Приближались майские праздники. Кафедра уже успела устать от занятий, науки, индивидуальных поручений и шефовых заморочек. Каждое занятие давалось с трудом. Требовался отдых - хотя бы небольшой. И в этот день мы с Булановой решили убежать домой сразу после лабораторной работы, которую проводили в паре. Вот, наконец, прозвенел долгожданный звонок, и мы вытолкали студентов из лаборатории. Я уложил вещи в портфель, надел плащ и ожидал, пока приготовится Антонина.
- Гена, - сказала она, - я сейчас. Вот только свои записи возьму, и сразу бежим. Дома хочу кое-что успеть сделать. Надо умотать, пока шеф не заявился с каким-нибудь "срочным поручением".
Она принялась рыться в ящиках своего стола, перебирая тетради, которых у нее было несметное количество.
- Тоня, скорее, а то и вправду шефа нелегкая принесет!
- Вот, я уже готова. В соответствии со всеобщей теорией стервозности эта проклятая тетрадь попалась мне в последнюю очередь! Видишь?
Она стала перед зеркалом и начала причесываться, готовясь к выходу.
- Гена, как мне в этой шапочке? Ничего, а? Или лучше идти вообще без головного убора?
- Нормальная шапочка. Пошли скорее. Хочется хоть сегодня прийти домой пораньше, как все нормальные люди.
- Посмотри, может лучше в косыночке? Это мне муж на Восьмое марта подарил.
Косыночка была очень легкой и по-весеннему яркой. Она действительно была ей больше к лицу.
- В косыночке, пожалуй, лучше. Иди в ней. Только поскорее. Уж очень долго тебя ждать приходится, - ответил я, не скрывая нетерпения.
- Подумаешь! Один раз пять минут попросила подождать, так тебе уж и некогда. Лучше пальто мне подай.
Я направился было к вешалке за ее пальто, но тут мы услышали, как открылась и закрылась дверь в лабораторию, отделявшую преподавательскую от коридора. По четким шагам мы узнали походку шефа, направлявшегося в нашу преподавательскую. Дверь распахнулась, и вошел Ампиров с традиционно озабоченным видом. "Про волка промовка, а он тут как тут", - подумал я, готовый растерзать Буланову в клочья.
- Здрдавствуйте! - поздоровался он и сел за крайний стол.
Шеф был явно в хорошем настроении, но в данный момент нам с Тоней оно не предвещало ничего хорошего.
- Тоня и Гена, сядьте, пожалуйста. Разговор есть.
Он потер руки одна об другую и откинулся на спинку металлического колченогого кресла.
- Рановато топить перестали. Холодно еще. Правда?
Антонина, подготовившаяся, наконец, к выходу, бессильно опустилась на ближайший стул.
- Валентин Аркадьевич, мы устали. Три пары подряд у меня и у Гены!
- Тоня, да Вы, никак, опять опаздываете с работы? Что же, обстоятельства сильнее нас! Придется задержаться. Дело первостепенной важности.
- Валентин Аркадьевич, у Вас других дел просто не бывает! - возмутилась Буланова, досадуя на свои кокетство, шапку, косынку и потрепанную тетрадь. Она понимала, что если бы не ее выкрутасы, мы были бы уже у остановки трамвая на Пушкинской.
- Верно. Я к вам обращаюсь только в самых крайних случаях. Предпочитаю все, что только можно, делать сам. Но меня, к сожалению, на все не хватает. В сутках всего лишь двадцать четыре часа. Я забыл, когда последний раз был не то, что в театре, а в обычном кино. Это вы в курсе всех последних событий в этом мире! А я вот и последнего журнала уже две недели не могу просмотреть. Мне из Казани Петров звонит, читал ли я их последний опус, спрашивает! А я и не открывал его! - Ампиров вздохнул, но хорошее расположение духа все же оставалось при нем.
- Стыдно сказать, но я даже газет не успеваю просматривать! Хорошо, что парторг не слышит! Вы же знаете, Шорина - человек принципиальный. Не посмотрит, что я заведующий кафедрой! Вклеит мне взыскание по партийной линии! А мне, при моих тяжбах с администрацией да этими халтурщиками - строителями, только партийного взыскания не хватало!
"Кокетничает здесь еще! Можно подумать, он и в самом деле Шориной боится"! - возмутилась про себя Буланова. Но шефу в глаза такого, конечно, не скажешь.
- Валентин Аркадьевич, а я детей своих вижу только рано утром и поздно вечером! Кроме того, мы с Геной так устали, что все равно наша беседа в толк уже не пойдет. Давайте отложим ее до завтра.
- Тоня, когда вы, наконец, повзрослеете? Сколько я Вам говорил, не нужно расписываться за других. Геннадий Алексеевич молчит, а Вы за него со мной пытаетесь диалог вести. Ей-Богу, в Вас пропала великая адвокатесса нашего века! Я бы сам с удовольствием отложил эту беседу не то, что до завтра, а вообще на неопределенный срок. Но, повторяю, обстоятельства сильнее нас.
- Валентин Аркадьевич!.. - начала было распаляться Буланова, но Ампиров повысил голос:
- Сядьте, Тоня! Послушайте меня, пожалуйста! Закончим разговор, и я Вас больше не задерживаю! - Он сделал паузу и продолжил совершенно спокойным тоном. - Я сейчас посмотрел ваши расписания. Завтра Вы с Геннадием Алексеевичем свободны. Я имею в виду, занятий нет. Так вот, я хотел бы, чтобы завтрашний день вы посвятили вот чему.
Буланова в изнеможении уронила голову на грудь, а у меня все внутри заныло, защемило и сжалось. Рухнули все планы на завтра, единственный свободный день перед праздником. Ну зачем я дожидался Буланову? Почему не ушел без нее? Почему не сказал, что я очень тороплюсь? Нет, пора начинать жить своим умом! Вечно я у кого-нибудь на поводу!
А шеф достал носовой платок, отчаянно высморкался и начал свой монолог.
- Извините, пожалуйста. У меня насморк. На стройке такие сквозняки!
Он спрятал в карман по обыкновению немилосердно измятый носовой платок, посмотрел на часы и продолжил:
- Днями должна быть комиссия по приему в эксплуатацию нашего радиофизического корпуса. Когда именно, пока еще не известно. Но очень скоро. Хорошо, что не завтра, иначе была бы катастрофа. Вот почему я хочу, чтобы завтрашний день ни в коем случае не был потерян. Завтра мне могут позвонить и сказать, что комиссия назначена на послезавтра. Тогда мы окажемся в очень щекотливом положении. Понимаете
Мы продолжали слушать, не обратив внимания на риторический вопрос шефа.
- Я хочу, чтобы вы с Геной завтра с самого утра занялись обследованием нашего нового корпуса. Ну, не с восьми, чтобы не душиться в переполненном транспорте и чтобы Тоня успела управиться с утренними делами - дети, завтрак и прочее. Часиков, скажем, с десяти, не позже. Идет?
- Что нам еще остается? - сказал я в полной безнадежности.
- Так вот, к десяти утра я вас жду у себя в кабинете. Я вам дам общую тетрадь, в которую вы должны будете все записывать. Вы пройдете с первого этажа, даже нет, с подвала и гаражного помещения до самой крыши. Ваша обязанность отыскивать все недоработки, все дефекты и недоделки. Хорошо бы прихватить еще кого-нибудь. Но это уж я сам отловлю, кто после первой пары освободится, чтобы до вашего прихода.
Он опять высморкался и тут же вернулся к прерванному монологу.
- Фиксируйте, пожалуйста, каждую мелочь, каждый негативный штришок! А то я этому прощелыге Тугуну - чугуну, прорабу нашему и всей его компании, обещал премию по оборонной хозтеме. Если без недоделок сдадут наш корпус к Первомаю. Не платить же этим халтурщикам премию, в самом-то деле!
Буланова зыркнула на меня взглядом, полным возмущения, и мы поняли друг друга без слов. "Почему он так не хочет, чтобы люди получили премию, которую сам же им пообещал? Ведь люди старались, работали, не считаясь ни с чем! Почему он так с ними обходится? Ведь премию-то они честно заслужили! И не из его кармана к тому же!"
- У вас есть ко мне какие-нибудь организационные вопросы
- Есть, - сказала Буланова, - С одиннадцати нельзя? Праздники на подходе, а у меня в доме - хоть шаром покати...
- Не принимается! - остановил ее Ампиров, - Вы должны все сделать до вечера. И чтобы я успел изучить ваши замечания и, если что не так - исправить положение вещей. Что еще?
- У меня ничего, - сказал я.
Антонина молча встала. Шеф последовал ее примеру и направился к выходу. У двери он остановился и бросил через плечо:
- Только, пожалуйста, без опозданий. Я настаиваю.
Он вышел, а мы, теперь уже не торопясь, заперли преподавательскую, потом - лабораторию-предбанник и с потухшим настроением пошли домой.
- Может, зайдем в кафе? По чашечке кофейку? - предложила Буланова.
- С коньячком?
- С коньячком!
- Идем!
Перейдя Пушкинскую, мы оказались у дверей кафе. Там было душно, немного накурено, но малолюдно. Став у окна, мы заказали по чашке кофе с коньяком.
- Коньяка нет, - сказала барменша, - Только ликер "Мятный".
- Берем?
- Здесь как с шефом, - улыбнулась Буланова, - нет иного выхода.
Кофе был горячим и ароматным. Мятный ликер, как нам показалось, был с ним вполне совместим.
Вместе с кофе по моему телу разошлось приятное тепло и меланхоличное спокойствие. Каждый глоток разогревал все сильнее и сильнее. Через пять минут мне уже не было так тягостно от недавней беседы с Ампировым. Булановой, мне показалось, тоже.
- Тоня, почему он не хочет, чтобы люди получили премию? Что ему от этого?
- Такой человек! Ему же неймется, если кому-то хорошо. Но самое ужасное, что мы должны в этом участвовать! - сокрушалась Буланова.
- Можно и отказаться.
- И что тогда? Я не имею в виду, что нам не поздоровится - я согласна. Но если бы от этого был какой-нибудь толк! Он тогда "отловит", как он выразился, еще кого-нибудь из наших. И все равно - выйдет по его. Шорина и Феклушин всегда к его услугам, например. Как страховочный вариант. И многие другие тоже. В итоге только отравим себе жизнь, и все.
- Как это гнусно, Тоня! Но ты, несомненно, права. Не хочется из-за этого менять работу, чтобы опять все начать с нуля на новом месте. Что, еще по чашечке?
- Я бы с удовольствием, но пора домой. И так полдня на смарку. Все настроение, гад, испортил!
- Тогда пойдем!
Мы с Булановой уже полдня рыскали по корпусу в поисках недостатков, заглядывая во все щели, и невольно наслаждались не по-советски высоким качеством строительных работ. Мы предпочли не разделяться и ходить вдвоем. Как видно, шефу так и не удалось больше никого "отловить", чтобы увеличить нашу компанию. Или, что вероятнее всего, у него до этого просто руки не дошли.
- Чудесная работа! Я просто удивлен - так здорово все сделано! Нечего и записать. Верно, Тоня?
- Не говори, Гена! Как не у нас! Хоть самим испорти и запиши, чтобы шефу рот заткнуть.
Секунду помолчав, она добавила:
- Но надо же что-то написать. А то скажет - мы только прогуляли и ничего искать даже не думали.
- Что ж, начнем сначала, только в обратном порядке. С крыши до гаража внизу.
На крыше все было в норме. Крыша, как крыша. Рубероидное покрытие, кирпичные бортики, башенка с приваренной железной лесенкой.
- Тоня, смотри-ка, одна из перекладин лесенки немного косо приварена. Но это почти незаметно, несущественная мелочь.
- Все равно давай запишем, - она раскрыла тетрадь и записала.
- Так. А что на пятом этаже не так?
Я отворил дверь с надписью "Аспирантская".
- Смотри-ка, Гена. Дверная ручка немного шатается. Это, что ли, записать?
- Стыдно, конечно, такое записывать, но больше, как видишь, нечего.
Она снова записала и посмотрела на меня мученическими глазами.
- Дальше пошли, - предложила она.
Нам удалось сделать только пять записей. Больше мы ничего не смогли найти, как ни старались.
- Пойдем, Тоня, хоть это доложим. А то шеф уже, наверное, извелся в ожидании.
Шеф посмотрел наши записи и скривился так, словно ему без воды дали добрую порцию хинина.
- Взрослые люди! C высшим образованием! Студентов учите! И, кстати, неплохо учите! А тут беспомощные, как малые дети! Вы что, недостатки искать не умеете? Детский сад, да и только! Когда вы уже, наконец, перестанете ходить в коротких штанишках? Опять все придется самому делать! Ну почему, почему я ни на кого не могу опереться? Без Валентина Аркадьевича даже унитаза не поставят! Пойдемте со мной оба!
Войдя в холл первого этажа, шеф решительным шагом подошел к окну.
- Смотрите - вот краска отстала. Пузырем поднялась, видите?
Он нервными движениями принялся расковыривать ногтем небольшое вздутие краски на раме.
- Вот - лупится, видите? Запишите, Тоня.
- Это же такая мелочь, Валентин Аркадьевич! На это и внимания никто не обратил бы, - прокомментировала Буланова.
- Печально, что вы не обратили. Этак этим проходимцам и премию дать придется! А вот, смотрите, шпингалет косо установлен! Удивляюсь, как вы могли этого не заметить! Или вы специально этому "Чугуну" подыгрываете? Пишите, Тоня! Дальше пойдем! А вон, смотрите - наличник отстает! Пишите, Тоня, все пишите! В аудиторию пойдемте! А вот и плинтус тоже отстает, - он носком стал толкать плинтус, указывая на щель.
- Валентин Аркадьевич, это же совершенно несущественные мелочи. Они все равно в расчет не идут, - сказал я.
- Наивный вы человек, Гена! Когда мелочей много, в расчет идет суммарный, вернее, интегральный эффект. А то, что эта строительная братия премию получит - существенно? То-то! Смотрите, вот здесь шпаклевка выскочила. Тоня, Вы пишете? Пишите все! И нумеруйте по порядку: первое, второе, третье... В дверной петле одного шурупа нет! Видите? Вы пишете? Дальше пойдем! Детский сад мне с вами, да и только!
Мы поднялись на крышу. Ампиров перегнулся через бортик.
- Тоня, пишите. Торцевая стенка смолой испачкана!
- Да сколько там испачкано! Пятнышко какое-то! Пять минут потереть кирпичом - и все! Стоит ли такое писать? - открыто возмутился я.
- Обязательно писать! Обязательно! Так это же надо тереть! А то, что мы написали? Сколько там таких мелочей набирается? Кстати, какая это по счету запись уже?
- Двести сорок третья, Валентин Аркадьевич! - сказала Буланова, чуть не плача.
- Закончим на этом. В конце не забудьте поставить "и так далее".
Тридцатого апреля мы все пришли на торжественную сдачу в эксплуатацию нашего радиофизического корпуса. После хвалебных речей председателя комиссии по приему слово взял Ампиров.
- Хорошие слова - "принять с оценкой "отлично"", "сдано в срок", "поощрить премией"! Все сейчас так хорошо и красиво говорили, что я невольно заслушался и даже забыл о той массе недостатков, которую по моей просьбе обнаружили преподаватели нашей кафедры. Это им работать в новом корпусе, им сидеть в его лабораториях, ассистентских аспирантских, преподавательских! Им читать лекции в его аудиториях! И что же? Вот! Полюбуйтесь, сколько недостатков обнаружили преподаватели, даже не будучи специалистами в области строительства! Я сам лично все перепроверил и убедился, что преподаватели зафиксировали только малую часть имеющихся недостатков! Правда, уважаемая Антонина Саввична в конце написала - "и тэ дэ". И так далее! Лень? Думаю, что нет! Они просто устали записывать огрехи наших многоуважаемых строителей во главе с Иваном Ни-ка-норычем Тугуном! - Он сделал вид, что выговаривает эту фамилию с трудом. - Читаю по порядку.
Ампиров принялся зачитывать все, что мы накануне записали: первое... второе... третье... На сороковом он остановился. Ну, и так далее. Записано двести сорок три недостатка, а в конце - это самое "и тэ дэ".
- Валентин Аркадьевич! Это же не суть недоделки! Это мелочи, устраняемые в течение десяти минут! - возмутился Тугун.
- Каких там десяти минут! Я вот читаю уже дольше! Кроме того, их только записано двести сорок три! А сколько еще не записано? Комиссия, вон, слушать устала!
Он вынул все тот же носовой платок и громко высморкался.
- Извините! Сквозняки кругом! - Он помолчал. - Да при таких "мелочных огрехах" ни одна работа не может быть принята! Притом еще и с оценкой "отлично"! Может быть, вы не верите? Я готов вместе с вами, уважаемыми членами комиссии и моими преподавателями снова взять на себя этот колоссальный неблагодарный труд и проверить каждую запись! Пойдемте, Иван Никанорыч! Пойдемте, говорю вам! Сами убедитесь!
Он сделал вид, будто намеревается идти обследовать корпус.
- Да никто не спорит, Валентин Аркадьевич! Но я Вам еще раз повторяю - это ме-ло-чи! Без них не бывает! Нет ничего идеального!
- Да, но таких "ме-ло-чей" только записано двести сорок три! Какая же тут, простите, к чертовой матери, премия? Тут еще пахать да пахать! Халтурите! Делаете на спех! Как говорят в Одессе - "на гихер"! Только премия у Вас на уме! А доделывает пусть Валентин Аркадьевич со своими преподавателями? Нет уж, такой ценой сдача в срок - еще хуже, чем с запозданием! Только премии вышибаем! А на качество нам наплевать! Да это же на оборонные деньги строилось! Министерство обороны я обманывать не буду! И Вам не позволю! Давайте доделаем, а потом о подписке актов поговорим! Вот - возьмите тетрадь, Иван Никанорыч! А мы, извините, пойдем. Нам работать надо! Я не хочу, чтобы мои преподаватели работали с таким же качеством, как Вы!
Председатель комиссии посмотрел на часы.
- Да! Доделать, конечно, надо. Иван Никанорович, до Дня Победы, я надеюсь, успеете? После Девятого Мая соберемся снова. Все верно! Не знаю, как Вам, Иван Никанорович, а мне, например, стыдно, что я не заметил того, что нам сейчас зачитал Валентин Аркадьевич. Все свободны. Работайте, Иван Никанорович!