Внешний шлюз с хрустом захлопнулся, отсекая меня от пыльной и разреженной марсианской атмосферы. Датчик кислорода в скафандре бешено мигал красным огоньком прямо в глаза. "Всё, всё, уже пришли домой", - сказал я ему, нетерпеливо дождался, когда откроется внутренний шлюз, втащил буратину внутрь отсека и принялся снимать скафандр. Защелка шлема не поддавалась. Я снял толстые перчатки и снова попытался надавить на пневмокнопку защелки. Кнопка не шевелилась, видимо ее забило пылью. Я громко выругался, и в это время датчик перестал мигать. Он ровным красным светом сигнализировал, что кислорода больше нет. Я бешено начал дергать защелки, разбивая в кровь пальцы, пытался их отогнуть, дергал шлем, будто пытался оторвать себе голову. Все бесполезно. Дышать было нечем, легкие жгло огнем, перед глазами плавал красный туман. Я оглянулся на буратину. Он валялся там, где я его и бросил, раскинув ноги и руки, бессмысленно уставившись в потолок деревянными глазами. Я встал на колени и попытался разбить стекло шлема об угол стола. Бессмысленно, материал, из которого оно было сделано, лишь слегка пружинил. Из последних сил я двумя руками рванул защелку и потерял сознание.

В себя я приходил очень долго. Сначала я почувствовал невыносимую тяжесть во всем теле и шум в голове, и понял, что жив. Потом сквозь шум я услышал чей-то голос и обрадовался, я понял, что кто-то приехал на станцию и спас меня. Борясь с желанием снова потерять сознание и с тошнотой, я разлепил глаза. Я лежал на полу лицом вниз, возле перевернутого стола, полностью экипированный в скафандр. Датчик воздуха светился зеленым, я не поверил своим глазам и помотал головой. Это движение вызвало адскую боль, но я начал догадываться, что произошло. Я смог, таки, отстегнуть шлем, или он сам отсоединился, когда я упал. Единственно, мне было понятно, что мне повезло, и я остался жив.

Медленно, преодолевая слабость, я снял скафандр и побрел в душ. Там я сел на пол и, ловя ртом струйки прохладной воды, раздумывал о том, что произошло и что мне делать дальше. В принципе, делать особо было нечего. Я заперт на этой станции еще три месяца, скафандр сломан, а за стеной бушует тоскливая марсианская буря. Значит, у меня ровно два дела. Первое то, ради которого я здесь появился, следить за метеорологической обстановкой и ежедневно передавать данные на центральную базу. Второе дело лежало возле шлюза. Из-за него я напросился на эту дурацкую стодневную вахту, сломал скафандр и чуть не помер.

Я завернулся в полотенце и пошлепал мокрыми ногами в кают-компанию. Глянул на часы и застонал: до начала связи осталось несколько минут. Я включил терминал и покрутил ручку настройки. Сигнал отсутствовал. Тогда я предоставил автоматике возможность искать сигнал в каше помех и разрядов порождаемых бурей. Через некоторое время на экране монитора проявилась круглая голова Ермакова.

- Передаю информацию, - небрежно сказал я. - Метео обстановка стабильная.

- Ну, во-первых, здравствуй, - сурово сказал начальник экспедиции. - А во-вторых, что у тебя с лицом.

Я потрогал ссадину на лбу и натужно улыбнулся:

- В душе поскользнулся.

- Осторожнее надо быть, - побурчал Ермаков, - какие еще происшествия на вверенной тебе станции?

- Незапланированный выход, - бодро сказал я. - Возле станции наблюдаются значительные скопления буратин, я такого ни разу не видел!

- Ну вот, а говорил что происшествий нет...

- Я такого не говорил!

- Ладно, ладно, - махнул рукой Ермаков. - Завтра в отчете все подробно опишешь и при очередном сеансе связи передашь. Только будь с ними поосторожнее.

Он махнул рукой и дал отбой. А я снова остался один.

Когда только начиналась колонизация Марса, были обнаружены первые буратины. Они появились не сразу, где-то через год их засекли возле наших периферийных станций. Почему их никогда и никто не видел возле крупных поселений, а только возле крохотных станций типа этой, никто не знал. И главное, не было известно, почему они были так сильно похожи на людей. Буратины представляли собой точную копию человека. Без волос и пальцев на руках, полностью из плотной волокнистой древесины. Точность копии добавляли незрячие глаза и вечно раскрытый рот.

Буратина на полу станции неприятно напоминал надувную лысую женщину. Мне показалось, что растение, которое я притащил утром, изменилось. Слегка разгладилась и посветлела серая кора, а деревянные блямбы глаз углубились, заблестели и теперь не казались приклеенными неизвестным шутником. Я наклонился, чтобы разглядеть ее.

Вдруг деревянная кукла повернула ко мне голову и тяжело вздохнула. Я отскочил от неё и пнул босой ногой. Буратина оказалась неожиданно тёплой и мягкой. Она лежала на полу, раскинув руки, и дышала, потом повернула ко мне голову и улыбнулась отвратительным беззубым ртом. Тут мои нервы не выдержали, я заорал и бросился прочь, не разбирая дороги.

Я заперся в кубрике и сидел там, выставив в сторону двери кухонный нож. Так долго сидел, что не заметил, как уснул. Очнулся я от резкого шума. Встрепенулся и понял, что сам выронил нож и от этого звона проснулся. Я прокрался, стараясь не шуметь, к двери. Прислушался. На станции было тихо. "Наверное, это от удара по голове у меня глюки", - подумал я, счастливо засмеялся и решительно вышел из кубрика в коротенький коридорчик. На станции было удивительно холодно, а может это потому, что я все еще ходил замотанный в полотенце. Как только все проверю, сразу оденусь потеплее. Но не сейчас. Сейчас нужно убедиться, что мне все почудилось. Направо, в лабораторию - тихо. Налево в кают-компанию - тоже тихо. Я начал успокаиваться, взялся за ручку двери в шлюзовой отсек и застыл на месте. Там кто-то ходил. Я прижался ухом к двери, прислушался. Там, за дверью слышались шаги, тяжелые вздохи и тихий, бесплотный голос что-то бормотал.

Я осторожно двинулся в кают-компанию, схватил там тяжелый вертящийся стул и, также стараясь не шуметь, потащил его в коридор. Я задумал простой способ спастись: забаррикадировать дверь в отсек и вызвать помощь. С центральной колонии прилетят спасатели и заберут меня отсюда. Как это здорово, что я выберусь из этого страшного плена, от этих не понятных страшных чудовищ, которые мечтают меня уничтожить! Я вытащил стул в коридор и покатил его к шлюзовому отсеку. И в самый последний момент дверь отворилась. Я увидел это, попытался резко остановиться, но поскользнулся босыми ногами на гладком пластике и упал на задницу. В дверях стояла лысая девушка с серой кожей, длинными стройными ногами и с... В общем, на ней не было одежды.

- Как хорошо, что ты пригласил меня к себе! - Сказала она.

Я лежал на койке, укрытый одеялом и смотрел на свою гостью. Она сидела на кушетке рядом и молча улыбалась. Это была самая красивая девушка, и тех, кого я встречал. Она была высокая, стройная, с копной черных волос. Одета она была в маленькое ситцевое платье в цветочек, которое скорее подчеркивало, а не скрывало прелестей девушки.

- Ты меня извини, что я тогда тебя стулом... - Начал оправдываться я. Она прикрыла ладонью мой рот и ласково улыбнулась.

- Не надо об этом, - промолвила она. - Это было простое недоразумение, я всё понимаю, ты был удивлен, оттого, что я изменилась.

Удивлен! Да я чуть не обделался в тот момент. Когда она заговорила, там, в коридоре, я швырнул стул и бросился бежать, но врезался больной головой в стену и остался лежать. У нее не было сил оттащить меня в медотсек, и все время, пока я смог подняться и доковылять до койки она хлопотала рядом. Помогла дойти, укрыла одеялом, напоила горячим чаем. Правда, включить чайник и найти кружку мне пришлось самому, девушка оказалась совершенно не приспособлена к суровому быту в условиях марсианской станции. Но это ничего, привыкнет и разберется. У нас еще три месяца впереди!

Осознав, сколько мне жить на станции, я вспомнил про работу и про сурового начальника Ермакова. Он моего увлечения не одобрит и посторонних на станции не потерпит. Значит, про девчонку надо молчать.

- Меня зовут Мецелия, - я уставился на нее, а она пожала плечами. - Мы с тобой так и не познакомились. Всё ты да ты, а как твое имя, я не знаю.

- Виктор, - а чёрт, я действительно не представился. Особенно досадно, что я валяюсь в койке голый, а она сидит рядом и не уходит.

Мецелия рассмеялась, как будто прочитала мои мысли и выпорхнула за дверь. Я выскочил из-под одеяла и стал одеваться. Холодно на станции, как же она в одном платьице не мерзнет? В кают-компании я глянул на часы, было раннее утро, но спать не хотелось, наоборот, энергии было хоть отбавляй. Девушка звенела посудой возле компакт-кухни.

- Завтрак на двоих! - Звонко провозгласила она.

Я подошел, нажал пару кнопок, кухня загудела.

- Омлет по-французски, - она счастливо рассмеялась, обернулась и вдруг обняла меня за шею и чмокнула в щеку. - А вино у нас есть?

- К сожалению, на станции совсем нет спиртного, - грустно сказал я. - Запрещено.

- Очень жаль! Нам бы не повредила пара бокалов вина. Выпить за знакомство.

В это время кухня выдала две затянутые в целлофан тарелки с омлетом. Я высвободился из объятий и подхватил тарелки:

- Прошу к столу!

Мецелия поковыряла вилкой свой завтрак, надула губки и отодвинула тарелку.

- Это не слишком-то вызывает аппетит, - заявила она.

- Зато просто и питательно. Компакт-кухня позволяет быстро и качественно питаться без особых усилий, - я сам не заметил, как стал говорить рекламными лозунгами. Вообще, с этой девчонкой я потерялся и стал вести себя как болван.

- Нет, это никуда не годится. Всё, решено, с сегодняшнего дня за приготовление пищи берусь я!

Она действительно взялась, и не только за готовку, но и за всю станцию. Некоторое время она ходила по станции, рассматривала вещи, расспрашивала меня об их назначении. Я с удовольствием рассказывал и показывал, находиться в обществе Мецелии было легко и приятно. Потом она принялась за уборку помещения. Вдруг оказалось, что многие вещи лежат не своих местах, а некоторые и вовсе следует утилизировать. Я пытался слабо протестовать, но все мои слова разбивались о железный довод: "Ну, разве ты не видишь, что так лучше?" И у меня как глаза открывались - ведь действительно лучше!

Когда началась очередная связь с экспедицией, я посадил Мецелию в уголок кают-компании, чтобы ее не было видно с камеры терминала, и наказал сидеть тихо. Ермаков выслушал доклад и участливо спросил про моё здоровье. Я ответил, что всё в порядке, и не стоит беспокоиться. Ермаков проникновенно посоветовал поберечься и дал отбой.

А поздно вечером девушка скользнула в мою койку и прижалась горячим телом ко мне. Я нашел губами ее губы и поцеловал. Она ответила мне с такой страстью и темпераментом, что я слегка растерялся, но потом мне стало все равно, и хорошо, и я отдался одному лишь чувству, в котором растворились мы вдвоем.

Так потекли дни. Днем я пытался работать, занимался своими исследованиями и метеорологическими данными. Мецелия хлопотала по хозяйству, и умудрилась на пустой, в общем, станции сотворить подобие домашнего уюта. Все ночи, да и часть дней мы проводили в постели, выпивая страсть друг к другу до капли. Мецелия была восхитительной любовницей: страстной, умелой, желанной и совершенно разной. Она не то, что уснуть, заскучать не давала, и я старался её не разочаровать. Судя по всему, у меня это получалось.

Единственный, кто отравлял мне жизнь на станции, это начальник экспедиции Ермаков. Он во время сеансов связи был предельно серьезен, и всё время расспрашивал меня о здоровье. Подробно, что и где болит, хорошо ли питаюсь, зажила ли ссадина на лице, не кружится ли голова. Это очень сильно меня доставало. От унылого вида Ермакова ощущение счастья начисто исчезало, я снова чувствовал себя одиноким и покинутым. Я старался отвечать по возможности лаконично и сухо, что у меня всё в порядке, что никаких проблем нет ни у меня, ни на вверенной мне территории. Мецелию я всё еще скрывал и боялся, что Ермаков увидит изменения, которые произошли со станцией. Но он не обращал внимания на цветы в горшках и на красивые занавески, которые сама Мецелия расшила и развесила повсюду. Его интересовал только я, и это здорово удивляло, ведь Ермаков всегда был внимателен к деталям. В один из таких сеансов он мне не терпящим возражений тоном сказал:

- Виктор, у меня к тебе задание. Сегодня же пройдешь полное медицинское обследование, а результаты вышлешь мне вместе с отчетами. Твоих сказок, что у тебя все замечательно мне не надо, только цифры и графики. Если ты этого не сделаешь, я сниму тебя со станции и первым рейсом вышлю на Землю без возможности вернуться. Так что не шути со мной.

И дал отбой. Я перевел дух, и поплелся в лабораторию.

- Витя, что случилось? - Спросила меня Мецелия. - Этот Ермаков чем-то обидел тебя?

- Нет, всё в порядке, - покачал головой я. - Еще немного работы прибавилось, но только на сегодня.

Я задал медсканнеру программу полного обследования организма и полез в стеклянный гроб диагностической машины. Мецелия попыталась, было, влезть туда вместе со мной, но я отстранил ее и приказал ждать конца процедуры в кают-компании.

- Я приготовлю сказочный ужин! - Сказала она и испарилась.

Всё обследование заняло около сорока минут, а результаты должны были готовы только через пять часов.

Я выкарабкался из диагностической машины и, поежившись от холода, торопливо оделся. В кают-компании меня ожидал сюрприз. В полумраке на круглом столе горели свечи. Еще на столе стояли ваза с фруктами, бутылка белого вина и два хрустальных бокала на тонкой ножке. Мецелия поднялась мне на встречу, и я задохнулся оттого, что увидел. На ней было воздушное бальное платье жемчужно-белого цвета, которое выгодно подчеркивало шикарное тело девушки. В тщательно ухоженной прическе сверкала белыми камнями тонкая диадема. Королева, как есть, королева! Я робко подошел к ней и поцеловал её руку. Она улыбнулась и просто сказала:

- Прошу к столу.

После ужина мы сидели в креслах, допивали вино и любовались на всполохи неутихающей бури за окном. Красно-серый пейзаж под низким мрачным небом разнообразили буратины, корявыми истуканами застывшие то там, то тут.

- Расскажи мне о себе, - неожиданно для самого себя спросил я. - Кто ты, откуда, как ты провела детство?

Мицелия прижалась к моему плечу и долго не отвечала. Наконец, она будто решилась и заговорила.

- Я родилась здесь, в этой долине, - начала она. - И я никогда не была ребенком, мы рождаемся сразу взрослыми. Жизнь на Марсе очень суровая, мы всю свою жизнь только и заняты тем, что впитываем из атмосферы крохи кислорода, а из пыли выцеживаем последние молекулы воды. Наш народ очень древний и очень мудрый. Когда-то были лучшие времена, но потом все изменилось. Случилась катастрофа, вода и воздух просто исчезли. Вместе с ними всё исчезло, и города, и деревья, и моря. Осталась только эта проклятая пыль.

Я так и знал! Не зря я рвался на эту станцию, не зря рисковал собой. Я догадался об этом с самого начала, все мои теории оказались верны. Вот это удача, я первый обнаружил разумный древний народ на Марсе.

- Знаешь, - сказал я. - У нас, людей, есть возможность спасти твой народ. Сейчас всерьез обсуждается возможность изменения климата Марса. Это дело не одного года и даже не десятилетия, но в обозримом будущем на Марсе будут и моря и деревья, и вам возродиться ничего не будет мешать.

- Правда? - Вскинулась девушка.

- Конечно! Люди считают вас неразумными растениями, - Мецелия, услышав это, обиженно наморщила носик. - Но только не я, конечно, и если остальные узнают, то быстрее придумают, как вам помочь.

Мецелия, счастливо смеясь, бросилась ко мне на шею, я подхватил ее на руки и закружил по комнате. Потом отнес ее в спальню, и мы провели самую лучшую ночь из всех, что были.

Утром я проснулся очень рано, Мецелия еще спала. Я, стараясь ее не разбудить, вылез из кровати и на цыпочках вышел из комнаты. В лаборатории был готов отчет моего обследования. Я взял распечатку, бегло прочитал ее и не поверил своим глазам. Температура тела, давление, кардиограмма, работа большинства внутренних органов сильно отличались от нормы. С точки зрения бездушной аппаратуры, я должен был сейчас страдать от холода и жары, мучиться головными болями и биться в припадке одновременно. Очень мило. Психологическое состояние - угнетенное, возможна депрессия и суицидальный синдром. Ну, это, уже не в какие ворота. Я счастлив как стадо слонов, а они мне депрессию вешают. Медсканнер сломался, что ли?

- Витя, что случилось? - На пороге появилась заспанная Мецелия. - Я проснулась, а тебя нет рядом.

- Ничего, всё нормально, милая. Иди, дрыхни, мне сегодня надо хорошо поработать.

Я снова взглянул в распечатку. Все параметры были в норме. Я помотал головой, нет, всё в порядке. Это что, спросонья мне такая чушь почудилась? Нужно больше спать, при чем, желательно просто спать, а не кувыркаться в постели. Я скинул данные на центральный терминал и двинулся в кают-компанию сочинять свой самый важный в жизни отчет.

На вечернем сеансе связи Ермаков неожиданно был в хорошем расположении духа, даже про здоровье не поинтересовался.

- Я для вас приготовил сюрприз, - сказал я. - Есть информация, которая переворачивает наши представления о Марсе, его истории, его формах жизни и наличии разума на этой планете!

Я щелкнул клавишей, и мой тщательно собранный, классифицированный и обработанный материал потек на компьютеры центральной станции. Ермаков глянул куда-то вниз и улыбнулся.

- Ты раскрыл тайну буратин? - Воскликнул он.

- И готов познакомить Вас с одной из них, - с этими словами я жестом подозвал девушку. Она, скромно улыбаясь, подошла ко мне. - Знакомьтесь, это Мецелия. Мецелия, это профессор Ермаков, человек благодаря которому мы встретились.

- Ну, не приуменьшай свои заслуги, - прогудел Ермаков. - Все, что ты прислал, еще требуется проверить, но, похоже, за столь важное открытие тебе светит нобелевка!

- Я уже получил свою награду! - Сказал я и обнял девушку.

- Хорошо, не шалите там, - рассмеялся Ермаков и отключился.

В той эйфории счастья, которая меня захлестнула, я как-то упустил то, за чем я принес Мецелию на станцию. И я принялся ее изучать. Медицинское сканирование, психологические тесты и на IQ, подробные расспросы про ее жизнь до встречи со мной, про культуру и быт ее народа. Она охотно помогала мне, делала все, что я попрошу, но с каждым днем становилась все грустнее. Я спросил ее, что случилось.

- Знаешь, - ответила она. - Это очень тоскливо, быть подопытной мышью. Ты отдаляешься от меня, тебя интересует, как я устроена внутри, но перестало интересовать, что у меня в душе. Мы были счастливы, мы любили друг друга, но сейчас я вижу, что ты любишь только свою работу.

- О, это моя ошибка! Я действительно слишком увлекся. Извини меня, пожалуйста, давай отложим эти тесты на потом, а сейчас займемся тем, что ты хочешь.

Мецелия взяла меня за руку и повела куда-то. В спальне, там, где едва помещалась узенькая откидная койка, в центре стояла огромная двуспальная кровать под сиреневым балдахином.

- А ты еще не понял, что мне больше всего нравится? - Смеясь, сказала она, и я сразу понял что. Мне это тоже очень нравится, и мы не стали откладывать на потом столь приятное дело.

Однажды, проводя очередной тест, я заметил, что Мецелия исчезла. Я не придал этому значения, рассудив, что у женщин могут быть свои дела. Но потом я не смог ее найти на своей маленькой станции именно в тот момент, когда она была нужна. В конце концов, девушка начала пропадать на пару часов в день обязательно. Я очень сильно волновался, пытался с ней разговаривать на эту тему, но она уходила от ответа, переводя разговор на другую тему или просто затыкая меня поцелуем. В моменты ее отсутствия я, сам того не замечая, начал накручивать себя. Беспокойство за девушку было слишком сильным, в голову лезли всякие ужасы. Я пожаловался на это Ермакову, и он посоветовал держать ухо востро и, даже, проследить за Мецелией, ради нашего общего счастья. Но мне казалось, что не доверять ей сродни предательству. Я не мог найти себе места.

В один замечательный день, в отсутствие моей любимой, я всё-таки решил исправить систему отопления. Микроклимат станции меня не слишком донимал, но спать под одеялом уже надоело. Я собрал инструменты и двинулся в шлюзовой отсек, где системы управления климатом и находились. Там я встретил Мецелию. Она, не шевелясь, стояла и смотрела в окно.

- Ты куда пропала? - Спросил я. Она вздрогнула, посмотрела на меня и вымученно улыбнулась.

- Я всё время находилась здесь, - сказала она. - Знаешь, мне очень хочется искупаться с тобой в море.

- Для этого нам с тобой нужно будет вернуться на Землю. Там мы обязательно первым делом...

- Нет, нет, не надо никуда лететь! Посмотри, - и она протянула руку к окну.

За окном был не Марс. По крайней мере, не тот Марс, который я знал. Там, за тройным бронированным стеклом, способным выдержать удар камня размером с утюг, разогнанного до скорости пули, плескалось синее море. Я видел желтый песочный пляж, играющих на нем в волейбол парней и девушек, поодаль в тени раскидистой пальмы продавали мороженое. А вдали, у горизонта, белели треугольники парусов далеких яхт.

- Это что такое? - Тупо спросил я.

- Это море. Наше с тобой море, наше счастье. Все, что нам нужно, так это выйти из этой железной скорлупы и радоваться жизни, любви и друг другом!

-Нет, это наваждение какое-то, - я огляделся и, вдруг, подумал, что с того злополучного дня, когда я чуть не задохнулся, я не заходил в этот отсек. Здесь ничего не изменилось. Все также валялся перевернутый столик, рядом с ним на полу лежит покрытый красной пылью шлем, а в углу, куда я бросил буратину, раскинув руки и ноги, лежал пустой скафандр. Я почувствовал, как в мою душу заползает уже основательно подзабытый страх. Что-то в отсеке было не так, но что, я понять не мог.

- Витя, упокойся, ну что на тебя нашло? - ласково прошептала Мецелия.

- Да это что на тебя нашло? Что это за наваждение, вот это море? Это Марс, здесь еще долго не будет голубого неба и ласкового солнца. По крайней мере, не при моей жизни. И вдруг ты показываешь картинку с исполнившейся мечтой!

Девушка попыталась обнять меня, успокоить, но я как с ума сошел. Я оттолкнул ее так, что она упала. Понял, что меня уже слишком заносит, закрыл глаза и начал считать до десяти, чтобы немного успокоиться. Когда я открыл глаза, передо мной стояла Мецелия. Её глаза полыхали от гнева.

- Никогда не поднимай руку на женщину! - прошипела она и раскинула руки в стороны. Мгновенно стало нестерпимо холодно. Показалось, что меня голышом вытащили на марсианскую поверхность. Я заорал и попытался убежать, но не тут то было. Я не смог открыть дверь в коридор. Дьявольщина, чёртово колдовство! Я огляделся в попытке найти хоть что-то для своего спасения и увидел сумку с инструментами, выхватил оттуда тяжелый разводной ключ, и со всего маху звезданул им по голове Мецелии. Раздался глухой стук, как будто я ударил по стволу дерева, девушка закатила глаза и осела. Сразу стало тепло.

- Нет, мне такой любви не надо, - прошептал я и кинулся вон. На этот раз дверь поддалась, и я побежал в лабораторию. Там хранился легкий скафандр для работ в разреженных средах. Для прогулок по Марсу он не годился, так на пару минут выскочить и назад. Я схватил его, подхватил, на всякий случай, пожарный топор и рванул обратно в шлюзовой отсек.

В отсеке было пусто. Я растерялся и завертел головой. Вскоре услышал за спиной шорох, обернулся и увидел буратину во всей ее красе - серая кора, деревянные сучки-глаза и раскинутые в стороны руки без пальцев.

- Хватит из меня дурака делать! - Заорал я и ударил тварь топором. Она покачнулась, но устояла. Тогда я принялся рубить ее со всей силы как безумный дровосек. Во все стороны летели щепки и, превращаясь в кровь, падали на пол, на стены, на меня. Я заорал, слезы залили глаза так, что я ничего не видел, но продолжал размахивать топором. А она стояла и ничего не делала. Покорно ждала, когда я, наконец, закончу, лишь немного покачиваясь от ударов.

- Да что же это такое? - Простонал я и выронил топор. - Что с нами произошло?

Я сел на пол и зарыдал в голос, так как никогда не рыдал и больше никогда не буду. Я размазывал по щекам глупые слезы и всё повторял про себя, ну почему, почему, почему?

В ответ я услышал треск ломающегося дерева и успел заметить, как изрубленное чучело, наконец, устало стоять и рухнуло прямо на меня.

Когда слышишь разъяренное рычание Ермакова, лучше притвориться мертвым. Вот только спасаться или оправдываться мне совсем не хотелось. Я с усилием разлепил глаза. Рядом со мной сидела полная женщина в форме медика.

- Не шевелитесь, вы должны оставаться в покое, - сказала она и вышла из помещения. Я как смог огляделся и понял, что лежу на кушетке в лаборатории на станции.

- Он пришел в себя, но лучше его не беспокоить, - услышал я голос медика. - Думаю, что день-два его лучше вообще не трогать.

- С ним всё нормально? - А это как раз Ермаков.

- Сильное физическое и психическое истощение. Плюс чужую форму грибка не до конца вывели. Но при должном лечении должен поправиться недели за три.

- Хорошо, спасибо.

Я приподнялся и крикнул:

- Профессор! - Точнее хотел крикнуть, но из горла донеслось какой то сиплый писк. Однако, меня услышали. В комнату вошли оба - и женщина врач и Ермаков.

- Простите меня, профессор, - сказал я.

- Тихо, тихо, - сказал Ермаков и продолжил, обращаясь к врачу. - Вот видите, похоже, пациент сам рвется поговорить. Оставьте нас, я не буду слишком утомлять больного.

Медик укоризненно покачала головой и вышла.

- А ты молодец, - как ни в чем не бывало начал Ермаков. - Три недели провел под воздействием этой дряни и хоть бы что, скоро бегать будешь. Другие и пяти дней прожить не смогли. Здоров чёрт.

- Как вы здесь оказались? Похоже, я ничего не помню, сколько времени я пролежал без сознания?

- Ты перестал слать отчеты десять дней назад. Я забеспокоился, но этот район накрыла такая непогода, что даже аварийные сигналы не проходили. В конце концов я упросил проверить обстановку ребят с орбитальной станции. Им буря не буря - сели рядом со станцией, а там ты лежишь в обнимку с этой заразой. Ну а через день и мы на вездеходах подоспели.

- Я слал отчеты каждый день.

- Нет, ты их перестал слать после того, как я попросил тебя обследоваться. Я тоже дурак, не разглядел признаков отравления у тебя во время сеансов, но ты был таким серьезным, благоразумным, умным работником. Я никогда бы не подумал, что ты затащишь в помещение буратину. Она же страшно ядовита, точнее ее споры, которые вызывают галлюцинации и прорастают на любой органике как на куче навоза. Ладно, выздоравливай.

И вышел. Я остался один. Всего лишь ядовитое растение, какая глупость... Но я помню ее запах, ее прикосновения, это не могло быть просто галлюцинацией. Что-то точно произошло между нами. Какая жалость, что я ей не поверил, что испугался чего-то. Вот бы увидеть её еще хоть раз! Чтобы взять за руки и сказать, как её я люблю. И извиниться, за всё.

В стеклянном шкафчике я увидел отражение ее лица. Я резко обернулся, но никого не увидел. В комнате было пусто.