Тихий, казалось бы, голос, прорвал тишину ― настолько резко, что его обладательница едва не схватилась за виски, в которые ударило звуком, словно молотом. Пошатнулась, сделала шаг назад ― но все же устояла. Выдохнула.
Да уж... здесь, похоже, стоит помолчать.
Невысокая, хрупкая девушка лет двадцати двух медленно поднялась на ноги, небрежно стряхнув со старых джинс налипшие травинки. Осмотрелась. Покачала головой.
Очень, очень странный сон.
Не то, чтобы она в первый раз понимала, что спит, особенно с тех пор, как увлеклась осознанными сновидениями ― но все же... Обычно ее сны ― особенно те, что она навеивала себе сама ― были яркими, сумбурными и слегка сумасшедшими, в стиле кэрроловской "Алисы". Здесь же ― пустынная, покрытая лишь травой и туманом равнина. Ни звука, ни шелеста, ни шевеления. И полностью затянутое тучами небо.
Само воплощение уныния. А ведь загадывалось совсем другое!
Плюс, в своих снах она все же была властна над окружающим. Могла выглядеть как угодно, могла перенестись в другое место или изменить текущее... Но не здесь. Сколько не представляй, как не сосредотачивайся ― перед глазами все те же бледные руки с обгрызенными ногтями, застиранные до белизны джинсы, старая футболка и эта мрачная, однообразная равнина.
Крайне необычно. И даже проснуться не получается.
Впрочем, рано или поздно она проснется ― все же то, что вокруг отнюдь не реальность, чувствовалось как никогда отчетливо. А значит, можно немного прогуляться, найти что-нибудь интересное или просто убить время. Заодно и согреться ― густой туман был отчетливо холодным и по спине уже бегали крупные мурашки.
Девушка тряхнула головой, растрепав и так не слишком аккуратную стрижку, потыкала пальцем в разные стороны, проговаривая про себя детскую считалочку, и, решительно кивнув, зашагала туда, куда пришелся последний слог. Ну а что? Какая разница?
Разницы и в самом деле не было. Влажная трава послушно приминалась под босыми ногами, туман обнимал за плечи ― и ничего не менялось. Совершенно. Абсолютно. Никак. Хотя прошло уже...
А сколько прошло? Время во снах порой течет крайне своеобразно... И черт, никогда раньше это так не раздражало. Скука же смертная! Девушка медленно выдохнула, выпуская накопившееся ― злиться во сне, вот только этого не хватало! ― пнула подвернувшуюся под ноги траву и зашагала быстрее. Нет, таких сновидений ей еще не попадалось. Пусть случится хоть что-нибудь, а то... а то...
Что "а то" девушка не додумала. Потому что, словно в ответ на ее молитвы, откуда-то справа раздался детский плач. Громкий, надрывающийся... и она, не секунды не колеблясь, рванула туда. Дети всегда были ее слабостью, но если в реальности она могла еще подумать, стоит ли бросаться на помощь, то здесь, где ничто не могло угрожать ей просто по умолчанию...
Туман скрадывал звуки, менял направления и запутывал следы, но и плач все никак не унимался, так что добраться до места назначения оказалось не так уж и сложно. Но когда, прорвав молочно-густую стену, девушка вдруг оказалась на свободном от влажной гадости пятачке, то невольно замерла, не совсем понимая, что делать дальше.
Это в самом деле был ребенок. Лет пяти, одетый в широкую, с запахом, рубашку и короткие штанишки из грубого небеленного полотна. Он сидел на траве, уткнувшись лицом в колени, и рыдал так горько, что болело сердце.
Только не испугать. Только...
― Малыш... ― тихо, как можно тише и как можно ласковее. Если ребенок убежит, догнать его в этом проклятом тумане может и не выйти. ― Что случилось, малыш?
Ребенок вздрогнул, словно от удара, и поднял голову.
Девушка едва подавила вздох.
Не человек.
Или человек ― но какой-то другой, неизвестной ей расы. Лицо ребенка, покрасневшее и опухшее от рыданий, все равно поражало какой-то неуловимой чуждостью черт. Может, дело было в необычном разрезе слишком больших и ярких золотисто-карих глаз ― причем скорее золотистых, чем карих, ― может, в линии скул и подбородка, а может, в растрепанных темных волосах с странным зеленоватым отливом, но принять его за обычного человека было уж никак невозможно.
Впрочем, длился ступор не меньше секунды. В снах девушке встречалось и не такое, и отличать главное от второстепенного она давно научилась. А главным сейчас было...
Она снова вздохнула и села на траву, даже не пытаясь приблизиться. В глазах найденыша плескался такой страх, что сомнений не было ― стоит сделать одно слишком резкое или настойчивое движение ― сбежит. Со всех ног, не разбирая дороги.
И кто знает, что может случиться с ним в тумане. Слишком уж странный этот сон-который-не-совсем-сон и вообще все происходящее. Слишком реальный.
― Почему ты плачешь? У тебя что-то болит?
Ребенок резко замотал головой, пряча от взгляда девушки худенькие ручки, на которых наливались багровым характерные пятипалые синяки. Кто-то явно пытался его поймать, но малыш успел вывернуться.
― Как тебя зовут?
Молчание.
― А ты мальчик или девочка? ― Пол ребенка в самом деле определить оказалось затруднительно. Одежда без всяких украшений, волосы довольно длинные, но мало ли как у них там принято, а лицо достаточно необычное, чтобы не давать однозначных маркеров. К тому же если и это не проймет найденыша...
Но расчет оправдался. Ребенок резко поднял голову, шмыгнул носом и оскорбленно заявил:
― Я мальчик! ― похоже, от возмущения он забыл даже бояться. Вот и хорошо, вот и правильно...
― Конечно, прости. А как тебя зовут?
Еще одно шмыгание носом.
― Саан.
А язык у него совершенно другой. Мелодичный, явно тональный и с большим количеством удлиненных гласных и дифтонгов. Хотя понимался без всяких затруднений ― еще одно влияние сна?
― Рада познакомиться, Саан. Я Вероника.
Мальчик нахмурился, склонил голову к плечу.
― Ве-йон-ика?
― Можно и так. ― улыбнулась девушка. ― Я подойду, малыш? Не сделаю ничего плохого, обещаю.
Ребенок нахмурился, словно раздумывая, но все же настороженно кивнул. Молодец. Храбрый малыш. Но что же с ним случилось?
Ника медленно и осторожно поднялась на ноги и сделала первый шаг. Второй. Третий. И наконец села рядом, подогнув под себя ноги.
― Ну вот. Все хорошо?
Мальчик медленно кивнул, не сводя с нее настороженного взгляда золотистых глаз. Похоже, он не так уж и доверял незнакомой тетеньке ― вот только оставаться одному ему было еще страшнее.
Некоторое время сидели молча. Саан опять уткнулся лицом в колени, то ли пытаясь согреться, то ли сдерживая слезы. Ника осторожно осматривала ребенка, стараясь не пялиться слишком уж откровенно. Не хватало еще снова напугать...
Первое впечатление было правильным ― мальчик оказался невысок, почти болезненно худ и явно побывал в какой-то переделке. Иначе истолковать расцвечивающие его тело синяки и сбитые ноги оказалось невозможно. Точно от кого-то убегал.
Кстати, о ногах...
― Саан?
Мальчик поднял голову, взглянув в лицо новой знакомой.
― Тетушка? ― она едва не фыркнула от такого обращения. Хотя да, для пятилетнего малыша она вполне могла считаться тетушкой...
― Дай сюда свои ножки. Тебе, наверное, больно ― нужно перевязать.
― Но...
― Ты же не хочешь, чтобы стало хуже? ― пугать и так напуганного ребенка ― последнее дело, но ранки следует обработать. Пусть даже вся обработка заключается в перевязке ― даже воды нет, проклятье! Разве что собрать с травы?
Мальчик мотнул головой и протянул ступню, только взглянув на которую, Ника зашипела сквозь зубы. Вид глубоких, сочащихся сукровицей и забитых грязью царапин не сулил ничего хорошего. Вот же!
Ругаясь про себя последними словами, девушка стянула футболку и принялась осторожно счищать грязь влажным краем. Мальчик мужественно терпел, не издав ни звука, и только во время обработки особо глубоких ссадин задерживая дыхание. Закончив и перевязав маленькие ступни обрывками все той же футболки ― она-то скоро проснется в теплой постели, а ребенок останется здесь, так что не жалко, ― девушка подняла голову и замерла, заметив прикушенную до крови губу и текущие из детских глаз слезы.
Нет, она, конечно,отвратительный медик, но...
― Все хорошо, Саан, я закончила. Больше больно не будет. Все хорошо...
Но мальчик словно не слышал. С громким всхлипом он бросился вперед, уткнувшись лицом куда-то в шею. Горячими каплями полились слезы...
― Ну, мальчик, успокойся. Ты же храбрый, я знаю. ― Ника осторожно сжала в объятиях хрупкое детское тело, погладила по затылку... Она никогда не умела успокаивать. ― Все будет хорошо, вот увидишь.
Но мальчик только замотал головой, судорожно вцепившись в чужие плечи.
― Нет! Они... они убили! Всех! Маму, папу, сестренку Айю, тетушку Джил, бабушку Литу, Лиану... Всех! Это я виноват! Из-за меня...
Убили? Как? И ребенок думает...
И кто эти "они"? Сердце судорожно забилось, взгляд заметался по сторонам, выискивая признаки опасности ― но вокруг было все так же тихо.
― Ты не виноват, малыш. ― а что еще она могла сказать? ― Это просто плохие люди.
― Но они пришли за мной! ― по телу Саана гуляла крупная дрожь, слова прерывались всхлипами... ― Потому что на Представлении меня отметил Великий Змей! Мама так радовалась... и папа тоже... а потом пришли они, убили всех и хотели украсть меня. Говорили ― продать. Мама меня спрятала, но они все равно нашли... а потом...
Сбивчивый рассказ прервался судорожными рыданиями. Ребенок выплакивал собственные боль и страх, уткнувшись в единственного знакомого взрослого.
― Зачем Великий ко мне пришел? Не хочу! Слабый дух лучше! Тогда все были бы живы ― и мама, и папа, и тетушки... Все! А сейчас... из-за меня...
Ребенок плакал, захлебываясь всхлипами и слезами, а Ника медленно выпрямлялась, заслоняя собой практически незнакомого мальчишку. Дрогнул туман, до того застывший плотным молочным облаком, налетел порыв ветра...
Что-то изменилось. Что-то не так.
Еще один резкий порыв сдул туман, словно занавесь ― и Ника поняла, что именно "не так". Их небольшую полянку плотной оградой окружали змеиные кольца. Огромное, высотой в полный ее рост тело, покрытое ярко-изумрудной, с черными узорами чешуей.
А потом откуда-то из этих колец поднялась треугольная голова размером с крупный автомобиль и уставилась на них немигающим янтарным взглядом. Точно того же цвета, что и глаза Саана.
― Отказываеш-шься? От Дара? От с-силы? ― тихое шипение змеи сложилось в слова точно так же, как до того складывались всхлипы мальчика. Ника замерла, не зная, что делать ― то ли кричать, то ли бежать, то ли попробовать договориться... ― С-с-зачем?
А вот Саан, похоже, знал, что делать в подобных ситуациях. Потому что с огромной скоростью вывернулся из рук прижимающей его к себе Ники и распростерся на траве.
― Простите, Великий, ― голос мальчика дрожал, но того нерассуждающего ужаса, который должен был охватить ребенка при встрече с гигантской змеей, в нем не было. Девушка едва заметно расслабилась ― малыш знает, что делает, хотя бы приблизительно. ― Я... мне не нужна сила.
― Вс-сем нуж-ш-на. ― гигантская голова чуть покачивалась, язык пробовал воздух... ― Прос-сят. Зовут. Надеютс-ся. Мы ― выбираем дос-стойных. Как ты. Но ты ― отказываеш-шься. Почему?
― Я... ― голос Саана прервался, он глубоко задышал, сдерживая слезы, ― я...
И Ника шагнула вперед.
― Отпустите ребенка, пожалуйста. ― нельзя сказать, чтобы она не боялась, но однозначной угрозы от змеи не чувствовалось, скорее какое-то странное любопытство. А значит, можно вмешаться, не позволяя растравливать мальчику свежие раны. ― У него, похоже, из-за вашей силы всю семью вырезали. Неудивительно, что он не хочет иметь с ней ничего общего.
Змей чуть двинул треугольной головой, смещая взгляд. Но Ника не дрогнула.
― Хорош-шо... Но Дар нельзс-ся забрать прос-сто так. Прос-сишь? За змееныш-ша?
― Прошу.
Змей опять повернул голову, вернувшись к Саану. Впрочем, мальчик теперь смотрел не на него ― на нее, Нику. И с такой жуткой надеждой, что становилось страшно.
Впрочем, Великому, похоже, было все равно.
― А чего хочеш-шь ты, змееныш-ш?
― Я... ― Саан прикусил губу, сдерживая очередной всхлип, ― Я хочу маму. И папу. И...
― Оплатиш-шь Долг?
― Оплачу! ― это было сказано с такой горячностью, что Ника едва не вздрогнула. О чем это он? ― Всю жизнь госпоже служить буду, землю целовать под ногами! Только...
Госпоже?
― Хорош-шо. Не с-сзабудь...
Последним, что увидела Ника, была надвигающаяся на нее змеиная пасть.