Garber Nowiel Ritz : другие произведения.

Die Grünerstraße

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    ... "Некто из мудрых написал однажды, что якобы сон есть отражение смерти. Но, если принять это утверждение за основу, то получается, что сон - самая таинственная, но всё же бесспорная ипостась жизни, отражает собой смерть. Но если так, следует, что жизнь - отражение смерти, тогда, что есть смерть? По какую сторону зеркальной поверхности нахожусь в данный момент я и мой белый Renault, если представить всё это уравнение в лицах? Теорема становится бесспорной, только при условии, когда сон выступает в роли символической поглощающей и отражающей поверхности или, может так случиться, как много дней тому назад, прозрачной, тонированной в частых росинках запоздавшей осенней мороси, а вот дальше... Кто из оставшихся двоих оригинал, а кто его отражение?" - Риис развернул зеркало заднего обзора так, что бы созерцать только своё лицо и погрузился в его изучение. - "Тончайший слой амальгамы на листе хрупкого кварцевого стекла, но, сколько в нём миров, явлений, вещей. Что станет с нашей цивилизацией, если зеркала научатся помнить и говорить..."
  "...Es ist nicht leicht von diesen Dingen anders zu reden als in Gleichnissen, die gewisse seelische Erfahrungen sinnbildlich festzuhalten suchen".
  Vjascheslav Ivanov. "Anima" - V "Lyrisches Intermezzo". 1
  
  Ему снилось лицо, дерзкие холодные глаза и зимний балтийский пляж.
  Бескрайнее до самого горизонта скопление мутных волн с черными, в тончайшем ледяном панцире валунами, всегда трогало душу Рииса особенной красотой. Иногда он ощущал себя этим морем, снежным и наполовину мёртвым, а всех вокруг назойливыми чайками с охрипшими простуженными голосами. А дома, смятое кружево улиц и костёлы глыбами волн в рыжих шапках черепичной пены, разорванных бешеным и солёным северным ветром, застывших по мановению волшебной палочки таинственного Чародея, который наверняка теперь живёт и властвует здесь, невидимо, но явно.
  Он сидел в пустом, просторном каре, прильнув подбородком к запястьям, с наслаждением осязая обтянутый тонкой лайкой тёплый руль, вдыхая терпкий аромат влажной замши с пьянящими нотками бензина. Справа, по блесткой глади тротуара сновали какие-то ненужные хмурые мокрые осенние люди: они кланялись ветру, прятали и без того влажные смятые газеты за пазухи плащей, злились на время, которое бежало гораздо быстрее, чем они и на мелкую навязчивую морось. Слева, за витым безобразием чугунной ограды жил парк, большие чёрные птицы и страстные духи вечернего ветра.
  Небо склонилось над землей, прильнув губами туманного дождя к пока еще теплой после павшего светила брусчато-асфальтовой коже города. Риис кутал сознание пеленами грёз, межил ресницы созерцая сквозь радужный веер, как старое мудрое солнце ласкает ладонями лучей каменную спину стройной ратуши. Видения волновали сознание и он чувствовал себя накануне нового дня, невероятно восторженно и странно. Он вспомнил старый милый детский сон про кошку и двух деревянных игрушечных солдатиков, и от чего-то вдруг захотелось закрыть глаза. Риис уступил желанию, вновь сомкнул веки, и следом явилось давно забытое чувство нежности. Он улыбнулся и понял, что совсем не умеет управлять желаниями - спонтанным потоком внезапно рождающихся чувств и, вероятно, в этом нет ничего хорошего. Иногда бывает так, что время останавливается и мир сходится в одну точку, сжимаясь из бесконечности до состояния двух, до такой степени, что, в конце концов, перестает быть совсем, однако, всё же, это не повод терять чувство меры.
  
  
  Кривой и на удивление горбатый переулок упирался в самую прямую в этом городе Зелёную улицу. Из недр земных выросла наперерез ему неровная стена разноцветных кирпичных домиков с гипсовыми химерами на крышах и полосой вечно-живого неона бутиков, оккупировавших весь андеграунд. Самая крайняя слева, едва хватало взгляда, огненно-стеклянная роскошь принадлежала двум продавцам модной музыки, где вечерами собиралось невероятное количество загадочных юных существ, в странных и броских прикидах, неопределённых полов, политических и прочих убеждений. В следующем просторном стеклянном окне обитала обувь, чуть дальше сумки, по-соседству с которыми уже не первую неделю шла бойкая распродажа разноцветных летних зонтиков, последнее сдавалось Риису до отчаяния абсурдным, потому как по улицам, не сегодня-завтра, обещал пролететь табун белоснежных метелей. Но каждый раз, когда он оказывался здесь, его манила перезвоном медных витых пластинок-колокольчиков, только одна витрина шоколадной лавки, в узком заточении которой уживался пёстрый беспорядок вееров, пучеглазых нефритовых драконов и шкатулок, самой затейливой формы, а из распахнутых настежь дверей далеко по округе разносились пьянящие ароматы ванили и тёртого марципана. Он вспоминал ласковые черты старого китайца, необыкновенно подвижные и выразительные в каждом взмахе руки, золотые чашечки весов и вкус трёх больших миндальных конфет, которые Жёлтый Сан по ни кому не ведомой причине, каждый раз дарил "доброму-господину-из-белой-машины", когда Риис заглядывал поздороваться.
  
  
  Риис просигналил несколько раз. Прохожий остановился, и швырнул колкий пристальный взгляд сквозь льдистую гладь тонированного бокового стекла.
  "Почему он не решается подойти, и ведёт себя так, словно во всей этой ситуации есть хоть какой-нибудь смысл, кроме простого, ни к чему не обязывающего случая", - размышлял Риис, стиснув в ладони рычаг переключения передач, в то время как нахохленный силуэт по ту сторону вечности изучал его черты. Ветер - высокий призрачный немо, скользящей балетной поступью приблизился к страннику и провел влажной ладонью по его лицу. Эльф очнулся, подошел к машине, открыл дверь и сел, едва коснувшись воротником, с заячьей опушкой плеча хозяина. Он почти совсем утонул в просторном кресле и негромкой печали "Порги и Бесс". "Я не умею угадывать возраст". - Вздохнул Риис, с тайным сожалением разглядывая долговязую нелепость.
  - Вам тоже на запад? - спросил гость больше ради пустого приличия, чем действительно из беспокойства, скрывая в сумку разноцветную пачку новеньких дисков.
  - В принципе, да, - ответил Риис. Он сам не понял, зачем сказал это, ведь ехать надо было совершенно в противоположную сторону.
  - Спасибо я совсем замерз, - попутчик прижался виском к стеклу и замер, провожая взглядом медленно уплывающие назад мутные, с частыми перламутровыми островками бензина, лужицы.
  - Куда? - спросил Риис и вспомнил, что когда-то давно тоже имел дурную привычку покупать пластинки на последние деньги.
  - Если можно, до остановки напротив института, - юное создание развернуло на себя обе щетки, купая ладони в потоках теплого ветра.
  - Учишься там? - спросил Риис, обнаружив внезапную пропажу всех умных мыслей и заранее предполагая ответ.
  - Да. - Ответил парень, не выражая ни малейшей уверенности.
  - Почему до остановки, я могу прокатить до стоянки, прямо напротив ступенек? - Предложил Риис, решив, что на работу он сегодня всё равно опоздает, так какая теперь разница, насколько - намного или на очень много.
  - Нет, я хочу именно до остановки, а дальше дойти сам. - Эльф особенно выделил голосом "сам" и это показалось Риису невероятно милым, словно бы он вёл серьёзную беседу с маленьким белокурым мальчиком лет пяти или семи. "Они точно так же говорят "сам", а некоторые при этом имеют привычку топать ножкой, хмурить пушистые брови и супиться. Наверняка у парня есть секреты и это замечательно - жить с тайной в душе, день за днём, год за годом, и никому о ней не рассказывать. Не удивлюсь, если позже выяснится, что в институт он в принципе никогда не поступал и, следовательно, там не учится". - Риис бросил в сторону быстрый солнечный взгляд и засмеялся своим забавным размышлениям, легко и безмятежно, совсем как в детстве.
  
  
  Таинственный незнакомец явился намного раньше и ждал прислонясь спиной к прутьям старой парковой ограды, выслеживая белые машины сразу с обеих сторон дороги. Риис разглядел одиноко стоящую фигуру еще за поворотом и подумал, - "какое это всё-таки неописуемое счастье - жить и быть кому-нибудь нужным".
  - Я боялся, что вы не приедете сегодня, - Блондин улыбнулся. Сосновый аромат его туалетной воды завладел всем свободным пространством салона, а холодные нотки вины его глазами.
  Они долго рассуждали и спорили о музыке, желтых газетных статьях, небесной чистоте, о человеческих пороках, о пошлости, о том, что вызывает страх или напротив, привязанность.
  Наследующий день эльф позволил себе опоздать минут на восемь.
  
  Риис припарковал кар как обычно, напротив остановки, окружённой редким кустарником и бортиками невысокой декоративной ограды. Некоторое время они сидели молча. Всем существом своим Риис чувствовал душную неловкость, понимая, что именно сегодня с ними произошло нечто в высшей степени необычное. Он искал в памяти намеки на причины осязаемой странности, однако не в силах был обнаружить ни единого более-менее логичного и последовательного рассуждения.
  Эльф ни куда не спешил. Риис отыскал его глаза. Пушистые ресницы ледяных век взметнулись, обнажив наигранно удивленный и вместе с тем немного насмешливый взгляд, - "Сегодня суббота".
  Риис закрыл лицо руками и тяжело опустился на руль, ему было холодно.
  Холодно до дрожи и досадно оттого, что за долгие годы он так и не научился себе изменять. Риис выключил свет, откинулся на сиденье и долго больше часа просидел так в полном безмолвии, прижав руки к животу, чутко вслушиваясь в дыхание сидящего рядом. Эльф обитал где-то далеко, беспечно растворяясь в клубах сигаретного дыма и лабиринтах небесных инсинуаций Depeshe Mode. Риис распахнул глаза, до отказа развернул ключ зажигания и заметался по асфальтовым проспектам, брусчатым переулкам, забегаловкам с броскими пошлыми вывесками, бутикам элитной парфюмерии, по бистро, ресторанам, кинотеатрам, игровым залам, сонным вечерним дворикам.
  В подъезде было адски темно и он пробирался на ощупь, скользя ладонями по шершавым оштукатуренным стенам, старым лакированным перилам, угадывая под ногами высокие невидимые ступени.
  Риис закрыл глаза и ночь, безбрежной лунной сонностью, огромными, черными с проблесками неба, сосновыми лапами, закачалась над ним бережно и нежно, заполняя тоску внутреннего пространства водопадом радужного тумана, миллиардами искристых звезд. Он почувствовал во рту горьковатый привкус дешевых сигарет, зарылся лицом в теплую темноту, имени которой не знал, сгорая от стыда за вину, название которой давно перестало жить в его голове.
  
  
  Он понимал, что опаздывает на целых два с половиной часа, и всё-таки продолжал ждать. "Рано или поздно у меня появится масса подражателей", - думал Риис, в темноте отчаяния натыкаясь мыслями на стены минувших снов. "Ночь. Разве может она хоть что-нибудь значить, менять и тем более властвовать над судьбой. Она спина дня, слепое, безликое и грешное его продолжение. Ночь это территория бездонной тьмы, потому даже бог, великий и всемогущий, когда властвует дневное светило, не видит тебя там, где нет солнечных лучей. Некоторые вообще утверждают, что бог и есть солнце, по крайней мере, поклоняются этой вечно пылающей звезде и считают своим господом. Ночь - обитель демонов, искушений и, конечно, снов. Некто из мудрых написал однажды, что якобы сон есть отражение смерти. Но, если принять это утверждение за основу, то получается, что сон - самая таинственная, но всё же бесспорная ипостась жизни, отражает собой смерть. Но если так, следует, что жизнь - отражение смерти, тогда, что есть смерть? По какую сторону зеркальной поверхности нахожусь в данный момент я и мой белый Renault, если представить всё это уравнение в лицах? Теорема становится бесспорной, только при условии, когда сон выступает в роли символической поглощающей и отражающей поверхности или, может так случиться, как много дней тому назад, прозрачной, тонированной в частых росинках запоздавшей осенней мороси, а вот дальше... Кто из оставшихся двоих оригинал, а кто его отражение?" - Риис развернул зеркало заднего обзора так, что бы созерцать только своё лицо и погрузился в его изучение. - "Тончайший слой амальгамы на листе хрупкого кварцевого стекла, но, сколько в нём миров, явлений, вещей. Что станет с нашей цивилизацией, если зеркала научатся помнить и говорить? Если рассматривать зеркало с одной стороны - все вполне постоянно и логично, если с другой - фантастически изменчиво и абсурдно до такой степени, что если кому-нибудь пришло в голову зациклиться и думать об этом постоянно, он запросто сошел бы с ума".
  Часы на башне костёла пробили двадцать раз. Если бы не было ветра, Риис наверняка не заметил бы, что это именно живая панорама города, а не серая плоская декорация - задник маленького передвижного бродячего театра в обрамлении тополевых занавесей и лиственного тумана. Теперь Риису было безразлично присутствие на земле совершенно всего и в особенности собственной персоны. В бардачке он нащупал пару пустых сигаретных пачек, сканворды, черные кожаные ремни и старый короткоствольный револьвер.
  Он долго разглядывал ладони, размышляя над тем, на самом ли деле есть люди, которые умеют предрекать судьбы, читая их по линиям ладоней, и делают это так же легко, как если бы он читал газету. Риис подносил руки едва не к самому лицу и бредил в слепом стремлении знать, что на них написано. Острое чувство досады, точно оборотень сбросило шкуру, и на смену ему родилась ненависть.
  "Как обидно ничего не понимать, тем более, если очень хочешь этого. Почему сегодня осень, а не лето. Я хочу именно лето". - Риис спустил курок и тот час почувствовал как разливается под ребрами огненные потоки Стикса, сдавливая легкие, путая сознание, наполняя слабостью.
  Память вернула ему Сана - типичный полукровка: высокий, с большими выразительными глазами и повадками старого индейца. Он строгий вегетарианец, однако, раз или два в неделю навещает мясную лавку с целью закупить свежей вырезки для пяти небесных братьев, - кота вороватой породы, добродушного пятнистого пса, трехлапой кошки, и для двух её пушистых детёнышей. На работе он любит играть роль китайца, облачаясь в просторный кроваво-алый халат расшитый страшными золотыми ящерицами, широкий пояс с императорскими колокольчиками и короткий черный парик. Он часто красит волосы и курит крепкий кальян, от которого Рииса обыкновенно тошнит.
  - Знаешь, на театральных курсах есть такое презабавное упражнение, когда тебе задают читать наизусть драматический эпизод, а все вокруг смеются, корчат рожицы, а твоя задача продекламировать отрывок от начала до конца, так, чтобы не выбиться из образа и ни разу не ошибиться. - Сан падает на подушки во весь рост и заливается смехом, запрокинув белоснежную голову.
  - Если ты не прекратишь краситься, ты станешь лысым. - Риис слышит свой голос, медленный, и монотонно-невнятный как у сумасшедшего. Комната плывет по кругу, справа налево, разрываясь на большие и маленькие цветные подвижные пятна.
  - Отлично! Тогда меня будут звать Лысый Сан. - Он смеётся до слёз, скрывая лицо в ладонях. Милый, старый, солнечный, Китай потешается над ним, раскручивая с неистовой скоростью в чертовом колесе радужных грёз, кутая пьянящими душными шалями афганского дыма. Все пропадает и Риис чувствует себя идущим по воздуху, пока наконец, не падает на ковер в окружении громадных черных матовых шаров-каракатиц, которые скачут по стенам и потолку.
  Теперь он считал "мгновения до" стараясь не шевелиться, не нарушать равновесия, дышать редко, и неглубоко, нарываясь на ослепительно-огненные всполохи боли. "Всё-таки люди удивительные создания - мы умеем приспосабливаться даже к агонии. Вот сейчас я убил себя и пытаюсь продлить смерть, знать бы только зачем я это делаю. Как это странно умирать и быть в процессе умирания. Интересно, что потом?" - Думал Риис, разглядывая себя сверху вниз, - "Интересно я прострелил сердце или не попал в него? Как жалко, что я не хирург и не врач вообще. Почему крови почти нет? Если бы я был врачом, я бы непременно знал, где именно в моём теле находится сердце. Вот сейчас оно почти не бьётся, а, может, его совсем нет или оно у меня с правой стороны, тогда всё напрасно. Интересно, что происходит с сердцем, если его прострелить? Может оно съёживается в крохотный комочек как большой красный воздушный шар, проколотый раскаленной иглой. Я бы посмотрел на это со стороны. Возможно ли думать после смерти? Я так хочу всё это забыть".
  По тротуару шла невысокая молодая девушка в коричневом вязаном кепи с вуалькой. Риису очень захотелось, чтобы она поскользнулась и упала. Девушка поскользнулась и упала. Быстро поднявшись, спешными движениями тонких изящных запястий она принялась отряхивать от налипшей грязи короткий бежевый плащ и лаковую сумочку, убедившись, наконец, что одежда безнадежно испорчена, она заплакала и поспешила прочь, отирая со щёк полоски мокрой туши мягкой замшевой перчаткой. "Какая мразь!" - Подумал Риис, с наслаждением смакуя каждое слово.
  По непонятным причинам ему стало гадко видеть собственную кровь, её приторно-медный навязчивый запах вызывал нестерпимые приступы тошноты и головокружения. Риис застегнул куртку на молнию до самого подбородка, включил кондиционер и приспустил окно, но, почувствовав под языком характерный солёный привкус, в отчаянии примирился с тем, что все старания совершенно бесполезны - кровь наполняла его изнутри алым мерзким кошмаром.
  В нём происходило странное - сознание и подсознание разорвали прежние объятия, в душе теперь метались две сущности и боролись яростно, и слепо, разрушая и его, и друг друга. Риис приказывал себе не допускать смятения и страха, однако руки, словно подчиняясь кому-то иному, судорожно искали спасения и телефон. Он нащупал мобильник в левом внутреннем кармане куртки и рядом с ним небрежно сложенный вчетверо тетрадный листик в мелкую голубую клетку. Наверное, он положил его туда рано утром, перед тем как уйти. Сознание путалось и Риис чувствовал нудную пульсирующую ломоту в локтях и то, как медленно и странно холодеет лицо, шея и суставы предплечий. Окостеневшие в потоках смертного дыхания пальцы, предательски дрожали, едва повинуясь и, с удивлением для себя, Риис обнаружил, что уже не в состоянии различить рецепторами кожи, что именно держит в руках своих - бумагу, ткань или пластик.
  Он развернул блеклый лист, с трудом разбирая ровный ряд цифр и чуть ниже надпись стройным аккуратным почерком, с правильным косым наклоном: "позвони мне. Scheslav Ville von Geinz". Риис выронил записку и понял, что совершил самую большую, и последнюю в своей жизни глупость.
  В ужасе он закрыл глаза, - "Господи, что я сделал. Что же я сделал. Теперь совсем ничего нельзя вернуть. Я умру сейчас".
  Липкий ледяной пот скатывался по вискам и скулам. Риис задрожал, изнемогая от подползающей к горлу стальной режущей боли с привкусом сырой печени. Он метался внутри себя, прилагая невероятные, адские усилия, расходуя остатки всех мышечных энергий, стараясь пошевелить хотя бы кончиками пальцев, но ледяная глыба воздуха навалилась всей тяжестью, противясь оковами земного притяжения. Он чувствовал все тело запечатанным в центр невидимой стеклянной пресс-формы. "Я боюсь. Господи, как же я боюсь этого. Если бы вернуть все назад". - Риис почувствовал на щеках частые мокрые полосы и понял, что плачет.
  Он проваливался в темноту. Стало невыносимо душно, Риис закричал и с трудом разомкнул веки.
  
   Аккумулятор давно сел, датчик бензина указывал острым носиком стрелки на красную полосу почти у самого ноля. Renault давно умер. Недра его наводнили скользкий кислый аромат замкнувших проводов и беспощадное марево тропической жары. Риис подумал, что, наверное, вечность тому назад, может быть даже сегодня утром, он включил печки на полную мощность, чтобы натопить салон, потому что ждал кого-то. Потом нечаянно заснул и проспал в кресле до самого вечера, а смерть явилась ему кошмаром. Явилась и ушла.
  Риис рванул ручку на себя с такой силой, что пластиковый корпус обшивки треснул и надломился. Распахнув дверь наотмашь, он вырвался из машины, отскочил прочь на несколько метров и оглянулся. Неровный путаный канат следов льнул к ногам. "Если есть следы, значит, пока я жив", - он побежал на свет, на встречу домам и ветру, - "не хочу думать, не хочу рассуждать, почему так. Дышу, двигаюсь, значит, Он оставил мне шанс. Какая разница, почему так вышло".
  Риис боялся прикасаться к груди, боялся посмотреть вниз, всё ещё чувствуя под языком вязкую солёную массу. "Они не могут бросить меня просто так. Они же люди и я тоже человек. Я попрошу доктора и потом, потом всё станет прежним. Совсем немного ещё несколько метров". - Почти у самого перекрёстка он упал, запнувшись от слабости. "Crossing the street you must be careful" 2, - послышалось сзади. "Thank"s, I know it" 3, - Риис вскочил, растирая разбитую острым краем булыжника, ладонь и помчался через дорогу, ещё быстрее, глотая свежий морозный воздух. Острая режущая боль ещё билась, застилая глаза, но она уже не властна была причинить смерть.
  
  
  Сан обернулся, наткнувшись взглядом на бледные, в частых блёстках слёз очертания лица Рииса, вздрогнул, и радость бестелесной стрекозой спорхнула с его лица. В прилавке китайца было некоторое сходство с рогом изобилия, ибо Сан имел привычку постоянно добывать из бездонных недр его самые невероятные вещи, удивляя тем самым даже видавших виды завсегдатаев. На этот раз он вытянул из-под широкой столешницы табличку "Закрыто" и невысокий черный табурет. Сан почти подбежал к двери, бросил пёструю картонку в ящик и несколько раз повернул ключ в направлении против часовой стрелки.
   - Господин Риис потерял любимую работу? - спросил он, намеренно растягивая слова. - Замечательно, старый Сан как раз ищет компаньона. Заказов с каждой неделей всё больше, я уже не справляюсь со всем в одиночку. - Быстро склонившись, он подобрал растрёпанную персидскую розу и распахнул халат, обнаружив, тёплый вязаный свитер, расцветка которого напоминала оперение большой мудрой совы, и тёмно голубые джинсы. Привычным движением Сан отыскал за баром рычаг спуска. Автоматические щетки широких пластиковых штор медленно поползли из потайных ниш под самым потолком, сверху вниз, рассекая пространство на внешнее - с печальными шоколадными цаплями, бамбуковым гротом и большим бумажным фонарём, и внутреннее, где были только они.
   - Нет, с работой у меня все в порядке. - Риис вытер лицо. Он стыдился слез, которые самым наглым образом продолжали плыть из-под век, застилая глаза радужной мутной пеленой и неукротимой истерической дрожи, бурлящей внутри.
   - Жаль. - Сан порылся в шевелюре, вытянул тонкие стебельки невидимок и снял парик. Он небрежно швырнул его на полку рядом с халатом и провёл по волосам привычным усталым жестом. - Что с тобой? - Сан опустился на корточки, задавшись целью рассмотреть снизу вверх самого странного в жизни клиента. Теперь он сидел напротив, чуть склонив голову на бок, как славная долговязая гончая.
   - Ты будешь смеяться. - Риис пытался спрятаться от пристального взгляда.
   - Нет, не буду, - сказал он серьёзно, сделал большие глаза и щелкнул языком чёрную австрийскую сигару.
   - Мне приснилось, что я умираю. - С трудом признался Риис, - Мне было очень больно. Очень.
  - Хочешь, я подарю тебе свою улыбку? - Сан провел ладонями по жёлтому в частых морщинах лицу, словно по нему струились потоки невидимого волшебного света, а он ловил их, потом протянул руки и прикоснулся тонкими тёплыми пальцами к губам Рииса. - Вот так. Видишь, ты улыбнулся.
  Он встал, выпрямившись во весь рост, расправил плечи и запрокинул голову, как это обыкновенно делают баскетболисты.
  - А тебе снились когда-нибудь страшные сны. - Спросил Риис и удивился тому, что впервые видит человека, который курит сигары в затяг.
  - Да. Каждую ночь. Один и тот же. - Сан обнаружил под прилавком большую плоскую сумку, спрятал в неё ключи и сел на край высокой ромовой бочки. - Мне снятся изрытые рисовые поля и грязные сырые окопы. Я лежу в одном таком, над нами пролетает самолет, и я вижу, как недалеко, буквально в нескольких шагах, падает снаряд и начинает распадаться на большие куски из огня и стали. Знаешь, то, что показывают в фильмах, это неправда - бомбы взрываются очень медленно. Знаешь, очень... Потом на меня бросается человек, и закрывает всем телом. В следующее мгновение происходит что-то, и я понимаю, что ничего не слышу. Совсем ничего. Мне трудно дышать, тогда я отталкиваю от себя человека и вижу что это мой старший брат. Он падает от меня назад, в жидкую лужу грязи и я чувствую, как он умирает. Он шевелит кистями рук, только кистями рук и ничем больше, и шепчет мне, просит, а я его не слышу. Я переворачиваю этого человека и вижу, что у него совсем нет спины, а вместо неё всклокоченные куски сырого мяса и костей под которыми дышат остатки лёгких. Понимаешь, это был мой брат. Тот самый, который носил на руках, катал на ослике. Он мастерил мне игрушки из камыша и глины. И я понимаю, что он уже умер, а то, что он двигается ещё - это уже ничего не значит. Он давно мёртвый потому, что у него нет спины. И помочь ему я не могу. Ничем не могу, и никто не может. Я кричу. Очень громко, изо всех сил, не слыша собственного голоса. Меня пытаются оттащить, закрыть глаза, увести, а я, маленький и глупый, кричу и кричу, и не хочу уходить. А потом меня бьют прикладом по голове, чтобы оглушить и я не сошёл с ума, и я просыпаюсь.
  Сан втянул в себя побольше серого, клейкого дыма и протянул пришельцу большого шоколадного зайца. - "Странный день сегодня. Суетный, спешный, нелепый.... Какие одинокие глаза у этого мальчишки, надо же, никогда не замечал".
  Заяц смешно морщил нос, протягивая навстречу большому человеку маленькие добрые лапы. Риис испугался, что если останется сегодня один на один с памятью, то совершит с собой что-нибудь непоправимое. - Не отпускай меня, Сан. - Он спрятал лицо в воротник и заплакал еще отчаянней.
  - Не отпущу. Сворую и не отпущу. - Он накинулся сзади, обхватил Рииса за плечи и тряхнул порывисто, и сильно, что бы хоть немного привести в чувства. - Глупый. Мой-глупый-добрый-господин-из-белой-машины.
  
  
  Они шли по ночной улице мимо гордых святых фонарей. Две тени неотступно следовали за ними, едва соприкасаясь плечами, то забегали далеко вперёд, то, напуганные порывами встречной поземи, жались к ногам, путались под ботинками, позволяя топтать себя, то плелись далеко позади растягиваясь в две узкие полоски, болтая о своём совершенно неслышно, проворно скользя по следам двух вечностей. Худые, до корней продрогшие торсы деревьев раскачивали огромными растрёпанными головами, вороша ветвями хитросплетения крохотных золотистых лампочек.
  Он крепко сжал в ладони длинные шоколадные уши. - "Что, брат, совсем замерз? Идем, я тебя отогрею". Распахнув ненадолго молнию, Риис обнаружил за пазухой корпус мобильного телефона и сложенный вчетверо лист общей тетради, в складках которого угадывался чей-то телефон и надпись, выполненная стройным аккуратным почерком, с правильным косым наклоном. Риис вздрогнул, вышвырнул записку прочь и ветер повлёк её за собой далеко в прошлое, мимо каменных стен сонного города.
  Они шли по ночной улице, а навстречу брёл огромный, бесконечно белый господин Снег. Риис вспомнил, что послезавтра будет Рождество, и улыбнулся.
   ==============================
  
  1 - "...О таких вещах можно говорить лишь в образах, которые символически пытаются удержать некоторые душевные опыты". Вячеслав Иванов. "Anima", глава V - "Lyrisches Intermezzo". (нем.)
  2 - Пересекая улицу, вы должны быть осторожны (англ.)
  3 - Благодарю, я знаю это (англ.)
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"