поверила этому молчаливому обещанию и, прижав маленькое ароматное солнце к себе, вновь заснула.
  
  
  КЕТРИН ПРЕЛЬ.
  - Это апельсин, - пояснила Стефке на следующий день одна из девиц, принесшая драные чулки, - их привозят из Мавритании. Оранжевое - это кожура, а под ней необыкновенно душистая и сочная мякоть. Пальчики оближешь! Хорошо утоляет жажду, особенно когда с похмелья голова раскалывается.
  Но Стефке не хотелось разрушать это душистое чудо: оно напоминало ей солнечный зайчик и приятно отличалось оттого, что находилось вокруг. Втыкая иглу в старый чулок, она иногда бросала на него взгляд, и ей становилось как будто теплее от сияния его оранжевых боков.
  Прошло несколько дней.
  Как-то утром к хозяйке заглянул Тибо: чуть ли не впервые с того момента, как они поселились в борделе.
  Он был не в настроении, но его глаза тотчас плотоядно остановились на апельсине.
  - Только попробуй, - женщина пригрозила обжоре иглой, - зашью тебе рот! Это мне мэтр принёс, а ты ищи подарков там, откуда пришел.
  - Там можно найти только...
  Словцо было грязное, и графиня гневно нахмурилась.
  - Не к лицу почтенному шуту пачкать язык такими выражениями!
  - С кем поведешься, у того и дури наберешься, - умильно пристроился Тибо в ногах своей госпожи, - откуда здесь взяться хорошим манерам, деньги несут не за то кавалеры. Узнал бедный шут, как его не кори, монеты тут ценятся больше любви. А вы апельсин даже съесть не даете, грозитесь, язык его к нёбу пришьете!
  Стефка пропустила его жалобы мимо ушей, точно зная, что кто бы ни стал пострадавшей стороной, карлик всё равно выкрутится. Зато он мог ответить на некоторые интересующие её вопросы, которые она стеснялась задавать девицам Мами.
  - Тибо, - тихо полюбопытствовала графиня, - ты слышал, как девушки сговариваются со своими клиентами?
  Шут насмешливо покосился на хозяйку:
  - А вам-то зачем: кто, за сколько и с кем? Здесь всё продадут, только грош усмотрев, карманы порвут, там монеты узрев. Покажешь денье и любую бери, поманишь же су, можешь взять сразу три!
  - Так просто, - невольно поразилась Стефка, - и нет никому отказа? Слепой, глухой, слюнявый... неужели не противно?
  Тибо пожал плечами, рассеянно теребя её подол. Сегодня он был в несвойственной ему обычно философской задумчивости.
  - А разве жизнь не цепь обычных сделок? Кто больше выложит монет, тому ни в чем отказу нет: ни в платье, ни в еде, ни в плоти здешних девок.
  Тонкая игла жалости внезапно кольнула сердце Стефании.
  - Тебя обидели? - сочувственно положила она руку на макушку карлика.
  Тот строптиво и совсем по-детски дернулся.
  - Кто карликом - уродцем был рожден, тот с детства жизнью обделен.
  Тибо был наказанием, ниспосланным на графиню откуда-то свыше, чтобы она могла осознать, насколько горька юдоль людская. Однако сейчас, когда баламут сидел у ног своей госпожи притихший и несчастный, её затопило сочувствие.
  - Ну-ну, дружок не нужно вешать нос. Пусть ты и не красавец, но разве это главное в жизни?
  - Когда как!
  Краткая фраза сказала Стефке всё.
  - Ты влюбился?
  Она не столько удивилась, сколько была озадачена этим известием.
  - А что? - тотчас взвился обидевшийся шут. - Любовь дается только с красотой? Я ж для любви немножечко кривой?
  - Нет, - хозяйке даже пришлось отложить штопку в сторону и силой усадить возмущенного карлика рядом с собой на постель, - я не об этом. Просто мне не понятно, кто в этом... странном месте мог покорить твое гордое сердце? Уж не Мами-ля-Тибод ли это?
  Попытка умиротворить развоевавшегося карлика оказалась неудачной. Едва услышав такое предположение, он ещё больше разошелся.
  - Если у меня не стать Аполлона, так я ещё и слеп на оба глаза? Зачем мне эта старая ворона, она же безобразна как проказа!
  Стефка только руками всплеснула в ответ на это наглое утверждение. Уж кто бы говорил!
  - Так кто же эта принцесса? Одна из девиц? Надеюсь не Изабо, а то у неё уже есть друг сердца, которого она содержит за счет, - она смущенно хмыкнула, - своего ремесла. Двоих даже с её трудолюбием не потянуть.
  Тибо одарил её неприязненным взглядом и сухо ответил:
  - Мадлен - порядочная девушка!
  Графиня вновь взяла в руки начатую штопку.
  - Откуда ты нашел такую в борделе, - сухо поинтересовалась она, - или тебя ещё куда занесло, пока я тут слепну в темноте?
  Карлик перестал сверлить её негодующим взглядом и вновь уселся на старое место.
  - Мадлен прислуживает одной парфюмерше и почти каждое утро приносит девкам мази, румяна - всяческую дребедень, которую те заказывают у её хозяйки.
  - Красивая девушка?
  - Недурна, - сдержанно подтвердил Тибо, - но не это главное.
  - А что?
  - Она крепкая как репка и здоровая как наливное яблочко.
  Разговор по-настоящему заинтересовал Стефку.
  - И что ты собираешься делать с этим "яблочком"? Довести до головной боли, как и всех остальных?
  - Я разговаривал с Мадлен! - шут решил проигнорировать замечание хозяйки. - Она разумная девушка, но вы сами понимаете...
  Внезапно он запнулся, и графиня с откровенным любопытством оглядела его непривычно серьезное личико.
  - Что я должна понять?
  - Шут - хорошая партия для сироты без гроша за душой, но... когда у него есть хозяин. Иначе как же я смогу содержать жену и детей?
  Казалось, уже привыкла Стефания к невозможному, озорному характеру своего шута, смирилась с этой напастью, но к своему стыду, первой её мыслью была огромная радость, что у появилась возможность распрощаться с ним навсегда.
  - Ты хочешь найти себе нового господина?
  Но Тибо не дал хозяйке долго упиваться несбыточными надеждами.
  - Я никогда не покину вас, донна, - торжественно заверил он. - Нет... я не об этом!
  - А о чём?
  Но хитроумный шут только заелозил возле её ног, пристраиваясь поудобнее на подоле юбки.
  - Мадлен завтра придет со своей хозяйкой, - глухо пояснил он. - Госпожа Катрина будет собирать заказы на свой товар. Мне бы хотелось, чтобы вы посмотрели на девушку и потолковали с парфюмершей о нас.
  Графиня даже растерялась, не зная, что сказать в ответ на эту дикую просьбу.
  - Но мы сейчас в таком положении... Да и девушка... согласится ли она выйти за тебя замуж, если у нас нет даже крыши над головой?
  - Не вечно же это будет длиться, - мудро заметил Тибо, - а мы пока походим в обрученных.
  В ту ночь де Монтрей не пришел, как обычно навестить свою подопечную, и затосковавшая в одиночестве Стефка долго не могла уснуть. Ей казалось, что никогда ещё так громко не орали за стеной клиенты и пронзительно не визжали девицы. Она даже поплакала в тощую набитую соломой подушку, прежде чем забыться тяжелым сном. Барс, к счастью, в ту ночь он не появился, зато рано утром её разбудил взволнованный Тибо.
  Стефка, напрочь забывшая об их разговоре, приподняла голову от подушки, с недоумением взглянув на непоседу. Девицы обычно спали до обеда: приноровились к их ритму жизни и они с шутом.
  - Госпожа Катрина пришла, ваша светлость, - потянул её с постели озабоченный карлик, - надо идти. Посмотрите на Мадлен да поговорите на счет меня с её хозяйкой.
  Юной женщине не хотелось покидать теплую, нагретую двумя одеялами постель и вылезать в холод комнаты. Да и смысла в подобном разговоре она не видела. Кто отдаст девушку в жены шуту, живущему из милости в публичном доме? Но разве ей было справиться с Тибо? Тот даже мертвого мог заставить плясать под свою дудку.
  - Ладно, - зябко поеживаясь, вылезла она из-под одеяла, набрасывая на себя душегрейку и разыскивая ногами башмаки, - веди меня к своей возлюбленной.
  - А кто такая госпожа Катрина? - поинтересовалась Стефка уже в коридоре. - Ты говорил, она парфюмерша?
  - Да, - с энтузиазмом подтвердил взволнованный карлик,- это очень известная продавщица благовоний, и её услугами пользуются даже придворные дамы самой королевы.
  - Зачем же столь влиятельной женщине пользовать своими услугами ещё и этот квартал?
  - Х-мм, - многозначительно хмыкнул Тибо, - знатные дамы не очень-то любят расплачиваться за товар, и за недоимки не натравишь бальи на королеву. Чести много, шерсти мало, а вот местные милашки платят исправно: им без неё никуда! Травница - очень необычный человек. Мадлен говорила, что ей достаточно взглянуть на женщину, и госпожа Катрин сразу же определяет, какой запах подходит красотке, чтобы сделать привлекательной для мужчины.
  Стефку охватило двойственное чувство: и интереса, и опасения. После встречи с Марго она не желала иметь дела ни с одной женщиной, обладающей особыми талантами. Чем проще человек, тем спокойней с ним общаться!
  - А она не ведьма? - осторожно поинтересовалась юная женщина, спускаясь вслед за карликом по винтовой лестнице в помещение кухни.
  - Все травницы немного ведьмы, - пожал плечами Тибо, - нам-то до этого какое дело? Пусть болит голова у инквизиции или у вашего супруга, раз он без них жить не может. Девки же говорят, что в их деле Катрин цены нет. Она делает такие мази, что даже самые слабосильные мужчины возбуждаются.
  - А зачем им это? - невольно удивилась Стефка, - Не могут, так пусть не приходят!
  Но ответил не Тибо, а догнавшая их на повороте запыхавшаяся Изабо. Толстуха так оглушительно фыркнула ей в спину, что графиня от неожиданности чуть не слетела со ступенек.
  - Сразу видно, Ангелочек, что ты плохо понимаешь суть нашего ремесла: эти-то и наиболее хорошо платят. Дома ничего не получается, а здесь он - герой! А-то ведь как бывает: бьешься-бьешься над клиентом, а его сморчок ни с места. А потом ещё такой боров платить отказывается: мол, сама виновата, плохо старалась. И поди что-нибудь ему докажи! Впрочем, бывают и другие, - обычно жизнерадостная Изабо помрачнела, - мучает тебя такой и час, и два, а платит только за один раз. Мол, он один раз кончил и баста! И денег кот наплакал, и сил на других клиентов нет. Только зельем Катрин и спасаемся. Шевели ногами, Ангелочек, а то весь товар разберут!
  Стефка спустилась в кухню, пропахшую смешанным запахом благовоний, вчерашней похлебки и перегара. Сегодня здесь было необычайно шумно. Обычно еле ползающие после бурно проведенной ночи девицы с кислыми и опухшими от вина физиономиями сейчас наоборот деловито суетились вокруг длинного кухонного стола, выхватывая друг у друга горшочки с остро пахнущими притираниями и флаконы. Заинтересованно перебирали баночки с краской и помадами. Деловито подносили к носу пучки трав, какие-то порошки, масла.
  Знаменитая Катрин оказалась маленькой хрупкой женщиной преклонных лет в слишком большом для её роста чепце, опрятно и аккуратно одетой. Её сухие пальцы по-хозяйски перебирали товар, открывая многочисленные коробочки и флаконы и давая понюхать оживленно толпящимся вокруг неё женщинам с горящими глазами. Сейчас она расхваливала краску для бровей и волос.
  - Мне её привезли из далекого Леванта, - говорила торговка негромким надтреснутым голосом, - не обессудьте, вещь дорогая! Но вам, цыплятки мои, не стоит мелочиться: чем вы лучше будете выглядеть, тем больше клиентов привлечёте, и ваши деньги вернутся сторицей.
  'Цыплятки' недовольно ворчали, ругали Катрин за дороговизну, но она лишь отшучивалась, ни на денье не скидывая цену на такой милый женскому сердцу товар.
  С интересом разглядывающая эту сцену Стефка была вынуждена отвлечься на своего шута, который с такой силой дергал её за подол юбки, что та жалобно затрещала.
  - Вы не туда смотрите: Мадлен там, госпожа, - гневно толкнул он её, заставляя обернуться в нужную ему сторону. - Как вам она?
  Стефка раздраженно повиновалась приказу своего избалованного карлика: глянула и недоуменно застыла. Кого угодно ожидала она увидеть в избранницах своего Тибо, но только не подобную девушку.
  К описанию Мадлен больше всего, пожалуй, подходило слово 'здоровая'. Про таких ещё говорят: кровь с молоком. Высокая девица с приятным чуть присыпанным веснушками розовощеким лицом обращала на себя внимание рвущей корсаж пышной грудью, да и остальные округлости едва ли могло скрыть платье с передником. Карлик рядом с ней выглядел, как мелкая паршивая собачонка рядом с породистой красивой тёлкой, то есть полностью не совместимо.
  - Тибо, - растерянно прошептала хозяйка на ухо шуту, - ты уверен, что эта девушка тебе подойдет?
  - По-вашему, она недостаточно красива? - встревожился Тибо. - У неё, конечно, немного подкачал нос, но это если приглядеться.
  В своём беспокойстве о предполагаемой невесте, он даже позабыл про рифмы, но если Стефку что и смутило, то отнюдь не нос служанки травницы. Она, кстати сказать, не заметила в нём изъяна.
  - Тибо, - графиня попыталась использовать все запасы деликатности, - Мадлен - парижанка, вряд ли она захочет связать жизнь с эльзасцем.
  - Ерунда, - горячо возразил Тибо, - если уж короли берут себе в жёны чужеземок, то почему простым смертным не последовать их примеру? Я научу её готовить мои любимые блюда.
  - Может, девушка хранит в своём сердце другого и хочет выйти замуж за ученика пекаря или сапожника. Знаешь, такие вещи бывают!
  - Её сердце свободно: она сама мне вчера сказала.
  - Однако для замужества необходимо, чтобы оно было занято тобой, - Стефка изо всех сил пыталась объяснить упрямому шуту, насколько нелепо его сватовство.
  Но если Тибо что-нибудь взбредало в голову, то сопротивляться было бесполезно: через несколько минут графиня, растерянно растягивая губы в улыбке, предстала перед травницей в довольно жалкой роли просительницы за своего уродца.
  Катрин изумленно взглянула на юную женщину бусинами тёмных глаз.
  - Кто это? - поинтересовалась она у Мами. - И что подобная женщина делает в твоём заведении? Только не говори, что обслуживает пьяных мужиков.
  Что-то разыскивающая в ворохах товаров, Мами неохотно оторвалась от своего занятия.
  - Нет, - с сожалением вздохнула она, - мэтр Метье попросил меня приютить Ангелочка. Сама знаешь, доктор постоянно кого-то спасает и опекает. Но относительно девчонки сказал, что хочет жениться на ней.
  Морщины на лице парфюмерши причудливо сморщились неопределённой гримасой.
  - Может, он-то и хочет, - хмыкнула она, не сводя глаз с опасливо замершей Стефки, - только от его желания здесь мало что зависит: не пара она ему. Не понимаю, как подобная женщина могла оказаться в грязном борделе в нищенском платье служанки. Кто ты, милая?
  Графиня не для того сюда пришла, чтобы отвечать на вопросы какой-то торговки.
  - Я здесь по поводу моего брата, - вежливо, но твёрдо перевела она разговор в нужное русло. - Дело это деликатное, и мне бы хотелось поговорить с вами наедине.
  Теперь уже Катрин откровенно рассмеялась.
   - Брата? Ну-ну... ладно, поговорим!
  Но когда они под всеобщими любопытствующими взглядами уединились на другом конце кухни, карлик последовал за ними.
  - Тибо, - зашипела на него хозяйка, - мне нужно поговорить с госпожой Катрин наедине. Ты нам мешаешь.
  - Но ведь дело касается меня, - упёрся тот, - почему я должен уйти?
  - Тогда уйду я! - озверела она.
  Недовольно ворчащий шут отошел в сторону под ироничным взглядом Катрин, с откровенным любопытством наблюдающей за этой сценой.
  - Совсем разбаловали вы своего шута! - заметила травница. - Эдак, совсем может на шею сесть.
  - Тибо решил жениться на вашей Мадлен, - Стефка сразу же перешла к делу. - Вбил себе в голову, что это подходящая для него пара и слушать ничего не хочет.
  Вообще-то, она ожидала от собеседницы или смеха, или возмущения при известии о проекте столь нелепого брака, но пожилая женщина лишь безразлично пожала плечами.
  - Мадлен не гвоздями ко мне прибита: хочет её, пусть забирает.
  - Но... - Стефка от изумления даже не сразу сообразила, что сказать, - ...едва ли юной девушке захочется иметь такого мужа как Тибо?
  Катрин смерила её снисходительным взглядом.
  - Что же ей может не понравиться? С мужским делом у него все в порядке, - она сделала красноречивый жест рукой, - с головой даже более чем надо. А что горбат, так ночью все кошки серы. Я бы сказала, что это он слишком хорош для нищей девчонки без гроша за душой.
  Не успела Стефка хоть что-нибудь ответить на это обескураживающее заявление, как догадавшийся о благоприятном исходе переговоров карлик уже вновь подбежал к хозяйке и затеребил её юбку.
  - Это ещё не всё, госпожа!
  Обе женщины недовольно опустили головы вниз.
  - Что ещё? - неласково осведомилась графиня.
  Тибо одарил их укоризненным взглядом, как будто они забыли нечто жизненно важное.
  - Донна, - буркнул он, - вы должны осмотреть девушку и удостовериться, что в ней нет изъянов.
  Пока онемевшая от такой наглости графиня лишь растерянно хлопала ресницами, парфюмерша откровенно расхохоталась.
  - Ну ты и хват, уродец, - восхищенно покачала она головой. - Может, нам осмотреть и тебя заодно: вдруг тоже чего-то не хватает, а?
  Настороженно наблюдавшие за ними девицы наконец-то сообразили, в чём дело, потому что возмущённо расшумелись:
  - Ах ты, сморчок занюханный, - услышала Стефка выделившийся из общего гула громовой голос Изабо, - сам подо всеми подолами пролез, а теперь ему девственница понадобилась!
  Эта внезапная реплика несказанно поразила графиню.
  - Что? - развернулась она к стайке обитательниц дома терпимости. - Я не ослышалась? Это правда?
  Девицы только хором хихикнули.
  - Такого пакостника ещё поискать!
  Всё! Даже ангельскому терпению может прийти конец. Стефка и сама не сообразила, откуда у неё в руках оказалась огромный половник, но отходила она им сразу же завизжавшего Тибо от всей души.
  - Ах ты, блудливый кот! Ну я тебе покажу!
  Карлик с причитаниями метался по всей кухне, ловко ускользая от ударов, девицы хором подбадривали озверевшую Стефку, а Катрин хохотала до слёз.
  Наверное, столь шумного утра в борделе Мами не было никогда. Вопли были слышны даже на улице. Наконец, запыхавшаяся Стефка упала на лавку, напоследок погрозив плачущему карлику кулаком.
  - Ещё раз услышу про такое непотребство, попрошу мэтра Метье сделать из тебя борова!
  Сказала и осеклась, смущенно вспомнив, что слово в слово повторяет слова своей бабки Анельки, однажды сказанные почти по такому же поводу. Почему-то подобный грех она менее всего склонна была прощать, но такое жестокосердие оказалось не свойственно местным девицам.
  - Да пусть его, - примиряющее отмахнулась Изабо, - одним козлом больше, другим меньше: не расстраивайся так. Он трехногий!
  - То есть? - удивилась едва отдышавшаяся Стефка.
  - Да вот, - красноречиво развела руками одна из девиц, - прыгает то на одной ноге, то на двух, а то и на трех, и каждый раз уж больно шустро!
  Хозяйка подобного уникума обвела тяжелым взглядом хихикающих девиц, и вдруг осознала, что если Тибо и напакостничал, то только потому, что отказа ему не было. И тогда она нашла глазами всё это время тихонько простоявшую в углу Мадлен.
  - Ну, девушка, - угрюмо перевела дыхание Стефка, - нужен тебе столь замечательный кавалер: 'трехногий', горбатый да ещё и с языком змеи?
  Девица только безразлично пожала плечами.
  - Тогда бери его в мужья, - устало взмахнула рукой графиня, - и не жалуйся потом, что у тебя от него изжога.
  Расстроенная Стефка уже собиралась уходить, когда её остановила травница.
  - Почему вы ничего не выбрали из моего товара? - настойчиво схватила она за локоть сопротивляющуюся женщину.
  Но у той элементарно не было денег.
  - Я не буду у вас ничего покупать,- поспешно отказалась графиня.
  Но отделаться от Катрин оказалось делом не простым.
  - А я ничего вам и не стану продавать, - ответила парфюмерша, - подойдите сюда!
  И Стефка неохотно повернулась к столу. Травница внимательно осмотрела её острыми темными глазами, чуть втянула в себя воздух, и откуда-то из складок юбки вытащила серебряную красивую коробочку.
  - Вот вам подарок!
  Не существует женщин, с безразличием относящихся к средствам приукрасить себя, разве уж совсем свихнувшиеся на аскетизме. Но и те с гордостью таскают на себе пудовые кресты и вериги, вшей и лохмотья, как их развращенные грешницы товарки ожерелья, ленты и шелковые платья. Понятно, что заинтригованная Стефка не смогла воспротивиться своей природе и, с любопытством взглянув на коробочку, осторожно приоткрыла крышку. Внутри было притирание желтовато-зеленого цвета, от которого по комнате сразу же поплыл сильный запах ландыша.
  В памяти мгновенно побледневшей Стефки сразу же возник Рауль и подаренная им корзина с цветами. Испуганно вздрогнув, она решительно вернула подарок торговке.
  - Может это и мой запах, только я его не люблю.
  Помрачневшая Катрин даже сменилась с лица.
  - Вот даже как? Вам виднее, - сухо хмыкнула она,- тогда возьмите это.
  Новая коробочка была не столь красивой, но тоже по-своему замечательной: изящной и изготовленной из неизвестного бархатистого на ощупь дерева. Торговка также достала её откуда-то из тайников на платье. Стефка недоверчиво вдохнула сильный аромат. Притирание било в нос запахом полыни, напоминавшим о летнем солнцепеке на склонах гор. В неприятной духоте пропахшей прокисшим вином кухни он был как порыв ветра из родной Моравии.
  - Пожалуй, это притирание я возьму, - согласилась Стефка. - Сколько я вам должна?
  Катрин таинственно и торжествующе улыбнулась, быстро опустив глаза.
  - Нисколько. Выбирая запах, женщина выбирает себе жизнь!
  - Возможно,- не стала спорить Стефка и, кратко попрощавшись, быстро вышла из комнаты.
  Ей была неприятна эта женщина. У графини появилось стойкое отвращение к людям, имеющим хоть какое-то отношение к магии.
  А тут ещё Тибо. Карлик, кстати, о чем-то бойко сговаривался с Мадлен, косо посматривая на госпожу. Стефке он настолько надоел, что она проигнорировала его призывные взгляды. Пусть делает, что хочет: женится или блудит, только бы оставил её в покое.
  С этими невеселыми мыслями графиня поднялась к себе, открыла дверь комнаты и... опять оказалась во власти тонкого нежного запаха, который источала кожура, оставшаяся от столь долго сберегаемого и лелеемого апельсина.
  Потрясенная таким святотатством Стефка сначала с ужасом и горечью увидела эти останки, а потом разглядела и того, кто сожрал апельсин. На её кровати как ни в чем не бывало развалился небольшого роста щуплый мужчина с морщинистым лицом рано постаревшего человека и насмешливыми черными глазами.
  Это оказалось чересчур: если утро начинается таким образом, то что может принести день? Страшный суд? Конец света?
  - Это ты съел мой апельсин? - голосом, не предвещавшим ничего хорошего, спросила она незнакомца. - Чего тебе здесь нужно?
  Но незнакомец не испугался её гневно нахмуренных бровей и разъяренного блеска глаз.
  - Я жду Изабо, - весело подмигнул он. - Обычно я прихожу, когда все спят, но сегодня из-за старой ведьмы Катрин все проснулись ни свет ни заря. Вот мне и приходиться сидеть здесь, покуда Мами не уберется к себе. Она на меня давно зуб точит, старая сводня!
  Хоть здесь что-то прояснилось. Слава Богу, это была не её головная боль.
  - Так ты поэт, - облегченно перевела дух Стефка, - опальный Франсуа Вийон. Мне рассказывал о тебе де Монтрей. И всё равно незачем было есть мой апельсин. Какого черта? Не тебе он был подарен!
  Манера изъясняться бывшей пани Лукаши стремительно менялась. А что вы хотите, если на протяжении долгого времени она общалась только с людьми, привыкшими к крепкому словцу? Приходилось переходить на их жаргон.
  - Не злись, красавица, - примирительно улыбнулся Вийон, - я же не знал, что этот апельсин тебе столь дорог. А мне очень хотелось есть: со вчерашнего утра во рту не было даже крошки. А милую коровушку Изабо подоила эта ведьма-травница, и теперь на мою долю ничего кроме любви не осталось. А какая любовь на пустой желудок? У тебя, милашка, не найдется несколько монет для страдающего от голода поэта?
  Его живые выразительные глаза округлились такой уморительной просьбой, что как ни злилась Стефка, всё равно рассмеялась и вытащила из-за лифа, где хранила все свои сбережения, несколько монет.
  - Это всё, с чем я могу расстаться.
  Но Вийон только пренебрежительно глянул на её ладонь, словно она предложила ему пресловутую крошку.
  - Такая красавица и столь мало зарабатываешь? Может у тебя есть какой-нибудь скрытый платьем изъян?
  Да что же это такое? Почему именно её Господь постоянно наказывал встречами с непревзойденными нахалами? Ведь у неё уже есть свой венец терновый - бесстыжий Тибо, и вороватый поэт уже был явным перебором. Даже если Стефка и была великой грешницей, это совсем не повод, чтобы устраивать ей ад ещё в земной юдоли. В конце концов, всему своё время!
  - Копыта и хвост, - рассердилась женщина, силком сталкивая Вийона со своей постели. - Ну ты и наглец: съел мой апельсин, выклянчил деньги, да ещё норовишь засунуть свой нос, куда не просят!
  - Подумаешь, дала несколько денье и уже недовольна, - рассмеялся поэт, состроив ей гримасу и ловко выхватив монеты.
  - Не нравится, отдай назад и освободи комнату: у меня есть работа.
  - Да работай, кто тебе мешает? Места тут маловато, но мы прекрасно поместимся на жердочке, которую ты называешь кроватью.
  И Вийон с невозмутимым видом пододвинулся поближе к окошку. Заметив, что на нём ветхое, местами вытертое до дыр платье и давно пришедший в негодность плащ, Стефка не стала гнать незваного гостя на улицу.
  Больно стукнув по руке, которой распутник попытался обхватить её за талию, Стефка взялась за штопку очередного чулка, выбрав его из кучи тряпья, которую натащили ещё с вечера девицы.
  - Так ты не работаешь с клиентами, - до заметно разочарованного Франсуа дошло, что он ошибся. - Ангелочек, ты здесь на положении швеи? Ну и дура: с твоей-то хорошенькой рожицей можно заработать в десять раз больше, чем штопая старые чулки.
  Вот ещё умник выискался!
  - Каждому своё, - философски фыркнула Стефка, - одним писать стихи про женские задницы, другим штопать чулки: смотря, что и у кого хорошо получается.
  - Неужели у тебя с мужчинами получается плохо? - глумливо усмехнулся Вийон, с интересом взглянув на её занятые руки. - Хочешь, за умеренную плату дам несколько уроков?
  - Спасибо, но я обойдусь собственными силами.
  Странно, но его откровенное бесстыдство Стефку почему-то развлекало.
  Мало того, казалось безнадежно испорченное после встречи с Катрин настроение повысилось, и вскоре она уже смеялась над выходками Франсуа. Это был наглый, бессовестный и одновременно жизнерадостный и обаятельный человек. Обычно первыми двумя качествами всё и исчерпывается. Яркий тому пример: вечно ноющий и пакостничавший Тибо. Но Вийон был особенной личностью, к которой не подойдешь с привычной меркой.
  Занявшись чулком, женщина положила подарок Катрин себе на колени. Поначалу поэт не обращал на коробочку внимания, но потом добрался и до неё. Покрутил в руках, понюхал, даже зачем-то осторожно куснул.
  - Какой горький запах, Ангелочек, неужели тебе нравится? Зачем ты купила эту дрянь? Наверняка отвалила ведьме кучу денег. Лучше бы мне их отдала.
  Стефка только пожала плечами: покупать эти духи она тоже не стала бы.
  - А тебе зачем деньги?
  - Сыграл бы в кости. Может, мне повезёт и тогда я куплю целую корзину апельсинов, чтобы ты перестала дуться!
  - Разве дело в самом апельсине? - возразила женщина, откидывая заштопанный чулок и выискивая в хламе очередную требующую починки вещь. - Это был подарок человека, который мне очень дорог.
  Вийон оглушительно фыркнул, тоже что-то высматривая в куче тряпок.
  - Все женщины - глупые и слезливые коровы, - пренебрежительно заявил он, вытягивая на поверхность чью-то рубашку и, покрутив перед носом, небрежно швырнул её назад.
  - То храните засохший цветок, который вам сунул парень, прежде чем завалить на лопатки, то вздыхаете над грошовым колечком или крестиком, подаренным при таких же обстоятельствах. Дурость и глупость! И не надоело тебе копаться в этом дранье, Ангелочек? Давай, я научу тебя, как проводить время с большей пользой, - и его бесцеремонные руки вновь обвились вокруг её талии.
  Стефка отреагировала на столь наглое поведение ударом чулка по физиономии, но это не охладило пыл незваного кавалера.
  - Что ты брыкаешься, как упрямый мул? Знаешь, я хорошо умею любить: тебе понравится, вот увидишь!
  - Уколю! - пригрозила иглой женщина, от души куснув не самую чистую руку, коварно крадущуюся к корсажу.
  - Уколи его, Ангелочек, - внезапно прогрохотала над их головами, втиснувшаяся в комнату Изабо, - причем целься этому козлу прямо между ног! Пришей ему .... к ..., чтобы за ненадобностью потом всё его хозяйство склевали вороны, когда он в очередной раз будет приговорен к виселице!
  Но Вийон только расхохотался, услышав это пожелание, и крепко обхватил сразу же повалившуюся на него солидную Изабо. И пока та, задыхаясь от смеха, пыталась встать на ноги, с силой шлепал возлюбленную по солидным ягодицам:
  - Зачем лишать человека последней радости, и чем же я тебя тогда, мой толстенький пончик, буду ублажать? Не надо ссориться, девочки, меня вполне хватит на вас двоих. Хотите прямо сейчас и начнем? Хотя я бы сказал, Изабо, что ты со своей аппетитной задницей здесь не поместишься: просто-напросто застрянешь!
  Стефка не могла удержаться и расхохоталась, представив, как могучая толстуха застревает между кроватью и стеной из хлама в интимной позе. Смеялась сама Изабо, и вторил женщинам развеселившийся поэт.
  - Что ты будешь делать с этим шутом гороховым? - наконец, вытирая слезы, простонала толстушка. - Наглец и хам, но умеет согреть душу.
  С этим Стефка была согласна.
  - На, - Изабо вытрясла из небольшого кошелька несколько солей, - взяла в долг у Мами: ох и скрипела старая скряга! Для неё расстаться хоть с одной монеткой смерти подобно, но сегодня Катрин что-то уж слишком щедро с ней рассчиталась за посредничество. Возьми, горе ты моё, и если опять всё продуешь в кости, на этой неделе ко мне больше не наведывайся. Я что, действительно, дойная корова?
  И не успела она ещё договорить, как Франсуа выхватил из её рук деньги, чмокнул в щеку и исчез, пробормотав напоследок:
  - Ах ты моя сдобная булочка, я скоро вернусь! Вот увидишь, сегодня мне обязательно повезёт, и я куплю тебе серебряный крестик!
  Изабо только головой покачала, проводив его любящим почти материнским взглядом.
  - Вот шалопай! Если бы Франсуа каждый раз выполнял свои обещания, у меня крестиков стало бы больше, чем у самой благочестивой монахини четок, - она легко вздохнула, - но я не могу на него сердиться. Таков уж этот плут! Ведь знаю, что он до денье продуется в кости, и всё равно даю ему деньги.
  Тут до Стефки кое-что дошло, безмерно её удивившее.
  - Знаешь, Изабо, - озадаченно протянула она, - а я ведь тоже дала ему несколько монеток.
  Но толстуху не поразила её неуместная щедрость.
  - Ты не одна такая, - снисходительно фыркнула она, - у нас нет ни одной девчонки, у которой Франсуа не выцыганил бы денег. Только толку от этого чуть: всё прогуляет. А ведь из знатной семьи: отец Вийона умер рано, но его усыновил дядя - каноник церкви святого Бенедикта. И что же? Он так и идет по жизни, попадая в одну неприятность за другой: то человека нечаянно прирежет, то в дурной компании кассу Наваррского колледжа ограбит. Дважды Франсуа приговаривали к смерти: только чудо его и спасало. А уж тюрьма для него - дом родной!
  Потрясенная Стефка слушала Изабо, широко раскрыв от изумления глаза.
  Конечно, и среди знати всегда встречались распутники, пьяницы и довольно неприятные люди, но ей и в голову не приходило, что дворянин может до такой степени наплевать на условности. Жить на деньги торгующих телом женщин! Впрочем, штопала же она - графиня де ла Верда чулки местным девицам, значит, не ей осуждать других.
  В один из дней погода на улице была на редкость мерзкая: весь день лил проливной дождь, и Стефка всё время жгла светильник, чтобы иметь возможность работать. Ей уже порядком надоели и далеко не самые чистые вещи девиц, и эта тесная клетушка, но особенно донимала грязь. Ведь уже несколько недель она спала, не снимая платья, не мытая и толком нечесаная. Женщине казалось, что она покрылась такой же коркой едкой пыли, как и все окружающие предметы, к тому же невыносимо чесалась голова. И когда за своей юбкой зашла одна из девиц по имени Амбруаза, Стефка пожаловалась ей на это неприятное обстоятельство.
  - И в чем проблема? - беспечно пожала плечами девица. - Давай сходим в баню. Всё равно в такую погоду клиентов будет мало, да и к вечеру мы управимся.
  Баня? Стефка приятно оживилась.
  Надо сказать, что установившееся мнение о средневековье как об эпохе, возведенной в культ грязи, не соответствует истине. Люди тогда отнюдь не чурались мытья: в каждом мало-мальски состоятельном доме был чан для купания, а менее богатые люди посещали городские бани.
  Это потом уже - в Новое время даже короли будут шарахаться от воды как от проказы. А всё потому, что какой-то умник распространит по всей Европе слух, что зараза проникает в человека через поры чистой кожи.
   Правда, в описываемое время уже правила Изабелла Кастильская, которая мылась дважды в жизни, но для всех остальных пренебрежение купанием ещё не стало нормой. По крайней мере, в Париже тогда существовали общественные бани, которые охотно посещались горожанами. Вот в одну из них и направилась Стефка. Баня располагалась неподалеку от улицы Глатиньи. Это было каменное, приземистое и специфически пахнущее заведение с двумя отделениями - мужским и женским. Судя по мраморным плиткам пола, оно сохранилось ещё с римских времен.
  Женщин провели в парную, где банщица, бросая раскаленные камни в воду, создавала пар, в котором старательно потели сидящие на скамьях женщины. Впервые за долгое время оказавшаяся в тепле Стефка едва ли не мурлыкала. Разморенная жаркой влагой, она без особых эмоций наблюдала, как по телу струятся потоки грязного пота.
  - Наверное, я стану теперь вдвое легче.
  Рядом с беспечным видом блаженствовала Амбруаза: вытянув ноги, она с умным видом разглядывала свои ногти, почему-то сосредоточив всё внимание на мизинцах.
  - К нам ходит один нотариус, - прошептала она на ухо спутнице, - он только тогда может иметь дело с женщиной, если пощекотать его между ног пальцами ноги. Представляешь? Вот козёл!
  Всех без исключения мужчин от короля до нищего в борделе называли козлами, и не только называли, но и искренне считали таковыми. Что же, их можно было понять!
  А потом к разомлевшим женщинам подошли две старухи и, уложив их на лежаки, быстро выщипали у них все волосы на теле, помыли с мылом и расчесали волосы. Довольная Стефка уселась их сушить, и наконец-то согласилась, что жизнь - не такая уж и плохая штука!
  - У тебя такие красивые волосы, - восхитилась Амбруаза, перебрав рыжие пряди, - как огонь. Зачем ты их скрываешь под чепцом?
  Пока они сидели в общей зале и болтали, всё было хорошо, но когда вышли в раздевалку, одна из старух подошла к Амбруазе и что-то шепнула на ухо. Девица сразу же деловито встрепенулась.
  - Хочешь заработать? - тихо предложила она Стефке. - Здесь за перегородкой мужское отделение, и прокручены специальные отверстия, в которые мужчины за деньги смотрят на женщин, а старухи-мойщицы по совместительству ещё и сводни. Ты кому-то приглянулась: козёл предлагает целых тридцать солей. Это неплохие деньги за минутную непыльную работёнку!
  Нервно прижав к себе рубаху, Стефка вспыхнула от стыда, узнав, что кто-то похотливо разглядывает её обнаженное тело.
  - Интересно, - возмущенно прошептала она в ответ, - есть ли на земле место, где женщина защищена от вожделения мужчин?
  - Есть, - лукаво усмехнулась Амбруаза, деловито зашнуровывая корсаж, - это монастырь. Однако знаешь, и о монашках иногда рассказывают такие вещи, что шлюхи краснеют. Так тебе нужны деньги?
  - Нет.
  - Твоё дело, - пожала плечами девица и ушла со старухой.
  Когда они возвращались под тем же проливным дождем в заведение Мами, довольно позвякивающая монетками в кармане Амруаза снисходительно объясняла Стефке:
  - Бани, Ангелочек, по сути дела те же бордели, только тайные. Там даже замужние женщины могут подработать проституцией, не связываясь с бальи. Всем удобно: и нам, и клиентам. Хорошо заработаешь и вдобавок помоешься. Зато как же негодуют всякие святоши! Рвут глотки, чтобы бани закрыли. Вопят, что это рассадники разврата и заразы. И кто знает, что решат капитулы: если так дело пойдет, то скоро и помыться негде будет.
  Стефка брела рядом со словоохотливой девицей и рассеянно размышляла. Она пришла к выводу, что в принципе всё в этом мире крутится вокруг трёх вещей: еды, сна и занятий любовью. Вся же остальная деятельность людей только заполняет перерывы, чтобы не скучно было переходить от одного к другому.
  - Ты слишком серьёзно относишься к тому, что выеденного яйца не стоит, - фыркнула Амбруаза, когда она поделилась этой мыслью. - Подумаешь, несколько минут совокупления с мужчиной! Что из этого делать трагедию? Иногда это неприятно, а иногда очень даже ничего. Разве драные чулки штопать лучше? Если разобраться, то чем мы отличаемся ото всех остальных женщин? Только тем, что их содержит один мужчина, а нас несколько. Вспомни, даже Иисус не осудил Магдалину и предпочел её хозяйственной Марфе.
  Стефка довольно серьезно отнеслась к этим аргументам: как ни крути, но девицы Мами знали жизнь гораздо лучше, чем она.
  Вот так и получилось, что пробыв несколько дней в заведении Мами-ля-Тибод, Стефка с удивлением осознала, что у неё кардинально меняется взгляд на жизнь. Она стала относиться к проституции как к неизбежному злу, без которого не обойтись, и следовательно с ней так же нужно смириться, как с неприятным запахом нечистот на улицах Парижа. Обитатели большого города часто, не затрудняя себе голову и ноги, вываливали содержимое своих ночных горшков прямо перед домом.
  - И всё же не разврат по замыслу Божьему должен связывать мужчину и женщину, - как-то философствовали они с Франсуа в один из особо хмурых дождливых дней.
  Поэт опять продулся в карты и вынужден был воспользоваться гостеприимством её каморки, пока его подружка зарабатывала на хлеб.
  - Ангелочек, - снисходительно хмыкнул Вийон, - всё, что приносит человеку радость, от Бога. Господь никогда не хотел видеть несчастными своих неразумных детей. Почему-то наши постники с угрюмыми физиономиями и горящими безумием глазами фанатиков думают, что Создателю приятнее взирать на их мерзкие физиономии, чем на весёлые лица бражников и милашек, задыхающихся от наслаждения в объятиях мужчин.
  Стефка хихикнула, но не очень весело. Утверждение показалось ей спорным.
  - И вообще, - Вийон игриво толкнул собеседницу в бок, - давай представим двух мужчин: серьезного рыцаря, который слова не скажет, не перекрестившись, и веселого распутного повесу. С каким из них тебе захотелось бы провести время?
  - Наверное, со вторым, - улыбнулась Стефка.
  Это был на редкость уютный вечер. Горел светильник, искусно скрывая мерзость запустения захламленной комнаты. Вийон был настроен мирно. Съев почти весь её ужин, он сыто блаженствовал, ловко помогая штопать чью-то юбку.
  Тибо, который терпеть не мог Франсуа, с раздраженным шипеньем исчез по своим таинственным делам. Надо сказать, что поэт и шут вступали в яростную перебранку, едва сталкиваясь в убогой каморке. Они представляли собой людей одного типа, и понятно, что конкуренты обоим были без надобности. На счастье, сегодня у карлика не было то ли времени, то ли настроения воевать за узурпированную Вийоном территорию, и поэтому женщина блаженствовала в относительном покое, если не считать уже ставший привычным шум за стеной.
  И именно в эту идиллию вторгся давно не посещавший подопечную де Монтрей. Открыв дверь, он так и застыл на пороге, ошеломленно глядя на поэта.
  - Послушай, Франсуа, - возмутился доктор, - неужели во всем Париже не нашлось для тебя другого места, кроме как возле женщины, которую я люблю?
  Добрый идеалист! Неужели он всерьез рассчитывал пристыдить того, в ком совесть не заложена от рождения?
  - А почему ты должен её любить в одиночку, - тут же парировал Вийон, - может, я тоже хочу попытать счастья? Если у тебя не потёртый зад на штанах и не рваный плащ, то все женщины должны стать твоими?
  Де Монтрею оставалось только беспомощно развести руками.
  - Мне нужна только моя возлюбленная.
  - Так вот она. Если хочешь её видеть, то садись рядом и не порть людям настроение. Места нам хватит, хотя и тесновато, - добродушно предложил Вийон, кивнув головой на колченогий табурет на котором стояла свеча. - Хочешь, дам третью иголку, и ты поможешь нам зашить парус с задницы какой-то толстухи. Судя по гигантским размерам, это юбка Изабо.
  Вийон мог сказать ещё невесть что, и смущенная Стефка поспешила вмешаться.
  - Он съел твой апельсин! - пожаловалась она на безобразника.
  - Что взять с нашего Франсуа? Когда он голоден, то способен съесть даже легендарного Василиска, - снисходительно рассмеялся мэтр Метье. - Не расстраивайся, завтра я принесу тебе другой. О чем это вы тут философствовали?
  - Мы разговаривали о любви в целом, и продажной в частности, - охотно пояснил поэт, - и не нашли в них особой разницы. И в том и в другом случае мужчина и женщина вместе занимаются приятным делом. Так зачем же тысячелетиями ломают копья моралисты и поэты?
  Но де Монтрей был далёк от того, чтобы согласиться со столь сомнительными доводами.
  - Зачем ты забиваешь голову этому прелестному созданию разной мерзостью? - укорил он бродягу. - Разве ты не любил? Вспомни хотя бы Катрин де Воссель: как отчаянно вы дрались из-за неё прямо на паперти церкви с Сермуазом. Тогда ты точно знал, чем отличается продажная любовь от сердечной!
  Вийон хмуро хмыкнул, сбрасывая полотнище заштопанной юбки с колен.
  - Ну и чем для меня эта глупость закончилась? Чокнутый придурок порезал меня ножом, а когда я, защищаясь, бросил в Сермуаза камень, его тупая башка лопнула как орех: мне пришлось потом долгие годы бродяжничать в изгнании. И потом Катрин - эта лживая шлюха приказала своим слугам избить меня. Нет, - поэт мрачно вздохнул, - сколько я не увлекался женщинами, всё заканчивалось одинаково. Все они на один лад: и богатые, и бедные. В начале связи полыхают как огонь, на всё заранее согласные, а потом предпочтут тебе любого урода, лишь бы у него денежки водились.
   Люби, покуда бродит хмель,
   Гуляй, пируй зимой и летом,
   Целуй красоток всех земель,
   Но не теряй ума при этом!
  Де Монтрей только укоризненно покачал головой, с жалостью глядя на собеседника.
  - Тебе ли об этом говорить? Опомнись, ведь скоро сорок, а ты вечно голодный, раздетый и разутый, бездомный! У меня плохая память на стихи. Что ты писал про жену и про перину?
  Вийон мрачно продекламировал:
   Будь я прилежным школяром,
   Будь юность не такой шальною,
   Имел бы я перину, дом
   И спал с законною женою...
  - Вот-вот, - подхватил доктор. - Вийон, у тебя много высокородных покровителей. Укроти свой нрав, возьмись за ум и доживи хотя бы последние дни в тишине и покое. Неужели не стыдно сидеть здесь в ожидании подачек от шлюхи и смущать чистую душой девушку?
  - Посмотрите, какой обличитель, - ни капельки не смутившись, огрызнулся Франсуа. - Да, я не святой, а ты сам, что умеешь, кроме как пускать кровь да рвать зубы? Этим милашку не удержишь!
  - Нет ничего ценнее любящего сердца, - поспешила на защиту лекаря Стефка, обескураженная таким наглым напором, - оно стоит всех сокровищ мира.
  - Слова, Ангелочек, стоят мало, - насмешливо заметил Вийон. - Клиенты Мами, резвящиеся сейчас со шлюхами, в большинстве имеют под собственным кровом любящие сердца собственных жён. Но все они здесь, потому что человеку очень скучно быть порядочным. Его, как и ведьму к дьяволу, тянет на запретное и грязное.
  - Франсуа, ты первым отказался бы жить в мире, где забыли о порядочности. Недаром вы так грызетесь с Тибо: два сапога - пара.
  - Не надо меня сравнивать с мерзким словно проказа карликом, - возмутился Вийон. - Слова не скажи: сразу же рот оскорблениями затыкают! И вообще...
  Поэт только открыл рот, чтобы сказать очередную гадость, когда в проёме двери появилась голова Амбруазы. Она была голая по пояс, в одной нижней юбке. Небольшие груди заканчивались дерзко задранными коричневыми большими сосками.
  - Мне сказали, что вы здесь, мэтр, - проговорила она шепотом, тоскливо глядя на доктора, - не посмотрите меня? Что-то у меня не все ладно.
  Де Монтрей сразу же вышел вслед за ней.
  - Что с ней? - встревожилась Стефка. - Мы третьего дня ходили в баню, и она была здорова.
  - Бедолага, - помрачнел Франсуа, - если это болезни Венеры, то Мами тут же выкинет её за дверь. А там ничего хорошего уже не ждет: пропадет красотка!
  Но опасения Вийона не оправдались.
  - Беременность, - пожал плечами мэтр Метье, - меня всегда удивляет, как они реагируют на это известие. С таким возмущением как будто это глубочайшая несправедливость, а не самый что ни на есть естественный исход дела. Теперь она извергает громы и молнии на голову неизвестного отца.
  - И что теперь она будет делать, - поинтересовалась Стефка, - оставит ремесло?
  - Вот ещё, - пренебрежительно фыркнул Вийон, - просто сходит к Кетрин Прель: та ей даст какого-нибудь зелья, и освобождённая она опять взметнет подолом на радость обожающей подобные зрелища публики.
  Доктор кинул на него недоброжелательный взгляд.
  - Видит Бог, я - человек незлобивый, - процедил он сквозь зубы, - но с удовольствием выдал бы эту чёртову бабу палачу. Сколько на её совести смертей, не поддается описанию!
  Морщинистое лицо Вийона приобрело язвительную гримасу, сделав его похожим на потрепанную жизнью горгулью.
  - Говорят, у каждого из лекарей есть своё кладбище? - ядовитым голоском осведомился он.
  Де Монтрей выдержал удар достойно, хотя и побледнел от несправедливого упрека.
  - Правду говорят, - сдержанно согласился он. - Только для меня каждая смерть - трагедия, укор неумению отбить пациента у дамы с косой. А Катрин Прель специализируется на том, что убивает, и не только не рожденных младенцев. Я много о ней слышал от разных людей, но не особенно верил, пока не заболел мой сосед - содержатель трактирчика неподалеку. Человек он был пожилой, а женился на молоденькой девушке. Его все предупреждали, что не стоит этого делать, но он так влюбился на старости лет, что не пожелал никого слушать. Так вот, его красотка повадилась ходить к Катрин за притираниями, и до этого здоровый, полный сил человек стал чахнуть и за две недели сошёл в могилу.
  История не произвела должного эффекта.
  - А нечего было жениться на молоденькой,- ухмыльнулся Франсуа. - А уж если женился, то готовься к смерти ни от яда, так от любви. Говорят, что первого короля из династии Валуа Филиппа то же уходила на тот свет молодая жена. Юная королева не давала супругу слезть с неё, заставляя заниматься любовью чуть ли не ежечасно и готово: он сыграл в ящик через полгода после свадьбы.
  Стефка заинтересованно покосилась на поэта. Неужели такое возможно? Ох, и штучкой, наверное, была эта юная королева! Её величеству сильно повезло, что она не стала женой графа де ла Верды, а то бы дон Мигель быстро остудил страсть венценосной красотки парой суровых проповедей о женской стыдливости. Впрочем, мэтра Метье история юной распутницы не заинтересовала.
  - В нашем случае на лицо были все признаки отравления, - возразил он, - другую давно бы ожидал палач, но у Катрин сильные покровители на самых верхах, и дело спешно замяли. Мне не хочется пересказывать всё, что я слышал об этой страшной женщине, но связываться с ней я не посоветовал бы никому.
  - Катрин - обыкновенная ведьма, - пожал плечами поэт, вновь принимаясь за штопку юбки, - а дьявол всегда покровительствует своим. Уверен, что когда её товарки слетаются к колдовскому костру, травница летит первой на самой быстрой и нарядной метле. Хотя зачем дьяволу эта старуха? Наверняка он предпочитает заигрывать с более молоденькими.
  - Что за бред ты несешь, - огорченно покачал головой доктор, - ещё накличешь беду дурацкими выдумками. Иногда и у стен есть уши!
  - Ничего не выдумки, - даже обиделся Вийон,- я знавал одну такую ведьму. Она мне втайне признавалась, что имела дело с князем тьмы. По её словам в этом вопросе он на голову выше любого мужчины, только семя у него ледяное. Я могу вам сейчас рассказать...
  Такие истории Стефка наотрез отказывалась слушать. Хватит, она уже досыта наелась всякой чертовщины.
  - Франсуа, - мягко попросила она, - расскажешь в следующий раз, а сейчас не мог бы ты...
  Вийон посмотрел на собеседницу обиженными глазами.
  - Я могу и уйти, - горько промолвил он. - Буду стоять на улице под дождем, пока вы здесь будете целоваться. Мокрый, голодный, продрогший! Ведь у меня нет ни денье, чтобы я зашел в какой-нибудь кабачок, да что за беда! Кому нужен несчастный бездомный поэт? Простужусь и умру, и ты, профессор, переступишь через мой окоченевший труп, когда будешь возвращаться от своей милой.
  И пока Стефания успокаивающе гладила его по плечу, де Монтрей обескуражено рассмеялся.
  - Как же, избавишься от тебя так просто, - заметил он и вытащил из кармана несколько монеток, - бери, окоченевший труп, да поторопись: кое-где ещё играют!
  Мимо Стефки промелькнул потрепанный плащ Вийона: он вихрем умчался, мгновенно забыв про свои жалобы.
  Де Монтрей нежно обнял возлюбленную и поцеловал в висок.
  - Как же я по тебе соскучился, сердце моё!
  За время недолгой разлуки Стефка уже отвыкла от своего покровителя, и хотя по-прежнему относилась к нему с нежностью, всё-таки испытала определенную неловкость в его объятиях.
  - Мне здесь неплохо, - успокоила она мэтра Метье, - хотя я окончательно запуталась. Девушки вызывают у меня только сожаление, что ремесло их столь неприятно. Ни возмущения, ни брезгливости, ни пренебрежения - ничего такого я не испытываю.
  - Это свидетельствует о твоём добром сердце, - вздохнул доктор, - и всё же бордель не место для порядочной женщины. Сама атмосфера этого заведения губительно действует на человеческую душу. Порок не только грязен сам по себе, он ещё и пачкает всё вокруг!
  Сентенция была сказана к месту и по делу, но она не произвела никакого впечатления на слушательницу именно в силу своей неприемлемости в её нынешнем положении. Для графини обитательницы борделя были собеседницами, подругами и даже защитницами, коль предоставили ей убежище. Как же она могла думать о них плохо? Незримая черта, что ещё совсем недавно четко разделяла добродетель и разврат, по мере пребывания в заведении Мами становилась всё более тонкой, и уже была едва ли различима в глазах графини де ла Верда.
  Наверное, именно это и волновало мэтра Метье. К сожалению, он не смог донести своей тревоги до уютно устроившейся рядом юной женщины. Она пригрелась в его объятиях и беспечно заснула, пропустив момент, когда доктор покинул её комнату. Во сне женщине снилось что-то прекрасное, лёгкое, светлое...
  Наутро её разбудил как всегда гримасничавший Тибо.
  - Проснись, королева, утро на пороге, - пропел он ей в ухо, - солнышко высоко, и ты вставай на ноги. Там на обед из проса каша, и на столе для нас стоит большая чаша!
  Стефка потянулась на своем скудном ложе. После такого хорошего сна ей даже почудилось, что в комнате пахнет не плесенью и мышами, а чем-то неуловимо приятным, но странно знакомым. Впрочем, принюхиваться особо было некогда: голодный карлик нетерпеливо дергал её за юбку.
  Приближалась последняя неделя поста. На страстной бордель закрывался вплоть до окончания пасхальных торжеств, поэтому его обитательницы изо всех сил старались за оставшееся время заработать побольше. Утомленные ночной работой, они едва передвигались, неохотно ели и только жадно глотали разбавленное вино. Однако в тот день на кухне Стефка застала оживленный разговор. Случившаяся с Амбруазой беда не оставила их равнодушными.
  - От кого же это ты понесла? - налетали девицы на расстроенную Амбруазу. - Хоть предположения есть?
  Но та только хлюпала распухшим носом и отрицательно качала головой, горестно подперев голову руками.
  - Кто бы он ни был всё равно какой-нибудь урод, - проворчала, вытерев слезы Амбруаза. - Вот сегодня на рассвете я видела в коридоре редкостного красавца - по всему видать знатного дворянина. У кого он был, девочки?
  Женщины недоуменно переглянулись.
  - А как он выглядел? - спросил кто-то.
  - Светлый такой: и волосы, и глаза как у сказочного принца. Сам высокий, и повадка как у благородных, а уж разодет хоть сразу на прием к королю. Чистенький и сияющий как новый ливр!
   - Приснился он тебе, - угрюмо отрезала Мами, - не было подобного среди наших гостей, да и не бывает никогда. Наша публика - мелкий и незначительный люд, среди которого даже нотариус из Сен-Жермен принц. Ты совсем спятила из-за своей беременности!
  Они еще о чём-то спорили, но Стефка как будто оглохла. По спине пробежала ледяная дрожь ужаса: так вот почему неизвестно откуда взявшийся аромат показался ей знакомым. Это был запах Рауля, и описание мужчины говорило само за себя. Похоже, теперь не только у Амбруазы, но и у неё появились проблемы.
  Однако спустя несколько минут оказалось, что это было только предвестие беды: настоящее горе пришло вместе с Мадлен, принесшей в большой корзине заказы, сделанные её хозяйке.
  Пока они с Тибо любезничали у двери, дожидаясь, когда со стола уберут остатки еды, Стефка лихорадочно размышляла, что делать дальше. Она безразличными глазами смотрела на вновь поднявшуюся кутерьму вокруг помощницы парфюмерши до тех пор, пока сама Мадлен осторожно не коснулась её локтя.
  - Моя хозяйка велела передать, - прошептала девица на ухо,- если вам нужна помощь, она будет рада её оказать.
  - Какая помощь? Очередные духи? Но я ещё теми не начала пользоваться.
  Мадлен отрицательно покачала головой.
  - Дело не в духах. Госпожа Катрин имеет в виду вашу беременность.
  Беременность? Когда до Стефки дошёл смысл сказанных слов...
  - С чего твоя хозяйка вообразила подобное? - задыхаясь от ужаса спросила она. - Я вовсе не беременна!
  - Вам виднее, - не стала спорить Мадлен, - только госпожа Катрин редко ошибается.
  - В этот раз она ошиблась! - твёрдо уверила посланницу графиня.
  Сказать Мадлен, что парфюмерша ошиблась было легко, но вот уверить в этом саму себя оказалось гораздо труднее.
  Несколько дней женщина раздумывала, что ей делать. С ужасом разглядывая свой живот, она отказывалась признавать, что могла понести от де Сантрэ. Как же всё это было далеко от состояния трогательной нежности, с которой Стефка ждала известий о первой беременности, но теперь ничего кроме страха и протеста она не ощущала.
  За это время Рауль дважды ночью побывал в каморке, но ни разу не сделал попытки её разбудить. Она узнавала о тайных посещениях только по присущему любовнику запаху то ли лаванды, то ли хвои, который напрочь уничтожал на несколько часов привычное амбре затхлой конуры на задворках борделя. И хотя против лаванды Стефка ничего не имела, со временем начала предпочитать ей вонь мышиного помета.
  Так беременная она или нет? Гачека рядом не было. Де Монтрея ей не хотелось расстраивать: зачем омрачать душу хорошего человека дурными известиями?
  После памятного разговора на кухне Амбруаза исчезла и появилась вновь у Мами только через три дня. Бледная, с синими кругами под глазами девица с трудом доползла до постели. О том, что с ней произошло, все предпочитали помалкивать: за такие дела можно было угодить к палачу. Всю страстную неделю девушка пролежала в постели, но потом оправилась, и как ни в чем не бывало принялась принимать клиентов.
  Можно было обратиться за помощью и к ней, но Стефка знала, что девицы не могли хранить тайны друг от друга: чтобы не узнавала одна, сразу же становилось известно её товаркам.
  А тут ещё в один из дней Тибо примчался к хозяйке с радостным известием.
  - Госпожа, я нашёл Гачека, - ворвался он в её каморку, - его ваш супруг пригрел на папском подворье. Теперь надо дать о себе знать, и мне можно кольца покупать!
  Стефка, оторвавшись от шитья, раздражённо взглянула на веселящегося карлика. Как всегда Тибо думал только о себе, и до грустного лица госпожи ему и дела не было. А как она вернется к супругу, если Катрин права? Нет, о её позоре никто не должен узнать! Значит, оставался только один выход.
  - Подожди извещать Гачека о месте нашего пребывания, - тихо попросила Стефка прыгающего вокруг неё радостного шута, - есть одно незаконченное дело.
  - И как долго ждать? - нахмурился карлик, недовольный отсрочкой на пути к семейному счастью. - Мы можем вновь ваганта потерять.
  - У меня есть причины пока не обнаруживать себя.
  - Но если вы не вернетесь к супругу, тогда я потеряю подругу. Мне не прокормить жены, покуда в борделе мы! Мадлен найдет другого, пусть не такого...
  - ... дурного, - мрачно закончила хозяйка. - Подожди ещё немного.
  Был только один человек, который знал Катрин и не растрепал бы её тайну всему свету. Но как назло Вийон, который ей так надоедал неделю назад, вдруг куда-то исчез.
  Стефке стало по-настоящему трудно, когда пришлось метаться между истериками шута и наивными ухаживаниями доброго лекаря. И неизвестно, что действовало на нервы сильнее - воинствующий эгоизм одного или бесконечная доброта другого. Святые иногда здорово омрачают жизнь людям вокруг себя недостижимыми для обыкновенных грешников добродетелями.
  Прошло целых две недели, прежде чем лисья физиономия поэта вновь появилась в её каморке.
  - А наша златошвейка всё шьет, - промурлыкал он, склоняясь над шитьём, - для принцесс чудесные наряды. У кого на этот раз прохудилась одежда? Что девки с ними делают, если юбки они у них то и дело рвутся? Ловят как сетями клиентов?
  - Где это ты был, Франсуа? - несмотря на снедавшую её тревогу, не могла не улыбнуться Стефка.
  - А ты скучала, моя крошка? - он шлёпнулся рядом, сразу же попытавшись завалить её на спину.
  Женщина со смехом вырвалась, с силой ударив наглеца в грудь.
   - Сколько можно упрямиться, - с досадой потер ушибленное место Вийон, - не веди себя как мерзкая угрюмая ханжа: это становится скучным.
  - А я уже развеселила кое-кого, - тяжело вздохнула Стефка.
  - Вот оно в чем дело, - огорченно протянул Франсуа, - ты уже нашла себе дружка? Извини, но я не думаю что это профессор. Его голова набита всякими глупостями и у него, пожалуй, хватит ума дожидаться благословения священника. Ты мне скажешь, кто это?
  - Я и сама толком не знаю, - даже не покривила душой Стефка, - но мне теперь срочно нужна Катрин, чтобы мэтр ничего не узнал. Ты же знаешь, он хотел на мне жениться, а беременная невеста - это слишком большое испытание даже для его золотого сердца!
  - Вот даже как! Ты уверена, что беременна?
  - Так сказала Катрин!
  - Не повезло тебе, бедняжка, - Вийон сочувственно похлопал её по колену. Хочешь, чтобы я тебя пожалел или ещё чего-то надо?
  - Я не знаю, где живет Катрин, но мне нужно срочно к ней попасть.
  Поэт смерил собеседницу колючим взглядом.
  - Женщин разве что чёрт поймет, - устало заметил он. - Любите одних, отдаетесь другим.
  Вот и дважды висельник Вийон ей читает мораль! У мужчин, похоже, пунктик на нравоучениях женщинам. Уж лучше бы следили за собой: вся клевета и зло только от них! Однако в намерения женщины не входило ссориться с поэтом, поэтому она благоразумно придержала язык за зубами.
  - Так получилось. Поверь, я сама давно раскаялась, но дело сделано: ничего исправить нельзя, иначе как с помощью Катрин. Ты поможешь мне?
  Но у Вийона были свои соображения о помощи попавшим в беду дамам.
  - А что я с этого буду иметь? Чем ты расплатишься за сохранение твоей тайны?
  - Сколько ты хочешь? - помрачнела Стефка.
  - Не надо хмуриться, - Франсуа презрительно цыкнул зубами. - Я рискую жизнью, сводя тебя с ведьмой! Отведу тебя к Катрин за десять су!
  Он обдирал её как липку, а ведь надо будет ещё заплатить Катрин за услуги. Похоже, что благодаря этому жулику и старой ведьме, она останется без гроша в кармане.
  - Когда пойдем?
  - Да хотя бы сейчас. Давай деньги и в путь, - оживился Франсуа.
  Но Стефка недаром прожила почти два месяца в борделе, и всякого за это время наслушалась. Она усвоила четко: от такой публики как Вийон сначала надо требовать услуги, а только потом отдавать деньги.
  - Нашел наивную дурочку! Сначала ты меня отведешь к Катрин, потом приведёшь обратно, и только потом получишь всю сумму.
  Неожиданно Франсуа отвёл глаза в сторону.
  - Но ты можешь и не вернуться, - тихо пояснил он. - Видишь ли, это очень опасный визит.
  Предупреждениями того, кто мало дорожит жизнью, пренебрегать не стоит. Тоска смертного ужаса сжала сердце Стефки.
  - А как же Амбруаза?
  - Сравнила, - невесело хмыкнул Вийон. - У этой железной кобылы здоровье Голиафа, если она способна пропустить через себя до семи мужиков за ночь. А ты так сможешь?
  - Я ведь не кролик! Но если не вернусь, то оставлю тебе в наследство вот это.
  Она вытащила из глубин корсажа золотой в рубинах крестик - подарок Збирайды на пятнадцатилетие.
  - Это дорогая вещь, крошка, - заметил Вийон, жадно разглядывая золотую цепочку, - неужели ты воровка?
  - Чтобы иметь дорогие вещи, не обязательно их воровать, - вздохнула Стефка, пряча святыню, - это подарок моего крестного отца. Но я отдам его не просто так: если не выберусь живой из этой передряги, ты найдешь на папском подворье человека по имени Славек Гачек, покажешь ему крестик и сообщишь о моей смерти.
  Вийон пристально вгляделся в измученное лицо молодой женщины и вдруг нежно привлек её к себе:
  - Ну же, Ангелочек, не надо столь грустно смотреть на вещи, - прошептал он, гладя её по голове. - Всё обойдется, и ты вернешься в эту клетушку живой и невредимой.
  На улице было не по-весеннему зябко. Дул пронизывающий сырой ветер, когда Стефка со спутником тайно покинули гудящий обычным ночным шумом бордель.
  Катрин Прель жила около аббатства Сен-Мартен, в небольшом домике с плотно закрытыми ставнями. Домик стоял к улице боком, со всех сторон окруженный садом с уже набухшими в ожидании тепла почками. Их горький аромат перебивал даже привычные городские запахи нечистот, лошадиного навоза и печного угара.
  Вийон уверенно подошел к двери и три раза стукнул тяжелым кольцом. Некоторое время спустя в верхней части открылось небольшое забранное решеткой окошко.
  - Кого это носит по ночам? - прошамкал изнутри старческий голос.
  - Передай Катрин, что к ней пришел Франсуа Вийон с подружкой, - нетерпеливо рявкнул поэт, - да побыстрее: сегодня на редкость холодно! А в моем плаще больше дыр, чем шерсти!
  - Снег что ли собирается? - зябко притоптывая на месте, поделился он соображениями с оцепеневшей от страха Стефкой. - Вот так весна!
  Посетителей не заставили долго ждать: медленно скрипнула дверь на плохо смазанных петлях и впустила их вовнутрь. Наша парочка оказалась в тёмном душном коридоре, который привёл их не понять куда - то ли на кухню, то ли в кладовую старухи. Как на любой кухне здесь были и очаг, и кастрюли, но вдобавок всё было увешано пучками трав, в банках лежала всякая пахучая всячина, а воздух был пропитан чем-то настолько отличным от еды, что Вийон расчихался.
  Наряженная в большой передник Катрин стояла к ним спиной и что-то энергично тёрла пестиком в ступке.
  - Ах, Франсуа, тебя только могила исправит, - проскрипела она, не оборачиваясь. - Уже давно пора жениться, осесть у камина с детьми на коленях да предаться воспоминаниям о прошедшей жизни, а ты опять обрюхатил девчонку и привел её ко мне. Когда же ты угомонишься?
  Надо же! Стефке оставалось только поражаться: два настолько разных человека, как мэтр Метье и Катрин говорили одни и те же слова, обращаясь к беспутному поэту. Все-таки Вийона любили в Париже, раз его горести одинаково огорчали и колдунью, и лекаря, но только не самого Франсуа.
  - Что ты меня хоронишь, старая ведьма? И зачем мне жена? - со смехом возмутился Вийон. - Нет уж, дорогая, сидящим у домашнего очага и киснущим с грелкой у ног меня никто не увидит. Не знаю, сколько мне намеренно, но эти годы проживу, как мне хочется. И если на то пошло, кто за меня пойдет? Разве какая-нибудь совсем безголовая дура, а такая мне самому не нужна!
  Старуха скрипуче рассмеялась и, бросив своё занятие, обернулась к посетителям. Улыбка сразу погасла на её губах, когда она увидела рядом с поэтом Стефку.
  - Каким образом вы оказались рядом?
  - А почему она не может оказаться рядом со мной? - обиженно взъерепенился поэт.
  - Глупец, эта женщина не для таких как ты, - Катрин подошла к Стефке. - Значит, ты всё-таки прислушалась к словам Мадлен?
  Интересно, есть ли на земле такая женщина, которая не прислушается к предупреждениям подобного рода?
  - А почему вы решили, что я беременна? Живота у меня нет.
  Старуха только покровительственно улыбнулась.
  - Всему своё время: живот ещё вырастет, а беременность я определяю по глазам. В твоём же случае недалеко осталось и до родов. Ведь это необычный плод - такой же, как и его отец.
  - А кто он, Катрин? - не выдержав, поинтересовалась Стефка.
  Но травница не собиралась отвечать на её вопрос. У Катрин был свой интерес в этом деле.
  - Ты хорошо сделала, что пришла. Мы с сестрами спрячем вас, и Рауль никогда не доберется до твоего малыша.
   У Стефки вытянулось лицо. Вот только помощи ведьм ей не хватало! Уж лучше и дальше штопать чулки блудниц: беременностью в публичном доме никого не удивишь.
  - Это исключено, - резко отказалась она, - я пришла сюда по тому же делу, что и Амбруаза. Ты поможешь мне?
  Судя по неестественным багровым пятнам на щеках, Катрин была ошеломлена.
  - Этого нельзя делать. Никак нельзя!
  - Почему? - упрямо нахмурилась Стефка. - Если выдержала Амбруаза, выдержу и я!
  - Глупая, - снисходительно хмыкнула старуха, - это особый ребенок, и обычные средства здесь не помогут.
  - Почему 'особый'? - внезапно вмешался в разговор Вийон.
  - Тебе не надо об этом знать, - отрезала старуха. - Не суй свой любопытный нос, куда не следует. Сядь в сторонке и помалкивай.
  - Пусть он 'особый', - продолжала настаивать на своём Стефка, - но я-то нормальная женщина, и не желаю плодить неизвестно кого.
  - Если бы женщины рожали только, когда хотят, жизнь на земле давно бы иссякла, - буркнула Катрин. - После родов можешь быть свободна: мы заберем у тебя ребёнка. Поверь, его отец может страшно отомстить за смерть сына.
  Отдавать пусть даже нежеланного младенца ведьмам на потеху, Стефка не собиралась.
  - Катрин, ты боишься мне помочь?
  - Нет, я Рауля не боюсь, - покачала головой старуха, - ты же здесь по доброй воле: какие у него могут быть ко мне претензии? Но я ещё раз повторяю: шансов остаться живой после употребления зелья, у тебя практически нет.
  Слушать это было жутко, но ещё страшнее становилось заглядывать в будущее и видеть себя в подвалах инквизиции.
  - И всё-таки я попробую, - Стефка решила настаивать на своём, - сколько это будет стоить?
  - Не хватало только брать с тебя деньги, - отмахнулась ведьма, отворачиваясь к своим склянкам. - Ты летала вокруг праздничного огня!
  - Откуда тебе это известно? - помертвела графиня.
  - Огонь оставил отметину - знак для всех наших, - пояснила Катрин, начиная колдовать над булькающим, источающим неприятный запах горшком. - Я ещё у Мами поняла кто ты, но вмешиваться не стала. Теперь подожди: мне надо приготовить отвар.
  Стефку затрясло от страха перед предстоящим испытанием, и она, сев поближе к Вийону, нашла его горячую руку и судорожно сжала.
  Но у того был свой интерес в этом деле.
  - Ангелочек, ты - ведьма? - весело поблескивая глазами, полюбопытствовал он.
  - Нет, - отрицательно покачала головой Стефка, - однажды я по неосторожности попала в неприятную историю и, наверное, теперь заплачу за это жизнью.
  - А, правда, что у твоего любовника семя ледяное? - похоже, этот момент особо занимал Франсуа.
   Но от подобной чести Стефка решительно открестилась.
  - Это не он.
  - Но кто тогда Рауль? - не успокаивался лопающийся от любопытства Вийон.
  - Не знаю, - горько вздохнула Стефка, - но и не обычный человек.
  - А отличий никаких у него нет, - продолжал допытываться тот, - может, ногти сросшиеся как копыта, маленький хвостик или глаза косые?
  - Хватит всякую ерунду говорить, - вмешалась в разговор изо всех сил что-то растирающая в ступке Катрин, - никаких рогов и копыт у Рауля нет, и взяться не откуда: по природе они ему не положены. Разве только уши его немного выдают, но он носит длинные волосы, а смельчаков заглянуть ему под шляпу много не найдется. Твое зелье, милая, готово: можешь пить!
  Она ловко перевернула содержимое ступки в дымящийся горшок, энергично помешала, налила парящее варево в чашку и протянула гостье.
  Стефка опасливо взяла напиток, брезгливо вдохнула тошнотворный запах, но заметив насмешливую улыбку на лице старухи, быстро прошептала молитву и залпом выпила.
  Зелье проскочило в желудок неожиданно легко, разве только чуть обожгло язык. Женщина затаила дыхание в ожидании неприятностей, но ровным счётом ничего не произошло. Она облегченно выдохнула и недоумённо посмотрела на стоящую перед ней старуху. Катрин ответила неожиданно грустным взглядом.
  - Ты ляг, милая, на пол, - сочувственно посоветовала она, - сидеть всё равно не сможешь.
  Стефка послушно последовала её совету и растянулась на чистом глиняном полу. И в тот же миг боль набросилась на женщину, как голодный зверь. Она немилосердно терзала её тело, выкручивая все внутренности и суставы. Несчастная только выла и корчилась, бессильно царапая пол. Ослепнув из-за затянувшей всё вокруг багряной пелены, она поползла в поисках выхода, чтобы убежать из этого дома: туда, на улицу, в холод весенней ночи!
  - Послушай, Катрин, неужели нельзя ей как-нибудь помочь, - как будто издалека раздался испуганный голос Вийона, - никогда ещё не видел такой жути!
  - И больше не увидишь, - голос ведьмы шелестел как сухие листья, - ничего не получилось: она умирает. Возьми женщину на руки и пошли: я тебя провожу. Сейчас пройдешь через сад к монастырскому кладбищу и оставишь бедолагу там. Как раз темнеет, и тело найдут только утром. Монахи решат, что какая-то бродяжка замерзла от холода. Они отпоют её и придадут земле.
  Сквозь пронзительную невыносимую боль Стефка почувствовала, что её несут, а потом, наконец, ощутила благодатный холод, охвативший в адских муках пылающее тело. Она не поняла, куда её положили: скорее всего, на надгробную плиту.
  В разгоряченное лицо суровый ветер бросал снежную крупу, и это было равноценно глотку воды в пекле. Умирающая женщина судорожно слизывала влагу со щек, когда почувствовала мужские руки у себя на груди: Франсуа обыскивал её.
  - Подожди, - едва выговаривая слова, попросила она, - дай мне сначала умереть.
  - Холодно, - недовольно проворчал Вийон, - да и крестик тебя не спасет: самоубийцам дорога прямо к его величеству дьяволу.
  В затуманенном сознании вдруг, как наяву проявился силуэт белого барса.
  - Люди не те, кем они кажутся!
  - Нет, - простонала в ужасе Стефания, - нет...
  - У тебя ещё крепкая одежда, - опять пробился сквозь боль и мрак голос Франсуа, - в аду она ни к чему, а я её продам: за тряпки можно будет выручить несколько солей. Монахи прикроют тебя чем-нибудь. А нет, свалят в общую кучу и такой: мертвым всё равно, голые они или одетые.
  Удивительно, юную женщину особо не испугала угроза ада, а вот перспектива пусть даже мертвой оказаться обнаженной перед скопищем монахов заставила судорожно цепляться за жизнь.
  - Я не хочу лежать голая,- в отчаянии прохрипела Стефка, и надежда вспышкой озарилась в голове. - Рауль, Рауль! Помоги мне!
  Женщине казалось, что она кричит изо всех сил, и от громкости её голоса разорвутся небеса.
  - Что ты там шепчешь? - спросил Вийон.- Не хочешь, чтобы я тебе раздевал? Ладно, я тут постою неподалеку: подожду, когда ты умрешь. Только поторопись, у меня нет желания околевать с тобой рядом.
  А Стефка, израсходовав последние силы на зов, вдруг отчетливо увидела Хеленку. Экономка крёстного сидела на кровати, держа в руках тот самый кусок янтаря, из-за которого начались все её неприятности. Лицо у Хеленки было умиротворенным, и Стефке самой тоже вдруг стало хорошо и спокойно. 'Это конец, - поняла она, - хорошо-то как... Ад или рай - неважно. Главное, что конец страданиям!'
  - Зачем ты меня позвала? - неожиданно врезался в приятное забытье голос Рауля, и тут же вернулись и боль, и обжигающий холод этой студеной ночи.
  - Я хочу жить, Рауль, - прошептала она, пытаясь открыть глаза.
  - Ты хотела убить моего ребенка, - его голос был непривычно суров. - Так зачем же позвала меня, если сделала свой выбор? Решила погубить и его, и свою душу? Умирай!
  - Не хочу умирать, - Стефка собрала все силы и протянула дрожащую руку на звук его голоса,- я знаю, что ты можешь меня спасти.
  - Могу, - его голос ничуть не смягчился, - если ты поклянешься бессмертной душой, что никогда не выйдешь из-под моей власти!
  Когда смерть расправляет над человеком свои страшные крылья, вряд ли он думает о последствиях своих клятв, потому что самим Богом в людях заложено самое главное стремление на земле - выжить во что бы то ни стало. И измученная до последнего предела Стефка, подчиняясь этой могучей силе, кротко прошелестела пересохшими губами:
  - Клянусь!
  Боль отпустила сразу, едва её раскаленного тела коснулись руки Рауля.
  - Иди ко мне, любимая, - и подняв женщину со страшного ложа, он закутал её в свой плащ.
  Совсем потерявшая способность соображать Стефка уже впадала в приятное забытье, когда в него диссонансом вклинился возмущенный голос Вийона.
  - Эй, приятель, это моя добыча. Дохлую бабу можешь забрать, но золотой крестик и одежду покойница завещала мне!
  - Пошёл прочь, висельник, - с ледяным презрением ответил Рауль,- если не хочешь стать добычей таких же падальщиков, как ты сам!
  Бархатистая ночь вновь светилась звёздами над Стефкиной головой, и она куда-то летела, качаясь в объятиях лёгкого ветерка. Было и хорошо, и легко, только очень жарко, поэтому женщина всё время пыталась лететь быстрее, но ей не удавалось: что-то препятствовало, мешало. А потом неведомая сила резко потянула вниз и вернулась тяжелая боль.
  - Она приходит в себя, - раздался знакомый голос.
  Стефка с огромным трудом разлепила ресницы и первым, что увидела, было заплаканное лицо Хельги, просиявшее измученной улыбкой при виде затуманенных глаз госпожи.
  - О, ваша светлость! - только и смогла сказать служанка, заливаясь слезами.
  Рядом с немкой мелькнуло озабоченное лицо Марго. В испачканном кровью фартуке и с засученными рукавами, она держала в руках большую чашку с курящимся дымком содержимым. Рауль тоже был здесь. Он сидел на кровати и крепко держал её за руку.
  - Мы рады вас видеть среди живых, дорогая! - растянула его губы невесёлая улыбка.
Оценка: 7.61*5  Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"