Дотти стало стыдно. И за то, что она действительно не сразу узнала Стэнли. И за то, что она, очевидно, и раньше его не узнавала среди пассажиров многострадального 14-го маршрута, которым вынуждена была со-страдать едва ли не каждый рабочий день.
Ну, вот - а еще корила англичан за черствость и эгоизм! А сама что, - лучше? Те пусть лишь показушно-вежливо, - но всё же улыбаются всем знакомым (и даже полузнакомым) лицам. А ты? Ничего, кроме собственных болячек, не замечаешь, да? Или это потому, что Стэнли - цветной?! Еще не дай Бог подумает, что ты - расистка!
У Дунечки вообще трудно складывались отношения с Пи-Си (этой потешной аббревиатурой в англоязычных странах называют не только персональный компьютер, но и пресловутую Полит-Корректность). Она всегда ощущала внутреннее сопротивление против требования, что к цветным (а также - к иностранцам, инвалидам, толстякам, наркоманам, педерастам, лесбиянкам, нищим и т.д.) нужно хорошо относиться не по велению сердца (и закона!) в каждом конкретном случае, - а повинуясь некому заранее жестко заданному общественному мнению о том, что такое - Хорошо. И что такое - Плохо. Даже и именовать их надлежало каким-то особенным жаргоном, - против которого, как не раз убеждалась Дунечка, они сами решительно протестовали. "Я не стыжусь того, что я черная! - говорила как-то Дотти одна её знакомая, - и я не стыжусь того, что я лесбиянка! Это моя жизнь, и другой мне не надо! Но я не желаю слышать, что я - это цветное нетрадиционно ориентированное в сексуальном отношении существо женского пола! Тот, кто так меня называет - тот фашист!"
Нравственные установки Пи-Си порою напоминали Дотти Советский Союз, где решения партии и правительства тоже не подлежали обсуждению. Но ведь все люди - разные. Один иностранец - добрый и славный человек. Другой - негодяй, насильник и убийца. Как же можно относиться к ним одинаково?! А сколько разных форм принимает любовь! И хороших, светлых. И - темных, преступных. У кого есть право устанавливать, кто из влюбленных любит хорошо и правильно, а кто - неправильно и вообще преступно? Есть закон, единый для всех. Тот, кто нарушил закон, - должен быть наказан. Но зачем вводить новые, негласные законы, - которые определяют уже не только какие шляпки и галстуки модны в этом сезоне, но и какие сейчас модны и хороши - любовь, культура, народ, страна?! И какие культуры и народы, наоборот, - неправильны, некультурны, вредны? Кто и по какому праву это делает?! Не Инквизиция ли это - просто с иной полярностью?
Короче говоря, политически-корректный мир Англии со временем стал казаться Дунечке тираническим, перфидным, фарисейским, лишённым свободной игры идей, мнений, критики, интеллекта, - и уж во всяком случае, какой бы то ни было искры юмора. Пи-Си, по мнению Дотти, была просто издевательством над нормальной, человеческой нравственностью. Но при этом именно что самые твердолобые и ограниченные поборники полит-корректности патетически распинались в собственной приверженности "Святым Идеалам Свободы"! Свалить в одну кучу всех африканцев, китайцев, латиноамериканцев и эскимосов, чтобы - ах!- гуманно этикетировать их нашими цветнымисогражданами - это что, Свобода, да? И - кому это вообще надо?
Нужно отдать Авдотье Андреевне должное: честной она была всегда. Как к другим, так и себе самой. И в глубине души сознавала, что если бы Стэнли был белым, то она бы, скорее всего, давно бы запомнила его лицо. Потому что лица Авдотья Андреевна запоминала хорошо, а по натуре человеком была вполне общительным.
Однако детство Дунечки прошло хотя и в большом, но почти герметически закрытом советском городе. Вплоть до конца 1980х годов иностранцев в Нижнем было мало, а африканцев - и вообще практически не видно. Так что когда Дунечка впервые столкнулась лицом к лицу с живым черным (а было ей тогда лет уж лет пятнадцать), она от неожиданности (и к собственному позору!) очень даже напугалась.
А когда Дуня в первый раз приехала в Лондон, то её поразило большое количество небелых людей. Нельзя сказать, чтобы они вызывали у нее неприязнь! Нет, скорее наоборот, - искреннее желание помочь и поддержать в борьбе против апартеида и расовой дискриминации, о которых она была так прекрасно информирована у себя дома. Более того: некоторые лондонские африканцы (и особенно африканки!) были так стильно одеты и так красиво двигались, что Дунечка исподтишка подглядывала за ними - и постыдно завидовала.
И они вовсе не производили впечатления, что нуждаются в Доттиной помощи в борьбе против чего бы то ни было. Короче говоря, Дотти совершенно не знала, как ей следует себя с ними вести. Если бы у Николаса были цветные друзья или знакомые, - всё устроилось бы само собой. Но в окружении графа Норчестерского все были - белые. Более того: отец Николаса (который казался Дотти очень хорошим человеком и с самого начала ей много помогал) постоянно летал в ЮАР, - где у него была масса друзей и дел, причем в самых что ни на есть (экс-) апартеидных кругах. Иногда эти друзья приезжали в гости и в Норчестер - сплошь милейшие, культурные, интеллигентные люди, - и большие друзья России. Дотти от них ни разу ни слова плохого не слышала - о неграх. Она даже не могла себе такого представить! Это был бы такой же чудовищный, болезненный нонсенс, - как, к примеру, королева Елизавета в мини-юбке.
Потому что все люди - разные. И этикетка "апартеид", наклееная в своё время на ЮАР, сама по себе обозначает приблизительно столько же, сколько и этикетка "сталинизм", прилепленная к Родине Дотти. Ну, сталинизм. Ну, Империя Зла. Дальше - что?
И наоборот. Уже просто по роду поуструмной службы Авдотье Андреевне поначалу регулярно приходилось пересекать районы Норчестера, в которых селились преимущественно цветные британцы. Атмосфера была там такая, что... В общем, через пару недель (после очередной атаки на неё местной - ах! - замученной белыми молодежи), графиня Орфф решила объезжать эти районы только на омнибусе.
* * *
...Стэнли выудил из своих педантично растерзанных на коленках, но при этом очень опрятных джинсовых штанов ключ. Отомкнул тяжелую дверь в дом Уэйна, распахнул её перед Дженни и картинно согнулся в позе джентльмена шекспировской эпохи:
-Не соблаговолите ли, миледи?
-Со-бла-ва-, са-бло-во-, со-вло-во-лю! - с воодушевлением ринулась Дженни в атаку на Инглиш, - вот, чёрт! Ну, ты и выражаешься, Стэнли! Язык свернешь! (и обернувшись к Дунечке) Пошли, Дот! Не тушуйся! Если Стэнли здесь - значит, всё будет в порядке!
Бывают люди, с которыми почему-то приятно уже просто находиться рядом. Они ничего особенного не делают, не пытаются ни очаровать вас, ни - тем более! - развлечь. Не действуют вам на нервы беседами о погоде или литературных новинках, - если видят, что вы заняты другими мыслями. Но в то же время, - всегда готовы прийти вам на помощь, если вы в ней нуждаетесь. Или хотя бы просто поддержать разговор, если вы не знаете, что сказать.
Бывают люди, которые помогают просто, ненатужно и бескорыстно. С тем настоящим душевным благородством, которым - увы! - обладают далеко не все те высокоблагородия и прочие аристократы, которых и по сю пору так много в старой, доброй Англии.
К такой редкой категории людей принадлежал Стэнли. Он был настолько естествен и мил, настолько тонко чувствовал перемены в настроении собеседника, что общаться с ним было и приятно, и радостно. Очень скоро Дотти выяснила, что Стэнли не только не глуп, но и хорошо образован. Этот его растаманский жаргон оказался всего лишь маской (одной из многих), которую он надевал, чтобы немного развлечься. Но если было надо, то Стэнли переходил на интеллигентный, выверенный английский, - хотя и с ощутимым, вальяжным американским акцентом.
И лишь приглядевшись, Дотти заметила, что в длинных растафарских прядях Стэнли уже проглядывает седина, а жесткие, волевые складки вокруг рта свидетельствуют о том, что он, видимо, не намного младше Уэйна. Однако, в отличие от Уэйна, в Стэнли чувствовались очаровательная легкость и гибкость: как движений, так и мышления. Люди такого типа, как правило, очень хорошо танцуют. Уже просто наблюдать за тем, как Стэнли ходит, пьёт чай или поправляет волосы было - приятно.
Позже Дотти узнала, что Стэнли родился в Массачуссетсе, что его отец - американский офицер, и только мать действительно родом с Ямайки. Помимо своих прочих талантов, Стэнли великолепно играл на гитаре, - причем не только песенки Боба Марли, но и настоящие, классические испанские и латиноамериканские пьесы. Даже и Дотти не могла удержаться от проявлений восторга (а Дженни и не думала скрывать своего ликования), когда позже вечером Роза Англии всё-таки заставила Дитя Джамейки что-нибудь сыграть, - и красивые, тонкие, сильные, кофейные пальцы стали перебирать серебристые струны дорогой гитары...
* * *
Уэйн был поражен, когда увидел весело ввалившихся в комнату и захлопотавших Дженни и Дотти. И Дотти даже показалось, что у него что-то подозрительно блеснуло в уголке глаза. Он вскочил было с дивана, с которого теле-наблюдал за неким футбольным мероприятием, - и бросился помогать дамам (лечить себя, разумеется).
Но обе специалистки по нетрадиционной медицине так грозно прикрикнули на наконец-то подвернувшегося страдальца, что тот вынужден был подчиниться. Ситуация, на первый взгляд, оказалась не очень трагической. Под глазом у Уэйна красовался огромный синяк, нос определенно смотрел несколько вбок, а на лбу была содрана кожа, - но руки-ноги были целы, и, по его словам, его почти уже совсем не тошнило.
Шишка же на голове хотя и была прискорбно внушительных размеров, но лишь слегка просматривалась сквозь волосы.
Юная ведьма ловко извлекла из своей потрёпанной вельветовой котомки и развернула неправдоподобно чистую белую тряпицу. В неё были завернуты миниатюрные скляночки тёмного стекла. А также нечто вроде портативной чашки Петри, крохотная хрустальная лопаточка, "цыганская" иголка и свечечка в форме человечка. Дотти поняла, что перед ней - специалистка иного профиля, и не стала навязывать Уэйну доморощенных идеалов здравоохранения. Другие страны - другие нравы...
Дженни ловко накапала в чашку маслянистых жидкостей из разных пузырьков и перемешала их лопаточкой. Затем легкими мазками нанесла смесь на раны Уэйна. В комнате запахло Левантом и Римом. Дотти затруднилась определить, какой аромат был ведущим: чайного листа? мяты? герани? сандала? лимона? или всё же лаванды?
Тем временем Дженни, бормоча какие-то заклинания, царапала иглой свечку. Потом капнула на неё благовониями - прямо из пузырьков - и зажгла фитилёк. К парфюмам, витавшим в воздухе, добавились анис, бергамот и кедр. Пристально глядя на пламя, Альтернативная Англианка чётко и торжественно произнесла:
Мэджик менд
Энд кэндл бёрн,
Этергейтис, сии энд сэйв!
Сикнесс энд
Гууд хелс ретёрн!
Этергейтис, Айм ёр слэйв!
Пламя свечи вспыхнуло - и воск почти мгновенно расплавился. Дженни укутала останки в свою тряпицу и огляделась. В углу комнаты стояла большая кадка с фикусом. В неё-то и был спешно погребён магический трупик.
Завернув остальное аптечно-ритуальное хозяйство в любезно предложенный Стэнли чистейший носовой платок, Дженни убрала всё в котомку, - и обратила ясны-очи на пациента, который определенно приободрился:
-Ну, докладывайте, мистер Коннор! Куда это вы опять изволили вляпаться? - Ведьмическая Роза так откровенно имитировали интонации своей матушки, что все засмеялись.
-Да я даже и не понял, Ваше Мракобесие, - с подобающим для отпрыска всего лишь палачей пред лицом высших инстанций смирением ответил Уэйн, - вы лучше Стэнли спросите! Ведь это он мне жизнь спас!
Стэнли не заставил себя упрашивать и рассказал, что произошло. Впрочем, он и сам почти ничего не успел понять, - так быстро развивались события. Вчера вечером Стэнли заехал за своей дочерью, которая засиделась в гостях у старшего сына Уэйна. Когда он свернул в улочку, где находился дом Конноров, то увидел троих людей в мотоциклетных шлемах, атакующих одного человека. Соотношение сил показалось Стэнли не достаточно справедливым, поэтому он выскочил из машины и, не представившись, принял участие в прениях. Не особенно понравилось ему и то, что один из господ, который тоже не передал ему своей визитной карточки, приветствовал его словами "грязный ниггер". Так как Стэнли не вчера родился, то на всякий случай всегда носит с собой какую-нибудь "штуковинку".
Она пригодилась и на этот раз. Поэтому Стэнли не исключает, что не чрезмерно отягощенному вежливостью мистеру медицинская помощь сейчас намного более необходима, чем Уэйну. Во всяком случае, оба прочих джентльмена продемонстрировали куда более светские манеры и соблаговолили относительно благовоспитанно покинуть территорию, унося с собою третьего джентельмена, который не вполне был способен передвигался самостоятельно. И тем самым предоставили Стэнли возможность оказать помощь лежавшей на земле жертве. Лишь тут он обнаружил, что это отец жениха его дочери.
-У меня такое впечатление, - спокойно и рассудительно завершил свой рассказ Стэнли, - что они не обязательно хотели убить Уэйна. Так не убивают, - во всяком случае, профессионалы. А они явно были не первый день в бизнесе. Возможно, что они собирались или обыскать, или просто запугать Уэйна. Воспользовались моментом, когда Уэйн стал открывать дверь, - и оглушили его ударом сзади. Очень точно сработали. Видимо, знали, что иначе им пришлось бы трудновато. И вот это-то мне и не нравится! Потому что им определенно кто-то сообщил, что у Уэйна есть недурной опыт подобного рода разбирательств.
Так как на лицах Дотти и Дженни не выразилось особого понимания, Стэнли вытащил бумажник и, быстро переглянувшись с Уэйном, дополнил:
-Не соблаговолите ли взглянуть?
На небольшой фотографии были запечатлены два ослепительно улыбающихся красавца, плечом к плечу. Один - в форме британского спецназа, другой - в джинсиках и маечке со скромненькой надписью: Айв шот зе шериф.
-Это мы с мистером Коннором на Фолклендах, - уважительно пояснил Стэнли.- Что ж, долг платежом красен. Тогда он мне помог в одной не очень приятной ситуации. Теперь - моя очередь.
Авдоться Андреева пораженно уставилась на фотографию. Ох, какое там у Уэйна было лицо!
Фолклендская война... Дотти никогда не забудет, как она тогда переживала! И как девчонкой она, вместе с приятелями, проливала слёзы над пинкфлойдовским стоном:
Уот хэв ви дан ту Инглэнд?
О, Мэгги, Мэгги, уот хэв ви дан?
И как жалко ей было ту женщину из песни - в мокром от дождя платье, одиноко махавшую платочком с причала саутгемптонского дока вслед уходящему кораблю. Как зловеще расплывалось на спине, между лопатками, тёмное красное пятно... И как ей, Дунечке, тогда казалось, будто это она сама видит эти два недобрых закатных солнца!
-Так ты... так вы...,- Дотти не знала, что и сказать, - а я думала, что вы - за мир!
И поняла, что сморозила чудовищную глупость. Однако Дженни интерпретировала её вполне полит-корректно:
-Ну, что ты хочешь от клана палачей? Где ж им теперь опыта набираться. как не на войне? И вообще: мы - всегда за мир! Это только наши враги - против!
* * *
Пафос момента был успешно разрешён усилиями Стэнли. Он исчез на кухню, и вскоре на столе возникло нечто вкуснейше-карибское, в ароматах корицы, гвоздики и (разумеется!) ямайского перца. Рюмочки душистого (и сами знаете, какого!) рома тоже настроения не испортили.
В двенадцатом часу ночи Стэнли развозил дам домой на своем фордике. На прощание Уэйн снова заверил, что стараниями Дженни он стал чувстовать себя несравнимо лучше, и что завтра непременно лично отвезёт Дотти в Вудсток. Естественно, что свои фиатные услуги не преминула предложить и Англианская Роза, - но они были более (со стороны Дотти) или менее (обоими джентльменами) вежливо отвергнуты.
Дженни велела Стэнли высадить её за пару улиц до дома, так как у неё были еще кой-какие "ро-ме-при-я-тия".
Норчестер спал. Стояла тихая лунная ночь.
Дорога в пригород, где жила Дотти, была совершенно свободной. По радио передавали старые блюзы, и Стэнли славно подпевал хриплым голосам Мадди Уотерса и БиБиКинга. Дотти сидела слева от водителя и чувствовала себя так спокойно и уютно, как будто никаких несчастий и неприятностей последнего времени не было.
Внезапно и без какого-либо предупреждения Стэнли резко крутанул руль влево, - и машина вылетела в кювет. Отвратительно завизжали тормоза, но Стэнли не остановился, пока не въехал в густой кустарник, за которым начиналась симпатичная рощица в полумиле от особняка Орффов.
-Что это...?! - голос Авдотьи Андреевны сорвался.
Стэнли рванул дверь, вывалился наружу и бросился в сторону дороги. В руках - пистолет.
-Из машины! За мной - следом! Не отходить в сторону! - раздались его резкие команды.
Страха почему-то не было. Потирая ушибленное плечо, Дотти побежала за Стэнли.
-Здесь! Лежать плашмя! Ни в коем случае не подниматься, что бы ни случилось! - приказал Стэнли и сунул Дотти в руки что-то металлическое. - Если кто идет от дороги, - стрелять без предупреждения!
И - исчез. Будто сквозь землю провалился.
Дотти осмотрелась. Она лежала в густых кустах, из которых было видно шоссе. В руках у нее оказался небольшой, изящный дамский пистолет. Он был такой ладненький и надежный, что Дотти им залюбовалась. Ну, почему оружие всегда такое красивое?! Авдотья Андреевна любила оружие. Отец Дунечки с детства брал ее с собой на рыбалку и на охоту, где учил и стрелять, и ухаживать за ружьем.
В школе комсомолке Варфоломеевой тоже повезло. Военное обучение у них вел молчаливый, суровый майор. Он не грузил школьников положенной по программе партийной демагогией о борбе за мир во всем мире, а при любой возможности вел класс в школьный тир. Отстрелять минимум обязаны были все - и мальчики, и девочки. Так как Дуня с самого начала стреляла лучше всех в классе, майор позволял ей тренироваться и после уроков. Вскоре Дунечка прекрасно владела и пистолетом. Во второй половине дня в тир сходились мальчишки со всего района. Спокойные, вежливые ребята. Дунечке было с ними хорошо и просто. А так как она и среди них вскоре стала лучшей, то - увы! - они чуть ли не все в неё повлюблялись...
Прошло минут пятнадцать. Ничего не происходило. Наконец, за спиной у Дотти раздался негромкий, мягкий голос Стэнли. Он опять прикидывался растаманом:
-Ну, лав, опасная же у тебя жистянка! Пойдем, хани, покажу тебе кой-чего!
Когда они вернулись к машине, Стэнли открыл дверцу, сел за руль и обвел пальцем аккуратное пулевое отверстие в левой части лобового стекла.
-Графиня, мне не кажется, что вам так уж следует спешить провести эту ночь одной в вашем прекрасном загородном доме, - куртуазно промурлыкал охотник за шерифами, - Если вы не возражаете, я отвезу вас обратно во дворец сэра Уэйна. Мне почему-то думается, что там вам будет уютнее.