В ноздри Больцу набилась пыль и он, согнувшись под рюкзаком, чихнул. Брезентовые лямки больно вонзились в натёртые плечи.
- Пора делать привал,- подумал Больц, переводя дух, - много уже прошёл.
Следовало отдохнуть перед последним рывком - топать до места оставалось порядочно, а спина уже начала отваливаться. Подходящее укрытие удалось найти через пару сотен шагов - одинокая пожухлая акация у обочины давала хоть призрачную, но всё-таки тень. Больц с наслаждением скинул увесистый рюкзак и уселся на землю, прислонившись спиной к чахлому скрюченному стволу.
- Ничего, немного осталось,- утешил он себя и сделал пару глотков горячей воды из фляжки.
Рюкзак чуть заметно шевельнулся. Больц отвернулся в другую сторону и попытался просвистеть что-нибудь весёлое, старательно разглядывая пологие холмы на горизонте. Получалось плохо. Тогда он замолчал и лёг на спину, положив руки под голову. Небо, ослепительно сияющее в просветах листьев, было одного цвета с его глазами. Белесо-голубое, будто выцветшее от долгого использования.
"Интересно, а какие глаза у Бога? - думал Больц, - Может такие же? Цвета сухого неба. Вот быть бы Богом, смотреть на всё сверху и довольно посмеиваться"
"Эй, Бог! Зачем ты над нами посмеиваешься? Да, мы глупые и смешные дети. Да, мы ничего ни в чём не смыслим. Да, мы путаемся в собственных ногах. Но больно-то нам бывает по-настоящему, по-взрослому! Так что не надо смеяться. Не над чем..."
"Интересно, а как больно бывает Богу?"
- Так, не расслабляться! - сказал себе Больц решительно. - Встал и пошёл!
Подняться удалось с большим трудом, голова гудела, в глазах заиграли мошки. Зато рюкзак больше не подавал признаков жизни. Больц уже взялся было за лямки, когда в воздухе мелькнула быстрая тень.
- Куда ты идешь, Больц? Возвращайся домой! Иди домой, Больц!
Это была горлица. Невесть откуда здесь взявшаяся, она устроилась в ветвях акации и нахально косилась на Больца блестящим круглым глазом.
- Иди домой! Иди! Иди!
"Вот ведь" - раздраженно подумал Больц и резко шагнул к ней, угрожающе хлопнув ладонями.
Горлица перепорхнула на верхушку дерева, ещё раз пропела "Иди домой!" и с горестным криком полетела восвояси. Больц долго глядел ей вслед, потом сплюнул сухими губами и, вполголоса чертыхнувшись, снова взялся за неподъёмный рюкзак.
"Ещё немного. Наверное, вон за тем холмом" - упрямо твердил Больц и совершенно себе не верил. Казалось, кто-то незаметно втыкает впереди всё новые и новые Последние Холмы. Ни за одним из них не было Моря, так ясно увиденного с гор ещё вчерашним утром. Но Больц не хотел больше останавливаться - шевеления внутри рюкзака на ходу были не так заметны. Понемногу вечерело, жара начала спадать. Акации вдоль дороги стали встречаться чаще. Море, хоть и недостижимое, было уже рядом.
Из зарослей колючек на дорогу выбежал волк и встал перед Больцем, преграждая путь.
"Ждал он меня, что ли?"
- Стой, Больц! Стой! Зачем ты идёшь к Морю? Что у тебя в мешке?
Больц, не глядя на зверя, прошагал мимо. Волк забежал ещё немного вперёд.
- Это бесполезно, Больц! Возвращайся домой! Отдохни здесь и возвращайся. Я буду стеречь твой сон.
Больц снова ничего не ответил. Волк посидел ещё немного, понюхал пыль, вздохнул и убежал куда-то в холмы.
Внезапно за очередным поворотом открылась огромная мёртвая роща. Насколько позволял видеть глаз, впереди возвышались бесчисленные остовы исполинских дубов, не то сожжённых давнишним пожаром, не то затопленных наводнением, не то просто уставших жить.
"Чёрт, - подумал Больц. - А с гор она казалась совсем небольшой"
Сильно расстраиваться он, впрочем, не стал. Прямо за рощей, какой бы необъятной она отсюда не выглядела, путь завершался. Больц откашлялся, глотнул из фляжки и чуть прибавил шагу.
"Теперь уже совсем близко"
Идти стало легче, под ногами поскрипывала солью твёрдая растрескавшаяся корка. Сучьев почти не было ни на деревьях, ни на земле, наверное, их давно забрало море. Титанические многообхватные стволы поднимались вокруг на заоблачную высоту. Прямые и белые, отполированы до блеска, они напоминали колонны античного храма.
Больц хотел провести рукой по гладкой древесине, но почему-то испугался. Вся эта величественная картина показалась ему вдруг настолько хрупкой, что одного прикосновения было достаточно, чтобы её разрушить. Больц зябко поёжился, представив, как деревья начинают валиться, разбиваясь со звоном на куски, увлекая за собой соседей, устилая землю тонкой древесной пылью.
"Нет,- сказал он себе. - Не надо отвлекаться, моя цель не здесь"
Вдруг из-за одного из белых стволов появилась девушка верхом на единороге. Она была очень молода и красива, как бывает красива заря перед восходом солнца. Изящный единорог нервно переминался с ноги на ногу, а девушка, не двигаясь, смотрела в глаза Больцу с непонятным выражением на худеньком личике - не то скорбь, не то ухмылка, не то что-то ещё...
"Нет, - снова сказал себе Больц. - Останавливаться нельзя"
Он прошёл мимо, не оглядываясь, а странная девушка так ничего и не сказала.
"Ну наконец-то"
Больц вышел на берег Серого Моря. Море, как и всегда, было спокойным и безмятежным. Лёгкий ветерок гнал ровные свинцовые волны на запад - туда, где тонуло усталое солнце. Серое Море - Море Забвения.
Больц встал в полосе прибоя, снял рюкзак и достал из нагрудного кармана причудливую раковину. Он приложил её к губам и, набрав полную грудь воздуха, подул. В наступающей темноте прозвучал низкий, утробный стон, похожий на крик умирающего кита. Протрубив ещё два раза, Больц убрал раковину обратно и стал ждать.
Вскоре вода у берега забурлила, исторгнув из неведомых глубин огромную чёрную тушу.
- Чего тебе надобно, человече? - оглушительно взревела Стальная Рыба, сверкая белоснежными клыками размером с руку Больца.
- Пришёл затребовать долг.
- Какой до... Погоди-ка! Больц, ты!?
- Я, я... Привет.
- Вот это да! Проси чего хочешь, дорогой ты мой человечек!
- Я собственно за этим и пришёл. Мне нужно, чтобы ты взяла это, - он кивком указал на лежащий рядом рюкзак, - и унесла в самую глубокую и тёмную расщелину, какую только знаешь.
- Да я с радостью! А что у тебя там?
- Не спрашивай...
- Больц, да он же шевелится. Что там такое?
Рюкзак действительно отчаянно дёргался, словно чувствовал к чему идёт дело. Больц скрипнул зубами и повернулся к Рыбе.
- Любовь.
- Что?
- В рюкзаке моя Любовь. Я хочу от неё избавиться. Не спрашивай больше ничего, просто сделай, как я прошу.
- Подожди, Больц. Подожди. Это же бессмысленно! Я могу отнести твой рюкзак на тысячемильную глубину. Туда, куда свет не проникал с самого Сотворения. Где вода холоднее, чем сердце детоубийцы. Где чудовищное давление превращает камень в кисель. Но это ничего не даст. Любовь нельзя убить! Ты вернёшься домой, а она будет ждать тебя у ворот. Ты сбежишь в леса, а она будет караулить тебя в кронах деревьев. Ты умрёшь, а она станет твоим надгробьем...
- Господи, - сказал Больц срывающимся голосом и упал на колени, - Господи! Чего вы все от меня хотите!? Я знаю! Знаю, что всё это бесполезно!
Его стали сотрясать рыдания и Стальная Рыба деликатно отвернулась.
"Я знаю всё и ни на что не надеюсь. Но что же ещё мне остаётся делать? Что!?"
Волны тихо шелестели во тьме.
"Какими всё же глупыми и злыми бывают эти люди!" - сказала горлица птенцам, вернувшись в своё гнездо.
"Бедный Больц" - вздыхал волк, устроившись на ночлег в зарослях терновника.
Девушка на единороге молча ехала через мёртвую рощу. На душе у неё было паршиво.