Я подошел к Марии Юрьевне и взял за руку. Ее белоснежная рука была мягкой, теплой и какой-то бархатной. Она ее не высвободила, а наоборот, легонько стиснула мои пальцы и, взглянув мне в глаза, чуть заметно улыбнулась.
- Скажите, Вы действительно сейчас хотите к теплому морю, на горячий песок под тропическим солнцем? - спросил я с волнением.
- Ой, как хочу! - ответила она, закрыв глаза. - Просто вижу его перед собой. Лазурная ширь, высокие волны, круизные лайнеры, омары, крабы, пальмы, бананы, мартышки, попугаи...
- Сегодня Сочельник, а желания, загаданные в канун Рождества, сбываются. Сбудется и Ваше. Уверяю Вас, непременно сбудется.
- Интересно, когда? - едко спросила она.
- Если очень захотите, то хоть сию минуту.
- Очень хочу. Вы мне сейчас вручите билет в Акапулько вместе с визой в загранпаспорте? Или на Канары? - спросила она с издевкой.
- Нет, не в Акапулько и не на Канары.
- А что, в Сингапур? Или хотя бы на Кубу?
- Не гадайте понапрасну, все равно не угадаете. Волны там огромные, крабы в избытке. Правда, лайнеров, попугаев, пальм и бананов пока не видел. Но зато там есть много чего другого, не менее великолепного.
Она приняла кокетливую позу и задорно спросила:
- Итак, когда вылетаем?
- Туда лететь, слава Богу, не нужно.
- Мы что, поедем поездом или поплывем на корабле? - продолжала свою игру Мария Юрьевна.
- Не то и не другое. Мы пойдем пешком, - сказал я совершенно серьезно, ведя ее за руку в прихожую.
Она пошла, покачивая полноватыми бедрами в тугих джинсах, и остановилась у вешалки. Я снял с плечиков ее куртку и накинул ей на плечи.
- Лучше, если Вы переобуетесь в свои сапожки. А то на высоких каблучках будет не очень удобно, - сказал я, ставя перед нею маленький стул для обувания.
Она начала было просовывать руки в рукава куртки, но я остановил ее:
- Не стоит. Через пять минут ее придется снимать. А вот сапожки - наденьте. Молнии можете не застегивать. Это рядом.
- Я поняла, что наскучила Вам своими рассказами, - сказала она с оттенком обиды.
- Боже сохрани! Наоборот, - поспешил я ее успокоить.
- Но Вы меня явно выпроваживаете. Читай: иди домой - это рядом.
Ее слова меня немного смутили. Мы вышли в сени. Я отворил новенькую дверь недавно оборудованного входа в подвал и щелкнул выключателем, осветив бетонные ступени.
- Ни в коем разе! Я веду Вас навстречу Вашему желанию, - сделал я попытку оправдаться, жестом предлагая спуститься вниз по ступенькам. - Итак, рождественский вечер чудес начинается! Прошу!
- Какая патетика! Но суть-то одна и та же, - сказала она, недоуменно скользнув взглядом вниз по ступеням. - В погреб? Да Вы что! Чего это вдруг? Что я там не видела?
- Пойдем, - сказал я, слегка потянув ее за руку. - К морю! К солнцу! К Вашей рождественской мечте.
Мария Юрьевна резким движением высвободила руку. На ее лице отобразился неподдельный испуг. Она подбежала к выходной двери, но я остался стоять на прежнем месте, не пытаясь ей как-либо воспрепятствовать.
- Боже мой! Ведь я Вас совсем не знаю! Чего Вы хотите? Я Вас боюсь! Я не пойду в погреб! Среди ночи! Пустите, я хочу домой! - кричала она в испуге.
- Помилуйте, я же Вас не держу и никак не неволю, - сказал я, стремясь быть как можно спокойнее, доброжелательнее и увереннее. - Вы вольны в любое время отодвинуть на двери задвижку и уйти. Джек, как Вы знаете, привязан. Уверяю Вас, в подвале моя мастерская, кое-какое оборудование и та самая лаборатория. Помните? Но страшного там нет ничего. Я не собираюсь причинить Вам какое-либо зло. Наоборот.
Она тут же отодвинула задвижку и взялась за ручку. Мы замерли у дверей - я у входа в подвал, а она - у выхода во двор. Воцарилось неопределенное молчание. Постояв пару минут, Мария Юрьевна немного успокоилась. Видя, что она заколебалась, я спросил:
- Помните, Вы просили меня показать Вам мою лабораторию?
Она согласно кивнула.
- Тогда Вы моего подвала не испугались. Но если я кажусь Вам таким уж страшным, что совершенно абсурдно, то давайте сделаем так. Я спущусь первым, а Вы, если хотите, можете идти следом. В подвале у меня горит свет. Вам все будет прекрасно видно. Если Вы решите, что там что-то не так, то сможете тут же выйти, а дальше - делать все, что Вам заблагорассудится.
Не дожидаясь ответа, я стал спускаться по бетонным ступенькам. Звук моих шагов отдавался в помещении эхом, и это усугубляло таинственность обстановки. Я слышал, как Мария Юрьевна, крадучись, приблизилась ко входу и в нерешительности остановилась. Не оборачиваясь, я подошел к старому шкафу, открыл шлюз и отошел в дальний угол помещения, чтобы видеть одновременно и лестницу, и вход в шлюз.
Мария Юрьевна осторожно спускалась по лестнице, с опаской поглядывая то на меня, то на этот вход. Судя по смущенной улыбке, игравшей на ее моложавом лице, я понял, что она уже окончательно оправилась от первоначального испуга и что сейчас ею движет исключительно любопытство. Да, любопытство, в особенности женское, побеждает любой страх и ведет человечество к прогрессу.
- Загадочный Вы человек, Артем Тимофеич, - смущенно заговорила Мария Юрьевна, бесшумно спускаясь вниз, - всюду у Вас какие-то тайны и загадки.
- Какие там загадки, - сказал я, скептически махнув рукой.
Она подошла к верстаку, нервно потрогала тиски, настольную лампу, заглянула в наполовину выдвинутый ящик с инструментами и, недоумевая, спросила:
- А где же Ваша лаборатория?
- Ну, это уже деловой разговор, - ободряюще сказал я, стараясь поддержать ее намерение продолжить начатое, и подошел к дверце старого шкафа. - Вот. Взгляните-ка сюда.
Она продолжала стоять на месте, бессознательно теребя прядь русых волос, спадавшую на упругую грудь.
- Да подойдите Вы, наконец, поближе! Я же не маньяк, не преступник и не какой-нибудь монстр из фильма ужасов.
- Да кто Вас знает, - сказала она примирительным тоном. - Все, что у меня с Вами связано, окружено какой-то неведомой тайной и вызывает полное недоумение.
- Ну и зря. Теперь-то Вы видите, что никаких загадок здесь нет? Все исключительно просто, - попытался я ее разубедить.
- Как же просто? То Вы угощаете меня какими-то невиданными креветками, то мясом горного барана, таким нежным и ароматным, которого ни я, ни мои знакомые здесь отродясь не видывали. Потом морочите мне голову с научной лабораторией, которой я, кстати, и признака пока не вижу, - сказала она смущенно.
Я поспешил развеять ее подозрения:
- Да не морочил я Вам голову. Сейчас все разъясню...
- А сегодня вообще - предел всему! - перебила она меня. - Надо же - пообещали устроить мне путешествие к морю, а привели в этот злосчастный погреб! Тут я и подумала, что Вы, так сказать, немного того... не в себе, дескать. Да и сейчас я в этом все еще не разуверилась.
- А креветки и мясо были что, плодом моего сумасшествия? - начал было я выходить из терпения.
Мне хотелось плюнуть на ее придурь и сказать: "Знаешь что, дорогая, если ты считаешь меня психом, то катись отсюда к растакой матери!" Подавив в себе зародившийся было гнев, я решил дать ей выговориться, чтобы она полностью раскрыла передо мной карты. Она неопределенно пожала плечами:
- Да Господь его святый ведает, что тут думать. Право, не знаю, что и сказать...
- А Вы поменьше думайте и говорите, побольше доверяйте своим собственным чувствам и памяти.
Я говорил сдержанно и совершенно серьезно.
- Так Вы подойдете, наконец, к этому шкафу или мы на этом все закончим и разойдемся - каждый при своем мнении?
Мария Юрьевна явно колебалась, а я терпеливо ждал, когда же в ней вновь возьмет верх женское любопытство. И оно победило. Подойдя к шкафу, она заглянула внутрь и, не заметив ничего подозрительного, спросила:
- Это и есть Ваша лаборатория?
- Да! - ухватился я за эту идею. - И сейчас Вы убедитесь, что все, о чем я Вам говорил - святая истина. Проходите дальше.
Я вошел в помещение шлюза, и Мария Юрьевна робко последовала за мной.
За иллюминаторами светало. Мария Юрьевна подошла к одному из них, и ее взору предстала зеленая поляна, залитая белесым светом раннего утра. Ветер беззвучно волновал траву и шевелил листья кустов и деревьев.
- Странно, - сказала она, посмотрев на свои наручные часы. - Как это может быть - на улице зимняя ночь, а тут буйство зелени и светло, почти как днем. Как Вы это делаете?
- Сейчас поясню. Вернее, Вы все сами увидите и поймете. Снимите куртку, она здесь не нужна.
Послушно сняв куртку, она стала искать глазами, куда бы ее повесить и, не увидев нигде вешалки, протянула мне. Я положил ее на столешницу и пригласил Марию Юрьевну сесть рядом с собой у пульта. Она села, отодвинувшись от меня к краю дивана.
- Вам удобно сидеть? - поинтересовался я.
- Да так, ничего. Вот только жестковато немножко и поближе бы к столу, чтобы удобно руки положить.
- Сейчас все будет, как Вы пожелаете, - сказал я и, положив руку на столешницу, мысленно дал соответствующую команду.
- Ай! Ха-ха-ха! - кокетливо взвизгнула она со смехом, почувствовав, что сиденье под нею внезапно придвинулось к столешнице, размягчилось и просело под тяжестью ее тела. - Что это, землетрясение, что ли?
Я тоже засмеялся и пояснил:
- Какое там землетрясение, это диван под Вас подстраивается.
- Да перестаньте Вы надо мной насмехаться! Как может он под меня подстраиваться? - сказала она, кокетливо поведя плечом, и ее пышная грудка соблазнительно подпрыгнула.
- Как видите - может. А теперь смотрите вон туда, - указал я кивком на стенку между окнами.
- Ну, смотрю. Оттуда что, птичка вылетит?
- Не исключено, что и такое случится, - сказал я вполне серьезно и отдал команду на открытие выхода. - Да Вы смотрите, не отвлекайтесь. А то самое интересное пропустите.
В этот момент на стене образовался туманный овал. Потом он дрогнул, стенка в этом месте постепенно сделалась прозрачной, истончилась и в конце концов исчезла. На ее месте остался открытый овальный проем, из-за которого повевал легкий ветерок, доносились резкие крики птиц, стрекот и скрежет насекомых, шелест листвы, рокот отдаленного морского прибоя и благоухание утренних цветов.
- Вот это да! - восхитилась она. - Я думала, что это глухая стенка, а там открытое окно наружу. Как Вы это делаете?
- Потом объясню, - сказал я, опуская из выходного проема стремянку. - Теперь я Вам предлагаю переодеться вот в это и переобуться в кроссовки. Надеюсь, это Вам подойдет. Вы переодевайтесь здесь, а я это сделаю на свежем воздухе. Учтите - там экваториальная жара.
Она непринужденно хихикнула. Я положил на столешницу пульта штормовой костюм и пару новеньких кроссовок, которые накануне специально приобрел в спортивном магазине. Она удивленно смотрела на предложенную мной одежду и обувь и недоуменно молчала. Потом спросила:
- А зачем этот фокус с переодеваниями? Зачем мне чужая одежда? Я так выйду.
- Мария Юрьевна, доверьтесь мне. Вы же теперь понимаете, что я не псих и Вас не обманываю. Это совершенно новая одежда, и она теперь Ваша. Я специально оставил ее в магазинной упаковке. Посмотрите сами - там чеки и фирменные ярлыки. Переодевайтесь, пожалуйста, - постарался я сказать так, чтобы это звучало как можно мягче, и спустился по стремянке вниз.
Я спокойно переоделся, переобулся в кроссовки и уже завязывал на голове бандану, когда сверху услышал непривычно громкий голос Марии Юрьевны.
- Артем Тимофеич! Арте-о-ом Тимофе-е-и-и-ич! - кричала она панически.
- Что?! Что такое?! В чем дело?! Я сейчас! - ответил я в испуге и поспешил подняться по стремянке, забыв о своем возрасте.
Одетая в джинсы и штормовку, она стояла, опершись на стенку у самого выхода, и смотрела на меня округленными от страха глазами, словно затравленная дикая кошка. Зрачки были настолько расширены, что ее обычно спокойные серые глаза казались черными, как угли.
- Вход, по которому мы вошли, пропал! Там теперь просто стенка! Я все ощупала - даже малейшего намека и на щелочку нет!
Фу, ты! Я рассмеялся.
- Не паникуйте, Мария Юрьевна. Вы же недавно удивлялись, когда выход наружу открылся на месте сплошной стенки. Так что все будет в порядке - точно так же мы откроем вход в мой подвал, когда будет нужно.
- Когда будет нужно?! Вы же сказали, что я могу вернуться в любое время, а сами отрезали мне обратный путь! Что это значит?! Откройте сейчас же! Я хочу домой!
- Да успокойтесь Вы, наконец. Никто Вас здесь насильно не удерживает. Это Вы сами себе внушили. Я могу открыть вход в подвал, но тогда закроется выход наружу. Смотрите, - сказал я и с досадой втащил стремянку в помещение шлюза.
Мария Юрьевна стояла в оцепенении, ошалело блуждая взглядом вокруг. Когда я открыл, наконец, вожделенный выход в подвал, она вздохнула с явным облегчением и тут же проворно в него юркнула словно мышка. Я вышел вслед за нею, кляня себя за непродуманные действия. Она остановилась у верстака, механически включила привинченную к нему рабочую лампу и осмотрелась. Осознав, что мы снова находимся в подвале, немного успокоилась. На ее женственном лице снова заиграла теплая улыбка. Тихим, слабым голосом она промолвила, виновато опустив глаза:
- Простите меня ради Бога, Артем Тимофеич. Сегодня я как во сне. Сначала мы с Вами пьем необыкновенно вкусный чай, беседуя на темы христианских праздников. Потом Вы необычно шутите, предлагая загадочное путешествие к морю, приглашаете среди ночи в погреб, затем мы входим в странное помещение, откуда в глухой стене сам собой открывается выход в таинственную утреннюю мглу. Неожиданно Вы предлагаете мне переодеться в туристскую одежду, чтобы куда-то идти. А я, как под гипнозом, слепо, бездумно выполняю все Ваши непонятные приказания. Как полоумная. Ведь я, собственно, Вас совершенно не знаю... И вдруг я обнаруживаю, что отрезана от дома глухой стеной. Ужас! Паника! Так много странного в один вечер.
- Но ведь вечер сегодня не обычный, а рождественский, - попытался я развеселить ее шуткой. - Сегодня происходят чудеса.
Она улыбнулась и покачала головой.
- Поистине, столько чудес может случиться только в рождественский вечер. Словно в какой-нибудь таинственной сказке Эрнста Гофмана. Вы для меня вообще загадочный человек, и я не знаю, восхищаться Вами или бояться Вас, - призналась она.
- Не нужно ни того, ни другого. Давайте, наконец, осуществим то, что вознамерились.
При этих словах я указал на открытый выход в шлюз. Мария Юрьевна задумалась. Потом выставила категорическое условие:
- Хорошо, но пусть выход домой остается все время открытым.
- Это невозможно, - возразил я, опасаясь, что она не поймет. - Программа обслуживания входов такова, что при открывании одного из них другой закрывается и блокируется. Иначе возникали бы специфические проблемы.
- Что за чепуха! Какие еще такие специфические проблемы?
- Разность давлений воздуха, например. Если она окажется существенной, возникнет такой ветер, что сметет тут все вместе с нами, - пояснил я без надежды на успех. - Как в аэродинамической трубе.
- Опять у Вас загадки. Мистика какая-то. Откуда тут разность давлений...
Она начала бессмысленно крутить ручку тисков. Докрутив до упора, оперлась на нее и скорее прошептала, чем сказала:
- Странно. Однако при всей этой несуразице мне почему-то вопреки всякой логике хочется Вам верить. Хочется узнать, что же кроется за всеми этими загадками, ребусами да шарадами. Будь что будет - ведите меня, куда задумали.
Она шлепнула ладошкой по тискам и решительно направилась к шкафу. С легким трепетом сердца, как это бывало в юности, я последовал за нею.