Говорила же мне Банни: никогда не ходи на Магдален стрит вечером - нечисто там!
Дескать, на этой улице водятся какие-то злые духи. По-английски: evil spirits.
Ну, положим, у Банни-то были свои резоны. Девчонка угодила в замысловатую ситуацию с участием охранника из ночного клуба "Адвокат дьявола". То ли она этому амбалу что-то задолжала, то ли - пообещала, а потом передумала, - но в итоге выяснилось, что парень связан с украинской мафией. И теперь моей юной соратнице по офису не то, что вечером, - днём лучше бы на Магдален стрит носу не высовывать.
Но Банни приковывали к нехорошей улице долговые кандалы. Прежде чем перебраться на новые пастбища, требовалось выложить квартплату за целых три месяца. На Магдален стрит Банни снимала какой-то дрянной бедсит на паях с Агнешкой. То есть, это они так договаривались, что на паях. А на самом деле платить приходилось одной Банни. По странному совпадению, всякий раз, когда наступал срок раскошеливаться за жильё, польская красавица нажиралась коктейля из антидепрессантов и водки и попадала в реанимацию городского госпиталя, куда её Банни же и доставляла. Там Агнешку прилежно откачивали, но на весь последующий месяц у неё напрочь отшибало память. Во всяком случае, те её отделы, которые ведали вопросами финансов.
Однако этот извилистый сюжетик, хотя и не лишённый дидактического смысла для доверчивых и сердобольных душ, к моему рассказу касательства не имеет.
* * *
Моя же, с позволения сказать, история приключилась в то благословенное лето, когда я, в свободное от работы время, зачем-то немножко увлеклась политикой. Не то, чтобы его, это свободное время было некуда девать, - просто у меня тогда оставались излишки жизненной энергии, и надо было с ними что-то делать. А тут местные выборы подоспели, ну я и поддалась уговорам одного партийного агитатора и согласилась подежурить в штаб-квартире персоналистов в ту субботу. Всего-то делов - посидеть несколько часов за партийным компьютером и обработать на нём информацию, поступавшую с избирательных участков. Сразу оговорюсь: в партию - ни тогда, ни, тем более, после - я и не думала вступать, а была, что называется, сочувствующей гражданкой. Забегая вперёд, тут же и замечу, что и сочувствие моё тоже оказалось небеспредельным. Как только вездесущая британская пресса докопалась до истинной причины весёлости и румяности тогдашнего лидера (хронический алкоголизм), а также до слабостей двух других известных функционеров (мальчики по вызову и большие манильские конверты с банкнотами, соответственно), - мой интерес к персоналистам несколько поостыл. А вместе с ним - и сочувствие.
Если вы подумали, что персоналистская штаб-квартира как раз и находилась на Магдален стрит, то ничего подобного! Райкомов и обкомов оппозиционных и прочих альтернативных партий (впрочем, за тори не поручусь) в английской глубинке пока не придумали, и персоналисты тусовались на частной вилле красного кирпича в пристойном, чистеньком и зелёном пригороде. А Магдален стрит, при всей своей исторической эксклюзивности, всё-таки - натуральная городская трущоба, кишащая иммигрантами, индо-китайскими лавками (теперь к ним добавились польско-литовские) и злачными ночными заведениями. О связях между персоналистами и, например, тем же "Адвокатом дьявола" лично мне ничего не известно, просто я тут пытаюсь объяснить, каким ветром меня в тот субботний летний вечер занесло на Магдален стрит.
Богемистого облика владелица виллы (седые распущенные волосы по локоть, длинная небесно-голубая юбка из марлёвки, крупные бирюзовые бусы в несколько рядов), бегло ознакомила меня и ещё одного сочувствовавшего волонтёра - худого близорукого джентльмена по имени Арнольд - с фронтом работ и с удобствами, расположенными на первом этаже. Затем хозяйка провела нас на кухню, указала на затянутое полиэтиленовой плёнкой блюдо с вегетарианскими бутербродами, нарезанными треугольничками, и на запасы минералки в холодильнике. Игриво сделала нам ручкой, сверкнув тяжёлым перстнем, и срочно унеслась куда-то по партийно-выборным делам. Но на прощанье успела отрекомендовать свою любимицу. Молодую бело-розовую бультерьершу звали Луна, с ударением на первом слоге. Имя объяснялось тем, что собаку нашли в ночь лунного затмения, привязанной к фонарному столбу невесть кем, и, очевидно, брошенной на верную погибель. Но, по словам хозяйки, несмотря на глубокую травму, нанесённую ей людьми, Луна обладала ангельским характером. В принципе, так и оказалось. Всё оставшееся время зверюга сидела подле столика с персоналистским компьютером и, не мигая, смотрела на меня узенькими и блестящими, как арбузные семечки, глазами, недружелюбно скалясь, и многообещающе рыча. А могла ведь и порвать, - сразу, безо всяких церемоний.
Арнольд тоже показался мне вполне адекватным. На моё счастье, он был хорошо знаком с нужной компьютерной программой, быстро и в доступных терминах мне её растолковал, и работа у нас пошла (Арнольд явился со своим лаптопом). Вот только... часа через два я обнаружила, что мой партийный товарищ почему-то не смывает за собою в ватерклозете. Ещё через четыре - что он делает это намеренно и последовательно. Предположить, что он до такой степени забывчив, я не могла - для этого Арнольд был, пожалуй, недостаточно стар. Скорее всего, он руководствовался неким принципом, в суть которого вникать уже не хотелось. В конце концов, мог же Арнольд просто экономить партийную воду! Как бы то ни было, во мне начал нарастать определённый внутренний дискомфорт. Пользоваться же удобствами в других отсеках штаб-квартиры я не осмелилась - бдительное присутствие Луны не особенно располагало к праздным блужданиям по большому многокомнатному дому.
Что персоналистам ловить на этих выборах было нечего, - выяснилось довольно скоро. Собственно, политические пророки никогда не обещалии партии сияния на соответствующем небосклоне Соединённого Королевства, как минимум, в ближайшую тысячу лет. Но Арнольда, по-видимому, поразило уже само цифровое выражение разгрома. По мере того, как он сводил результаты голосования в таблицы, его и без того длинное лицо вытягивалось, как тепличный огурец под ультрафиолетовой лампой. Потирая виски тонкими костлявыми пальцами, Арнольд страдальчески ссутулился над своим лаптопом и тихонько постанывал, будто от зубной боли. Даже Луне передалось его настроение, и угрожающее рычание сменилось протяжным, заунывным воем.
Когда моя миссия была закончена, я с облегчением пожала Арнольдову липковатую руку и выкатилась, наконец, из бессчастной партийной виллы на свободу - на свежий, вечерний воздух.
* * *
Знаете ли вы, как безнадёжно, как стерильно пуст респектабельный английский пригород по вечерам? Как он мертвецки тих и предсказуем? Здесь даже из растворённых окон особнячков, притаившихся под сенью вековых платанов за чугунными оградами, не доносится ни музыки, ни голосов, ни вообще каких-либо человеческих звуков или шума. Ну, разве что, мелькнёт голубой отблеск телеэкрана, или послышится плач младенца. Если ты один и не особенно спешишь домой, то гулять в таких местах - всё равно, что искать колодец в пустыне. Единственное утешение - смотреть на закатное небо и вспоминать лучшие дни.
Не скажу, что я возжаждала народных гуляний, карнавалов и шествий, - о, нет! Но после общения с Арнольдом и Луной вдруг отчаянно захотелось увидеть и услышать каких-нибудь живых людей и свидетельства их существования. Ускорив шаг, я миновала несколько кварталов, с полдюжины перекрёстков и пару крупных автомобильных развязок с безадресно мерцавшими светофорами. На дорогах царил почти полный штиль, и на пути мне не повстречалось ни одного человека.
Так я и добралась до старого центра. А там уж стали попадаться редкие прохожие, зажглись уличные фонари, и сделалось веселее. Вот уже остались позади тёмная громада собора и прилепившийся к нему домик-пряник - отель "Голова девы", построенный ещё при Вильгельме Завоевателе, и служивший пристанищем для королевы Елизаветы (Первой). Королева со свитой в несколько сот человек гостила в нашем городе в конце 16-го века. Где ночевала свита, я не знаю, но кто-то из королевской челяди занёс в эти края чуму, которая выкосила половину горожан.
Пройдя мимо тёмных окон ресторана "Законник" - куда в полдень, как косули на водопой, обычно устремляются на бизнес-ланч лощёные стада здешних юристов, я направилась к реке. Из более демократического паба "Говяжьи рёбра" раздавались оживлённые голоса и смех, на открытой веранде у самой воды народ кушал гигантские порции "фиш- энд-чипс", запивая их пивом. По реке плыл ярко освещённый прогулочный теплоходик, украшенный гирляндой из цветных лампионов. Пассажиры и едоки приветственно махали друг другу. Лёгкий вечерний зефир разносил по воздуху аромат душистого табака и петуний из палисадников и муниципальных декоративных корзиночек, каких в нашем городе понатыкано на каждом углу.
Здесь мне нужно было свернуть в один из переулков и подняться по крутому спуску наверх, к автобусной остановке - давно пора возвращаться домой. Но ноги несли меня дальше. Из какого-то непонятного мне самой упрямства, я перешла через древний горбатый мостик. Он славен в городе тем, что в средние века с него свешивали длинный шест, на котором был укреплён специальный стульчик, куда сажали особо горластых возмутительниц общественного спокойствия (по-русски говоря: хабалок) и макали их в воду - для охлаждения пыла. Не самое жестокое (хотя и эффективное) наказание, из тех, каким подвергались в давние времена разного рода неформалы, но бедностью воображения экзекуторы точно не страдали.
Меня, как магнитом, тянуло в направлении неблагополучной Магдален стрит. Где-то в глубинах сознания, не вполне вербализованно, барахтался вопрос: почему Банни сказала "нечисто", а не, например, "опасно"? Да ещё, растягивая "e" в слове "evil", прищурилась и скроила устрашающую гримаску, которая, впрочем, мне тогда показалась довольно потешной.
* * *
Тут надо бы сделать передышку и коротенько объяснить, что же всё-таки это за улица такая. Кстати, единственное в Англии географическое название, связанное с именем св. Марии Магдалины, которое произносится так, как пишется: Маг-да-лен, а не как: "Модлин".
В начале 12-го века, когда в городе строился собор, епископ, его основатель, (сказывают: грешник) распорядился устроить при часовне св. Магдалины лепрозорий - один из первых в стране. Прокажённых тогда называли "лазарями", по имени библейского Лазаря. А приют для больных - домом Лазаря, или, по-русски говоря, лазаретом. На месте часовни позже появилась церковь св. Магдалины, она и дала имя улице, и стоит здесь по сей день. Правда, службы в этой маленькой церквушке давно не ведутся. Одно время здесь молодёжь собиралась на рейвы, потом был какой-то склад, а нынче - и вовсе неизвестно что. Окна завешены, вход в церковь заколочен. Палисадничек возле церкви давно зарос крапивой и репейником, что уж совсем большая редкость для нашего города.
Зато в средние века жизнь здесь била ключом. И не только жизнь.
Епископ специально организовал лазарет на выселках, чтобы проказа не перекинулась на горожан. Однако местный люд, невзирая на лепроносный источник, собирался возле церкви св. Магдалины на "камышовую" ярмарку, где шла бойкая торговля домашней птицей и ходовым стройматериалом - камышом с окрестных болот. Здесь устраивали популярные в те времена шоу -медвежьи травли, петушиные бои, и состязания лучников. А, чтобы жизнь раем не казалась, нарушителей правопорядка, диссидентов, героев народно-освободительных движений и эзотерически ориентированных граждан (главным образом, гражданок), что называется, enmasse приходовали чуть поодаль - сразу за городскими воротами, где находился Висельная горка. Она и по-прежнему там находится и так же называется - только вот виселицы демонтировали, кажется, в конце 19-го века..
Столетиями улица потом расширялась, в основном, за счёт тыла - бесчисленных двориков и садиков за домами. В двадцатом веке, после войны, Магдален стрит перестроили с тем эффектом, что большой её участок превратился в обособленную слободу, которая сильно смахивает на советский микрорайон эпохи позднего репрессанса. Когда-то здесь было изобилие приличных магазинов, мясных и рыбных лавок; люди приезжали сюда за покупками со всего графства. Но улица так и оставалась окраиной. За "висельными" воротами и фрагментами уцелевшей со средневековья городской стены уже начинаются склады, механические мастерские, бензозаправки, а за ними - поля, леса и озёра.
С течением времени, оживлённая торговля на Магдален стрит порядком захирела. В городе понастроили новых супермаркетов и торговых центров, а окраина сделалась вотчиной иммигрантов и всего того, что англичане зовут dodgy business (сомнительным бизнесом).
Что же до слухов о привидениях на Магдален стрит, которыми так любят потчевать туристов здешние гиды, и тешить своё воображение - экстремалы-краеведы, - то лично меня не особенно впечатляли ни истории о блуждающих по ночам задушенных девушках, ни многозначительные Баннины ремарки о "злых духах". Надо же людям чем-то скрасить обыденность... В каждом английском городе (да и, почитай, в каждой деревне) есть свой фольклор о призраках и о, фигурально выражаясь, скелетах в шкафах. Да ведь, где люди, - там всегда и скелеты! А уж в нашем городе - и подавно. Лет двадцать назад археологи из здешнего университета вели раскопки возле Висельной горки и обнаружили около тысячи почти целых человеческих скелетов (уже не фигуральных). Историки объяснили эти захоронения несколькими волнами эпидемии чумы, хотя были и другие версии, связанные с массовыми казнями еретиков. Казни-то в наших краях проводились в промышленных масштабах. И жгли, и вешали. Одних лоллардов (христиан, противников католичества) порешили в 15-м веке несколько тысяч, - а трупы сбрасывали в яму возле реки. Её так и назвали: Лоллардова яма. Теперь там автостоянка, - три минуты ходьбы от Магдален стрит.
* * *
Ну, так вот. Перейдя через горбатый мостик, я остановилась возле углового здания с неоновой вывеской: "Армейская карьера". То ли призывной пункт, то ли информационный центр для молодёжи, желающей вступить в Британскую Армию. В подсвеченной неоном витрине красовался плакат с приглашением именно это и сделать. На крайне реалистичной фотографии постера была изображена суровая, неприветливая местность: горы, редкие деревья, снег. Вернее, кашица из снега и грязи, характерная для межсезонья где-нибудь в Восточной Европе. На Балканах, к примеру. Вокруг полусгоревшего автобуса разбросаны убитые и раненые солдаты. Двоим парням в камуфляже и касках удалось пока уцелеть - они отстреливаются, укрываясь за остовом автобуса. По диагонали плаката было начертано красными неровными буквами: "Твой отряд попал в засаду снайперов. Есть идеи?"
Я постояла, размышляя. Идей у меня не было. Можно, конечно, спрятаться под автобусом. Но долго ли там просидишь? Другой вариант: уползти по-пластунски куда-нибудь подальше от снайперов. А как же раненые? Всех-то на себе не потащишь... Сдаться в плен? Ну, нет, как-то не комильфо. Да и прибьют же всё равно...
-Вертолётную поддержку вызвать, - да и все дела, - раздалось вдруг сзади, - а так, конечно, - кранты!
Голос был мужской, с ярко выраженным американским акцентом. Господи, на улице же никого не было! Я резко обернулась. Позади, почти вплотную ко мне стоял высокий человек крепкого телосложения в коричневой кожаной куртке. На голове у него была залихватски сдвинутая почти на затылок пилотка с каким-то значком. Я непроизвольно глянула вниз и заметила, что брюки незнакомца заправлены в высокие ботинки со шнуровкой. Такие, вроде, носили американские лётчики времён Второй мировой войны. Как же неслышно он подкрался... Не люблю такие сюрпризы. Наверное, возвращается с какого-то фэнси-дресс-парти (так в Англии называются всевозможные мероприятия с переодеваниями)... Мужчина показался мне удивительно похожим на актёра Джимми Стюарта - того, который играл в фильмах Хичкока в 50-е годы. Актёр, вроде, умер лет десять назад. Только Стюарт, помнится, обладал благородной шевелюрой, а этот деятель - коротко подстрижен. КрюКат - вот как называется такая военная причёска, - выплыло из закоулков памяти.
От неожиданности я замялась, не зная, что сказать. Несколько секунд собиралась с мыслями, потом выпалила:
-Интересно, а как её вызывать, поддержку-то? По мобильнику, что ли?
Мужчина криво усмехнулся, молча развернулся на каблуках и - растворился в темноте.
Тут бы и мне повернуть, да поторопиться уже на автобус, но какое там! Я почему-то понеслась дальше, непонятной силой влекомая к неверным ночным огням Магдален стрит, как мошка - на горящую свечу. Впрочем, "ночные огни" - это, пожалуй, слишком громко сказано. Улица мало напоминала Бродвей. Так, обычные фонари, да кое-где светились вывески индийских и пакистанских ресторанчиков, распространявщих окрест пряные, удушливые ароматы карри.
Миновав "Джайпурскую жемчужину", "Сапфир Мумбая", а следом - пресловутый "Адвокат дьявола", из мрачного чрева которого доносились тягучие аккорды тарантинного "Сантанико Пандемониума", - я поспешила в направлении церкви Св. Магдалины. Ну всё, дойду до неё - и тогда уж точно: назад!
Вечерняя небесная синева окончательно сгустилась, на смену сумеркам неотвратимо являлась ночь. Полная, яркая луна по-королевски картинно выкатилась на небосвод из-за тёмных крыш домов и верхушек деревьев.
Я было зазевалась, глядя на луну и звёзды, как вдруг увидела: прямо на меня с неба устремлялось какое-то огромное белое животное со светящимися глазами. Крылатая кошка? - пронеслось в голове. Нет, сова! Белая амбарная сова, расправив крылья, пикировала мне на голову. Всё произошло так стремительно, что я даже не успела испугаться, а только на мгновение представила своё окровавленное лицо, растерзанное птицей, как это случилось с героиней того фильма Хичкока, будь он неладен, уже второй раз за вечер придя мне на ум! Я даже не сообразила защититься руками от летучего чудовища. Лобовое столкновение казалось неизбежным. Однако, к моему изумлению, в лицо мне ударило не пернатое существо весом в несколько килограммов, а нечто лёгкое, влажное, белёсое, будто облачко пара. Одновременно послышалось хлопанье крыльев уже где-то над макушкой. В этот же миг в ушах у меня раздался разбойничий посвист, а в голове что-то взревело и рухнуло. Резко запахло нашатырём. Весь окружающий мир плавно свернулся в трубочку, померк и погас.
Сова прошла сквозь мою голову. Навылет, - только и смогла я регистрировать краем ускользавшего сознания.
Тут следует отметить одно обстоятельство. До этого рокового момента в обморок я падала только один раз в жизни - тридцать лет назад, в очереди за ползунками в областном универмаге "Юность", на восьмом месяце беременности. Дело было, - понятно, - в совершенно другой стране и в другой жизни, да и упасть мне не дали добрые люди. Я тогда просто отвалилась на чужие груди и животы, и тут же была оперативно препровождена в спокойный уголок, где чья-то заботливая рука и сунула мне под нос ватку с нашатырём.
* * *
Но теперь рядом со мной никого не было. Не знаю, как долго я пребывала в забытьи, но когда очнулась, то инцидент с совой, пронзившей мою голову, показался мне если не смехотворным, то, по крайней мере, - абсурдным и совершенно невероятным.
-Это мне от голода примерещилось, - несколько успокоенно заключила я, вспомнив, что с утра ничего не ела, кроме крохотного партийного бутерброда с кресс-салатом.
-И обморок - тоже с голодухи, - осенило, наконец. Как же хорошо, когда всему находится объяснение!.
Голова была на месте, руки-ноги целы, только в ушах немного звенело, и в носоглотке по-прежнему ощущался противный нашатырный дух. Но зато я обнаружила, что никуда не падала, а, видимо, сомнамбулически, за то время, пока отключалась, каким-то образом уже дошагала до церквушки св. Магдалины, и теперь стояла прямо перед ней, как лист перед травой. Или, пожалуй, как трава перед листом.
И всё же, что-то было не так. Как будто в окружающей атмосфере что-то повернулось. Каким именно образом тот летний вечер вдруг повернулся, мне теперь уже и не сформулировать. То ли звёзды сделались ярче, то ли запахи - острее, то ли фокус собственного зрения - резче. Но помню, что удивилась, хотя и не назвала бы то удивление стопроцентно приятным.
А более всего меня поразило то, что в узких, стрельчатых окнах церкви теплился огонёк. Как было упомянуто, храм уже несколько лет стоял необитаемым. Как раз незадолго до описываемых событий мне попалась на глаза статья в местной газетке "Ежевечерняя Пресса" с таким посылом, что церковь Св. Магдалины, имея большое историческое значение для города, прозябает в запустении, и не пора ли начать собирать средства на её реставрацию, организовать там что-нибудь общественно-полезное, вроде небольшого краеведческого музея, или чэрити-шопа.
Продравшись сквозь заросли крапивы, я переместилась поближе к церковному окну и тут увидела, что в нём, как в витрине, выставлены какие-то книги. Ага, сподобились, значит, городские власти. Похоже, что в здании церкви действительно разместился благотворительный магазин, даром, что на Магдален стрит их уже и без того около полдюжины. Только чтО же муниципалы не озаботились озеленением? Англичане вообще к сорнякам относятся с брезгливым ужасом и без колебаний терминируют их в зародыше. А тут - надо же! - магазинчик-то открыли, а крапиву не повыдергали. Непорядок получается. Как вот теперь к товару подобраться? Хоть посмотреть, чем нынче торгуют в бывшем лепрозории.
Тут, под моими ногами, исцарапанными репьями, и обожжёнными крапивой, что-то живое завозилось и зарычало. Из тёмных лопухов высунулась белая оскаленная морда, странно знакомая.
-Луна?! - ахнула я, - ты-то как сюда попала? Зачем сбежала от доброй тётеньки? Или ты потерялась?
Собака, похоже, тоже меня узнала, поскольку воздержалась от того, что уже изготовилась сделать: вырвать клок мяса из моей ноги. Напротив, Луна принялась доверчиво тереться о неё своим прохладным, короткошерстным боком.
Не питая никакой приязни к бультерьерам, я, тем не менее, нагнулась и погладила псину:
-Ничего, всё будет окей! А хочешь, я тебя домой отведу? Только, боюсь, уже не сегодня...
Луна подняла морду к окну, и призывно тявкнула, привлекая к нему моё внимание. Я вгляделась. Ну, что там? Обычная макулатура секонд хэнд, от какой народ избавляется за ненадобностью. В основном, подарочно-рождественский хлам: "Настольная книга менеджера", "100 рецептов для вигана", "Диана, принцесса Уэльская, в картинках"...
Оп-па! Я почувствовала, как на лбу выступает холодная испарина. Протерла глаза кулаком. Нет, не пригрезилось. На хлипкой проволочной полке, по соседству со "Справочником смотрителя железнодорожных путей", стояла книга с моей физиономией на обложке. Фотография пятнадцатилетней давности, сделанная в лучшие времена, была заключена в широкую чёрную рамку. Непонятно - не то рамка была траурной, не то это такой дизайнерский кунштюк: на весёленьком зелёном поле из геральдических лилий - чёрный квадрат с моим портретом в центре. А внизу название, набранное готическим шрифтом: "Почтовая комната" Роман. Оно бы, конечно, ничего особенного - подумаешь, книжка. Одна загвоздка: я этой книги прежде в глаза не видала. Хуже того: и не писала её. И даже не замышляла.
-Так, спокойно, - скомандовала я себе, - а кто искал приключений на свою... голову?
Разумеется, глупо ожидать, что магазин открыт в такой поздний час, да ещё в субботу. Однако почти бессознательно я зачем-то толкнула, казалось, намертво запертую дверь. С тяжким скрежетом, она неожиданно подалась. Я растворила дверь и, переступив порог, оказалась в тускло освещённом помещении, в котором с трудом угадывалась его былая принадлежность к храму. Ни алтаря, ни каких-либо элементов церковного убранства, ни следа ухоженности и почти домашнего уюта, характерных для большинства англиканских церквей. Только круглый кованый канделябр со свечами, подвешенный на цепях к высокому сводчатому потолку, да в глубине - мутный витраж с выбитыми стеклами. Каменные стены средневековой кладки исчерчены полустёршимися граффити. Ни полок с товаром, ни прилавка, ни кассового аппарата в магазине не наблюдалось. На затоптанном цементном полу в беспорядке свалены ящики с книгами и несколько чёрных пластиковых мешков, набитых каким-то тряпьём. В углу - небольшой контейнер, полуприкрытый старой, пыльной портьерой, свисавшей с потолочной балки, и у двери - несколько колченогих стульев. И больше, пожалуй, ничего.
-Хелло? - неуверенно крикнула я в пространство, но мой голос лишь срезонировал гулким эхом. Снять бы мне поскорее свою книгу с витрины, бросить на ящик мелочи, да и убираться отсюда подобру-поздорову, - подумала я. С Луной вот только предстояла морока. Ни поводка нет, ни намордника. А в автобус меня с отвязанным бультерьером, как пить дать, - не пустят.
Я уже потянулась к проволочной полке в оконной витрине, как за спиной послышался стук каблуков. Вздрогнув (вздрогнешь тут!), я обернулась. Из дальнего угла, царственной походкой, ко мне направлялась холёная, элегантно, но как-то чересчур консервативно одетая дама средних лет. Завитые тёмные волосы уложены в аккуратную короткую причёску. Тонкие губы ярко накрашены инфернально-рубиновой помадой в форме "бантика". Лёгкое отрезное платье расцветки "гингам" - в мелкую бело-голубую клеточку, с пышной, будто накрахмаленной юбкой. Белоснежный кружевной воротничок. Только передника с рюшечками не хватало.
Бог весть (или всё-таки не Бог?), откуда возникла среди сквоттерского хаоса и разрухи эта живая картинка из журнала "Дом и домашнее хозяйство" за июль 1952-го года! Везёт же мне сегодня на фанатов "ретро"!
-Чем могу помочь? - без улыбки обратилась ко мне дама. Её небольшие, чёрные, глубоко посаженые глаза взирали на меня холодно и отстранённо.
-Я хочу купить вон ту книгу, - я мотнула головой в сторону витрины, - можно?
-Это не книга, - равнодушно ответила смотрительница дома Лазаря, - и, нет, нельзя.
-Но почему... у вас же тут магазин?
-Это не магазин, - хмуро отрезала дама..
-А что? Благотворительное учреждение?
-Если угодно, - кафе.
Домохозяйка с замашками доминатрикс как-то странно передёрнулась. Мне показалось, что на секунду на её густо напудренном лице зазмеилась судорожная улыбка.
Затем, клацая острыми каблуками чёрных лакированных босоножек, она прошествовала в дальний угол помещения, откинула портьеру, раскрыла дверцы контейнера, (который оказался старинным буфетом, но в откровенно плачевном состоянии), достала оттуда серебряный подносик и вернулась ко мне, держа его на вытянутых руках.
-Угощайтесь, - не особенно любезно предложила она, косясь куда-то в сторону.
На подносе покоилось изящная голубая тарелочка веджвудского фарфора, а на тарелочке - несколько печений. Вернее, - пирожных "мадлен". Эти пухлые, тающие во рту бисквиты, напоминающие своей формой морской гребешок, увековечил Марсель Пруст в своих "Поисках утраченного времени". Что-то там в Сване повернулось, когда он откусил от такого пирожного, - перестал ощущать себя смертным?
У меня кружилась голова от голода, не говоря уж о недавнем обмороке и о совином нападении..., то есть, наваждении. Может быть, местная Круэлла де Вилль, смилостивится и хотя бы даст мне полистать эту мою собственную "Почтовую комнату", если я не откажусь от её угощения? Так я рассудила и уже протянула руку к пирожному, как из-за портьеры выбежала светловолосая растрёпанная девушка в белом одеянии до пят. Большие голубые глаза её были выпучены от ужаса. С криком: "Вы опять за своё, миссис Олбрайт?" она поскочила к даме и ловким ударом выбила у неё из рук поднос. Тарелка и поднос со звоном покатились по полу, а пирожные рассыпались в крошки.
-Вот вам непременно надо было травить эту леди? - произнесла девушка плачущим голосом, подбирая с полу смертоносную посуду, и отирая её длинным рукавом с воланами, - надо же, я, как чувствовала, не пошла этой ночью дежурить в номер девятнадцатый! А всё из-за вас! Теперь мне от капитана снова нагоняй будет... Ведь вас тогда облыжно осудили за отравительство, сами же твердите, что невинны, что это ваш муж-пекарь подсыпал мышьяку в булочки и продавал их населению, а вы, мол, из любви к мужу на казнь пошли! А теперь сами и хулиганите! И уже в который раз!
Девушка всхлипнула, достала из другого рукава кружевной носовой платочек, и с чувством в него высморкалась.
-Спокойно, Сара, - процедила злодейка, смерив меня ледяным взглядом, - ну какая же она леди? Ты что, не видишь? Нашего поля ягода, ей мышьяк - что слону дробина... Я как раз и проверить хотела. А в номер девятнадцатый капитан сегодня отправил кого-то из лоллардов. Хоть и не их объект. Ты зато в следующий раз возле ямы подежуришь. И нечего тут сопли распускать! - неожиданно грубо, прикрикнула она на бедняжку.
-Да, а вы-то сами почему не на дежурстве? - Сара не сдавалась, - вам надо быть в "Адвокате дьявола", в бывшей пекарне. А вы здесь гостей травите...
Тут открылась входная дверь и в "кафе" резво вбежала Луна, которую я предательски оставила в палисаднике, а следом за ней появился тот самый мужчина в кожаной куртке, встреченный мною раньше, на углу, возле армейского плаката.
-Хай! - нехарактерно жизнерадостно обратился ко мне двойник Джимми Стюарта, - забыл спросить: а что такое "мобильник"?
-Не лукавьте, капитан, - вяло ответила я. Теперь настал мой черёд криво усмехаться, - вертолёты вам не в новинку, а про мобильник не знаете. Будьте уж последовательны.
Внезапно я почувствовала страшную слабость в коленях, и, пододвинув к себе один из стульев, бессильно на него опустилась. Луна преданно улеглась у моих ног.
Троица ряженых (в чём я теперь была убеждена) стояла передо мною, как ожившая скульптурная группа. Отравительница перехватила у распущенной девушки поднос и теперь, как ни в чём не бывало, гляделась в него, как в зеркало, и подкрашивала губы помадой в фигурном золотистом патрончике. Знаю я такие патрончики: фирма "Клиник", их помада. Продаётся в широком ассортименте на первом этаже универмага "Дебнамз". Отсюда пешком - минут десять.
Моя спасительница, приподняв подол своей кисейной викторианской ночнушки, сосредоточенно давила ногой крошки пирожного, растирая их в пыль. Кстати, я заметила, что девушка была обута во вполне современные кроссовки цвета "металлик". Это резко контрастировало с её винтажным нарядом и смотрелось довольно комично.
И только руководитель группы ни в чём не отступил от аутентичности своего имиджа (если не считать его ремарки о вертолёте и подначки насчёт мобильника). Он теперь снял свою куртку, бросил её на спинку стула и остался в антикварном комбинезоне цвета хаки.
-Ну-с, злые духи (я вложила в эти слова максимум сарказма, растянув "злые", подражая Банни), не соблаговолите ли рассказать, кто вас надоумил меня разыграть? Для аматёров недурно получилось, особенно, - с книжкой в витрине. Где мою фотографию достали? - колитесь. Не лолларды ли подкинули? Или - чумная бригада? А, может, ваши субарендаторы подсуетились - прокажённые? Тут, значит, у вас опорный пункт? И, кстати, - сколько берёте за свои услуги от заказчиков? Или, может, вы работаете из чистой любви к искусству? В поисках утраченного времени, так сказать... Не так ли, мистер Стюарт?
-Гм, - откашлявшись, произнёс капитан.. Он стянул с головы пилотку и почесал в затылке, - я не Стюарт.
-Ага, понятно, - закивала я, - вы - не Стюарт, книга - не книга, магазин - не магазин, я - не я... (тут я запнулась, вспомнив про "нашего поля ягоду")
-Аэродром в Тибенхэме знаете? В тринадцати милях отсюда? - лже-Стюарт снова нахлобучил пилотку. Я отрицательно покачала головой.
-Ну, там ещё лётный клуб был, потом закрыли его, - продолжал капитан, - оставили только две взлётные полосы и ангар, а контрольную вышку ещё в 75-м снесли, - он ухмыльнулся, - нервный народ, эти летуны-любители. Вечно им что-нибудь чудится...
-А-а-а! - вспомнила я, - это тот самый аэродром с привидениями. Читала, как же! Там, вроде бы, на этой вышке разгуливали и куражились американские лётчики, сбитые немцами во время войны. То есть, ну, типа их призраков. Даже в дневное время... Амисы в войну использовали аэродром как базу для своих бомбардировщиков, да?
-Зря вы так... с иронией: "куражились"... И насчёт дневного времени - это чистое враньё. Только ночью. Впрочем, вам не понять. Да, нас четверо таких было, из 445-й авиагруппы ВВС. Которые потом разгуливали. А так, тут в войну четыре эскадрильи базировались. Наша вообще-то формировалась в Форт Диксе, Нью Джерси... В ноябре 43-го прибыли в ваши края, отсюда летали на Б-24-х, "освободителях". Бомбили установки для подлодок в Кильском порту, военные заводы в Оснабрюке, Мюнхене... Но вам ведь это не интересно...
Джимми Стюарт... он командовал нашей эскадрильей. Он-то как раз уцелел. К концу войны до бригадир-генерала дослужился. В Голливуде он снимался ещё до войны, но Хичкок, настоящая слава, - это уже всё после. А ведь мы и вправду с ним были похожи, как две горошины из одного стручка. Нас даже окрестили "близнецами". Джимми, кстати, это ужасно раздражало. Он немножко страдал манией величия, а тут - какой-то капитан в родню набивается... Ему тогда как раз майора присвоили... Теперь уж - дело прошлое... Подробности вам ни к чему, но после того, как вышку на аэродроме ликвидировали, меня сюда... откомандировали. А лолларды - ну что, лолларды? Волонтёры, подвижники... их много, им пинка под зад не надо давать - всегда готовы выйти на вахту (при этих словах, капитан выразительно посмотрел на юную Сару, и та тут же залилась румянцем). С чумными и прокажёнными немного сложнее, там своя специфика. Но это уж - наша проблема. Только знайте: не в том дело, кто и чем нам платит, - важнее, - кому и за что мы должны.С мобильником я действительно вас подкалывал. Мы хоть и не люди, но в курсе, того, что творится на белом свете...
-И никакие мы не злые, - подхватила девушка, - то есть, не лолларды - те вообще душки! А мы - ну, наше звено (она бросила укоризненный взгляд на миссис Оллбрайт, которая тут же состроила мину оскорблённой добродетели), ещё никому из людей не навредили. Про других говорить не буду, а мы только по страху специализируемся, без ущерба. Да и страх-то не очень страшный. Вернее, предсказуемый. Про нас в краеведческой литературе уже давным-давно всё рассказано. Я вот приписана к дому номер 19 - здесь, на Магдален стрит. Сейчас там "Оксфам", - ну знаете, чэрити-шоп? А в мои времена был дом терпимости (Сара вздохнула). Хотите совет? Если когда-нибудь свернёте на эту скользкую дорожку, остерегайтесь лысых клиентов! То есть, таких, кто ещё молодые, но уже лысые. Среди них попадаются настоящие душегубы... Особенно среди плотников. Ой, что это я! (Сара в ужасе, который показался мне несколько деланным, прикрыла рот ладошкой) Вам же уже всё равно поздно! Нет, простите, я, наверное, снова глупость сморозила... Ну вот, я этот дом и курирую. Появляюсь там в своём белом балахоне, напускаю волны холода, запах лаванды... У меня есть такой специальный мешочек с лавандой, он в медальоне, вот смотрите! Называется: помандер (девушка излекла из своих одежд крупный серебряный медальон на длинной цепочке и помахала им перед собой. В воздухе действительно распространился мощный запах лаванды). Больше всего я люблю сидеть у реки, но там не моя зона. И ещё там эти тётки средневековые шатаются. Те, которые захлебнулись после макания. Сквернословят, к лоллардам пристают... А вот эти башмаки для меня добренькие туристы в магазине оставили (она приподняла подол и продемонстрировала свои "металлические" кроссовки) - по легенде-то я появлялась босиком. В чём была - в ту ночь... Мне хоть и не бывает холодно, но в башмаках всё-таки приличнее, вы не находите?
-Ммм, определённо, - промычала я.
-Вы только не подумайте, я их не стибрила! Нам нельзя. Правда, некоторые пренебрегают запретами (Сара снова глянула в сторону миссис Оллбрайт). Нам многого нельзя, гораздо больше, чем позволено. Например, про вашу книжку нельзя говорить (Сара с опаской покосилась на капитана, - тот предостерегающе поднёс палец к губам). Зато такая замечательная компания иногда собирается! Эх, жалко с нами нет лорда Шеффилда - он дежурит в "Адаме и Еве". Знаете старинный паб между Лоллардовой ямой и собором? Он там как раз и погиб, лорд Шеффилд, когда подавлял восстание инсургентов в 16-м веке. А умер прямо на столе, в пабе. Там и дежурит. Он столько интересного знает про те времена. Вот кто настоящий джентльмен!
-Ну всё, завела свою шарманку, - подала, наконец, голос жена пекаря, - слушать противно! Ты ещё про вшивую Бетти расскажи. Или про леди Армину, с её облезлым ковром.. (миссис Оллбрайт стиснула виски своими длинными костлявыми пальцами с винно-красным маникюром, словно страдая от головной боли. Кого-то мне эти пальцы напомнили....)
-Мэм, - обратилась я к отравительнице, - у вас случайно не было сына по имени Арнольд?
-Почему это "не было"? Да какое вам-то дело! Вы, милочка, лучше бы своими собственными проблемами занялись. Интересно, куда вас направят дежурить? Вряд ли в такое цивилизованное место, как этот город. Скорее всего, - на периферию, откуда вы родом. Не в Закавказье ли? - миссис Оллбрайт демонически захохотала, а Луна, до того смирно лежавшая подле моих ног, угрожающе заворчала.
-С какой стати в Закавказье-то? - удивилась я, - когда родом я совсем не оттуда, а из средней полосы России. Да и дежурить мне пока рановато. Спасибо Саре - у неё доброе сердце. Угостись я вашими "мадленами", - тогда бы уж и о распределении в провинцию пришлось побеспокоиться...
-Рановато? - мать Арнольда подбоченилась, как базарная торговка, и перешла на истеричный визг, - это вам-то рановато?! Ха-ха! Думаете, случайно вы здесь оказались? Люди вообще с нами не могут вступать в контакт, неужели ещё не поняли? И забудьте о своей России. Нет, именно Закавказье! Хотите, чтобы я освежила детали в вашей памяти, или сами вспомните? Вы посмотрите на себя - шестнадцать лет уже воображаете себя по ту сторону от нас. А сами - по эту, по эту, по эту! (она ощерилась и даже притопнула ногой. Луна встрепенулась, по-волчьи подняла морду кверху и душераздирающе завыла).
Сара в голос зарыдала.
-Довольно, прекратите! - грозно осадил отравительницу капитан, - вы нарушаете все запреты!
Мне показалось, что он вот-вот её ударит.
И тут у меня в сумке заверещал мобильник.
Обитатели дома Лазаря, сразу, как по команде, стихли. Даже Луна замолкла.
Я достала телефон и нажала на кнопку ответа. Это была Банни. Она никогда раньше не звонила мне по субботам. Тем более, - ночью.
-Слушай, прости, что я так поздно. Меня тут на фэнси дресс парти пригласили. Хотела с тобой посоветоваться...- голос у Банни был отчего-то виноватый.
-Валяй, нет проблем.
-Угу. Ну вот: а что если мне одеться балериной? Представляешь: чёрная балетная пачка, чёрный корсет со шнуровкой...
-Это круто!
-Напудрюсь белой пудрой, ногти покрою серебряным лаком, а губы накрашу чёрной помадой...
-Зачем же чёрной, Банни? Балерине-то?
-Но это же будет мёртвая балерина.
-Типун бы тебе на язык, - хотелось мне сказать, но у англичан нет эквивалента этому выражению. И я промямлила:
-Куул, мэн!
-Да ладно, я тебя разыграла! - Банни как-то искуственно захихикала.
-Ф-фу... не ты первая сегодня.
-А что: у тебя проблемы? Понимаешь, мне тут показалось... Как будто я тебя из окна видела. Часа два назад - ты шла по нашей улице с каким-то военным... Потому и звоню, если честно.
-Угадала. Проблема есть. С хвостом и с острыми зубами. Собаку на ночь не приютишь? Бультерьер, но характер у неё ангельский.
-О, давай! Обожаю всякую живность. У меня как раз Агнешка в Польшу уехала, на каникулы. Ты где? Правда на Магдален стрит? Ведь я тебя предупреждала... А чья собака - военного? Ну ладно, веди её скорей! - затараторила Банни.
-Спасибо, подружка, через пять минут буду, встречай!
* * *
Вот чего я не помню, - так это финальной сцены и прощания с троицей. У меня кружилась голова, звон в ушах нарастал, и я очнулась только у порога Банниной квартирки. Хорошо, что хоть Луну не оставила в церкви.
-Э, да ты действительно попала в переплёт! - присвистнула Банни, открыв мне дверь, - глянь-ка на себя в зеркало.
Лучше бы мне в него не глядеть... Лицо зелёное, глаза красные, ноги изодраны, а в волосах - какие-то белые перья.
Хорошо, что Банни ни о чём меня больше не расспрашивала. Просто накормила нас с Луной горячим супом из пакета и уложила спать на Агнешкин диван.
Ах, да! Книга. С ней получилось сложнее. Но капитан не велел про это рассказывать.