Чтобы внезапно вошедший в комнату не мог видеть, чем я занимаюсь, я уселся на кровать спиной ко входу и, достав шпильку, попытался открыть замок наручника. Но тщетно. Кончик беспомощно царапал по твердому металлу. Только один раз мне удалось задеть какой-то механизм, что также не дало желаемого результата. Я чувствовал, что устал и не способен довести дело до конца. Нужно хоть немного поспать, а потом продолжить попытки освободиться от проклятого браслета. Повалившись на кровать, я тут же уснул, несмотря на тревожное состояние.
Проснулся я оттого, что кто-то мне зажал рот. Открыв глаза, я увидел перед собой в полумраке лицо Леонида. Зажимая мне рот, он одновременно приставил к губам указательный палец.
- Артем Тимофеич... тихо... Тихо, пожалуйста. Я пришел помочь Вам, - произнес он еле слышным шепотом.
Он убрал руку с моего рта, чтобы я мог говорить.
- Чем? Чем ты можешь мне помочь? - спросил я, не веря в собственную удачу.
- Тихо, пожалуйста. Шепотком говорите. Я помогу Вам уйти отсюда.
- Минутку. Сейчас я попытаюсь расстегнуть Ваш браслет.
Он достал из кармана женскую приколку для волос, сунул ее кончик в отверстие для ключа, сделал несколько движений и надавил на что-то внутри. Неожиданно приколка, треснув, разломилась надвое.
- Твою мать! - выругался он, ища в постели обломки. - Но ничего, этим обломком тоже можно попытаться открыть.
Однако обломок был слишком короток, и у Лёни ничего не получалось. Он с остервенением ковырял в замке, но безуспешно.
- Нет, зараза, короткий. Что бы такое придумать? - нервно сказал он, отчаянно пытаясь найти выход из создавшегося положения. - Посмотрим на столе, быть может, там ненароком что-нибудь такое завалялось.
- Лёня, а вот это не подойдет?
Я протянул ему Мариину шпильку. Он тут же схватил ее и, рассмотрев в тусклом свете керосиновой лампы, прошептал:
- Артем Тимофеич, да это же то, что доктор прописал!
- Я уже пробовал ею открыть - ничего не получилось.
- А у меня сейчас получится. Я же механик и знаю, как этот замок устроен. Вот, смотрите.
Леонид сдавил кончик шпильки зубами и чуточку изогнул, потом еще немного.
- Пожалуй, годится.
Сунув импровизированный крючок в отверстие, он ковырнул им раз, другой, потом еще и еще. Я уж было подумал, что у него, как недавно у меня, тоже ничего не получится, но в это время замок щелкнул, и дужка наручника мягко отошла. Освободив затекшую руку, я покрутил кистью, чтобы немного размять.
- Так. Полдела сделано, - удовлетворенно сказал Леонид. - Пускай эта шпилька валяется здесь, чтобы владыка подумал, будто Вы самостоятельно освободились. Правда, он дотошный, настойчивый и беспощадный. Страшный человек.
Я кивнул в знак согласия и уже раскрыл рот, чтобы спросить, почему он служит такому негодяю. Но Лёня перебил меня.
- Артем Тимофеич, у нас очень мало времени. Пожалуйста, возьмите свои вещи со стола. И шляпу мою широкополую, думаю, она Вам лишней не будет. Теперь выслушайте меня, не перебивая. Дальше будете действовать самостоятельно.
- Я готов, Лёнечка, - сказал я, пристегнув к поясу топорик и нож.
- Часы и зажигалку не забудьте. Возьмите и мою в придачу - огонь всегда может понадобиться. Теперь слушайте мое напутствие.
Сосредоточенно глядя ему в глаза, я старался быть предельно внимательным, чтобы не упустить ни единого слова.
- Так вот, помните тропинку, по которой Вы с Марией поднялись сюда, когда сошли с катера по прибытии?
- Помню, что вела она прямо к порогу...
- Вот-вот, - скороговоркой затараторил Леня. - Сойдете по ней к воде. Справа в зарослях привязана небольшая лодчонка. Надувная. С мотором. Правда, в баке маловато горючего. Я незаметно пронес, сколько смог. В пивной баклаге. В носовой части найдете немного еды и бутыль с пресной водой. Если все пойдет по плану, Вам этого хватит, чтобы добраться до шлюза. Швартовочный линь просто дернете за конец, и узел развяжется. Как можно тише, на веслах, выйдете в открытый океан и возьмете курс направо, на восток. Мотор запустите, когда пройдете второй отрог. Оттуда его в деревне не услышат. Океан не очень спокоен - дует северный ветер, будет гнать Вас к берегу. Держитесь от него на расстоянии метров сто или двести. Рифов и шхер на этом участке нет. Горючего Вам до шлюза не хватит, но постарайтесь дотянуть до восточной оконечности острова. Дальше, когда повернете к западу, океанское течение бесплатно донесет Вас до подъема к шлюзу. Берег Вы в том месте знаете.
- А если погоня?
- До утра вряд ли обнаружат Ваше исчезновение, а лодки хватятся еще позже. За это время Вы должны успеть добраться до шлюза. А погоню могут выслать только по морю - Вам вслед. Через остров не пройдут. Прислушивайтесь - услышите за кормой мотор, постарайтесь где-нибудь укрыться в скалах или зарослях. Таких мест на южном берегу предостаточно. Вы все поняли? Вопросы имеются?
- Конечно. Почему ты не уйдешь со мной? Вдвоем это легче. Зачем тебе этот мерзавец Кирилл?
- А жена? А дочь? Он же тогда угробит их!
Снаружи донесся собачий лай.
- Тсс... - Леонид приложил палец к губам. - Я выйду - посмотрю, что там побеспокоило пса. Если что, притворитесь, будто Вы спите. Только бы не Олег вернулся...
Он вышел, а я улегся на кровать, прикрылся курткой и, прищурив глаза, напряженно наблюдал за дверью. Обойдя ближайшие окрестности, Леонид вскоре вернулся.
- Там все спокойно. Очевидно, пес услышал какого-то зверя в кустах. Поднимайтесь, пойдем тихонько.
Леонид говорил спокойно, но в его голосе и в каждом жесте чувствовалось огромное напряжение. Мое сердце колотилось так, словно готово было выпрыгнуть наружу. Мы вышли из помещения, и я в нерешительности остановился.
- А собака эта не нападет?
- Нет. Успокойтесь. Она надежно привязана.
Я не мог удержаться, чтобы не спросить:
- Почему ты так Олега испугался?
- Потому что он тоже страшный человек. У владыки от закона скрывается, тяжкое преступление совершил.
- А ты как в их компании оказался?
- На бизнесе прогорел, без жилья остался. Владыка приютил меня с семьей, работу и хату дал. Этим и купил.
- А как с ним Мария связалась? - полюбопытствовал я напоследок.
- Вы что, сами не знаете? Она в депрессию впала - муж оставил. Стала брошенкой, отчаялась. Владыка помог ей почувствовать себя кому-то нужной, работу дал, - он замолчал и вернулся к делу первостепенной важности. - Все, Артем Тимофеич. Времени больше нет. Идите осторожно, ступайте как можно тише. С Богом!
- Ну, спасибо, Лёнечка. Удачи тебе и благополучия.
- Вы вернетесь, Артем Тимофеич? - спросил он дрожащим голосом.
- Непременно. С представителями властей, учеными и милицией. Пока, дорогой мой спаситель. До встречи!
Леонид удержал меня за плечо.
- Погодите минутку. Пожалуйста, огрейте меня на прощанье вот этой дубинкой по голове, да посильнее, не бойтесь.
- Зачем? - искренне удивился я.
- Чтоб отвести от меня подозрение.
Он сунул мне в руки увесистую палку и повернулся затылком.
- Ну, смелее! Да со всей силы!
- Убью ведь...
- Нет, я выдержу. Давайте, на счет три. Раз! Два! Три!
Я ударил его дубинкой наотмашь, и Лёня со стоном повалился на землю. На лице я ощутил капли какой-то жидкости и, вытерев их рукой, при свете звезд увидел, что это Лёнина кровь.
- Отлично... - прошептал он, зажимая рану пальцами. - Теперь идите... прошу вас... скорее...
Спускаясь по тропинке, я слышал позади себя лай собаки, но когда я оказался у берега, он стих. Как и говорил Лёня, справа росло кудрявое дерево, наклонившееся к самой воде. Среди опущенных в нее ветвей к стволу была привязана одноместная надувная лодочка с довольно-таки мощным мотором на корме. Усевшись на банку, я дернул за конец швартова и, подобрав его, оттолкнулся веслом от берега.
В гавани царила полная тишина. Слышался только ласковый плеск волн да шум ночного бриза в листве прибрежной растительности. Казалось, стук моего сердца слышен не только на берегу, но и наверху, в деревне. Был отлив, и течение само выносило меня в океан. Я только иногда работал веслами, чтобы не наскочить на прибрежные камни.
Из-за утеса донесся мерный шум прибоя, и я понял, что доплыл до океана. Пройдя мимо черного утеса, оказался в открытом океане. Ночь была безлунной, но небо было сплошь усеяно звездами, яркими и крупными, словно кто-то щедрой рукой разбросал по нему тлеющие угли и серебряные монеты. При свете звезд я отчетливо видел очертания берега и торчащие из воды одинокие громады скал. Днем все это выглядело совершенно иначе.
Я налег на весла, чтобы поскорее уйти от деревни и запустить мотор. Дул свежий ветер, прижимавший меня к берегу, и я все время вынужден был ему противодействовать, загребая правым веслом. Вокруг беспорядочно ходили гривастые волны, швыряя мое суденышко, как игрушку. Несколько раз мне казалось, что лодка опрокинется, но она упрямо держалась на плаву.
Казалось, что прошло не меньше часа, как я вышел в океан. Но двигался я очень медленно - только-только миновал первый отрог. До второго еще грести да грести, а я уже изнемогал от усталости. Как видно, сказывался возраст. Подмывало запустить мотор, чтобы отдохнуть, наконец. Но страх быть обнаруженным переборол усталость, и я с удвоенной силой налег на весла.
Казалось, мне никогда не дойти до второго отрога. Я греб и греб, а он словно удалялся, испытывая мою выносливость. Наконец он оказался у меня на траверзе. Пройдя для верности еще метров пятьдесят, я оставил весла и дернул ручку стартера. Мотор завелся с полуоборота, и я, возблагодарив про себя Бога и Леонида, смог, наконец, расслабиться. Все было бы отлично, если бы не волны и не встречное течение. Интересно, как далеко еще до восточной оконечности острова? Далековато. Но я был преисполнен оптимизма и верил в собственную удачу. Я оглянулся назад. На берегу не было никаких признаков беспокойства, а значит, погони тоже.
Держась в сотне метров от берега, я уверенно шел курсом на восток. Только бы добраться до шлюза раньше, чем вышлют за мной преследователей! Казалось, спасение совсем близко, и преследователи никогда не появятся за моей спиной. Только бы горючего хватило до выхода на попутное течение. Но до восточного мыса, насколько я помнил из опыта нашей с Марией экспедиции, было еще далеко.
Воображая себя уже рядом со шлюзом, я представлял, как будет неистовствовать Кирилл, узнав о моем возвращении в Елизарово. Думал о том, как наши власти положат конец его царствованию на острове, и ученые активно займутся изучением зашлюзового мира и самого шлюза. Внезапно, в самый разгар моих фантастических размышлений, мой мотор чихнул раз, другой, потом еще, еще и окончательно заглох. Я постучал по баку для горючего, и он отозвался пустым коробочным звуком. Все! Конец моим планам и надеждам. Теперь я могу перемещаться только на веслах.
Мои силы были на исходе, и двигаться к спасительному шлюзу я мог только черепашьими темпами. Меня непременно вскоре настигнут, нужно подумать об убежище хотя бы на светлое время суток. Пройдя на веслах не больше часа, до меня, наконец, дошло, что нужно срочно избавиться от мотора. Зачем же надрываться, тянуть бесполезные теперь килограммы металла?
Подойдя ближе к берегу, где встречное течение было послабее, я принялся отвинчивать мотор. Мешало волнение, но мне все же кое-как удалось ослабить крепление и сбросить мотор с транца. Да, жаль было собственными руками топить такой чудесный мотор, притом полностью исправный и отлаженный, как часики. Но сейчас на первом плане было спасение собственной жизни.
Грести стало легче, однако суденышко мое стало менее устойчивым на волнах и в любую минуту грозило перевернуться. Я греб, напрягая последние силы, но их оставалось так мало, что движение вперед было едва заметным. Однако другого выхода не было.
Окончательно обессилев, я решил немного отдохнуть. Чтобы лодку не относило течением назад, подошел вплотную к берегу и стал искать в темноте место для причаливания. Взошли луны, ярко осветив океанский простор и берег, что существенно облегчило поиски.
Обойдя покрытую лесом скалу, я увидел за нею зеркальную гладь залива, блестящую в лунном свете, и без колебаний вошел в него. Волнения здесь не было, и можно было спокойно подыскать место для причаливания. Но причалить не удалось - все подходы к берегу были густо заросшими высокой водяной травой и манграми, населенными миллиардами насекомых. Потревоженные моим вторжением, они сплошь облепили меня, стали лезть под одежду, в глаза, нос и уши. Пришлось отойти на середину залива и завязать рот и нос просоленной потом рубахой. Только глаза оставались незащищенными, но все равно дышать и передвигаться стало легче.
Я вспомнил этот залив. Мы с Марией во время нашей экспедиции вокруг острова приняли было его за устье впадающей в океан реки, но потом решили, что это всего лишь укромная бухта.
Остатки сил покидали меня. Нужно было срочно отдохнуть - вздремнуть хоть на часок. Выйти для этого на сушу было нереально, тем более в темноте - луны еще поднялись недостаточно высоко над горизонтом. Можно было бы прилечь на дно лодки, но у меня не было якоря, чтобы воспрепятствовать течению, которое могло вынести меня в океан. Впрочем, течение здесь не ощущалось, и можно было спать без опасения проснуться в открытом океане. Я решил поглубже войти в залив и рискнуть прилечь, ибо глаза мои слипались, и я готов был уснуть где угодно, хоть в самой воде.
Пройдя по излучинам до тупика, я, наконец, лег на дно лодки, остававшейся в свободном дрейфе. Простирающийся надо мной звездный купол завораживал мой взгляд, и мерное покачивание лодки убаюкало меня так быстро, что я уснул, даже не заметив как.
Проснулся с рассветом - солнце едва взошло, но светило ослепительно ярко. Над водой стелился белесый утренний туман. Он быстро оседал на берег в виде росы, и висящая в воздухе дымка таяла на глазах, становясь все более прозрачной и постепенно растворяясь в прохладном воздухе. Я продрог от ночного холода и сидя принялся разминать мышцы рук и шеи.
Заметив, что за остаток ночи мою лодку отнесло до самого выхода в открытый океан, я сделал вывод, что несмотря на кажущееся спокойствие, здесь все же существует некоторое течение. Это еще не было гарантией того, что где-то в залив впадает река. Вполне возможно, меня снесло начинающимся отливом.
Требовалось продумать план действий в сложившейся ситуации. Однако мешало остро нарастающее чувство голода и внезапно пробудившаяся жажда. Леонид на прощанье сказал, что в носовой части лодки оставил для меня немного еды и пресной воды. Действительно, там лежали двухлитровая пластиковая бутыль с водой и завернутые в камуфляжную бандану лепешка, несколько вареных яиц, помидор и два крупных огурца.
Позавтракав парой яиц, куском лепешки и огурцом, я завернул остатки продовольствия в ту же бандану и положил на прежнее место. С наслаждением выпил почти половину содержимого бутыли. Хотелось пить еще, но пресную воду следовало экономить. Кто знает, когда я смогу пополнить ее запас?
Утолив голод и жажду, я стал осматривать ближайшие окрестности. Водоплавающие птицы с аппетитом поедали выброшенную мной яичную скорлупу и, гогоча, плавали вокруг лодки в ожидании дополнительной порции. К сожалению, предложить им было больше нечего.
Сориентировав лодку кормой к океану, я, сидя на кормовой банке, с любопытством озирался по сторонам. Слева громоздились покрытые лесом горы, справа возвышались небольшие сопки с пологими склонами, тоже сплошь покрытые густой растительностью. Впереди по левую сторону виднелся высокий пик со снежной вершиной. Его правый склон постепенно переходил в седловину и затем - в более низкий пик. По седловине вниз стекал огромный водопад, и его нижняя часть тонула в яркой зелени леса. Однако присмотревшись к тому, что я принял было за водопад, стало понятно, что это стекающий в долину молочный утренний туман.
Я четко помнил, что шлюз находится на южном берегу острова. По всей вероятности, это где-то за седловиной. Но как выбраться на берег и перевалить через эту самую седловину? Если на нее взобраться, то оттуда должен быть виден и сам шлюз. Однако повсюду зеленел лес, буйный экваториальный лес, а пройти через него - задача почти безнадежная. Но с юности я усвоил аксиому: 'Безнадежных ситуаций не бывает', и такая позиция не раз выручала меня. Следует использовать каждый шанс, даже самый малый, а шанс есть всегда.
Поскольку берег залива не имел открытого места для высадки, нужно было как-то продраться сквозь заросли и любой ценой выбраться на сушу. Только бы найти место, где они наиболее редки. Взявшись за весла, я двинулся вдоль мангров. Идя все дальше по излучине, пытался высмотреть хоть какой-то просвет. Так я доплыл до места, где берега настолько сближались, что моя лодка едва протискивалась между ними.
Я уже хотел было повернуть обратно, когда вдруг обнаружил, что впереди в воде нет ни кустарника, ни деревьев. Только густой и высокий тростник преграждал мне путь. В этом месте вода была особенно прозрачной, и было видно каменистое дно, над которым сновали мелкие рыбешки. Оставив весла, я наклонился к воде, зачерпнул ее пригоршней и осторожно попробовал. К моему удивлению она оказалась пресной, холодной и приятной на вкус. Это вселило в меня надежду, поскольку означало, что здесь в залив впадает какая-то речка или ручей.
Я решительно двинулся напролом через тростник. При погружении примерно на метр весла доставали дна, и я все больше углублялся в тростниковые дебри, отталкиваясь от него. Из тростника поднялись тучи насекомых и яростно набросились на меня, мешая нормально смотреть и дышать. Отплевываясь и отмахиваясь от этих докучливых обитателей тростниковых джунглей, я упрямо продвигался вперед.
В конце концов тростник существенно поредел, и сквозь него стали просматриваться очертания покрытых зеленью скал и равнины, устланной крупной галькой. После нескольких энергичных толчков я, наконец, выбрался на открытое место, и моя лодчонка мягко села на галечную мель. Это было устье мелкой речки. Вода в ней редко где покрывала округлые камни размером с футбольный мяч, хотя имелись углубления, в которые можно было даже окунуться.
Галечное русло речки простиралось вдоль долины по дну ущелья, склоны которого покрывала пышная лесная растительность. Видимо, во время дождей уровень воды в реке повышался на два-три метра, о чем свидетельствовали горизонтальные полосы ила, отложенного на прибрежных утесах и скалах. Несмотря на небольшую глубину, в реке там и сям плескались рыбки величиной с ладонь. Порой они перемещались почти по суху, и я удивлялся, как ловко они ползали по журчащим протокам, где уровень воды не превышал нескольких сантиметров.
Вдали ущелье постепенно поворачивало вправо, а впереди возвышалась почти отвесная стена. Если бы я имел возможность по ней вскарабкаться, то оказался бы на самой седловине. Но это было исключено. Оставался единственный путь: добираться до нее по левому склону ущелья, что я и вознамерился сделать.
Вытащив лодчонку на сушу, я выгрузил из нее свои скудные пожитки. Жаль было просто так бросать суденышко, сослужившее мне столь неоценимую службу, и я решил спрятать его в ближайших зарослях. Кто знает, быть может, я не смогу продраться отсюда сквозь лес до седловины. Придется тогда вновь прибегнуть к его услугам: добираться до шлюза по морю. Затащив лодку в густой тростник, я надежно привязал ее к стволу ближайшего деревца. Воздух из баллонов выпускать не стал, решив, что так будет надежнее.
Простившись с лодкой, я вылил остатки пресной воды, чтобы освободить емкость для свежей. На всякий случай опустил между камнями бандану и набрал в баклажку отфильтрованной через нее воды. Между прочим, вода в речке и так была прозрачна, как слеза.
Завинчивая крышку, краем глаза я заметил, что в воде между камнями ярко блеснул какой-то металлический предмет. Не раздумывая, сунул в воду руку и достал кусок светло-желтого металла величиной с небольшую сливу, ярко сверкающий на солнце. 'Золото! - с волнением подумал я. - Но кто знает, быть может, это халькопирит, так называемая золотая обманка, или еще что-нибудь?' Попробовал на зуб - металл довольно мягкий. Тяжелый. Очень похоже на золотой самородок. Но я не геолог и не ювелир, а гадать не хотелось. Решил положить в карман - если вернусь в Елизарово, покажу специалистам. Перевернув лежащий в воде ближайший обломок кварца, увидел под ним еще два самородка размером с вишню каждый. Вот это да! Прихватил и их. Поискал еще и снова нашел. Одни самородки по форме напоминали миниатюрные виноградные грозди, другие - капли, третьи - древовидные сращения, четвертые - неправильные многогранники. Меня разбирал азарт золотодобытчика, но я решил на этом остановиться. Если смогу вернуться домой, то позже приду сюда за золотом при полном снаряжении. А если нет, то зачем мне это золото вообще?
Тем временем солнце успело подняться настолько, что осветило долину и стало припекать голову. Пришлось повязать бандану и поверх нее напялить Лёнину шляпу. Потом я направился в тень растущих у берега деревьев, чтобы защититься от разгорающегося светила.
Напившись всласть свежей холодной воды, я снова ощутил голод. Съев остатки продовольствия, вспомнил о том, что теперь мне придется самому добывать себе пищу. Хорошо, если дойду до седловины за день, тогда можно и потерпеть. А если нет? Придется охотиться, пробовать незнакомые плоды и коренья. Я плохо себе представлял, как буду это делать, но придумать иного выхода не мог. Я поднялся и, прихватив свои немногочисленные вещи, двинулся вдоль речки по направлению к седловине.
Идя по каменистому берегу реки, я тщетно пытался найти соева среди зарослей звериный спуск к водопою. Ощутив неописуемую усталость, сделал привал. Выпив солидную порцию воды, подумал о еде, но тут же прогнал эту мысль, хотя понимал, что она будет вновь и вновь возвращаться и каждый раз допекать все сильнее и сильнее. И как ни крути, как ни верти, но эту проблему так или иначе придется решать в ближайшие часы, чтобы не умереть голодной смертью в этом неведомом краю в одиночку, как животное.
Впереди, в паре сотен метров от места моего привала, возвышалась отвесная гранитная стена, с самого верха которой срывалось несколько водопадов, узких и пенных. Но ее основания достигал только один. Остальные распылялись в воздухе на высоте нескольких десятков метров.
Захотелось спать, причем настолько, что я прилег на траву и уснул как убитый под пологом леса, щедро давшего мне тень и прохладу.
Разбудили меня докучливые мухи. Они носились вокруг с отвратительным жужжанием и, садясь на лицо, шею и руки, больно кусали, оставляя на месте укусов горящие огнем и нестерпимо зудящие волдыри. Солнце стояло в зените и раскаляло камни, иссушало и без того пересохшую траву, а в лужах и маленьких заводях нагревало воду чуть не до кипения. Дьявольски хотелось пить и есть. Но если вода у меня была в избытке, то еды не было никакой.
Плодовых деревьев я поблизости не нашел. Можно было только попытаться подбить какую-нибудь из птиц, хлюпоставшихся в воде в поисках пищи, или поймать несколько рыбешек. Рыбалка представлялась мне наиболее перспективным делом, и я направился к реке, текущей в виде множества говорливых протоков, прячущихся среди округлых камней и крупной гальки. По ним, трепеща, по-прежнему шныряли рыбки, которые представлялись легкой добычей. Взяв обточенный водой камень, величиной с апельсин, я высматривал рыбешку покрупнее. Облюбовав одну из таковых, метнул в нее камень, но рыба оказалась настолько проворной, что без труда отскочила в сторону и скрылась среди камней. То же вышло и с другой, потом с третьей. Я понял, что добыть одну из них будет непросто. В конце концов мне удалось пришибить наименее проворную, и я, сунув ее в карман штормовки, с азартом продолжил охоту. Но тщетно. Эти рыбешки оказались не только ловчее, чем я думал, но и разумнее. Сразу после начала охоты они почти все попрятались и стали появляться на поверхности на таком расстоянии, на которое я не мог прицельно метнуть камень.
К тому времени я проголодался настолько, что добытой рыбешки мне на обед было явно недостаточно. Казалось более рациональным переключиться на птиц. Вырезав длинную палку, я заострил ее конец и с этим импровизированным копьем стал подкрадываться к птицам. Но те не хотели подпускать меня на расстояние прицельного броска, так что волей-неволей пришлось идти на хитрость.
Делая копье, я заметил, что вырезанная ветка имеет прочную волокнистую кору. Надрав с таких же веток длинных ленточек коры, я наделал из них петель и, привязав к старой коряге, бросил в траву около маленькой заводи, в которой только что плескались водоплавающие птицы величиной с гуся. Однако птицы тут же перешли в другое место и никак не хотели возвращаться на прежнее. Решив прибегнуть к хитрости, я принялся чистить и потрошить недавно добытую рыбу. Выпотрошив скудный охотничий трофей, демонстративно швырнул внутренности, хвост и голову в траву, где были разложены петли. Привлеченные запахом рыбьих внутренностей, птицы слетелись на угощение как по команде и, подбирая приманку, устроили шумную драку. Некоторые подцепляли лапками петли, но тут же их успешно стряхивали. Вскоре приманка была съедена, а я по-прежнему оставался без добычи. Пришлось отрезать от несчастной рыбки еще кусок и, разделив его на несколько частей, снова разбросать среди многочисленных петель. Картина повторилась. Нужно было жертвовать остальной частью добычи. Я понимал, что рискую остаться и без рыбы, и без птицы и лечь спать на голодный желудок. Секунду-другую поразмыслив, я все же решил, что риск - благородное дело. С болью в сердце мелко посек ножом все, что оставалось от рыбы, и бросил в то же место. Птицы моментально слетелись на очередную трапезу и принялись хватать из травы мой последний запас продовольствия.
Вдруг одна из них затрепыхалась и, отчаянно взмахнув крыльями, с тревожным гоготанием упала набок и начала биться о камни. Остальные, отскочив в сторону, продолжали доедать лакомство.
- Есть! Попалась птичка! - выкрикнул я и, сдернув с себя штормовку, накрыл ею бедную птицу.
Она оказалась очень сильной и ожесточенно боролась за жизнь, отбиваясь лапами и мощным клювом. Нащупав под штормовкой и прижав к земле птичью голову, я сунул под нее руку и крепко схватил птицу за шею. Откинув штормовку, выхватил нож и отсек птице голову. Когда она перестала биться, я перерезал петли, опутавшие ее лапы, и, не веря в такую удачу, отнес в тень, чтобы поскорее разделать и приготовить.
Вырыв топориком достаточно глубокую ямку, я уложил в нее хворост и поджег. Какое счастье, что со мной была зажигалка, даже две, включая Лёнину! В любую минуту можно было развести огонь, чтобы согреться и приготовить пищу. Но сначала требовалось осмалить добытую птицу.
Я без сожаления отрезал ей крылья, красные перепончатые лапы и вместе с уже отсеченной головой отнес к воде.
- Прости, приятель, я не хотел тебя убивать, но мне надо выжить и спасти других. А когда встает вопрос о выживании, тут уж не до гуманности...
Нанизав тушку на палку, я попытался осмалить ее на весу, но это было тяжело. Пришлось в качестве опор вырезать ветки с развилками и, воткнув их в землю по обе стороны костра, положить на них палку с тушкой. Получилось нечто вроде вертела. Перья вспыхнули, словно порох, и вскоре тушка стала совершенно голой и приятно пахла смалетиной. Выпотрошив ее, я бросил внутренности в воду, потом разрубил вдоль на две части и одну из них оставил на завтра. Все равно ведь я не мог съесть за один раз столько мяса.
Чтобы мясо как следует пропеклось, его следовало закопать в тлеющие угли, предварительно завернув в какие-нибудь листья. Я много раз видел по телевидению, как представители племен Африки и Полинезии используют для этого банановые листья. Но бананов здесь не было, пришлось искать им замену. Наконец, я обратил внимание на пальму, листья которой были не перистыми, а сплошными, при этом гладкими и жесткими. Нарезав этих листьев, я ополоснул их водой, обернул ими половинку тушки и для прочности обвязал сверху лентами коры, которые недавно использовал как силок. Вторую часть упаковал точно так же и завернул в Лёнину бандану, предварительно намочив ее в речке.
Когда дрова в костре прогорели, я разгреб палкой угли и зарыл в них мясо. Ждать пришлось не меньше двух часов, пока оно не пропечется. Наконец, изнемогая от голода, я выкатил из горки дотлевавших углей долгожданное мясо и, дав ему немного остыть, положил на ствол упавшего дерева и, развернув обгорелые листья, попробовал. Мясо показалось нежным, сочным и вкусным. Лучше, чем в любом ресторане. Правда, заметно отдавало рыбой, как от земной водоплавающей птицы, добытой на охоте. Не хватало соли. Но имей я ее при себе, мне было бы слишком хорошо, а слишком хорошо - это, как показывает опыт, тоже плохо.
Утолив голод и выпив не меньше литра воды, я почувствовал себя на седьмом небе. Только теперь до меня дошло, что даже в этом щедром мире еда просто так не раздается. Здесь ее тоже нужно заработать, причем нелегким трудом. Охваченный порывом благодушия, я даже забыл о том, что совсем рядом мне грозит смертельная опасность. Так можно было бы жить до конца дней своих, но моей целью было добраться до шлюза. За мной наверняка давно уже выслали погоню, и приспешники Кирилла рыщут по всему берегу острова. Впрочем, зачем по всему берегу? Кирилл, как человек военный, прекрасно понимает, что если я выживу, то непременно приду к шлюзу. Там он наверняка уже выставил караул, который только и ждет моего появления. Именно его мне, по идее, предстоит как-то обхитрить. Но как? Ситуация для меня была явно невыигрышной. Как бы там ни было, нужно сначала добраться до шлюза, а уж потом думать, как обойти предполагаемый караул.
Солнце клонилось к горизонту, и я, спохватившись, подумал, наконец, о ночлеге и срочно начал сооружать шалаш. Забив в землю несколько кольев, я вокруг них соорудил каркас, связывая элементы конструкции как бечевкой из коры, так и тонкими лианами. Когда каркас был готов, принялся укрывать его снопами пальмовых листьев, прочно привязывая их к каркасу. Вскоре мое укрытие было готово, и я сам удивился, насколько аккуратно оно выглядело.
Спать на земле было опасно, ибо в темноте в шалаш могла заползти змея, какая-нибудь многоножка или паук. Нужно было соорудить что-то вроде кровати. Вырезав несколько рогачиков, я надежно вбил их в землю и тонкими лианами примотал к ним продольные жерди, поперек которых крепко привязал короткие перекладины из бамбука. Получился довольно прочный топчан. Так, я читал, делают жители лесных регионов южного Китая, и это оправдало себя на протяжении веков. Поверхность топчана я устлал пальмовыми листьями, а вместо одеяла использовал целый ворох высокой шелковистой травы, которая в изобилии росла на опушке леса.
На всякий случай я обложил мое временное жилье кольцом костров. Хворост собирал уже в сумерках, но все же набрал его достаточное количество, чтобы защитный огонь можно было поддерживать до утра. Когда костры разгорелись, положил в них толстые сучья, и они тлели всю ночь вплоть до восхода солнца. Ночи на острове холодные, но я не замерз: грели жаркие костры, и травяная постель отлично сохраняла тепло моего тела.