Аннотация: Один из Проводников поведает здесь о том, как нашел путь в свой мир, упав со скалы; а затем отказался от мира ради желания.
Бежать, не оглядываясь!
Тихий заброшенный уголок вдали от автострады славился своим необычайно вкусным вином из ценнейших сортов винограда, взращенного на полях трудолюбивыми руками местных жителей, а затем собранного и упрятанного на долгие годы в самые глубокие и самые темные подвалы. Столичные торговцы с неохотой рассказывали, откуда поставляли в рестораны раритетные бутылки выдержанного согласно древнейшим традициям вина. Но казалось, что даже самая страшная тайна не может устоять перед пытливым кончиком носа Старшего, а такое лакомство, как бокал красного вина, просто магнитом тянул того в единственное в небольшой деревушке кафе.
И эту одну из редких встреч, когда не надо никуда торопиться и кого-то спасать, он так же назначил под тенью раскидистого дуба, вокруг которого были в летнее время выставлены небольшие столики для редких посетителей. Сказать откровенно, посетителей в это солнечное утро вообще не было - большинство взрослых трудилось на виноградниках, а малыши, коим и не положено ошиваться в питейном заведении, еще засветло покинули мягкие постели, чтобы успеть искупаться и порыбачить на речке в десяти километрах от городка. Это уединенное местечко, как говорил Старший Проводник, помогает расслабиться и немного помечтать, а вкус терпкого вина придает ощущение бодрости и уверенности. Но что бы он ни придумывал, чтоб при любом удобном случае посетить это место, отдых был необходим всем троим.
Хозяйка кафе уже давно перестала подходить к этой троице, чтоб поинтересоваться, что господа желают попробовать. Старшему из мужчин, который носил огромные очки, она знала, ничего, кроме ее вкуснейшего вина, и не надо. Тому красивому мужчине в опрятном плаще - хотя они все были в плаще - вина не стоило и предлагать; после неудачных попыток в первое время угостить гостя вином 20-летней выдержки она смерилась с неизменным заказом "Чашку горячего черного чая и несколько бутербродов с мясом, пожалуйста". А самый младшенький умудрялся заказать первое, второе и еще салатик - молодой организм требовал много витаминов и белков; каждый раз обслуживая его, она ощущала материнскую радость.
Поставив на стол тарелку с супом "Верблюжьи горбы", лодочку с небольшими бутербродами "Канапе по-домашнему", чайник с горячим чаем, бокал на высокой ножке и покрытую толстым слоем сорокалетней пыли не откупоренную бутылку "Сотня франков" - мужчине непременно самому хотелось сдуть пылинки, чтоб почувствовать себя кладоискателем, - хозяйка ласково улыбнулась гостям и отправилась на кухню, готовить второе блюдо для своего маленького гостя-обжоры. Мужчина в очках неспешно провел ритуал с торжественным сдуванием пылинок и, налив себе треть бокала, стал дегустировать неизменно прекрасное вино. Его ученик и Наставник младшего придвинул свой стул поближе к столу и стал поглощать сухие бутерброды, как заядлый холостяк поглощает наскоро состряпанный завтрак. Самый молодой из троицы облизнул пересохшие губы, ощущая, как вскоре этот пряный суп окажется в его бездонном животе.
--
Кушай спокойно, мы никуда не торопимся, - попросил Старший; сербанье ужасно мешало ему насладиться утренней тишиной.
--
Я галодный, я хашу кушать, - не отрываясь от ложки, с набитым ртом проговорил молодой парнишка.
--
Послушай, Андрюша, а не рассказать ли тебе сказку для нашего младшенького, которую он так долго из нас с тобой выманивал, - хитро попросил Старший, а затем тише добавил. - Может, он хоть на время перестанет так громко есть, чтоб услышать твой рассказ, - и он подмигнул хозяйке, которая тихонько в стороне, возможно, в сотый раз за сегодня протирала столики и тарелки.
--
Да? Ты думаешь, это поможет? - улыбнулся в ответ Андрей. - Ну, ладно. Раз торопиться и в самом деле некуда, расскажу-ка я о том, как стал тем, кого вы сейчас видите перед собой.
Он проглотив очередной маленький, но очень вкусный бутерброд, устроился поудобней с чашкой чая и поведал историю о том, как он нечаянно стал Проводником.
...
Темно. Кругом ни звука. Я попробовал пошевелить рукой - пальцы дернулись, под ними почувствовались острые грани мелких камешков; но правая рука продолжала беспомощно лежать. Левая попыталась ответить на призыв и сдвинулась на несколько сантиметров. С ногами дело обстояло еще хуже - я их не чувствовал. Где-то, наверно, очень-очень далеко слышались крики голодного стервятника. С каждой минутой его крик звучал все нетерпеливей, хотя птица не спешила приближаться к полумертвому телу.
Все так же было темно, я пытался разрешить внутренний спор между желанием узнать, где я нахожусь, и страхом, что мне это не понравится. Решив усмирить внутренние терзания, я открыл только один глаз, позволив второму оставаться в спасительном неведении. Сначала я подумал, что веки меня предали и не желают подчиняться бессердечному нерву-тирану. Но вскоре на черной простыне стали проступать бело-голубые пятна звездного неба. Крупинки звездного ковра попеременно закрывал силуэт большой птицы - я уже не был уверен, что это существо охотится за моими костями, в ночное время стервятники не летают. Ну что ж, еще одной загадкой больше. Я закрыл один глаз и сразу же открыл второй - мне было интересно, где я очутился. Второму глазу повезло больше - взгляд уткнулся в отвесную скалу, подпиравшую небесный свод. Я зажмурился и задал себе прямой вопрос "Что я видел?" в надежде, что изнутри мне кто-то подскажет, в каком направлении надежная твердая земля.
Пока я, так сказать, отдыхал на природе, кто-то решил вмешаться в этот неспешный ритм бытия. Сначала я почувствовал легкое колыхание почвы, а потом уже и явно различимые шаги. Вскоре звук шагов затих, а едва наступившую тишину прервал мужской голос:
--
Живой?
Я обрадовался на секунду, а потом поник. Как же я ему отвечу? А вдруг он пройдет мимо и вновь оставит меня в неизвестности где-то между звездным небом и мелкими камушками? Я так далеко забрался и просто не могу не сделать еще одного движения! Медленно-медленно, но все же я постарался сжать кулак.
--
Живой... - мужчина, по-моему, произнес это с улыбкой; теперь можно было расслабиться и отдаться на его милость, кем бы тот ни был.
Я все еще лежал, закрыв глаза, и вслушивался в окружающие звуки. Вот он, возможно, положил тяжелый рюкзак на землю - что-то глухо ударилось внутри и попыталось перемешаться. Вот он развязывает ремни и начинает шуршать. Со словами "Вот оно, не забыл." встает и подходит ко мне. Присаживается на корточки. Слышится звук откручивания бутылки и содержимое переливается через край и стекает на землю. А потом что-то прохладное прикасается к моему лицу - мужчина проводит влажной тряпкой по лбу, потом щекам и шее.
--
Постарайся потерпеть, я осмотрю твое тело. Надеюсь, ты не успел себе ничего сломать. А то жалко, ведь молодой еще.
Он медленно ощупывает руки, потом бока, даже ребра, кажется, пересчитал. Потом осматривает ноги и, наконец, облегченно вздыхает.
--
До свадьбы заживет. Вроде, ничего не сломал. Как ты себя чувствуешь? Я попробую тебя приподнять - тебе нужно выпить одну гадость.
Он поднял меня, как пушинку. Теперь я опирался о скалу, которую недавно так жадно разглядывал. Тут я почувствовал, что к губам мне поднесли горлышко бутылки и стали приподнимать дно, чтоб жидкость потекла прямо в меня. Я почувствовал холод в горле, а затем стало горько - жидкость обжигала все внутри. Это была водка! Обыкновенная, противная водка. Действительно гадость, но я не мог сопротивляться, и приходилось глотать. Буквально через секунду после того, как меня прекратили мучить, щеки вспыхнули и по венам забурлила кровь. Я выдохнул весь воздух из легких и открыл глаза.
Перед глазами стоял туман, и ночь-проказница не желала прояснять обстановку - скрывала краски и смазывала оттенки. Мой спаситель где-то там шуршал в рюкзаке, что-то доставал и раскладывал на земле. Вскоре рядом со мной появился маленький огонек, приоткрывая ночные тайны - еще минута и уже вполне достойный костер сорвал последние маски. Я увидел сгорбленного человека в длинном плаще - он опять рылся в запасах, доставая из рюкзака плед и укутывая им меня. Говорить я еще не мог - иначе бы засыпал своего спасителя вопросами, не останавливаясь на выслушивание ответов.
--
Да вижу я, вижу, что хочешь поговорить. Но пока помолчи, тебе еще рано, - он уселся возле костра и стал колдовать над едой, а точнее просто готовить. - Насколько я могу судить, ты учился летать вон с того уступа. Только крылья дома забыл. Пролетев с десяток метров ты решил поспать, а так как ночь была холодной, то, заснув в неудобной позе, ты окоченел - вот и не можешь двигаться. Потерпи, скоро отогреешься и сможешь снова летать - мешать не буду, обещаю.
Он отвернулся от костра и почти по-отечески улыбнулся мне, давая понять, что он так шутит и не стоит его за это винить.
--
Как же тебя угораздило свалиться? Да еще в таком безлюдном месте, еле нашел тебя. Шучу-шучу. Если бы не Совик, долго бы ты еще тут загорал под луной - ночи у нас длинные и такие же холодные, как сердце лукавого. Совик - это вон то пятнышко на горизонте. Вот он наохотится, и я вас познакомлю, чтоб мог лично отблагодарить, баловень судьбы ты наш.
Он умолк и сосредоточенно стал помешивать котелок длинной ложкой, как будто находился на экзамене на шеф-повара. Я же только и мог, что разглядывать "посла судьбы" за моей грешной душонкой. Кроме плаща мужчина был обладателем огромных, как у черепахи-тортиллы, очков, в которых веселились огоньки костра. Причудливая обувь показалась мне компромиссным вариантом между удобными мокасинами и галошами для прогулки по болотам - в такой обуви хоть на край света. Черты лица были надежно скрыты под капюшоном. Мне почему-то вспомнилось описание бродячих путников из фэнтези - этот человек явно сошел из-под чьего-то пера, чтоб побаловать меня перед смертью.
Смертью... Ах да, эта женщина уже давно следит за мной чужими глазами. Когда-то размеренный ритм городской жизни с недавних пор стал мчаться галопом, скидывая нерасторопных с повозки и давя под копытами тех, кто посмел стать на ее пути.
Я закрыл глаза и погрузился в безрадужные воспоминания. Шум проезжающих машин - их смрад проникает в легкие, обжигает горло; дышать опасно, а не дышать еще опаснее - задохнешься... Вырастающие на месте парков, как грибы, новостройки - люди селятся в этих муравейниках, женятся, плодят детишек, дерутся за жилплощадь, делят часть живой еще бабушки... Визгливые женские голоса, поломанные и прокуренные - они просят тебя не уходить, не бросать их, потому что они так хотят... Заевшие, как пластинка, знакомые мужские голоса - они вновь и вновь, чтоб ты окончательно уяснил, повторяют формулу существования мира "деньги, деньги!"; формулу существования мужчин "все бабы дуры!"; формулу радости "водка и банька!"... Несколько телефонов соревнуются за право высказать все, что они обо мне думают, - от них не спрятаться, ведь это цивилизация, вершина общества... Прохожие, проходящие, смотрящие сквозь тебя, но ты замечаешь ее ухмылку, ее ожидающий взгляд - скоро ты тоже остановиться, перестанешь витать в облаках, рваться из кожи вон, чтоб сделать еще один вдох... Скоро, очень скоро эта женщина прикоснется к твоим мечтам, остудит твой взгляд, обнимет и не отпустит. А ты будешь радоваться, что наконец-то понял жизнь, хотя уже давно ее потерял.
Я жадно вдохнул, как будто только что провел несколько минут в мутной воде. Глаза пытались сфокусироваться на здесь-и-сейчас - я даже головой замотал, побыстрее отгоняя мрачные воспоминания. По левой щеке скользила соленая слезинка - рукой попробовал сорвать ее и понял, что могу, наконец, двигаться. Под пледом возле костра мышцы согрелись, я таял, как сосулька под солнцем.
--
Ты смотри, и правду живой, - мужчина, заметив движение, впервые оторвал взгляд от котелка, в котором уже что-то булькало и приятно пахло. - Потерпи говорить, имени будет вполне достаточно. Сначала ужин, а потом, подкрепившись, поболтаем ни о чем. Что бы ты ни собирался мне сказать - теперь это не важно, - последнюю фразу он сказал серьезно, неужели заметил, зачем я дернулся к лицу рукой.
--
Андрей.
--
Молодец, теперь садись ближе, я не официант, сам себе насыпай, - и он протянул мне одну из мисок, появившихся из того же бездонного рюкзака; если бы он потом достал самовар, я бы не удивился.
Содержимое котелка опустело через полчаса - я бы и больше съел, если б было. Вроде и щуплый с рождения, а поел за троих. В жидкой похлебке плавали какие-то овощи и травки, запах был мятный и одновременно бодрящий - он успокаивал и придавал сил. Мяса не было, зато несколько хлебцов, обмоченных в супе, позволили моему желудку, доселе перебивающемуся с воды на воздух, записать ужин в разряд праздничных.
Поблагодарив за еду незнакомца, я поднялся с земли и попытался ощутить всеми шестью чувствами, где я нахожусь. А потом уже, гораздо позже, если мне разрешат задать вопросы, я их задам. Мой спаситель, не обращая на меня никакого внимания, попивал чай у костра - жаль, все-таки самовар в рюкзаке не поместился, чай был сделан по-походному из закипевшей воды, разлитой по чашкам.
Первым делом я осмотрел место, куда умудрился свалиться с горы. Неудачно же я выбрал "кровать" для ночлега: ни тебе травки, чтоб было мягче, ни песочка, только окоченелая каменная подстилка, сдобренная осколками булыжников, которым тоже вздумалось полетать перед тем, как с треском разбиться. Затем я повернулся спиной к скале и, пройдя мимо костра, уперся в очередной обрыв. Внизу зияла бездонная расщелина - вряд ли даже в самый ясный день туда заглядывало солнце. Отросток расщелины раскалывал пустынную местность, простирающуюся во всю ширину до горизонта, как раз по середине и упирался в далекую одинокую гору со снежной шапкой. Были ли концы у пустыни слева и справа, я не мог видеть, но хотелось верить, что даже у бесконечности есть совесть, которая заставляет ее иногда оканчиваться.
Теперь я мог вернуться к костру, благо одного взгляда на небо хватило, чтоб понять, что оно звездное и луна в этом месте одна-единственная. Мой новый знакомый подал чашку с остывающим чаем - моя вина, если бы хотел горячий, то стоило бы саму вовремя об этом позаботиться, а не любоваться пейзажем. Жаль, что человек не может делать пять дел одновременно, всегда приходится выбирать.
--
Ну-с, спрашивай, если хочешь, - огромные очки из-под капюшона, как зеркала, отражали меня самого, погруженного в пламя костра.
--
Где я? - смешной вопрос, у меня бы на родине не преминули сказать "Здесь" и были бы правы; а мой новый знакомый готов был еще и не так надо мной пошутить, с него станется.
--
Ты же сам только что осмотрелся. Вот скала. Вот уступ. Внизу голая пустыня, испещренная трещинами, как чулан паутиной. А вдалеке одинокая гора. Сверху небо, - ну вот, так я и думал, что ничего он не ответит.
--
Да, я видел все это, но я не понимаю, где именно на карте находится такое заброшенное место?
--
На какой именно карте ты хочешь его найти? И чем тебе поможет название? Пока ты сам не умеешь давать названия, так же как и пользоваться чужими - толку тебе от названия. Попробуй задать правильный вопрос, тогда, может, и смогу тебе чем-то помочь.
От его объяснений у меня закружилась голова. Издевался он надо мной, что ли. Когда ты спрашиваешь у прохожих, куда тебя занесло, они сразу называют район, улицу и даже подсказывают, где ближайшая станция метро, особо сочувствующие еще и спросят, куда тебе надо и, возможно, за ручку доведут. А этот человек не спешил взять меня за руку и отвести, куда надо. А куда мне надо?
--
Куда мне идти? - я уже готов был схватить ручку и записывать подробных маршрут, как опять был разбит в пух и прах.
--
А куда тебе надо? - казалось, мой мучитель не издевался надо мной, а искренне желал узнать куда, мне надо.
--
Я не знаю. Куда-то, где можно жить.
--
А чем тебе здесь не нравится? Живи - места всем хватит. Я уйду, а ты можешь тут остаться.
Нет, он не издевался. Я подсознательно чувствовал, что даже от такого бестолкового разговора будет толк, но не в словах, а в мыслях, которые формируют эти слова. Куда мне надо? Очевидно туда, где нет того, от чего я был вынужден убегать. А от чего я бежал? От людей? Нет, я социальное животное, быть среди себе подобных мне когда-то доставляло неописуемое удовольствие. От городской жизни? Вроде нет, мне нравились улицы, мне нравились дома, река в парке, вечерние прогулки, ощущение быть причастным ко всему. Я всегда любил свою жизнь и не собирался начинать сначала. Сначала не собирался. А потом вдруг все резко навалилось: общение стало утомлять, шумные улицы сдавливали меня, не давая вдохнуть, а в родной квартире запахло безысходностью. И когда светофор переключился с зеленого на мигающий оранжевый, я запаниковал и дал деру, в панике покидая город на первом попавшемся автобусе. Даже зубную щенку и носки не прихватил - надо было не на шутку испугаться неизвестно чего, чтоб убегать на край света без оглядки.
Человек в плаще не мешал мне общаться с самим собой - он ворошил палкой догорающие угли. А потом вдруг встал, опрокинул воду из котелка, чем затушил костер, и, коротко сказав "Пора", принялся укладывать вещи в рюкзак. Я, разинув рот, наблюдал за его движениями, а на языке вертелся всего один вопрос:
--
Что мне делать? Вы уходите, а я так ничего толком и не понял, - я казался заблудшей овечкой; раньше я куда-то мчался, не задаваясь вопросом, куда, а теперь страх, как ветер, подталкивающий мои паруса, утих.
--
Если я тебе неправильно посоветую, потом же и буду сам виноват, - он, как привередливая барышня, юлил, уходил от простых ответов. - Да и толку от моих объяснений будет немного. Ты сам уже почувствовал начало. И смог уйти. Не каждый может найти дорогу для спасения. Тобой руководило не умение, а чувства - тоже неплохо. Главное - это результат. Не смотри на меня так. Хочешь узнать простой ответ на все твои вопросы?
--
Да, конечно да, - я даже завертел воображаемым хвостиком, как будто мне показали лакомую косточку.
--
Только не падай в обморок. Ты уже не в том мире, где родился. Тот мир достиг своего предела и начал рушиться. Ты же это инстинктивно почувствовал, как животные чувствуют приближения холодов, поэтому и сбежал. А так как не сильно смотрел на дорогу, то в какой-то момент просто перешагнул в этот мир - в твой мир - и спасся, по крайней мере пока.
--
Мой мир? Спасся? Пока? Я не понимаю. А как же другие? Они тоже ушли? - я еще больше запутался, как котенок с клубком.
--
Стой, не тараторь. Умей слушать. Все, что ты только что видел - это мир, который тебе подходит, поэтому ты сюда и попал. Этот мир, как и ты, строг, прямолинеен, суров, вот прям как эта пустыня внизу. Не так все плохо, чего ж ты испугался.
На моем лице отразилась паника и недоумение, как мог этот мир быть моим. Я же не параноик, в моем сердце всегда присутствовала радость, оптимизм, надежна, сострадание. Да, конечно, я был строг в отношении друзей и знакомых, я и себе спуску не давал, но во всем знал меру и не требовал невозможного.
Мой спаситель воздел глаза к небу, прося избавить себя от такого бестолкового слушателя. Заметив его недовольство, я на время прекратил внутренние дебаты и принялся слушать дальше. Он покачал головой, подхватил рюкзак и побрел вдоль обрыва по тропинке, продолжая объяснения:
--
Ох. Ладно. Сам потом увидишь свой мир. Между прочим, вон та одинокая гора на горизонте является для здешних жителей символом надежды - так что все в порядке. Так-с. Пошли дальше. От гордости иметь персональный мир тебе пока рано помирать, миров в этом времени пока мириады, как звезд на небе. Да и в других срезах времен их хватает. Но любой мир, как и живой организм, переживает несколько стадий от зарождения до смерти. К сожалению, твоему родному миру наступает конец. А вот спастись удается обычно не многим. И чем меньше людей могут уйти, тем меньше миров остается в живых. В общем, теперь я могу представиться - я Проводник, занимаюсь тем, что спасаю тех, кто еще может сопротивляться вирусу разрушения, показываю дорогу в их миры. В общем все, что еще не понятно? Теперь ты видишь, что в карту я тебе не тыкну пальцем и за руку не отведу в нужное место - ты и сам добрался без моей помощи, куда следует. Я просто проходил мимо.
Я ответил не сразу. Все это время мы спускались по склону вдоль обрыва, все приближаясь в просторной равнине. Я брел, опустив глаза, пытался откинуть все прошлые представления о строении космоса, о Солнце, о Луне, о планетах и их спутниках, а особенно о круглой Земле - а вдруг она всегда была плоской? И слоны с древней черепахой заботились доселе о том, чтобы эта плоскость не перевернулась. А потом кто-то решил, что хватит, черепаха - это уже не модно, состарилась барышня, пора ей на пенсию. Запустили план пятилетки по остановке Земли. А в конце, после всех поклонов, занавес упадет и рубильником выключат солнце. А то, что некоторые зрители не успели уйти засветло, никого не волнует. Бред! Кто писал сценарий? По законам жанра должен быть хэппи-энд.
Бредя на автопилоте за темным плащом, я принялся истерически хохотать. Потом и вообще остановился и сел на землю, обхватив голову руками, чтоб та нечаянно не лопнула. Человек в плаще повернулся в мою сторону и принялся терпеливо ждать, когда в моей голове утихнет шторм. Мне понадобилось не менее десяти минут, чтоб принять действительность, или хотя бы подождать, пока все само собой прояснится. Потом я встал, и мы молча двинулись дальше.
--
Возможно, мой вопрос покажется Вам очередной глупостью, но я все же его задам, - теперь мой голос звучал спокойнее. - Я отныне могу жить в этом мире, и мне не придется снова бежать?
--
Да, конечно ты можешь здесь жить. И, думаю, этот мир даже после твоих внуков не развалится. Но у меня к тебе предложение. Хотя я поступаю жестоко по отношению к тебе и заранее прошу за это прощение. Дело в том, что ты оказался счастливчиком и обрел новый дом и вот так сразу забирать его у тебя я не вправе. Решение ты можешь принять в любое время, не обязательно сейчас. Если ты откажешься, это всего лишь будет отказ, ничего более, ты мне ничем не обязан.
--
Я весь внимание.
--
Вот это разговор. Самообладание у тебя неплохое. Как и другое особое качество, которое и вызвало мое предложение. Я предлагаю тебе стать проводником, потому что ты можешь самостоятельно пересекать границу миров и находить путь. В твои обязанности будет входить определение живых людей и отправка их в нужный им мир, где они смогут существовать и тем самым развивать другой мир. Как определять таких счастливчиков и куда их вести - я расскажу позже, если ты согласишься взяться за эту работу. Но предупреждаю, что это не так просто. Так что не торопись соглашаться. Работа требует концентрации и умения преодолеть внутреннюю боль, тебе придется откинуть сомнения и стать жестким в принятии решения, ведь абсолютно всех достать ты не успеешь, поэтому сопливым барышням эта работа не по плечу. Надо четко понимать, кого еще можно успеть спасти, а кто уже умер - не в том плане, что похоронен, а в том, что ничто более не сможет его растормошить. Тебе придется жертвовать и своей жизнью, но оружием я тебя обеспечу. Я же не изверг посылать человека в неизвестность. Повторюсь, ты мне ничем не обязан, ты и так уже кое-что сделал для своего нового мира - пришел в него.
--
Да, я Вас понимаю. Я бы хотел подумать.
--
Хорошо, думай, сколько захочешь. У тебя вся жизнь впереди. Конечно, ты можешь не успеть помочь этому миру, но работа всегда найдется.
Не успел я обрести покой, как новая волна непонимания сбила меня с ног. Все же это не было новое объяснение строения мироздания, а простое предложение работы. Но какой! Каждый раз, когда человеку предлагают прыгнуть с высоты, он сомневается, что может не выжить и чаще всего отказывается. Это была не просто работа кассиром или служащим, где от тебя не требуют невозможного - та такую работу легко соглашаться. А вот стать пожарником, который ежедневно рискует для спасения чужой человеческой жизни не потому, что ему за это платят, а потому что он хочет помочь, - вот такое предложение требует от человека осознания правил игры в жизнь. Уходя утром на работу, ты надеешься, что вернешься, что выживешь после прыжка, хотя и понимаешь, что надежда-предательница может отвернуться в один прекрасный момент, хотя ты ни разу в ней не сомневался. Никто не назовет тебя трусом, если ты откажешься от такой работы, поймут. Своя кожа - драгоценная, все остальное - это миражи, которые тебя окружают, ты просто по-особому на них реагируешь. Самопожертвование - нелегкое решение, и я не знал, смогу ли я так поступить.
Мы уже почти спустились с горы, когда мой спутник остановился и попросил меня отойти в сторонку. Я покорился этой странной просьбе и отошел на несколько метров. Мужчина откинул плащ, вытянул вперед руки и замер. В воздухе повисла тишина, ночь постаралась наполнить ее ледяной свежестью, даже звезды прекратили хаотически мерцать. Ничего не было видно, но чувствовалось, что что-то приближается, и этот торжественный парад был организован в честь таинственного гостя. Я так и не понял, как появился небольшой комок на вытянутой руке моего спутника. Он просто возник из ниоткуда - так мне показалось, а может, я просто проморгал появление, а точнее приземление существа на импровизированную жердочку.
--
Прошу любить и жаловать, твой спаситель и мой помощник Совик, - я опешил оттого, что небольшая птичка почтительно развернулась в мою сторону и легко кивнула в знак приветствия.
--
Спасибо тебе, Совик, за то, что нашел меня и спас от неминуемой гибели, - я понимал, что говорить с совой как-то неправильно, но он действительно спас меня и, возможно, его кивок мне не показался и эта птица способна была понять человека.
Хозяин Совика, или все-таки друг, кивнул, что доволен моим поведением и пригласил меня следовать за ними дальше. Совик тем временем перебрался на плечо мужчины и принялся урчать тому прямо в ухо. Иногда мужчина кивал в ответ, отчего у меня создавалось мнение, что они ведут серьезный разговор, а тем временем моя крыша, ломая последние гвозди, тихонько сползала с головы. Миры, проводники, совики - все это, как винегрет, перемешалось в моей голове. Кто бы дал вилку, чтоб это все съесть.
Если бы я знал, что предстоит преодолеть бесконечную пустыню, то остался бы на том уступе, на котором приземлился в этом мире. Но я верил в конец, поэтому каждый шаг воспринимал как движение к цели, а расстояние считал уменьшающимся арифметически шаг за шагом. Хорошо, что мне никто не сказал, что расстояние в этом мире измеряется в милях и километрах, а не в дюймах и метрах, иначе бы я стал протестовать и требовать справедливости.
Надо сказать, что разнообразием мой мир не баловал: ровная окаменевшая земля, на который даже самая непривередливая травка отказывалась расти; то там, то тут нам попадались неглубокие щели, которые все еще можно было перепрыгнуть. Одинокая снежная гора осталась позади - в такой бескрайней пустыне она служила ориентиром, единственной надеждой путника не заблудиться. Хотя кому хотелось рисковать и пересекать эту пустыню, которая угрожала испещриться глубокими щелями, которые невозможно перепрыгнуть, - застрять в этом лабиринте раз плюнуть. Какой же радушный мой мир - весь в меня.
Час сменялся часом, а пейзаж застыл на одном месте, положе было, что и звезды движутся за нами, как шпионы. Луна почему-то тоже висела на одном месте - это было очень подозрительно, я же привык к старому порядку, что день сменяется ночью, а светила играют в догонялки. А тут все как-то неправильно. Смешен же я был, наверно, когда попытался узнать об этом у спутников. Мой спаситель был в своем репертуаре:
--
Твой мир, откуда мне знать, почему Луна застряла на небе. Может ей интересно посмотреть на тебя.
--
А долго нам еще идти? - я уже выказывал первые признаки нетерпения, которые не на шутку разозлили проводника.
--
Идем, пока тебе наконец-то не захочется прийти. Это, кстати, тоже особенность твоей натуры. Ты, если не знаешь, чего хочешь, долго добираешь к цели. Так что будь добр, определись, куда ты хочешь добраться. Мне и самому уже не терпится отправиться по своим делам.
Стоп! Что-то тут не так. Мы идем, потому что я не хочу дойти?! Или я не знаю, что я хочу увидеть в результате?! Нет, думай, дурья башка. Я хочу дойти до...до селения, где есть люди, найти себе дом и жить счастливо. Ну, наконец-то! Как только я осознал, куда я хочу попасть, на горизонте появились первые проблески света, означающие начало нового дня. Звезды стали блекнуть, прячась от слабого человеческого глаза. Кое-где стали проступать одинокие пучки травы - значит, где-то был оазис с водой и удобствами для существования, а там, где удобно, обязательно живут люди. Получается, что скоро перед нами появится село или город. Как все, оказывается, просто. Видимо, меня тогда покорила пустыня, и я не мог думать ни о чем, кроме безжизненной пустоши, поэтому все это время делал бесполезные шаги.
От нетерпения я стал вглядываться в горизонт, отмечая, что на самом краю стали проступать неровные очертания, - скоро мы дойдем и отдохнем. Хотя кроме меня, пожалуй, никто не радовался предстоящему отдыху. Совик развернулся спиной к восходящему солнцу и устроился спать, а мужчина поглубже укутался в плащ, пряча лицо под капюшоном.
Еще через несколько часов перед нами стал вырастать живой мир с деревьями и протоптанными дорогами. На дорогах в некотором отдалении от нас стали попадаться одинокие путники, но никто из них не спешил с приветствиями. Вскоре мы вышли на тракт и двинулись в сторону виднеющегося вдалеке города, сквозь невысокие деревья можно было различить высокие строения неправильной формы - они не были прямоугольными или шпилеобразными, но в них ютились окошки, а значит, в этих окнах жили люди.
Ближе к городу показались самодвижущиеся тележки - они были похожи на обычные сельские телеги, но без впряженных в них лошадей. На телегах умещались по несколько людей с корзинами, мешками и ящиками - скорее всего, это были торговцы, спешащие с утра на рынок, именно так мне хотелось думать. А когда впереди показалась арка, за которой начинался город, я стал рваться вперед, как голодная собака. Однако, мой спутник вместо того, чтобы прибавить шаг, остановился на повороте и окрикнул меня:
--
Притормози, Андрей. Тут я вынужден буду тебя оставить. Прости, дальше я идти не могу - таковы правила. Иначе я увязну в этом мире и не смогу найти другие пути.
--
Как же так? - я был раздосадован, что мы не можем вместе войти в этот мир и окунуться в чудеса.
--
Прости и прощай. Я так понимаю, ты отказываешься от моего предложения, - он не спросил, он утверждал; повернулся в сторону и сделал несколько шагов по уходящей от города дороге. - Ты еще можешь согласиться, только чем дольше будешь оставаться в этом мире, тем тяжелее тебе будет уйти. Когда захочешь уйти и стать проводником - уходи, если найдешь выход. Прощай.
И он неспешно двинулся по дороге, оставив меня перед воротами в новый мир с легким чувством сожаления, что не оправдал его надежды. Я стоял, не решаясь сдвинуться с места, и смотрел вслед удаляющемуся силуэту в потускневшем от долгих странствий плаще. Скоро его не станет и предстоит сделать первый самостоятельный шаг - страх всегда сопутствует переменам, даже если это перемены к лучшему.
Что ж, меня ждет мой новый дом. Вперед! Я двинулся вслед за очередной повозкой и без всяких фанфар и рукоплесканий прошел сквозь арку. Мой первый шаг произошел по мощеной булыжниками дороге - такие улицы я видел в старинных частях древних городов: узкие улочки, вымощенные небольшими камнями, и невысокие, узкие, в два-три окна разноцветные домики. Может, цвета означали профессии семей, занимающих тот или иной дом, а может, мэр или бургомистр города был веселым человеком и старался таким образом украсить и приукрасить жизнь горожан. Люди этого необычного города выглядели, как и мои сограждане из прошлого мира: деловые мужские костюмы, женские платья, детские комбинезоны; сумки, сумочки, рюкзаки; шапки, зонты, банты. Вот почему на меня никто не обращал внимания - на мне были джинсы и кофта, как и на дюжине десятков жителей. Только и отличался, что разинутым ртом и выпученными глазами.
Я все глубже уходил в городскую жизнь - новый мир раскрывался во всем своем великолепии перед дорогим гостем. Вскоре улица стала расширяться, появились первые магазины. Стоит отметить дома, они больше всего отличались от тех, что были в моем старом мире: чем ближе к центру города, чем усерднее соревновались жители за право жить в доме необычной формы. Никого уже нельзя было удивить круглыми или конусообразными строениями. Теперь уже дома приобретали формы изгибающихся ив, раковин улиток, извергающихся водопадов, отвесных скал, пирамид, груд кубиков-рубоков, даже были такие конструкции, которые позволяли менять форму и передвигаться либо искривляться. Фантазия у архитекторов порой шла в разнобой с рациональными конструкциями, но это никого не волновало, кроме меня - жители любили свой город и украшали его кто во что горазд.
В городе ходил особый вид транспорта - небольшие тележки вместительностью пять-шесть человек передвигали низкорослые пони. На углу каждого квартала находилось по одному колодцу, от которого отходило несколько труб в соседние дома - видимо, так вода поступала на кухни и в ванные. К каждому колодцу был приставлен человек, который помогал прохожим утолить жажду и предупреждал всякие нарушения по засорению воды в колодце. Для освещения улиц использовались фонари, в которых горели свечи. К фонарям так же был приставлен человек, который в дневное время заменял сгоревшие свечки на новые. И еще парки, фонтанчики, аллеи и рынки, где уже многие продавцы уже раскладывали свой товар.
А меж тем город уже захватил часть меня в свою паутинку, ноги сами шли дальше, как под гипнозом. Этот мир увлек таки меня чудесами и диковинками, задарил так, что стыдно развернуться к нему спиной. Как хорошо и приятно было брести по оживленным улочкам, но почему-то не давала покоя одна мысль, которая мешала мне расслабиться. Я был счастливчиком, который смог спасти свою никчемную шкуру, а миллионы других умирали, так и не поняв, что же с ними происходит. Чем я лучше их? Просто потому что мне повезло, как везет дураку в рулетку: он еще не осознает, как играть, поэтому не ограничен законами и может творить все, что душе угодно, а судьба будет радоваться такому дурачку и одаривать того призами. Какой же я эгоист! Обрел дом, заведу друзей, женюсь и тихо помру, считая, что прожил достойную жизнь. И я смогу так прожить? Неужели мое удовольствие стоит жизни тех, которых я бы мог вытащить напоследок из пасти прожорливой смерти? Нет уж, так просто я не сдамся - не хочу смотреть на слабака в зеркало!
Я храбрился до тех пор, пока не почувствовал наконец, что должен вырваться из-под гипноза, вот только надо остановиться, развернуться на сто восемьдесят градусов и пойти вперед, то есть назад, догнать Проводника и пусть меня научит. Я должен! Я не могу просто так все забыть, не хочу! Я еще молод! Все получится! Я кричал про себя это невинные фразы, принимая их за сильные заклинания. Уговаривал себя остановиться, одуматься. Ведь если я проживу тихую жизнь - я этого себе не прощу. Стой! Остановись! Ты нужен в другом месте! Ты уже проник в чужую тайну и не имеешь права отступать!
То ли я стал кричать, то ли мои заклинания сработали, но яркие краски города поблекли, люди замерли, чувствуя, что город волнуется, переживает. Город еще секунду сомневался, а потом все же отпустил меня, понимая, что ничем не сможет привлечь того, кто отверг его красоту и неповторимость. Я обернулся и увидел, что стою перед выходом у арки. Один шаг - и я покину тот мир, который готов был принять и приласкать беженца. Один шаг отделял меня от прекрасного будущего и неизвестного настоящего. Вся жизнь - как длинная дорога. И чтобы ее изменить, требуется всего один шаг. Да что я задумался в конце - развел демагогию, понимаешь ли, пора догонять учителя!
Дорога, поворот направо, именно в ту сторону отправился мой проводник с совой на плече. Я мчался, иногда спотыкаясь о кочки и проталкиваясь между толпами людей, спешащих в город. Чем дальше я убегал от городской арки, тем меньше людей встречалось на моем пути, тем слабее становилась надежда догнать одинокого путника. А вдруг он свернул на незаметную тропку? А вдруг я его обогнал? Эти мысли не только не помогали, но скорее мешали в поиске. Я еще помнил, как пробирался через пустыню, поэтому замотал головой, чтоб слабые мысли выпали и не отвлекали сильных. Еще не хватало вечность бегать по пустыне в поисках своего недавнего спасители - еще опять заблужусь, и снова придется меня спасать.
Вот очередной поворот, что там за ним? Я настолько загипнотизировал себя, что сейчас увижу человека в плаще, что когда за поворотом показалась одинокая фигура, неспешно идущая по дороге, я все продолжал бежать, пока чуть не стукнулся носом об подол ее плаща.
--
Ты смотри, бегом стал заниматься! - шутливый знакомый голос вмиг разбудил меня.
--
Я... - я остановился, чтоб отдышаться, до марафонщика мне еще было ой как далеко. - Я согласен! Я должен быть проводником, как Вы.
--
Ну вот только одолжений мне не надо. Если ты собрался мне помогать только потому, что чувствуешь себя обязанным, можешь возвращаться назад. Мне такие жертвы не нужны, - он строго посмотрел мне в глаза, желая напугать меня тем, что ошибка выбора будет для меня опасной, смертельно опасной.
--
Нет, я решил. Я уверен. Дороги назад не будет, - потом, подумав, добавил, - Обещаю не скулить.
--
Ну что ж. Твои жалобы мне точно не хотелось бы слышать. Ну, пошли, нам предстоит долгая дорога...
...Солнце скрылось за горизонт, пряча от посторонних глаз две фигуры - одну в плаще с небольшим холмиком на плече и другую, пока еще неуверенную в своих движениях, но все же желающую получить плащ и заслужить звание Проводника...
...
Последнее предложение прозвучало из уст Андрея едва слышно. Старший удовлетворенно кивнул, показывая, что все так и было. Что был и Совик, и одинокая гора, и волшебный город. Молодой паренек продолжал мечтательно смотреть в небо, представляя себя бредущим по мощеной булыжниками улице.
Тут самый главный из троицы достал старинной работы часы, глянул на них один раз, затем еще раз, сдвинул брови, сделал последний глоток из бокала и поднялся:
--
Пора за работу, друзья, - он расплатился с хозяйкой и первым вышел из кафе на пыльную дорогу.
--
Да, пора, - согласился второй по старшинству Проводник и поспешил за первым.
--
Ну, так всегда, - раздосадовано пробурчал самый молодой. - Никогда не дадут десертом насладиться.
И он выбежал на улицу, прокричав радушной хозяйке спасибо за сытный завтрак, вскочил на мотоцикл и рванул на полной мощности, оставив за собой столбы пыли.