Разбудило меня дыхание спящей Марии. Нет, ни в коем случае не храп, а тихое, мерное, глубокое дыхание. Я понял, что выспался, и открыл глаза. Но непроглядная темень не исчезла, а продолжала окутывать все вокруг, как черное покрывало. И тут я вспомнил, что мы находимся в гроте - в моем базовом лагере. Интересно, который сейчас час? Нащупать под боком миниатюрный фонарик труда не составило, и я, заслонив собой Марию, щелкнул кнопкой. Вспыхнул голубоватый свет, казавшийся в густой тьме ослепительно ярким. На часах половина одиннадцатого. Дня или ночи? Припомнив события накануне, я догадался, что по-елизаровски сейчас день. Пора вставать. Осторожно откинув край одеяла, я вознамерился было подняться, но Мария неожиданно обняла меня за плечо и прильнула всем телом.
- Куда ты?.. - сказала она шепотом, словно здесь кто-то мог нас подслушать.
- В Елизарово пол-одиннадцатого. Вставать пора, - ответил я, нежно притиснув ее к себе.
Освещая дорогу фонариком и обходя лежащие на пути камни, я побрел к выходу. Судя по звонкому птичьему гомону, доносившемуся снаружи, грозы уже и в помине не было.
Я вышел из пещеры на божий свет, где разгоралось мокрое утро. Привыкшие к темноте глаза рефлекторно жмурились от слепящего солнца, и едва они адаптировались, меня поразило великолепие увиденного ландшафта. Под ярко-голубым небесным куполом сияло, обмытое дождем, многоцветное коромысло радуги. Буйствовали травы, кусты и деревья, сочные и влажные после лавинно-проливного дождя. Не успевшие высохнуть, дождевые капли блестели на них, как самоцветы. Многочасовый ливень щедро напоил и омыл растительность. Теперь она сверкала фантастически яркой зеленью. Там и сям из влажной изумрудной травы выглядывали разноцветные шляпки грибов: фарфорово-белые, кроваво-красные, темно-каштановые... Благоухали утренние цветы удивительных колеров, форм и размеров, и их красота буквально завораживала. Некоторые были не больше вишневой косточки, другие в раскрыве превосходили чайные блюдца. Вокруг них роями вились многочисленные пчелы, тяжелые шмели, мелкие птички и еще какие-то создания, напоминающие разномастных летучих мышей. Подобной красы я за всю жизнь не видывал.
Под обрывом грозно клокотали мутные воды вышедшей из берегов реки, неся к морю с бешеной скоростью множество щепок, спутанной в клубки травы, поломанных веток, черные коряги и даже целые деревья, вывороченные с корнями. Одно из них зацепилось кроной за камень и на какое-то время застряло на месте, но страшное течение с шумом развернуло его и понесло дальше - вниз, в лагуну.
С мокрых и скользких скал кое-где сбегали ручьи, образуя у края каньона мелкие водопадики. Уровень воды в реке поднялся настолько, что тропа, ведущая к нашему пляжу, лежала теперь глубоко под бурлящей стремниной. Над ее вскипающей поверхностью носились крикливые птицы, подбирая оглушенную и мертвую рыбу. Среди пенных бурунов и многочисленных водоворотов, где выжить, казалось, в принципе, невозможно, там и сям проворно скользили юркие зверьки, похожие на бобров или выдр, ловко хватая зазевавшихся рыбешек, лягушек, рептилий и прочую мелкую живность.
Пройдя немного вдоль берега вниз по краю обрыва, я повернул назад и у ручья, вытекающего из нашей пещеры, увидел Марию, перескакивающую с камешка на камешек. Прикрывшись от солнца ладонью, она помахала мне рукой.
- Доброе утро! А я думала, ты меня бросил здесь одну.
- Разве можно бросить такую женщину?! Что ты! Тебе известно, что ты очень красива?
- Думаю, ты мне льстишь. Или сугубо субъективно оцениваешь. Где-то я читала, что красота - в глазах смотрящего.
На ее лице ослепительно полыхнула солнечная улыбка.
- Давай подумаем, что нам позавтракать, а потом двинем, наконец, домой.
- Домой? Вынужден тебя разочаровать. В ближайшие три-пять часов это невозможно.
- Почему еще? Гроза кончилась, солнышко... А красотища какая! Ты только посмотри вокруг... Мне это напоминает юность, когда я в группе горных туристов по Кавказу ходила. Только здесь все много красочнее и ярче - как в райских кущах...
Я прервал ее поэтические разглагольствования:
- Путь через верх еще не просох. Там все раскисло, невероятная грязища и мокрющая трава по пояс, если не по грудь. Низом тоже не пройти - река разлилась и затопила дорогу к пляжу и, следовательно, второй путь к нашему дому. Слышишь, как бурлит? До завтра, думаю, не спадет.
- Не может быть! Дорога проходит высоко над водой.
- Сама посмотри, если не веришь. А юность, к сожалению, не возвращается, как по ней ни ностальгируй.
Ответом было молчание. Потом она нежно взяла меня за руку, и мы подошли к обрыву. Увидев, что творится внизу, Мария отшатнулась от края и молча повернула назад. Обнявшись, мы направились в свое убежище готовить импровизированный завтрак.
Миновав зенит, солнце успело высушить кусты и деревья, но почва все еще оставалась сырой. Марии Юрьевне не терпелось отправиться домой, и я, наконец, согласился на это.
Мы брели по пояс в траве, увязая в непролазной грязи. Кое-где все еще блестели горячие лужи, и наши ноги были по колено перепачканы липкой грязью. Солнце жгло, как паяльная лампа, и над травой поднимался пар. Было душно и влажно, словно в сауне.
Мои вехи оказались надежными - выстояли неистовую грозу и бурю, ломавшую деревья. Наши прежние следы полностью исчезли в восставшей буйной траве. Мария держалась за мою руку, и мне было неописуемо приятно, несмотря на висевший за спиной рюкзак и подводное ружье у пояса.
- Артем, - сказала она, повернувшись ко мне вполоборота.
- Да, милая, - я легонько стиснул и прижал к себе ее мягкую ладонь.
- Теперь ты должен меня очень сильно любить. Крушения наших отношений я просто-напросто не переживу. Любовь легко входит в мое сердце, но выходит очень трудно и болезненно.
- Я ведь тоже не бесчувственный чурбан. Скажу честно: опасаюсь одного - это со временем тебе наскучить. Ты моя лебединая песнь. Если я тебя потеряю, то иссякну до конца. От меня и оболочки не останется.
В знак благодарности она крепко сжала мои пальцы и спросила, как бы невзначай:
- Что будем дальше делать?
Мы непроизвольно остановились. Я привлек ее к себе и нежно поцеловал. Мария мягко отстранилась.
- Жарко, а ты - обниматься-целоваться. Лучше дай воды.
Она несколько раз жадно глотнула из пластиковой бутыли и протянула ее мне. Сделав то же самое, я надежно завинтил крышку и, не глядя, сунул баклажку в рюкзак. Мария заговорила снова:
- Итак, давай поразмыслим о наших дальнейших отношениях.
- Думаю, размышлять тут особо не о чем. Перебирайся ко мне, я только-только капитальный ремонт закончил, порядок в доме навел. А свой - в наем сдашь. Введешь меня в круг своих родственников, друзей и знакомых. Поможешь в городе освоиться.
- Подумать только... Мы же так мало знаем друг друга, а нам не по двадцать лет, как-никак.
- Верно, не по двадцать. Особенно мне. Но в этом есть и свои плюсы. Что мы потеряем, если у нас что-нибудь не заладится? А спустя некоторое время, которое ты сама назначишь, оформим наши отношения. Если, конечно, до этого не разочаруешься во мне. Идет?
- Не знаю... Но терять нам, как мы только что говорили, все же есть что. Это остатки чувств, надежду, веру в себя и друг в друга...
Я согласно кивнул, а Мария продолжила:
- Надеюсь, ты меня, наконец, посвятишь в свои тайны? Ведь между нами теперь не должно быть никаких тайн, верно?
- Верно, не должно. Да у меня, собственно, и нет от тебя тайн.
- Тогда скажи, пожалуйста, как это все получается?
- Что ты имеешь в виду? - спросил я, догадываясь, к чему она клонит.
- Вот это, - она обвела рукой окружающий ландшафт. - Как мы из Елизарова попадаем сюда, к теплому морю? И куда при этом наш любимый город девается?
Нестерпимо горячее солнце яростно жгло мне голову, грудь и плечи, несмотря на защитную бандану и грубую штормовку с широким капюшоном. Вся моя одежда насквозь пропиталась потом и неприятно прилипала к телу. Я обнял Марию за круглые плечи и тихо сказал:
- Честно говоря, я этого и сам не знаю. Могу тебе только известные мне факты изложить. Теперь-то ты убедилась, что я не сумасброд какой-нибудь?
Она деликатно высвободилась из моих объятий.
- Не совсем. Но с превеликим интересом тебя выслушаю. Я вся - внимание.
- Погоди. Вернемся домой, смоем с себя пот, соль, грязь, а потом за ужином я поведаю тебе все, что знаю. Согласна?