Галанина Юлия Евгеньевна : другие произведения.

Княженика_5

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Ну вот, мало-помалу "Княженика" добралась до тех мест, из-за которых ее издательская судьба представляется мне такой сложной.:) И любовный роман у нас плавно объединился с фантастикой, то есть, простите, с альтернативной историей. Мы, наконец-то, начнем подбираться и к родословной Ярослава, и к тому непростому времени, в котором ему выпало родиться. А кто сказал, что сказка должна быть простой? А пусть она будет непростой, так ведь интереснее! А поддержать книгу "Княженика" - ведь вряд ли мне дождаться помощи из других мест - можно перечислив средства по следующим реквизитам: Яндекс-деньги: 410011396152876 Киви-кошелек:+79148889453 Карта Сбербанка: 676196000146388542 можно распространить информацию о книге - и это тоже будет поддержка. Я постараюсь выкладывать продолжение один раз в неделю, предположительно по вторникам-средам.
  
  Глава десятая
   УЧЕБНИК
  
  
  Урок русского языка в воскресенье был позорно сорван!
  Не по моей вине, еще чего.
  
  Я честно проснулась за пятнадцать минут до его начала, и даже успела умыться и зубы почистить до того, как Ярослав постучался в дверь. И чайник включила.
  
  Голова спросонья соображала плохо, я никак не могла придумать, чем мы займемся, когда он придет. Одного "Хоббита" уже, наверное, маловато. В одном углу книжного стеллажа у меня были выставлены мои же учебники, оставшиеся от младших классов.
  
  Я вынула сразу стопку, поставила на верстак, чтобы спокойно разобрать, найти что-нибудь подходящее. Тут чайник закипел, и в дверь постучали.
  
  Впустив Ярослава, я сказала:
  
  - Располагайся там, я позавтракаю пока.
  
  - И я от чашки чая со сгущенкой не откажусь, - решил Ярослав (видимо, сгущенка поразила его до глубины души).
  
  По заведенному уже порядку наше занятие началось с растопки Ярославом печки.
  
  А я отнесла ему на верстак чашку с горячим чаем, блюдце, ложку, банку сгущенки и открывашку.
  
  Сама же вернулась на кухню, чтобы спокойно расчесаться.
  
  И вдруг из-за печки донеслись какие-то странные булькающие звуки.
  
  Я чуть чаем не поперхнулась.
  
  Кинулась туда - Ярослав, вольготно развалившись на моем диване перед печкой, в которой весело потрескивали дрова, читал учебник истории России за шестой класс и хохотал, просто заливался.
  
  - Чаем не подавись от радости, - посоветовала мрачно я.
  
  Этот учебник, между прочим, люди писали, старались, а он тут ржет.
  
  - В IX веке в жизни восточных славян все большее значение стала играть торговля, - стал читать вслух Ярослав. - Через заселенные ими земли по Неве, Ладожскому озеру, Волхову, Ловати и Днепру проходил торговый путь "из варяг в греки". Конечном пунктом этого великого водного пути была богатая Византия - место прибыльной торговли. Среди славян стали появляться люди, которые приобретали меха пушных животных, мед и воск у СВОИХ соплеменников, а затем вывозили их на рынки Византии, Хазарии, и даже Багдада.
  
  - Ну и что тут смешного? - удивилась я.
  
  - Так их и пустили на рынки Византии, Хазарии и Багдада, - фыркнул Ярослав.- А как же тогда быть с этим, - и он начал цитировать по памяти что-то явно древнее:
  
  - Мы от рода Рускаго слы и гостье:
  Иворъ солъ Игорев, великаго князя Рускаго,
  и обьчии слы:
  Вуефастъ, Святославль сына Игорева,
  Искусеви, Олгы княгыня,
  Слуды Игоревъ нетии Игоревъ Оулебъ Володиславль, Каницаръ Перъславинъ, Шигобернъ Сфандръ жены Оулебовы,
  Прастенъ Турдуви, Либи Арьфастов, Гримъ Сфирьков,
  Прастенъ Якунъ нетии Игоревъ Кары Тудков, Каршевъ Турдовъ,
  Егри Ерлисковъ, Воистовъ Иковъ, Истръ Яминдовъ, Ятвягъ Гунаревъ, Шибьридъ Алдань, Колъ Клековъ, Стегги Етоновъ, Сфирка, Алвадъ Гудовъ, Фудри Тулбовъ,
  Муторъ Оутинъ купец Адунь, Адолбъ, Ангивладъ, Оулебъ, Фрутанъ, Гомолъ, Куци, Емиг, Турьбрид,
  Фурьстенъ, Бруны Роалъдъ, Гунастръ, Фрастенъ, Инъгелдъ, Турбернъ и другии Турбернъ, Оулебъ Турбенъ, Моны, Руалдъ, Свеньстиръ, Алданъ, Тилии, Апубкарь, Вузелевъ и Синько биричь послании от Игоря великого князя Рускаго и от всее княжье и от всех людии Руское земля и от тех заповедано обновити ветхыи миръ.
  
  
  - И что это? Слы какие-то и нетии. Княжье всякое.
  
  - Слы - это послы, гости - купцы, нетий - племянник. Это наши торговый договор с Византией обновляют, как видишь, славянин на славянине. Разве что Синько бирич еще туда-сюда.
  
  - И не надорвался ты такую прорву народа перечислять?
  
  - А у меня память хорошая. Как у всякого оборотня. У тебя в книжке дальше еще смешнее: "Для охраны своих судов эти купцы (которые волшебным образом выделились из соплеменников) стали нанимать и вооружать специальных людей, которые объединялись в дружины. Во главе дружины стоял князь". Жаль, наши не знают, как они появились благодаря славянским купцам.
  
  - А что не так-то? - все равно не могла до конца понять я.
  
  Тем более, что порхание Ярослава с древнего языка на обычный несколько сбивало. И чего он к учебнику прицепился, мне так он очень даже нравился, я его перечитывала время от времени, картинки рассматривала.
  
  Ярослав посмотрел на меня, как на полоумную.
  
  - Разреши, я еще почитаю, - мягко попросил он.
  
  Ну и ладно. Тоже мне, знаток. Я убрала остальные учебники обратно на стеллаж, пока он еще к чему-нибудь не прицепился.
  
  Понимая, что разлучить сейчас Ярослава и учебник истории все равно не удастся, пошла стирать белые колготки.
  
  Ярослав читал - только страницы шелестели. Время от времени всхрапывал, как застоявшийся конь, пытаясь сдержать рвущийся наружу смех.
  
  - Что-то новенькое нашел? - ядовито спросила я, выстирав колготки и повесив у печки сушиться.
  
  - А как же. Вот слушай: "Основой богатства бояр становилась теперь не дань, собираемая с подвластных земель, и не раздел военной добычи, а эксплуатация, в скобках "присвоение результатов чужого труда".
  
  - И что?
  
  - Алиса! А дань и военная добыча - это что, не присвоение результатов чужого труда, а? По мне - так прямое присвоение.
  
  - Это, наверное, какое-то другое присвоение. Чего ты мне голову морочишь?
  
  - Я тебе голову морочу?! Это ваши книжки вам головы морочат! - вдруг завелся ни с того, ни с сего Ярослав. - Вы же ничего, ничегошеньки не понимаете. Верите в какие-то сказки! Как котята слепые! А считаете при этом себя такими прямо умными, а нас - дикарями.
  
  - Мы? Вас?! - ахнула я. - Мы вас считаем нашими предками, вот!
  
  - Глубокая от нас благодарность. Какие-то дикие у вас представления о своих предках.
  
  - У нас нормальные представления! Целые институты прошлое изучают, что там, по-твоему, дураки сидят?
  
  - Не ведаю, кто там сидит, а только странные у вас какие-то знания о наших временах.
  
  - Это потому что от ваших времен мало что осталось!
  
  - А толку-то! Вы даже то, что осталось, прочитать не можете: в упор ничего не видите, как будто специально притворяетесь.
  
  - Неправда!
  
  - Спорим, докажу?
  
  - Докажи!
  
  - Вот и докажу!
  
  - Давай, давай, доказывай! "Эксплуатация" - это еще ничего не значит.
  
  - Хорошо! - Ярослав так захлопнул учебник, что пыль взвилась. - Ты учила меня вашему русскому языку. И еще вы все потешались, что меня переклинивает на нем. А со следующего раза я тебя буду учить нашему русскому языку.
  
  - "Хоббита" будем на древнеславянском читать? - подхватила я, раздумывая, не хлопнуть ли и мне чем-нибудь.
  
  - "Хоббит" в мое время не был написан. Двенадцатый век, все-таки, по ВАШЕМУ летоисчислению.
  
  - И вы тогда уже писать умели? Круто. Я думала, зарубки только ставили. На березовых поленьях.
  
  Меня уже тоже не на шутку понесло.
  
  - Мы будем читать "Слово о полку Игореве". Я слышал, вы его в школе проходите.
  
  - Уже прошли. Поздно читать, - презрительно сказала я.
  
  - Читать хорошие книги никогда не поздно. Тем более, представляю, что вы там начитали!
  
  - Секундочку! - я почувствовала подвох в словах Ярослава. - А как я узнаю, что ты мне не наврал? Насочиняешь чего-нибудь, а скажет, что так и было, просто до нас не сохранилось.
  
  - Тебе княжеского слова мало?!
  
  - Слова князя или слова княжича?!
  
  - Алиса, ну ты и... - Ярослав запнулся, словно я его ведром холодной воды окатила.
  
  Стало дико стыдно.
  
  И чего мы как два идиота сцепились?
  
  Но ведь обидно!
  
  - Прости...
  
  Я сама не знаю, почему меня это так задело. Я ведь именно этот учебник истории любила, ну, в детстве. Весь его прочитала еще до начала учебного года.
  
  - Давай сделаем так, - Ярослав, слава хоббитам, уже не ехидничал и не задирался. - Я постараюсь собрать то, что дошло до ваших времен. Сохранились ведь крохи. И буду ссылаться в подтверждение своих слов на это собранное, чтобы ты могла проверить.
  
  - Хорошо, - вздохнула я. - Давай так. А я найду что-нибудь современное по "Слову". И без боя не сдамся, вот!
  
  Потому что я тоже упрямая, пусть он не думает.
  
  - В среду, - определил начало сражения Ярослав. - Можно я учебник заберу, отцу покажу?
  
  Ну вот, теперь они там вдвоем над ним смеяться будут...
  
  И даже не верится, что буквально этой ночью, этот же самый человек носил меня на руках! Бедные, мы, женщины...
  
  
  ***
  
  
  Когда Ярослав ушел, меня что-то потянуло на чай со сгущенкой.
  
  Я села прямо на верстак с кружкой в руке и стала рассматривать стеллаж.
  
  Вот далось же ему "Слово"! Очень милое, кстати, произведение, оно мне по литературе больше всего тогда понравилось, и захватывающее, и простым ясным языком написано, не то, что все остальное.
  
  Где-то на полке оно пряталось, среди маминой библиотеки. И даже попадалось, когда я книги из ящика выкладывала.
  
  Интересно, все-таки, как он хотел меня обозвать, но сдержался? Ведьмой, наверное, или стервой. Или нет. Не так, и не так. Я же где-то читала, что "ведьма" в его время значила всего лишь "ведунья", а может не в его время, а может раньше. А "стерва", точнее "стервь", вообще означало падаль, протухший труп, бр-р-р. Так что у меня память тоже ничего, пусть не задается. Наверное, у них там свои какие-то ругательства были, не иначе.
  
  Напившись чаю, я подставила табурет к стеллажу и начала перебирать книги.
  
  Наткнулась на то, что искала, на верхней полке. И вспомнила, почему я это сюда запихнула: там стояла небольшая книжка в мягкой обложке из серии "Литературные памятники". В нее были вложены листы от какой-то книги побольше. Та, видно, развалилась когда-то, а может быть, и я маленькая ее порвала, и мама то, что уцелело, вложила в книгу со "Словом".
  
  Я сняла находку.
  
  Открыла "Литературные памятники", прочла первые строки, и мне стало плохо:
  
  
  - Не л&по ли ны бяшетъ, братие, начяти старыми словесы трудныхъ пов&стий о пълку Игорев&, Игоря Святъславлича?
  
  
  Ничего себе, простой понятный язык! И мы ЭТО будем читать? Блин, оказывается, мы "Слово" в школе в переводе изучали, вот почему оно такое понятное было!
  
  От всего этого у меня голова заболела, но на мое счастье подъехал дядя Гриша - и повез меня к себе домой, чтобы тетя Неля своими глазами увидела, что я жива, здорова, и вообще.
  
  Дядя Гриша сразу обратил внимание на разворошенные книги и на мой взъерошенный вид. И спросил:
  
  - А ученичок-то твой где?
  
  - А я его домой отправила готовиться. Чтобы лучше задания делал.
  
  - Так ему, двоечнику! - бурно обрадовался дядя Гриша, словно это он сам Ярослава с урока за неподготовленное задание выгнал. - Ну, поехали.
  
  Я немного опасалась появляться у дяди с тетей, помня нашу последнюю встречу с дядей Гришей.
  
  Но дорога от Нижнеангарска до Душкачана хоть и недолгая, а все ж таки немаленькая. В тот раз, оказывается, пока дядя Гриша ехал от меня, он поостыл и сообразил, что ежели вот так ворваться в дом на белом коне с шашкою наголо - то первому, кому будет плохо, это ему самому. Анжелика окрысится, начнет бунтовать. Тетя Неля станет пилить, начнет выпытывать, откуда это дядя Гриша знает такие интересные вещи.
  
  А поскольку гестаповский Мюллер по сравнению с тетей Нелей - сущий младенец, он, дядя Гриша, неизбежно расколется и сдаст меня. И когда меня замучают в тетинелиных застенках, тогда уж точно он, дядя Гриша, ничего больше про Анжелику не узнает. А так (это он думает) есть надежда, что я снова когда-нибудь проговорюсь невзначай.
  
  Только я не проговорюсь, вот уж дудки. Пусть сами за своей гламурной маркизой следят.
  
  Но от сердца, честно сказать, отлегло, когда я поняла, что скандал в благородном семействе не состоялся.
  
  Погостить у дяди с тетей мне пришлось недолго. Там стряслась Трагедия.
  
  Мы мирно пили чай с дядей Гришей под бокс по кухонному телику (Анжелика, конечно, давно смылась по своим делам) - и дядя Гриша увлеченно мне объяснял, чем отличается нокдаун от нокаута, и почему Майкл Тайсон в молодости - это голова. И тут домой вернулась тетя Неля. Началось светопредставление.
  
  Как выяснилось, администрация поселка пригласила владельцев бутиков по улице Ленина на собрание по какому-то вопросу. По какому - мы с дядей Гришей так и не поняли, ведь суть крылась совсем не в этом. "Совещание в администрации" - вот были ключевые слова.
  
  Польщенная тетя Неля нарядилась в самое новое и лучшее. Натянула сапоги-ботфорты по бедро, колготки в сеточку, мини-юбку кожаную, лаковую курточку приятного яично-желтого цвета. А поскольку погоды стояли уже не совсем чтобы теплые, голову она украсила привезенным из последней поездки за товаром платиновым паричком. Густо подведенные черным карандашом глаза и ярко-алые губы удачно дополнили образ строгой бизнес-леди.
  
  Чтобы задрипанный дядигришин жигуль не позорил ее перед властью, тетя Неля отправила его (дядю Гришу) проведать "нашу сиротку", а сама не поленилась, вышла загодя на автобусную остановку и села на поселковый автобус, который сначала увез ее в совершенно другой конец поселка, чтобы уж все были в курсе, что она едет на совещание в администрацию.
  
  Сидя в автобусе на самом видном месте, тетя Неля мило здоровалась с многочисленными знакомыми, а на неизбежный вопрос:
  
  - Нель, ты чего сегодня такая красивая?
  небрежно отвечала:
  
  - А-а-а, тут администрация собирает нас, успешных предпринимателей, так прямо с работы и еду, ни поесть с этим бизнесом, ни отдохнуть, одна морока.
  
  И вот когда тетя Неля, увенчанная париком, как короной, расположилась за большим административным столом, на стул напротив плюхнулась ее заклятая конкурентка по бизнесу, владелица заведения "Венеция".
  
  В точно таком же парике!
  
  И целый час они сидели друг напротив друга, мечтая провалиться на месте.
  
  - А ведь эта китайская сволочь уверяла меня, что такой эксклюзивной вещи ближе, чем в Новосибе не найдешь! Что я одна только такая платиновая-а-а... Ненавижу! - рыдала тетя Неля.
  
  Под шумок я тихо слиняла, в душе искренне сочувствуя тете Неле. Ну что же поделать, если поселок маленький и все они в одном месте затариваются, успешные бизнес-леди.
  
  
  ***
  
  Когда вернулась домой, снова взяла книжку со "Словом". Побыстрее пролистнула старый текст, по счастью дальше обнаружились вполне человеческие переводы.
  
  Мне больше других понравилось переложение Николая Заболоцкого:
  
  Не пора ль нам, братия, начать
  О походе Игоревом слово,
  Чтоб старинной речью рассказать
  Про деянья князя удалого?
  А воспеть нам, братия, его -
  В похвалу трудам его и ранам -
  По былинам времени сего,
  Не гоняясь в песне за Бояном.
  Тот Боян, исполнен дивных сил,
  Приступая к вещему напеву,
  Серым волком по полю кружил,
  Как орел, под облаком парил,
  Растекался мыслию по древу.
  Жил он в громе дедовских побед,
  Знал немало подвигов и схваток,
  И на стадо лебедей чуть свет
  Выпускал он соколов десяток.
  И, встречая в воздухе врага,
  Начинали соколы расправу,
  И взлетала лебедь в облака,
  И трубила славу Ярославу.
  Пела древний киевский престол,
  Поединок славила старинный,
  Где Мстислав Редедю заколол
  Перед всей касожскою дружиной,
  И Роману Красному хвалу
  Пела лебедь, падая во мглу.
  Но не десять соколов пускал
  Наш Боян, но, вспомнив дни былые,
  Вещие песты он подымал
  И на струны возлагал живые, -
  Вздрагивали струны, трепетали,
  Сами князь славу рокотали.
  ... http://old-russian.chat.ru/08slovo.htm
  
  
  По-моему, хорошо.
  
  Листочки из неизвестной книги тоже оказались очень ценными - там объяснялось все и про "Слово", и про Игоря, и кто все эти люди, о которых там так запросто говорят. Я стала чувствовать себя куда более подкованной.
  Решила даже выписать оттуда всякие умные мысли, чтобы Ярослав меня так просто с толку не сбил. Пусть не думает себе! У меня тоже материалы будут. Научные, все по-серьезному.
  
  Только работу с материалами пришлось отложить до вторника, потому что в понедельник мы дома у Аленки рисовали стенгазету. (В школе мы с Ярославом старательно делали вид, что такого дня недели как среда вообще не существует в природе. И снова сидели на самом далеком друг от друга расстоянии, которое только возможно на парте.)
  
  Аленка жила на середине поселка, ее зеленый дом стоял у нижней дороги. Он был очень интересный: под одной крышей были и жилые, и хозяйственные постройки: баня, сарай для дров, еще что-то. Не надо было, как у меня, брести к бане по грязи через весь двор, и чисто, и сухо, и дождь за шиворот не льет. За домом был огород, а перед домом - картофельное поле.
  А сам дом смотрел окнами на все четыре стороны света. Поэтому рисовать там было одно удовольствие.
  
  Газету сделали быстро.
  
  Наша роль в ее создание была невеликой: наклеить фотографии на лист ватмана, да художественно разрисовать. А вот Аленке пришлось потрудиться, она делала надписи. У меня бы так ровно и четко никогда бы не получилось!
  
  А потом мы пили чай с печеньем.
  
  Пора было ехать домой, а для этого нужно подняться наверх, на улицу Козлова, к остановке.
  
  Я шла проулком, как меня нагнали, и сзади послышалось радостное:
  
  - Приветик!
  
  Анжеликин Димон стоял и ухмылялся.
  
  - Привет.
  
  - Ты на остановку? Давай, провожу.
  
  - Давай! - расплылась я в улыбке, аж за ушами затрещало. - Как здорово, что нам по пути. Я как раз к дяде с тетей.
  (И Анжелика тебе так обрадуется...) - этого я не стала говорить, сам не дурак.
  
  - Вот черт! - картинно хлопнул себя по лбу Димон. - Совсем забыл, меня же один чел ждет! Ладно, в другой раз. Пока.
  
  - Пока-пока!
  
  В другой раз я еще чего-нибудь придумаю, ага.
  
  Анжелика бы не узнала - хлопот не оберешься. А это ее тоже хорош - кружит надо мной, как стервятник над падалью.
  
  Я поняла, я поняла!
  Стервятник - стервь.
  Падальщик.
  
  
  ***
  
  
  Во вторник, после школы, я быстро сделала необходимые дела и села за листки.
  
  Это была бомба!
  
  Там говорилось, что никакой князь Игорь не хороший, а совсем наоборот. А летописец киевский Игоря выгораживал изо всех сил.
  
  А потом довольно нудно шел расчет похода, прилагались карты, где циркулем очерчивался круг возможного нахождения места битвы, прилагались всякие схемы, шли ссылки на летописи и разные статьи, я не очень все это поняла. Там привлекались уставы кавалерии, и говорилось, что один умный человек обозвал расчеты скорости марша игорева войска, произведенные другим умным человеком "скоростью похоронной процессии", - из чего я сделала вывод, что там копья ломались не на шутку.
  
  В общем, материалы у меня на руках оказались солидные, настоящая научная монография. Жалко только, что не вся.
  
  Но Ярославу она будет не по зубам.
  
  И пусть не задается!
  
  А лучше мой учебник истории за шестой класс вернет.
  
  
  
  
  Глава одиннадцатая
   БИТВА ВЕКА
  
  
  
  
  Ярослав на битву вышел нарядный - любо-дорого посмотреть. В белой рубашке, в темно-синих облегающих джинсах. Рубаха на груди чуть не до пупа расстегнута, золотой знак на груди поблескивает. Красавчик.
  
  Я тоже подготовилась: ресницы накрасила почти так же густо, как тетя Неля на встречу с администрацией. С непривычки было тяжело: моргнешь, и чувствуешь себя, как гоголевский Вий, "поднимите мне веки..." Но я тоже буду при полном параде. Неотразимая такая, вот. Только бы глаз случайно не потереть, не то все размажется.
  
  Мы гордо сели за верстак друг напротив друга.
  
  Ярослав начал методично выкладывать из рюкзака какие-то замшелые книжки.
  
  Я положила перед собой мои драгоценные листки, где красным карандашом было обведено самое главное.
  
  И наступила гробовая тишина.
  
  
  
  Сидели, молчали.
  
  
  
  Потом я решила, что лучшая защита - это нападение и сказала (презрительно):
  
  - Я все знаю. Слушай! - и начала читать с выражением:
  
  
  "Нелегко было Игорю Святославичу, нетерпеливому князю, мечтавшему проложить путь до предгорий Кавказа (поискать града Тмутороканя), признаваться в том, что он хитрил, обманывал, торопился первым поживиться в половецких вежах, пренебрегал воинской осмотрительностью (не внял советам своей разведки, допустил ночную погоню на усталых конях). Он предстал перед русскими людьми не как дерзкий победитель, которому можно было бы простить отдельных промахи, а как беглый пленник, князь сожженной и ограбленной земли, полководец, погубивший всех своих воев и воевод. В таких случаях в древней Руси говорили:
  "Ряд наш так есть: оже ся князь извинить - то в волость, а мужь - у голову!"
  Многие, вероятно, каяли Игоря:
  "... иже погрузи жир во дне Каялы рекы половецкыя, русского злата насыпаша".
  
  Но перед русским народом стояла несравненно более важная задача, чем осуждение одного из неудачников, употребившего свою княжескую власть на безрассудные попытки добыть славу и половецкое золото. В условиях 1185 г. важно было объединить всех русских князей против общего врага, который только казался одно время разбитым, а на самом деле по-прежнему грозен и силен неисчислимыми резервами, прибывающими из глубин Дешт-и-Кыпчак, необъятного половецкого Поля.
  
  Важно было сплотить вокруг Киева как естественного исторического центра обороны не только тех князей, землям которых угрожали половецкие наезды, но, как давние времена Владимира Мономаха, привлечь к обороне и отдаленные русские земли, осудить князей вроде Давыда Смоленского, повернувшего коней назад в момент напряженнейшего наступления. В связи с этим в тех же общенародных целях нужно было примирить общественное мнение с Игорем, показать его неудачу не как возмездие за совершенные грехи, а как несчастье всей Руси, требующее исправления общими силами тех, кому дорога родная земля.
  
  В Киеве в эти дни нашелся гениальный поэт, который смог выразить все эти мысли в такой совершенной форме, сумел так широко посмотреть на общенародные задачи Руси, что его песнь о походе Игоря стала предметом живейшего обсуждения современников и образцом для подражания потомков.
  Легкой дымкой романтики окутал автор несчастливый поход и его неблаговидные цели. Он не кривил душой, он сказал обо всем, но сказал мягко, отвлекая читателей или слушателей в сторону рыцарских заслуг "Ольгова хороброго гнезда".
  
  Вся половецкая степь и злые языческие силы противостояли русичам, далеко залетевшим в глубь степи. Как Гомер, он многое объяснял вмешательством богов, подыскивая оправдания Игорю.
  
  Князю-честолюбцу, которому "спала ум похоти", он противопоставил, быть может, даже несколько гиперболизированную фигуру великого князя Святослава Киевского. Один - несдержанный, хотя и рыцарственный, ищущий личной славы, а другой - грозный и могучий организатор серьезных побед, имевших важное значение для всей Руси. И не случайно, очевидно, автор "Слова о полку Игореве", возвеличивая Святослава Всеволдовича, помянул не победу над Кончаком, которая оказалась полупобедой, а разгром Кобяка и всех его многочисленных орд.
  
  "Слово о полку Игореве", главной частью которого было "златое слово" Святослава Всеволдовича, вероятно, было сложено и исполнялось в Киеве при дворе великого князя по случаю приема необычного гостя, нуждавшегося во всеобщей поддержке, - князя Игоря, только что вернувшегося из половецкого плена.
  
  Все части поэмы, несмотря на их кажущуюся пестроту, логически связаны в одно целое и подчинены единому замыслу - воздействовать всеми средствами на свою взыскательную и, вероятно, разномыслящую аудиторию. Если поэма исполнялась впервые при дворе великого князя по случаю пребывания в Киеве Игоря, приехавшего просить серьезной помощи для восстановления нарушенного им равновесия, то можно думать, что слушателями "Слова" были многие князья или представленные при великокняжеском дворе их бояре.
  
  В запеве и первых разделах певец коротко воспевает те печальные события, которые все уже хорошо известны, может быть, из рассказов самого Игоря. Здесь задача автора состоит в смягчении вины инициатора похода. Подробности опущены. Автор не занимается оправданием Игоря, а очень умно окружает события поэтическими красотами, стремясь в то же время показать фатальную неизбежность трагического конца. Несколько горьких слов в адрес Игоря все же сказано, но это сделано не от лица самого автора, а от лица введенных в поэму немцев и венецианцев, греков и мораван, которые одновременно прославляют Святослава за разгром Кобяка".
  
  
  Язык у меня уже заплетался, пришлось остановиться на секундочку, но потом я упрямо продолжила!
  
  
  "Далее идет главная часть, ради которой все и было написано, - "златое слово" Святослава, своими доблестными делами подтвердившего свое право возглавлять общерусские военные силы. Контуры этой части поэмы могли формироваться несколько ранее, когда русские силы противостояли наступавшему Кончаку и вышли на высокий берег Днепра от устья Стугны до устья Роси. Тогда Святослав действительно обращался ко многим князьям, и многие "помощи" пришли "постоять за землю русскую". Тогда же на этих киевских высотах выявилось и другое - что князья не ладят между собой, что иные из них норовят уклониться от общего похода ("но розно им хоботы пашуть...")
  
  Потребность призыва к единству, возникшая в середине лета 1185 г., оставалась и в конце этого лета, когда происходила встреча Игоря со Святославом. Некоторые адресаты "златого слова" могли находиться тут же, в чертогах великого князя, от имени которого автор обращался и к прославленным монархам, широко известным в Европе, и к мелким, но суверенным князьям. Такие князья, как Рюрик Ростиславич и Ярослав Всеволодич, вполне могли быть в числе первых слушателей поэмы, так как судьбы Южной Руси и формы помощи Игорю не могли быть решены без их участия и эти князья могли быть тогда гостями Святослава Всеволодича.
  
  Сила поэтического вдохновения, глубокая мудрость и понимание общенародных задач прекрасно дополняли обычные дипломатические документы и речи послов, с которыми Святослав мог обратиться к самостоятельным феодальным властителям Руси. В списках или устной передаче крылатые слова поэмы должны были быстро облететь десятки городов, и это в особенности относится к личным обращениям к поименованным в "златом слове" князьям.
  
  Итак, "златое слово" - это облеченное в поэтическую форму дипломатическое обращение великого князя с просьбой оказать помощь Игорю, т.е. прямой ответ на главный вопрос гостя - просителя.
  
  Автору поэмы нужно было дополнительно убеждать свою аудиторию в опасности усобиц, княжеских раздоров и использовании половцев в качестве кондотьеров.
   Следующий раздел посвящен историческим ссылкам на события XI в. Не подлежит сомнению, что автор рассчитывал на очень знающих слушателей, которые с полуслова понимали его намеки, хорошо знали исторических лиц и события столетней давности. Поэт был чужд придворного раболепства и в интересах объективности и большой общенародной патриотической идеи смело выступил в этом разделе против Олега Святославича, приходившегося родным дедом главным героям "Слова" (Святославу Киевскому, Игорю и Всеволоду). Зато "великого и грозного" Святослава поэт приравнял к самому великому Владимиру Мономаху.
  
  После смелых и ярких исторических экскурсов, говоривших о судьбах всей Руси, поэт снова вернул внимание своих слушателей к делам текущих дней, к судьбе своего сегодняшнего героя - Игоря.
  Осенью 1185 г. Судьбы Руси воплощались в Игоре и его беззащитном княжестве.
   Многое зависело от того, получит ли помощь провинившийся князь, пошлют ли на юго-восток взамен погибших путивлян и курян другие князья своих воев, или несчастная Северщина будет оставаться распахнутыми воротами враждебного Поля? Сойдутся ли к Киеву Галицкие или суздальские войска оборонять Русь и наступать на степняков?
  
  И вот для того, чтобы вернуть слушателей из далекой старины к современности, чтобы несколько ослабить их естественную антипатию к Игорю, автор вводит в поэму бессмертные строки о муже и жене, разделенных многоверстной чужой степью. Жена томится неизвестностью в пограничном городе, она выходит на крепостные стены и, как Андромаха, молит богов спасти ее мужа в далекой стране. А слушатели знают, хорошо знают, что этот город вскоре оказался в кольце половецких войск, что его заборола, где плакала Ярославна, пылали в огне, и это усиливает драматизм положения героини.
  
  Поэт переносит слушателей на другой конец степи: там князь-пленник совершает дерзкий побег, на коне и пешком, каждую минуту рискуя быть окруженным погоней, он ускользает от разъяренных Кончака и Гзака и находит ту единственную дорогу, которая укрыла, уберегла его и позволила увидеть родную землю. Своей смелостью Игорь как бы склонил судьбу снова на свою сторону.
  
  Заканчивая, певец как бы напутствует Игоря, спускающегося с киевских гор, и провозглашает славу ему и здравицу тем князьям и воинам, которые защищают русский народ от "поганых полков". Снова конкретное, относящее к князю Игорю, сплетено с общим, общерусским, подчинено ему.
  
  На исполнение "Слова о полку Игореве" певцу потребовалось времени, вероятно, всего около часа, но сколько высказано мыслей, сколько вкраплено драгоценных поэтических образов, сколько широких полотен нарисовано гениальным художником!"
  
  
  
  Уф, у меня язык в трубочку завернулся, пока я это все продекламировала...
  
  А Ярослав где-то с середины моей, ну, то есть не моей, пламенной речи, очень обидно смеялся. Обидно - потому что он делал это не на показ, чтобы меня уесть, нет, ему, и правда, было очень смешно.
  
  Похоже, присоединятся мои листки к учебнику истории...
  
  - Сильная вещь, - заметил, подавив смех, Ярослав, - я буквально рыдал вместе с автором, так глубоко проникшем в суть "Слова". Маленькое уточнение для начала можно?
  
  - Попробуй.
  
  - Если бы "Слово", как нас тут уверяют, исполнялось бы при киевском дворе, при князьях, песнетворцев бы забили сразу насмерть.
  
  - Почему песнетворцев?!
  
  - Потому что "Слово" исполняли два человека, вы даже этого не знаете? Один начинал, другой подхватывал, потом снова вступал первый - и так далее.
  
  - Почему?
  
  - Алиса, ты мне сейчас вслух читала этот странный бред и у тебя, заметь, дыхания-то не хватало, а ведь он куда короче "Слова".
  
  - Почему сразу "странный"?!
  
  - Алиса, я не знаю, кто этот человек. Скорее всего, он очень умный. И для вашего времени - многое знающий. С этим я не спорю. Но одно я могу тебе сказать точно: плевать он хотел на "Слово о полку Игореве". Оно ему нужно только для того, чтобы свои думы подкрепить, подпереть им свой забор. Оно для него всего лишь средство - а не цель. А тебя он пытается уверить, что цель. Пользуясь тем, что он знает больше, чем ты. И это странно, - потому что не может человек, вроде бы так тщательно прочитавший и "Слово", и летописи - просто так взять и поставить все с ног на голову, совсем не замечая того, что уж он-то должен был отметить в первую очередь.
  
  Ярослав ухмыльнулся совершенно по-волчьи:
  
  - Но "Слово" и не такое опровергало, потому оно и было создано. И до ваших дней дошло.
  
  - Я тебя не понимаю! - взмолилась я. - Где там ложь? По-моему, все по полочкам разложено, что да почему.
  
  - По полочкам мы еще разложим. А пока расскажи мне, как ты, Алиса, запомнила "Слово"? Что ты запомнила?
  
  - Ну-у-у... Князь Игорь едет в поход, ногу сунул в злат стремень. Солнце тьмою путь им загородило. А они все равно. Див на дереве сидит, орет благим матом. Русская земля за холмом. У наших щиты красные, лисицы на щиты брешут. Девок половецких поймали. А половцы наших окружили. Битва. Буй-Тур золотым шлемом сверкает, бьет всех вокруг. А наших все равно победили. Игорь в плену. Див с дерева свалился, половцы понеслись по Русской земле, как дикая стая. Ярославна на стене плачет, а великий грозный Святослав - в Киеве. Князей созывают. Игорь из плена бежит, страны счастливы, грады веселы, девицы поют. Ура!
  
  - А в твоих бумажках что сказано? Кто хороший, а кто плохой?
  
  - Святослав Киевский - хороший. Владимир Глебович - тот вообще первый герой "Слова о полку Игореве".
  
  - А еще там сказано, - подхватил ехидно Ярослав, - что главный заказчик "Слова" великий киевский князь Святослав, так? А Игорь - жалкий неудачник, которого все кругом презирают, и вообще нужен только для того, чтобы показать, как плохо бывает на Руси, когда "нетерпеливый князь, полководец, погубивший всех своих воев и воевод", попадает в плен.
  
  Вот ведь зараза, все запомнил! Оборотень.
  
  - Ну, сказано. Ну и что?
  
  - А то, что странно как-то этот заказ выполнен, не находишь? О главном радетеле земли Русской, первом богатыре - одна строчка: "Володимир под ранами, туга и тоска сыну Глебову". Заказчику тоже место как-то скупо отведено: мутный сон увидел, поплакал, попенял князьям, что не слушаются. Они как не слушались, так и продолжают. Зато презренному неудачнику, чья роль в нашей истории быть живым олицетворением позора - каких только теплых слов не нашлось. Он и свет светлый, и солнце померкнувшее, и храбрый Святславлич, и Русской земле плохо без него, как телу без головы, не меньше, и грады ему рады, и девицы от счастья поют. А истинному герою ни одного слова доброго не досталось, забавно, правда? Как-то криво выполнен, этот киевский заказ. Кто за такой платить будет, а?
  
  - А может, это только я так плохо, неправильно запомнила, - слабо отбивалась я. - А нормальные люди все сразу понимают, так, как в моих бумагах написано.
  
  - Вот нормальные-то, как ты говоришь, люди, Алиса, такие как ты - которым ничего от "Слова" не надо, которые просто его читают - они как раз все правильно и понимают. Давай начнем с самого начала.
  
  Ярослав разложил свои книги на верстаке. Получилась внушительная линия.
  
  - Ты знаешь, что историю пишут победители?
  
  Заскрипела дверь - я оглянулась. В избу ввалился, посапывая, как медведь, дядя Гриша с пакетом. Посапывая - наверное, оборотня учуял.
  
  Увидел нас - вдвоем - сидящих за верстаком, напрягся.
  
  - Алиска, я тебе рыбы привез, - буркнул он недружелюбно. (Чтобы Ярослав не думал тут, что рыба для него). - Вы чего сейчас спорили, на улице аж слыхать?
  
  Ну вот, а мы даже не заметили, как дядигришина водовозка подъехала.
  
  - Реферат готовим. По истории. Про Древнюю Русь, - объяснила я.
  
  - Присаживайтесь, Григорий Иванович, - радушно пригласил Ярослав. - Может быть, вам тоже интересно будет.
  
  Дядя Гриша скривился, но любопытство все-таки пересилило (опять же, тете Неле будет что рассказать).
  
  - Щас, рыбу только в морозилку кину, - решил таки послушать дядя Гриша.
  
  Он высыпал из пакета в эмалированную белую миску лоснящиеся серебристые тушки, чтобы сейчас можно было приготовить, а оставшееся убрал.
  
  Прихватил с кухни табурет и сел за верстак рядом со мной.
  
  - Вот вы согласны, Григорий Иванович, что историю пишут победители? - продолжал упорно гнуть свою линию Ярослав.
  
  "А я знаю?!" - было написано на дяде Грише большими буквами, но вслух он осторожно сказал:
  
  - Ну, предположим, - и взял одну из книжек, принесенных Ярославом (а на ней было написано: "Древняя русская литература. Учебное пособие для педагогических институтов"), - и хмыкнул.
  
  - Глубоко, значит, копаете...
  
  - Стараемся, Григорий Иванович, - подтвердил почтительно Ярослав. - Именно потому, что историю пишут победившие, а не проигравшие, от древних времен до ва... до наших дней дошло так мало. Летописи безжалостно переделывались победителями, те, что были не в их пользу - уничтожались.
  
  - Не, ну я понимаю, когда не понравившееся в печке сжигали, но зачем переделывать? Это ж труд-то какой.
  
  - Чтобы потом ссылаться на них, обосновывая свои грязные дела не только грубой силой, но и освященным веками правом, - любезно объяснил нам Ярослав.
  
  Но дядю Гришу на мякине-то было не провести!
  
  - Ты того, - строго сказал он, подняв палец, - пример приведи.
  
  - Самый известный пример, - зашуршал страницами Ярослав, - это "Повесть временных лет", лицованная-перелицованная на сто рядов. А создали ее, поскольку предшествующие летописи, такие, например, как Никоновская летопись, или Начальный свод - не устраивали Мономаха и Мономашичей.
  Ярослав поднял глаза от своих книг, осмотрел нас с дядей, видимо, сделал соответствующие выводы о наших умственных способностях - и что-то там у себя в голове скорректировал. Потянулся за моим учебником истории шестого класса, открыл его на странице сорок шесть.
  
  Я прямо почувствовала, как расслабился дядя Гриша, увидел более-менее знакомую вещь.
  
  - Так вы ведь это уже давно прошли! - с облегчением сказал он, обращаясь больше ко мне, чем к Ярославу. - А сейчас чего заново мусолите?
  
  - Так ведь ЕГЭ ж грядет, дядь Гриш! - простонала я, чуть не заламывая руки. - Вот и заставляют повторять пройденное. Забыли уже все с шестого класса.
  
  - Только детей зазря мучают! - подтвердил дядя Гриша, с интересом рассматривая в учебнике картинку, изображающую новгородское вече.
  
  Ярослав вежливо подождал, пока мы наговоримся, а потом продолжил:
  
  - В 6562 году от сотворения мира умер великий киевский князь Ярослав Мудрый. Чтобы не было распрей и котор, он еще при жизни велел своим потомкам слушаться старшего в роде, который и садится на великий киевский стол. И велел им, потомкам, в пределы братьев не соваться, и из городов не выгонять.
  
  Это вся Русь знала, поэтому исправить было нельзя. Но Мономах и Мономашичи нашли способ. Владимир Мономах, сын Всеволода, в обход всех старших князей сел на киевском столе. А потом, после него, точно также сел сын его Мстислав, ущемив права дядей. И чтобы оправдать захват власти, они заказали монахам новый летописный свод, который теперь называется "Повестью временных лет". Переписанный в свою пользу. Помнишь, Алиса, мы говорили о киевских заказах?
  
  Я кивнула.
  
  - Так вот смотри, как выглядит п р а в и л ь н о выполненный заказ.
  
  Ярослав опять зарылся в книгу.
  
  - Старая запись о смерти Ярослава Мудрого звучала так:
  
   "...и тако раздѣли городъı . заповѣдавъ имъ . не преступати предѣла братнѧ . ни сгонити рекь . Изѧславу аще кто хощеть . ѡбидити своєго брата. но ты помогаи єгоже ѡбидѧть . и тако нарѧди сн҃ы своӕ . пребывати в любви
  
  Ӕрославу же приспѣ конѣць житьӕ . и предасть . дш҃ю свою . мс̑ца февралѧ вь . к҃ . в суботу . а҃ . нед̑ . поста вь ст҃го Федора . дн҃ь .
  
  и плакашесѧ по немь людьє . и принесъше и положиша и в рацѣ мороморѧнѣ. вь цр҃кви ст҃ѣи Софьӕ .
  житъ же всѣхъ лѣтъ Ӕрославъ . . о҃ . и . s҃.'
  
  
  То есть:
  И так разделил города, заповедав им, (то есть сыновьям своим), не преступать пределов братовых владений, из городов друг друга не выгонять. Изяславу же сказал: если кто захочет обидеть своего брата, то ты помогай тому, кого обидят, и так урядил сынов своих жить друг с другом в любви. Ярославу настал конец жизни и отдал душу он в феврале месяце, в двадцатый день в субботу первой недели поста святого Федора. И плакались по нему люди, и, принеся, положили в мраморный гроб в церкви святой Софии. Жил же Ярослав всех лет семьдесят и шесть.
  
  А вот как переписали это место в пользу Мономашичей:
  
  ". и тако нарѧди сн҃ы своӕ . пребывати в любви".
  
  - Дальше идет вставка:
  
  "самому же болну сущю . и пришед҃шю єму к Вышегороду . разболѣсѧ вемли Изѧславу тогда в Туровѣ кнѧзѧщю а Ст҃ославу вь Вододимирѣ. а Всеволодъ(это отец Владимира Мономаха) тогда оу (во) ѡц҃а бѣ бо любимъ ѡц҃мь . паче всеӕ братьӕ. єгоже имѧше оу себе" - конец вставки.
  
  То есть все сыновья сидели, кто где, только Всеволод был при отце, и отец любил его больше всех остальных.
  Дальше идут строки о том, что жизни Ярослава настал конец, и опять вклинивается вставка:
  
  
  "Всеволодъ же. спрѧта тѣло ѡц҃а своєго. вьзложивъ на сани и повезоша Кыєву . поповѣ по ѡбычаю пѣсни . пѣвше."
  
  
  Тут и Всеволод отмечен, и себя монахи не забыли, все оказались причастными к такому важному делу. Всеволод хоронил, на погребальные сани возлагал, а попы отпевали.
  
  Потом идет предложение, как люди положили Ярослава в мраморный гроб в святой Софии, и снова приписано:
  
  "и плакасѧ по немь Всеволодъ и люд̑є вси ",
  
  чтобы Всеволод мог быть в первых рядах.
  
  Только концы плохо спрятали и людей, которые уже плакали, из предыдущей строки не убрали, исполнители у них были старательные, но одной старательности мало, тут ведь кропотливый труд требуется, а делали быстро, нагло. И в иных летописях остались записи о том, что Изяслав там тоже был, ни в каком ни в Турове, и хоронил он отца, а Всеволода держал на подхвате.
  Но и так - дело было сделано, и заказчик остался доволен.
  
  Ведь потом Мономашичи, как только речь заходила о том, что нарушен лествичный ряд и младшие вперед старших нагло лезут, начинали листать летопись и важно тыкать в это место, дескать, вот, Всеволод был любимее всей остальной братии, и отца хоронил, и поэтому право имеет, и все его потомки тоже.
  
  Ярослав умолк.
  
  Паузой воспользовался дядя Гриша, успевший полистать учебник и туда, и сюда, зависнуть на картинке "Поединок богатыря Добрыни Никитича со змеем", и поколупать пальцем с обкусанным ногтем выбоину в верстаке.
  
  - Хорошо тут с вами, но пора мне, - решительно поднялся он. - Алиска, калитку за мной запри.
  
  Смысла в запирании калитки не было никакого - при желании, можно было легким движением уронить кусок ветхого забора рядом с запертой калиткой и беспрепятственно просочиться на территорию.
  
  Но, оказывается, это был только предлог: когда мы вышли на улицу, бдительный дядя Гриша сказал:
  
  - А чего это у него крест помятый на груди? Может, он сатанист какой - ты, Алиса, смотри мне! Чуть что - звони, я ему из винтаря быстро мозги вправлю, враз юным ленинцем станет.
  
  - Дядя Гриша! - взвыла я. - Это не крест, а птичка. Родители подарили. И что его теперь, за это из дома поганой метлой гнать? Вы сами видите - историю человек любит. Не поленился же в библиотеку сходить, книжек всяких ветхих набрать. Ему же, бедолаге, и поговорить-то об этом не с кем, он же странный, сами знаете, от него все одноклассники шарахаются. А видите, как он вам радуется? Уважает. Другому бы кому ничего бы не рассказал! А перед вами соловьем разливался. Так, глядишь, реферат и сделаем. Оценку хорошую заработаем.
  
  - Не, ну так-то интересно было, - признал неохотно дядя Гриша, - только запутано, у меня от этих "имяше" и "повезоша" чуть не зачесалось все. Но повезло, что без стихов. Рыбу долго не держи, готовь. Заседанию свою историческую сворачивайте потихоньку. Пока.
  
  Дядя Гриша убедился, что калитку я заперла, и только тогда уехал.
  
  Я вернулась в дом.
  
  - Перерыв! Давай омуля поджарим, дядя Гриша волнуется, как бы рыба не пропала.
  
  - Я его не убедил? - спросил Ярослав.
  
  - Не знаю, - честно сказала я. - Может быть, если ты напишешь это все в виде реферата, который мы якобы делаем и принесешь ему, как тогда тетрадь - он побольше заинтересуется.
  
  - Издеваешься? - вздохнул Ярослав. - Конечно же, не напишу.
  
  - Странно это как-то. Ведь язык-то у тебя подвешен - будь здоров. Ты и ту речь знаешь, и нашу быстренько выучил.
  
  - Это свойство оборотня, - спокойно объяснил Ярослав. - Именно так мы к власти и приходим. Оборотень быстро встраивается в новое общество и берет оттуда все, что требуется для выживания. Но с письменным языком так легко не получается, как с устным. Слишком много отличий, нужно время, чтобы перестроиться.
  
  Он подтянул поближе к себе мои листки, с которых я так выразительно читала, перевернул последний и прямо на нем написал:
  
  1. А се тружахъсѧ ловъı дѣӕ ..
  2. Вотъ какъ я трудился на ловахъ.
  3. А вот как я трудился, охотясь.
  
  
  И пояснил:
  
  - Первая надпись - в книгах моего детства. Вторая - в книжках юности. Третья - сего времени.
  
  - Что это?
  
  - А, кусок из "Поучения Мономаха", вспомнил просто, раз к слову пришлось. Но если здесь я еще помню, где что как пишется, то в тексте чуть сложнее у меня все времена слипнуться, не расклеишь. Я себя обязательно где-нибудь выдам. Уж лучше по-французски.
  
  - Но теперь же я помогать буду!
  
  - Я должен научиться сам. Мне здесь жить, - твердо сказал Ярослав. - Так что давай лучше рыбу почищу.
  
  - В белой рубашке?
  
  - Рубашку и снять недолго.
  
  - Дядя Гриша твой знак увидел, насторожился, - заметила я, бросая взгляд на золотую подвеску.
  
  - Боюсь, мало насторожился, - ухмыльнулся Ярослав, бросая белую рубашку на верстак.
  
  Смотреть на него было приятно. Тугие мускулы под слегка загорелой кожей... Джинсы темно-синего, глубокого цвета подчеркивали золотистый загар.
  
  Я подумала, подумала - и накинула на дверь крючок.
  
  А то вдруг дядя Гриша вернется или тетя Неля нагрянет: мало того, что вопреки прямому дядигришиному указанию Ярослав никуда не ушел, так он еще и полуголый тут рассекает.
  Точнее, нож точит.
  
  За окном уже смеркалось, я плотно задернула шторы. Включила свет. Печка почти протопилась, пора было закрывать задвижку.
  
  Ярослав наточил кухонный нож и начал чистить рыбу, потрошить ее.
  
  Я достала муку, масло растительное.
  
  Сковороду поставила на плитку.
  
  Подсоленные кусочки омулями мы обваливали в муке и выкладывали в раскаленное на сковороде масло. Они сразу начинали урчать и трещать, масло изредка плевалось жгучими искрами.
  
  Рыба была свежая, только что пойманная, явно браконьерская.
  
  Как-то дядя Гриша папе с мамой рассказывал, что в конце августа омуль в Байкале подходит "на лопатки" - отмели около устья Верхней Ангары и Кичеры.
  И с двадцатого августа начинается запрет на вылов рыбы, потому что в сентябре, когда наступают холода, омуль поднимается по рекам вверх, идет на нерест. Наступает омулёвка. Везде стоят кордоны рыбинспекции. Простых рыбаков рыбинспекторы потрошат почем зря - штрафы за вылов рыбы огромные, могут и в тюрьму упечь. А большие люди сами потрошат рыбинспекцию. Например, на время арестовывают инспектора на том участке, где нужно порыбачить. А потом ночами идут грузовые машины с рыбой. У кого нет власти провести Камаз через кордоны, тот улов закапывает в ямы: уже холодно, особенно ночами, рыба не портится. А там и снег землю покрывает.
  Когда омулёвка официально заканчивается и кордоны убирают, за рыбой возвращаются. Выкапывают и увозят. Но частенько медведи успевают разгрести ямы раньше, а за ними, зная о медвежьих повадках - рыбинспекторы.
  Так что постоянно идет маленькая локальная война не только с арестованными, но и с убитыми и ранеными. Одного из начальников рыбинспекции несколько лет назад на той стороне Байкала застрелили. Вот. А еще в это время люди, участвующие в омулёвке, пьют все, что горит, и трахают все, что движется, или врут, что трахают все, что движется. (Это дядя Гриша потом папе без мамы добавил, а я слышала.)
  
  
  Ярослав с интересом слушал мой рассказ.
  - Обычное дело, - подвел он скупой итог.
  
  И мы съели жареную рыбу, невзирая на ее сомнительное происхождение.
  
  После чего перемирие закончилось, и Древняя Русь снова надвинулась на меня всеми своими "тако" и "тружахъся".
  
  
  ***
  
  
  Сытый Ярослав надел белую рубашку и принялся за дело с удвоенными силами.
  
  Только к "Слову о полку Игореве" мы даже не подобрались.
  
  Разговор пока пошел о другом. Я вспомнила, как он рассказывал про изменение записи о смерти Ярослава Мудрого, и спросила, точнее, даже не спросила, а сказал утвердительно:
  
  - Ты не Мономашич. Так?
  
  - Так, - подтвердил Ярослав.
  
  - Ты не Мономашич. А кто?
  
  - Ольгович. Знаешь, кто это?
  
  - Не-а, - беззаботно сказала я. - Но если Мономашичи писали историю, значит, они победители?
  
  - Да. Ольговичи проиграли. На маленьком отрезке времени. На большом - и Мономашичи не выиграли, время сожрало всех. И лучше так проиграть, как Ольговичи, чем так выродится, как Мономашичи.
  
  - Как?
  
  - Потом объясню.
  
  - Ты все потом обещаешь! - обиделась я. - Обещал все по полочкам разложить - и где? Смерть Ярослава Мудрого приплел.
  
  - Алиса! - возмутился Ярослав. - Я тебе попытался показать, как выглядит заказ, политический заказ. Именно так была заказана и выполнена "Повесть временных лет". Что-то убрано из старых летописей, что-то вставлено. А "Слово о полку Игореве" было создано, потому что молчать дальше не было никаких сил! О чем оно? Что в твоих бумажках написано?
  
  - Ну... О патриотизме там, - зашуршала теперь я бумажками, злясь, что он сам их сначала перевернул и исписал разными непроизносимыми словами, а теперь ответ требует, - оно о э-э-э..., черт, о решении общенародных задач, о сплочении русских земель, и вообще вон тот лист отдай!
  
  - Ага, щас, - это Ярослав не о листе, это он о моем ответе так ехидно завернул, - "Слово о полку Игореве" говорит о вероломстве, о предательстве, о лжи. О коварстве. О трусости. О подлости. О слабости тех, кто требует, чтобы их называли сильными. И о настоящем мужестве, настоящей силе. О том, что лучше иметь искреннего противника, чем лукавого родственника. Оно о нас, оборотнях. Что ты знаешь об оборотном ряде?
  
  - Ничего я не знаю об оборотном ряде! - не менее ехидно ответила я. - Кто я такая, чтобы что-то знать об оборотном ряде? Откуда я о нем могу узнать?
  
  - А как же твой любимый учебник, который ты так горячо защищала? - Ярослав потряс учебником шестого класса. - Даже в нем следы остались.
  
  - Покажи где!
  
  - Открывай раздел "Образование Древнерусского государства", - сунул учебник мне под нос Ярослав.
  
  Ну и открою. Тоже мне.
  
  - Пожалуйста!
  
  - А теперь листай до страницы тридцать три, где карта. Видишь, там стрелочками обозначены военные походы княжеских дружин? По-вашему, это девятый и десятый века.
  
  - Ну, вижу. И что?
  
  - А теперь листай до страницы пятьдесят два, там уже Русь в одиннадцатом и двенадцатом веках. Чувствуешь разницу?
  
  Если верить карте, то раньше древнерусские князья шарашились где только не попадя. И на севере, где Новгород и Ладога, и на юге ходили в Константинополь, и на востоке Волжскую Булгарию потрошили, и по Волге сплавлялись, и по Кавказу носились - красными стрелочками, как заячьими следами, было испещрено всё. ВСЁ! А карта следующих двух веков была куда скромнее, стрелочки все больше на запад показывали, до Берестья, Владимира и Перемышля.
  
  - А давай я тебя не буду спрашивать, что это значит, а? - попросила я. - Давай ты сам расскажешь.
  
  - А то и значит, - Ярослав отлистал учебник обратно, на начало Руси. - Когда Рюрик по зову послов пришел со своей дружиной в Ладогу, то пригласили его княжить потому, что знали - это сильный вождь, способный навести порядок. А сила его заключалась в том, что он был оборотнем. И это все знали. Потому и позвали. Или не позвали, а сам пришел, а позднее появились записи, что позвали. Тогда очень многие воины обладали оборотным даром, но побеждал тот, у кого он был мощнее. Отголоски этого есть не только в твоем учебнике, в скандинавских сагах они тоже сохранились.
  
  - Вы и в саги попали?
  
  - Не мы. Сильные оборотни ушли раньше. На юг. На восток и на запад. На севере, когда складывались саги, остались только слабые. Те, кто не мог быть правителем, а больше действовал поодиночке, либо небольшими стаями. "Berserkr" - "медвежья шкура", то есть "некто в медвежьей шкуре, воплотившийся в медведя", "ulfhedhinn"- соответственно, "волчья шкура". Их возможности оборачиваться были ограничены, перевоплощения - строго в один звериный облик. Их тоже боялись и уважали, но боялись больше, чем уважали. Они собой плохо управляли, звериное начало в них очень часто подавляло человеческое. А когда пришло христианство, их истребили, как одержимых бесовскими силами.
  
  - Почему? Они же все равно были сильнее соплеменников?
  
  - Они были силой, но не были властью. Не были правителями. Соплеменники их использовали, но держали поодаль - никогда нельзя было знать наверняка, в какой миг берсеркра накроет боевое безумие. Ими сложно было управлять. И когда появилась новая сила, принесенная новой религией, медвежьи и волчьи шкуры стали лишними, стали опасными. Их обрекли на уничтожение. А те, кто уцелел, стал вести жизнь изгоя, а не уважаемого члена общины, - Ярослав рассказывал обстоятельно, но спокойно, не так горячо, как о "Слове". - У сильных оборотней была другая судьба. Ты что же думаешь, все эти львы, волки, медведи в средневековых гербах Европы - это так, милые украшения?
  
  - Конечно! - возмутилась я. - Хочешь сказать, и тут ваши следы?
  
  - Разумеется. Я же тебе уже сказал, что кто-то ушел на запад, а кто-то на восток и на юг.
  
  - Хорошо. Допустим. На севере остались неудачники. Успешные оборотни увели свои стаи в более благоприятные места. Стали там основателями королевских и княжеских родов. В своих звериных обликах пробрались на гербы. Но почему они были успешные? Что их отличало от своих не таких удачливых собратьев?
  
  - Кровь, - коротко ответил Ярослав.
  
  И объяснил:
  
  - Вождь-оборотень отличался от обычного берсеркра тем, что мог не только легко оборачиваться в кого хотел, но и был способен проделывать все это не один, а вместе с дружиной. Ведь дружинники с вождем связаны обрядом подбратимства. У них одна кровь на всех - они ее смешивают при обряде, рана к ране. И тогда они практически непобедимы. Но это у сильного вождя. Слабый так не может. Они просто сбиваются в стаи, каждый сам себе вожак. Почитай хотя бы Плиния Старшего, Тацита. Или Исидора Севильского, где он про песьеголовых рассказывает.
  
  - Спасибо, - очень ровно сказала я, - обязательно почитаю...
  
  Лучше я ему этого Исидора Севильского потом припомню, а сейчас пусть продолжает рассказывать, уж больно все как-то хитро завернулось.
  
  - А потом?
  
  - А потом Рюрик построил Новгород. И умер. А Олег Вещий захватил Киев. Хитростью захватил, как истинный оборотень.
  
  - А-а, - обрадовалась я, что тут и без Исидора Севильского кое-что знаю. - Этот: "Как ныне сбирается вещий Олег отмстить неразумным хозарам"? "Как вдруг прибежали седые волхвы, к тому же разя перегаром" ?
  
  - Этот-этот. Рюрик - значит сокол. Это было его любимое обличье. Игорь Рюрикович как оборотень был пожиже предка. Да и умом тому изрядно уступал. Зато сын его Святослав стоял вровень с дедом Рюриком, оборотный дар у него был огромный. А если князь - сильный оборотень, как я уже тебе говорил, то и дружина ему под стать. И тогда для них нет преград, летят соколы на все стороны света. Вот и громил Святослав и хазар, и болгар, и булгар. И даже в твоем учебнике написано: "Мрачный и свирепый, он презирал любые удобства, спал под открытым небом и вместо подушки клал под голову седло. На поле боя он дрался с яростной жестокостью, рыча, как зверь, а его воины издавали дикий пугающий вой", страница тридцать два.
  
  - Ну ладно, пусть рычал, - согласилась я. - Но оборотный ряд-то где? Тот, с которого мы начали? И, кстати, что такое "ряд"?
  
  - Ряд - это, по-вашему, что-то вроде договора. Ну, когда договариваются о чем-то и устанавливают порядок. Судят и рядят, - объяснил Ярослав и добавил: - До оборотного ряда мы сейчас доберемся, потому что его заключили при сыне Святослава Владимире.
  
  - Который Русь крестил? - вспомнила я.
  
  - Да.
  
  - Который тоже оборотень? Несмотря на то, что святой и все такое?
  
  - Ну а как же?! - удивился Ярослав. - Все князья в то время были оборотнями. Все, без исключения. Потому что правили Рюриковичи. По нашему правили, по семейному. Ярополк убил Олега, Владимир заманил в ловушку и убил Ярополка, остался единственным из детей Святослава. Обманул нанятых для войны с братьями варягов, выгнал без оплаты. Прилюдно поимел, то есть я хочу сказать, взял в жены Рогнеду после убийства ее отца и братьев.
  
  - Такой плохой?
  
  - Почему плохой? - снова удивился Ярослав. - Скорее, наоборот. Хороший был князь, правильный. Дружину любил. Пиры устраивал для бояр, для гридей, для сотских, для десятских и для лучших мужей. Развозил в телегах по Киеву хлеб, рыбу и мясо, мед и квас для больных и слабых. Не человек, а сплошной праздник. Вот Владимир-то и заключил первый оборотный ряд, когда пустил на Русь византийское православие.
  
  - А зачем ему, кстати, понадобилось православие? Разве может оборотень быть христианином? Пример ваших северных родственников ничему его не научил? Он не боялся, что вот так же истребят?
  
  - Алиса! Владимир - правил. И диктовал правила игры. И вообще, где написано, что оборотень не может быть христианином, а?
  
  - Но ведь ты сам говорил, что христианство с медвежьими шкурами боролось нещадно! Их язычники любили, шаманы там всякие, волхвы. Эти, как их, друиды.
  
  - С медвежьими шкурами оно боролось, а с князьями-соколами предпочитало договориться, - сказал Ярослав и добавил: - Поначалу. Вот ты спрашиваешь, зачем Владимиру православие понадобилось - а ведь это тоже сила. Древняя, могучая. Даже к тому времени почти тысячу лет за плечами имеющая. Сила управляющая душами людей. А у князя - сила другая, военная.
  
  - Ну и правил бы своей военной силой.
  
  - Для управления большой страной ее стало маловато. Завоевать ведь проще, чем удержать. Ну прошелся князь огнем и мечом по чужой земле, этих вырезал, тех запугал. Дань наложил. Увел войска - они снова поднялись. Снова надо усмирять. А церковь действует мягче. Если она пришла, уже не уходит. Стоят храмы, они объединяют общины прихожан, пастыри пасут души, как овец. У священников свои владыки: игумены, епископы, митрополиты, патриархи. У них - грамота. При церквях ребятишек учат учению книжному. В монастырях книги хранят. И пишут там же. Те же летописи. Владимиру нужны были союзники. Нужна была объединяющая всех - и полянина, и древлянина, и северянина, и словенина, и чудина, - вера. И Византии крещеная Русь тоже была нужна. Поэтому они договорились, что Владимир сам крестится, крестит Русь, оставаясь оборотнем, как его отец, как его дед и прадед. Это и был первый оборотный ряд.
  
  - Их было несколько?! - уже устала удивляться я.
  
  - Да. Греки - народ коварный и лукавый, - ухмыльнулся Ярослав. - Они при заключении договора, как всегда кое-что не упомянули.
  
  И замолчал.
  
  - Предполагается, что должна спросить "о чем они умолчали"? - кисло осведомилась я.
  
  - Спроси, - попросил Ярослав. - Мне будет приятно.
  
  - Ладно. О чем умолчали коварные греки? - покорно спросила я.
  
  - О последствиях для оборотного дара, - довольно ответил Ярослав. - Владимир думал, что к одной своей силе прибавит еще одну, а на деле сила силу давит. И они, эти силы, начали нещадно бодаться. Он очень быстро увидел последствия: детям от язычницы Рогнеды, рожденным до крещения Руси, дар передался, а младшим сыновьям, святым мученикам Борису и Глебу - нет. И это было только начало.
  
  ...Осенние дни короткие.
  
  За окном уже было беспросветно темно. Время пролетело совсем незаметно...
  Ярослав засобирался домой. Принесенные книги он оставил на верстаке, а главное, ко мне вернулся мой учебник.
  
  Я откинула крючок на двери, выпустила Ярослава, вышла на крыльцо, чтобы проводить его.
  
  Ярослав спустился на несколько ступенек, остановился и повернулся ко мне.
  
  В кои-то веки мы были одного роста и я даже повыше!
  
  Куртка скрыла белизну рубашки, он словно растворялся в вечерней темноте. Но теплый свет из окошка падал на крыльцо, освещал его лицо сбоку, золотил пряди.
  
  Я вспомнила, что мы ведь еще не уточнили кое-что, очень важное, - и спросила:
  
  - А на что мы спорим-то?
  
  Видели бы вы его лицо в этот момент! Глаза так и сверкнули.
  
  - На поцелуи конечно, - небрежно-небрежно сказал Ярослав, развернулся, шагнул с крыльца, оборотился большим черным псом, в один прыжок перенесся через мой ветхий забор и растаял в синей мгле.
  
  Когда зашла в дом, у меня щеки горели. Не знаю отчего, от холода, от смущения или негодования.
  
  А еще греков коварными обзывал!
  
  А КАК мы спорим на поцелуи?!
  
  КТО КОГО первый целует? Победитель проигравшего или проигравший победителя?!
  
  Если победитель, так это, мне бы теперь сдаться побыстрее... Я же не умею по-настоящему...
  
  А вдруг, если кто-то выиграет - тогда будут поцелуи, а если другой - тогда их не будет? О нет... Не может быть!
  
  Разволновалась, в глаз рукой залезла, всю тушь размазала, как и боялась.
  Пришлось идти, в раковине смывать боевую раскраску.
  
  А потом я взяла свой родной учебник истории, забралась на нары за печкой и начала его перечитывать, чтобы успокоиться.
  
  Он такой хороший, интересный и спокойный. Там все есть. И самое главное, без всяких оборотней. И зря Ярослав над ним смеялся. Его послушать - так волосы на голове от ужаса зашевелятся, не предки, а сплошные убийцы, насильники и вообще ненормальные.
  
  Я нашла тот параграф, с которого начался наш спор, и поняла, что Ярослав обвел меня вокруг пальца:
  
  Когда он читал про славянских купцов (и хохотал при этом!) - там говорилось о временах куда более ранних, чем времена князя Игоря, чей торговый договор он процитировал. Игорь - это уже десятый век, на столетие позже. А откуда Рюриковичам знать, что было у славян, когда ими, Рюриковичами еще и не пахло? Сказать-то что угодно можно!
  
  Сделав это открытие и почувствовав себя куда уверенней, я раздумала быстро сдаваться. Может быть, условия нашего спора состоят в том, что побежденный целует победителя?
  
  И вообще. Полистав учебник, я поняла, что пока мы от святого Владимира доберемся до похода Игоря, пройдет, вообще-то, почти два столетия... Это ж от 988 года до 1185!
  
  А может быть, наш спор можно разбить на несколько промежуточных этапов, в которых определять победителей? Тогда поцелуев будет больше...
  
  Засунув учебник под подушку, я слезла с нар и подошла к верстаку.
  Посмотрела книги, которые Ярослав оставил. Он принес:
  "Полное собрание русских летописей", первые два тома;
  Учебник по древнерусской литературе для пед.вузов;
  "Историю государства российского" В. И. Татищева, второй и третий том.
  Книги были старые, еще двадцатого века. Лежали, наверное, в библиотеке, никому не нужные. Я сложила их стопочкой. Учебник для педвузов раскрыла, нашла "Слово о полку Игореве", снова попыталась прочесть первые строчки.
  
  
  Не лѣпо ли ны бяшетъ, братие,
  начяти старыми словесы
  трудныхъ повѣстий о пълку Игоревѣ,
   Игоря Святъславлича?
  Начати же ся тъй пѣсни
  по былинамъ сего времени,
  А не по замышлению Бояню.
  
  
  Бр-р-р... А вот интересно, как это вообще - целоваться по-взрослому? А что при этом люди чувствуют? Анжелика вот точно умеет, но она мне не скажет.
  
  А почему, когда я начинаю об этом думать, у меня мурашки по спине бегут?
  Так надо или это я такая странная? Ярослав притворяется, что уверен, или он боится так же как я? А ему правда хочется со мной целоваться? Или он меня дразнит?
  
  Как это все сложно! Не буду об этом думать, вот.
  
  Поддержать книгу "Княженика" можно перечислив помощь:
  Яндекс-деньги: 410011396152876
  Киви-кошелек:+79148889453
  Карта Сбербанка: 676196000146388542
  можно распространить информацию о книге - и это тоже будет поддержка.
  С уважением, Галанина Юлия.
  
  
  Глава двенадцатая
  ОДНО СЕМЕЙСТВО
  
  
  Продолжение следует...
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"