Галимов Брячеслав Иванович : другие произведения.

Рассказы 1990-х

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Эти рассказы были написаны в 1990-е годы. В них нет высокой политики, это обыкновенные житейские истории, многие из которых произошли на глазах автора или случились с кем-нибудь из его знакомых.

Рассказы 1990-х

   Эти рассказы были написаны в 1990-е годы. В них нет высокой политики, это обыкновенные житейские истории, многие из которых произошли на глазах автора или случились с кем-нибудь из его знакомых.
  

Адаптация к маркетингу

  
   В июне окончилась морока со школой. Явившись на экзамены и промучившись положенное время над билетами, в которых он ничего не смыслил, Леха получил свои законные тройки, и ему выдали аттестат, свидетельствующий о его зрелости.
   Отвязавшись от ненавистной школы, Леха мог теперь делать что угодно. Жизнь была полна соблазнов: шикарных автомобилей, дорогих кабаков и отпадных девчонок. Оставалось только заработать бабки - и можно было оттягиваться до посинения. Среди местной братвы Леха имел корешей. Они давно обзавелись крутыми тачками и жили припеваючи. Леха собирался приткнуться к ним, но случился облом: его мать, напуганная частой гибелью кого-нибудь братвы, заставила сына дать твердое слово, что он не пойдет к ним в подельники. Батя Лехи давно загнулся от пьянства, и мать крутилась одна. Леху она никогда не доставала, и он ее уважал.
   Промыкавшись пару недель в поисках работы, Леха понял, что в их городишке никому не нужны молодые парни, имеющие за душой лишь свидетельство о среднем образовании. Дело пахло керосином, и Леха даже засомневался - не нарушить ли данное матери слово? Однако, недаром друзья считали Леху везунчиком. В начале июля, попивая мерзкое дешевое пиво у палатки на автобусной станции, он увидел Пузыря, которого знал еще с детского сада. Пузырь вылез из автобуса, страдая от духоты и жажды, и бросился к коммерческому магазинчику, откуда вышел с коробкой дорогого баночного пива.
   Леха оставил недопитое пойло забулдыге, слонявшемуся у палатки, и направился к Пузырю.
   - Здорово, Пузырь! Где пропадал?
   - А, Леха! Привет! Ты как тут?
   - Да вот, заскочил пивка попить, - Леха махнул рукой в сторону палатки.
   - Фу, эту бурду с большого бодуна и то пить не станешь!
   - На лучшее бабок нет.
   - Ну, какие проблемы! Я угощаю! Посидим, поговорим. Я просто таю от этой долбаной жары, - сказал Пузырь, вытирая пот с круглой красной физиономии.
   Через час около скамейки, на которой сидели Леха и Пузырь, стояло несколько пустых пивных банок, и Пузырь уже знал обо всех Лехиных трудностях.
   - Ну, браток, ты даешь! - говорил он Лехе. - В нашем дерьмовом городишке ты можешь вкалывать, как проклятый, но даже на баланду себе не заработаешь. Если только к братве пойти... Но там стремно, в натуре. Сегодня ты король, а завтра или прибьют, или на нары сядешь.
   Леха затосковал.
   - А чего делать? - спросил он, уверенный почему-то, что Пузырь знает ответ.
   Пузырь не спеша вытащил очередную сигарету и прикурил. Насладившись чувством собственного превосходства, он наставительно произнес:
   - Подавайся-ка, браток, в Москву!
   - В Москву? - недоверчиво переспросил Леха.
   - В Москву! - с чувством воскликнул Пузырь. - Москва, брат, всех примет, как мать родная.
   - Да кому я там нужен, в Москве-то?
   - Салага! В Москву сейчас столько толковых парней понаехало! Ого-го-го, какие делишки проворачивают! В Москве теперь столько крутизны, что и в Штатах не снилось!
   - Ну, а я кому там нужен? - повторил Леха.
   - А хотя бы мне!
   - Тебе?
   - А что ты думаешь! Я, между прочим, кое-какой торговлишкой промышляю. Мне надежный человек в помощники сгодился бы.
   Леха все сомневался:
   - Я не торговал никогда...
   - А я раньше торговал? В прошлом году, как училище закончил, таким же был зеленым салагой, как ты. На фабрику хотел идти трудиться за шиш с маслом в перспективе. Нашлись, слава богу, добрые люди, вразумили. Быка помнишь? Через него я и раскрутился. До крутизны мне, конечно, далеко, но на днях тачку покупаю.
   - Ну?!
   - Вот тебе и "ну", баранки гну! - передразнил Леху Пузырь. - Для начала "восьмерку" присмотрел, а там видно будет.
   Леха призадумался. После двухнедельных мытарств особенно кобениться не пристало.
   - А чего делать надо будет?
   - Сперва на рынке постоишь с товаром. Приглядишься. Поймешь, что к чему. Потом решим, на что ты сгодишься.
   - Сколько платить станешь?
   - А на сколько наторгуешь, от того и получишь, - хихикнул Пузырь. - Не бойся, с голоду не помрешь.
   - Ну, а жить где?
   - Ты, Леха, такой обстоятельный, прямо как прокурор. Сказано тебе, не боись! Я в Москве хату снимаю, там и будем жить. Что, согласен?
   Леха кивнул.
   - Значит, в воскресенье к девяти вечера подваливай сюда. В двадцать один тридцать идет автобус на Москву. Переночуем у меня на хате, а утром я тебя на место определю.
   - Ладно, - Леха пожал Пузырю руку и пошел домой.
   Мать Лехи очень обрадовалась, когда он пересказал ей разговор с Пузырем. Она знала, что в родном городе Леха пропадет.
   - Дай бог ему здоровья, приятелю твоему, - приговаривала мать, собирая для сына вещи.

***

   Хата у Пузыря была дрянная. Он снимал квартиру в гнилой "хрущобе", на первом этаже около вонючего мусоропровода. Квартиру сдавали какие-то алкаши, запустившие свое жилье до полного безобразия. Пузырь слегка подремонтировал квартиру, но мебели в ней не было. Спал Пузырь на раскладушке, а для Лехи он расстелил матрац на полу.
   Увидев жуткое убожество жилища, Леха приуныл. На его вопрос о причинах столь мерзкого проживания, Пузырь резонно ответил:
   - Хата не моя, на кой ляд мне ее обустраивать? Зато дешево. Да я здесь почти не бываю - вечером приезжаю, утром уезжаю.
   Леха вздохнул, но делать нечего, надо было как-то перекантоваться. После полубессонной ночи в обществе тараканов и жирных крыс он начал свой путь к вершинам маркетинга. Пузырь поставил Леху торговать на лоток на площади у выхода из метро. Торговля оказалась делом тяжелым, полным различных казусов. Прежде всего, выяснилось, что в расположении торговых точек существует своя строгая иерархия, в которой Леха занимал одно из низших мест. В результате он очутился в дальнем углу площади, на задворках рынка. Другим неприятным моментом была жесткая конкуренция. Новичку, не имеющему постоянных покупателей, не умеющему показать товар лицом, приходилось туго в неумолимой конкурентной борьбе. Кроме того, рынок находился под строгим контролем одной местной группировки, которая регулировала решительно все вопросы, особенно следила за ценообразованием и аккуратно собирала подати с торговцев. Рынком не брезговали и представители официальных государственных структур. Работники правоохранительных органов и различных инспекций чувствовали себя здесь, как дома. Во избежание неприятностей с ними следовало дружить.
   Итог первого торгового дня был для него плачевным. Прибыль была мизерной, к тому же Леха обсчитался, отдавая сдачу одному из покупателей, и Пузырь вычел из лехиного вознаграждения эти деньги. От длительного стояния за прилавком у Лехи болели ноги и спина, ночью ему снились кошмары и непрерывно мелькали лица покупателей. Если бы его положение не было таким финишным, он бы бросил торговлю. Но хочешь жить, умей вертеться, и Леха стал приноравливаться.
   Через несколько дней он понял конъюнктуру рынка. В двух словах она была такова: надо было крепко дать по морде - фигурально, а если надо, и буквально - конкурентам, занявшим удобные рыночные ниши. У Пузыря явно не хватало для этого сил и средств, значит, следовало найти надежных союзников на основе взаимной выгоды. И тут удача, без которой невозможен никакой бизнес, снова пришла к Лехе. Как-то вечером на хату к Пузырю позвонил Бык. Он приходился Пузырю родственником, тем не менее, звонок пребывавшего в авторитете Быка малозначительному Пузырю был знаменательным и редким событием. А Леха был дома один, Пузырь оттягивался в каком-то кабаке. Леха понял, что такой случай упускать нельзя.
   Сообщив Быку об отсутствии Пузыря, Леха почтительно напомнил о себе. Бык, находившийся в добром расположении духа, вспомнил земляка.
   - А, помню, - сказал он. - Ты ведь, у автобусной станции жил?
   - Да.
   - Сейчас чем занимаешься?
   - Работаю у Пузыря. Торгую у метро.
   - На жизнь хватает?
   - В общем, хватает. Конечно, заработки не те, что у других, которые с корешами из братвы связаны. А уж у той братвы, что рынок пасет, вот доход, так доход!
   Это была чистой воды провокация. Леха знал, что рынок раньше контролировался Быком, но тот, занявшись более крутыми делами, доверил его одной из подчиненных ему группировок. Ребята из нее отстегивали Быку регулярные взносы, но за его спиной проворачивали свои делишки и даже слегка потеснили Быка в тех направлениях, которые он не собирался выпускать из рук.
   Как и рассчитывал Леха, Бык болезненно отреагировал на информацию о больших доходах своих обнаглевших подопечных. После секундной паузы Бык спросил:
   - И что, много гребут?
   - Еще как! А что им: я слышал, они расширяться собираются. Хвалились, что скоро весь район под ними будет.
   - Шустрые парнишки, - неопределенно сказал Бык.
   - Оборотистые! Я много чего про них слыхал.
   - Ну, а как там наша родная дыра? Я давно дома не был, - перевел Бык разговор на другую тему.
   Леха начал было рассказывать, но Бык внезапно прервал его:
   - Послушай, браток, мне сейчас особенно-то некогда. А вот давай завтра встретимся, посидим в хорошем месте, потолкуем. В восемь вечера будь дома, я позвоню.
   Тон Быка был решительным, не терпящим никаких возражений, да Леха и не собирался возражать.
   На следующий день он встретился с Быком и рассказал ему много интересного. Сами по себе эти сведения не были для Быка новостью, но о многих деталях он все же не знал. Леха, естественно, тоже не располагал полной информацией: он безбожно привирал, когда не мог дать точного ответа. Бык, давно собиравшийся поставить наглецов на место, разъярился не на шутку. В ближайшие же дни застрелили несколько бойких ребят из группы, контролировавшей рынок. Остальные согласились на сделку с Быком и уступили ему во всем.
   Леха по праву занял первое место на рынке. Дела пошли в гору, но большую часть дохода по-прежнему присваивал Пузырь, как учредитель фирмы и владелец первоначального капитала. Это здорово доставало Леху. По правде говоря, Пузырь плохо освоил рыночную концепцию, а его скаредность мешала бизнесу. Без расхода нет дохода - вот этого Пузырь никак не хотел понять. Во имя интересов дела он должен был уйти.

***

   Поговорив с Быком, Леха заручился его поддержкой. Бык интересы дела ставил выше личных, поэтому легко согласился отдать Пузыря. Чтобы тот не слишком рыпался, ему решили предложить возглавить небольшой филиал торговой компании в родном городишке.
   В один прекрасный весенний вечер Леха завел разговор с Пузырем. Пузырь настолько сильно возомнил о себе, что Лехины слова стали для него громом средь ясного неба.
   Сперва Пузырь начал качать права:
   - Ах, ты, такой-разэтакий! - кричал он на Леху. - Я тебя из дерьма вытащил, а ты меня топишь, падла! Вспомни, кем ты был, сука паршивая! Да без меня ты бы до сих пор сопли жевал!
   Леха терпеливо слушал всю эту бодяру. Распаленный злобой Пузырь попытался даже приложить Леху по физиономии, но Леха легко отбросил его назад.
   - Сиди, не дергайся! Пойми, чудило, тебя не на свалку выбрасывают. Будешь потихоньку приторговывать. Крыша у тебя надежная - уважать станут. Бабки будут капать; кабаки, девочки - все твое. Тачку немецкую купишь. Здесь ты ноль, а там величина. Что лучше?
   Пузырь, однако, никак не мог понять разумность Лехиных доводов. Ему казалось, что его несправедливо обошли.
   - А я сейчас позвоню Быку. Пусть он рассудит!
   Леха улыбнулся. Все-таки Пузырь как был дурак, так дураком и помрет. Ослина ушастый, не понимает, что такой разговор без ведома Быка вообще бы не состоялся!
   - Бык в курсе. Он одобрил, - сказал Леха снисходительно.
   И только теперь до Пузыря дошло, и он сник. После долгого молчания Пузырь махнул рукой:
   - А, едрить его конем! Змей ты, Леха, - ну да, хрен с тобой! Что же, крутись теперь ты здесь. Посмотрим, чего накрутишь...
   Так Леха взял дело в свои руки. Под крышей Быка он за год сильно раскрутился. Убогую хату Пузыря Леха вспоминал теперь как страшный сон. У Лехи была уже куплена в рассрочку квартира на юго-западе Москвы, - не роскошная, но жить можно.
   Понимая, что с Быком ему не тягаться, Леха не рвался на вершину, но и своего не упускал. Однажды у них с Быком состоялась примечательная беседа. Бык проверял дела Лехиной фирмы и остался доволен.
   - Знаешь, браток, а отдам-ка я тебе всю нашу торговлю в Москве.
   - Справлюсь ли?
   - Справишься. Ты - парнишка умный, не смотри, что молодой. Но помни, рыпнешься против меня или мухлевать начнешь - задавлю. Чтобы все было чисто.
   Леха кивнул.
   - И вот еще что. Наведи цивиль. Пора отучаться от дикости. Мы теперь по большому счету основы общества, блин! У тебя образования не больше моего, так ты привлекай умников ученых. На инофирмы ориентируйся. Наш президент прав: надо, чтоб нас уважали, а не анекдоты про нас травили!
   После этого разговора Леха еще больше зауважал Быка. Что ни говори, а тот время нынешнее понимал!..
   Несмотря на занятость, Леха нашел время съездить в родной город. Мать плакала, глядя на располневшего гладкого сына.
   - Ты, что, мать? - бурчал Леха.
   - Лешенька, а тебя не убьют? Сейчас вон сколько таких убивают...
   - Каких "таких"?.. А потом, у меня прикрытие надежное. А надо будет, и охрану найму.
   - А если тебя посадят? - не унималась плакать мать.
   - Да кто меня посадит, что ты? Я сам могу кого хочешь посадить! - прихвастнул Леха.
   Но мать, как женщина старой закалки отчего-то не верила в прочность Лехиного благополучия и продолжала рыдать.
   Зато городские власти были в восторге от Лехиного посещения. От своего имени и от имени Быка он пожертвовал некоторые денежные суммы на восстановление храма св. Варсонофия и на строительство интерната для детей-сирот. И, кроме того, Леха вчистую уволил главу местного филиала компании Пузыря, который порядком надоел местным властям безобразными пьянками и дебошами.
   Обласканный теплым приемом, Леха возвращался в Москву в радужном настроении. В полудремоте ему мерещились блестящие внешнеэкономические перспективы, продажа редких металлов за границу, оффшорные фирмы, а потом вилла где-нибудь на островах...
   При выезде из города машину сильно тряхнуло, шофер выругался, и Леха очнулся.
   "Вот отсюда началась моя дорога в люди", - подумал он, глядя на автобусную станцию. На той же скамейке, на которой сидели три года назад Леха с Пузырем, сидел молодой парнишка и пил пойло из пивной палатки.
   "Совсем как я когда-то", - умилился Леха. Он смотрел в заднее стекло, пока автобусная станция не скрылась из виду.
   "Дай, Бог, ему удачи! Может, и он человеком станет", - Леха вздохнул и снова задремал.
  

Семейная пристань

  
   Проявив чудеса изворотливости и изобретательности, Анжела смогла поступить в колледж на отделение "Помощник менеджера по продажам". Честно говоря, она никогда не хотела работать в торговле, но это была та ступень, с которой можно было шагнуть в мир, полный красивых вещей, элегантных нарядов и изысканного времяпровождения. О существовании этого мира Анжела знала давно: девочкой она с замиранием сердца перелистывала яркие страницы глянцевых журналов и мечтала о том времени, когда у нее будут все те прекрасные вещицы, от одного вида которых сладко ныло в груди.
   Ее папа-шофер хотел, чтобы дочь получила высшее образование и работала в солидном научном заведении. Однако времена, когда наука была в чести, закончились; наступила новая эра. Коммерция и коммерсанты определяли теперь качество жизни, и работа в торговле открывала перед Анжелой блистательные перспективы в смысле выгодных знакомств.
   Она была весьма симпатична. У нее были стройная фигура, миловидное личико с большими темными глазами и пленительная манера поведения. К тому же ее головка была совсем не так пуста, как головы многих молодых красавиц. Хоть Анжела и не понимала разницы между синусом и косинусом, но великолепно разбиралась в обыденных житейских ситуациях и сразу чувствовала, разговаривая с мужчиной, что он за человек и какой к нему нужен подход.
   Такой товар долго не залеживается. Не проработав и года после окончания колледжа, Анжела уже могла выбирать - кого из многочисленных поклонников осчастливить своей мечтой о красивой жизни. Для начала ее устраивал необходимый набор жизненных благ, составление которого не привело бы к неприятным последствиям вроде конфискации имущества. После непродолжительных, но основательных раздумий Анжела сделала свой выбор.
   Благоухающим весенним вечером она сидела на открытой веранде популярного московского кафе со своим избранником. Его звали Евгением, но Анжела называла его Жеником и произносила это имя так, что у молодого человека покалывало сердце. Понятно, он был без ума от нее. В тот вечер он, наконец, решился предложить ей руку и сердце - вместе с квартирой, машиной, дачей и денежными доходами. Анжела давно уже ждала, когда он решится на этот шаг, однако сделала вид, что его предложение - полная неожиданность для неё. Смутившись, поправив волосы и вздохнув, она выдержала паузу ценой в вечность и чуть слышно произнесла:
   - Да.
   - Да... Ты согласна?! - вскричал Женик, не веря своим ушам.
   Анжела томно опустила ресницы. Женик робко приблизился к ней и поцеловал. Вообще-то, она и раньше позволяла целовать себя своим ухажерам, а с одним из них, в котором после разочаровалась, едва не потеряла девственность, но сейчас она повела себя так, как будто это был первый поцелуй в её жизни. Женик пришёл в полный восторг.
   Можно было переходить к практическим вопросам. Нежно, но твердо отклонив попытки Женика продолжать поцелуи, Анжела спросила:
   - А где мы будем жить?
   - У меня двухкомнатная квартира. Помнишь, ты заходила ко мне с подругой зимой?
   Анжела наморщила лоб, будто припоминая (на самом деле, она помнила обстановку и планировку квартиры в деталях).
   - Ах, да! Но знаешь, Женик, у тебя надо сделать ремонт.
   Женик несколько удивился.
   - Я в прошлом году делал, когда въезжал. Я свою однушку обменял с доплатой на эту двушку. Такой сарай был! Я, как въехал, сразу ремонт сделал.
   - Но, Женик, сейчас по-другому квартиры отделывают. Хочешь, я тебе журналы принесу, посмотришь?
   - Да... Но... - промямлил Женик.
   Анжела немного отстранилась и настороженно посмотрела на него. Обидно, если она ошиблась, а впрочем, большой беды нет, - мелькнуло у неё в голове. Но зверь совсем не хотел вырваться из капкана.
   - Хорошо. Сделаем ещё один ремонт. Ты права, надо жить по-человечески.
   В награду за эти слова Женик получил невыразимо прелестный взгляд.
   - А когда отремонтируем, можно и свадьбу сыграть. Здесь я все беру на себя. Ладно, солнышко? - сказала Анжела.
   От восторга Женик не мог говорить и только радостно закивал.
   Начались предсвадебные хлопоты. Сбережения Женика быстро растаяли, когда он делал ремонт квартиры, а свадьба, которую играли в зеркальном зале "Праги", съела его последние накопления. Но невеста была несравненно хороша, и все её многочисленные друзья, подруги и родственники в один голос говорили, что она достойна и большего. Правда, мама Анжелы заплакала оттого, что большая часть дорогих продуктов пропала зря, а папа-шофер был просто шокирован суммой расходов, которые понес жених.
   На следующий день молодые уехали в двухнедельное свадебное путешествие в Италию. Чтобы оплатить эту поездку, Женик влез в долги. Он рассчитывал было на деньги, подаренные гостями, но Анжела имела на них свои виды. Вернувшись из свадебного путешествия, она изложила мужу план ближайших действий:
   - Прежде всего нам надо приодеться. Это просто ужас, в чем мы ходим. Скоро зима, а у нас нет приличных зимних вещей. Потом нужно подумать о мебели. Даже обидно, Женик, квартира такая классная, а обстановка плохая, старая.
   Анжела тяжело вздохнула. Женик помрачнел, прикидывая, во сколько все это встанет.
   - Заинька, - робко пролепетал он, - может, немного обождем? Я еще с долгами не рассчитался. А весной, наверняка, детские вещи надо будет покупать...
   Анжела прервала его со слезами на глазах:
   - Какие детские вещи? Мы сами-то ещё не устроились! Я не хочу жить в нищете, и тем более плодить нищету! Пока мы молодые, хочется пожить красиво... Когда молодость пройдет, поздно будет!
   Она заплакала, и Женик сразу сдал позиции.
   - Ну, Анжелюсик, ну, милая, не плачь, пожалуйста! Ну, ты права, права! Я и не возражаю. Делай, как знаешь. Ты права.
   Помучив его еще немного своими горькими слезами, Анжела смилостивилась.
   Руководство семейным бюджетом отныне сосредоточилось в ее руках, и скоро расходы семьи приняли угрожающие размеры. Женик сражался за пополнение семейной казны отчаянно, но его дела шли хуже и хуже. Незадолго до годовщины свадьбы он уже находился на грани полного разорения и вынужден был отказать жене в кредите. Анжела немедленно приняла контрмеры: перестала разговаривать с мужем и лишила его радостей интимной близости. Когда Женик созрел для серьезного разговора, она поставил перед ним ультиматум:
   - Я думала, ты - настоящий мужик. Иначе я не вышла бы за тебя. А ты ничего не можешь добиться в жизни! Если ты не способен содержать семью, какой ты мужчина? Я многого не требую, хочу жить, как все. Посмотри, многие мои подруги лучше нас живут! А ты еще о детях заикался! Какие могут быть дети, когда ты даже меня одну обеспечить не можешь?
   Женик был полностью побежден.
   - Хорошо, я все сделаю для тебя. Ты знаешь, как я тебя люблю, - с мрачной решимостью сказал он.
   - Не для меня, а для нас! Не надо говорить так, будто это все только мне нужно.
   - Для нас, - покорно повторил Женик. - Я все сделаю.
   И он переступил криминальную черту в бизнесе. Люди, с которыми он связался, могли дать ему очень большие деньги, но для этого он должен был провернуть кое-какие делишки, не поощряемые законом. Получив крупный аванс, Женик не смог, однако, довести дело до конца. Его фирма прогорела, и он остался должен изрядную сумму. После неоднократных напоминаний о долге, Женика пристрелили в его собственной машине. Бог знает, каким образом ему удалось отвести долговые обязательства от жены.
   Так, после полутора лет замужества Анжела осталась вдовой, но получила квартиру, машину и дачу, которую сумела выгодно продать. Первый шаг к счастливой жизни вышел не совсем удачным, но он был сделан.

***

   Гибель Женика, как ни странно, подняла престиж Анжелы среди коммерсантов, знакомых с ее покойным мужем. И холостые и женатые приятели Женика спешили выразить его вдове свое сочувствие. Скоро всех соболезнователей оттеснил на второй план некто Георгий Автандилович, с которым при жизни Женика Анжела едва была знакома. Грузинские корни Георгия Автандиловича в свое время были успешно пересажены в русскую почву и отлично в ней прижились. Георгию еще не исполнилось тридцати пяти лет, но он уже возглавлял коммерческий банк, занимавший старинный особняк в центре Москвы недалеко от памятника князю Юрию Долгорукому. Банк производил все валютные операции и располагал сетью обменных пунктов - понятно, что Георгий Автандилович был весьма влиятельным и богатым человеком. Но его личная жизнь как-то не сложилась, он развелся с первой женой, а потом и со второй.
   Основательность Георгия Автандиловича определенно нравилась Анжеле, но, к сожалению, у него имелись и некоторые недостатки. Во-первых, он был крив на один глаз, что, в общем, было не так уж страшно: сколько великих людей смотрело на мир одним глазом! Второе хуже - Георгий, мягко говоря, страдал избыточным весом, а попросту - был невероятно жирен. Он прятал свое толстое тело в хитроумные заморские костюмы, скрадывающие полноту, но его телеса все равно выпирали наружу и производили отталкивающее впечатление. Поэтому Анжела в течение нескольких месяцев уходила от прямого объяснения с ним, что, впрочем, только усиливало его влечение к Анжеле. Однако страдать от безответной любви Георгий Автандилович не привык и потихоньку начал раздражаться. Анжела поняла, что медлить больше нельзя.
   В начале мая он привез ее в свой любимый ресторан, славившийся респектабельностью, хорошей кухней и надежной охраной. В нем Георгий чувствовал себя особенно уверенно, и Анжела поняла, что решительный момент настал.
   Больше всего ее мучило любопытство - она не знала, как делают предложение банкиры. Оказалось - ничего особенного: Георгий сначала говорил о каких-то пустяках, потом выдавил:
   - Вы - необыкновенная женщина, Анжела! Я был женат, но таких чувств никогда ещё не испытывал. Вы мне нравитесь, - нет, не так: я вас люблю! Выходите за меня замуж.
   Чутье подсказывало Анжеле, что сразу же ответить согласием нельзя. Это будет несолидно и снизит впечатление. Она помолчала и сказала:
   - Вы мне тоже нравитесь, Георгий. Но я не могу сейчас вам ответить. Понимаете, еще года не прошло, как я похоронила мужа... И ваше предложение - оно такое неожиданное.
   Георгий понимающе закивал.
   "Боже, какие мужчины идиоты!" - подумала Анжела, а вслух сказала:
   - Я должна решиться. Дайте мне время.
   - Когда же мне ждать ответа?
   Анжела пожала плечами.
   - В субботу? - спросил Георгий.
   Она удивилась и посмотрела на него.
   - В субботу я постараюсь пораньше освободиться, - пояснил Георгий. - Часов в пять я позвоню тебе... вам... тебе... Хорошо?
   Анжела неопределенно повела головой.
   В субботу без пяти минут пять Георгий позвонил ей.
   - Что же ты решила?
   - У меня было так мало времени...
   Георгий молчал, и Анжела почувствовала, как он раздражается.
   - Хорошо. Я согласна, - сказала она.
   - Я еду к тебе! - воскликнул Георгий.
   Он привез ей огромный букет цветов и великолепный перстень с бриллиантом. После поцелуя Георгий перешел к практической стороне дела:
   - Свадьба будет в августе. Я смогу уйти в отпуск в это время. Организационные вопросы решит мой помощник. Ты составь список, что тебе нужно для свадьбы и подсчитай итоговую стоимость. Деньги я тебе переведу на твой счет. В каком банке у тебя счет?
   - У меня нет счета. Я храню деньги дома, - ответила Анжела.
   Георгий расхохотался.
   - Ты неподражаемая, восхитительная женщина! Нет счета! Дома хранит деньги!.. Я тебя люблю!
   Отсмеявшись, он сказал:
   - Ничего, счет мы тебе откроем. И не скупись, пожалуйста. Выбирай из лучших каталогов все самое хорошее. Моя невеста должна всех затмить!

***

   Если пышность первой свадьбы дочери ошеломила папу-шофера, то вторая ее свадьба ввергла его в невменяемое состояние. Под пиршество был снят известный загородный ресторан, весь, целиком. Молодые приехали в огромном лимузине, за которым следовало несколько десятков машин с гостями. Свадебный поезд сопровождала милиция, а ГАИ давала ему зеленый свет.
   Ресторан был огромен, и все же в нем было тесно. На столах громоздились искусно приготовленные и украшенные туши телят и поросят. Не счесть было домашней птицы и дичи, жаренной, тушеной, вареной, с фруктами, овощами и зеленью. Самые необычные салаты подавались в больших и малых салатницах. Гигантские рыбины и экзотические мелкие рыбешки предназначались для любителей рыбных блюд. Вина и крепкие напитки сделали бы честь королевскому столу.
   Когда папа случайно узнал цену одной крохотной порции диковинного салата, ему стало не по себе. На эти деньги он с женой мог бы жить полгода.
   Гостей развлекали знаменитые артисты и музыканты. Девушки-танцовщицы всю ночь извивались в соблазнительных танцах.
   Гости ели и пили сверх всяких человеческих возможностей и, однако же, к утру осталось столько снеди, что хватило бы для пропитания какого-нибудь изголодавшегося полка российской армии.
   Жалкая капля в полста долларов, поднесенная родителями Анжелы в дар молодым, совершенно растворилась в океане денежных подношений и свадебных подарков.
   После продолжения разгула в загородном доме Георгия, молодые уехали в Марсель, где их ждала каюта-люкс на пароходе, отправляющемся в кругосветный круиз...
   Осенью Анжела зажила в своем доме, то есть доме Георгия, в котором отныне она стала хозяйкой. Дом стоял в живописном месте недалеко от Рублевского шоссе. Гостиные, комнаты, спальни были отделаны и обставлены в лучших современных традициях. Все домашние дела выполняли специально нанятые работники.
   Материально Анжела была полностью обеспечена. Она покупала одежду в лучших фирменных магазинах. Муж делал ей дорогие подарки. Старую "шестерку", доставшуюся ей от Женика, Анжела продала и купила изящный дамский "ситроэн".
   Но счастлива она не была. Ее донимала скука. Люди, посещавшие дом Георгия, были ей неинтересны. Они постоянно вели какие-то переговоры с её мужем, которые не прекращались даже за столом. Иногда приезжали родственники Георгия, участвующие в его бизнесе. Тогда в доме устраивались дикие попойки "для расслабления". В такие дни Анжела уезжала в Москву и оставалась там в своей квартире или навещала родителей. Для борьбы со скукой Анжела ездила в салоны красоты, на шейпинг, на массаж, но и это все быстро ей надоело.
   Другой неприятностью стал кошмар интимной жизни с Георгием. Мало того, что жирное и потное тело мужа вызывало у Анжелы отвращение, он еще и страдал сексуальными расстройствами. Георгий обращался к врачам, принимал экзотические средства - ничего не помогало. Ему рекомендовали поменять образ жизни, отдохнуть от финансовых операций, но отказаться от банкирской деятельности Георгия не заставили бы все женщины мира, да и кому он был нужен без денег?
   Понимая, что Анжела не испытывает удовлетворения от близости с ним, Георгий решил предпринять эффективные меры. За семейным ужином он долго жаловался на свою каторжную работу, на усталость, на то, что он не может жить, как ему хочется. После длинного вступления и недомолвок, он сказал:
   - Девочка моя, давай говорить прямо. У нас возникли определенные проблемы в интимной сфере. Если бы мне удалось отдохнуть и подлечиться, проблемы исчезли бы. К сожалению я сейчас не располагаю временем, чтобы всерьез заняться своим здоровьем... Но я уважаю твои законные права женщины и супруги, и не хочу, чтобы ты заскучала или, не приведи Бог, заболела, поэтому я кое-что придумал. Прошу, отнесись к моему предложению спокойно и серьезно. Мы современные цивилизованные люди, свободные от предрассудков, правда?
   Анжела кивнула, удивленно посмотрев на мужа.
   - Вот и отлично! На завтра я приготовил тебе сюрприз. Обещай отнестись к нему с пониманием.
   - Хорошо, милый, я постараюсь - ответила Анжела, сгорая от любопытства и строя самые невероятные предположения.
   На другой день она долго и тщательно занималась собой. Вызванные на дом массажистка, парикмахер и визажист навели на нее глянец супермодели. Вечером Анжела облачилась в длинное обтягивающее платье, оставляющее открытыми плечи и спину, и надела лучшие драгоценности. В гостиной был сервирован праздничный ужин при свечах. Тем не менее, несмотря на внешний антураж, Анжела не была готова к авантюрным поступкам. Она воспринимала происходящее как развлечение, как средство от скуки, для нее был важен сам процесс, а не конечная цель.
   После томительного ожидания Анжела услышала шум мотора, охранник открыл ворота, и машина Георгия въехала во двор. Прошло еще несколько минут, наконец, дверь гостиной открылась. Вошел Георгий, а с ним молодая женщина. Анжела остолбенела. Георгий улыбнулся ей и слегка кивнул в знак того, что одобряет ее приготовления.
   - Познакомься, дорогая. Это - Наташа. А это - моя супруга - Анжела, Знакомьтесь, девочки.
   Наташа, высокая длинноногая блондинка, запросто подошла к Анжеле и поцеловала ее.
   - Очень приятно познакомиться, - томно произнесла она.
   - И я... И мне, - растерялась Анжела.
   - Ну что же, девочки, закусим, чем Бог послал?
   - Да, конечно. Прошу к столу, - предложила Анжела. - Присаживайтесь.
   - Давай сразу перейдем на "ты". Мы ровесницы, и я надеюсь, подружимся? - сказала Наташа.
   Анжела согласилась. Она стала догадываться, зачем Георгий привез Наташу и возмутилась Не то, чтобы Анжела осуждала лесбиянство, но она не понимала однополую любовь. Предположения Анжелы оправдались: Наташа села рядом с ней и начала действовать - Анжела почувствовала ее руку на своем колене. Рука медленно поползла вверх по бедру.
   Георгию явно нравилась эта любовная игра. Он раскраснелся и оживился.
   Анжела встала:
   - Извините. Мне надо выйти!
   Наташа снисходительно прищурилась, по-своему поняв поступок Анжелы. Георгий последовал за женой, и, задыхаясь, поднялся вслед за ней в спальню.
   - Послушай, - зло выпалила Анжела. - Что это означает?
   - Девочка моя, чем ты недовольна? По-моему, мы вчера обо всём договорились? - Георгий попытался обнять жену.
   Она оттолкнула его:
   - Я с тобой о таком не договаривалась!
   - Но тебе же нужна разрядка? Вот я и позаботился...
   - Продал меня какой-то шлюхе!
   - Наоборот, купил ее для тебя, - обиделся Георгий.
   - Спасибо! Такие подарки мне не нужны.
   - Может, ты хотела, чтобы я привез тебе любовника?- он мрачно посмотрел на жену.
   - Ничего я не хотела! Я хочу только одного - нормальной жизни!
   - Ха, а твоя жизнь ненормальная? Ты получила все, о чем может мечтать женщина!
   - Ты полагаешь? - иронично хмыкнула Анжела.
   - Неблагодарная тварь! - взорвался Георгий и вышел, хлопнув дверью.
   Анжела наспех переоделась и уехала в Москву.

***

   В конце зимы Анжела нашла себе занятие: она сделалась покровительницей муз. Анжела регулярно посещала теперь вернисажи, просмотры, стала завсегдатаем бомондов. Понравившиеся ей творения мастеров современной живописи она покупала для украшения дома. Георгий безропотно отпускал ей необходимые средства. Он был рад, что жена перестала скучать. К тому же, покровительство искусству считалось в финансовых кругах респектабельным делом и способствовало поднятию имиджа.
   А его жена познавала богемный мир. Со школьной скамьи она привыкла считать служителей муз особенными личностями, духовными учителями человечества. Олицетворением деятеля культуры для нее был портрет сурового Салтыкова-Щедрина, висевший в кабинете литературы. Но на деле оказалось, что артистический люд подвержен многочисленным порокам, падок до славы и денег, и терпеть не может чужого успеха. Анжела удивлялась, как высокие таланты могли рождаться в столь низких натурах.
   В марте художник, у которого Анжела иногда покупала картины, пригласил ее на вечеринку. Публика собралась пестрая; кроме гениев всевозможных муз присутствовали журналисты, собиравшие сплетни для своих изданий, меценаты, друзья и подружки гениев, а также загадочные молодые люди с беспокойными лицами. Спиртного на вечеринке хватило бы на сотню человек, и вскоре обстановка приняла живой непринужденный характер.
   Поэты завязали оживленный диспут о применимости мата в стихотворных формах. Спор шел о том, следует ли писать стихи исключительно матом, или мат применим лишь при раскрытии определенных тем. Маститый поэт, перекрикивая зычным басом возражения собеседника, утверждал:
   - Нет, ты можешь называть меня ретроградом, но я настаиваю, что надо проводить грань между дозволенным и недозволенным! Если положим, я пишу поэму о публичном доме - это одно, но если у меня реквием по другу - это совсем иное...
   - Как напишешь, - возражал его оппонент. - Можно и нецензурной лексикой слезы вызвать!
   - Ну, знаешь! Представляю реквием Моцарта в ненормативных выражениях!
   - В том-то и беда, что язык искусства непонятен народу. Давай приведем сюда двух простых работяг и послушаем их разговор!
   - Что мне слушать? Между прочим, я в молодости грузчиком работал, могу обложить тебя в семь этажей! Что из этого? Литературный язык есть литературный язык!
   - А для народа он - иностранный! И если ты настоящий народный поэт, то и пиши на языке народа!
   Анжела не дослушала спор и подошла к кинематографистам, обсуждающим новый фильм своего товарища.
   - Ему удалось наскрести сорок миллионов зеленых на постановку.
   - Скажите!
   - Не удивляйся, у него большие связи. И сам он не бедный, собственные фирмы имеет.
   - Он и при коммунистах не бедствовал. Всегда в лауреатах ходил. Народный артист Союза!..
   К Анжеле подсел знакомый менеджер популярной эстрадной группы. Он обнял ее и зашептал на ухо:
   - Целый вечер любуюсь тобой. Ты здесь самая потрясная девушка. В конкурсе красоты хочешь участвовать? Гарантирую первое место как учредитель и представитель жюри. Кому же и призы давать, как не такой красавице?
   Он попытался поцеловать мочку ее уха - Анжела отчаянно сопротивлялась, стараясь не привлекать внимания. Наблюдавший эту сцену высокий мужчина, стоявший у окна, решил вмешаться. Подойдя к менеджеру, он твердо сказал:
   - Извините, я обещал проводить Анжелу домой, и нам, к сожалению, уже пора!
   Менеджер состроил кислую физиономию, но спорить не стал.
   Выбирая из двух зол меньшее, Анжела пошла за незнакомцем в прихожую. Он молча помог ей одеться и вывел из квартиры художника.
   - Извините меня, пожалуйста, что я навязался в провожатые, но мне показалось, что вы хотели уйти, - произнес он, вызывая лифт.
   - Просто я не привыкла к такой обстановке. Люди искусства - они как дети.
   - Очень испорченные дети, надо добавить.
   - А вы, простите, не...
   - Нет. Я связан деловыми отношениями с некоторыми из них, но сам не из их числа. Я юрист. Зовут меня Андреем.
   - Очень приятно. Я - Анжела. Впрочем, вы знаете мое имя. Откуда вы узнали?
   - Слышал, как вас называл по имени хозяин дома. Лифта нам, видно, не дождаться. Давайте пойдем пешком?
   - Хорошо.
   - Позвольте предложить вам руку.
   - Благодарю, но я не упаду.
   - Тогда поддержите меня. Признаюсь откровенно, я слегка пьян.
   Анжела взяла его под руку, и они пошли вниз.
   - А вы заметили, - спросил Андрей, - что наши имена начинаются на одну и ту же букву? И мне кажется отчего-то, что это не единственное сходство между нами.
   Анжела смутилась и перевела разговор на безопасную тему:
   - Вы на машине?
   - Нет. Пьяный за руль не сажусь...
   - Могу вас подвезти.
   - Сделайте милость. Я живу недалеко, на Сретенке.
   По пути Андрей успел расспросить Анжелу о ее личной жизни. Узнав, что она замужем за банкиром, он почему-то усмехнулся. Расставаясь с ней, Андрей дал свою визитную карточку и спросил номер телефона Анжелы. Она назвала московский номер.
   В последующие два дня она думала об Андрее. На вид ему было за сорок, но он был подтянут, элегантен, имел спортивную фигуру. У него были приятные манеры: он не был развязен, но не был и зажат. Говорил интересно и связно, - сразу видно, что умный мужчина.
   На третий день Анжела отчаянно затосковала в загородном доме. Она придумала для мужа убедительную причину, по которой она должна была ближайшие дни провести в Москве. Впрочем, Георгий даже не дослушал жену. Он прокручивал какое-то большое дело и весь был поглощен им.
   - Да... да... Поезжай, - рассеянно кивнул он и пошел в свой кабинет.
   Не успела Анжела закрыть дверь московской квартиры, как раздался звонок.
   - Да. Слушаю.
   - Анжела? Это Андрей. Помните, вы меня вывезли из притона живописцев три дня назад?
   - Помню. Добрый день.
   - Простите, не поздоровался от неожиданности. Я со вчерашнего вечера вам звоню и не надеялся уже дозвониться.
   - А в чем дело?
   - Да дела, собственно, никакого нет. Хотел пригласить вас на открытие вернисажа в Доме художника. Вам как ценительнице живописи будет интересно.
   - Я плохая ценительница, - засмеялась Анжела.
   - Отказываетесь?
   - Нет, почему, я согласна.
   - Чудесно. Тогда давайте встретимся завтра в двенадцать часов у Дома художника. Сможете?
   - Да, пожалуй, смогу.
   - Отлично. Буду вас ждать. До свидания.
   - До свидания.
   Во время этого разговора Анжела чувствовала себя необыкновенно счастливой, все было легко и просто, но стоило ей повесить трубку, как начали одолевать сомнения. Видимо, не до конца изжитые предрассудки смущали ее. Она была почти уверена, что не поедет на встречу, однако на следующее утро сделала прическу, привела себя в порядок и приоделась. В первом часу Анжела подъехала к Дому художника.
   Андрей ждал ее с огромным букетом тюльпанов.
   - Это вам. По случаю скорого прихода весны.
   - Спасибо. Я очень люблю тюльпаны.
   - Когда я выбирал цветы, я так и подумал, что вы любите тюльпаны. У меня такое ощущение, что я давным-давно вас знаю, - сказал Андрей, глядя ей в глаза.
   Выставка Анжеле не понравилась. Однако Андрей так уморительно комментировал содержание и форму представленных шедевров, что она смеялась от души, и на нее неодобрительно оглядывались. Вообще, ей было приятно находиться с Андреем. Она видела, что их пара производит впечатление, что они хорошо смотрятся вместе. А подаренный Андреем букет тюльпанов великолепно подходил к ее платью.
   Прощаясь с Анжелой у выхода, Андрей спросил:
   - Если я куплю на субботу билеты в приличный театр, вы составите мне компанию?
   - Если вы настаиваете..., - шутливо ответила Анжела.
   - Я прошу, нет, умоляю вас!
   - Ладно. Вы мне позвоните?
   - Непременно. До скорой встречи.
   - До свидания.

***

   После похода в театр Анжела и Андрей стали видеться ежедневно. Помимо прочего, ей нравилось, что он отложил все свои дела ради нее. Он не говорил ей о занятости, не смотрел на часы и никуда не торопился.
   В конце недели Андрей пригласил Анжелу в модный ресторан с шоу-программой. Они пробыли в нем до часа ночи. Было шумно и весело. Из ресторана они вышли слегка пьяные и возбужденные, и Анжела, прильнув к Андрею, поцеловала его. Он обнял ее и ответил горячим и страстным поцелуем.
   - Поехали ко мне? - предложил Андрей, и она легко согласилась.
   Они целовались в такси, целовались в лифте, и, войдя в квартиру, жадно набросились друг на друга. Такого она не испытывала ни с первым, ни со вторым мужем. Раньше ей всегда было немного больно, когда она занималась любовью, а теперь она стонала от наслаждения.
   Потом они лежали в постели. Горел неяркий свет, звучала негромкая музыка, а на столике в большой вазе стоял огромный букет алых тюльпанов. Анжела, прижавшись к Андрею, гладила его крепкие плечи и руки, напоминавшие ей руки ее отца. Желание вновь пробудилось в ней, и они опять и опять любили друг друга. Анжела уснула, когда уже стало рассветать, обессиленная и счастливая...
   В два часа дня Андрей позвонил ей с работы:
   - Ты встала? Как настроение, как самочувствие?
   - Отлично... А когда ты приедешь?
   - Скоро. Ты поешь, еда в холодильнике, и жди меня.
   - Приезжай скорее. Я тебя люблю.
   - И я. Жди, я скоро...
   С этой ночи Анжела редко появлялась в своей квартире. Она всюду бывала с Андреем; они вели себя как муж и жена.

***

   В апреле Георгий Автандилович смог, наконец, передохнуть. Важное и прибыльное дело, которым он занимался в последнее время, было с успехом закончено; значение Георгия Автандиловича в деловом мире возросло, открылись новые заманчивые перспективы.
   Георгий повеселел и внимательнее стал относиться к жене. Он заметил, что Анжела расцвела и похорошела. Желая сделать ей приятное, он свозил ее в ювелирный салон и купил ей авторский гарнитур с изумрудами. Но Анжела, любившая драгоценности, на этот раз приняла презент довольно равнодушно. А сексуальные домогания мужа решительно отвергла под предлогом нездоровья.
   Георгий забеспокоился: Анжела была какая-то чужая. В загородном доме она оставалась неохотно, предпочитая жить в своей московской квартире.
   Георгий не допускал мысли о неверности жены; он считал, что богатство и положение в обществе надежно защищают его от супружеской измены. Новые черты в поведении Анжелы он наивно объяснял себе или её капризами, или каким-нибудь женским недомоганием. По его настоянию, Анжела проконсультировалась у компетентных врачей, и они нашли ее здоровой. Тогда Георгий нанял опытного психоаналитика. Тот провел ряд тестов по различным методикам и составил психологические портреты Георгия и Анжелы. Георгий с изумлением узнал, что имеет склонность к агрессии, потенциальные маниакальные наклонности и подавленные сексуальные инстинкты нестандартной ориентации. Насчет Анжелы психолог загадочно сказал, что она представляет собой смешанный психотип с выраженной анальностью. Георгий осторожно поинтересовался, следует ли из этого, что с Анжелой надо заниматься анальным сексом. Психолог ответил, что не дает никаких советов, а лишь помогает своим пациентам лучше узнать собственное "я", а уж выводы они должны делать сами.
   И Георгий сделал вывод, что мало знает свою жену, и ему нужно узнать о ней побольше. Для этого он обратился к частному детективу, на которого можно было положиться в конфиденциальных делах. Детектив начал слежку за Анжелой.

***

   Май выдался теплым и солнечным, и после майских праздников Андрей уговорил Анжелу поехать в недельный круиз на пароходе по Волге. Георгий отпустил Анжелу неохотно: она долго убеждала его, говорила, что засиделась в Москве, что ей необходимы новые впечатления и так далее. В конце концов, Георгий разрешил ей поехать, но оповестил о ее поездке только что нанятого детектива, и тот тоже отправился в круиз, чтобы следить за Анжелой.
   Турне организовали крупные фирмы, специализирующиеся на шоу-бизнесе, на продаже модной одежды и ресторанном деле, поэтому на пароходе выступали популярные группы и солисты, стройные манекенщицы показывали сногсшибательные наряды, а мастера кулинарного цеха потчевали гостей замысловатыми кушаньями. Несмотря на присутствие солидных деловых людей, на пароходе была богемная атмосфера, и с первого дня начался небывалый разгул.
   Пиком путешествия стал шестой день, когда перед окончанием поездки публика перепилась, и ночью самые отчаянные попрыгали с борта парохода, чтобы искупаться. Капитан, чертыхаясь, вынужден был остановить судно и спустить на воду шлюпки для спасения пассажиров. Но пассажиры не желали спасаться и со смехом и криками стаскивали в воду матросов, пытавшихся оказать им помощь. Как ни странно, никто не утонул...
   Когда Георгий Автандилович получил от детектива неоспоримые доказательства измены жены, он был поражен и уязвлен до крайней степени. Горячая кровь предков вскипела в его жилах. Муки ревности сменялись приступами бешеной ярости: если бы Анжела была в этот момент дома, он задушил бы ее собственными руками. Георгий решил немедленно ехать к ней, на её московскую квартиру - он должен был отомстить жене: опозорить ее, а, может быть, и убить.
   На улице похолодало, шел проливной дождь, но Георгий на полной скорости гнал машину по мокрому шоссе. Собрав остатки здравого смысла, он заставил себя заехать в банк, чтобы закончить неотложные дела. Наскоро решив текущие вопросы, он зашел к начальнику службы безопасности и попросил у него пистолет. Начальник осведомился, не угрожает ли кто-нибудь господину директору, но Георгий мрачно ответил, что пистолет ему нужен просто так, для спокойствия, и настойчиво повторил просьбу. Пистолет он, конечно, получил и направился на московскую квартиру Анжелы.
   Дверь Георгий открыл своим ключом. В гостиной горел свет, оттуда доносились голоса. Георгий быстро вошел в комнату и увидел Анжелу и Андрея, сидевших у стола с вином и закусками. Появление мужа было для Анжелы полной неожиданностью: она знала, что сегодня он должен был допоздна работать в банке.
   Анжела совершенно растерялась, зато Андрей сразу нашелся:
   - Здравствуйте! Вы, наверное, Георгий - муж Анжелы? Она много о вас рассказывала. А мы обсуждаем организацию одной интересной выставки...
   - Да, - пришла в себя Анжела. - Ты очень кстати, дорогой. Ты поможешь нам решить некоторые финансовые проблемы?
   У Георгия перехватило дыхание от ярости. Он молча бросил на стол папку, полученную от детектива.
   - Посмотри, - прошипел Георгий.
   Анжела достала из папки фотографии. Бегло просмотрев их, она покраснела и воскликнула:
   - Фу, какая гадость!
   - Гадость?! - закричал Георгий. - Нет, гадость то, что ты сделала! Тварь!
   - Как ты смеешь...
   - Я тебя раздавлю, как мерзкую гадину! Связалась с этим ублюдком!
   - Я попросил бы вас... - начал было Андрей, но Георгий резко обернулся к нему и просипел:
   - Молчать! С тобой будет отдельный разговор!
   Георгий вытащил из кармана пистолет и направил на Андрея. Анжела взвизгнула. Георгий выстрелил. Пуля, задев щеку Андрея, ударилась в стену над диваном. В то же мгновение Андрей прыгнул на Георгия и повалил его на пол, пытаясь выхватить у него пистолет. Анжела с ужасом наблюдала за их схваткой. Раздался еще один выстрел, и пуля снова ударила в стену. Третий выстрел прозвучал как-то глухо. Анжела, оцепенев, смотрела на двух лежавших мужчин, не в силах подойти к ним.
   Тело Георгия медленно сползло в сторону. Из-под него выбрался Андрей. Оглядев Георгия, он присвистнул:
   - Вот так казус! Он мертв.
   - Ты убил его? - Анжелу колотила дрожь.
   - Он сам нажал на курок. Пистолет в его руке.
   - Что же теперь будет?
   Андрей молча подошел к столу, налил коньяк себе и Анжеле.
   Ее так трясло, что она не могла выпить. Он влил коньяк ей в рот, потом сам выпил рюмку.
   - Что теперь будет? - повторила она.
   - В принципе, мы невиновны. Пистолет принес он, и пистолет был в его руке, - он же стрелял из него. Загвоздка в том, что твой муж занимал видное положение. За ним стоят очень серьезные люди. Боюсь, что они попытаются с нами расправиться.
   Анжела вспомнила тех, кто навещал Георгия в загородном доме и вздрогнула.
   - Что же делать? - вновь спросила она.
   - Слушай меня внимательно. Меня здесь не было. Он пришел к тебе неожиданно и устроил скандал. Повод придумаешь сама. Во время скандала он стал невменяемым, выхватил пистолет и дважды выстрелил в тебя. Ты закричала, тогда он застрелился. Вполне правдоподобно, в состоянии аффекта люди и не такое выделывают, а пуля вошла в сердце спереди, с близкого расстояния, типичная картина самоубийства. Думаю, до суда дело не дойдет. А с людьми Георгия я попробую договориться. Главное сейчас - уничтожить все следы моего пребывания здесь. Потом я быстро должен уйти; надеюсь, соседи меня не видели. А ты тут же звони в "Скорую". Когда они приедут, вызывай милицию - расскажешь следователю нашу версию. Если тебя и задержат, то ненадолго, до выяснения обстоятельств. А я сегодня же свяжусь с моим знакомым адвокатом по уголовным делам, он возьмется за это дело и всё уладит.
   - А если спросят о тебе?
   - Скажи, что мы встречались иногда. Отрицать глупо - нас многие видели вместе. А вообще, предоставь возможность говорить адвокату.
   Андрей взял папку со стола, сложил в нее фотографии и документы.
   - Это я возьму с собой. Постараюсь найти детектива, выполнявшего заказ Георгия, и подмазать его, чтобы он молчал.
   Анжела прижалась к Андрею и заплакала. Он поцеловал ее в голову.
   - Милая моя, счастье мое, любовь моя! Поверь, все утрясется, и мы снова будем вместе. Но сейчас мне обязательно нужно уйти. И не звони мне пока. Когда будет можно, я сам позвоню.

***

   Как и предсказывал Андрей, в юридическом плане со смертью Георгия осложнений не возникло. Дело о гибели Георгия Автандиловича было квалифицировано как самоубийство и закрыто за отсутствием состава преступления.
   Но уладить отношения с людьми Георгия не удалось. Об участии Андрея в трагедии узнали; опасность нависла и над Анжелой, но ее решили оставить в покое при условии, что она откажется от всех претензий на капитал Георгия. Сумма денег на счету Анжелы даже увеличилась, но больше она ни на что не могла рассчитывать.
   В июне в машине Андрея взорвалась бомба. По счастливой случайности он в это время вышел из автомобиля, чтобы зайти за покупками в магазин. Было ясно, что за Андреем началась охота, и он предпочёл исчезнуть. Анжела нашла в своем почтовом ящике открытку без штемпеля и обратного адреса, на которой было написано: "Любимая моя, я вынужден уехать из Москвы, боюсь, надолго. Судьба посмеялась над нашей любовью. Постарайся забыть меня и будь счастлива".
   Анжела не поверила открытке. Андрей не мог так поступить - ведь она любила его! Однако больше никаких вестей от Андрея не поступало - ходили слухи, что он навсегда уехал за границу...
   Пришла осень. Весь сентябрь лили дожди. Анжела сидела одна в квартире и не знала, как жить дальше. Знакомые не навещали ее: после смерти Георгия она пала в их глазах. Изредка Анжела бывала у родителей, но и в родном доме ей было скучно.
   Наступила зима; дни стояли ясные, тихие и морозные, что редко бывает в Москве. Анжела приободрилась. У молодой привлекательной женщины вся жизнь впереди. Не может быть, чтобы счастье не пришло к ней.
   Прежде всего, Анжела произвела смотр своих резервов. От первого мужа осталась квартира, от второго - счет в банке и новая машина. Таким образом, Анжела могла в ближайшее время не заботиться о хлебе насущном. Теперь следовало обозначить стратегические задачи. Возвращаться в торговлю она не хотела; ей нужна была солидная профессия, и Анжела выбрала юридическое поприще. Воспоминания об Андрее сыграли здесь не последнюю роль.
   Весной она упорно готовилась к сдаче экзаменов в один уважаемый юридический институт. Пять раз в неделю она занималась с репетиторами из числа преподавателей этого института. Проку от занятий было мало: Анжела слабо разбиралась в теории государства и права, с трудом запоминала исторические факты и путалась в литературных произведениях. Но, заплатив приличные деньги, Анжела поступила в институт.
   Училась она ровно, на среднем уровне. Не залезая в дебри наук, она исправно зубрила необходимый минимум и, главное, аккуратно платила деньги за учебу, добавляя небольшие спонсорские взносы. На третьем курсе она познакомилась с перспективным иностранцем. До того она имела связь с юношей из очень обеспеченной семьи, но тот оказался избалованным маменькиным сынком, балбесом и дрянью, и Анжела легко рассталась с ним.
   Ее новый знакомый был немец по имени Карл. Отец Карла владел фирмой в Германии, а Карл возглавлял филиал отцовской фирмы в Москве.
   Карл сразу же влюбился в Анжелу. То, что она успела похоронить двух мужей, вызывало у него умиление: такая молодая женщина и так несчастна!
   Полгода Карл ухаживал за Анжелой, аккуратно записывая расходы на ухаживание в личном компьютере. Через полгода в Москву приехал отец Карла, и сын сообщил ему, что намерен жениться. Отец, основательно подумав, сообщил свое мнение:
   - Что же, в твоем возрасте я уже был женат на твоей матери. Женитьба делает молодого человека мужчиной. Семья - это крепкий тыл; деловому человеку нужна семья, так как его даже не будут считать серьезным человеком, если он не имеет семьи. А русские женщины сейчас высоко котируются на нашей Родине. Я знаю мужчин, которые мечтают жениться на русских женщинах. Но сможет ли твоя избранница стать доброй женой и настоящей хозяйкой дома? К сожалению, русские нерасчетливы, часто неаккуратны, не приучены к порядку.
   - О, нет! Моя Анжела была замужем и умеет вести хозяйство. Я рассчитываю, что она будет хорошей хозяйкой и доброй женой. Нашей семье не придется стыдиться родства с ней, отец!
   - Что же, пусть будет так! Давай посчитаем, во что нам обойдется твоя женитьба, и сколько ты должен будешь зарабатывать, чтобы обеспечить твою семью...
   Вскоре после этого разговора Карл представил отцу Анжелу. Они посидели втроем, попили кофе и поговорили. Анжела произвела приятное впечатление на отца Карла, и свадьбу назначили на осень. Поскольку Анжела выходила замуж в третий раз, решили пригласить на торжество только самых близких родственников.
   Бракосочетание праздновали весело, но не выходя из рамок приличий. Картину несколько подпортил отец Анжелы. Впервые увидев на свадьбе немецких родственников, он закручинился, а послушав речи жениха, затосковал и устроил дебош в ресторане. Пришлось платить за ущерб.
   Анжеле было стыдно за отца, но воспитанные немецкие родственники не обратили на инцидент особого внимания.

***

   Жизнь молодых в целом шла гладко, но Карла смущало, что его жена проявляла порой неаккуратность и нерасчетливость, свойственные, к сожалению, русским, о чем верно говорил его отец. Например, делая покупки, она не выбирала магазины, где можно было купить те же вещи или продукты дешевле.
   Карл решил объяснить жене, что аккуратность и расчетливость лежат в основе семейной жизни. Для иллюстрации он выписал расходы Анжелы за месяц на отдельный листок и пометил те из них, которые можно было бы снизить.
   - Я не привыкла считать копейки, - вспылила Анжела, просмотрев список Карла. - Мы не настолько бедно живем, чтобы я искала, где бы купить хлеб подешевле!
   - Но моя дорогая Анжела, экономия имеет не меньшую важность для бюджета, чем доход. Ты умная женщина и должна понять это.
   - Еще какие претензии? - зло спросила Анжела и порвала столь тщательно составленный Карлом список.
   Карл сильно огорчился...
   На Рождество он повез жену на свою Родину: Карл надеялся, что Анжела, познакомившись с немецкой жизнью, поймет, как надо правильно вести хозяйство. Но Анжела скоро заскучала в Германии и с видимой радостью вернулась в Москву.
   Карл расстроился. Его коллеги заметили, что шеф постоянно находится в мрачном настроении. В московском отделении фирмы заместителем Карла работал Юрий. Он решил выведать, отчего шеф стал таким смурным. Как-то после работы Юрий пригласил Карла зайти в бар выпить пиво, и после нескольких кружек узнал про горести начальника.
   - А, брось! - утешал Юрий шефа. - Бабы-стервы! Все им не так, все им не эдак!.. Плюнь! Покажи ей, кто в доме хозяин.
   - Да, да, - закивал Карл. - Мужчина есть хозяин дома. Но женщина взяла очень много власти. Не в одной России, но и в Германии.
   - Не думай об этом. Давай лучше выпьем...
   С того вечера Карл стал часто выпивать. Анжела негодовала: "Я понимаю, русский мужик - алкаш, но немец?"
   - Ты почему стал приходить домой пьяным? - выговаривала она как-то мужу, явившемуся домой во втором часу ночи и нетвердо стоявшему на ногах.
   Карл мутно посмотрел на нее и мрачно произнес:
   - Весь мир - бардак, все бабы - б...и!
   Анжела онемела...
   Закончилось пьянство Карла тем, что он попал в больницу со сломанным носом. Жена приехала навестить его, и Карл рассказал ей печальную историю:
   - Мы очень пили с моими русскими друзьями. Потом шли по улице, искали где добавить. Один мой друг говорил, что в России жить хорошо. Я сказал, что Россия - великая страна, но не имеет точности, расчета и экономии. Россия могла бы поучиться у Германии, и тогда жизнь в России была бы хорошая. Но он ответил, что имел Германию в зад. За оскорбление моей Родины я ударил его, но он ударил меня сильнее. Я упал на дорогу, а мои друзья ушли. По улице ходили мужчины и женщины, но они не помогли мне. Затем одна старая фрау спросила, для чего я так много пил, что лежу на дороге. Она говорила, что я должен идти домой. Я просил звать "Скорую помощь", говорил, что я не смогу дойти до дома. Она звонила, приехала машина, но доктор не хотел помогать, так как я есть алкоголик. Но я не есть алкоголик, я есть немец! Затем он взял деньги и отвез меня в больницу.
   - Видишь, говорила я тебе - не пей! У нас есть пословица: "Пьянство до добра не доводит".
   - О, русские пословицы все очень правильные! - печально согласился Карл...
   После выхода из больницы он уехал в Германию. Несмотря на его уговоры, Анжела категорически отказалась ехать с ним. Вернувшись на Родину, Карл стал работать в отцовской фирме. На рабочем столе Карла стояла фотография Анжелы, и сослуживцы завидовали, что у него такая красивая русская жена. Анжеле он высылал ежемесячное содержание в марках, два раза в неделю звонил ей по телефону и раз в неделю присылал письмо по электронной почте.
   Анжела была довольна. Она имела мужа - иностранца и, в то же время, свободу. Она, нашла, наконец, надежную пристань. Может не такую, о какой мечтала, но мечты редко сбываются полностью.
  

Роман таксиста

  
   Этот день поначалу не сложился у Павла Федоровича. На Садовом кольце его стукнул "чайник". Павел Федорович вот уже восемнадцать лет крутил баранку такси, но такого бардака, как в последнее время, еще не было. "Чайники" заполнили дороги, но ездить толком не умели. Улицы становились фактически непроезжими, и на них действовали законы джунглей. Вина "чайника", стукнувшего Федорыча, была несомненной, но таксист битый час вытрясал из него минимальную сумму денег на ремонт машины. Хорошо еще, что вмятина образовалась небольшая, и можно было ехать дальше.
   Но если уж день не задался - добра не жди. На Ленинском проспекте Павла Федоровича тормознул паренек лет двадцати, на вид совершенно безобидный.
   - В Ясенево довезешь?
   - Садись.
   Паренек залез на заднее сиденье, что сразу не понравилось Федорычу. Любой нормальный мужик, если он едет один, садится рядом с водителем. Павел Федорович поглядывал на паренька в зеркало, но тот сидел тихо-смирно, только взгляд был какой-то отсутствующий. В Ясеневе он попросил остановить около складских ангаров. Не успел Павел Федорович снять руки с руля, как почувствовал на шее около уха холодную острую сталь.
   - Тихо, шеф, тихо! Будешь вести себя тихо, останешься цел и невредим. Давай сюда деньги.
   - Эх, парень, не повезло тебе. Выручка небольшая; у меня сегодня плохой день, - Федорыч старался говорить спокойно.
   - Врешь! - рука парня дрогнула, и нож поцарапал шею Федорыча. - Гони бабки, тебе говорят!
   Павел Федорович отдал деньги.
   - Мало! - парень зло выругался.
   - Проверь, больше нету.
   - Ты пойми, меня ломает. Деньги нужны на наркоту, - голос парня стал умоляющим.
   - Что было, все отдал. Обыщи, если хочешь. Может, тебе еще где-нибудь повезет, наберешь, сколько надо. А у меня нет, сам видишь.
   - Ладно.
   Парень выскочил из машины и побежал за ангары, качаясь на ходу. В принципе, Павел Федорыч мог его догнать, но рисковать шкурой ради грошовой выручки не захотел. У них в парке был подобный случай: наркоман зарезал водилу из-за пустяковой суммы. Бог с ним, с этим доходягой, тем более, что деньги, полученные от "чайника", Федорыч все-таки заныкал. Он ругнулся, развернул машину и уехал.

***

   До вечера Павел Федорович, как проклятый, колесил по Москве, но заработал только, чтобы отдать за аренду. Уставший до чертиков он медленно ехал по проспекту Вернадского, выискивая клиентов. У метро "Университет" голосовала молодая дамочка. Федорыч остановился.
   - В Солнцево довезете? - спросила она.
   - Поехали, - пробурчал Федорыч.
   Дамочка уселась рядом с ним, и тут Павел Федорович разглядел ее по-настоящему. Она была хороша! Сквозь просторную шелковую блузку просвечивало молодое крепкое тело. Мини-юбка обтягивала бедра, а на длинных ногах были ажурные чулочки. А глаза, что за глаза! Большущие, карие, смеющиеся... Федорыч чуть руль не выпустил, как глянул в них! Он многих дамочек повидал, и истории разные случались, а здесь онемел. Дамочка тоже молчала.
   Так и доехали до Солнцева. Там Павел Федорович остановился около указанного дамочкой дома.
   - А знаешь, Павел Федорович (видимо, прочитала его имя на карточке), денег у меня нет, - сказала дамочка.
   Федорыч чертыхнулся.
   - Не чертыхайся, Павел Федорович. Хочешь, расплачусь натурой?
   - Ты что, профессионалка?
   - Профессионалка, - легко согласилась дамочка. - Поверь, полчаса со мной дороже стоят, чем я тебе должна за проезд. Не пожалеешь... Или ты жене верен?
   - Нет жены. Умерла два года назад.
   - Прости. Но если не хочешь натурой с меня получить, есть другой вариант. Заезжай сюда завтра, часам к одиннадцати. Деньги будут.
   - Некогда мне раскатывать.
   - Значит, натурой предпочитаешь взять? - дамочка рассмеялась. - Что же, я по счетам всегда плачу. Выруливай, Федорыч, вон к тому лесочку. Я знаю в нем укромные местечки, покажу.
   - Да как хоть тебя звать-то?
   - А зачем тебе?
   - Да погано как-то без имени...
   - Наташей зовут.
   Павел Федорович подозрительно посмотрел на нее. Уже стемнело. Бог знает, что у нее на уме, куда она его завлекает? Наташа поняла сомнения Федорыча.
   - Не бойся, все чисто. Ко мне в квартиру тебе нельзя. Мало ли, кто придет... Выруливай, не сомневайся.
   "Будь, что будет!" - решил Павел Федорович и резко рванул с места.
   В лесочке Наташа показала глухую и безлюдную аллею, и Федорыч загнал машину под кусты боярышника. В окна пахнуло прелым запахом летнего леса.
   - Пересядем на заднее сиденье, - сказала Наташа.
   Федорыч безропотно подчинился...
   Наташа действительно была мастером своего дела, и скоро Павел Федорович бился на заднем сиденье такси и кричал что-то нечленораздельное. Машина раскачивалась, а когда Федорыч открывал глаза, он видел, как в темном июньском небе бешено скачут яркие звезды...
   После Федорыч лежал в полном изнеможении, не в силах одеться. А Наташа быстро привела себя в порядок, и, глядя на таксиста, захохотала.
   - Что, Федорыч, мы в расчете? Скажи, в расчете или нет?
   - В расчете, - пролепетал Павел Федорович, одеваясь.
   - То-то же! Ладно, вези меня домой, мне долго задерживаться нельзя.
   Павел Федорович довез ее до подъезда.
   - Может, еще когда свидимся?
   - Понравилось?.. Нет, Федорыч, я для тебя дорогая, не по карману. Сегодня тебе крупно повезло. Ну, счастливо, Федорыч!
   - Бывай здорова!

***

   На следующий день Федорыч ездил, как чумной. Перед его глазами стояла Наташа, он вспоминал ее ласки, вспоминал и звезды, скачущие в небе. Вечером он отвез пассажира в Тропарево, и понял, что это судьба: до Солнцево было рукой подать. Павел Федорович поехал к Наташиному дому.
   Простояв больше двух часов у подъезда, он дождался ее.
   - Привет! - поздоровался он, выйдя ей навстречу.
   - Федорыч? Ты зачем здесь?
   - Да вот, приехал...
   - Вижу. Но мы, кажется, в расчете?
   - Я не за тем.
   - А за чем?
   - Ты вот что... Тебе, наверное, по твоим делам машина нужна?.. Давай, я буду тебя возить?
   - А ты представляешь к кому и зачем будешь меня возить?
   - Представляю.
   - Если ты надеешься, что я стану расплачиваться с тобой, как вчера, то это зря.
   - Я понял.
   - Гм... Ну, ладно. Машина мне, конечно, нужна. Своей еще не обзавелась. Ладно, попробуем. Завтра к шести подъезжай сюда. Сможешь?
   - Без проблем, - ответил Федорыч.
   Без четверти шесть он был на месте. Наташа вышла ровно в шесть. Она была одета в те же блузку, юбку, что и два дня назад. На ногах были ажурные чулки и туфли на высоких каблуках.
   - Поехали, - сказала она, садясь в машину.
   - Куда везти?
   - Сначала в Медведково, потом на Самотечную, на Сущевский вал и последний визит на Гоголевский бульвар к часу ночи.
   - Программка! - удивился Федорыч, выезжая на улицу.
   Наташа помолчала немного, потом сказала:
   - Слушай, Федорыч. Чтобы ты знал: я обслуживаю на дому и по вызову. Клиентов мне поставляет одна моя знакомая. У нее сауна с досугом. Ну, ты понимаешь...
   Павел Федорович кивнул.
   - Кроме сауны, она неофициально, так сказать, договаривается о приезде девушек по вызову. В ее фирме мы не значимся, поэтому у меня нет ни машины, ни охранника, который обычно следит, чтобы с девушкой ничего не случилось, и чтобы ее не задерживали дольше положенного времени. Я работаю на свой страх и риск, но зато в деньгах выигрываю, так как обычно большую часть денег у девушки забирают ее фирма, а с меня эта знакомая берет небольшой процент. Но ездить со мной опасно, предупреждаю. Может случиться все, что угодно.
   - Вдвоем безопаснее, чем одной. Прорвемся! - сказал Федорыч.

***

   Так он стал работать персональным шофером у проститутки по вызову. Зарабатывал он прилично, но втайне Федорыч готов был плюнуть на деньги, лишь бы Наташа бросила свое занятие. Когда он привозил ее к очередному клиенту, и она уходила, Павел Федорович мучился и переживал, ожидая ее. Несколько раз он пытался уговорить Наташу бросить это дело и заняться чем-нибудь еще. Она отмахивалась:
   - Чем я займусь? Что я умею и кому нужна? Да хоть бы и научилась какой профессии, охота мне зарабатывать деньги в чужой карман, пахать на дядю! Нет, спасибо. Поднакоплю деньжат, тогда, может, свою фирму открою.
   Павел Федорович вздыхал, не зная, что ответить.
   Случались и неприятности. Где-то через месяц они поехали на Рублевское шоссе в загородный особняк. Ночь была пасмурная и душная, давила какая-то тяжесть. Наташа беспокоилась и хмурилась.
   Павел Федорович высадил ее у ворот особняка и приготовился к долгому ожиданию. Но Наташа вышла минут через пятнадцать и сказала, что поедет с клиентом в одно заведение, а Федорыч пусть едет следом. Из ворот выехал черный джип, Наташа села в него, джип поехал, и Федорыч за ним, в сторону Москвы. Ему приходилось жать на всю катушку, чтобы не отстать. Джип остановился в глухом переулке в центре города, у двери в полуподвальное помещение без вывески. Мужчина, вышедший с Наташей из джипа, нажал кнопку домофона, что-то сказал, дверь открылась, и здоровенный охранник впустил их внутрь.
   Федорыч ждал Наташу очень долго, но она не выходила. Он начал беспокоиться и пытался узнать, что с ней. Он вылез из машины, подошел к двери и нажал кнопку.
   - Слушаю вас, - ответил голос в динамике.
   - Здравствуйте. Видите ли, какое дело - я девушку привез и должен назад ее отвезти, а ее все нет.
   - Выйдет. Никуда не денется, - сказал голос в динамике, а дверь не открылась.
   Павел Федорыч ходил по переулку еще с полчаса, волнуясь и решая, что предпринять.
   Вдруг дверь распахнулась, на улицу выскочила полуголая Наташа в странном кожаном трико.
   - Федорыч, миленький, поехали отсюда скорее! - крикнула она сквозь слезы.
   Павел Федорович бросился к машине, Наташа забилась на заднее сиденье. Не успел Федорыч включить зажигание, из двери выбежал охранник и заорал:
   - Стоять!
   Павел Федорович нажал на газ и дал ходу. На заднем сиденье плакала Наташа. Выехав из центра, Федорыч остановился, пересел к ней и обнял ее.
   - Федорыч, дорогой, ты не представляешь, где я была, - всхлипывала Наташа. - Ох, не могу! Дай мне, пожалуйста, коньяк. Там, в сумке, есть бутылка.
   Он достал коньяк и дал Наташе. Она схватила бутылку и стала пить прямо из горлышка. Отдышавшись, Наташа вытерла слезы и начала рассказывать.
   - Знаешь, Федорыч, что это за заведение? Сатанинский клуб. Называется "666". Господи, чем они занимаются! Меня заставили одеть саван и лечь в гроб, а сами читали странные молитвы. Это у них делается, чтобы возбудиться. Распалившись, они стали трахать меня тут же, в гробу. После переодели в кожаное белье и отвели в другую комнату. Боже мой, я как будто в ад попала! На стенах жуткие рисунки: монстры, ведьмы, вампиры. Везде непонятные символы. А сатанисты, одетые в черные плащи с капюшонами, выполняли какой-то ритуал с полным набором извращений, которые мы должны были исполнять.
   - А много вас там было?
   - Кроме меня две-три девушки...
   - Как же ты вырвалась оттуда?
   - А я момент улучила, когда другими занимались, и деру! Хорошо, охранник отошел куда-то, я - в дверь и к тебе! Плакали мои деньги за сегодняшний день, но я не могла выдержать до конца.
   - И охота тебе так жить! В таком дерьме купаться!
   - Неохота, конечно. Но все же не каждый раз в такое вляпаешься. Погоди, Федорыч, погоди! Еще немножко деньжат поднакоплю, другую жизнь начну, клянусь!

***

   Другая неприятность случилась в середине августа. Днем стояла невыносимая жара, но к вечеру становилось прохладнее, и мужиков после жаркого дня одолевала похоть. Наташа имела по несколько вызовов за ночь. Она страшно уставала, но была довольна: деньги текли рекой.
   Федорыч тоже за месяц заработал больше, чем за год, но радости не чувствовал. Измученный своими переживаниями и ночными поездками он настолько устал, что действительность казалась ему страшным фантастическим сном. Однажды ночью, когда Наташа обслуживала очередного клиента, Федорыч спал в машине, и ему снились кошмары. Звон разбитого стекла и пронзительный женский крик разбудили его. Сперва он подумал, что эти звуки - часть его кошмаров, но, оглядевшись, он увидел на асфальте осколки разбитого окна. В окне квартиры третьего этажа, где находилась Наташа, сияла дырка. После случая с сатанинским клубом Федорыч возил с собой резиновую дубинку, в которую был вмонтирован свинцовый прут. Схватив ее, он побежал на третий этаж. На его звонок долго не отвечали, потом какой-то голос с сильным акцентом спросил:
   - Кто?
   - Милиция! Открывайте, а то взломаем дверь!
   Дверь приоткрылась, из-за нее выглянул полуодетый мужчина. Федорыч с размаху ударил его дубинкой по голове и ворвался в квартиру. В большой комнате на столе лежала голая Наташа. На нее навалился толстый мужик нерусской внешности, старавшийся заткнуть ей рот. Наташа вырывалась и кричала. Федорыч обезумел. Он с яростью стал бить толстого по голове, по шее, по почкам, и продолжал бить после того, как тот упал.
   Наташа повисла у Федорыча на руке.
   - Все! Все! Ты убьешь его! Хватит!
   Федорыч закричал на нее:
   - Дождалась?! Снова влипла?! Одевайся быстро! Чего стоишь!
   Наташа второпях оделась, они выбежали из дома и уехали. В машине Наташа пыталась рассказать, что произошло, но Федорыч не захотел слушать. Доставив Наташу домой, он напился до чертиков.
   ...Следующую неделю они ездили почти не разговаривая. В пятницу Федорыч заметил, что Наташа вышла из своего дома подавленная и испуганная. У нее было такое несчастное лицо, что Федорыч не выдержал и спросил:
   - Что случилось?
   Наташа вздохнула:
   - Плохие дела.
   - Что произошло?
   - На меня наехали. Братва взяла в оборот ту мою знакомую, которая мне поставляла клиентов. Она нас всех заложила, кто по вызовам ездил. Ко мне приходил один тип, сказал, что я должна им денег и отныне буду на них работать.
   Наташа снова вздохнула.
   - И как теперь? - спросил Федорыч.
   - Деньги я им не отдам. За эти проклятые деньги чего только я не вытерпела! И работать на них не буду. Они большую часть себе забирают, а девушек ни во что не ставят. Обращаются хуже, чем с собаками.
   - Так ведь, они избить могут, или даже убить, если откажешься.
   - Знаю, что могут. Тут один выход - сматываться. Мне бы только до конца недели отработать, есть еще несколько выгодных вызовов...
   - Убьют, - мрачно сказал Федорыч.
   - Если бежать, то деньги надо все добрать, до конца. Авось проскочим, а Федорыч?
   - Ладно, уж, - пробурчал он. Как бы там ни было, а определенно конец приходил Наташиному бизнесу.

***

   Они попались через четыре дня. Не успела Наташа, выйдя из дома, сесть в такси в Федорычу, как к ней подъехала черная машина, в которой сидели крепкие ребята. Павел Федорович понял, что шутки кончились. Перегнувшись через сиденье, он с нечеловеческой силой втащил Наташу в открытую дверь своей "Волги", дал газу и немыслимым пируэтом объехал черный "БМВ". Такого кульбита от обыкновенного таксиста крепкие ребята не ожидали, поэтому их "бээмвуха" рванула за такси с минутным опозданием. Тем не менее, шансы были неравные: старенькая "Волга" не могла уйти от "БМВ". Понимая это, парень, сидевший за рулем "бээмвухи", особенно не дергался: он прочно сел Федорычу на хвост, дожидаясь удобного момента, чтобы прижать его машину.
   - Гони, Федорыч, гони, миленький! Догонят - нам не сдобровать! Гони на всю катушку! - кричала Наташа.
   Павел Федорович досадливо поморщился. Он старался уйти от "БМВ" в потоке машин, но паренек в БМВ сидел, видать, умелый и не выпускал его. Но где этому парню было тягаться с московским таксистом, восемнадцать лет ездившим по городу! Проскочив Комсомольский проспект, Павел Федорович свернул с Остоженки в путаницу улиц и переулков. Он гнал через проходные дворы, закладывая такие виражи, что колеса визжали. И паренек в "БМВ" не сдюжил - сперва ударился боком о стену, а потом влетел лбом в столб у ворот одного дворика. Из "бээмвухи" выскочили трое ошалевших ребят и, обезумев от досады за неудачу в азартной погоне, стрельнули пару раз вслед "Волге". Закричали, разбегаясь, прохожие. Пули ударили по багажнику, но Павел Федорович был уже далеко.
   - Федорыч, родненький, ты - молодец! Экстра-класс! Супермен! Дай я тебя поцелую, - неистовствовала Наташа.
   - Помолчи! Не мешай, дай из города выехать...
   Объезжая посты ГАИ, Павел Федорович добрался до Лосиного острова, загнал машину в лес и тогда только перевел дух.
   - Федорыч, солнышко, ну, дай же я тебя поцелую! - не унималась Наташа.
   Но он отстранился и решительно приказал ей:
   - Выходи!
   Она вышла и в недоумении остановилась у машины. Павел Федорович снял с себя ремень и отрывисто сказал:
   - Задирай платье!
   - Бить будешь? - с усмешкой спросила Наташа.
   - Кому говорят?!
   Она покорно задрала платье и нагнулась к капоту. Федорыч ударил ее так, что она вскрикнула. Нанеся еще два сильных удара, Федорыч после паузы влепил ей еще разок, но уже вполсилы.
   - Все? - робко спросила Наташа, повернув к нему лицо.
   Он бросил ремень, обхватил ее лицо и поцеловал Наташу в губы. Она встрепенулась, прильнула к нему, крепко обняв... И снова запрыгали звезды в темнеющем небе, но теперь и Наташа стонала и кричала от наслаждения.
   После они стояли и смотрели на небо и на темный лес.
   - Как же нам быть? - проговорил в раздумье Федорыч.
   - Не волнуйся, Пашенька. Я уже придумала, что нам делать. Сейчас поедем к моей хорошей подруге, там и переночуем...
   - На машине нельзя, остановят, - Федорыч кивнул на пробитый багажник.
   - Поедем на метро.
   - А как же машина?
   - Ты что, Пашенька, какая машина? Ты пойми, ты их всерьез обидел. Номера твои они видели, не успеешь до своего парка добраться... Если переживаешь за машину, позвони с улицы в таксопарк, объясни, где стоит машина, попроси забрать.
   - Да она может не дождаться, пока за ней приедут...
   - Да и бог с ней! Ты послушай меня. Завтра утром мы с тобой уедем из Москвы...
   - Привет! А квартира, вещи, деньги?..
   - Ну, позвонишь еще кому-нибудь, попросишь за квартирой присмотреть. А деньги у тебя где хранятся?
   - В сберкассе.
   - Значит, завтра к открытию придется туда подъехать. Ничего, может, обойдется, не нарвемся на них. Пока они расшевелятся... А оттуда сразу на вокзал - и в Сольвычегодск! С прежней жизнью покончено!
   Павел Федорович улыбнулся.
   - Почему именно в Сольвычегодск?
   - А у меня там тетка живет. Туда эти ребята за нами не потащатся. Кто мы для них? Мелкая сошка! Сегодняшнее забудется, а серьезных дел за нами нет. Мои деньги для них - тьфу! Это здесь, в Москве им надо был мне острастку дать, чтобы другим неповадно было. Нет меня - нет проблемы!
   - Логично, - согласился Павел Федорович.
   - А в Сольвычегодске мы совсем другую жизнь начнем. Я открою сауну, девушек наберу, а ты будешь моим компаньоном. Здорово я придумала?
   Павел Федорович снял руку с ее плеча.
   - Сауну? - пролепетал он. - А я хотел... Чтобы ты замуж за меня пошла. Работать...
   - Можно и пожениться. Хотя, пара из нас выйдет та еще, при нашей-то разнице в возрасте. А работать... так мы и будем работать! А что еще нам делать, Федорыч? Мы разве виноваты, что жизнь пошла такая?
   Федорыч растеряно молчал.
   - Ну, Пашенька, ну же, соглашайся! Я дело говорю, Федорыч!
   - А! - Павел Федорович махнул рукой. - Будь оно все трижды неладно! Ладно, поехали в Сольвычегодск.
   - Вот и умница! - Наташа крепко поцеловала его. Забрав вещи из машины, они пошли к дороге...
  

Любовь с первого взгляда

  
   Если кто-то думает, что собирать бутылки - пустяковое дело, то он крупно ошибается. Собирание бутылок требует не меньше ума, сообразительности, находчивости и знаний, чем занятие политикой, большим бизнесом или иными махинациями.
   В своем районе Юрка считался мастером по сбору бутылок и пользовался заслуженным уважением среди своих коллег. Когда-то давно, в другой жизни, он звался Юрием Николаевичем, работал инженером на заводе, имел семью и дом. Все это ушло: промышленность упразднилась за ненадобностью, жена ушла к другому, квартира осталась за женой.
   В первое время Юрий Николаевич старался вписаться в новые экономические отношения, но все его попытки закончились крахом, а деньги, заработанные им, испарились без следа. И Юрий Николаевич махнул на все рукой и послал всех к известной матери. Он бомжевал, перебивался случайными заработками, пропивая большую часть заработанного. В ходе такого существования он потерял отчество и стал зваться просто Юркой, что, впрочем, его не волновало.
   В таинство профессии собирателя бутылок Юрку посвятил Петрович - почтенный старый бомж с большим стажем. Юрка однажды спас Петровича от неминуемой смерти, когда последний, пьяный и избитый, заснул на морозе. С тех пор Петрович взял Юрку под свое покровительство и определил на жительство к татарину Бабаю, пускавшему к себе кого угодно за толику спиртного.
   Весной Петрович пропал без вести, но Юрка уже занял прочное место в сложной системе бутылочного маркетинга. Под Юркиным контролем находились лучшие места, и действовал Юрка в самые благоприятные часы. Досаждали, правда, конкуренты. Особенно опасна была злобная и опасная шизофреничка Сонька по прозвищу Пианистка. В молодости она училась в консерватории, потом двинулась на почве мании величия. Сонька вечно норовила первой обшарить мусорные ящики и урны на Юркиной территории. Но нет худа без добра, ведь конкуренция подстегивает инициативу и стимулирует применение новых методов в маркетинге. Юрка придумывал новые способы сбора бутылок, отрабатывал методику, и его бизнес приносил стабильный прирост прибыли.

***

   Судьба обычно благосклонна к тем, кто может сам о себе позаботиться. В один прекрасный апрельский день небо послало Юрке его избранницу. Он шел домой, к Бабаю, в хорошем настроении, придерживая в рваном кармане куртки бутылку водки. Его путь пролегал мимо большой помойки, и здесь Юрку окликнул надтреснутый женский голос:
   - Эй, мужчина! Извините за обращение. Не нальете двадцать капель? Худо мне, прямо помираю, а денег нет.
   Юрка не привык к сантиментам. Жестокий мир диктовал жестокие законы. Он собирался ответить нахалке в известных выражениях, но когда взглянул на нее, его сердце дрогнуло. Перед ним, прислонившись к мусорному ящику, стояла женщина божественной красоты с чудными неземными глазами. И ничего, что губа у нее была разбита, под глазом синяк, и одежда состояла из жуткого тряпья. Плох тот мужчина, который не разглядит за внешней оболочкой женщины ее внутреннюю сущность.
   - Налейте, мужчина. Ради бога! - продолжало просить это божественное существо.
   - Пошли в дом, - предложил Юрка. - Чего тут стоять?
   - Не, мужик. Я так просто не даю.
   - Дура! - мягко произнес Юрка. - Я же без всяких. Пойдем, я у другана живу. С ним и выпьем.
   - А, ладно! Пошли. Но гляди, мужик, если что - я отчаянная.
   - Заладила! Сказано - ничего тебе не сделается. Безо всяких я. Меня, кстати, Юркой зовут.
   - А я - Валька. Пошли, что ли, скорей. Как мне плохо, кто бы знал!
   Заход к Бабаю получился очень удачным: он тоже где-то раздобыл бутылку "Русской", а сам отключился быстро, с полпузыря, так что Юрке с Валькой выпало прилично. Валька пришла в себя и разговорилась.
   - Ты, Юрик, не думай, что я оторва какая...
   - Я не думаю.
   - И не думай. Если хочешь знать, я была честная девушка. Парень у меня был, но я ему ничего не позволяла. А перед тем, как ему в армию идти, позволила, пожалела. И залетела с первого раза, представляешь? Ему, конечно, написала. А он мне в ответ, что это его не касается, мало ли с кем я гуляла... Раскрылось мое положение. Мать меня избила, а отец пригрозил, что из дома выгонит. Ну, сделала аборт... А город у нас небольшой, все про всех знают. Стали обо мне судачить, ребята пристают, смеются гадко... Уехала я в Москву. Здесь у вас на пивоваренный завод поступила, комнату дали в общежитии. Пахала на заводе, как лошадь, тяжести поднимала и доигралась! Надорвалась. Кровь из меня пошла, еле откачали. Два месяца в больнице провалялась, а завод за это время реформировали. Начальство разбогатело от реформы, а рабочим - шиш с маслом! Как я из больницы вышла, мне даже не заплатили за последний месяц, что я отработала. Из общежития меня выгнали, его в аренду сдали фирмам разным. С тех пор и мыкаюсь, вот уже два года будет.
   - А домой вернуться не пробовала?
   - Домой? - протянула Валька. - Да у нас в городе зимой горячую воду с отоплением отключили за неуплату. Зарплату месяцами не выдают, жить не на что. Люди на газонах огороды разводят, чтобы хоть с того пропитаться. Родители мои вот так и перебиваются!
   Валька заплакала тяжелыми пьяными слезами.
   - Не раскисай! У меня, может, побольше твоего потеряно, и натерпелся я не меньше, а я и не вспоминаю. Прошло - отрезали!
   Юрка задумался.
   - А хочешь, могу тебя в дело взять? Помогать мне будешь, а жить станем здесь, у Бабая. Он за лишнюю стопку согласится. Хочешь?
   Валька недоверчиво посмотрела на Юрку, и взгляд её был, как у брошенной собаки, отчаявшейся найти хозяина. Юрку передернуло.
   - Согласна или нет? Чего молчишь? - грубовато спросил он.
   - А чем ты занимаешься? - робко поинтересовалась Валька.
   - У меня дело верное и доходное. Я бутылки собираю, - гордо сообщил Юрка.
   Валька на секунду оторопела и вдруг начала дико хохотать. Она смеялась до слез, даже протрезвела.
   - Ох, господи! Ну, насмешил! Вот так дело! Ну и коммерсант! Ох, в дело он меня возьмет!
   - А ты не смейся! - обиделся Юрка. - Чтобы ты знала, я в этом деле - мастер. Голодный не хожу и на кое-что (он постучал пальцем по бутылке) денег хватает.
   - Да я-то тебе зачем?
   - Помогать станешь. Одному трудно: и собирать надо, и сдавать, и за территорией следить. Я уж и так думал помощника взять... Потом, скажу прямо, по душе ты мне. Красивая ты.
   Валька смутилась и поправила волосы. Женщина всегда остается женщиной, будь она королевой или бродяжкой.
   - Не знаю, не знаю. Как-то так неожиданно, вдруг... - она явно хотела, чтобы ее уговаривали.
   - Соглашайся, Валюша! Ты мне нужна.
   - Ну что же... Попробуем.
   - Тогда давай по последней за успех. - Юрка разлил остатки водки по стаканам...

***

   Валька осталась жить у Бабая. К Юркиному удивлению она быстро вошла в нюансы бутылочного бизнеса и приносила немалую пользу. Кроме того, она добровольно взяла на себя обязанности домохозяйки: готовила вкусную еду из немудреных продуктов, а в свободное время отдраила и отчистила квартиру Бабая от многолетней грязи.
   Но чистая квартира почему-то наводила тоску на Бабая и вызывала у него чувство дискомфорта, он начал пить по-черному, подрался с Юркой и выгнал его с Валькой из своего жилища. Хорошо, что у Юрки был запасной вариант: они поселились в никем не посещаемом подземном тоннеле, который вел к каким-то обветшалым коммуникациям. Отгородив старым тряпьем боковой тупиковый ход с горевшей в нем днем и ночью старой-престарой лампой в стене, они превосходно устроились.
   В конце мая Юрка сделал Вальке официальное предложение руки и сердца. Вернувшись домой с работы, он преподнес Вальке великолепный букет из трех купленных тюльпанов и двух почти свежих гвоздик, найденных в мусорном ящике. При виде цветов Валька просияла.
   - Это мне? - спросила она с очаровательной улыбкой.
   - Тебе. Кому же еще? - ласково сказал Юрка.
   - По какому случаю?
   - Вот что, Валюша. Выходи-ка ты за меня замуж. Люблю я тебя, вот что.
   Валька покраснела и уткнулась в букет.
   - Да или нет? Не молчи.
   - Да, - ответила она. - Но как же мы жить будем? Нас не зарегистрируют, у меня прописки нет, а ты и сам третий год без паспорта живешь.
   - А плевать нам на них. Как жили, так и будем жить, но теперь вместе навсегда. И если нас отсюда выгонят, из Москвы ушлют, где-нибудь устроимся, а все равно вместе будем. До самой смерти. Так?
   - Так, - повторил Валька.
   И Юрка протянул ей два позолоченных кольца, которые были очень похожи на настоящие обручальные...
  

Плешивая собака

  
   Если шерсть у вас гладкая и шелковистая, имеет приятный цвет и хотя бы относительно чистая, вам будет гораздо легче добиться успеха в жизни, чем существам с неопрятной, свалявшейся или неухоженной шерстью. Судят-то по одежке.
   Эту банальную истину хорошо понимала собака, живущая в подвале выселенного дома. Еще до того, как она здесь поселилась, с ней произошла большая неприятность: она подцепила где-то стригущий лишай. Одному Богу известно, сколько мучений перенесла собака, прежде чем смогла вылечиться, но шкура ее после болезни была безнадежно испорчена, шерсть вылезла со спины и с боков. Честно говоря, собака и прежде не отличалась красотой и стройностью, - и лапы у нее кривоватые, и спина провислая, и морда вкось, но хоть шерсть была пушистой - как никак, скрывала недостатки.
   А теперь стало совсем плохо. Во время течки кобели, унюхав манящий запах, начинали было заигрывать с плешивой собакой, но рассмотрев ее внимательнее, недовольно фыркали и убегали. Попадались и такие подлецы, что кусали ее ни за что, ни про что! Даже родная стая не захотела признавать плешивую родственницу и изгнала ее со своей территории.
   Вот и пришлось собаке жить в подвале выселенного дома. Другие жить здесь боялись, потому что рядом находились элитные дома, и с бродячими собаками тут беспощадно боролись. В подвале было холодно и неуютно, но пока спокойно.
   Обычно собака просыпалась рано утром и окольными путями шла к ближайшей станции метро. Там можно было отогреться и раздобыть какой-никакой пищи, чтобы не подохнуть с голоду.
   Как только рассветало, сюда подтягивались все собаки из окрестных кварталов. В самом лучшем положении находились те, которые числились в любимцах у уличных продавцов. Последние делились на несколько иерархий. К высшей относились продавцы мясных и колбасных изделий. Пристроиться к ним было мечтой каждой собаки. Ступенью ниже стояли торговцы молочными продуктами и выпечкой. Еще ниже стояли продавцы промышленных товаров, книг и газет. При определенной угодливости от этих продавцов можно было получить часть их завтраков или обедов. На низшей ступени находились торговцы парфюмерией и бытовой химией, от которых так пахло, что и подходить к ним было противно.
   Среди всех собак больше всего повезло черной ушастой суке и ее рыжему другу с умильной мордой. Они были любимчиками толстой продавщицы из мясной палатки. Когда толстая продавщица приезжала на работу, черная и рыжий бежали к ней со всех ног, ласкались, а хвостами крутили так, что казалось, вот-вот они оторвутся! Толстая продавщица растроганно сюсюкала:
   - Вот вы, мои хорошие, мои милые! Точно ко времени пришли! Ай, умницы, ай, молодцы!
   Она поглаживала собак по густой волнистой шерсти, а они падали на спину и задирали лапы от восторга. На их мордах была написана безграничная любовь и готовность выполнять любой приказ хозяйки. Нечего и говорить, что подобная преданность хорошо вознаграждалась мясными отрезками, костями и прочими благами жизни.
   Плешивая собака, чувствуя приступы голодной тошноты, издалека наблюдала за роскошной трапезой избранных. Не в силах сдержать бурлившее в ней негодование, она тявкнула пару раз, но в ответ раздался остервенелый лай всей своры, кормившейся у торговцев, и плешивой собаке пришлось ретироваться.
   В тоске она побрела к мусорным ящикам, надеясь там поживиться чем-нибудь, но, к несчастью, около ящиков было чисто убрано, и даже крышки баков закрыты. Расстроенная собака понюхала землю, где еще вчера валялись объедки, а потом пошла к вентиляционной шахте метро и легла около нее, свернувшись калачиком. Надо было ждать вечера, когда много людей пойдет из метро, и появится шанс получить подачку.

***

   Время тянулось мучительно. Собака дремала, согретая потоком теплого воздуха из шахты, но несколько раз просыпалась от спазм в желудке. Когда стало темнеть, она встала, потянулась, зевнула и пошла к выходу из метро. Люди шли оттуда непрерывным потоком, но подойти к ним поближе не удавалось: другие собаки злобно отгоняли конкурентов. Плешивая собака встала поодаль, у скверика, куда иногда приходили компании с бутылками и свертками с едой. Собака подходила к каждой компании, но подачки так и не дождалась. Все ее отгоняли и еще обзывали чумной, заразной, лишайной и т.д.. и т.п, и никому не было дела до того, что во-первых, она голодная, а во-вторых, может быть, она добрее и благодарнее иных красавиц!
   За целый вечер ей удалось съесть лишь несколько упавших кусочков хлеба, да облизать бумагу, в которую была завернута сосиска.
   Постепенно людской поток редел, и сквер совершенно опустел. Плешивая собака сидела под деревом, непонятно чего дожидаясь. С дерева падали жухлые листья, а над ним в темноте светились тусклые огни, похожие на глаза каких-то загадочных существ. Собака старалась не смотреть вверх, чтобы не завыть от тоски.
   Однако даже в самой поганой жизни случаются изредка радостные события. Плешивая собака увидела человека, идущего нетвердой походкой к скверику. В одной руке он держал бутылку, в другой сумку. Какое-то сверхъестественное чутье подсказало собаке, что судьба делает ей подарок. Не вполне еще уверенная в удаче, собака вышла навстречу этому человеку и повиляла хвостом.
   - А! Собака! - сказал человек и глотнул из бутылки. - Какая же ты облезлая и страшная!
   Собака вздохнула и опустила голову.
   - Не переживай! - ободрил ее человек. Покачнувшись, он наклонился и потрепал собаку по голове. - Я сам облезлый, - похлопал он себя по лысине. - Так что же? Застрелиться теперь?.. Нет, мы не хуже прочих!
   Собака тявкнула в знак полного ободрения.
   - Молодец! - сказал человек.
   С трудом усевшись на землю, он достал из сумки полбатона вареной колбасы, кое-как оторвал от него большой кусок и пихнул собаке:
   - На, жри, уродина! Голодная, поди!
   Пока собака жадно заглатывала колбасу, человек грустно глядел во тьму.
   - Эх! Никому-то мы не нужны! - воскликнул он и опять взялся за бутылку. - Ну, за нас, псина, за тех, кого никто не любит!
   Человек выпил, отбросил пустую бутылку и вытер глаза.
   - Ладно! Доживем как-нибудь, - сказал он собаке и поцеловал ее в лоб. Она стерпела, хотя от человека ужасно пахло. Задержав дыхание, собака даже лизнула его в нос.
   - Хорошая собака! Понимаешь добро, - похвалил ее человек.
   Он вытащил из кармана вонючую палочку, вставил в рот, поджег, потом долго пускал дым и молчал.
   Собака чихала, но не уходила, и не только из-за надежды на еще один кусок колбасы - ей был приятен этот человек и хотелось посидеть с ним.
   Закончив пускание дыма, человек тяжело поднялся и попрощался с собакой:
   - Бывай здорова, образина! Живи, не пропадай!
   Качаясь, он пошел к дороге. Собака побежала за ним, но он остановился и строго прикрикнул на нее:
   - Ты за мной не ходи! Мне тебя некуда деть! Давай, давай, пошла отсюда!
   Плешивая собака отбежала за куст, подождала, пока человек не отошел шагов на пять, а потом все-таки проводила его до автобусной остановки и стояла там, пока он не уехал.
   После этого собака неспешно побежала к своему подвалу, пробираясь по темным дворам и закоулкам. Вверху, над домами по-прежнему мерцали огни, но теперь они не пугали ее, а вызывали любопытство: что это за огни и зачем они?..
   Укладываясь спать в подвале, она вновь вспомнила о человеке, давшем ей колбасу, и о том, как он хорошо сказал: "Бывай здорова, образина!" И от этих воспоминаний собаке сделалось так приятно на душе, что она вильнула хвостом перед тем, как заснуть.
  

Московский Диоген

(рассказ бывшего советского человека)

  
   Канун Нового года в фирме справляли бурно. Закрылись в три часа дня, и пошло веселье. Выпито было немало; коллеги разъезжались по домам под шафе. Ясно, отчего Вадим заехал бог весть куда, вдоволь накатавшись на метро. Он не помнил, как оказался на пустыре у Москвы-реки. На беду ударил мороз, и потерявший ориентацию Вадим запросто мог окоченеть, если бы его не подобрал добрый человек.
   В его странном жилище Вадим и проснулся поутру. Похоже было, что он лежит в какой-то большой трубе или бочке. Вначале он не мог понять, где находится и как сюда попал. Нестерпимо болела голова, и во рту было пакостно. Вадим глухо застонал.
   - Что, худо? - над ним склонилась чья-то бородатая физиономия, но убей бог, Вадим не знал, кто это.
   - Где я? - с трудом спросил он.
   Бородатый ухмыльнулся.
   - У меня дома, родимый. Вчера подобрал тебя тут, неподалеку. Где сподобился так набраться?
   - На работе, - едва выдавил Вадим. - Праздник отмечали.
   - Видно, все подряд пил? Русский коктейль - водка, пиво, да портвейн?
   Вадим снова застонал.
   - Обычное дело. На-ка, подлечись, болезный!
   Мужик налил что-то в стакан и поднес Вадиму. Почувствовав запах спиртного, тот сморщился, сдерживая тошноту.
   - Пей, пей, лечись! Хоть через силу, а влей в себя.
   Кто бы знал, с каким отвращением Вадим выпил этот стакан, давая себе клятву, что никогда больше не напьется до такой степени!
   Однако в самом деле полегчало и малость отпустило. Он присел на топчане и теперь уже основательно осмотрелся. Жилище, действительно, было покато, не имело потолка и напоминало большую бочку, лежащую плашмя. Старая обшарпанная мебель и вещи, которые, вероятно, были найдены на помойке, наглядно свидетельствовали о том, что это жилье человека, порядком оторвавшегося от общества.
   - Что, нравится мой домик? Здесь и живу, - сказал бородатый. - А зовут меня Палычем. А тебя как величать?
   - Вадим.
   - Тоже неплохо. Так вот, Вадик: метро теперь уже работает, я тебя доведу до ближайшей станции. Помнишь, какая здесь станция?
   Вадим отрицательно покачал головой.
   - Понятно. Частичная потеря памяти. Распространенное явление после праздников. Идти сможешь?
   Вадим встал, сделал пару шагов.
   - Смогу.
   - Ну, пошли. А то у меня свои дела, долго с тобой валандаться, извини, некогда.
   Вадим вышел на воздух. Дом Палыча по сути был бытовкой строителей в форме большого металлического цилиндра. Около него в котловане топорщились поржавевшие конструкции, а позади высилась глухая стена, за которой виднелись мачты высоковольтных проводов и огромные трансформаторы. Перед домом были навалены плиты, блоки, трубы, создававшие непреодолимую преграду для желающих взять жилище Палыча штурмом, если бы таковые нашлись. А с правого фланга дом прикрывал обширный пустырь с горами строительного мусора, за которым вдалеке блестела вода незамерзшего пруда, и за ним совсем далеко стояли жилые дома.
   - Местечко тихое, спокойное, - довольно сказал Палыч. - В советские времена затеяли здесь стройку, да времена те кончились, и стройку забросили. Даже бытовку не вывезли. Я тут и обосновался. Ну, отдышался? Пошли.
   Палыч провел Вадима мимо котлована, обошел электростанцию и остановился у задней стены гаражей.
   - Отсюда сам дойдешь. Топай вдоль гаражей к мосту через реку, за ним - метро.
   - Спасибо, Палыч, за все! Спас ты меня, можно сказать, - Вадим пожал ему руку.
   - Ладно, чего там! Будет желание - приезжай, да привози тогда выпить и закусить; а ещё, может есть у тебя вещи, старые, ненужные, какие отдать не жалко... Вот тогда и будем в расчете.
   - Конечно! Обязательно приеду!
   - Ну, бывай!
   И Палыч пошел обратно.

***

   Вадим никому не рассказал об этом приключении. Жил он отдельно от родителей в своей квартире, поэтому никто не узнал о его ночном отсутствии. Вадим честно хотел съездить к Палычу, отблагодарить его, но все дела мешали, то одно, то другое - некогда было.
   В конце февраля он прочел в разделе хроники "Московского комсомольца", что накануне нашли в таком-то дворе двух девушек, замерзших насмерть. Обе находились в состоянии сильного опьянения. Они, видимо, заснули и скончались от переохлаждения, несмотря на то, что было не особенно холодно. Вадима передернуло. "И я мог бы так..." - подумал он и решил в ближайшие выходные непременно поехать к своему спасителю.
   В воскресенье Вадим купил водки, закусок, уложил в большую сумку всякие ненужные ему вещи и поехал к Палычу. С двумя тяжелыми сумками в руках Вадим с трудом пробрался к его жилищу по узкой тропинке, ежеминутно рискуя свалиться в котлован. К великой досаде Вадима, Палыча не оказалось дома - на двери висел ржавый замок. "Куда он подевался? Неужели придется назад сумки тащить?" - злился Вадим, закуривая сигарету. Минут через десять он увидел Палыча. Тот шел от пруда через пустырь, перелезая через смерзшиеся груды мусора. В руках он нес удочку и пакет. Заметив Вадима, Палыч остановился.
   - Здорово, Палыч! Не узнаешь? Я - Вадим. Ты меня подобрал перед Новым годом.
   - А... Помню...
   - Вот, привез тебе подарки, как обещал, - Вадим показал на сумки.
   - Однако ты не торопился. С Нового года сколько времени прошло!
   - Дела... Понимаешь...
   - Ладно. Приехал, и слава Богу. Сейчас открою мои хоромы.
   - А ты как будто с рыбалки?
   - Угу. Там, в пруду наловил. Шут его знает, что в этот пруд сливают, но вода не замерзает, и рыба плодится в большом количестве.
   - Есть-то ее можно?
   - А чего же нет? - обиделся Палыч. - Хорошая рыбка. И сам ем, и продаю в вяленом виде. Не помер, как видишь, и никого не отравил; почти каждый вечер у метро продаю - тем и живу. Многие только у меня и берут, хвалят... Проходи, а я рыбу на улице спрячу. После засолю, а пока как бы кошки не сожрали. До чего наглые твари, сказать нельзя! И бессовестные, все бы им чужое стащить!
   Вадим поставил на стол бутылки с водкой, выложил закуски, а вещи вывалил на топчан. Палыч когда вошел, удивился:
   - Ого! Ну, ты и привез!
   - Ерунда! Жизнь дороже стоит!
   Палыч достал стаканы, бросил на стол несколько штук воблы.
   - Сейчас печку затоплю, и начнем. Разливай пока.
   Железная печка быстро разогрелась, в домике стало тепло.
   - Давай, что ли, Палыч, по первой, за тебя!
   - Погоди. Дай поесть сперва немного из твоих подношений. На этой неделе от ментов житья не было. Гоняли меня от метро, не давали рыбу продавать. Даже хлеба не на что было купить. На одной вобле жил. Изголодался... Ну, вот, червячка заморил. За меня, говоришь, пьем? Ну, давай!
   Вадим снова налил.
   - Ты не части. Или торопишься?
   - Да нет, не тороплюсь.
   - Тогда давай посидим по-человечески. Мне редко такая закуска перепадает.
   Наевшись, Палыч взял стакан.
   - Теперь можно и на это нажать. Забыл, как тебя зовут?
   - Вадимом.
   - Ах, да, Вадимом. Хороший ты парень, Вадим. Добро помнишь. Давай теперь за тебя выпьем.

***

   После того, как они допили первую бутылку, Палыч размяк и расположился к разговору.
   - Ты, Вадик, где работаешь?
   - В одной фирме.
   - Коммерция?
   - Всего понемногу.
   - Понятно... Женат?
   - Нет.
   - И правильно. Пока молодой, не спеши.
   - А ты?
   - Был. Все было - и семья, и работа. Было, да сплыло!
   - Как так?
   - Да так. Ты думаешь, я кто по специальности?
   - Не знаю.
   - Отгадай.
   - Рабочий?
   Палыч засмеялся.
   - Нет, брат. К рабочему классу не имел чести принадлежать. Я - физик-ядерщик. Закончил МИФИ. Четырнадцать лет проработал в Арзамасе-17.
   Вадим поразился:
   - Вы - физик?
   - Что это тебя на "вы" перекинуло? Удивлен? Да, брат, вот такие фортеля жизнь иногда выкидывает!
   - А как же вы... ты сюда попал?
   - Долгая история.
   - Куда нам спешить?
   - Гм... А ты и впрямь парнишка хороший. За твое здоровье, не замерзай больше!.. Ну, слушай, если есть охота. Детство мое пропустим, перейдем сразу к розовой юности. Тогда, в начале 60-х, физикой многие бредили. Казалось, мир можно с ее помощью перевернуть и человечество осчастливить. В то время мелких масштабов не признавали, планетарными категориями мыслили. Я когда в МИФИ поступал, конкурс был тридцать человек на место. Заметь, без блата поступал, своим умом и старанием. Учились мы крепко, дурака не валяли, хотя и шалили по молодости, не без этого. После окончания института распределился в Арзамас-17, не побоялся из Москвы уехать. Сейчас говорят, что якобы в таких закрытых городах жизнь райская была, полное изобилие. Не верь, врут! Может, немного лучше жили, чем в целом по стране, но зато и работали, как звери! Про нормированный рабочий день и не вспоминали, сутками другой раз из лаборатории не вылезали. Крепили оборонную мощь державы, двигали вперед науку. Что мы там навыдумывали, им, за бугром, и не снилось! Уже после, когда мы секреты свои всему миру стали выдавать в русле нового политического мышления, они в своих америках, франциях, да в англиях рты пораскрывали! Двинули мы-таки науку вперед!
   Палыч помрачнел.
   - А дальше, что же... Перестройка судьбоносная пошла, потом великие реформы. Фундаментальные науки оказались государству не нужны. Обороняться тоже стало не от кого. Выяснилось, что внешних врагов у нас нет, а от ядерного оружия вообще одна морока. И перестали нам деньги отпускать, зарплату платить нечем стало... Не все смогли осмыслить новую реальность. Начальник нашего отделения, уж на что крепкий мужик был, стоящий, а сломался. Не выдержал, бедолага, застрелился! А какая светлая голова была! Умница. Герой соцтруда, лауреат разных премий, за границей о нем знали... Давай, помянем его, а заодно и всех тех, кого реформы переехали.
   Они выпили.
   - Но можно, наверное, было как-то приспособиться? Конверсия, перепрофилирование? - спросил Вадим.
   - Если бы совсем не перекрыли кислород, может чего и вышло бы... Да только это одни слова, прихлопнули нас, уничтожили, потому что нужно им было нас ликвидировать... Но не буду сбиваться на государственные темы, продолжаю о себе. Вернулся я в Москву. От матери мне квартира досталась, в ней мы и поселились с женой и нашими ребятами - я в Арзамасе женился, двоих детей народили. Вот, притащились в Москву, а денег нет. Сначала гайдаровская реформа сбережения сожрала, затем новые цены нас опустошили, а переезд вовсе под корень подрубил. Ну, жена устроилась работать учителем физики в школу, за гроши, а я стал искать, чем бы семью прокормить. В Москве с работой легче было, все-таки центр российской коммерции и политики. Мы почти десять лет здесь не были, приехали - ахнули! Иномарки, супермаркеты, рестораны, казино, элитные дома - жизнь ключом бьет! Странное дело: большинству людей в России жрать нечего, а тут в каком-нибудь паршивом казино за ночь миллионы спускают! Государство в упадке, экономика на ладан дышит, а на Рублевском шоссе дворцы строятся для избранных граждан!.. Опять я отвлекся. В общем, начал я искать работу. Туда, сюда потыкался, наконец, повезло. Один мой приятель открыл фирму по сбыту металлопроката и взял меня к себе для решения организационных вопросов. Вот уже где я побегал по инстанциям! Говорят, в советские времена бюрократия была, - не спорю, была, - но при демократах она расцвела пышным цветом и выросла на порядок. Бумажек надо собрать десяток на любое плевое дело, и подписать их у разных начальников. Если законным путем идти, - не дойдешь! Без подарочка никуда не сунься, а на взятки даже негласная такса установлена: кому, сколько, и за что. А как оформил бумажки - изволь с бандитами договориться, а не то прибьют или разорят. Впрочем, чего я тебе рассказываю, сам знаешь наши порядки.
   Вадим засмеялся и кивнул.
   - Да уж, смешно, аж плакать хочется! - невесело усмехнулся Палыч. - Всего противнее - лебезить и кланяться, но семью кормить надо, поэтому я наплевал на себя, на самоуважение. Так и крутился. Коммерция у нас шла ни шатко, ни валко: где-то нажили, где-то прогорели, с кем-то договорились, а с кем-то сорвалось. Хорошо, что у приятеля связи остались с прежних времен, иначе был бы полный капут. Но на этих связях мы, в конце концов, и сгорели. Заключили договор с одним большим начальником, через его посредничество хотели товар дешевле закупить. А он наши деньги к себе в карман положил, и привет! Поди, достань его, у него такая крыша - пушкой не прошибешь! Прогорела наша контора, началась вторая серия хождения по мукам.
   Где я только не работал: грузчиком был, землекопом, рекламным агентом, охранником, расклейщиком объявлений! Работал, как вол, как каторжный, а на жизнь не хватало. Моя жена мыкалась со мной, мыкалась, - и не выдержала! Забрала детей и уехала к теще в Ленинград. Там ей обещали вакансию предоставить в какой-то конторе у знакомых. Не знаю, что у нее получилось, давно известий не имею... Первое время очень скучал без семьи, и сейчас иной раз тоска накатывает. Но жену не осуждаю: зачем ей со мной погибать было, детей обрекать на нищету?

***

   Палыч налил водки. Вадим, чувствовавший, что пьянеет, закрыл свой стакан рукой. Палыч не настаивал и выпил один. Водка оказывала на него обратное действие: чем больше он пил, тем трезвее становился.
   - Обидно мне сделалось за свою исковерканную судьбу, за опоганенную державу. И начал я ходить на всякие митинги и демонстрации. Примкнул, можно сказать, к оппозиции. Комунистов-партократов я, понятно, никогда не любил; не за возврат к прошлому я ратовал, а против нынешней гнусности. На многих мероприятиях побывал, но толку от этой кутерьмы не увидел. Публика собиралась пестрая, как по составу, так и по взглядам. Ораторы на трибуне власть ругают, а что делать - разумного никто ничего не предлагает. Несут какую-то чепуху. А некоторые выступавшие были такие разъевшиеся и вальяжные, что по ним не скажешь, что плохо живут. Народ же их слушал разный: с одного бока алкаш стоит, тянет водку из горла бутылки и матерится: "Так - распростак, житья не стало, не на что бутылку купить!" С другого бока девчушка с портретом Ленина, - видать, идейная! Большинство присутствующих - люди среднего и пенсионного возраста, жизнью ушибленные, хмурые и растерянные. Постоят, покричат: "Банду Ельцина под суд!" - да и разойдутся. Душу отвели, пар выпустили - и слава Богу!..
   С весны пошли разборки в верхах государства, Верховный Совет принялся с народом заигрывать. Интересные начались дела... Ты о первомайской демонстрации, которая на Ленинском проспекте проходила, слышал чего?
   Вадим пожал плечами:
   - Так, что-то...
   - Интересное было зрелище, жутковатое. В тот день в Москве состоялись две маевки. Первая в Центре под присмотром властей - чинная, благородная, непонятно, для чего проводившаяся. Вторая - на Октябрьской площади под командованием Анпилова. Его идеи лично мне смешны. Из какого времени он их вытащил? Какая может быть пролетарская революция в конце ХХ века? Но мне нравилась непримиримость Анпилова, то, что он, в отличие от других, не лизал задницу власти. И я поехал на Октябрьскую площадь.
   Народа на площади собралось много. Люди пришли сюда, как на праздник, привели детей, принесли флажки, шарики, многие пели под гитару. Главным для них в тот день было не протестовать против нынешних порядков, а вспомнить прежние времена, старую хорошую жизнь. Анпилов это понял, митинг провел короткий, говорил больше о празднике, чем о проблемах. После митинга встал вопрос - куда идти? Анпилов объявил, что в центр дороги перекрыты, демонстрацию разрешили только до центрального Выставочного зала. По сути - издевательство! До зала от площади метров четыреста, мост пройти - и все шествие! А людей собралось тысяч тридцать - значит, когда передние до конечного пункта дойдут, задние еще на площади будут стоять. Ну, Анпилов и предложил идти к Университету на Ленинские горы. Раз в центр нам двигаться нельзя, пойдем от центра, говорит. Ленинские горы - место хорошее, там есть, где остановиться.
   А день выдался, как на заказ! Тепло, солнечно... Пройтись два часа по такой погоде - одно удовольствие! Пошли весело, с песнями, настроение у всех мирное, даже пьяных не было видно. После того, что потом случилось, Лужков врал о погромах, учиненных демонстрантами по пути следования, о разбитых киосках и магазинах. Выдумал бы чего поумнее! Кто же в компании с женщинами, стариками и детишками погромы устраивает!.. Ну, дошли до площади Гагарина, а дальше пути нет. Стоят машины поперек дороги, а перед ними омоновцы в касках, со щитами и дубинками.
   Тут народ разъярился. Что же это - ни вперед, ни назад ходу не дают! Самые отчаянные сцепились с омоновцами. Те их дубинками лупцуют, а наши древки от знамен в дело пустили. Омоновцы решили наших водичкой остудить. Выкатили две пожарные машины и давай поливать! Многих облили с ног до головы, а больше всего прессе досталось. Чтобы запечатлеть беспорядки, журналистов тьма поналезла, их первых и окатили...
   После холодного душа, да на праздничек, люди вовсе озверели! Омоновцев раскидали, машины в сторону отодвинули. Здесь-то и погиб молодой парнишка-омоновец. Задавили, беднягу, бортом грузовика. Омоновцы, конечно, тоже озверели и пошли бить всех подряд! Упавших - и то били! Никого не щадили, ни стариков, ни женщин. Спасаясь, люди прыгали через ограду Парка Горького и бежали вниз к реке по тропинкам. Удался праздник, нечего сказать!..

***

   Палыч вздохнул:
   - Летом положение осложнилось. Руцкой, Хасбулатов и компания всерьез тягались с Ельциным. Он решил их всех разогнать, подписал указ N 1400. Верный ему Лужков здание Верховного Совета блокировал. Отключили все системы снабжения. Но третьего октября несколько тысяч человек из сторонников Верховного Совета прорвались-таки к Белому дому, где этот самый Совет заседал. И началась там полная чехарда! Руцкой, к примеру, тут же сформировал отряд и отправил его Останкинский телецентр брать. Это же додуматься надо было - ведь, телецентр охраняли, как золотой запас страны! Как могли необученные, плохо вооруженные люди его взять? Получилась бойня. А Ельцин козырь отхватил: "На насилие ответим насилием!" На следующий день в Москву ввели войска, и начался расстрел Белого дома.
   Палыч одним духом выпил еще стакан.
   - Да, брат. Много злодейств и преступлений было в российской истории. Четвертое октября 1993 года - одно из них. Я в Белом доме тогда был, сам все видел, своими глазами. Прибыл я туда третьего октября вечером, когда наших в Останкино уже побили. Шваль, которая к Белому дому за наживой притекла, рассеялась: остались идейные. Я присоединился к мужикам, стоявшим у входа. Говорили разное. Кто-то утверждал, что в Москву войска идут за Верховный Совет драться, что все области против Ельцина восстали, а он с правительством сидит в Шереметьеве, американского самолета ждет.
   Постояли мы с час, выходит к нам капитан в камуфляжной форме.
   - Постройтесь, - командует.
   Построились кое-как.
   - Положение следующее: Останкино взять не удалось, но президент Руцкой обратился за помощью к частям, верным Верховному Совету. Надо продержаться до их прихода. Сейчас получите оружие, и я распределю вас по объектам обороны.
   Мы пошли за капитаном. По пути наш отряд уменьшился - некоторые отстали. Получили оружие, кому какое досталось, и расставили нас, значит, по объектам. Меня капитан поставил к одному из окон, выходивших на стадион. Это меня и спасло, по тем окнам на следующий день не стреляли, они по нам со стороны моста били...
   Под утро раздался гул моторов. Глядим - окружили нас со всех сторон славные орденоносные дивизии. И началось! Долбили нас крепко. Как мы полдня продержались - до сих пор не пойму! Здание для обороны совершенно не годилось, его можно было за полчаса занять...
   Меня и еще двоих - моего ровесника и молодого парня - взяли ближе к вечеру. Мы к тому времени встать не могли - контуженные, полуоглохшие. Ворвались к нам здоровенные парни в масках, заломили руки, врезали по несколько раз - тем наше геройство и закончилось. Отвели они нас на первый этаж. Там таких, как мы, много набралось. Стрельба уже стихла, только где-то на самых верхних этажах слышались выстрелы. Ни Руцкого, ни Хасбулатова я не видел. Когда бой шел, они где-то отсиживались, а после быстренько сдались, и их увезли законным образом.
   А мы долго стояли, ждали решения своей судьбы. Вначале нас солдаты охраняли. Они вели себя пристойно. Потом омоновцы пришли. Эти стали измываться, - перепугались, видать, накануне. Как стемнело, нас стали сортировать. Одних в машины заталкивали, других по улице уводили, а третьих вели на стадион. Оттуда доносилась пальба и крики, и мы поняли, что там к стенке ставят.
   Дошла очередь и до нас троих. Нашу судьбу решал милицейский полковник. Рожа у него была красная, вид смурной, и перегаром разило.
   - Что, сволочи, доигрались? - спрашивает и давай нас материть.
   Тут меня злость взяла. Мне бы промолчать, а я ему говорю:
   - Над побитыми издеваться смелости не нужно. Остынь, а не то кондрашка хватит! Гляди, как кровь к лицу прихлынула...
   Полковник дар речи потерял. После повернулся к своим опричникам и приказал:
   - Этих шустрых - на стадион!
   И повели нас в расход пускать. Ну, думаю, семь бед - один ответ. Терять нечего - страшней смерти ничего не будет. А вели нас молодые ребята-омоновцы, сильно пьяные. Не привыкли людей на смерть водить, вот и напились. Как вышли мы в переулок, я толкнул того омоновца, который за мной шел, он на своих товарищей завалился, а мы деру! Вслед простучали автоматные очереди. Моего ровесника пули почти надвое перерезали, а парню ногу перебило. Подхватил я его - и во двор. Омоновцы за нами бегут, кричат: "Стоять, падлы!" Я - в подъезд старого дома. Повезло - подъезд оказался проходным. Мы выскочили в соседний переулок, и по нам снова выстрелили. Тут меня задело в левый бок. Голова закружилась, затошнило, дыхание перехватило. Чувствую - сейчас упаду. Парень шепчет:
   - Давай в разные стороны, врассыпную...
   Куда там "врассыпную", когда он идти не может? Нет уж: или вместе спасемся, или вместе пропадем. Нет большего греха, чем товарища в беде бросить! Рванул я из последних сил в другой двор, через него опять в какой-то переулок выбежал и прямо на "Скорую" налетел. Ударило меня крепко, опрокинуло на землю, а парень в сторону откатился.
   Из "Скорой" выпрыгнул врач.
   - Ошалел?! - орет на меня.
   - Помоги, друг, - шепчу ему, а сам сознание теряю, в голове туман плывет.
   Слышу, врач кому-то говорит:
   - Раненый. И еще один. Быстро их в машину!
   Затащили меня в "Скорую", накрыли омоновской курткой (в машине раненый омоновец лежал).
   - Парня, что со мной был, не забудьте, - прошу врача.
   - Не беспокойся. Сейчас втащим.
   Но не успели они за ним пойти, как топот ног раздался.
   - Эй! - кричат. - Вы чего тут?
   - Раненых везем в больницу.
   - Бандитов?
   - Раненых.
   - Ты целкой не прикидывайся! Бандитов укрываешь?!
   - Ваших же везем, омоновцев! Посмотри сам.
   Дверь открылась. Я сжался под курткой на носилках, а рядом омоновец стонет, без сознания.
   - А... Это другой разговор. А на земле кто лежит?
   - Какой-то паренек. Шальной пулей, наверное, задело.
   - Сюда шальные пули не долетают! Видать, из Белого дома бежал, коммуняка. А ну, берите его, ребята! - приказал начальник своей команде.
   - Но он ранен... - врач, молодец, пытался за парня заступиться.
   - Закрой рот! Быстро катись в больницу, спасай наших братанов, а с этим мы сами разберемся!
   Дверь закрылась, машина поехала. Я лежу, зубы сжал, чуть не вою. А что сделаешь? Будь хоть сколько-нибудь силы, кинулся бы на них, ей-богу, а так...

***

   - Дай закурить, - попросил Палыч у Вадима. Тот молча протянул ему сигарету и зажигалку. Палыч покурил, потом сказал:
   - Знаешь, браток, до четвертого октября у меня кое-какие сомнения насчет существования Бога были. Не то, чтобы верил, а так... сомневался. Но после этого дня не верю ни в какого Бога. Если бы он был, не могли бы такие гнусности на земле твориться. Ты подумай, если он все это допускает, кем он должен быть по-нашему, по-человеческому рассуждению? Полным придурком или негодяем, с которым порядочные люди не знаются. И еще - поразила меня наша интеллигенция. Те недоумки, что на мосту напротив Белого дома стояли и хлопали, когда танки стреляли и людей убивали, те недоумки меня не удивили. Что с них взять? Воспитаны на продажности и предательстве, мозгов нет, по чужому слову живут. Но интеллигенция? Как можно было славить убийц и издеваться над убитыми? Какая после этого из интеллигенции "совесть нации"? Будь они прокляты!
   - Не надоело слушать? - спросил он Вадима. - Немного осталось. Итак, попал в больницу. Что приятно - уход был на высшем уровне. Больше того, какие-то незнакомые люди приходили, приносили передачи. Приходил, правда, и следователь, но оформил дело как случайную огнестрельную рану. Также и других раненых оформили. Видимо, установка сверху была дана - приуменьшить масштабы трагедии.
   Рана у меня оказалась не опасной, пуля прошла навылет, но пролежал я больше месяца - рана плохо заживала. Выписался из больницы перед ноябрьскими праздниками. Приезжаю домой, гляжу, на моей квартире стоит железная дверь. Что такое? Что за наваждение? Я осмотрелся, - может, этаж не тот? Нет, все правильно, мой этаж, моя квартира, но почему-то с железной дверью. Звоню - никто не открывает. Еще звоню - тишина. Позвонил к соседям. Открыл мне Николай, мы с ним сто лет знакомы.
   - А ты, чего, вернулся? - спрашивает.
   - Откуда?
   - Сказали, что ты квартиру продал и уехал в свой Арзамас.
   - Никуда я не уезжал, в больнице был. И квартиру не продавал. Кто же такое сказал?
   - А нынешний начальник домоуправления, или как он там теперь называется? Он и сказал, что ты квартиру продал. Новые жильцы приезжали. Видишь, дверь поставили.
   - Бред какой-то.
   Николай плечами жмет.
   - Не знаю. Нам так сказали.
   Я задумался. Эту квартиру еще мой отец в кооперативе выстроил, а после смерти отца мать ее на меня перевела. Все было оформлено честь по чести. Старый-то начальник ЖСК вместе с моим отцом работал и меня хорошо знал. А новый что-то сильно интересоваться начал моими делами, и всё расспрашивал - не хочу ли я квартиру продать. Неприятный тип - скользкий, увертливый, но подкопаться под меня до поры не мог, а тут - нате вам, объехал на кривой козе! Нет, думаю, дорогуша, тебе такой фокус даром не пройдет! Это же прямое преступление, ты у меня в тюрьму загремишь!
   Но пока надо было куда-то пристроиться. К счастью, Николай меня пожалел, пустил к себе, раскладушку поставил. Перекантовался я у него пару ночей, а после выходных сразу в контору, к начальнику пошел. А его на работе нет. Ладно, иду к нему домой. Меня долго выспрашивали из-за закрытой двери, кто я, зачем, да почему, потом сказали, что он уехал на несколько дней, и когда вернется - неизвестно. Я - назад, в контору. Пробился к его заместителю. Вижу, сидит женщина, хорошо одетая и лицом приятная. Я, понятно, пришел жутко злой, но сдерживаюсь, излагаю ей свое дело и интересуюсь, как все это понимать?
   А она мне:
   - Что вы сказки рассказываете? Продали квартиру, теперь поздно жалеть. Обратного пути нет.
   - Не продавал! - кричу. - Не продавал! Я в больнице лежал.
   - Как же не продавали? Вот ваша подпись на документе стоит!
   Протягивает бумажки и показывает мне. Смотрю, действительно, договор оформлен, как следует, моя подпись есть, нотариусом заверенная, и номер нотариальной конторы пропечатан. Я остолбенел, а потом как заору:
   - Да вы здесь жулики! Бандиты! Воры! Думаете, управы на вас нет?
   Дамочку перекосило.
   - Чего орешь, алкаш? Пропил квартиру и еще права качаешь? Ты на меня не ори, тварь! На себя посмотри: куртка грязная и окровавленная, поди, подрался и валялся на улице?
   Как я эту дамочку не прибил, до сих пор не пойму! Но она поняла, что я могу с ней сделать, отпрыгнула от стола, завизжала:
   - Милиция! Милиция!
   - Вот, вот! Милиция сюда нужна! Зови! Тюрьма по вас плачет!
   Но не драться же с бабой, да и какой толк? Хлопнул дверью и побежал в нотариальную контору, в которой липовый документ заверили.
   Меня принял молодой мужик лет тридцати. Я опять свою историю рассказываю и спрашиваю:
   - Как могло получиться, что вы заверили мою подпись без моего присутствия?
   Он мне отвечает:
   - Вы не волнуйтесь. Сейчас мы ваше дело поднимем, во всем разберемся.
   Пока документы искали, я немного успокоился. Сижу, думаю, как начальника домоуправления выведу на чистую воду.
   Посмотрел этот, в очках, мою папку и говорит:
   - Оформлено правильно, по закону. Сотрудника, который вел ваше дело, сейчас нет, он в отпуске, но, извините, оформить договор без вашего присутствия он никак не мог. Это криминал.
   - Но меня здесь не было! Я в больнице лежал.
   - Но, наверное, вас из больницы сюда привозили? Такое часто случается в нашей практике. Иной раз привозят таких старичков, что еле-еле дышат.
   А сам улыбается. Горько мне стало и обидно: нигде правды не найти.
   - Хорошо. Положим, я хочу обжаловать договор, куда мне обратиться?
   - На этот счет закон пересмотра дела не допускает, если нет ошибок или неучтенных нюансов при оформлении. Впрочем, можете обратиться в суд. Это ваше право.
   И я потащился в суд. А там, чтобы документы на рассмотрение подать, надо в очередь записываться. Но хуже, что документов-то нужных у меня нет. Со мной только паспорт был, остальные бумаги в квартире остались, и где они теперь - не знаю.
   Вернулся я к Николаю, поведал о своих злоключениях. Его жена заахала, а Николай меня утешает:
   - Не отчаивайся, Палыч! Быть не может, чтобы нельзя было концов найти! Ты - мужик башковитый, в прошлом научный работник, пошевели мозгами-то. А лучше, сходи к юрисконсульту, посоветуйся с ним. Денег я тебе дам, - вернешь, как сможешь.
   Так я и сделал. На следующий день сходил в юридическую консультацию. Юрист меня выслушал, задал несколько вопросов, потом сказал:
   - Ваше дело, если все обстоит так, как вы рассказали, конечно, выигрышное. Но хлопот будет много. Во-первых, надо будет документы на квартиру восстановить. Во-вторых, взять показания медперсонала из больницы, что вы никуда не уходили в тот день, когда договор продажи жилья подписывался. В-третьих, надо будет обратиться в прокуратуру, чтобы возбудить уголовное дело против начальника ЖСК и нотариата. А затем в суде похлопотать, чтобы его решение не затягивалось и носило благоприятный для вас характер. Одним словом, времени и денег уйдет предостаточно.
   Я вконец расстроился. А он, видя мое состояние, тихонько говорит.
   - Можно быстрее все сделать. Заметьте, я беседую с вами в данный момент неофициально, как человек с человеком. Можно разузнать, кто стоит за спиной председателя ЖСК, один он бы вряд ли на такое дело пошел. Хорошо бы также навести справки о новых жильцах. По опыту знаю: законопослушные граждане редко на авантюры идут. Имея полную информацию, можно было бы обратиться в соответствующие, скажем так, неформальные организации.
   - А сколько они с меня возьмут?
   Он руками развел.
   - Я их тарифов не знаю. Но если вы заинтересовались, могу порекомендовать посредника.
   - Спасибо, я подумаю.
   Ну, иду назад и размышляю: для того чтобы хоть законным, хоть незаконным способом действовать, нужны деньги, и немалые, а где их взять? У кого занять? И какие гарантии, что мое дело выгорит? А если и выгорит, с чего отдавать? Да и нет у меня знакомых, чтобы могли большой суммой одолжить.
   И вдруг меня озарило: чего, спрашивается, я жду? Пойти и взломать эту железную дверь к чертовой матери, да жить в своей квартире! Пусть начнутся разборки, мне гласность на руку!
   Подхожу к дому с самым решительным настроением, а в подъезде прижимают меня к стенке два здоровенных бугая и один из них ласково мне говорит:
   - Слушай, мужик. Слушай и вникай. Твоя квартира ушла. Не видать тебе ее, как своих ушей. А будешь рыпаться, у нас разговор короткий: исчезнешь, и никто тебя не найдет. Знаешь, сколько трупов под Москвой закопано? Понял, мужик?
   - Понял.
   - Смотри! Мы один раз предупреждаем.
   Отпустили они меня и ушли. Постоял я на лестнице, постоял, потом поднялся к Николаю, позвонил.
   - Ну, что? - спрашивает он. - Как сходил?
   Я рукой махнул.
   - Глухо. Коль, дай, пожалуйста, еще деньжат немного, если сможешь. Как заработаю, верну.
   - Да ты погоди, скажи, что надумал?
   - Устроюсь на какую-никакую работу. Авось не пропаду. А с квартирой пиши пропало.
   Коля, добрая душа, посочувствовал и денег дал. Уговаривал у них пожить, но я не согласился. Погостил, хватит. Не могу на чужой шее сидеть: "Горек чужой хлеб". И я стал бомжем.

***

   - Но можно же было что-нибудь предпринять, самому похлопотать? Зачем ты оставил это дело? - спросил Вадим.
   - Э, браток, насмотрелся я на чиновников! Заранее известно, что никто в моём деле копаться бы не стал. Отложили бы его в долгий ящик; оно бы годами могло тянуться. А тем временем меня бы грохнули в темном углу...Выпьешь со мной?
   - Капельку. Мне уже хватит.
   - Как скажешь. Будь здоров!
   - Я-то тоже сейчас стараюсь не увлекаться, - Палыч показал на бутылку. - А тогда здорово пил. Что ни заработаю - пропью. Хорошо, на работу брали, в паспорте отметка о московской прописке осталась. А где жил, лучше не спрашивай. Чисто бродячая собака... Потом повезло: устроился на фабрику сторожем и дворником по совместительству. Оклад небольшой, но на пузырь хватало. И долг Коле вернул, между прочим... Ну, днем территорию убирал, а ночью в сторожке дремал. Но счастье недолго продолжалось - весной фабрика разорилась, и я опять очутился на улице, без денег, без жилья. Признаюсь откровенно, была мысль закончить такое существование. Укатали сивку крутые горки! Но решил, что смерть от меня все равно не уйдет, и если совсем невмоготу будет, я с ней в любой момент могу встретиться. Это право всегда за мной остается, и никто его не отнимет.
   И побрел я по улице неизвестно куда, - просто, чтобы идти. А погода была дивная: солнечно, ветер парной, земля подсыхает, пахнет почками и талой водой. И отчего-то сделалось мне радостно. Не с чего, кажется, веселиться - полный тупик, а душа радуется! Такое ощущение покоя и свободы, которого давно не испытывал!
   Только городская суета настроение портила, и я старался уйти подальше. Долго шел по глухим улочкам, пустырям - и вдруг нашел себе пристанище: вот эту самую бочку-бытовку, подарок судьбы. Правда, бытовка загажена была да раздолбана, пришлось повозиться, но ничего, навел порядок, обустроился. Рыбку стал в пруду ловить, познакомился с мужиками из тех домов. Осенью они мне старую печку притащили, - она хорошо греет, чувствуешь, как тепло? Так и живу. И главное - ни от кого мне ничего не нужно, и я никому ничего не должен.
   - А не скучно? - спросил Вадим.
   - От привычки зависит... А тебе скучно не бывает?
   - У меня дела.
   - Вот от дел-то тоска и берет! Ладно, были бы дела, а то - делишки. И цель одна - деньгу нажить. Вот где тоска.
   - Не нравится деньги зарабатывать, не сможешь жить красиво.
   - Плевать я хотел на красивую жизнь! Может, в ней-то самая жуткая тоска и есть. И потом, отчего ты думаешь, что моя жизнь не прекраснее, чем жизнь какого-нибудь богача? От меня мир ничем не загорожен. Я чувствую, как жизнь течет, как меняется, и я сам каждый день вместе с ней в чем-то меняюсь.
   - Не знаю... - Вадим покачал головой. - Разве это жизнь?..
   Они замолчали.
   - Что же, - сказал Вадим. - Я, пожалуй, пойду.
   - Иди. Возьми воблы с собой. Понравилась вобла?
   - Вкусная.
   Палыч довольно улыбнулся:
   - Все хвалят.
   - Ну, Палыч, до свидания. Еще раз спасибо тебе.
   - Тебе спасибо, браток. Бывай.
   Вадим вышел из домика и стал пробираться по тропинке мимо котлована. Миновав стройку, он оглянулся. Палыч сидел на ступеньке у открытой двери своего жилища и щурился на заходящее солнце. Вадим помахал ему рукой, но Палыч этого не заметил.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   1
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"