Аннотация: Если вы не считаете себя чудовищем - у вас завышена самооценка.
Одинокие чудовища
Попытаешься рассказать историю с самого начала - ничего не выйдет: клубок будет разматываться и разматываться - а начало упрятано там, в сердцевине... И вот ты уже вся опутана нитью, которая не раз завязалась узлом... Как теперь распутать, как понять, что произошло и почему?
Никак.
Поэтому, если хочешь рассказать историю, начни с любого места.
Дом из слов можно строить, начиная с крыши. Или с окна. Или с подвала.
Я начну с двери.
Дверь открылась, и на пороге появилась мама. В одной руке у нее была сумочка, в другой - пакет, а под мышкой - коробка.
- Смотри, что я купила!
Мы в то время редко что-то покупали, нам на еду-то не всегда хватало. Поэтому я была заинтригована.
Мама небрежно швырнула в угол пакет и сумочку, аккуратно поставила на пол коробку и открыла ее.
Там были туфли. Жемчужно-серые лодочки на невысоком каблуке.
- Завтра у меня открытая лекция в четыре часа. Надо хорошо выглядеть. Костюм у меня есть, а вот туфли старые уже разваливаются... Зашла в магазин, увидела эти и решила: возьму. Денег, если что, дозайму до зарплаты. Ведь ничего страшного, правда?
- Ничего, конечно.
Мы с мамой - всегда заодно. Она мне доверяет, а я - ей. Поэтому и советуемся всегда. На равных. Да, отца у меня нет, зато мама - просто супер!
- Я суп сварила с фасолью и помидорами, - говорю я.
Мама тут же бросается на кухню и приоткрывает кастрюлю, стоящую на плите.
В своем строгом, "учительском" бледно-голубом костюме, без тапочек, в одних капронках она стоит на линолеумном полу, зачерпывает половником суп, пробует, причмокивает:
- М-м-м, вкуснятина, молодец, Санька!
У мамы коротко стриженные темные волосы и озорные карие глаза.
Она смеется и идет в спальню переодеваться.
Тапочки в коридоре в этот вечер ужасно, смертельно обижены, но я приношу их к дверям спальни, зная, что мама, выходя, заметит и наденет, а тапочки уж как-то смирятся с тем, что ими слегка пренебрегли.
Я разливаю на кухне суп, мы ужинаем, мама что-то рассказывает про своих студентов, но мне не дает покоя одна мысль.
Мамины новые туфли. Надеть бы их завтра в школу! Если буду идти достаточно быстро, успею вернуться как раз до того момента, когда маме надо будет выходить на работу. Я могу даже припустить из школы бегом, чтоб успеть наверняка.
- В этот раз суп просто потрясающий! И в прошлый раз было вкусно, но...
- В прошлый раз я то ли фасоли много положила, то ли какая-то фасоль неправильная была - горчила... Ма-ам, - сменила я тон со взрослого на детский. - А можно мне туфли твои надеть? В школу?
- Можно. Послезавтра, если погода будет хорошей.
- А завтра?
- Завтра нельзя.
Но я хочу надеть их завтра. Завтра мы сдаем чтение стихов наизусть - а это значит, что я выйду к доске. А если выйду в таких туфлях, то их точно все заметят! К тому же завтра погода, скорее всего, будет еще ничего, а послезавтра... Сейчас октябрь, пока стоят теплые деньки бабьего лета, но в любой момент может затянуть небо тучами - и привет, резиновые сапоги!
- Я завтра платье надеть хотела свое серое...
Серое платье - моя гордость, я придумала пришить к нему воротничок, вышитый искусственным жемчугом. Этот жемчуг был когда-то мамиными бусами, которые она мне отдала. Платье я укоротила сильно, хотя, конечно, не до такой степени, как бывает у наших девчонок, которые и в мини-юбке могут в школу заявиться. Мне очень хотелось предстать перед одноклассницами при полном параде, а не в старых своих туфлях, которые, конечно, еще ничего, но... в общем, в этих... таких подходящих для меня туфельках я была бы звездой!
- Сань, послушай, - сказала мама, вставая из-за стола. У нас был уговор: когда готовлю я, посуду моет она. - Я тебе, конечно, доверяю, но я знаю жизнь... вас, например, могут задержать на какой-нибудь классный час, или тебе понадобится книга в школьной библиотеке...
- Ничего такого не случится. И классный час у нас по вторникам, и в библиотеку мне не нужно. У нас для программы этого года все в домашней библиотеке есть... Мам, ну ты прикинь: я буду дома ровно в три, а если буду бежать - то без пяти три! Ты добираешься до работы за полчаса...
- Саня, поверь моему опыту: никогда не получается так, как запланировано. А для меня важно, очень важно, - мама посмотрела на меня со всей убедительностью, - не волноваться перед лекцией. Саня - это наш хлеб, суп и пакет сушек к чаю, понимаешь?
Я кивнула. Спорить не хотелось.
Я встала из-за стола и пошла повторять стих. Это был Пушкин "Редеет облаков летучая гряда..." Честно говоря, стих давался мне трудно, и, чтобы себя успокоить, я решила: оно и к лучшему, что мама не разрешила мне надеть свои туфли: стояла бы я такая красивая у доски и мямлила бы, как дура.
Если ребенок не по-детски серьезен и рассудителен, родитель может совершить ошибку, слишком сильно доверяя своему чаду. Так получилось и в этот раз.
Проснувшись, я твердо намеревалась надеть клетчатую рубашку и джинсы. Я любила эти джинсы - на коленку я, как мне казалось, удачно пришила заплату в виде ярко-алого пятна - то ли крови, то ли чернил - из кусочка бархата, украденного тайком из запасов в кабинете труда.
Но на рубашке обнаружилось пятно - на этот раз настоящее, видно, в столовке я зазевалась и комочек странной массы, которую наши повара выдают за пюре, упал мне на рубашку.
Я заглянула в шкаф. Вот и мое новосшитое серое платьице.
И тут я подумала: "Коробку с туфлями мама спрятала в шкаф. Вряд ли она полезет туда до того, как начнет собираться на работу. Значит, ей не придет в голову волноваться. А к тому времени, как ей надо будет выходить из дома, я уже позвоню в дверь. Она увидит туфли на моих ногах и только посмеется..."
Итак, я надела платье, туфли, спрятала коробку в шкаф и пошла в школу. Мама спала: вечером она допоздна готовилась к своей лекции.
Есть такие люди, которых никто не замечает.
И сказал Бог:
- Сейчас слеплю девчонку. У нее будут густые темно-русые волосы, умные глаза и грудь третьего размера.
- Да не вопрос, - сказал дьявол. - А я сделаю ее замкнутой и необщительной.
- И у руки у нее будут расти откуда надо.
- И все равно никто не будет ее замечать. Я гарантирую это, - бросил дьявол, и, как он сказал, так оно и вышло.
Вот кажется: так не бывает. Но так было.
Самая экстравагантная девочка в классе была человеком-невидимкой и тщетно старалась хоть как-то обратить на себя внимание. Я не знала, как это делается. Сейчас я понимаю, что достаточно быть просто милой и приветливой, чтобы с тобой хотели общаться, но тогда это почему-то не приходило мне в голову. Я была букой, вяло огрызалась, если меня подкалывали, но умела напустить на себя более-менее равнодушный вид, чтобы не превратиться в главную мишень для издевательств. Мало того - я никогда никому не признавалась - даже себе! - что мне вообще нужны друзья.
У мамы тоже не было друзей. И она тоже никогда не жаловалась. Своих коллег она всегда называла "псевдоучеными", а декана - Олухом Царя Небесного. Совсем маленькой я думала, что это его имя. Мама, такая веселая и разговорчивая, в плане умения заводить друзей была ничем не лучше меня с моей угрюмой физиономией.
Нам просто повезло, что мы были друг у друга - иначе просто умерли бы от одиночества и никто бы даже не заметил этого.
Кто знает, может, сейчас где-то кто-то умер от одиночества. Прямо сейчас - а мы не знаем об этом...
Но я отвлеклась.
Когда я зашла в класс, то заметила какое-то странное скопление народа перед первой партой среднего ряда. Наши девчонки сбились в кучку и что-то обсуждали. Я подошла поближе, пробралась сквозь толпу и заметила, что в центре стоит незнакомая девочка. Высокая, стройная, в светло-голубых джинсах и бледно-розовой толстовке. Длинные волосы, какие-то непривычно ровные и блестящие, лицо безо всякой косметики. Очень светлое и нежное лицо.
- Новенькая, - сказал кто-то мне в ухо.
- Наташа, - сказала девочка, обращаясь ко мне. - Мы с братом будем учиться в вашем классе. У меня есть брат. Мы двойняшки.
Я смотрела на Наташу, пытаясь понять, что в ней есть такое - необычное? Что-то, чего нет в нас, в других девчонках? Мы так же распускали волосы, хотя они нам очень мешали. Но наши волосы казались мохнатыми и часто были неровно подстрижены. Челки мы сами подравнивали перед зеркалом, частенько получалось кривовато и оставалось только уповать на то, что волосы - не зубы, вырастут, и можно будет подровнять заново. Эти кривые челки мы часто "ставили" розовым, противно пахнущим гелем - смазывали им круглую расческу, наматывали на нее челку и высушивали феном, утренним гудением которого будили соседей. Еще мы носили свитера со стразами, туфли с тупыми носами и красились настолько ярко, насколько позволяла собственная смелость. На каждой перемене надо было непременно "обновить" блеск на губах и полюбоваться собой в зеркале: достаточно ли то сочно подведены глаза, не осыпалась ли тушь?
Наташа смотрела на нас очень доброжелательно.
- Коля, мой брат, опаздывает, - сказала она.
- А вы не вместе ходите в школу? - спросила я.
- Обычно вместе, но он сегодня он так нервничал, что за завтраком выронил бутерброд с маслом и испачкал брюки... - Она тряхнула головой, и я залюбовалась, как красиво блестят ее волосы. - А он ведь не пойдет в школу в чем попало...
Тут зазвенел звонок.
Мы все расползлись по своим местам. Наташа, как у нас всегда бывало с новенькими, села на последнюю парту.
Я вообще-то сидела с Катькой, но она занималась акробатикой и часто пропадала на соревнованиях, поэтому место рядом со мной сейчас пустовало. Когда Катька бывала на уроках, она сидела, вывернув тощую шею и уткнув нос в мою тетрадь, и нагло списывала все подряд: из-за постоянных пропусков занятий успевала она так себе.
Сейчас ее отличное место за второй партой ряда "у стены" пустовало. Я всегда клала на свободный стул свою сумку, желая подчеркнуть, что никого рядом с собой не желаю видеть.
В класс вошла учительница и уже открыла было рот для традиционного приветствия, как дверь распахнулась и на пороге появился мальчик в светлом костюме.
- Извините за опоздание, можно? Я новенький, - с улыбкой представился он. Улыбался он здоровски - от уха до уха, так радостно, как будто случилось что-то очень хорошее, а не начался унылый школьный день. Сиял прямо-таки. Он решительно прошел вперед, хотя Наташа кивнула ему на место рядом с собой.
- Я плохо вижу, - сказал он. - Можно, я сяду вот здесь?
Он бессовестно выселил мою сумку с ее жилплощади и захватил стул. Бедная сумочка скорчилась на полу от боли и унижения. Я сказала:
- Это место Кати. И сумку мою дай сюда!
- Раз Кати нет, то место свободно! - спокойно ответил он. - Держи свою сумку!
Я заботливо пристроила сумку, зацепив ручки за спинку стула.
- Я Коля, - представился он и снова улыбнулся во все тридцать два.
- Саша, - представилась я. - Можно: Саня. Нельзя: Шура.
- Хорошо, - кивнул он. - Ладно, никаких Шур.
Я еще раз внимательно на него посмотрела. Надо же, какой! В костюме-тройке. И волосы, хоть и кудрявые, но лежат аккуратно. Франт!
Спустя минуту у меня вообще отвисла челюсть: Коля достал из портфеля футляр для очков! Изящный бархатный футляр, какого я ни у кого не видела. Вот это да! Коля между тем достал из футляра очки, в тоненькой золотистой оправе, надел их и стал смотреть на доску, где наша учительница уже написала "Второе октября. Классная работа".
Я была потрясена.
На перемене к нам подошла Наташа.
- Хитрый ты, как близко сел! А мне не хватило смелости напроситься к Саше, хотя я и пришла раньше...
- Смелости? - Я удивленно посмотрела на Наташу.
- Ну мне сказали, что ты любишь сидеть одна и никого к себе не подпускаешь...
"Тупые болтливые козы! - неприязненно подумала я. - Их-то, конечно, не подпущу..."
- Она подпускает, - прервал мои мысли Коля. - Только не всех. А лучших из лучших.
- Хвастун! - усмехнулась Наташа. - Костюм-то какой надел! Праздничный!
- Скромность украшает... девочек, - хитро сказал Коля. - И я не виноват, что тот костюм, который более приличествует случаю, стал жертвой бутерброда...
Я слушала, как они говорят, и ушам свои не верила. Никто в нашей школе так не говорил. Как в книгах. Без "типа", "значит", "э-э-э". Я даже не знала, что так бывает!
- Э-э-э, - сказала я. - Ребята, а вы где раньше учились? В какой-нибудь гимназии или где-то типа того?
- В обычной школе. Но с нами много занималась мама, - сказала Наташа.
- Три дня в неделю никакого телека, только книжки! - сказал Коля и вдруг посмотрел на меня с такой болью, что я даже вздрогнула. - Ты не представляешь, как нам живется! А в гимназию нас не отдают, чтоб мы знали, насколько сурова жизнь!
- Коля, хватит! - Наташа в шутку легонько толкнула его в бок. - Он вечно кривляется!
Коля не кривлялся, а совершенно потрясающе играл. На литературе он с таким выражением прочел Пушкина, что никакие мои туфли или платье не сравнились бы с этим. Тем более я, хоть и не сбилась, но пробубнила все на одной ноте, как у меня всегда и бывало. Но то, что никто в тот день и не заикнулся о моих туфлях, меня никак не задело. Я сама о них забыла.
- А где вы живете? - спросила я, не веря своему счастью, когда мы втроем спустились со школьного крыльца.
Оказалось, что Наташе и Коле надо идти в сторону, противоположную моей. Но погода была хорошая, мне не хотелось с ними расставаться, и я предложила дойти до дороги и распрощаться у светофора.
Когда мы подошли к самой дороге, мигал желтый свет. Коля неожиданно сорвался и побежал, а мы с Наташей как благоразумные девочки остались ждать.
- У тебя очень красивое платье, - сказала Наташа. - Где ты такое купила?
Тут она покорила мое сердце целиком и полностью. Далеко не всем девчонкам нравились мои наряды. Я сооружала свои "прикиды" не для красоты, потому что красивыми у нас считали свитера со стразами, мини-юбки, кофточки с глубоким вырезом и джинсы с заклепками.
Я придумывала свои наряды, потому что у нас не было денег на все эти дорогие вещи, но был огромный шкаф, забитый мамиными и даже бабушкиными вещами. Огромный советский шкаф, пахнущий деревом. В нем можно было жить - вместе со всеми этими старыми вещами и беспорядком, с которым я тщетно пыталась бороться.
- Это было платье моей мамы. Я его немного переделала и пришила жемчуг к воротничку, - сказала я и даже специально приподняла свою лохматую гриву, чтобы Наташа могла оценить мое мастерство.
- Вот это да! - сказала Наташа. - Ты прям как Коля! Он обожает разные дизайнерские вещи! Я, ты знаешь, как-то вообще ко всему этому равнодушна.
- Эй-эй-эй! - Коля кричал нам с другой стороны дороги. - Вы идете или как?
Я вспомнила про туфли только когда вошла в дом.
В коридоре была разбросана обувь - вся наша обувь, даже зимние сапоги, из которых были вынуты комья газеты, что мы запихивали в них, когда прятали на лето в шкаф. Разумеется, не было никакого смысла в том, чтобы тревожить несчастные сапожки раньше времени, но мама, когда нервничала, и не на такое была способна.
Об этом говорила надпись помадой на зеркале в прихожей: "Убью!"
Мне предстояло готовиться к смерти, но я решила, что, как бы то ни было, а подкрепиться мне не помешает, и пошла разогревать остатки вчерашнего супа.
Потом я села за уроки, поэтому, когда до моего уха донесся звук ключа, поворачиваемого в замке, я была занята старательной подгонкой решения задачи под готовый ответ из конца учебника.
Мое сердце слегка замерло.
- Эге-ге-гей, Санька! - донеслось из коридора. - Иди сюда!
Я нехотя выглянула из комнаты:
- Мам?
- Тащи вазу! - в руках у мамы был большой букет желтых хризантем. - Красота?
- Ага.
Я пошла за вазой, а мама, пнув попавшийся по дороге сапог, прошла на кухню.
- Все прошло просто обалденно! - крикнула она в восторге. - Я так волновалась, что сначала не слышала, что говорю, а потом так увлеклась! А в конце, когда одна девочка задала вопрос, я вообще почувствовала себя на коне!
Я украдкой бросила взгляд на мамины ноги. Она была в летних босоножках, с голыми ногами. Я подумала, что она замерзла, но спросить об этом не решилась.
Когда поток маминого красноречия иссяк, она сказала:
- Зеркало вымоешь, обувь сложишь как было.
И все. Убила, называется.
Лучше б убила: она простудилась и кашляла после этого целую неделю!
Засыпая, я слышала за стеной ее "кха-кха", и было мне совсем-совсем невесело.
Так началась моя дружба с Наташей и Колей - с неудачно позаимствованных туфель и чувства вины перед мамой...
Родители Наташи и Коли были, как мне тогда казалось, странными. Отец занимался бизнесом. Но каким-то другим бизнесом, не тем, привычным, которым занимались родители некоторых моих одноклассников, торговавшие у нас на рынке шмотками made in China. Отец Наташи и Коли выглядел другим. Он чем-то походил на Олуха Царя Небесного, то есть маминого декана, тоже ходил в костюме, при галстуке, но его вид был более внушительным, лицо строгое, глаза серьезные. Я видела его только несколько раз, да и вообще, судя по рассказам Коли и Наташи, он уделял им очень мало внимания. Много работал.
Колина мама была домохозяйкой. Она оказалась необычной - слишком, как мне показалось молоденькой, но очень милой. Наташа была на нее очень-очень похожа. Потом я узнала, что когда-то Наташина мама работала моделью. Совсем недолго. Наташа показывала мне журнал, где были ее фотографии. И такая женщина со мной разговаривала! И очень приветливо! И угощала чаем с печеньем! Печенье было очень вкусным, я никогда раньше не ела такого. А потом я узнала, что в нашем городе его можно было купить только в одном магазине. И продавалось оно поштучно! И сто-о-олько стоило!
Все это было ужасно необычно.
Потом я также узнала, что Наташа вытягивала волосы специальными щипцами - и от этого они казались такими блестящими и гладкими. А еще, оказывается, можно краситься так, что этого почти не видно. Сама Наташа, впрочем, говорила обо всех этих удивительных вещах безо всякого интереса. Если кто в доме и был озабочен своим внешним видом, так это Коля. У него было несколько костюмов - и он совершенно не стеснялся ходить в них в школу, словно не замечая, что для наших мальчишек "формой" были джинсы и какой-нибудь древний свитер. В кармане пиджака Коля носил маленькую расчесочку и, если проходил мимо зеркала, всегда бросал туда взгляд. Он делал это украдкой, но я все равно замечала. И если волосы были растрепанными - тут же в несколько взмахов расчески его кучеряшки ложились так, как он хотел. Красиво.
Почему-то вышло так, что Колю наш класс принял, а Наташу - нет. Хотя должно было быть наоборот, наверное. Но Коля сразу показал, что умеет быть смешным. И полезным.
Может, мальчишки и побили бы его (за такой-то внешний вид!), но он на первой же неделе учебы умудрился отличиться. Вышло так, что на перемене в столовой кто-то всыпал Машке в кисель соль. То есть не кто-то, а Витька, больше некому. У них с Машкой была давняя вражда, они даже как-то подрались в коридоре.
Машка его отвалтузила по полной, она деваха крупная. Потом, в десятом классе, у них был роман, но сейчас я не об этом.
И вот Машка попробовала кисель. И рожа у нее перекосилась.
- Кто? - взревела она. - Какая падла это сделала? На башку вылью!
- Правда, выльешь? - изумленно спросил Коля, широко улыбнувшись.
- Вылью, конечно! - уверенно заявила Машка. - А то нет!
- Ну я это сделал! - так же улыбаясь, заявил Коля.
- Ты? - недоверчиво спросила Машка, недоумевая, зачем новенькому так себя подставлять. - На фига?
- Я, я, - спокойно продолжал Коля. - Для смеху!
- Ах для смеху! - Машка одним движением опрокинула стакан киселя ему на голову. - Дурак!
Весь облитый киселем, Коля продолжал улыбаться.
- Ты чего? Ты чего? - нервно дергала я его за руку. - Это же не ты, не ты!
- Не я, - улыбнулся Коля. - Зато теперь на математику не пойду!
И так, с липкой головой, в мокром пиджаке, подхватив свой портфель, Коля преспокойно пошел к классухе, чего-то ей наплел про старшеклассника с подносом, на которого он нечаянно налетел, и был отпущен домой приводить себя в порядок.
- Вот за это я его терпеть не могу! - говорила Наташа, когда мы возвращались домой. - Вечно всюду лезет и всем врет. Даже от мамы ему ничего не было. Наверняка!
Моя мама очень смеялась, когда я ей рассказывала эту историю.
- Мам, ну как так можно? - удивлялась я. - Весь облитый киселем ушел. Да лучше двойку схватить, чем такой костюм испортить!
Мама качала головой.
- Что костюм?.. Теперь он себе место в классе отвоевал - может спокойно жить...
Мама всегда очень уверенно судила об отношениях между моими одноклассниками. Она утверждала, что две самые лучшие подружки, Ирка и Кристинка, рано или поздно вдрызг рассорятся из-за какого-нибудь парня, что Машка и Витька тайно влюблены друг в друга, что Катька, моя соседка по парте, под прикрытием соревнований прогуливает школу... Так все оно и оказалось впоследствии.
Насчет Коли мама тоже оказалась права - все поняли, что он шут, "дурик", даже его внешний вид стал казаться не выпендрежем, а чем-то вроде колпака с бубенчиками или клоунского носа.
Наташе повезло меньше. Сперва оказалось, что она очень хорошо учится - прямо-таки круглая отличница. А потом выяснилось, что списывать она не дает. Никому. Из принципа. Они с Колей дали маме честное слово, что никогда не будут списывать. Каждый должен решать все сам. И только сам. Они с Колей даже уроки делали в разных комнатах.
Конечно, Наташу невзлюбили. К тому же она была немного замкнутой и отстраненной.
Я ее очень жалела, хотя понимала не всегда.
Например, однажды произошел такой случай.
Я была у них в гостях, мы возились над стенгазетой по географии. Газета была посвящена обитателям мирового океана. Наташа писала текст под мою диктовку, Коля рисовал рыб и осьминогов. (Как позже выяснилось, зря мы ему это доверили: рыба-пила в его исполнении походила на тощую Кристинку, кит - на Машку, морской конек - на Витьку, а большая медуза, вся в кружевах, на меня - я тогда пришила к одному своем платью кружевные манжеты...)
Вошла Наташина мама. Она держала, брезгливо взяв за уголок двумя пальцами с красиво накрашенными ярко-красными ногтями, потрепанную пеструю книжку в мягкой обложке.
- Что это? - спросила она, поведя бровью. Спросила спокойно, но тон ее голоса все равно мне не понравился. - Лежало у тебя под подушкой!
- Так это я положил! Чтобы ей виделись эротические сны! - Коля закусил кисточку.
- Прекрати паясничать! - Мама была не расположена шутить. - Наташа, эту книгу тебе кто-то дал? Ты должна ее вернуть?
- Нет, - Наташа покачала головой.
- Хорошо. Тогда я ее выброшу. - Увидев удивление на моем лице, она спросила: - Саша, может, ты читаешь подобные книги?
- Моя мама читает, - сказала я. - А я вообще только по учебе. Книги - это не совсем мое, - попыталась оправдаться я. - Я больше по хозяйству...
Такой ответ не очень понравился маме Коли и Наташи, но она, вздохнув, сказала:
- Ладно, не буду вас отвлекать. Работайте.
Мы продолжили свое море.
Чтобы подбодрить Наташу, я шепнула:
- Ты и так много читаешь. По учебе. Вот мама и волнуется. От книг глаза портятся, а зрение - это очень важно.
Наташа только еще ниже нагнулась над газетой. Думаю, на глазах у нее были слезы.
Тогда я добавила:
- Я посмотрю, есть ли у нас такая книжка, и если есть - принесу тебе.
- Что там дальше? Не спи, диктуй! - сказала она громко, а когда я начала читать, чуть слышно назвала мне книгу, которая ей была нужна.
- Мам, у нас есть "Неотразимая герцогиня" Бертрис Смол? - спросила я.
Мама проверяла контрольные заочников. Судя по ее лицу, ей хотелось собраться и сделать эту неинтересную работу как можно быстрее, но мысль все время соскакивала - в такие моменты ее взгляд проходил сквозь нашу стену с ковром и терялся на просторах бесконечности...
- А? - Она встряхнулась.
- Роман у нас есть такой? "Неотразимая герцогиня"?
- Отвлекаешь по пустякам, - мама слегка рассердилась. - Не помню я, что есть у нас, чего нет.
- Да ты все равно о своем думала, а не об этой фигне... - пробурчала я.
- Я думала о том, что ковер надо бы пропылесосить... Или выкинуть? Как думаешь?
Я покачала головой:
- Под ним же обои старые! Мы ж с тобой новые поклеили только на пустых местах...
- И то верно! - мама снова уткнулась в свои контрольные. - А книгу поищи в кладовке. Там много этой макулатуры. Я ж такое читаю и забываю. Отдых для мозгов после формул...
Герцогини я не нашла, но нашла кое-что другое...
Наша математичка ушла в декрет, и на ее место пришла новая учительница с новыми методами работы. Мне она сначала не понравилась: слишком суетливая. Что-то мечется, мечется... Невысокого росточка, с короткой стрижкой, вечно перепачканная мелом. Периодически это замечает и начинает нервно отряхиваться. Еще больше пачкается. Смешная тетка.
Главное ее новшество было - контрольные работы по уровням. На уровень "три-четыре" и "на пять". Когда она в первый раз объяснила, в чем суть этого задания, Коля, даже не дав ей договорить, заявил:
- Отлично. Значит, я на пятерку делать буду.
Я только скептически хмыкнула. Коля до этих пор отличался только в чтении стихов наизусть да устных ответах "пальцем в небо".
Сама я не колеблясь принялась за вариант на "три-четыре" - математика никогда не была моей сильной стороной.
Коля, нервно сопя и мохнатя руками волосы, мучительно думал над своей задачей, пока я не спеша, припоминая аналогичные задания с прошлых уроков, возилась со своими троечными уравнениями.
В конце концов Коля не выдержал:
- Слушай, ничего не выходит... Можно... я у тебя спишу? А в следующий раз, если я решу "на пять", то я тебе дам... Без вопросов!
Я подняла брови. Коля просит списать. Вот так-так...А как же строгое воспитание?
- Ну, списывай... Получим четверку на двоих... - бросила я, развернув к нему тетрадь.
Что оказалось самым забавным - так это то, что и в следующий раз Коля попытался решить на вариант "на пять". И история повторилась!
Его упрямство меня очень забавляло. Всякий раз он был преисполнен энтузиазма и уверял, что в этот раз он готов на все сто, что дома он щелкает как орешки задачки из сборника Сканави, так что в этот раз у нас точно будет пятерка.
Но все заканчивалось тем, что он толкал меня локтем в бок и умоляюще просил:
- Дай списать, а?
А потом добавлял:
- И не говори Наташе, пожа-алуйста!
Наташа решала на пять сама. На то она была и Наташа.
Однажды в столовке Наташа предложила мне свою котлету.
- Почему ты не ешь? - спросила я. - Не очень, конечно, вкусно, но все же лучше, чем с пустым желудком...
- У нас пост, - виновато сказала она. - Мы дали маме честное слово, что выдержим пост...
- О, - я растерялась, - ну это дело... Ладно, как хотите...
Разумеется, я все съела. Три порции, ага. Наташина котлета устроилась в прихожей моего желудка, а Колина втиснулась в кладовку.
На уроке я даже покряхтывала - сидеть было неудобно, организм отчаянно стремился занять горизонтальное положение.
Коля что-то долго искал в портфеле, затем послышалось шуршание фольги, наконец он протянул мне кусок шоколадки:
- Только Наташе ничего не говори!
Я только пожала плечами и безо всякого интереса посмотрела на шоколад.
Потом задала вопрос, которого стеснялась раньше:
- А почему у вас пост?
Коля вздохнул:
- Мама. Ей просто нравится все такое... Когда-то все время палочки вонючие жгла... теперь пост...
- А папа?
- Папа деньги зарабатывает. - Коля как-то помрачнел. - Ты параграф-то выучила?
Интересно, что за вонючие палочки? Но этот вопрос задать я не решилась.
Как-то раз у нас с Наташей получился странный разговор:
- У тебя глаза такие... я прямо завидую...
- Чему? - я искренне удивилась.
- Такие глаза можно назвать "безнадежными карими вишнями"... А мои что? Подмерзшие лужицы? А еще у тебя фигура...
Мои фигура мне решительно не нравилась: при шитье надо было возиться с вытачками, а еще придурки в школьном коридоре так и норовили за грудь схватить, поэтому я не понимала восторга Наташи.
- Ты яркая девушка, - подытожила она. - А я нет...
Я никогда не считала себя яркой. Скорее наоборот.
- Ты прямо создана для того, чтобы стать героиней истории - не то что я... - Она вздохнула. - Мне даже в лифчик положить нечего, какие уж тут страсти...
- Ну, можно ватой набить, как Кристинка... - протянула я. - Ну и одежду можно подобрать...
Но она, как показалось, меня не слушала...
Тогда я просто обняла свою подружку. Грудь все-таки нужна - в нее плакаться удобнее.
Под Новый год мы с мамой вынесли и выбросили ковер. Стена, покрытая старыми, бледно-розовыми обоями, дышала какой-то младенческой свежестью и беззащитностью...
Мы решили оставить все так. Пока.
Перед праздником у мамы на кафедре был банкет, где она довольно сильно напилась.
Пока я помогала ей раздеться, она костерила своих коллег-псевдоученых, а потом, поинтересовавшись, как я провела день, и услышав, что я после уроков ходила в гости к Наташе и Коле, брякнула:
- А ты не влюблена в них, а? В обоих? Чем вы там, кроме уроков, занимаетесь у них дома?
Я вытаращила глаза:
- Ма-а-ма!
- И спросить нельзя! - Мама пьяно качнула головой. - Я же знаю вас, современную молодежь... куда ж без секса? Я ж не осуждаю, мне все равно с кем ты там - с мальчиком, с девочкой, с девочкой даже лучше - внуков мне пока не хочется...
- Ма-а-ма! - Я так и замерла с ее халатом в руках. - Зачем ты все опошляешь?
Мама, подняв брови, смотрела на меня долгим пьяным взглядом.
И вдруг ее затряс приступ смеха, она хохотала и хохотала, до слез. А я стояла, скрестив руки на груди и глядя на нее насупившись, исподлобья.