А также рабыне Александре - за всегда чистый рабочий стол и убранный кабинет.
Мы чистоту не видим вдоволь. И роз шипов касаясь мягко.
Это было в солнечном крае в два часа пополудни. Я с дядей Сашей сидел у него во дворе и он, резко сменив аморфную тему, спросил меня:
- Ты хочешь увидеть что-то светлое?
- С удовольствием, - ответил я и мы исчезли из-под виноградного навеса.
Старик Завен нас встретил радушно, провел во двор и предложил чай. Минут десять мы вели обычный ровный, как линейка школьника, разговор. Но потом:
- Плохо без войны, - сказал хозяин дома и, тяжко вздохнув, махнул рукой.
Дядя Саша поднял бровь и спросил:
- Почему же?! Ведь война - самое страшное, что может быть на земле и так, как говорите Вы, Завен, может говорить только тот, кто не сталкивался с насилием лично!
Завен перевел взгляд на него, потом на меня и ответил:
- Ладно, не обращайте внимания, глупость я сказал. Стар уже. Пойдемте в сад.
Меня конец разговора насторожил. Хорошо, что мы не стали поднимать эту тему. Тем более, ни я, ни дядя Саша, ни Завен не воевали. Эта беседа была бы просто оскорбительной для людей знающих.
Пройдя вглубь его двора, мы зашли в сад, который не отличался чем-то особенным. В самом конце садовой дорожки стояла беседка, украшенная насыщенной зеленью и яркими бутонами роз. В беседке стоял стол, за которым сидела группа девушек.
- Шестнадцать девственниц! Миф, легенда и очевидная реальность, - сухим, но громким голосом сказал нам Завен.
Дядя Саша видел их уже не первый раз, но он ждал моей реакции и его глаза следили за моей физиономией. Я особо не удивился, хотя никогда девственниц не знал.
Чувство, которое меня объяло в тот момент, было легким, радостным, бескрайним. Лики девушек были чисты и светлы. Они перебирали на столе лепестки и цветы, похожие на кувшинки.
Обратно мы шли так же молча. Только перед выходом я тихонько спросил Завена, что он имел в виду, когда упомянул про войну.
- Несмотря на свои годы, сынок, я продолжаю оставаться глупцом, - ответил он мне, глядя в глаза.
Признаюсь, его слова мне открыли всю горечь несовершенства человека. Даже на пороге смерти. Но его коллекция девственниц всегда вызывала радость на душе, когда я мыслями возвращался в "дом розы", что стоял по улице Невинности, 16.
Переспевшая слива на осени жизни.
Дядя Саша не поверил бы, если бы ему десять лет назад напророчили, что у него будет много жен. Что с первой он расстанется по причине ее неверности, со второй - по причине разногласий в быту. Третья окажется хорошим другом и отличным помощником по работе. Четвертую пассию он найдет через информационное бюро знакомств "Весной мы дышим".
Он также не поверил бы, что резко полысеет и поседеет, станет носить деловито золотую цепь, расстегивая верхние пуговицы рубашки и будет во весь рост фотографироваться для анкет сводной конторы.
- Знак зодиака - беременная кошка, любимое дерево - шелковица, каприз - лукум и кисели в брикетах, - продолжала девушка.
Дядя Саша оценивающе разглядывал сводницу. Эта была похожа на неподстреленную лань, в меховой жилетке, с зелеными глазами и приятным голосом.
- А что вы скажете вообще про эту Анжелу? - интересовался он.
- Нууу, - протягивала лань, своим голосом. - Интересная женщина, стОит пообщаться. Симпатичная, мужчины любят таких. А я вот вам нравлюсь?
- Да! Но вашей анкеты я здесь не вижу, давайте дальше...
Дальше были скучные лица, заплывшие шеи, ковры, открытые двери туалета на заднем фоне фотографий. Анкеты были заполнены грустно: люблю жизнь, телевизор и активный отдых.
Из всей этой рассыпанной пшеницы Анжела горела зеленым кусочком бутылочного стекла. Их свидание произошло, как только бюро "Весной мы дышим" получило проплату за номер телефона госпожи Кинжаловой.
Дядя Саша пригласил даму в ресторан. Там они и начали общение.
- Александр!
- Переспевшая Слива.
- Очень интересно!
- Да! Я люблю блуд, коньяк и цветы...
- Стоп! А хочешь ли ты, женщина, чистую любовь, вечную радость и быть со мной одной плотью?
- Я хочу чистой любви, вечной радости и быть с тобой, Александр, одной плотью.
Этот диалог слово в слово рассказал мне дядя Саша, когда мне было тридцать. Диалог этот я запомнил на всю оставшуюся жизнь.
Анжела с натяжкой стремилась стать той женщиной, которой хотел ее видеть дядя Саша. Два года она пыталась быть хорошей, но потом ее черная душа взяла свое. Переспевшая слива разлезлась в пальцах, липким пюре и косточка упала на пыльную землю. Он же потерял веру в женщин, больше никогда не делал предложений наотмашь, тщательно всех проверял, а затем, списывая все на паранойю и недоверие ко всему миру, радовался одиночеству.
Красота спасет мир. Этот?
Немного прищурившись, смотрел он в небо. Смотреть на землю глаза не могли. Его тошнило, выворачивало наизнанку. Он рвал волосы и грустил, что он памятник при жизни. Уныние смешалось с шизофреническим пристрастием к алкоголю, который он ненавидел, но слабо возвращался к нему, в легкой надежде размазать текущую минуту своей неблагодарной жизни. Вокруг царил смрад чужих амбиций, едкого кича и жесткого безразличия. Душило. Ослепите, я не хочу видеть окружающий мир, - крутилось в его голове.
Он сел в троллейбус* (вид общественного транспорта, работающий на электричестве, с характерными рогами - антеннами). Он медленно поднялся, потому-то был в шестнадцатом глубоком запое. Тело проклинало решения Фредерика, который, несмотря на это, носил благородное имя, имел сильную память, красивую форму кулака и нос горнолыжника. Он думал, его скомкала судьба, но со стороны комкал он себя сам, в лабиринтах своих воздушных замков и ожиданий подачки от судьбы.
- Почему к одним судьба благосклонна, а ко мне - нет?! - Постоянно спрашивал он и от этих вопросов и мыслей еще больше сходил с ума.
Он заметил ее еще когда она зашла внутрь. Но не придал того значения, которое появилось позже. Спустя пару минут, его терзал ёж дикого комплекса, мучавший его всю жизнь: "первым сделать шаг...". Фредерик смотрел на нее и туман вокруг рассеивался. Возле нее пели ангелы, а лицо светилось небесным светом, который мечом разрубил паутинные сети в душе Фредерика. Он пытался сделать ей комплимент, но стеснялся. Хотя это желание жгло его душу. Он знал, что она скоро выйдет, а он как трус так и не скажет тех прекрасных слов, которые пришли ему при виде нее. И от этой мысли он еще больше опечалился. Он грыз нижнюю губу, ерзал на месте и быстро трезвел.
На соседнем сиденье от Фредерика сидела эта девушка. Ей было меньше тридцати. Острое лицо, пухлые губы, прижатые глаза и каштановые длинные волосы заставили Фредерика остановить свой взгляд на ней. В ушах ее висели сферические серьги, в них он видел свое опухшее и падшее лицо. Рядом с ней он чувствовал себя сорняком или трубочистом. Девушка была в положении. Аккуратный животик делал ее мистически прекрасной. Черные одежды, пророчили - она родит будущего монаха. Фредерик смущался от своей трусости и нерешительности. Но в тоже время его сердце стало наполняться благодатным ощущением. В нем расцвели все лучшие качества его души. Он долго думал и уже заметил, что девушка поднимается выходить. Он затосковал еще больше, но продолжал сидеть.
"Сделай ей комплимент! Подари ей красивое слово и порадуйся за ее мужа!", - думал он.
Но мысли резко, как косяк рыб, сменили свое направление. В нем проснулась полная уверенность, что у нее нет мужа, что она одна. Ведь матерей-одиночек действительно очень много. Тогда его мечтательность распустилась бутоном симфонических представлений.
Он видел это так:
Любящий Фредерик познакомился с очаровательной беременной незнакомкой. Ангелы его сами подтолкнули познакомиться с ней. Она ужаснулась, но в глазах его нашла свою надежду. Их любовь завязалась стремительно, сильно и надолго. Она вытащила его из ямы, а он дал ей опору и любовь. Фредерик любил глубоко. Так редко любят и, как правило, злой рок таких людей специально толкает вниз, чтоб они не засветились в этом суетном мире. Она этот светильник снова воспламенила, а он от счастья каждый день благодарил Всевышнего, а слезами радости омывал сначала носящее плод тело, а потом обоих - ее и сына. Он понимал, что это не его кровь. Но это была его любовь. Для любви нет границ ни в крови, ни в цвете кожи - ни в чем. Он знал, что их счастье будет недолгим - такие, увы, здесь законы. Но он все равно каждое утро натирал их слезами благодарности, которыми плакал всю ночь...
Девушка вышла, уронила кошелек, нагнулась, подняла, поправила задравшуюся кофту, одетую поверх коротких штанов и пошла в сторону дома.
Фредерик ехал пуст и грустен. Он сопьется, надумает себе ерунды, а муж этой девушки действительно порадуется сам за себя, так как он у нее был. А ангелы от нее скоро отступят и не будут петь гимны, которые слышал пропитый мизантроп, но это случится после того, как она родит.
А девушку звали Новая Прозерпина. Одна из тех 16-ти девственниц, изнасилованная позже самим Завеном, затем выгнанная на улицу.
В этом мире воодушевленное слово "прекрасно" идет плечо к плечу с омерзительным словом "противно". Увы, но это закон, придуманный и воплощаемый нами.
Спустя пару минут Фредерик проезжал мимо Анжелы Кинжаловны, она стояла отекшая и с сумками, ожидая тишины транспорта, чтоб перейти дорогу.
Мы небо любим пускать в глубины взор свой ясный.
Анжела - трудная личность с дочернего предприятия "Аэрозольный завод". О ней говорить - белье дыханием сушить, бесполезно и не нужно.
В один день она сильно накрасила глаза и познакомилась с Ерпилионом. Около рынка, он подъехал на своей устаревшей колеснице и завез ее в посадку. Его могучее телосложение вызывало опаску, но Анжела не умела бояться, а умела ложиться на мужское плечо и перекладывать на него свои проблемы за неоплаченную съемную квартиру и травлю на работе, как в прямом, так и в переносном смысле.
Ерпилион был глупым романтиком. Он предложил ей всю ночь просидеть в поле под звездами и беседовать о жизни. Женщина была утомлена беседами такого формата, но, тем не менее, историю жизни большого мужчины выслушала удовлетворительно.
- Я был летчиком, всегда грезил целовать небо и плевать вниз на головы тем, кто мне не нравился. Меня любили, я жадно пил эту любовь как тщеславный подросток. Но судьба резка и делает так, как мы того не ждем. Я выступал на авиа шоу, моя машина делала в небе невероятные вещи, но в секунду все поменялось. Тело не слушалось мыслей, а самолет - тела. Их было семьдесят. Среди них - мужчины, женщины и дети с цветными шариками. Я много пережил, когда остался жив и узнал о случившемся. Был проклят и боялся дышать. Я вышел из тюрьмы недавно, открыл кафе "Ветераны воздуха", где собираются все те, кто выступили рукоятью кнута Небес. Все те, кто по своей вине неосознанно загубили души многих людей. Те, кто был осужден и замучен совестью. Это и машинисты, и летчики, и водителя грузовиков, автобусов, дежурные смен химических заводов. Все эти люди посещают мое кафе и находят там спокойствие на определенное время, пока они среди таких же. Хоть таким образом, я смог добиться душевного равновесия хоть иногда, хоть для кого-то...
А если заглушить играющий контрабас, разогнать клубы дыма под навесными лампами и приблизиться к столу, за которым сидел жутко пьяный летчик, можно было услышать следующие:
- И вот я, значит, теряю управление, вспоминаю про катапульту, но меняю курс и сажаю свою пылающую машину на них...всех.
Его глаза горели дьявольским огнем, но от этих слов никто не трезвел, только где-то в утробе ночи залаяла собака, умер африканец и зачался ребенок.
Нам кричали "горько", а мы исполняли просьбы их.
Урс и Ирма были в шоке, когда узнали о трагедии на авиа-шоу. Среди погибших были их друзья - семейная пара дворянских кровей. Но трагедия одних - не повод стоять камнем другим. Урс сделал Ирме предложение. Он сказал ей это тихим голосом около четырех часов утра.
День первый - красная комната. Второй день - комната синего цвета. День третий - комната зеленых тонов.
Свадьба была продумана еще давно. Основным акцентом было то, что каждый день имел свой цвет, в который должны быть одеты как молодожены, так и гости. Весь антураж удался на славу. Получились хорошие фото воспоминания и запомнился один тост. Его говорил один из гостей. Он ровно держал спину, взглядом не трогал никого, а ровным голосом произнес:
- В одной провинции, где песок жарит ладони, жил мужчина армянин. Судьба била его ловкими ударами, а время тянуло долгую волынку его невезений и скитаний. Последним его пристанищем в этом мире стала именно эта деревня, в которой, он узнал, живет мудрец. Человек высокого ума, точного совета, успокоитель сердца и души. Прошло немного времени и мужчина стал приходить к мудрецу, который, как полагается, жил в пещере далеко от селения. Отшельник был не так стар, но ум его был светел, глаза серебристы, а борода белая, как дорога для детей в рай.
Действительно, мудрец очень помог мужчине разобраться в жизненных перипетиях и нестроениях. Их духовное общение продолжалось несколько лет и мужчина стал учеником своего наставника. Но однажды он случайно в поисках своего учителя углубился в пещеру и застал того в обществе трех обнаженных женщин.
Он на время потерял дар речи, но потом резко развернулся и ушел, несмотря на то, что мудрец увидел нежданного гостя. Вся тягота мыслей ученика была в том, что его духовный учитель запрещал общение с женщинами, а сам позволил себе такое распутство. Но прошло время, этот случай позабылся и мужчина снова стал посещать своего духовного учителя. И вот в один день наставник принял его строго и спросил:
- Зачем ты ходишь ко мне, если я сам не придерживаюсь закона, который я проповедую. Если от страха, мне это сказать в глаза и обличить меня, то ты трус. Отвечай!
Мужчина посмотрел слезным взглядом и сказал, что он чтит прежде всего закон, а не самого мудреца, развернулся, пожелал ему мира и ушел.
Так выпьем же за то, чтобы старик умер мучительной смертью и смыл свои промахи кровью. А также выпьем за холодный рассудок ученика и возненавидим его страх перед правдой.
Говоривший тост выпил залпом, гости шептались. Звуки их голосов поднимались над потолком и раскачивающимся перинами спускались на пол. Триколор свадьбы сплелся в косу долгой жизни.
А что же лучше - печаль иль ложь на ложе мягком?
Ирма до знакомства с Урсом работала медсестрой при клинической больнице. Главврач, растроганный от долгой смерти своего деспотичного отца, решил открыть отделение паллиативной медицины - хоспис. В этом помещении отправляли в последний путь людей. "Аэропорт в загробный мир" - так любя называл свое детище основатель. Облегчить страдания, скрасить последние дни жизни, предоставить достойный уход, обеспечить домашнюю и теплую атмосферу - вот немногие девизы хосписа, в который отправили работать Ирму. Сказать, что там было психологически трудно - ничего не сказать. Это была моральная котельная доисторического паровоза. Многие из младшего медицинского персонала не выдерживали и просили перевестись. Ирма держалась стойко. Ее твердый, флегматичный характер справлялся со всеми тяготами морально-санитарной жизни.
Пролежни сквозь пальцы, маразм во всех его проявлениях с постоянным запахом урины не могли сломить психику молодой оптимистичной девушки.
Но сломили ее по-другому. В один день привезли одного старика. В бумагах было написано: Анатолий В. Б., участник войны "Трех Кинжалов", полный георгиевский кавалер, герой и отважный гражданин своей Родины.
Его привезла племянница, девушка скудных понятий о мире. Через неделю она еще привезет альбом и письма старика за всю жизнь. Ирма приметила старика сразу, было в нем что-то такое, что заставляло задержать на нем внимание. Несмотря на старость, взгляд его был твердым. И хоть лицо было изрезано морщинам, черты его физиономии напоминали о былой красоте. Фигура дедушки тоже скрывала потенциалы прожитой жизни.
В один осенний день, когда слякоть вселилась на полугодичную ось планеты, он вышел из палаты быстрым шагом, на попытки остановить уворачивался и через пару минут в одном нижнем белье он стоял на коленях в глубокой луже и умывался грязной водой.
- К Адаму, хочу к Адаму, - повторял он. - С праха пришел в прах и превращусь, из земли был создан, землею же стану!
Его долго просили встать, но он согласился при одном условии. Чтоб его облили обильно грязью. Этот случай был отмечен не только в его карточке, но и в памяти многих свидетелей сцены.
Спустя время опустился такой же вечер. Только в ту смену Ирма дежурила ночью. Она сидя засыпала над книгами в черном коридоре, освещаемом только остатками света из-под настольной лампы стола. В тени подкрался старик. Он сел напротив и долго смотрел на нее, пока она не испугалась и перестала контролировать стук своего сердца. Анатолий В.Б. был другим, чем обычно. Глаза его горели живым огоньком, голый торс выглядел подтянутым и от него исходило странное спокойствие.
- Я хочу с вами пообщаться, Ирма, вы не против? - Спросил девушку голосом с пластинок прошлого века.
И здесь перед ее глазами пронеслись пески Палестины, горячий воздух Азии, удушье в безводных пустынях, гнойные раны в окопах, предательство друзей, куски металла в кровавой каше собственного тела, болезни и холод...
Потом были испытания духа и сердца. Он клал на стол перед ней фотографии, письма и обрезки карт, непрестанно комментируя каждый фрагмент своего прошлого. Она видела его блистающим офицером, покорившего небо, землю и морскую гладь. Его улыбка горела белой вспышкой, а внешность была похожа на языческих богов красоты. Его характер и воля достигли небывалых высот, его носила на руках Слава, Фортуна целовала в затылок, но теперь жизнь распорядилась так...
Когда он закончил, уже начинало светать, а она сидела на его руках и медленно целовала стариковские губы. Она целовала его в прошлой жизни, как целовали сотни женщин, влюбленные в до заклятия в сердце. Ирма, так же как и они, пережила синдром любви к настоящему мужчине. Мужчине, к которому подсознательно тянется любая женщина, но довольствуется тем, что вырвала от судьбы.
Бывший воин тоже не оставался в долгу, его руки скользили по молодому телу, он целовал так же горячо, как и в молодости и так же больно сжимал женские ягодицы.
Про этот случай Ирма не рассказывала никому, никогда и не расскажет. Но с тех пор она не полюбит так никого, как того мужчину из сурового прошлого.
Старик умер на следующий день. Странно он выглядел в гробу. Болезнь распотрошила его изнутри, но лицо его довольно улыбалось белому потолку...
Пустыня и зной, а она все бежит ближе к Солнцу.
В зубах она держала своего детеныша. Он был слепой от рождения и мать очень печалилась по этому поводу. Она пришла к одному аскету, который уединился в пустыне от окружающего мира людей. Этот песчаный муж славился чудесами и она не могла упустить возможности, прийти к нему. Отшельник взял щенка, плюнул и размазал слюну грязными пальцами по всей мордочке животного. Через некоторое время малыш стал видеть. Мать покорно поклонилась целителю и скрылась в темноте ночи. Утром перед отшельником лежала в знак благодарности овечья шкура. Старец принял дар благоговейного животного, но приказал ей впредь не воровать овец и кур у малоимущих семей. Больше они не встречались. Пустынник запомнил этот случай и передавал его дальше по времени вместе с овечьей шкурой, а гиена рассказывала об исцелении своим детям, потом внукам и так дальше по роду.
Ренадэ приходилась из рода той самой гиены, поэтому ее рассказ я слушал внимательно долго. Она всегда делала акцент на своей необычности, так как могла без проблем мысленно общаться со мной. Я же думал, что необычный в этом случае я. Но вся соль нашего общения была в эстафете, которую я готовил для нее.
Ренадэ появилось в моей жизни так же неожиданно, как в жизни многих появляется смерть. И я объяснить ничего не могу. Знал я одно: каждый период, договоренный нами в тихом диалоге под красной луной, я должен приносить ей сверток, или эстафету, с краткими историями людей, которых я знаю или о которых я что-либо знаю.
Как правило, эти встречи проходили в те дни, когда я очень плохо себя чувствовал. Была сильная простуда или головная боль, сегодняшний день был не исключением. Я ждал на постоянном месте. Глыба ночи наваливалась на меня сном, отгоняя страх перед непонятно чем, на второй план.
Показалась Ренадэ. Ее отталкивающая фигура приближалась ко мне. Пару минут мы обменивались обычными репликами, а затем я вручил ей эстафету и она скрылась до следующего раза.
В пещере умирал в муках старик. Его плоть лежала разодранная вокруг. Смерть приходила медленно и мучительно. Он сокрушался и плакал. Кровь смывала его черные пятна на блистающей, как золото, душе.
Когда настало время умирать, эти черные пятна тянули душу в ад, а Бог не хотел отдавать своего проверенного создания несмотря на его слабости. Ренадэ терзала его достаточно долго, он успел проклясть все те грязные утехи, которыми болел при жизни. Но более всего он скорбел за то, что многих отвернул от себя своим собственным примером, а именно своих преданных учеников.
Ренадэ вышла из пещеры и побежала на восток. Она не понимала, почему люди такие. Почему они насилуют, убивают, мучают себя, ближних и посторонних. Почему они подвергают все вымышленному уродству. Она бежала и скулы ее были крепко сжаты.
Я сначала не знал, для чего ей эти эстафеты. Но однажды я встретил Фредерика. Этот мужчина бросил пить и выглядел весьма переполошено.
Я спросил, что с ним произошло и как ему удалось завязать с выпивкой.
Он ответил что-то невнятное под нос, а потом сказал очень отчетливо:
- Ко мне приходила гиена. Она искусала мне ноги, и пригрозила, что откусит их в следующий раз, если я не брошу пить.
Теперь я что-то стал понимать. Но, тем не менее, эстафеты я продолжал совестно писать и выносить их глубокой ночью пятнистой гиене в пасть.