В беарнской харчевне "Драчливый петух" 
несется с джукбокса мелодия Бьорк. 
Угрюмо сидят в окружении слуг 
за стойкой Атос, Арамис и Парторг. 

"Ну где ж д"Артаньян?!" - всех волнует вопрос. 
Пaртийная тройка - в глубокой тоске. 
Усталые взгляды бросает Атос 
на новенький "Ролекс" на левой руке. 

И тут Арамис ни с того, ни с сего 
сказал: "Не подходит для партии он! 
Бог с ней, с дисциплиной! Но облик его 
моральный - сомнителен с многих сторон. 

Он продал коня, когда прибыл в Париж - 
я б духом торгашеским это назвал... 
Когда же в Бордо гастролировал Чиж, 
он антисоветски ему подпевал." 

Сказал Арамису барон дю Валлон: 
"Я тоже купил и продал перевязь. 
Всё это - не грех. Неприятней, что он 
вступает с различными дамами в связь. 

В Париже об этом проведали все - 
и даже последний несчастный клошар, - 
что любит наш друг госпожу Бонасье, 
но рад с англичанкой делить будуар." 

И снова включился аббат д"Эрбле: 
"Оставьте, дружище, такие клише! 
Я сто белошвеек имел на столе, 
но всё ж коммунистом остался в душе! 

Гораздо страшней, что недавно в Кале 
месье Дезессар, что не в меру речист, 
увидел гасконца вдвоем с Ришелье, 
который отъявленный старый троцкист. 

Парторг вопросил: "Как решит сей вопрос 
герой, отстоявший нам форт Сен-Жерве?!" 
Но рухнул, увы, благородный Атос 
испитою ряшкой в салат оливье. 

Вот так коммунистом не стал д"Артаньян, 
вот так не попал он в чины и во власть... 
Он был в это время в объятьях путан, 
над Марксом и Энгельсом мерзко глумясь. 

А где-то в застенке томился Эдмон, 
а где-то в Сибири - его кореша. 
И на террористов устраивал шмон 
могучий и злой президент США. 

Зарылся, как крот, в свою норку Саддам, 
в Монако Альберт умирал от тоски... 

А три мушкетера глушили "Агдам" - 
достойные честные большевики.