Орин подняла взгляд от вышивания, на котором за последние несколько часов не появилось ни единого стежка. С тех пор, как два дня назад ушли Саан и его сестра, женщина не находила себе места. И дело здесь было вовсе не в предательской слабости и периодически накатывающей тошноте.
Слишком сильно взъярился ее глупый муж. Слишком многих отправил на поиски. И теперь...
― Мира? Что случилось?
― Там... ― лицо девушки было почти мертвенно бледным, а пальцы мелко подрагивали. ― Госпожа, вернулся поисковый отряд. Вам нужно это увидеть.
Нужно?
Орин нахмурилась и резким движением отложила вышивку. Слишком уж странно вела себя Мира, которая после отравления тряслась над старшей подругой так, что порой это даже раздражало. И вдруг сама просит выйти из комнат.
У этого могло быть только одно объяснение. Женщина ощутила, как пересыхает в горле.
― Они... поймали их?
Мира резко кивнула, прикусив подрагивающую губу. Да она почти плачет!
― Да. И... ― младшая подруга со всхлипом втянула в себя воздух. ― Госпожа, вам надо это видеть! Вы куда умнее нас, обязательно что-нибудь придумаете! А Саан, он... и Шати...
Да что же там случилось? О Звездные духи, будьте милостивы к детям своим!
Орин поднялась с постели, ощутив, как подкатывает к горлу тошнота и отвратительно ведет голову. Если лежа или сидя она чувствовала себя уже вполне неплохо, то вставать было еще испытанием. Но сейчас это совсем не важно.
Ей нужно выяснить, что же произошло. И, возможно, помочь. Хотя что она может сделать?
О Великие, пусть мальчик останется жив! И пусть ее глупый муж окажется достаточно глуп, чтобы не допрашивать беглецов! Потому что если допросит, ей и ее подругам конец.
― Помоги мне одеться. ― Орин усилием воли прогнала из голоса испуганную дрожь. Сейчас она не имеет права быть слабой. ― И проводи. Как можно быстрее.
Мира резко кивнула ― и тут же сорвалась с места.
***
Первым, что услышала Орин, едва сойдя с порога и подставив лицо зимнему ветру, был крик. И крик этот, к счастью, принадлежал отнюдь не Саану.
Узнать голос мужа не составило труда. А уж когда двое женщин вышли на плиты внутреннего двора, стало возможным разглядеть все в подробностях. Единственное, чего опасалась Орин, это что ее заметят и отправят обратно ― но, судя по всему, сейчас наследник не заметил бы и явления Великого Духа.
Слишком зол он был. И слишком напуган.
― Я правильно понял? Ты позволил убить моих людей какому-то старику, и теперь имеешь наглость оправдываться? ― Данару и не думал сдерживатся ― а может, просто не мог. Лицо его покраснело, кулаки были сжаты, а шелка одежд выделялись на снегу невыносимо-ярко. ― Да как ты посмел, ты...
Стоящие на коленях воины склонили головы еще ниже. Выглядели они ужасно ― бледные, в окровавленных и покрытых снежной коркой доспехах, шатающиеся от даже малейшего порыва ветра. И...
Орин, подавив потрясенный вздох, до боли сжала руку своей сопровождающей.
Всего четверо.
Что же случилось там, в горах?
― Я признаю свою вину и приму любое наказание, господин. ― голос у воина ― похоже, командира ― был усталым и обреченно-спокойным.
― Мне плевать! ― голова коленопреклоненного мужчины мотнулась от пощечины. Потом еще от одной. ― Скоро здесь будет отец, а у меня не осталось никого! Никого, слышишь? И ты за это поплатишься!
Почти истерические крики Данару далеко разносились в зимнем воздухе, а на небольшом внутреннем дворе стремительно собирались люди. От слуг до тех немногих воинов, которые остались охранять поместье. И у этого были причины.
То, что сейчас происходило, выходило за любые рамки. Дело было вовсе не в том, что Данару опустился до рукоприкладства ― как раз в этом не увидели ничего удивительного. Да выхвати он сейчас меч и и заруби провинившегося подчиненного, все бы только покивали. Но так? С истерическими воплями, угрозами и явно ощутимой паникой?
Таким образом может вести себя проштрафившийся крестьянин, горожанин, мелкий купец ― но никак не член клана. Тем более, не наследник и будущий глава. Клановым аристократам предписана благородная сдержанность даже перед лицом бесчестья, не говоря уже о такой мелочи, как смерть.
Наследник клана Синего Льда, ее, Орин, муж, сейчас стремительно терял лицо. А она ничего не могла с этим поделать.
Впрочем, и не собиралась. Презрение достигло апогея, и сейчас женщине не было никакого дела до того, как ведет себя уже почти мертвец. Если не фактический, то политический ― точно. После такого за Данару не пойдет никто.
Орин повернула голову, ощутив, как холодеет в груди. Саан? Шати? Это действительно они? Эти два припорошенных снегом темных куля ― которые она поначалу приняла за поклажу?
О духи!
Это... что же делать? И что собирается делать Данару?
Ее муж, тем временем, несколько успокоился. Лицо залила мертвенная бледность, губы сжались в тонкую полоску, а изо рта перестал вырываться поток жалоб и угроз.
Он выдохнул.
― Впрочем, вы выполнили задание. ― голос его все еще подрагивал от ярости, но, похоже, он все же сумел взять себя в руки. ― Поэтому, возможно, я буду милостив, и оставлю вас в живых. Возможно.
Командир вернувшихся склонился еще ниже.
― Благодарю, господин. Ваша доброта не знает границ.
Впрочем, Данару его уже не слушал. Он смотрел на пленников ― внимательным, оценивающим и откровенно недобрым взглядом.
― Что с ними?
― Избранный без сознания. ― отрывисто доложил воин. ― Его сестра...
― Девчонка жива? ― резко перебил его Данару.
― Жива, господин. Амулет пока работает.
― Вот и хорошо. ― кивок наследника был почти задумчивым. А потом по его губам скользнула улыбка. ― Заприте мальчишку на пару дней в подвале. Вместе с ней. Еды и воды не давать.
Орин замерла, не в силах поверить своим ушам. И даже командир воинов удивленно вскинул голову.
― Но господин! Амулет не продержится столько!
― Вы не поняли приказ? ― недобро сощурился Данару, опять наливаясь яростной краснотой. ― Выполнять! Сейчас же!
― Слушаюсь, господин. ― опять склонился в глубоком поклоне воин. Впрочем, наследник Синего Льда этого уже не видел. Он возвращался в свои комнаты ― и улыбался, зло и удовлетворенно.
Конечно, мальчишка доставил ему неприятностей. Проклятое отродье, ну что стоило сделать нужный яд и тихо сдохнуть? Нет, ему жить захотелось. Самое мерзкое ― в лаборатории, которую за эти дни перерыли вдоль и поперек, не оказалось ни одного смертельного состава. А ведь обещал, клялся... тварь!
Ничего, пара дней в компании сначала умирающей сестры, а потом ― ее трупа, заставят мальчишку задуматься. Чертов Избранный сделает ему яд, обязательно сделает. У него просто не будет выбора. Просто нужно немного подождать.
До приезда отца еще есть около недели. И он, Данару, сумеет воспользоваться этим временем.
Он станет главой клана.
Иначе не может быть.
***
Вернувшись в свои комнаты, Орин буквально рухнула на постель. Ее колотило мелкой дрожью, и отнюдь не от холода ― от навалившихся мыслей.
Сумасшедший.
Ее муж сумасшедший.
Женщина прекрасно понимала, что задумал Данару ― собственно, для того, чтобы это понять, не требовалось быть гением. Если инструмент не желает выполнять свои функции, его следует сломать, а потом перековать заново ― вполне понятная логика, пусть и заставляющая кривить губы от омерзения.
Все же за это время Орин неожиданно для себя привязалась и к слишком взрослому и прагматичному для своего возраста Избранному, и к его наивной, но от этого еще более преданной брату сестре. Не настолько, чтобы рискнуть ради них жизнью, но достаточно, чтобы помочь. Даже если это будет ей кое-чего стоить.
Но сейчас, в этот самый момент, она готова была сделать все, что угодно ― не из привязанности, нет. Из чувства самосохранения.
Данару перехитрил сам себя.
Женщина за это время неплохо изучила Саана, и знала ― он не сломается. Во всяком случае, не сломается так, как того хочет наследник. Слишком умен, слишком силен, слишком привязан к сестре. То, что задумал Данару, не превратит его в управляемого, запуганного ребенка, готового на все, чтобы подобное не повторилось. Скорее Саан просто сойдет с ума. И начнет убивать ― любого, до кого дотянется, любого, кого посчитает виновным.
Орин обхватила себя руками.
Безумцы ― опасны. Безумцы же с Даром ― опасны в сотню раз более. Просто потому, что невозможно понять, во что переродится сила, не сдерживаемая ни здравым смыслом, ни чувством самосохранения. А если учесть, что обладатель этого Дара ― одержимый местью Избранный Змеем...
О Великие! Стены подземного полигона, пусть даже самые крепкие, не смогут его удержать. Поместье превратится в могильник ― и какая разница, что сам Саан, скорее всего, не переживет такого выброса? Его обитателям уже будет все равно.
Надо что-то делать. Но что? Что они могут ― три женщины, запертые в своих покоях? Разве что попробовать убедить Данару ― но тот не откажется. Слишком одержим властью. Слишком давно грезит местом главы.
Поговорить с воинами, теми, кто остался? Нет. Просто не послушают ― никто из выживших не знал Избранного достаточно хорошо, никто не поймет. Да еще сейчас они злы на мальчишку, из-за которого погибло столько их товарищей.
Но самое главное, она, Орин, не знает их. Не знает, к кому можно обратиться хотя бы с минимальными шансами на успех, а к кому и подходить не стоит, чтобы ее тут же не выдали мужу. Впрочем, женщина пошла бы и на это ― если бы была точно уверена, что после предательства ее бросят в тот же подвал. Просто ради призрачной надежды, что присутствие еще кого-то удержит мальчика в здравом уме.
Но как бы глуп ни был Данару ― этой ошибки он не допустит.
А жаль.
Рядом дрожала и тихо всхлипывала Мира, вцепившись в госпожу, словно в спасательный круг. Ей тоже было страшно, пусть и по другим причинам.
― Госпожа... госпожа, так же нельзя... Саан... Шати... что нам делать?
Орин глубоко вздохнула, перебирая дрожащими пальцами волосы подруги. Бросила взгляд на мертвенно-бледную Ниори, судорожно сжимающую в ладонях свой амулет...
― Не волнуйтесь. ― голос ее не дрожал. ― Я что нибудь придумаю, обязательно. Все будет в порядке.
Да. В порядке.
Пусть в это верят.
А она, Орин... ей остается только молиться. О том, чтобы Саан оказался достаточно силен, и удержался на грани безумия. О том, чтобы господин Кайран, неведомо как узнав о происходящем, уже через час был бы за воротами. О том, чтобы Шати, вопреки всему, выжила.