Гай Александра : другие произведения.

Музыкант дьявола, Или история Генриха фон Штейнберга

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:



    Что ждёт того, кто отважится разорвать сделку с дьяволом? Младший сын барона Генрих родился умственно отсталым, но природа, словно в насмешку наделила мальчика незаурядным музыкальным талантом. Князь Ада вернул Генриху разум, дал ему славу, титул и богатство, а взамен сделал музыканта своим орудием, превратил его в "ловца душ". Постепенно к Генриху приходит осознание собственной моральной деградации и неприятие зла, которое он несёт людям. Сможет ли музыкант противостоять дьяволу?

    ВЕСЬ ТЕКСТ https://litnet.com/book/muzykant-dyavola-ili-istoriya-genriha-fon-shteinberga-b47101

    Буктрейлер:
    https://youtu.be/jOoCrb_cCjQ

   1 глава
  
   Новорожденный не дышал. Повивальная бабка ущипнула ребёнка за пятку, сморщенное личико порозовело. Безвольно обмякшее тельце напряглось, младенец дёрнулся и судорожно вздохнул. Ребёнок хватал воздух широко разинутым ртом, словно выброшенная на берег рыба. Повитуха вопросительно поглядела на занятого матерью акушера. Тот брезгливо поморщился и раздражённо покосился на запертую дверь.
   Младенец неуверенно всхлипнул, крохотные пальчики сжались в кулачки. Немного погодя, раздалось тихое обиженное хныканье. Сил на громкий плач, которым дети обычно оповещают о своём появлении в этом мире, у новорожденного не было.
   На сей раз, ребёнок родился живым. Хотя лучше бы он разделил судьбу брата, который появился на свет годом ранее, и, несмотря на все старания акушерки, не сделал ни единого вздоха. Взглянув на новорожденного, помогавшая повитухе молоденькая служанка ахнула и перекрестилась. Младенец напоминал одно из тех созданий, которых местный аптекарь держал заспиртованными в стеклянных банках, и демонстрировал любопытным за деньги. Непропорционально огромная голова висела на тощей "цыплячьей" шее. Отёчное лицо с расплюснутым носом и узкими глазами-щелями, заполненными красной от крови слизью, походило на сморщенную мордочку старой мартышки. Новорожденный был настолько худым, что прикреплённые к выпуклой неровной грудине рёбра отчётливо проступали под синюшной шершавой кожей. Живот и ягодицы младенца густо покрывала багровая сыпь. Ручки и ножки непомерно длинные с раздутыми шаровидными суставами бессильно свисали вниз, словно у марионетки из кукольного театра.
   С застывшим на лице профессиональным безразличием, как нельзя более удачно подходившим для данного случая, опытная повитуха ловко обтерла и запеленала ребёнка. Никто не стал поздравлять мать с рождением сына. Измученная тяжёлыми затяжными родами женщина лежала с закрытыми глазами и глубоко дышала. Хмурый доктор проверил пульс у роженицы, бегло осмотрел новорожденного и отправил служанку сообщить барону, что его супруга, наконец, разрешилась от бремени. В воздухе зависло напряжённое ожидание.
   Баронесса фон Штейнберг подарила мужу троих здоровых сыновей и двух дочерей. Хотя рождённая четыре года назад девочка прожила всего два дня, а мальчик в прошлом году вообще родился мёртвым, титулованная дама сполна выполнила свой долг перед мужем и обществом, сделала всё от неё зависящее для продолжения славного дворянского рода фон Штейнбергов. О несчастных мёртвых младенцах баронесса старалась не вспоминать, утешая себя тем, что уже немолода, и ей больше не дано выносить здорового ребёнка. Посему, услышав писк новорожденного, женщина на миг позабыла о болезненных судорогах внизу живота и приоткрыла глаза. Внешний вид младенца привёл её в ужас. Что с ребёнком что-то не так, баронесса догадалась, когда испуганно вскрикнула помощница повитухи, и негромко выругался акушер. Доктор осторожно сообщил баронессе, что мальчик, вероятно, не выживет, но женщина приняла сей прискорбный факт, как должное. Ни криков отчаянья, ни слёз. В данный момент для баронессы было главным, что родовые муки прекратились, и теперь она сможет отдохнуть. Пройдёт некоторое время, постепенно вернётся здоровье, и жизнь войдёт в привычную колею.
   Когда отцу ребёнка сообщили о рождении недоношенного младенца, который не протянет более суток, барон кивнул головой, выражая согласие с божьей волей. Барон всегда считал, что слабый и увечный не должен носить гордое дворянское имя фон Штейнберга. В конюшне и на псарне барона имело право на жизнь только сильное и крепкое потомство. В семье подрастали три здоровых сына, старший по традиции получит в наследство титул и поместья, а младшие пойдут в армию, дабы на полях сражений поддержать славу знатного рода. Так что рождение нежизнеспособного уродца ни в коей мере не отразится на благополучии семьи.
   Не чувствуя ни волнения, ни душевного трепета, барон выработанным в армии чеканным шагом отправился в спальню жены. Узрев новорожденного, он брезгливо отвернулся. На мгновение дольше взгляд барона задержался на жене. На породистом лице баронессы с крупным носом, тяжёлым подбородком и пухлой нижней губой блестели капли холодного пота. Дыхание женщины было ровным и глубоким. Барон пожал плечами и, молча, покинул спальню супруги.
  Последующий разговор с доктором, наблюдавшим баронессу во время беременности и присутствующим при родах, чрезвычайно рассердил его высокородие. Доктор Штрауб с присущей ему прямотой заявил, что причиной рождения мертвых детей и уродства младшего ребёнка он считает дурную болезнь, которую барон подхватил в одном из борделей. За наглость доктора грубо выставили вон, выплатив ему неприлично низкий для опытного уважаемого специалиста гонорар.
   Вскоре в доме появился другой врач. С вкрадчивой улыбкой на тонких губах он долго и почтительно разъяснял барону суть полиморфизма болезней крови, пересыпая долгую льстивую речь многочисленными латинскими терминами. Доктора милостиво выслушали, и позволили приступить к лечению. Врач назначил барону, баронессе и даже новорожденному порошки на основе мышьяка и наружно ртутную мазь.
   Лечение оказалось эффективным. К неудовольствию барона младенец выжил. Сыпь исчезла, глаза приобрели нормальный вид, и он начал есть. Но женщину, которая согласилась бы стать его кормилицей, так и не нашли. Поэтому ребёнку давали разведённое коровье и козье молоко. Младенца и старуху, ухаживающую за ним, водворили в каморку под крышей и благополучно о нём позабыли.
  
   ***
  
   Шесть лет спустя
  
   По просторным комнатам особняка с массивной мебелью из драгоценного красного дерева и дорогими хрустальными люстрами на украшенных лепниной потолках ковылял в одиночестве худенький паренёк. Высокому для своих лет мальчику с крупной головой, непропорционально высоким лбом и большими серыми глазами недавно исполнилось шесть, а он ещё не научился толком говорить.
   Младший сын барона фон Штейнберга носил красивое имя Генрих. Непринятый семьёй ребёнок по-прежнему обитал со старой подслеповатой нянькой в маленькой сырой комнатке под самой крышей. Комнаты по соседству занимали слуги.
   В мансарде было холодно, топить в помещениях для слуг начинали не ранее конца ноября и прекращали ранней весной. Поздней осенью по утрам разжигали пару печей с плохой тягой и старый камин. Слуги жили в немыслимой тесноте, спали по нескольку человек в узких тёмных клетушках и не смели жаловаться. Работников, дерзнувших изложить свои претензии управляющему, ждало немедленное увольнение. Прислуге не подобает возмущаться из-за отсутствия всяческих удобств и беспокоить нанимателей по подобным пустякам.
   Холод частенько выгонял маленького Генриха из его комнаты. Мальчик бродил по пустующим гостевым покоям этажом ниже, большой гостиной, бальному и каминному залам второго этажа. Там тоже было холодно, но теплее, чем в мансарде для слуг. Когда по праздникам барон устраивал балы и приёмы, гостевые комнаты и парадные залы оживали. Жарко горели дрова в огромных каминах. Вокруг приглашённых суетились слуги, спешившие удовлетворить малейшие прихоти знатных дам и господ. Нарядно одетые гости важно прогуливались по ярко освещённым залам, смеялись и шутили.
   Иногда мальчик заходил на второй этаж в крыло, где жила семья барона, и тайком пробирался в музыкальный салон, который представлялся ему самым красивым местом на свете. Генрих не мог объяснить словами, почему ему там всегда легко и радостно. В музыкальном салоне находилось нечто потрясающе прекрасное. Большой квадратный предмет из красного дерева с белыми и чёрными клавишами. Когда чьи-нибудь пальцы трогали клавиши, инструмент издавал глубокие певучие звуки. Звуки складывались в сложные мелодии, которые назывались музыкой.
   Музыка поразила воображение мальчика. Украшенный затейливым резным рисунком великолепный и недоступный инструмент стоял в центре салона, сияя вишнёвым лаковым блеском. Генрих с благоговением поглядывал на фортепиано, не решаясь к нему прикоснуться.
   Изредка мальчику удавалось незаметно проскользнуть в музыкальный салон, когда в нём собирались гости. Генрих прятался за тяжёлыми бархатными занавесями и терпеливо ждал чуда - дивных звуков инструмента. Превратившиеся с годами в высоких румяных барышень сёстры Генриха или другая дама усаживались на витой стул перед фортепиано, и инструмент начинал петь. Сердце мальчика замирало. Генрих боялся вздохнуть, наслаждаясь таинственной гармонией звуков. Мальчик буквально растворялся в мелодии, уносившей его в непостижимо прекрасный мир музыки. Каждый звук в восприятии этого странного ребёнка имел свой цвет, вкус и аромат. Сотканная из тысяч звуков мелодия инстинктивно воспринималась Генрихом, как неиссякаемый источник целительной силы, питающий юную душу.
   Фортепиано совсем недавно пришло на смену скромному клавесину. Мощное звучание замечательного инструмента покорило Европу. Новинка быстро вошла в моду. Барон весьма дорожил мнением света о его персоне и не упустил очередного случая - подчеркнуть превосходство старой аристократии над недавно купившими титул состоятельными купцами и банкирами. Барон приобрёл дочерям великолепный инструмент с глубоким чистым голосом.
   Сёстры Генриха музицировали без особого удовольствия. Барышень фон Штейнберг, как прочих молодых девиц из дворянских семейств наряду с хорошими манерами и умением болтать по-французски немного учили рисовать, петь и играть на музыкальных инструментах. Когда сестры или другие юные девицы делали ошибки в пьесах, Генрих удивлённо хмурил лоб и недовольно сопел.
   Природа сыграла злую шутку, наградив умственно отсталого ребёнка превосходным музыкальным слухом. Иногда случалось, что за фортепиано садился настоящий музыкант. И тогда мальчик забывал обо всём, неистовый восторг охватывал юное существо. Крупная голова с высоким лбом и редкими пучками рыжеватых волос качалась в такт мелодии, большие чуть на выкате серо-голубые, как у всех фон Штейнбергов глаза сияли, изо рта с узкими губами вырывалась неразборчивое мычание, отдалённо напоминающее пение.
   Другой большой радостью для Генриха стал певчий кенар. Маленькое горлышко жёлтой птички издавало звонкие переливистые трели. Кенара подарили старшей сестре Генриха Матильде. Через неделю чириканье канарейки барышне надоело, и птичку отправили с глаз долой. Клетку повесили в маленькой тёмной комнате рядом с кладовкой, где ранее прежний повар-француз держал особо ценные специи и записи рецептов. Обидчивый француз не поладил с управляющим и уволился.
   Судомойке поручили ухаживать за канарейкой, чтобы птичка не зачахла, а то вдруг барышне опять захочется послушать её пение. Мальчик обнаружил канарейку случайно. Слуги давно привыкли к нему и обращали на него не больше внимания, чем на старый шкаф в углу. Пение кенара поразило мальчика. Он мог слушать его часами. Генрих приходил в комнату, усаживался на старый деревянный сундук возле узкого окна и терпеливо ждал, когда звонкие переливчатые трели польются из маленького горлышка.
   Неожиданно птичка перестала петь, канарейка тревожно металась в клетке, коротко и тревожно чирикая. Мальчик не понимал, что случилось с птичкой, почему она больше не поёт. Он растерянно поглядывал на бившуюся в грязной клетке канарейку и неумело пытался её успокоить, выдавливая из себя единственное ласковое слово, которое знал: - Му-уу-ззы-икаа! И-и-и... му-уу-зы...
   Однажды, когда Генрих пришёл послушать пение канарейки, увидел неподвижно лежащее на дне клетки тельце с поредевшими тускло-жёлтыми перьями. Птичка молчала. Мальчик встревожился, подошёл ближе и принялся внимательно рассматривать окоченевшую канарейку. И тут он инстинктивно понял: птичка умерла, и петь больше не будет. Горе разрывало детское сердце. Изо рта Генриха вырвалось рыдание. Мальчик плакал и сквозь слёзы повторял: - Му-уу-ка-а, му-у-у-зы-ы-каа ...
   Генриха услышала вошедшая в комнату кухарка. Женщина несказанно удивилась, что безнадёжно недоразвитый ребёнок заговорил, да ещё проговорил по слогам сложное слово. Она подошла к клетке и увидела мёртвую канарейку, кормушка и поилка птички давно опустели. Дело в том, что присматривавшую за канарейкой судомойку уволили, она посмела оставить работу раньше времени и уйти к больной дочери. По отношению к прислуге управляющий придерживался твёрдых правил и постоянно повторял любимую заповедь "Аккуратность и дисциплина - залог порядка", требуя от подчинённых неукоснительного исполнения своих обязанностей. Прислуге не разрешалось оставлять работу без личного разрешения главного повара или старшей горничной. За мельчайший проступок виновных ждал штраф, а за более серьёзные нарушения - увольнение. Судомойка ушла, и о канарейке никто не вспомнил. У прочих слуг имелись другие дела. Бедная птичка умерла от голода.
   Кухарка по дружбе рассказала горничной баронессы, что младший сын барона пытается говорить. Та тут же сообщила новость госпоже. Известие о том, что Генрих, наконец, заговорил, не на шутку взволновало баронессу. Обычно сдержанная невозмутимая дама с трудом заставила себя успокоиться. Это было совсем на неё не похоже. Баронесса фон Штейнберг относилась к своим детям с ровной спокойной привязанностью, внимательно выслушивала отчёты воспитателей и учителей, целовала детей в лоб по утрам и давала материнское благословение на ночь. В остальном подрастающим поколением занимались другие люди, те, кто и должен заниматься воспитанием отпрысков знатного рода. А её светлость в положенное время посещала церковь, делала визиты, принимала гостей у себя, советовалась с портнихами и домашним доктором. Она занималась тем, чем должна заниматься женщина её положения. Но в отношении баронессы к маленькому Генриху иногда проскальзывало нечто особенное. По мнению управляющего и слуг, традиционно занимающих верхнюю ступеньку в штате прислуги, чрезмерная привязанность знатной дамы к неполноценному ребёнку выглядела несколько неуместно.
   Три года назад, навещая младшего сына, баронесса с удивлением заметила, что маленький Генрих искренне радуется её приходу. Когда она вошла в его комнату, лицо мальчика осветилось застенчивой улыбкой. Глаза баронессы встретились с доверчивым взглядом серо-голубых глаз Генриха, и сердце холодной бесстрастной женщины дрогнуло. Баронесса протянула руку и погладила сына по голове. С тех пор Генрих вызывал у неё глубокую нежность, которую она считала недостойным чувством для дамы её положения. Ненужная в подобной ситуации материнская любовь была вызвана ребёнком, само существование которого считалось фактом, позорящим честь семьи. Осознавая собственное несовершенство, её светлость старалась подавить в себе привязанность к неполноценному мальчику. Но изредка в часы, когда никто не мог этого видеть, женщина поднималась в комнату, где жил её младший сын, и проводила с ним несколько коротких минут.
   Знатная дама доверяла любимой горничной, служившей ей ещё до замужества. Хорошая новость о несчастном малютке Генрихе навела баронессу на мысль, что при надлежащем обучении у мальчика появится шанс сделаться нормальным ребёнком. Её светлость переговорила с опытным учителем и предложила ему давать уроки младшему сыну. Баронесса назначила учителю щедрую плату, но поставила условие: о занятиях с Генрихом не должны знать ни барон, ни другие члены семьи. К сожалению, всё, чего удалось добиться упорными трудом в течение последующих пяти лет, стало умение мальчика написать своё имя большими печатными буквами, кое-как изъясняться с окружающими и считать по пальцам рук до десяти. Но учитель и её светлость гордились и такими успехами обиженного природой малютки.
  
   2 глава
  
   Неожиданно жизнь Генриха резко изменилась. Он тайком, как всегда, пробрался в гостиную, чтобы послушать музыку. На маленьком семейном празднике ждали самых близких к дому гостей, на вечере собирались официально объявить о помолвке старшей дочери. В гостиной ещё было пусто, и Генрих остановился полюбоваться на фортепиано. Он стоял, зачарованно разглядывая инструмент, и поэтому не услышал, как вошёл барон. Когда тот увидел Генриха, на лице его появилось брезгливое удивление. За одиннадцать лет он успел позабыть о существовании младшего сына. А теперь мальчик стоял перед ним, как живое напоминание о маленьких грешных удовольствиях, которые привели к весьма неприятным результатам.
   Плотно сжав бледные губы, барон с нескрываемым раздражением несколько долгих минут пристально разглядывал мальчика, затем резко развернулся и вышел прочь. Очутившись перед высоким суровым человеком, маленький Генрих застыл от ужаса. Мальчику захотелось убежать в свою комнату, но ноги не слушались. Все в доме боялись скорого на расправу не ведающего жалости хозяина. Слуги в присутствии барона старались быть незаметными, домочадцы постоянно опасались вспышек его гнева по любым пустякам, по возможности ограничивая общение с мужем и отцом до минимума, дозволенного рамками этикета.
   Утром барон вызвал в кабинет жену и управляющего. Не терпящим возражений тоном, барон ознакомил их с решением по поводу дальнейшей судьбы младшего сына. Генрих стал слишком большим, чтобы оставаться незаметным в городском особняке. Скоро о нём узнают в свете. Факт существования неполноценного ребёнка изрядно подпортит репутацию фон Штейнбергов, бросит пятно на честь славного старинного рода. Поэтому мальчишку следует незамедлительно увезти на север страны. Отныне место Генриха в закрытом пансионе для умалишённых из состоятельных семей, чьё присутствие неуместно в домах состоятельных родственников. Он барон фон Штейнберг выделит определённые средства, проценты с которых должны оплатить пребывание Генриха в пансионе и молчание ухаживающего за ним персонала. Баронесса побледнела, но промолчала, хорошо понимая, что возражения вызовут у барона очередной приступ гнева и нисколько не повлияют на дальнейшую судьбу мальчика. Единственное, что она выпросила у мужа - разрешение сопровождать сына в пансион.
  
   ***
  
   Ранним утром из северных городских ворот выехала зелёная карета с закрытыми гербами. Полная дама в сиреневом шёлковом платье и шляпе с поднятой вуалью, откинувшись на обитое бархатом сиденье, прижимала к себе худенького мальчика. Пожилая горничная и печальный аккуратный молодой человек с потёртым кожаным портфелем - помощник управляющего занимали сиденье напротив её светлости.
   Это было первое путешествие Генриха. Он то и дело поглядывал в окошко, где мелькали дома, деревья, торопившиеся на рынок крестьяне в груженых свежими овощами и фруктами телегах, редкие всадники и пешие простолюдины, спешившие в город за покупками и на заработки. Вслушиваясь в изобилии доносившиеся извне звуки, мальчик беспокойно крутил большой головой и растерянно улыбался. Благодаря необычайно развитому слуху и отличной слуховой памяти, Генрих выделял в новых звуках множество новых для него оттенков и от души радовался переменам. Сдержанная нежность и внимание матери, расстроенной скорой неизбежной разлукой, наполняли детскую душу теплом и почти неизвестным ему чувством защищённости.
   Когда половина дороги оказалась позади, баронесса с сыном и сопровождающими остановились на ночь в небольшом чистом городке. Материнское сердце сжималось от страха за несчастного малютку, которого ждало мрачное будущее. О достойном учреждении, выбранном бароном для младшего сына, ходили скверные слухи. В представлении баронессы пансионат для умалишённых из богатых семей скорее напоминал тюрьму, нежели лечебницу. В короткие сроки жестокое обращение, холодный сырой климат и плохое питание сводили в могилу постояльцев печально известного заведения, но, тем не менее, освободившиеся места быстро занимались новыми пациентами, родственники которых стремились от них избавиться.
   В уютном ресторане при гостинице, где баронесса сняла комнаты, собралась оживлённая компания. По громким тостам и задорным шуткам было понятно, что празднуют чьи-то именины. Когда насытившиеся разнообразными блюдами и изысканными винами гости с раскрасневшимися весёлыми лицами поутихли, появилась небольшая группа с музыкальными инструментами.
   Музыкантов возглавлял одетый со старомодным изяществом в расшитый золотом камзол подвижный сухощавый старик. Выразительно жестикулируя, маленький щёголь в тщательно завитом парике с голубым шёлковым бантом на косице быстро рассадил по местам небольшой оркестр, и начался концерт. Музыканты в большинстве своём молодые люди играли с огоньком. Маэстро дирижировал, живо переступая худыми ножками, обутыми в старомодные башмаки с красными каблуками.
   На раскрасневшихся лицах гостей появились весёлые улыбки, кое-кто принялся постукивать в такт мелодии по столу руками и негромко подпевать. Послышались одобрительные выкрики, свидетельствовавшие об искренней приязни к маэстро и его маленькому оркестру.
   Музыканты закончили играть бравурное произведение в честь именинника, и старик достал скрипку. Чистая светлая мелодия солирующей скрипки заставила замолчать самых говорливых собеседников. В поддержку скрипке тягуче запела виолончель, мощно загудел контрабас, нежно защебетала флейта. Генрих замер, вслушиваясь в дивную гармонию звуков. Мальчик весь отдался во власть музыки. Нежный то трогательный, то задорный голос скрипки переплетался с глубоким чистым голосом виолончели, игривым напевом флейты и бархатным звучанием контрабаса. Генрих уцепился пальцами за край скатерти в страхе лишний раз шелохнуться, чтобы случайно не испортить это чудо.
   Баронесса задумчиво посмотрела на сына, и в её голове зародилась дерзкая мысль. В глазах женщины промелькнул озорной блеск, улыбнувшись, она кивком подозвала лакея. Мгновение спустя, слуга, почтительно склонившись перед знатной дамой, торопливо рассказывал о музыкантах, которые играли сложное произведение с небывалым для провинциального городка мастерством.
   От слуги баронесса узнала, что маленький франт итальянец по фамилии Корелли держит частный пансион, где постоянно живут и учатся музыке несколько учеников. Сегодня маэстро со своими учениками даёт небольшой концерт по просьбе господина мэра и его супруги. При упоминании частного пансиона сердце баронессы радостно затрепетало. Серебряная монета мгновенно исчезла в кармане слуги.
   Парень оказался словоохотливым и любопытным, за считанные минуты он успел рассказать знатной даме, что маэстро Корелли в молодости был известным музыкантом и много гастролировал по разным странам. А теперь, когда с молодостью ушли былые силы и энергия, старый музыкант вынужден довольствоваться скромными доходами от преподавания и концертов в ближайших городках.
   При известии о скромном положении маэстро на лице баронессы расцвела довольная улыбка. Неожиданная отчаянная идея пристроить Генриха в ученики к маэстро оказалась вполне осуществимой! Маэстро держит пансион, где учат музыке - это именно то, что нужно для её несчастного маленького Генриха! Вдобавок городок находится далеко от столицы и больших городов, и никому в голову не придёт мысль искать мальчика здесь. Барону будет довольно знать, что его младший сын содержится в частном заведении, а не крутится у него перед глазами. Муж никогда не додумается поинтересоваться подробностями пребывания младшего сына в пансионе. Эта тема крайне неприятна самолюбивому барону. Избавившись от мальчика, барон позабудет о нём на годы. В пансионе бедняжка Генрих будет, наконец, счастлив, малыш так любит музыку! А там время покажет, как сложится жизнь семьи. Возможно, к старости барон раскается в своей жестокости по отношению к младшему сыну и примет его таким, каков он есть. Баронесса торопливо набросала записку маэстро Корелли с просьбой о встрече и передала её с лакеем.
   Поздно вечером баронесса в шляпе с густой вуалью в сопровождении серьёзного молодого человека вошла в ворота небольшого оштукатуренного особняка с красной черепичной крышей и прилегающим к нему небольшим садом. Маэстро выслушал важную гостью с выражениями глубокого почтения. На его сморщенном лице в нужные моменты появлялась и исчезала очаровательная светская улыбка. Когда баронесса рассказывала о малютке Генрихе, в пронзительных, необычно молодых для старика чёрных глазах итальянца читалось сочувствие и искреннее сопереживание. Правда, об истинном отношении мужа к больному сыну, женщина умолчала. К чему какому-то итальянскому музыкантишке знать о тайнах знатной семьи! То, что мальчик не будет приезжать на каникулы домой, баронесса объяснила слабым здоровьем ребёнка и его нелюбовью к долгим путешествиям. Зато баронесса сразу озвучила приличную сумму, которая будет регулярно поступать на содержание и обучение сына. Разумеется, молчание маэстро о настоящем имени нового ученика тоже учитывалось, Генрих поступал в пансион под вымышленной фамилией. Проницательный и многоопытный итальянец не нуждался в дополнительных объяснениях. Они с баронессой прекрасно поняли друг друга.
   После ухода визитёров, старый музыкант повеселел, он приказал важной толстой кухарке госпоже Марте зажарить цыплёнка и принести бутылку французского вина из его личных запасов. Та, окинув хозяина недоверчивым взглядом, попросила повторить распоряжение, несколько последних месяцев маэстро питался довольно скромно, как и его ученики.
   Предложение баронессы стало для старого учителя музыки настоящим подарком судьбы. В последнее время он здорово задолжал мяснику и бакалейщику, а ещё за дрова, зима опять обещала быть холодной, что было вдвойне неприятно для теплолюбивого итальянца. Необходимость взять часть денег из суммы, отложенной на покупку маленького домика в предместье Милана, где маэстро собирался провести остаток своих дней, тяжёлым грузом давила на старика. К сожалению, в текущем году почти все ученики из более-менее состоятельных семей завершили курс обучения, а родители тех, кто остался, могли предложить весьма скромную плату. Так что маленький пансион маэстро Корелли переживал трудное время. Предложения поиграть на праздниках, на званых вечерах поступали всё реже и реже. Дело в том, что маэстро постарел и утратил большую часть своей привлекательности, ловкие молодые конкуренты обходили его со всех сторон.
   Казалось, совсем недавно обаятельный щёголь и неплохой скрипач, любимец дам, известный авторитет в области музыки был вхож в лучшие гостиные местной знати. Самые состоятельные люди города и окрестностей засыпали его предложениями выступить на музыкальном вечере, домашнем концерте или семейном празднике, у известного маэстро Корелли учились музыке и основам композиции дети не только местных граждан, но и приезжие из отдалённых мест, пансион процветал. Но, увы, неумолимое время, пронырливые конкуренты, а также целый ряд неблагоприятных обстоятельств постепенно лишили постаревшего музыканта прежней популярности и влияния, богатые ученики остались в прошлом, ушли из пансиона и лучшие педагоги. В настоящее время вместе с маэстро постоянно преподавали двое учителей: ограниченный самодовольный немец средних лет господин Шульц обучал музыкальной грамоте и сольфеджио, а господин Эрнест, потрёпанный жизненными неудачами спившийся австриец, вёл курс фортепиано. Сам же маэстро преподавал игру на струнных инструментах и основы композиции.
   Из постоянного персонала осталось всего несколько человек. Пожилой глуховатый слуга помогал убирать комнаты, разгружал дрова, разносил письма по приказу хозяина, он же совмещал обязанности камердинера маэстро. Скупая старая дева госпожа Летиция, вечно недовольная жизнью и окружающими, заведовала нехитрым хозяйством пансиона. Экономка почти не общалась с прочей прислугой, считая тех ниже себя, потому что происходила из семьи обедневших дворян. Госпожа Летиция постоянно намекала маэстро на низкое жалованье и раз в месяц грозилась уйти. Толстуха Марта с красным по причине полнокровия и тайного пристрастия к бутылке шнапса лицом, который прятала в кухонном шкафу на верхней полке, заправляла на кухне. В каморке под самой крышей проживала неопрятная старуха горничная, которая хоть и казалась старше самого дома, но была ещё достаточно крепкой и со своими обязанностями кое-как справлялась. Горничная досталась маэстро по наследству от прежнего хозяина особняка, разбогатевшего торговца тканями. Но содержание даже такого штата с выплатой учителям и слугам скромного жалованья иногда с довольно приличными задержками сделалось для маэстро Корелли непосильным бременем. Деньги баронессы оказались подарком судьбы. Немалая сумма за обучение недоразвитого отпрыска знатного семейства позволила маэстро оплатить долги и хотя бы частично избавиться от нытья экономии, которая в последнее время изрядно портила настроение жизнелюбивому итальянцу.
   Условия баронессы показались маэстро довольно необычными, особенно требование сохранить в тайне настоящее имя нового ученика и само его пребывание в пансионе. Но мудрый итальянец счёл их вполне выполнимыми и вполне разумными, его не смутил и тот факт, что мальчик был умственно отсталым, а значит, толком чему-нибудь его научить представлялось совершенно невозможным. Но поскольку знатная и богатая дама считает, будто её сын любит и музыку и обладает к ней определёнными способностями, почему бы и не попытаться его учить! Особенно, если круглая сумма регулярно будет поступать на счёт заведения.
   Её светлость заявила, что мальчик не будет уезжать домой ни на каникулы, ни на праздники, однако она желала, чтобы маэстро ежемесячно посылал ей отчёт об успехах сына. Оно и не удивительно, что, имея на выданье дочерей, отец семейства не желает демонстрировать гостям неполноценного ребёнка. Опытный старик знал, как никто другой, на что готовы знатные семьи, чтобы скрыть от общества свои грехи, поэтому не посчитал странным предложение знатной дамы.
   Утром следующего дня баронесса поцеловала Генриха чуть более нежно, чем всегда, а потом долго смотрела в окно гостиницы, как её сын за руку со слугой из пансиона, шёл по дубовой аллее к аккуратному особняку с красной черепичной крышей.
   Вскоре важная дама в шляпе с вуалью, сопровождаемая вежливым молодым человеком с потёртым портфелем и пожилой горничной покинула город. Карета с закрытыми гербами отбыла на юг в столицу, куда уже съезжалась аристократия, проводившая лето на морском курорте с источниками минеральных вод.
   Всю обратную дорогу ни баронесса, ни помощник управляющего, ни пожилая горничная баронессы не обмолвились ни единым словом о несчастном Генрихе. Баронесса была счастлива, потому что её сын хорошо устроен, и его больше не ждёт безвременная смерть в сумасшедшем доме. Молодой человек размышлял, во что выгоднее вложить деньги, которые получит от своей хозяйки за молчание, и тихо радовался тому, что хоть что-то сделано наперекор воле барона, которого ненавидел от всей души. Горничная сияла от счастья в предвкушении внепланового отпуска и от того, что не нужно тащиться далеко на север, в освободившееся время она по специальному разрешению сможет навестить родственников в деревне. Сама баронесса собиралась неделю пожить в имении сестры, расположенном в сорока милях от столицы, к которой была искренне привязана. Уставшей от светской жизни немолодой даме чрезвычайно нравилась перспектива провести неделю в деревенской глуши в относительном покое, отдохнуть от городской суеты и тяжёлой давящей обстановки столичного особняка. Для баронессы дом сестры остался чуть ли единственным местом, где женщина чувствовала себя комфортно.
   Пансион встретил Генриха сладким запахом шиповника, его пышные кусты росли возле дома, скрипом тяжёлой входной двери и звуками музыки. Страстное и нежное пение скрипки красиво сочеталось с мощными аккордами фортепиано, в тоже время из комнат второго этажа доносилась какофония разнообразных нестройных музыкальных звуков. Но фальшивое пиликанье учеников не помешала мальчику насладиться игрой дуэта.
   Генрих немного опешил, когда, окинув мальчика неприязненным взглядом, тощая болезненно бледная экономка отворила входную дверь. От фрау Летиции в строгом без кружева сильно накрахмаленном чепце и коричневом шерстяном платье, чем-то неуловимо напоминавшей монахиню, веяло ледяным холодом. Мальчику указали на высокий неудобный стул в пустом кабинете хозяина. Генрих робко уселся на самый краешек и принялся разглядывать картины на стенах и коллекцию статуэток на камине. Коллекция из розовых пухленьких фарфоровых пастушков и пастушек ребёнку, у которого никогда не было игрушек, очень понравилась. Маэстро репетировал со своим лучшим учеником и специально приглашённым аккомпаниатором, так что Генриху пришлось ждать более часа, пока господин Корелли не освободится. За всё это время мальчик ни разу не решился встать со стула.
   Маэстро бегло осмотрел нового ученика, задал ему несколько вопросов и, получив вместо ответа невразумительное мычание, скептически прищурил нижние веки и покрутил головой. Потом он подошёл к маленькому фортепиано и нажал пару клавиш. Услышав чистые выразительные звуки, Генрих оживился, улыбнулся и попытался их пропеть, получилось плохо. Маэстро поморщился, вызвал экономку, отдал ей короткое распоряжение и вскоре, занятый важными делами, забыл о бедняге до следующего месяца. Деньги от баронессы поступали ежемесячно.
   У маэстро не возникло ни тени сомнения, что любой самый бездарный ученик из тех, что сейчас у него занимаются, по сравнению с Генрихом истинный талант. Но, делать нечего, пришлось что-то придумать и для этого недоумка! Владелец пансиона постарался сделать так, чтобы мальчишка, как можно реже попадался ему на глаза, чувствительный господин Корелли в реальной жизни не любил соприкасаться с больными или уродливыми людьми.
   Появление в пансионе неполноценного отпрыска знатного семейства оскорбляло эстетические чувства итальянца, что могло вредно сказаться на его душевном состоянии и пищеварении. Немного подумав, он решил отдать Генриха на попечение кроткого господина Эрнеста. Будущий учитель Генриха не пользовался особым уважением маэстро. Сей пасынок судьбы частенько находился в состоянии подпития и поэтому боялся потерять работу, но он обладал весьма ценными для учителя качествами: трудолюбием, терпимостью к окружающим и врождённым добродушием. Второй же преподаватель господин Шульц, которому полагалось по должности заниматься с новым учеником, вряд ли бы обрадовался уроду. Баварский немец был очень самолюбивым человеком, разглядев, кого ему пытаются навязать, обиделся бы, поднял шум и чего доброго уволился. В общем, дальнейшая судьба Генриха была решена, и, пожалуй, поначалу для него всё складывалось наилучшим образом.
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"