Гарбакарай Матвей : другие произведения.

Падай ниц пред Крысиным Королем!

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Тема первая

  Фонтаны почему-то не отключили. Несмотря на ноябрь.
  Ледяной ветер смешивался с каплями фонтанной воды, и этот поток обдавал всех неосторожных, кто решил прогуляться сейчас, во время заката, на "второй центральной площади города" - так ее называли на местном телевидении.
  Я помогал местным художникам - познакомился с этими парнями в общаге. Они разрисовывали "ширму" - бетонную ограду, которой прикрыли реконструировавшийся памятник основателям города.
  Так вот, представьте: холодный ветер, закат, где-то там, под холмом - ведь город стоит на холме - брусчатка площади, и, черт возьми, радуга. Радуга! - от этого ледяного фонтана и вялого закатного солнца.
  Мой напарник, художник, за которым я таскал ведра с краской, застыл на месте как только вылез из машины, а потом рванул к своей ширме - сдирать стыдливый покров, прикрывавший набросок.
  Вдохновение, друг, я понял, можешь дальше делать все молча.
  Я же стаскал к нему творческое барахло, закурил, повернулся к фонтану, представил себе каково это - быть облизанным водяным радужным языком под пронизывающим ветром - и поежился. Какие тут могут быть восторги - такая холодина.
  Другие люди, не такие приземленные как я, думали иначе. Вон, маленький пацан, лет пяти, видимо надеясь завладеть чудом, побежал к радуге. Но предательский ветер почуял жертву и окатил парня фонтанной водой с ног до головы.
  Представил, каково ему и меня передернуло еще раз.
  Рев.
  Пацан встал на месте, огорошенный неожиданной жестокостью чуда, и обиженно, отчаянно зарыдал.
  Да, вот такое вот дерьмо, друг.
  Пошел к нему - все окружающие лишь сочувственно глядели на страдальца, никто не рвался успокоить.
  - Эй, ну чего ты орешь? - тот замолк, застеснялся, хотя я старался говорить мягче. - Во-первых, отойди, а то тебя еще раз окатит. Во-вторых...
  Я стянул с себя толстовку, присел на корточки, завернул, как в мешок, маленького ревуна.
  -...подбери сопли. Где твоя мама или кто там?
  Тот ткнул пальцем мне за спину. И тут же кто-то пискнул за спиной:
  - Простите.
  Я повернул голову:
  - Что же вы сына оставляете, он мокрый теперь, как будто в фонтан свалился, - мамаша покраснела, опустила голову, как гимназистка, отчитываемая строгой медам, - простите, ничего страшного. Э-э, да здоровее будет, ну что вы, я вот знаете, тоже в детстве...
  Меня перебил пацан, простужено пробасил заплаканным голосом:
  - Это не мама. Это Полина.
  Вот так я с ней и познакомился.
  ***
  Поля жила с Вовкой - тем пятилеткой, его мать уехала на лечение в Москву.
  Так что у нас с ней было целых два месяца - ноябрь и декабрь - практически наедине. Два месяца достаточный срок, не так ли? Для чего? Ну, тут все банально. Люблю-жить-без-нее-не-могу-любовь-до-гроба-дураки-оба.
  Холодные вечера после учебы-работы, сказки Вовке на ночь, постель, нагретая ее телом, скрип пружин, разговоры до утра, звезды в окно, тяжелые утра - сон на лекциях, разве ночь для сна?
  Слишком по-семейному все? Ну, да. Я как-то не задумывался об этом, поэтому и не испугался. Не задумывался потому, что когда был с ней, мысли были о другом; когда же был не с ней, хотелось оказаться рядом.
  ...- Егор, скоро Новый год.
  Она лежала на боку, прижавшись спиной ко мне - старый диван пружинами тесно сближал своих постояльцев.
  - Ага.
  - Я должна буду вернуться домой.
  - Ага.
  Мне нравилось, когда она говорила. Слишком скупая на слова; каждое ее слово - внимание ко мне, выражение чувств ко мне, ради кого-то другого она скорее промолчит; а потому - "ага", а потому - пусть говорит.
  - Но как же...
  - Выходи за меня замуж.
  - Но мы...
  - Точка.
  Помолчала.
  - Но...
  - У меня уже есть деньги снимать квартиру. Вопрос решен.
  - Я...
  - Ты знаешь, что есть такая наука - семейноведение. Так вот... - много, много моих слов, - ...ты же сейчас со мной, значит, ты согласилась быть со мной, значит, ты согласна быть со мной, нельзя же сказать наоборот?
  - А-а, да, но...
  - Ну, вот и хорошо, спасибо за то, что ты согласилась стать моей женой.
  - Но ты не знаком с моей семьей.
  - Хорошо. Я это исправлю за пять минут. Новый год - отличный повод.
  Она мало, что рассказывала о семье. Вовка - ее племянник, его мать болеет чем-то хроническим, вернется к Новому году. Их, с сестрой, родители живут в Енакиево - пригородном поселке, семья большая. Ну, и они хотят, чтобы Полина вернулась домой. Малообеспеченные, наверное. Ну, и что, проблема что ли?
  ***
  Ехали долго. Полина молчала, но необычно - напряженно, а мы с Вовкой играли на моем телефоне. Все равно в декабрьских сине-белых сумерках дорогу не разглядишь и не запомнишь. Такси проехало весь поселок и остановилось, по Полиному указанию, около огромной бесформенной груды: судя по всему, этот дом не один раз достраивали и перестраивали.
  Скрип снега, истеричный лай невидимой собаки за забором, звонок в домофон:
  - Мама, это мы. Открой, пожалуйста.
  Тепло и свет внутри. Много света и тепла. И людей.
  Мы, наверное, последние прибывшие из тех, кто должен был приехать. Вовка тут же растворился в оханиях-аханиях женщин, к Полине подошла, обняла пожилая женщина - мама, как я понял. Ко мне же, расталкивая, покрикивая на бабью толпу, прорвался папа: седой, усатый, громкоголосый, крепкий мужик.
  - О, будет с кем выпить на праздник, понимаешь! Егор? Вот и хорошо, а то тут одно бабьё да детский сад. Я - Владимир Иванович, Иваныч, а это моя женка - Марья Ерофеевна. Ну а с остальными сам потом познакомишься. Пойдем, понимаешь, покажу дом, за стол еще рано садиться.
  ...Малообеспеченные? Ха. У них гараж больше, чем отдельный этаж моей общаги. Хозяин потащил меня смотреть подъемник для машин.
  - Видал, чего? Я, понимаешь, люблю возиться с машинами, раньше, когда мы на квартире жили, постоянно, понимаешь, зависал в кооперативе у мужиков. Сами-то тогда бичевали, считай, да, понимаешь. А тут как дом строить начали, Марья Ерофеевна говорит: "Делай-ка побольше, чтобы все вместились". Ну а раз так, то во такую технику поставили.
  Подъемник с жужжанием пошел вверх.
  - Иваныч, а почему мужиков-то так мало в доме? - более чем праздный вопрос. Мало ли что.
  Но хозяин почему-то предпочел его не заметить.
  - А чего я пустой-то запускаю? Давай мы сейчас Паджерик загоним да поднимем, а? Одно, понимаешь, удовольствие возиться так...
  - Да ладно, Иваныч, чего сейчас-то, в Новый год?
  - И точно. Ну, давай тогда, - он оглянулся, откинул крышку на стойке подъемника и достал оттуда настоящую причину своей любви к гаражу. И стакан.
  - Стакан один, прости уж. Давай, - бульк-бульк-бульк, - давай-давай-давай-давай. И - хоп!
  Я выпил, подождал хозяина.
  - Иваныч, ты меня прости, ты скажи, если я лезу не в свое дело с вопросами.
  - А-а, закусить-то нечем. Ладно, господин любопытный, айда ко мне в кабинет.
  ...Кабинет был под стать гаражу: огромное темное помещение, освещенное лишь камином, шкура на полу.
  Малообеспеченные? Это вообще, Россия? Если гараж напоминал хороший автосервис, то кабинет - владения британского полковника викторианской эпохи в отставке, из тех кто повидал и Африку и Индию, а остаток своих дней коротал, разглядывая племенные маски на стенах да рассказывая о былых деньках и павших товарищах.
  Иваныч заметил мой невольный взгляд на стены.
  - О, ты заметил? Сейчас, подожди, - он достал из стола еще один стакан, блюдце, с уже нарезанным салом, разлил, подошел. - Ну, давай, понимаешь, смажем.
  Затем сделал шаг к той стене, где я, якобы, что-то заметил.
  - Впечатляет, да? - щелкнул каким-то выключателем, зажглись лампы - не общего освещения в комнате, а те, что специально были сделаны для...
  Того, чтобы зритель увидел это. И был потрясен.
  И я был потрясен.
  Картина метр на два. Не картина, лишь рама от картины. А в раме не холст, а поделие: вырезанное из дерева нечто. Нечто непонятное. Соединение, сочленение десятков тонких острых линий, переходящих в крупные узлы. Очень натурально, естественно, природно, животно.
  Это не узлы.
  Это крысы. Стая налезающих друг на друга, сплоченных, стиснутых в пространстве крыс.
  - Это крысиный король. Крысы, иногда, понимаешь, сплетаются хвостами, так, что не могут потом разойтись и дохнут потом. Говорят, что это не просто так, что это трон для их короля.
  - Да... впечатляет.
  - Ну, ладно. Что ты там хотел спросить?
  Откуда-то снизу раздался гонг.
  - О! Марья Ерофеевна всех созывает к столу. Пошли-пошли-пошли, понимаешь! Вопросы - потом.
  ...Эта картина - крысиный король - так и осталась висеть у меня перед глазами. Кто повесит у себя на стене такое? Община готов? Так ведь это не готы, обычная семья, пожилые хозяева. Если они совсем не бедные, а даже наоборот, естественно было бы ожидать какую-нибудь пошлую акварельку. Но это?
  Нехорошо все это. Не деревянные крысы в раме, а все вместе, дом этот дурацкий. Сбежать бы сейчас с Полькой обратно в город...
  Я попытался избавиться от неприятного осадка, приналег, слушком уж, на спиртное, а потому весь праздник прошел, по сути, мимо меня. Хотя, нет, все было нормально - и огромный стол, за который все влезли, и куча угощений, и неподдельное веселье собравшихся. И телевизор, и Президент, и фейерверки в полночь - все самое обычное.
  За столом мы с Полиной сидели далеко друг от друга, к фейерверкам же я был уже не совсем прямоходящим. Последнее воспоминание от праздника - Иваныч, тащивший меня наверх:
  - Ну, ты богатырь, понимаешь, пить. Я тебя в комнату отведу, ты выспись. Полька, уж извини, в другой комнате ляжет. Марья Ерофеевна, понимаешь, женщина строгая.
  ...Проснулся посреди ночи. Надо было срочно в туалет.
  Темно.
  Брюки на месте, рубашка - Иваныч просто положил меня на кровать и ушел.
  Я знал, что туалет есть на первом этаже, а что касается всего остального - увы.
  Нашарил в темноте дверь, вышел в коридор.
  Так же темно, только от лестницы, снизу, шел свет. Начал потихоньку спускаться, так, чтобы не растревожить бунтующий желудок, чтоб не опозориться здесь - на лестнице. Там, на первом этаже что-то происходило.
  Какая-то возня. Видимо телевизор не выключили. Чтобы меня не засекли в таком состоянии, надо...
  ...и увидел то, что происходило на первом этаже, в холле. Телевизор продолжал беззвучно работать, и его отблески вырвали из темноты пульсирующую массу. Массу голых человеческих тел, женских; переплетенные ноги и руки, волосы, груди; все это шевелилось, сжималось и вздымалось. Куча хаотично переплетенных тел.
  Я закрыл глаза, открыл, встал на четвереньки на лестнице и пополз вверх; не хочу ни о чем думать, хочу быть дальше отсюда, не надо.
  Меня остановил звук. Новый звук тихого подвывания. Полина? Если она там, надо ее вытаскивать и бежать, бежать, не знаю как. Я развернулся, и пополз, отсчитывая задом ступеньки, обратно. Человеческая масса была на месте, там же, но она изменилась - вытолкнула из себя откуда-то снизу вверх ее, мою Полину, выпустила из себя, но только на полкорпуса.
  Все еще зачем-то таясь, прокрался, спустился с лестницы, по стенке прошел в холл. Полины глаза были закрыты, руки опущены, она голая, как и все здесь, ниже пояса ее тело уходило в людскую массу.
  Я осторожно приблизился на два шага.
  И остановился. Оттуда, из глубины переплетенных тел показалось еще одно, отдельное.
  Стоп.
  Поля молчала. А подвывало оно, это тело.
  Он.
  Вовка.
  Тоже голый, глаза выпучены, почему же он не без сознания, остальные же не в сознании, не понимают, что происходит, а он понимает.
  - Ы-ы, дядя... Егор...
  Я сделал еще один шаг вперед.
  И тут Полинины руки пришли в движение, она ухватила мальчишку за голову.
  Хватит с меня!
  Я побежал к двери на улицу.
  - А-а-а-а-а, - крик за мной, за моей спиной.
  Мороз ударил мне в лицо, плевать, собака наперерез, вперед, шум сзади, бежать.
  Ба-а-ах! Выстрел.
  Я был наполовину на улице, не во дворе, когда почуял тупой толчок в ногу...
  - Э-э, ушел, понимаешь, падла!
  И женский крик:
  - Стой!
  ...упал.
  Поднялся и пошел по улице, оставляя за собой горячий след.
  ...
  Потом было много дней забытья. Приходил ли я в себя или заново погружался в кошмар той ночи - не знаю.
  Когда я очнулся окончательно, когда понял, что нахожусь в больнице, когда мне, в который, наверное, уже раз, сообщили, что меня, пьяного, раздели, подстрелили и бросили умирать на улице, не мог отделить кошмар от реальности. То, что видел - правда? Это было? Или мне привиделось в бреду? Может, просто белая горячка?
  Да почему может - скорее всего. Мы с Полиным отцом перепились, подрались, и он меня подстрелил. Все нормально.
  Вот только... Не мог я заставить себя позвонить моей Поле. Омерзительная картина застыла в моей памяти навсегда. Белая или не белая горячка - неважно. Приснилось мне, привиделось в алкобреду - неважно. Все, что я чувствовал тогда - отвращение к человеку. Неодолимое, тошнотворное отвращение.
  ***
  Из больницы меня выписали через неделю после того, как я пришел в себя. Но выздоровел я не до конца, так что учебу пришлось приостановить, ну и из общежития съехать. Те деньги, которые я накопил на совместную жизнь с Полиной, пригодились сейчас: снял квартиру, отлеживался там пару месяцев. Спасибо друзьям - не бросили меня, таскали мне продукты, тормошили меня. Для них произошедшее со мной так и осталось ржачным новогодним алкоприключением, в котором я набил папаше своей подружки морду, а тот, в отместку, подстрелил меня.
  Да и ладно.
  Другое дело - они же, мои друзья, подбросили мне работку на дом: продвигать разные компании в социальных сетях.
  ...
  Прошлое вернулось ко мне весной, почти в начале лета.
  Я, разморенный дневной жарой любопытного солнца, что не оставляло мою каморку от обеда и до заката, вяло навязывал товары очередному клиенту. Тот охотно со мной переписывался, но от возможности стать стотысячным посетителем активно уклонялся. Я же был упорен - не столько от азарта, сколько из-за обреченно-навязчивого сожаления от впустую потраченного времени.
  Егор Дмитриевич: Ваш скептицизм совершенно напрасен. Это абсолютно новый продукт, только недавно завезенный. Мы готовимся к сезону, поэтому закупили все в Европе заранее.
  Митюха: да вы что )))))) я тут погуглил ваш абсолютно новый продукт еще семь лет назад никому не был нужен
  Егор Дмитриевич: Простите?
  Митюха: а вот ссылочка... там на форуме все это обсуждалось уже ))) Егор Дмитриевич)))
  Егор Дмитриевич: ОК, сейчас гляну и отпишусь вам.
  Ссылка вела на уже давно заброшенный форум. Темы, темы. Интернет-машина времени: один клик и ты оказываешься в прошлом. Прошлого уже нет, а мысли его застыли в...
  Кружка с горячим чаем полетела на пол.
  Я увидел.
  Я прочитал.
  "Люди добрые! Мы так и не нашли Володеньку, поэтому создаем новую тему. Пожалуйста, простите нас, и посмотрите внимательно на фотографию. Если где-нибудь увидите нашего ребенка, пожалуйста, позвоните нам. Или похожего, он ведь изменился за этот год. В ноги вам кланяемся, спасибо всем за сочувствие и за помощь..."
  Я увидел.
  Вовкина фотография.
  ...Дошел до ванной комнаты, взял тряпку, начал вытирать разлитый чай.
  Это Вовка или нет?
  Сообщение на форме было одним из последних, оно было написано три года назад. Вовке было пять, когда я его первый раз увидел. Тот ребенок, с форума, пропал годовалым: мать оставила его в машине на пять минут, вернулась - пусто.
  Дети же сильно меняются за несколько лет? Он или нет? Такие же торчащие уши, широко расставленные глаза, лобастый...
  Ну, а если не он, то что? Ничего не делать? Тот, "мой" Вовка, тоже человек. Тоже ребенок. Ему свернули голову. Или не свернули. В любом случае, он звал меня, а я не помог.
  ...Гудки.
  - Алло? - сонный женский голос. Безучастный.
  - Э-э, здравствуйте. Меня зовут Егор. Я, вот, по поводу объявления на форуме звоню.
  - Вы где?! - как будто все эти годы она ждала именно моего звонка.
  - Да я просто поговорить хотел, вот, про ребенка...
  - Вы только не ложите трубку, хорошо? Ой, не кладите, извините, - собеседница истерично хихикнула, - давайте-давайте поговорим. Вы только не выключайтесь, хорошо?
  - Хорошо. Так вот, я...
  - А может вам неудобно? Я могу приехать. Я приеду, куда скажете. Вы только скажите, хорошо? Вы, вы не кладите трубку, ладно? Я приеду. Вы не волнуйтесь, никто ничего не узнает. Я... я вам сделаю все, что вы скажете. Все, понимаете? Я все сделаю, вы скажите только. Можете делать со мной, что хотите, только скажите куда приехать...
  - Подождите, давайте так...
  - НЕ ЛОЖИ ТРУБКУ П...Р! Пожалуйста, простите меня, вы только не ложите, не ложите, - рыдание и истерика полностью захватили женщину.
  Так что я положил трубку - разговаривать с ней, когда она в таком состоянии бессмысленно - и набрал сообщение. "Через три часа, "Продмаг" на Ленина, специи".
  ...Выехал сразу. Эта мамашка была неадекватна, надо было успеть на встречу раньше нее. Потому что неизвестно, в каком состоянии папашка. Потому что она, вроде, не поняла, что я не похититель, так что на месте встречи меня могли поджидать омоновцы.
  Место выбрал не просто так. Отдел специй в "Продмаге" - в самом дальнем углу, рядом со служебным выходом, так что можно просматривать всю торговую территорию и вовремя смыться, благо там работал мой дружок.
  ...И опоздал. В пустом супермаркете, в отделе специй был только один человек. Женщина.
  Точно она: кожаная куртка, несмотря на теплую ночь, растрепанные волосы, глаза... Мы посмотрели друг на друга одновременно. Она тоже поняла.
  Я еще попытался ломать комедию - пошел деловым шагом в дальний угол, к служебному выходу; она же, не обращая внимания ни на что, громко, через все прилавки крикнула:
  - Эй, это вы? Стойте же! СТОЯТЬ! П...Р! - угоднический, поначалу, голос перерос в рык львицы.
  Я побежал. Через прилавки, двери, кладовки, по пандусам, дальше; она, уже визжа, нагнала меня на улице, с неожиданной силой повалила на асфальт, выдернула из своей куртки нож...
  - ГДЕ ОН, П...Р?! Где он?
  Заспанный ночной охранник супермаркета ухватил ее за руку - ту, что с ножом - выкрутил, сдернул тетку с меня.
  Я сел, пощупал горло - мамашка чуть не придушила меня воротником моей же толстовки - попросил защитника:
  - Извините нас пожалуйста, отпустите ее, она больше не будет.
  Вот тогда, только, мы поговорили.
  ...Она не была безумной, но была ненормальной точно. Причина? Вина. Чувство вины. Она могла рассказывать о том дне, когда оставила сына в машине, потому что забыла сдачу в магазине, бесконечно, с малейшими подробностями. Все остальное - несущественно. Вся эта жизнь вокруг - лишь декорация к этой трагедии. Одно по одному, несмотря на мои раздражающие наводящие вопросы.
  А что кроме этого похищения?
  Ну, что. Муж ушел, устав бороться, устав, как я понял, от этой непрекращающейся истерики.
  Тяжело это все.
  "Мой" ли Вовка - ее? По датам совпадало, вроде. Но для нее такого вопроса не существовало. Конечно, ее.
  - Мне было сказано.
  - Кем? - у нее было много идей о том, что все в мире связано и предопределено. Обычные безумные идеи безумцев.
  - Провидицей.
  Конечно.
  - Она предсказала, что мне позвонят и расскажут про сына. Она рассказала и про тех, кто все это сотворил.
  - Кто же?
  - Они. Они хотят использовать Володеньку как жертву на коронации Короля.
  ...жертву... на коронации...
  Мир двинулся перед моими глазами. Возможно те связи в хаосе жизни, которые видит, в которые верит эта сумасшедшая, действительно существуют. Потому что я, естественно, ничего ей не рассказывал про одну свою новогоднюю ночь.
  Она даже не подозревала, что коронация состоялась.
  ...
  Рассвет уже тронул розовым верхушки холмов, когда мы приехали в Енакиево. Сонный таксист высадил нас около магазина на соседней улице.
  Соседней улице.
  Только там, в поселке я понял, куда приехал. До этого Вика висла на моей руке, говорила, говорила, найдя, наконец, благодарные уши, найдя, наконец, посланника судьбы, появление которого было предсказано ей годы назад. У меня не было возможности вставить слово, возразить или, хотя бы, придумать план.
  Но только моя нога коснулась енакиевской земли, как ворожба ненормальной рассеялась. Как и туман больничной лихорадки. Я вспомнил то, что вспоминать не желал. Всего несколько десятков дней назад я брел здесь, утопая по колено в сугробах на обочине, оставляя за собой кровавый след. Тогда ужас сковывал мой разум, я ни о чем не мог думать, не попросил о помощи у шумных новогодних компаний, не постучался в какой-нибудь дом, не позвонил в скорую.
  - Егор, ты чего? - ненормальная, все так же державшая меня за плечо обеими руками, остановилась рядом.
  Ей ничего не говорила эта сонная пустота коттеджных улиц. Я не мог выразить это свое воспоминание кролика, нечаянно убежавшего от волка, так что просто прохрипел в ответ:
  - Пошли.
  Тот дом на окраине, под холмом. Мы пошли по смежной улице, обогнули забор крайнего дома, я присел, выглянул из-за угла...
  - Ты чего?
  Вика стояла рядом, не таясь. Как будто я здесь был ненормальным.
  - Вот этот дом? - и она, не обращая внимание на мое рассерженное шипение, направилась к двери во двор.
  Три раза ткнула в кнопку звонка, затем начала пинать забор, завизжала:
  - ЭЙ, ВЫ, П...Ы! ОТКРЫВАЙТЕ НА...Й!
  Мой страх, что заставлял робко выглядывать из-за угла, понес к ней; я ухватил ее за шиворот, присадил на землю, зажал ладонью рот, зашептал:
  - Ты чего?! Нельзя!
  - Чего? Отвали! Я полицию счас вызову! Отвали от меня, п...р!
  Надо было что-то делать, но только не торчать здесь, посреди улицы с визжащей психопаткой.
  Собаки во дворе не было слышно. Вообще никаких звуков внутри.
  - Перелазь! - ухватил Вику за куртку и зад и подбросил вверх, на забор.
  ...
  Тихо.
  Во дворе тихо.
  Дом смотрел на меня темными окнами с рассветными бликами.
  И молчал.
  Не было того людского новогоднего гомона.
  Он молчал. Затаился.
  Вика зашевелилась подо мной - пришлось ее скрутить, прижать коленом к земле, закрыть рот ладонью, чтоб не орала.
  - Слушай. Сейчас потихоньку обойдем дом, все осмотрим. Поняла?
  Кивнула.
  Как только я ее отпустил, она вскочила, схватила с земли камень и бросила его в окно рядом с входной дверью. Моему страху не оставили выбора: теперь лучше уж внутрь, чем торчать снаружи.
  Дальше - только обрывки памяти.
  ...Пусто, голые стены, ни мебели, ни людей...
  ...Место коронования. Бросить короткий взгляд - больше не смотреть, не смотреть - бежать дальше к лестнице, волочить за собой эту дуру...
  ...Кухня, кладовка, пинки по дверям, не смотреть туда, не смотреть туда...
  ...На второй этаж, наконец, здесь, в коридоре, можно перевести дух. Здесь так же пусто. Лампы сорваны с потолков, розетки выворочены проводами наружу.
  - Егор, ты чего? - ненормальная запыхалась от забега.
  - Ничего.
  - А это точно тот дом?
  - Да. Надо обыскать еще этот и верхний этажи, чердак, подвал...
  - Что это?
  - Чего?
  Вика застыла, вслушиваясь во что-то.
  Там, на первом этаже.
  Вжи-вжи... вжи-вжи...
  Дом ждал меня.
  Мы спустились обратно на первый этаж. Ненормальная угомонилась, притихла. Поняла. Поняла мой страх.
  Вжи-вжи... вжи-вжи...
  Куда мы еще не заглянули здесь?
  Гараж.
  Я аккуратно приоткрыл дверь. И увидел.
  Иваныч. Он стоял перед своим любимым подъемником для машин, левая рука опущена, правая на кнопке.
  Вжи-вжи... поднять.
  Вжи-вжи... опустить.
  Вика навалилась сзади на мою спину - ей не было видно за мной, от толчка я ударился головой о дверь...
  Усатое лицо повернулось ко мне, пустые равнодушные глаза и хриплый голос:
  - Предвозвесник пришел.
  Бежать! - но ноги приросли к полу как будто во сне; хозяин же, нет его тело, безвольное и пустое тело безжизненно сползло на пол по стойке подъемника.
  ***
  Проснулся в два часа дня от бормотания ненормальной.
  Она не пожелала возвращаться в свою палату или куда там, после вылазки в Енакиево. Мне же было легче притащить ее к себе, бросить ей на пол одеяло, чем отбиваться от навязчивых цепляний.
  Я проснулся, а она бормотала и бормотала: "Седьмой родильный отсек, девять тридцать. Давай милая, иди, ложись. Девять тридцать одна. Надо замерять частоту пульса плода..."
  Она воспроизводила день рождения своего Володеньки. Ее укрытие в прошлом, в памяти, в том времени, когда еще не пришел палач. Палач, по имени вина.
  Сел на кровати, посмотрел на ненормальную - сидела на полу, завернувшись в одеяло, бормотала свое, пустые глаза. Даже куртку не сняла. Чушка-психопатка, я ее курткой пол-Енакиево вытер.
  - Ну, и что будем делать? - спросил не столько для того, чтобы узнать, сколько для того, чтобы она заткнулась.
  - ...девять тридцать две... - повернула лицо ко мне, - не знаю. Ты - Предвозвестник, ты был послан. Ты и решай.
  - Предвозвестник? Хы. Это ты за тем мертвецом в гараже повторяешь?
  - Да. И за Провидицей Кузьмой.
  - Кузьма? Мужик что ли?
  - Сам ты п...р. Это Провидица. Она сказала.
  - Ты помнишь, где она живет-то?
  ...
  Провидица жила в пригороде, не в престижном, как Енакиево, а в замусоленном грязном райончике с хаотично натыканными частными домами.
  Вика не могла нормально объяснить таксисту куда ехать; я же понадеялся на всезнание водилы, сказал ехать к провидице Кузьме. Тот покрутил пальцем у виска, постучал по табличке на бардачке "Нарков не возим". Пришлось уговаривать, поехали так: "Здесь налево, там - направо".
  Покосившийся темный забор, такой же домик. Не похоже на чертоги Провидицы.
  На долгий стук, наконец, открыла она, баба Кузьма - обычная иссохшая согнутая старушка в платке, с трясущейся головой, из тех, что носит печать уже того, иного мира на лице - от очень длинной жизни и близости к смерти.
  - Вам кого? - скрипящий испуганный голос.
  - Здравствуйте. Мы к вам вот с Викой, - я подтолкнул ненормальную к калитке, - она была у вас как-то. Можно задать пару вопросов?
  - Каких вопросов? Я не знаю ничего. Уходите.
  - Подождите. Вы вот ей сказали...
  - Уходите, уходите! - старуха замахала на меня руками. - Я не знаю ничего! Ничего!
  Она попыталась захлопнуть калитку, но я легко оттолкнул ее обратно.
  - Баба Кузя, поговорите с нами. Мы - не плохие. Мы - хорошие.
  Но бабка не обратила внимания, она стала пятиться назад, продолжая размахивать руками:
  - Уходите, уходите, уходите... - пока не уперлась спиной в какую-то постройку. И - скользнула внутрь.
  Пошел за ней.
  Курятник.
  С единственной курицей. Баба Кузя согнулась над птицей, жаловалась ей:
  - Пришли здесь. Я ничего не знаю. Извести меня хотят...
  Похоже, что она даже не понимала, что я стою рядом, в шаге от нее, почти касаюсь ее - больше места в курятнике просто не было. Бабка полностью отключилась от реальности. Вика толкнула меня с улицы, втиснулась вслед.
  - Ну и как ее слушать, Викуся?
  Ненормальная в ответ лишь стукнула меня кулаком по плечу, махнула рукой, типа - заткнись и слушай.
  Старуха же продолжала причитать:
  - Мне до смерти всего ничего осталось... А эти ходят, беды навлекают... А ты несись Рябушка, несись. Ой, я дура слепая, яичко не заметила... Бог тебя наградит, Рябушка, отдадим яичко крысоньке, чтоб не грызла меня, ладушки?
  Старуха ловко вытащила из соломы яйцо, но не спрятала его, бросила в угол. Тут же солома зашуршала, метнулась серая тень и яйцо исчезло в соломе.
  - Вот, крысонька покушает и не станет бабушку кушать... А та девонька здесь, которая своего сыночка искала. Не нашла. Забрали ее сыночка.
  И тут она повернулась и заорала глядя мне в лицо, в упор, нос к носу, почти касаясь меня:
  - ПОТОМУ ЧТО ХОЛОД ИДЕТ! КРЫСЫ ГОВОРЯТ - ХОЛОД ИДЕТ!
  Я отпрыгнул, вытолкнув Вику на улицу, зацепился ногами, грохнулся на зад.
  - А ты, Рябушка, постарайся, снеси яичко...
  ...
  Мы вышли на улицу.
  - Крыша у твоей Божьей Провидицы совсем сгнила. Вы - отличная пара. Слушай, а ты, может, от нее заразилась, а?
  Вика пожала плечами, отвернулась. Страх, пережитый мной в курятнике, сейчас перерос в гнев - я с силой повернул голову ненормальной на себя:
  - Ты развлекаешься так? А, психопатка? Потащила меня к своей соседке по палате?
  Вика ничего не ответила. Вслух. Но ее губы опять начали шевелиться. Она отключилась, ушла в свой мир.
  Крысы, крысы. Крысиный король. Две идиотки несут бред, но этот бред частично совпадает с моим веселым Новым годом.
  Надо съездить еще в одно место.
  ***
  Пока ехали, я попытался успокоить Вику, чтобы она прекратила свое бормотание - и получилось, психопатка уснула на моем плече.
  К тому дому мы подъехали уже в сумерках.
  К тому дому, к которому я несся, как на крыльях целых два месяца. К тому дому, где мы жили с Полиной и Вовкой.
  - Эй, просыпайся, нам пора выходить.
  Знакомый подъезд, знакомые ступени. Старая дверь. И мой ключ, который я так и не отцепил от общей связки. Вставил в замочную скважину, и... картина новогодней оргии встала перед глазами.
  Надо осторожнее.
  Послушал, что там за дверью - тихо, позвонил - нет ответа.
  И только тогда мы зашли.
  ...Почти.
  Вся квартира была уставлена мебелью. Не уставлена, она была забита доверху. Диванами, кроватями, креслами. Вот этот диван стоял в холле того дома в Енакиево... И вон еще, кресло. Сюда, в эту квартиру в хрущевке свезли мебель из того, уже пустого дома.
  Никого не было.
  - Вика, пролазь в ту комнату. Там должны быть детские вещи, посмотри их.
  Не думаю, что она могла бы узнать вещи своего сына, купленные после похищения, но, может, сердце подскажет.
  Сам же полез в нашу комнату. Бывшую нашу комнату.
  Там не было никаких личных вещей ни моих, ни Полининых. Наш диван поставлен на торец, чтобы больше мебели вошло, чтобы вон тот стол вошел. Повыдвигал ящики стола: пусто, пусто, пусто, опа...
  Прозрачная пластиковая папка. А в ней как будто личные дела: фотография, фамилия имя отчество, адрес. Первая - Олейникова Людмила Михайловна, библиотекарь Руденковской поселковой библиотеки.
  А я ведь видел Людмилу Михайловну. Там, в Енакиево, на Новый год.
  Быстро пролистал всю пачку, нашел несколько знакомых лиц, вот и Мария Ерофеевна Солдатова.
  Полины Солдатовой не было. Как и меня. Во всей пачке - только женщины.
  Где сейчас искать Марию Ерофеевну я не знаю, а вот Людмилу Михайловну - пожалуйста, адрес. И находится не так уж далеко - по сравнению с остальными адресами в анкетах.
  - Эй, Вика, ты все? Нашла что-нибудь? Вылезай, поехали!
  Она зашебуршилась в детской комнате, пролезла между мебельными заторами и кинулась на меня. Я, было, поднял руки, чтобы защититься от ножа, но нет, она кинулась целовать меня:
  - Я нашла! П...Ы! Я нашла! - сунула мне под нос Вовкины колготки. - Это его, это точно его!
  Колготки как колготки, на пять лет, она их точно не могла видеть раньше. Вовка их описал как-то, я развесил на батарею. Видимо, завалились.
  ***
  Руденково - настоящая деревня и ехать до нее еще дальше, чем до Енакиево, вдоль городского водохранилища, огибая его.
  Так что прибыли мы туда совсем ночью, такси пришлось отпустить, а дом по нужному адресу искать уже во всполохах молний - начиналась гроза.
  Здесь было не как у старухи Кузи - нормальный крепкий забор, заливающаяся собака во дворе.
  Открыли быстро. Молодой парень, поздоровался, и, после вопроса о Людмиле Михайловне, проводил нас в дом, на веранду.
  Там, за столом, при свете лампочки без абажура сидел старик и шелушил горох.
  - Здравствуйте. Вы по поводу Люды? Я ее отец, Олег Андреевич, - вполне доброжелательно.
  Встретивший нас парень сел на корточки у стены.
  - Здравствуйте, я Егор, а это Вика. Мы ищем Людмилу Михайловну, хотим поговорить с ней.
  - А... Вы не из фонда? Извините. Я думал вы - из Фонда образования, Люда работала с ними. Люда умерла.
  Это было сказано просто, с печалью, но было видно, что это пережитое горе.
  Людмила Михайловна умерла в феврале. Она давно уже болела, так что... ну, все понятно, все к тому шло.
  - Она знала, что умрет. Загодя. Вот его, - старик показал на парня, - все хотела вытащить. Привезла его год назад из города, он там наркоманом стал.
  Парень опустил глаза.
  - Вот она все бегала, чтобы до смерти своей вылечить его. Ну, все, слава Богу, получилось, да, Слава?
  Парень кивнул, не понимая взгляда.
  - А что вы хотели?
  - Ну, собственно хотел задать ей пару вопросов, связанных с этим Новым годом.
  - Новым годом? А что такое? Она его отмечала со своими подругами по фонду.
  - Да-да, я знаю. Просто понимаете, моя мама тоже там была. Она сейчас, - я мысленно попросил прощения у покойницы, - болеет. Попросила меня найти некоторых ее подруг, позвать к ней. А тут вот как получилось. Простите, что я тут, в такой момент...
  - Нет-нет. Мама - это святое. А момент - что? Момент обычный. Люда с миром ушла. Мы со Славкой грустили, конечно, но так, по светлому.
  Этот старик производил впечатление доброго человека, который тянул непосильный груз, а потом ему, вдруг сказали: "Ты свободен". И эта неожиданная свобода переполнила его благодарностью к миру. А груз этот - внук, а точнее прошлые пристрастия внука.
  Он знал Марию Ерофеевну по отзывам дочери - уважаемый человек, наставница для Людмилы Михайловны, человек, который изменил ее жизнь и жизнь очень многих людей. Проблема со Славой была решена именно благодаря Марии.
  - Люда осенью ездила в Енакиево к Марии Ерофеевне со Славкой. А как вернулись - все. Ни-ни. Так ведь, Славка?
  Парень кивнул.
  - Слава, а что вас как-то лечили там?
  - Да нет. Один день там пробыли. Погостили да уехали, - парень так и говорил - не поднимая головы.
  - Ну, все к лучшему. Ладно, простите, что побеспокоили вас. Зря, получается.
  - Да ничего страшного. Берегите вашу маму.
  - Хорошо. А не подскажете, как от вас тут выбраться сейчас можно? А то боюсь, что такси сюда не поедет.
  - Да как? Утром только. Оставайтесь у нас. Постелем вам с женой в комнате.
  "Жена" против обыкновения не бормотала и вообще производила впечатление нормального человека. Только не вынимала руку из кармана куртки - там лежали Вовкины колготки. Боялась потерять свое сокровище.
  ...
  Я проснулся посреди ночи. Вика полулежала, полностью повернувшись ко мне, смотрела в упор. Глаза в глаза, ее дыхание смешивалось с моим. Она не хотела заняться со мной сексом - она сидела и рассматривала меня - тяжело, настойчиво, напряженно.
  - Ты чего?
  - Я тебя где-то видела раньше.
  - Конечно. Ты меня чуть ножом не порезала сутки назад. Помнишь?
  Она ничего не ответила. Отвернулась, легла подальше.
  Только сейчас я сообразил, что ее грудь только что лежала на моем плече.
  Приятно.
  Но она легла в постель, так и не сняв с себя куртку, джинсы, кроссовки. И не мылась несколько месяцев, как минимум.
  Неприятно.
  ...
  Проснулись поздно. Часов в одиннадцать. Дождь шел как проклятый. Я вышел на веранду, хозяев не было, на столе стоял завтрак. Мы с "женой" равнодушно его жевали, когда вернулся Олег Андреевич. Автобус до города отменили.
  - Да ничего страшного, Егор. Я вас довезу.
  Старик, оказывается, был паромщиком. Руденково от города отделял только залив, по воде, по прямой, здесь всего ничего - тридцать минут и мы на городском причале. Пришлось согласиться - не оставаться же здесь.
  ...
  Маленький разбитый причал, паром ему под стать - не паром, даже, а просто суденышко. Дождь никак не унимался, мы с ненормальной в матросских дождевиках, как утята за мамашей проследовали на кораблик за старым капитаном
  - Давайте, давайте, проходите. Осторожнее, - старик поддержал Вику за руку, когда она споткнулась об что-то накрытое водонепроницаемой пленкой. Мешки. Вся палуба была завалена этими мешками под пленкой.
  - Простите за неудобство. Песок этот для карьера давно перевез, да все никак не заберут. Вот приходится с ним мотаться туда-сюда.
  - Да ничего страшного.
  Мы прошли в рубку, судно отчалило.
  Я сел на скамейку за спиной Олега Андреевичаа, начал заново просматривать анкеты.
  Если сойти с ума и учитывать все возможные версии, то получается следующее. У Людмилы Михайловны была страшная беда, которая разом и без видимых причин отвелась. Она считала, что причиной тому была Мария Ерофеевна - хозяйка моего блестящего новогоднего праздника. После праздника и лесби-оргии, известной также как "коронация", через месяц, Людмила умирает. Хотя знала заранее, что умрет. Что если?
  Что если излечением сына женщине заплатили за участие в коронации? То есть надо проверить всех остальных участниц, все остальные анкеты.
  Но как удобно - я единственный посторонний на Новом годе, я - тот, у кого есть мотив проводить расследование - и я же получаю пачку анкет на блюдечке. Кто-то ведет меня? Что-то хочет от меня? Полина? Хочет разрушить планы Марии Ерофеевны? А они разве уже не воплотились в жизнь?
  Кораблик резко качнуло вбок, я потерял равновесие, упал, анкеты рассыпались.
  - А-а-а, водный рельеф! - старый капитан, даже еле удерживаясь у руля, не решался материться.
  Вика забилась в угол, вцепилаь левой за скамью, а правой - за колготки.
  Я ухватился за стены встал, чтобы опять свалиться - оказывается, пока размышлял над своими бумажками, налетел бешеный ветер, нет ураган, нет - чертова буря - на мой взгляд сухопутной крысы.
  Волны - откуда здесь волны? это чертов речной залив на водохранилище! - ветер игрались с корабликом, как ребенок в ванной с резиновой уточкой.
  Чертов крен с боку на бок, туда-сюда, капитана мотало у его рулевого колеса или как его там называют по-флотски. Я схватил старика за плечи, он проорал:
  - Мешки, якорна палуба! Мы из-за них перевернемся!
  Я кивнул в ответ, дернул дверь и вылетел наружу, удерживаясь на корабле только руками за поручни лесенки. Рев дикого ветра, такого, что воздух вдыхать тяжело, валящая с ног качка и мешки, влекущие меня за собой за борт.
  Черт с ним, первый пошел! Второй!
  Один за другим мешки переваливались в воду. Азарт этой работы захватил меня, мое тело упоенно работало, освободившись, только сейчас, от оков больничной тоски.
  Я здоров и жив, Господи!
  ...Причалили через минут сорок. Мокрые, как щенята в ванной.
  Благо, что до дома от залива недалеко.
  ...
  Мы вернулись домой, я помылся, переоделся и вернулся к анкетам...
  - Эй, - Вика. Она молчала со вчерашней ночи. Действие магических колготок? Или у нее ремиссия? - Дай полотенце. Хочу помыться.
  - Э-э, конечно, - не стоило пресекать здравые инициативы, - тебе другую одежду дать?
  - Не надо.
  Она час возилась в ванной, вышла в своей старой одежде, да, все так же в куртке.
  - Вика, слушай. Нам сегодня надо...
  - Выпить есть?
  - Что? А. Ну, да.
  Достал послебольничный коньяк, разил... Не понравился мне ее взгляд. Слишком уж трезвый. Хорошо то, что она решила выйти из своего мира. Но что она подумает о мире реальном, обо мне? Судя по ее лицу, ничего хорошего.
  - Егор, - опрокинула кружку- другой посуды у меня не было - в себя, - расскажи мне о себе.
  - Не понял.
  - Тебя точно зовут Егор?
  - Ну, да, насколько я помню, ха-ха.
  - Или Виктор?
  - Чего? Ты о чем?
  - Ты Егор или Виктор?
  Все это можно было бы принять за очередной психоз, если бы не ее лицо. Оно не корчилось в неуместных гримасах, как обычно. Эмоции этого лица были вполне естественны - напряжение, недоумение, страх - для человека, который пришел в себя рядом с незнакомцем.
  - Ладно, Егор. Расскажи мне про Вову. Расскажи все.
  Так уж ли была неприятна ненормальная Вика? Она не задавала вопросов, на которые я не готов был отвечать. Нормальная же Вика задала вполне разумный вопрос о пропавшем сыне. Я утверждаю, что видел его? Так расскажи все.
  И я рассказал. То, как оно было на самом деле. Или то, как я запомнил.
  Слушала молча, наклонившись над своей кружкой. Вцепившись побелевшими пальцами в стол.
  А потом спросила:
  - А нахрена ты мне тут всякую чушь несешь?
  - Не понял?
  - Ты жил с какой-то бабой и моим сыном. Потом вы... что? Она сбежала от тебя с ним? Вы его на органы продали? В рабство? На усыновление? Убили? А, Виктор? Что ты мне херью тут глаза заливаешь? А, п...р?
  - Подожди. Ты меня в чем обвиняешь? Если бы я... я что, стал бы тебе помогать? Да я... я из-за Вовки все...
  - А что же мы твою бабу-то не ищем? Если Вовка мертв, зачем мы ищем его?
  - Я не знаю. Я не уверен, что его убили.
  - Х...я. Ты чего думаешь, ты своими сказками отделаешься? Говори, п...р. Я сейчас встану и пойду в полицию. Или не пойду, если ты заговоришь.
  - Но я... Стой, ты сама же с этой бабкой Кузьмой, ты же с ней носилась, с ее предсказаниями, ты же верила. Ты сама видела тот дом.
  Она встала на ноги, наклонилась надо мной, прошептала с угрозой:
  - И что? - и вышла вон из квартиры.
  Дверь оглушительно хлопнула на весь подъезд.
  ***
  Я завалился на диван.
  Ну, его нахрен все.
  "Что же мы твою бабу-то не ищем?"
  А чего ее искать? Я ввязался в эту историю с поисками только для того, чтобы помочь Вовкиной матери. Не более. Потому что не помог пацану тогда, в Новый год. А так... гори оно все... Я не хочу возвращаться в прошлое, не хочу узнавать о том, что моя Полина - ведьма, что она принесла Вовку в жертву своим темным богам, что она игралась со мной от скуки. Зачем мне это?
  Если же Вовкиной матери помощь не нужна, то идите-ка все в ж...у. Арестовывайте меня если надо. Дверь в квартиру не заперта.
  И уснул.
  Проспал, получается, весь остаток дня и почти всю ночь. Потому что когда меня разбудил телефонный звонок, утреннее солнце уже золотило верхушки соседних высоток.
  ...- Алло?
  - Егор? Это Олег Андреевич. Простите, пожалуйста, что в такую рань, но у меня из головы ваша мама никак не идет. Я тут посмотрел Людины записи, могу дать телефоны ее подруг по фонду. И еще. Дело наверно не срочное, просто в бумагах у Люды тут счета фонда остались на удобрения какие-то, акты, другая бухгалтерия. Вы будете связываться, спросите про эти бумажки, что с ними делать.
  - А-а, хорошо-хороша. Диктуйте номера, записываю.
  Он продиктовал несколько номеров. Они мне были уже не нужны, но не говорить же об этом старику.
  Не нужны. Или все-таки нужны?
  Обдумывая, одевался, ударился мизинцем на ноге об ножку дивана:
  - Ы-ы, блин!
  "Ы-ы, дядя... Егор..."
  От внезапно всплывшего воспоминания передернуло. Я не могу оставить ненормальную. Надо хоть Вовкино тело найти.
  ...В дверь позвонили. Вот и она, конечно. Но звуки за дверью - в подъезде - поспешили разубедить меня в этом.
  Звуки? Пение. В подъезде стояла толпа людей и пела какой-то церковный гимн.
  - Кто там?
  - Егор, это Мария Ерофеевна. Открой.
  Как будто от моего голоса певцы, точнее певицы, перестали сдерживать себя, их голоса набрали истерическую силу. Усиленный колодцем подъезда, хор голосов обернулся столбом звука, от которого дребезжали, звенели окна и железные перила, даже ручка на входной двери.
  То были не женщины пожилые и среднего возраста, то была толпа, единый людской организм десятками ног и рук, не чувствующий боли, неостановимо текущий к своей цели.
  - Идите на х..., Мария Ерофеевна, - надеюсь она меня услышала.
  В два скачка я оказался у балкона. Пожарная лестница. У меня минут пять, не больше, потому как входная дверь дрожала уже не от пения, а от мощных ударов.
  ...Вперед и не смотреть вниз, крашенный ребристый металл под руками и оглушающая сознание бездна под ногами. Смотреть перед собой, перед собой, на кирпичи стены, хорошие кирпичи, руки - не подведите. Четвертый этаж и лестнице конец. Она дрожала под телами преследователей, спускавшихся за мной.
  ...Стекло балконной двери на четвертом этаже выбил ногой. Внутрь. Здесь какие-то люди, не смотреть, не объяснять, к входной двери, на себя...
  И меня там ждали. Не обратив внимание на мой беспомощный удар, толпа скрутила меня, повалила на пол.
  - Господин! Господин! - теперь хор кричал, а не пел.
  Хозяин этой квартиры, наконец, пришел в себя, он - парень лет двадцати, выскочил на площадку.
  - Вы чего здесь... - его прервал улар тростью, обычной старушечьей тростью из толпы.
  Парень свалился на пол, толпа тут же забыла про него, оставив на площадке в луже крови.
  Это последнее, что я видел там. Мне закрыли лицо какой-то маской, подняли на руки и потащили.
  ...
  Плеск воды и крики чаек. Я их услышал, когда очередное песнопение прервалось. Меня поставили на ноги и открыли верхнюю часть маски.
  Залив, причал. Как раз тот, на который мы с Викой вчера сошли с корабля.
  Меня собираются скинуть в воду? Принести в жертву?
  Мария Ерофеевна, действительно, была похожа на жрицу: седые космы развивал, запутывал ветер, мрачная торжественная улыбка на лице. Она махнула рукой, ее последователи встали на колени, песнопения стали тише.
  - Узрейте же жертву нашего Господина, и обернулась к заливу.
  Она не столкнула меня в воду, не достала ритуальный кинжал.
  Ей это было не нужно. Огромный пузырь воздуха, сопровождаемый мириадами мелких пузырьков, вырвался из воды. Еще один. И еще. Залив стал похожим на огромную кипящую кастрюлю; вся гладь воды пошла пеной.
  Я обернулся на толпу - она замолчала; люди стали наваливаться друг на друга, вперед и назад, падать навзничь, в воду...
  - Ты что, Марья, принесла ИХ в жертву?
  Та с усмешкой ответила:
  - Нет, не их. Город. И не я, а ты.
  Твою же мать!
  Мешки! Мешки, которые я вчера сталкивал с корабля! В них что-то было, от реакции с водой образовался газ, сейчас, утром, ветер дует на город...
  - Ты - е...я психопатка, своих людей даже...
  - Заткнись. Каждая из них платит за то, что им даровала бабка, за то что им дороже жизни.
  - Какая бабка? Кузьма?
  - Да.
  - А зачем? Чего ради? Чтобы все кланялись крысиным богам?
  - Не знаю. Неважно. Мне не интересно. У бабки спроси. Ты же был у нее со своей шмарой? Вот к ней и иди, - хмыкнула. - Одно могу сказать. Все там будем. Не когда-нибудь, а сегодня. Все. Весь город. Все до одного.
  Она дернула веревку на моих руках, освобождая, толкнула в спину.
  - Подожди! Где Вовка?
  - Какой? А, пацан. Умер. Ты же сам видел, как его мать свернула ему шею.
  - Как мать? Это же Полина, твоя дочь!
  - У меня нет детей и никогда не было. Уходи.
  - Но...
  Она шагнула с причала в воду, сразу ушла с головой и больше не всплывала.
  ...
  Шаг за шагом, я приближал к себе город. Не было смысла никуда звонить - ветер уже нес невидимое ядовитое облако, нес впереди. Маска - наверное, изукрашенный респиратор - не давала яду просочиться в меня. Почему сама Марья не умерла сразу? Истовый фанатизм или заранее выпитые таблеточки? Вряд ли первое. Ведь все они, все эти женщины отрабатывали свое. Кто-то излечение сына от наркомании, как Людмила Михайловна, кто-то богатство на склоне лет, а кто-то...
  "Это же Полина, твоя дочь!" "Нет детей и никогда не было".
  Морок сошел с моих глаз. Или памяти. Я, оказывается, забыл лицо Полины. Я, оказывается, никогда не запоминал лица Вики. И это одно и то же лицо. Да, ее ребенка украли. И вернули ей всего на пару месяцев, а она была согласна даже на такое. Плата - Вовкина смерть, смерть от руки своей матери. Вот откуда ее психоз, вот откуда вина - палач. Вику тоже погрузили в морок, но даже из-под него прорывалось воспоминание о шее сына, хрустнувшей у нее в руках.
  И еще. Она заплатила еще и мной. Меня ведь короновали. Я - Предвозвестник. Я - Господин. Я - Король крыс. Я - жертвенный кинжал. Я убил жертву. Город.
  Почему я? Потому что я - мужчина, разрушитель?
  И кто я? Виктор, муж Вики, Вовкин отец, тоже принявший сделку, купивший два месяца жизни со своей семьей ценой всех жизней Города? Или просто случайный прохожий Егор, не вовремя влезший не в свою историю?
  ...
  Шаг за шагом, я приближал к себе город.
  Остался за спиной мой район. Строители высотки, что против моего дома, больше не стучат, не кричат гортанными веселыми криками - они тяжелыми мешками попадали со своей высоты. Машины на дорогах сбились в кучки как тюленьи семьи и визжат сигналами. Кусочки мяса, которые ими управляли - недвижимы. Прохожие лежат на тротуарах - просят не наступать на них, перешагивать - кто ничком, кто на спине; с упокоенными лицами, пеной изо рта. Одинокая школа все трещит звонком - тонконогие ее обитатели, вдруг легли и уснули, а учителя все не идут, чтобы прекратить это безобразие.
  ...
  Она сидела там.
  На скамейке перед домом, в котором мы с ней жили полгода назад. Газ, влекомый капризным ветром, еще не добрался сюда. Люди вокруг суетились, пожарные машины, хрипы раций, синие сигналы скорой помощи, крики скорби о тех, кто остался там, за моей спиной. Они все не понимали, что жертва уже принесена, и что они отправятся на тот свет, как только ветер перенесет сюда хищный язык ядовитого газа.
  Она же спала посреди этой толчеи, после бессонной ночи на скамье, спала, откинувшись на спинку.
  Я разбудил и повел ее за собой.
  ...
  Не нужно уже было стучаться в покосившуюся калитку, я вышиб ее ударом ноги. Дряхлая старушка с трясущейся головой сидела там, где мы ее оставили в прошлый раз - в курятнике, рядом со своей Рябушкой.
  Но теперь баба Кузя не боялась.
  Она смеялась, всхлипывая и закашливаясь.
  - Он пришел, Рябушка, пришел, родный, как я тебе и говорила. Сейчас все закончится.
  Я снял маску, схватил старуху за космы, притянул к себе.
  - ЗАЧЕМ?! ЗАЧЕМ, МРАЗЬ?!
  - Крысоньки говорят идет холод. А крысоньки не врут. И если людишки не принесут жертву, всего-то один городок, умрет все. И крысоньки, и людишки, и курочки. Видишь, я правильно, тебя выбрала. Потому что каждый, каждый людишка здесь должен пойти на корм, и я и ты. И ты это сделаешь. Бабушка добрая, она позабот...
  Я, до хруста в пальцах, сомкнул руки на шее ведьмы.
  А когда ее ветхая жизнь прервалась, удушье от невидимого убийцы накрыло и меня.
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"