Все началось с вечера. Мы сидели и традиционно ужинали. Правда, муж вел себя как-то странно. Он то хватал сыр, чтобы затем опять положить его на тарелку, то задумчиво подносил ко рту кофе, и, не глотая, ставил его назад. А, главное, он не делал мне замечаний, ни по поводу внешнего вида, ни по поводу легкомысленно истраченных денег. Наверное, приезжает свекровь, подумала я.
- Леся, что случилось? - я не выдержала первой. Мой муж - Алексей, но свекровь всегда называла его Лесей, и это имя намертво приклеилось к нему.
- Ты знаешь, я встретил женщину, и, наверное, нам с тобой надо расстаться, - скороговоркой и все время шмыгая носом, отбарабанил он.
Внутри у меня все как бы лопнуло, мне захотелось заорать, и шваркнуть его сковородкой с недоеденной картошкой.
- Ты что, от меня уходишь? - потерянно спросила я.
- Да-да, - и он опять шмыгнул носом.
- Когда? - задала я дурацкий вопрос.
- Я хотел бы сегодня, - он поднялся и начал одеваться. Затем зашел в ванную и собрал в сумку свои гели, пенки, бритвы и прочее мужское добро. Проводив его до лифта, я попросила оставить ключи.
- Но там мои вещи, - возразил он и не оставил мне ключей.
- Когда ты за ними придешь?
- На неделе. Ты звони, если что. Ну, я пошел.
Я вспомнила мультфильм "Жил был пес"... Лифт открылся, он вошел, а моя прошлая жизнь ухнула вниз. Я вернулась домой и заплакала. На плите стояла моя любимая картошка, а я сидела и рыдала, как по покойнику. Одна, совсем одна. Мне было горько, обидно и страшно. Нервно зазвонил телефон. Я кинулась к нему, сметая все на своем пути.
- Ты в чем пойдешь на Набуко, в красненьком или зелененьком? - протараторила Ленка.
- Я никуда не пойду, оставь меня в покое, - взвизгнула я и бросила трубку.
Через полчаса в дверь позвонили. На пороге стояла Ленка, удивленная и с бутылкой дешевого коньяка.
- Что случилось?
- Меня бро-си-ли-и-и, - и я опять залилась слезами и соплями.
- Садись и рассказывай.
Я жалобно, местами завывая, начала рассказывать.
- И из-за этой ерунды ты пропустишь на Набуко? - Она посмотрела на меня своими круглыми глазами, как на неизличимо больную.
Я опешила.
- А как же Басков? Ты же его обожаешь.
Баскова я действительно обожала, и еще одной контрамарки на него мне было уже не достать.
- Пошли смотреть платье! - сказала она решительно.
Я не умею протестовать, и потащилась за ней в спальню. Она открыла шкаф, и, увидев развешенные, в чехлах парадные костюмы Леси, скомандовала - Тащи чемодан! Пока я тащила чемодан, костюмы уже лежали отдельно от чехлов, как-то сразу постарев и сильно потеряв в парадности. Рядом лежали рубашки, майки, носки, ремни и много всего того, что забивает шкаф обычного среднестатистического мужа. Вздохнув, я пошла за вторым чемоданом. Я сидела и смотрела, как наша совместная жизнь расползалась по чемоданам. Через два часа у меня уже было четыре чемодана и две сумки, Кроме того, впервые за много лет, фотоувеличитель, гиря и эспандер вновь увидели свет. Венчали кучу три пары мужских домашних тапочек разной изношенности. Мне опять захотелось послушать Баскова и купить очень модный этим летом ярко оранжевый костюм.
- Ты напоминаешь в нем яичницу, - сказал бы Леся, но теперь, когда у меня нет Леси, мне очень захотелось напоминать яичницу.
Вновь зазвонил телефон. Трепетный голосок его секретарши поинтересовался дома ли Алексей.
- Его нет, и не звоните сюда больше.
В трубке то ли хихикнули, то ли шмыгнули носом. Мне стало ясно, почему Алексей стал шмыгать носом.
На следующий день я поменяла замок и пошла на Баскова. Ленка поила меня шампанским, развлекала историями о Верди и просвещала Набукой. Набуко мне не понравился. Я подумала, что мне больше подошла бы Юдифь. Да и Басков пел мало и как-то совсем не по вердевски. После спектакля я первый раз одна возвращалась домой, где меня уже никто не ждал, и мне некому было ничего рассказывать. В голове сидела фраза Ленки - "когда тебе очень захочется плакать, ты должна улыбаться". На этаже, у мусоропровода, на бесплатной газете сидел Леся.
- Ты зачем сменила замок?
- Чтобы твоя герлфрендка не посещала мою квартиру без меня. Забирай, я все приготовила.
Муж был какой-то неуверенный, но счастливый.
- Ты не сваришь мне кофе?
Я поставила чайник и достала растворимый. Он шарахнулся, словно я предложила ему живых тараканов. Я сделала вид, что не заметила. Он стал выставлять чемоданы к лифту.
- Ой! Вы отдыхать? - выпорхнула соседка из лифта.
- Да! Нет! - одновременно, но каждый свое, ответили мы.
- Да кстати, не забудь сегодня же поставить машину в гараж.
- Ты хочешь войны?
- Нет, - сказала я, - но, согласись, с какой стати, на моей машине ты будешь возить свою новую жену?
- Подожди, я ее куплю у тебя. Ты же и ездить то не умеешь.
- А меня на моей машине уже сосед берется учить. И недорого.
- Ну, что же это ты так...
Лифт пошел вниз, и сердце опять бухнуло. На кухне зазвонил телефон. Троюродная тетя мужа, которую я терпеть не могла, требовала почтения и внимания.
- Знаешь, - заверещала она, я тут дала ваш адрес сыну моей подруги, они собираются в Израиль и им совершенно негде остановиться. Я машинально хотела сказать "Да", но вдруг все вспомнила и радостно крикнула "Нет!" И тут же дала телефон Леси. Первый раз я почувствовала облегчение. Бесконечный караван родственников и знакомых далекой, неприятной, но обязательной родни ушел в небытие.
Затем я открыла полочку с идиотскими подарками, которые, как считал муж, можно было бы и передарить более дальним знакомым и с удовольствием выбросила эти убогие подарки в пакет для мусора. Первый раз за два дня я почувствовала себя не брошенной, а свободной. Я сварила неправильный кофе, вымыла посуду вместо "Ферри" содой, достала дешевый детектив и завалилась на эксклюзивное покрывало с ногами и миндальным печеньем. Потом я позвонила Ленке и мы долго обсуждали похудательную диету, иркиного нового хахаля и оранжевый костюм. Никто не нудел, требуя освободить телефон.
Утром я не стала варить осточертевшую, но полезную овсянку, а сделала французский омлет. Затем в помойку полетел распорядок недельных трат, баночки с намоченным рисом и рецепт отвара для колита. В ванной я не принимала контрастный душ, а нежилась в теплых струйках. Я надела юбку с легкомысленным разрезом, слишком прозрачную блузку и опоздала на работу. В 10 мне позвонил муж.
- Ты мне не напишешь статью? - по привычке начал он.
- Конечно, 50 долларов.
- Да ты что? Ты, даже с чужих, всегда брала 20.
- Но ты ведь сам говорил, что надо брать 50. Ну ладно, - я вздохнула и улыбнулась, - тебе, как бывшему родственнику, 35.
- Хапуга, - прошипел муж и бросил трубку. Я опять улыбнулась.
- Тебе очень идет улыбка, - сподхалимничал коллега.
Опять позвонил муж.
- У меня нет выхода, я согласен. Ты когда заедешь и заберешь мои наброски?
- У меня много работы, пусть твоя секретарша завезет деньги, а текст сбрось мне по мылу, - предложила я.
- Ты что, мне не веришь? - опять зашипел он, и я почувствовала, как хорошо держать ситуацию в руках.
- Но ты ведь сам всегда настаивал на предоплате, - удивилась я его забывчивости.
- Какая же ты стала, а ведь я когда-то тебя так любил.
- А я тебя и сейчас люблю, - я улыбнулась, - вот поэтому и беру на 15 долларов меньше. Сам знаешь, жизнь дорожает. В трубке нервно засопели.
После работы я, никуда не торопясь, зашла в магазин и купила оранжевые лодочки и оранжевую сумку. До получки осталось 15 дней и 400 рублей.
- Одна, совсем одна, - замурлыкала я себе под нос. Мне стало легко и просто, и я опять улыбнулась.