Я вел Марию Юрьевну к морю кратчайшей дорогой - через холм и заросли, затем по звериной тропе к обрыву, чтобы потом спуститься по уступам к пляжу. Слева из-за верхушек деревьев показался краешек ослепительно яркого солнца, пробуждая буйную природу. Утренняя прохлада постепенно сменялась все усиливающимся зноем. Остатки мглистого тумана уползали в низины, словно прячась от первых лучей восходящего солнца, и там растворялись без остатка. Как всегда, в это время воздух наполняли громкий многоголосый птичий гомон, резкие крики зверушек, прячущихся в траве и зарослях, скрип, скрежет, стрекот и жужжание насекомых. Нас атаковали многочисленные нахальные мошки и докучливые мухи, которые вились перед самыми глазами, мешая смотреть и дышать.
Мария Юрьевна шла в двух шагах позади меня, держа в руках пеструю шелковую сумочку. Кажется, женщины именуют такие косметичками. Еще в самом начале похода я предложил ей повязать на лоб хлопчатобумажную косынку, но она предпочла войлочную шляпу-вьетнамку. Кое-как согласилась надеть штормовую куртку, но от штормовых брюк наотрез отказалась. Осталась в своих фирменных джинсах в обтяжку, расшитых темно-лиловыми цветами. Ей и здесь хотелось выглядеть красиво. Купальник она тоже не надела, так как все еще не верила, что скоро окажется на морском берегу. Кроссовки оказались ей чуточку велики, но я все же убедил ее в них обуться, дабы не шагать по бездорожью в модных сапожках на высоких каблучках.
Когда мы поднялись на холм, она оглянулась и замерла в изумлении. Ее взору предстала широкая поляна, заросшая высокой густой травой, в конце которой на пригорке лежал серебристый шлюз, зияющий входным проемом, а дальше стоял густой лес и возвышалась гора, увенчанная снежной шапкой, вокруг которой клубились белые облака. Все было дико, безлюдно и никаких признаков цивилизации.
- Артем Тимофеич... - произнесла она с хрипотцой и облизала пересохшие губы, - а где же наши дома? Елизарово где?
- Далеко. Дальше, чем Вы можете себе вообразить, - спокойно ответил я.
- Пусть так, но все же, куда это вдруг девалось Елизарово?
- Потом объясню, когда Вы немного обвыкнетесь, - успокаивал я ее, как мог. - Так сразу этого не понять.
- Вы волшебник, не иначе. Я верующая, и Вы мне внушаете мистический страх, - сказала она, посмотрев на меня с опаской. - Недавно по телику была передача, где такой солидный дядечка говорил, будто волшебники и колдуны вовсе не выдумка. Тогда я к этому отнеслась скептически, а теперь вот убеждаюсь, что была неправа.
- Вы это серьезно?
- Вполне, - ответила она настолько тихо, что я едва расслышал.
- Какая ерунда! Вы что, все еще не вышли из детского возраста, что до сих пор верите в волшебников?! - возмутился я.
- А как я еще могу объяснить это магическое исчезновение Елизарова? Вот где оно, скажите, где? Я вижу только дикую местность: поляну, лес, горы. Откуда они взялись? Или то, что сейчас, - она отдернула рукав штормовки и посмотрела на часы, - без двадцати одиннадцать ночи, а над нами встает солнце? Как я могу логически объяснить то, что сейчас, в конце декабря, никуда не уезжая, мы попали в самое настоящее лето? Как у Маршака в "Двенадцати месяцах". И что это за круглая машина, из которой мы только что вышли?
- В этом нет ничего мистического. А вон та штука, что Вы назвали круглой машиной, это шлюз, через который мы перешли сюда из Елизарова.
- Опять Вы говорите загадками. Я в шоке от всего происходящего.
- Следуйте моим советам, и все будет нормально. Вот я Вам предлагал надеть штормовые брюки, а Вы не послушались, остались в своих пижонских джинсах. И что теперь? Ваши ноги мокры от росы выше колен. Новенькие джинсы забрёханы вконец, - пожурил я ее.
- Это мелочи, - сказала она, мимоходом взглянув на мокрые джинсы. - Постираю, если вернусь домой.
- Если вернетесь? А куда же Вы, миленькая, денетесь? - пошутил я.
Она сняла "вьетнамку", белоснежным носовым платком протерла глаза и стала промокать пот, обильно выступивший на раскрасневшемся от жары лбу, на щеках и шее.
- Послушайтесь хоть на этот раз, не пижоньтесь - повяжите на лоб косынку. Тогда пот не будет заливать глаза, - посоветовал я.
Она не противилась, послушно взяла из моих рук мягкую хлопчатобумажную косынку и привычным движением повязала вокруг головы.
- Ну как? - спросила она, кокетливо подбоченясь. - Похожа на тетю Мотю из подворотни?
- Поверьте, Вам очень к лицу, - сказал я вполне искренне.
- А Вы в своей портупее с кинжалом, топором и этим ружьем - ни дать, ни взять, Верная Рука - друг индейцев от Карла Мэя.
Наконец, мы вошли в заросли и двинулись по тропинке, иногда нагибаясь под нависающими ветками деревьев. Время от времени мне приходилось взмахивать топориком, чтобы срубить мешающий побег или лиану. Я теперь не был столь беспечным, как раньше. Охотничий нож и гарпунное ружье были при мне, и я в любую минуту готов был пустить их в ход, чтобы защитить себя и свою спутницу.
Мария Юрьевна вроде перестала нервничать и начала обращать внимание на невиданную растительность и местную фауну. Особенно ее удивляли лианы, опутавшие, казалось, все деревья и свисавшие над нашими головами.
- А что это за гул стоит все время? - неожиданно спросила Мария Юрьевна.
- Морской прибой. Здесь море всегда шумит.
- Да будет Вам меня разыгрывать! Не думайте, что я совсем уж бестолковая. Прибой шумит не равномерно, а накатами, - возразила она.
- Это когда находишься у самого берега. А издали шум всех волн сливается в единый рокот.
Мы вышли к краю обрыва, и я обратил ее внимание на открывшийся вид морского простора:
- А вот и море. Пойдемте вниз, к прибою. Там изумительный пляж. Только осторожно. Держитесь подальше от края и следите, чтобы не поскользнуться.
- Ой... и вправду море! Настоящее море! Ну и чудеса! А я было подумала, что это такая широкая долина, и по ней туман стелется. И пахнет тут морем! Как в Батуми или в Поти.
Мы не спеша спускались, сходя с уступа на уступ.
- Не становитесь на наклонные камни - с них можно соскользнуть вниз, - предостерег я ее.
- Что же я, по-вашему, совсем дурочка из переулочка? Не понимаю таких простых вещей? - возмутилась Мария Юрьевна.
- Не обижайтесь. В таких делах лучше перестраховаться. Если почувствуете, что съезжаете вниз, хватайтесь за траву, кусты, за что сможете, - добавил я.
- Ой! Смотрите, какая ящерка большущая! Вся разноцветная, радужная. И гребешок вдоль хребта! - по-детски восторженно воскликнула она, увидев диковинную представительницу местной фауны, неподвижно застывшую на уступе.
Мария Юрьевна протянула было к ней руку, чтобы погладить, но ящерица приподнялась на лапах, раздула на щеках голубые мешки, ощетинила на спине бахромчатые отростки, раскрыла рот и злобно зашипела. Мария Юрьевна в испуге отдернула руку и резко отпрянула, едва не сорвавшись вниз. Но я вовремя подхватил ее под руку.
- А-яй! Какая злющая! Такая если схватит, то и палец оттяпает, - заключила Мария Юрьевна.
- В два счета оттяпает. Ради Бога, не трогайте здесь никаких животных. Кто знает, чего от них можно ожидать?
- А эта ящерка ядовитая?
- Вполне возможно, что и ядовитая.
Мы, наконец, спустились на песчаный пляж, испещренный следами местных обитателей. В тени знакомого раскидистого куста я с облегчением сбросил рюкзак. Расстелив подстилку, разделся и пошел доставать маски для ныряния с дыхательными трубками и ластами, спрятанные заблаговременно под кустом. Мария Юрьевна села в тени на песок и словно завороженная стала смотреть, как полутораметровые волны с шумом обрушиваются на берег и стремительно откатываются обратно в море. Я протянул ей комплект подводного снаряжения.
- Вот Ваш комплект номер один. Подгоняйте под себя крепления. Сейчас пойдем нырять.
Она приняла его из моих рук и положила на разостланную подстилку.
- Так пить хочется... - сказала она, с трудом проглотив слюну.
Я достал из рюкзака трехлитровую полиэтиленовую баклажку и пластиковый стакан.
- Держите. Сейчас налью.
Она единым духом осушила полный стакан.
- А можно еще?
- Отчего же нельзя? Пейте на здоровье, да пойдем в воду. Вы хотели к теплому морю на горячий песочек? Пожалуйста, милости просим. Вот что значит загадать желание в рождественский вечер, - сказал я, вторично наполнив стакан.
Она с наслаждением выпила все до капли, поставила стакан на подстилку и достала из косметички носовой платочек.
- До чего же вода вкусная, когда жажда мучит! И нет ей никакой замены. А когда пить не хочется, то ничего особенного - вода как вода, она и есть вода, - сказала Мария Юрьевна, промокая губы платочком. - Вы идите, купайтесь, а я посижу в тени на подстилочке.
- Как?! Вы же так мечтали о море! Собственно, ради этого я Вас сюда и привел, - удивился я.
- Понимаете... м-м-м... я не одета соответственно... - растерянно сказала она. - Если бы я знала, что все это и вправду...
- Да я захватил с собой для Вас купальник! Ведь я, в отличие от Вас, не сомневался, что мы придем к морю.
Я порылся в рюкзаке и протянул ей закрытый купальник, запечатанный полиэтиленовый пакет.
- Надевайте. Новенький, прямо из магазина. Безразмерный. Надеюсь, Вам понравится. Ну, хотя бы в первом приближении. А если Вы его сочтете не очень красивым, то это не беда - здесь Вас в нем все равно никто не увидит. Кроме меня, конечно. Но я не в счет. Для меня Вы всегда будете красавицей. Идите за куст, переодевайтесь. Обещаю не подглядывать. Буду сидеть к Вам спиной.
Она благодарно улыбнулась.
- Спасибо огромное. Признаюсь честно: я про себя уже сожалею, что не послушала Вас и отказалась от купальника там, в этой Вашей круглой машине. Была убеждена, что Вы меня разыгрываете как какую-нибудь глупенькую девчонку.
Она распечатала пакет, вынула купальник, подняла за плечики, повертела перед собой так и сяк во все стороны, неопределенно хмыкнула и пошла переодеваться.
От маски ныряльщика с трубкой она отказалась, поскольку никогда ими не пользовалась. А вот ласты надела с удовольствием. Я же облачился в полный комплект, ибо знал, что здешнее море преподносит иногда сюрпризы, и в целях безопасности нужно постоянно быть начеку, видеть обстановку как над, так и под водой. Нож и подводное ружье я тоже прихватил с собой в воду с той же целью, что вызвало недоумение моей спутницы.
- Вы намереваетесь охотиться? А я думала, Вы поплаваете со мной, - сказала она, недовольно сдвинув брови.
- Поплавать с Вами - это главное, ради чего я иду в воду. Не скрою: все, что с Вами связано, мне очень приятно. Однако чем черт не шутит? Вдруг какая приличная рыба рядом окажется? - солгал я из опасения ее напугать.
Несмотря на мощный прибой, вода была теплой и прозрачной, как слеза. Мария Юрьевна оказалась классной пловчихой, и мне пришлось напрячься, чтобы плыть вровень с нею, не отставая ни на метр. Правда, мне мешало, болтающееся за спиной, подводное ружье, но оставлять его на берегу было бы с моей стороны безрассудно. Отплыв от берега метров на пятьдесят, я повернул налево. Но Мария Юрьевна продолжала плыть в прежнем направлении.
- Мария Юрьевна! Дальше не нужно! Поплывем вдоль берега! - выкрикнул я, подброшенный волной.
Она оглянулась и помахала рукой, улыбаясь. Мне казалось, что я не вижу ничего, кроме ее ослепительной улыбки. Хотелось плыть вслед за нею, резвиться, нырять и кувыркаться в страстной игре, как когда-то в юности. Но голос разума вынуждал меня оставаться серьезным.
- Дальше не отплывайте! Этот пляж дикий. Службы спасения здесь нет. В случае чего, помочь некому! - кричал я.
- А я люблю заплыть подальше! Всю жизнь плаваю, и никогда еще не прибегала к услугам спасателей. Поплыли, мы же вдвоем! - звала она, обуреваемая спортивной страстью.
- Поплыли, но только вдоль берега.
Она неохотно подчинилась. Мы плыли молча, время от времени встречаясь взглядами. При этом она улыбалась, а я не уставал любоваться ее обворожительной улыбкой и по-мальчишески млел. Проплыв пару сотен метров, мы повернули обратно. Доплыв до нашего лагеря, мы, не сговариваясь, направились к берегу. Был прилив, и течение само принесло нас к полосе прибоя. Перебравшись через нее, мы вышли на берег и остановились на мокром песке, куда изредка докатывались ослабевшие волны. Крабы, возившиеся неподалеку, завидев нас, разбегались в разные стороны. Мария Юрьевна стояла, отогреваясь на солнце, и отжимала волосы.
- Ха-ха, - засмеялась она, - конец моей укладке, ради которой я сидела в нашей парикмахерской.
- Не беда. Пляж на теплом море и жаркое солнце посреди зимы стоят того.
Словно не услышав моих слов, она сказала:
- Сколько крабов! И все такие разные: черные, красные, серо-зеленые. Вон даже синий бежит. Вот это да! В жизни таких не видела! Смотрите, какой большущий из воды вылез! Такого и не сваришь - ни в какую кастрюлю не влезет!
Я направился к группе валунов, уже наполовину затопленных приливом, и жестом пригласил ее следовать за мной.
- Смотрите сюда, - указал я на узкую протоку между валунами. - Видите?
- Вижу. Что это за каракатицы? Такие огромные, и лапками перебирают, как будто пешком ходят! А вон еще! Да их тут видимо-невидимо! - восторженно воскликнула она. - Прозрачные, как из бирюзового хрусталя!
- Помните креветок, которыми я Вас угощал? - напомнил я, смеясь.
- Ой! Конечно же! А я думаю, где я видела нечто подобное? Так вот откуда Вы их таскаете! Да если их здесь промышлять, можно неплохие деньги заработать. Что если попробовать? - предложила Мария Юрьевна.
- В принципе, можно и попробовать, - согласился я без особой заинтересованности.
- Они кусаются?
- По-моему, кусается все, когда речь идет о жизни и смерти.
Она снова вышла на мокрый песок и остановилась, повернувшись спиной к солнцу, чтобы поскорее отогреться. Крупные капли воды дрожали на ее белом, несколько полноватом теле, искрясь как бриллианты всевозможными цветами. Я стоял в двух шагах от нее, наблюдая за волнами прибоя, и время от времени оборачивался, чтобы украдкой полюбоваться ею.
Вскоре я обсох, и солнце снова начало жечь мне спину. А Мария Юрьевна вообще впервые оказалась на солнце через четыре месяца после окончания лета.
- Пойдемте в тень, а то обгорите, - предложил я.
- Я не обгораю, - возразила она. - У меня кожа смуглая.
- Здесь Вам не Елизарово, даже не Крым и не Кавказ. Тут солнце злое, экваториальное, - разъяснил я.
Войдя в тень, я на всякий случай поднял и встряхнул подстилку: Бог его знает, что под нее могло заползти. К счастью, там ничего опасного не оказалось. Я снова расстелил подстилку на песке и полез в рюкзак за съестным.
- Давайте чего-нибудь перекусим, - предложил я.
- Интересно, который сейчас час? - поинтересовалась Мария Юрьевна. - Есть и вправду хочется.
Я вынул из рюкзака часы и посмотрел на циферблат.
- В Елизарово тридцать пять третьего ночи. Подкрепимся, чем Бог послал.
Я положил на подстилку пачку бумажных салфеток и продукты: несколько яиц, сваренных вкрутую, бутерброды с сыром и копченой колбасой, четыре куска жареной рыбы, банку шпрот, пару соленых огурцов, нарезанный батон, баночку с солью и два апельсина. Пока я открывал шпроты, Мария Юрьевна, разрезала надвое огурцы и разложила колбасные кружки на ломтики батона. Я расколотил о камень яйцо, очистил от скорлупы и положил на салфетку перед Марией Юрьевной. Она укоризненно посмотрела на меня и вежливо отодвинула предложенное угощение.
- Сейчас рождественский пост, Артем Тимофеевич.
Она взяла половинку огурца, с хрустом откусила кончик и принялась за рыбу. Мы быстро умяли все, что лежало на подстилке, и запили водой. Вода была теплой и отдавала пластиком, но все равно мы пили ее с превеликим удовольствием.
Все, что осталось после трапезы, я завернул в бумагу, чтобы сжечь перед уходом. Органически ненавижу мусор, остающийся после вылазок, и всегда тщательно убираю за собой.
Мы еще раз окунулись в море, обсохли и, когда я передвинул подстилку дальше в тень, Мария Юрьевна без лишних церемоний прилегла на нее, подложив руки под голову.
- Ложитесь рядышком, я немного потеснюсь. Ваша подстилка широкая. Места на двоих вполне достаточно, - сказала она, сладко зевнув.
Немного удивленный такой непосредственностью, я последовал ее предложению и лег рядом на спину. Чтобы защититься от нахальных насекомых, мы накрылись общей простыней, поскольку второй у меня не было. Над нами шумел листвой пышный куст, а дальше синело безоблачное небо, в котором носились крикливые птицы самых разных мастей. Меня убаюкивал плеск волн, мерно набегающих на песчаный берег и, журча, сбегающих обратно в море. А у моего бока тихо посапывала Мария Юрьевна. Ее соседство будоражило мое воображение и учащало сердцебиение - так давно я не был столь близко от женщины. Но я не хотел позволять себе чего-то лишнего, чтобы не испортить наших отношений. Захотелось закрыть глаза. Я не стал противиться этому желанию, ибо лежать с закрытыми глазами мне было гораздо комфортнее, нежели с открытыми. В самом деле, почему бы немного не прикорнуть?
Рядом что-то стучало - ритмично и глухо. Я почему-то решил, что это откуда-то доносится стук топора дровосека. Время от времени стук сменялся коротким треском, потом следовала небольшая пауза, а затем звуки повторялись все в той же последовательности. Тук! Тук! Тук! Тррр! Пауза. Тук! Тук! Тук! Тррр! Пауза. Мне было бы совершенно наплевать на эти звуки, если бы они не мешали спать. Я хотел абстрагироваться от них, но они все навязчивее вламывались в мое сознание, все дальше отгоняя крепкий и сладкий сон. Тук! Тук! Тук! Тук! Тррр!
Я с трудом открыл глаза и тут же в испуге вскочил на ноги. Сон отлетел, как по волшебству. В нескольких метрах от меня огромная птица, сидя на спине краба, размером с таз, терзала его плоть. Тук! Тук! Тук! Мощные удары крепкого клюва, словно топор, рассекали крепкий панцирь. Тррр! Птица оторвала кусок панциря и, задрав кверху клюв, проглотила его целиком вместе с приросшим мясом. Опустив клюв в дыру, проклеванную в панцире, птица выклевала белую студенистую мякоть и снова принялась долбить панцирь. Тук! Тук! Тук! Тррр!
Я инстинктивно схватил лежавшее неподалеку подводное ружье и снял с предохранителя. Птица подозрительно посмотрела на меня и на несколько секунд замерла. Но, видимо, решив, что я для нее не представляю серьезной опасности, продолжила потрошить свою добычу. Птица как близнец походила на тех, что два месяца тому назад там, наверху убили горного барана. Быть может, это как раз и была одна из них. Глядя на толстые когтистые лапищи, я представил себе на мгновение, что могло бы случиться, если бы эта птица напала не на краба, а на беспечно уснувших нас с Марией Юрьевной. Ведь на мне лежала ответственность еще и за ее безопасность. Несмотря на убийственную жару, по моей спине пробежал озноб. Стоило такой птице вцепиться когтями в шею человека, тем более беззаботно спящего, и жертве наверняка не выжить. Глядя на ружье, я внезапно осознал всю свою беспомощность перед этой могучей птицей, тем более, если их будет несколько. Ведь из него можно было выстрелить всего один единственный раз. А что потом? Топор и нож тоже мало помогут при нападении подобных хищниц и других крупных тварей. Мне бы хорошим ружьецом обзавестись, но процедура его официального приобретения казалась мне безумно сложной. Все же в этих необжитых местах надо более серьезно подумать о средствах самозащиты. Было бы неплохо иметь при себе мощное копье. Оно мне представлялось гораздо эффективнее моего нынешнего арсенала. Даже против крупных хищников. Ходят ведь на медведя с рогатиной.
Да, черт возьми, опять я преступно забыл об осторожности! Как видно, присутствие столь соблазнительной женщины вконец расслабило меня и непозволительно усыпило мою бдительность.
Мария Юрьевна безмятежно спала, подложив ладони под щеку. Ее вовсю атаковали мухи, москиты и другие насекомые, но спала она так крепко, что никак на них не реагировала.
Мои часы показывали полдесятого утра. Ничего себе прикорнул!
Тень от куста сместилась к востоку, и солнце подобралось к нашей подстилке. Но Мария Юрьевна могла еще некоторое время поспать в тени, и я хотел обеспечить ей такую возможность. От раскаленного песка пышело жаром как от мартеновской печи. Тем не менее, дышалось на удивление легко. Я истекал потом и залпом выпил половину оставшегося запаса воды. Хотелось окунуться в море, но оставить без присмотра свою спутницу, пока рядом кормится эта хищная птица, было бы рискованно.
Солнце уже миновало на небосводе верхнюю кульминацию и пошло на снижение. Прилив закончился. Отлив был в полном разгаре. Море отодвинулось к горизонту, обнажив широкую полосу мокрого песка и камней, отороченных темно-бурой прерывистой линией, образованной ворохами выброшенных волнами водорослей, источающих своеобразный терпкий запах. Среди них копошились разномастные птицы, крупные и мелкие ящерицы, крабы и еще какие-то животные, выискивая запутавшихся рыбок, креветок, червей и моллюсков.
От сильной жары Мария Юрьевна инстинктивно сбросила с себя махровую простыню, которую я взял для нее, чтобы вытираться после купания, а потом использовал как покрывало.
Я смотрел на спящую Марию Юрьевну с диким вожделением и изнывал от истомы. Хотелось на нее накинуться, сорвать купальник и овладеть ею, несмотря ни на какие последствия.
Ценой невероятных волевых усилий мне удалось подавить это желание. Но я знал, что с постоянным столь назойливым искушением бороться бесполезно. Так или иначе, оно все равно когда-нибудь возьмет верх, улучив удобный момент. Я в этом неоднократно убеждался. Да... нужно как следует подумать, что делать дальше. Если она не согласится на близкие отношения, я вынужден буду прекратить наше общение, пока это возможно без скандальных последствий. Впрочем, есть одно "но" - ей известна тайна открытого мной мира. Правда, поверить в это очень даже непросто.
Я снова накрыл свою спутницу, чтобы защитить от насекомых.
Тем временем птица, с которой я не сводил глаз, закончила трапезу и, взмахнув могучими крыльями, поднялась в воздух, оставив на песке расклеванного краба, вернее, то, что от него осталось. На него тут же жадно набросились неприхотливые мухи, ящерицы, черепахи и прочие любители падали. Сделав над нами круг, птица несколько раз издала пронзительный звук, похожий на милицейский "сверчок", и на широко раскинутых крыльях поплыла в сторону лагуны. Было удивительно, что такая огромная и грозная птица издает столь высокие переливчатые трели и грациозно парит в воздухе.
Мария Юрьевна вздрогнула во сне и, рефлекторно смахнув со щеки муху, неожиданно подхватилась. Сидя на подстилке, она спросонок терла глаза и тревожно озиралась по сторонам. Придя, наконец, в себя, она в испуге спросила:
- Что случилось? Почему свистела милиция?
Я улыбнулся.
- Да здесь и духу нет никакой милиции. Это вон та птица, что летит вдоль берега, кричала как милицейский свисток, когда пролетала над нашими головами.
Она посмотрела вслед удаляющейся птице.
- Вот это птичка! С меня ростом, наверное.
- Да нет, чуточку поменьше, - успокоил я ее.
Она промокнула простыней выступивший на лице пот.
- Ну и жарища! А который час?
Я вынул из кармашка рюкзака часы и посмотрел на циферблат.
- В Елизарово пять минут одиннадцатого утра.
- Вот это да! - всполошилась она. - Мне же в десять должны были звонить, а меня дома нет. Как я теперь оправдаюсь?
- Да успокойтесь Вы, Мария Юрьевна. Вы же не напроказившая школьница, в конце концов, и не на службу Вам, - попытался я ее успокоить. - Скажете, что так обстоятельства сложились - вот и все.
- Понимаете, это серьезно и строго.
- Вас контролирует ревнивый мужчина? - неудачно пошутил я.
Она с досадой махнула рукой.
- Да нет у меня никакого мужчины!
- Тогда кто вправе требовать от Вас каких-либо оправданий?
Она внезапно изменила тему разговора.
- Ужасно пить хочется... У нас вода есть еще?
Я достал баклажку с остатками воды и протянул ей. Сидя на подстилке, она жадно глотала теплую, отдающую синтетикой воду, а я любовался женственными линиями ее тела, еще не утратившего привлекательности.
- Ой, я почти все выпила... - спохватилась она.
- Вот и отлично. Спокойно допивайте до конца.
- А как же вы?
- Обо мне не беспокойтесь. Во-первых, я только что попил. Как раз перед Вашим пробуждением. А во-вторых, сейчас мы окунемся в море, и я отведу Вас к холодной и вкусной воде, - пообещал я и протянул ей кроссовки.
- Зачем они мне? - искренне удивилась она. - Мы же в море идем.
- Обувайтесь. Песок сейчас очень горячий. Как в пустыне Сахара, а то и того более. Пока мы дойдем до воды, Вы ноги до пузырей обожжете.
Оставив обувь у кромки мокрого песка, мы пошли к отступившей полосе прибоя босиком по разогретому на солнце тонкому слою осклизлого ила, подернутого светло-зеленой тиной. Ил шевелился от копошащегося в нем великого множества мелких крабов, многоножек и прочей живности. Море было теплым и на удивление спокойным.
Поплавав с полчаса, мы вернулись к лагерю. Я бросил ружье на подстилку и перетащил ее в сместившуюся тень. Мария Юрьевна остановилась на солнцепеке, подставляя спину горячим лучам.
- Оденьтесь, обгорите ведь.
- Да я ненадолго. Только отогреюсь немножко, - оправдывалась она.
Я протянул ей штормовку.
- Наденьте. Вы уже и так покраснели, как рак. Собирайтесь. Пойдем к холодной пресной воде.
Она отрицательно покачала головой.
- Нет. Это в другой раз. А сейчас пойдемте домой. Я очень волнуюсь, что там без меня творится.
- Куда Вам спешить? Вам же не на службу. Вы, к тому же, говорили, что живете совсем одна.
Несколько минут Мария Юрьевна сидела молча. Потом сказала:
- Ну, знаете... Может, например, позвонить сын.
Она достала из косметички мобильный телефон, нажала кнопку вызова и приложила к уху. Я отвел ее руку и ткнул пальцем в экран мобильника.
- Видите - сигнал базовой станции отсутствует. Так что звонить бесполезно.
- Интересно, почему? Сейчас ведь откуда угодно позвонить можно.
- А отсюда нельзя. И неизвестно, будет ли это вообще когда-нибудь возможно.
- Опять загадка.
Я предпочел промолчать, хотя понимал, что это немного нетактично.
- Тогда тем более нужно идти домой, - сказала она без намека на сомнение. - Только... перекусить бы чего-нибудь.
- К сожалению, у нас все съедено и выпито. Если бы мы пошли к пресной воде, - я указал в сторону лагуны, - я бы Вас накормил через полчаса после прихода. Там, в просторной пещере, у меня есть походная газовая печка, кое-какая посуда, инструменты. Ну, там... еще кое-что. Предлагаю сейчас же туда отправиться.
- Нет-нет! - запротестовала она. - Как-нибудь потом. Мне нужно домой. Вы говорили, что я могу уйти, когда захочу. Помните?
- Конечно. Вы в любое время вправе это сделать.
- Тогда собираемся. Пожалуйста, отведите меня домой - сказала она тоном, не терпящим возражений. И после небольшой паузы, улыбнувшись, добавила: - Ничего не поделаешь - придется возвращаться натощак.