Mikle5 : другие произведения.

Слабак

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:


Михаил Гарцев

  
  
  
   С_Л_А_Б_А_К
  
   1
  
   Был солнечный осенний день,
   но солнце холодно сверкало,
   и под глазами мамы тень,
   и взгляд тревожный и усталый.
   Отца взгляд - жёсток и суров -
   мне в сердце гулко бил набатом.
   Я покидал родной свой кров,
   я уходил служить солдатом.
   Осенний сумрачный перрон.
   Команды чётко отзвенели...
   И пара новеньких погон -
   на серой ворсистой шинели.
   В глухой ночи нас мчал состав,
   огонь свирепо извергая,
   в своей груди неся солдат
   к переднему отчизны краю.
  
   2
  
   Он был смешон, не вышел ростом,
   но я его заметил сразу.
   Среди парней красивых, рослых
   он был какой-то странный... разный.
   То непомерная весёлость,
   то замолкал вдруг, замыкался...
   И глаз пронзала напряжённость,
   и взгляд в пространство устремлялся.
   Глаза сверкали тусклым блеском.
   В них каждый пламенный поэт
   увидит и заметит веско:
   струится в человеке свет.
   Струится свет!
   А это значит,
   что не исчезнет никогда
   порыв души его горячей,
   какая б не стряслась беда.
   Пусть не силён он, не отважен,
   но в трудный час, как по наитью,
   когда момент особо важен,
   идёт он первый на раскрытье
   своей души, своих законов.
   Так подвиг гению сродни,
   и в бой с сердечных полигонов
   стартуют
   светлых
   чувств
   огни.
  
   3
  
   Нас всех доставили на место,
   построили наш батальон:
   "Команда-"N" - к скале отвесной,
   в ракетный дивизион".
   Да, в боевой, на стыке мира.
   Команды номер был и мой.
   Прошёл сквозь жизнь мою пунктиром
   тот год тревожный, огневой.
  
   4
  
   Итак - ракетные войска.
   Пронзает луч просторы неба.
   И до сих пор стучит в висках:
   "А если б в армии ты не был?
   Ты б мог любить девчонок знойных,
   ты мог бы пить коктейль, вино...
   Ты б вёл себя вполне достойно.
   Тебе неужто всё равно?
   Не всё равно!
   Наш век устало
   перевалил за середину.
   Стеклом, бетоном и металлом
   покрылись городов равнины.
   Он видел всё:
   тачанок вихри,
   удушливый вихрь лагерей,
   горячий снег от крови рыхлый,
   полёт воздушных кораблей.
   Писать о нём в своей квартире:
   то за столом, то на диване,
   и мира шум ловить в эфире,
   а видеть - на телеэкране.
   Нет, не затянет жизни тина.
   Рубить, так со всего плеча!
   Я видел мир стальной пружиной,
   я был на острие луча.
  
   5
  
   Армейской жизни жар и холод.
   Я помню первую тревогу,
   и первую поездку в город,
   шоссейной ленточкой дорогу.
   Бураны, ливни, снегопады,
   поверки, старшина, сержанты,
   внеочерёдные наряды,
   парады, марши, аксельбанты.
   Я помню кухню,
   три тарелки,
   Потом ещё сто... триста... тысяча...
   И на ученьях перестрелку,
   и комья грязи в лицо тычутся...
   А холод под шинельку ломится,
   а вьюга снежная всё вьюжится...
   Но это то, из чего строится
   твоё армейское содружество.
   Бывают взрывы, озлобления,
   порою и несправедливости,
   но нет приятней ощущения,
   чем знать, что рядом друг, поблизости.
   Ты с ним поделишься махоркою,
   одной шинелью с ним укроешься,
   и жёсткие обиды, горькие
   уйдут, за горизонтом скроются.
  
   6
  
   Я в части встретился с тем парнем.
   К нему тянувшись всей душой,
   держал всё это в строгой тайне,
   прекрасно зная - я иной.
   Он прирождённый был романтик.
   Всем верил.
   Верил в идеал.
   "Поэт. На шее - красный бантик", -
   таким его я принимал.
   Покладист был и мягок, скромен.
   Всё выполнял без пререканий,
   но двух, трёх командиров кроме,
   от всех он слышал замечанья.
   Его сержант - солдат отличный -
   всё оценив в один момент,
   о нём сказал:
   "Цветок тепличный.
   Мамин сынок.
   Интеллигент".
   И я сынок, пожалуй, мамин.
   И я был с - высшим (служил год),
   но, словно на телеэкране,
   всё вижу - я другой, не тот.
  
   7
  
   Я был иной. Шумел, взрывался,
   лез на рожон и спорил зло,
   но этим мало добивался,
   так поступая всё равно.
   Есть в этом плюс, но минус тоже -
   себя в обиду не давать.
   По сроку службы коль моложе,
   полезней всё же помолчать.
   Но как, когда взорвёт жестокость
   суровых дней солдатской службы,
   и ты пойдёшь на чёрствость, жёсткость
   во имя правды, чести, дружбы.
   А он...
   Он жил совсем иначе.
   Молчал, проглатывал обиду.
   Какой-то с виду однозначный,
   но это было только с виду.
   Он был хороший парень, стоящий.
   Да вот случилось как-то так,
   что прилепилось к парню прозвище,
   смешное прозвище - "Слабак".
  
   8
  
   "Слабак".
   Ну, что ж, и я в дальнейшем
   его так буду называть,
   чтоб от событий тех в малейшем
   в своих стихах не отступать.
   Раз с комсомольского собрания
   мы возвращались, дымя "Примой".
   Мы шли в раздумье и молчали,
   себя окутывая дымом.
   Был на повестке дня вопрос
   для многих не совсем приятный -
   кто в карауле службу нёс,
   ну, скажем, несколько халатно.
   - Ну, как они не понимают? -
   мой спутник вдруг прервал молчанье.
   Смысл нашей службы постигая,
   он в мыслях был на том собранье.
   - И мне бывает страшно в стужу:
   мороз, пурга и спал я мало,
   но вот сейчас стою с оружием,
   а дома спит спокойно мама.
   Её сейчас я защищаю,
   пусть град, пусть дождь, пусть холод цепкий,
   и вместе с ней оберегаю
   покой людей наших, советских.
  
   9
  
   Могу казаться тривиальным,
   когда скажу, что все слова
   как блеск, как звон, как лёд хрустальный -
   в них истина порой крива.
   Да и добра поступок мелкий
   нам ни о чём не говорит:
   он может быть простой подделкой,
   и совершивший не горит.
   И только по большому счёту
   судить мы можем без огрех,
   когда готовясь к артналёту,
   откроет душу человек.
   Когда при страшных испытаньях
   с него слетят налёт и муть...
   Отчайнья вопль и боль страданий
   нам вскроют сердцевину, суть.
   И всё ж невнятные слова.
   Движенье души незримой,
   чувств самых светлых острова
   так нами и непостижимы.
   Как будто чьи-то биотоки
   свою энергию струят,
   и мы протягиваем руки -
   нет ни сомнений, ни преград.
  
   10
  
   Был в нашей части свой музей -
музей святой солдатской славы.
   С ней пять зенитных батарей
   дошли с победой до Варшавы.
   Пусть не пришлось им брать Берлин,
   был путь их сквозь огонь и беды,
   и в дни суровых тех годин
   не каждый встретил День Победы.
   Хоть это было так давно,
   тот каждый день - в луче рассветном.
   Теперь в составе ПВО
   зовётся наша часть ракетной.
   Был отделению приказ
   дан командиром батальона
   (в том отделении как раз
   служил и я, и мой знакомый):
   "В музее блеск и лоск устроить!"
   Нам щётки выдал каптенармус,
   и мы отправились в путь строем,
   вдали белел музейный пандус.
  
   11
  
   Я убирал с ним середину.
   Он, как всегда, был в полусне.
   Держа стекло с осколком мины,
   всмотрелся в снимок на стене.
   С той фотографии пожухлой
   юнца взгляд прожигал века.
   В его чертах поблекших, тусклых
   узнал я в чём-то Слабака.
   Наклон чуть головы поникшей,
   сутулится, как бы под гнётом груза,
   но поражал вдруг текст под снимком:
   "Герой Советского Союза".
   "Встать!" - вновь команда прозвучала,
   и нерадивый наш солдат
   вскочил неловко, как попало,
   и грохнул об пол экспонат.
   Закончив к вечеру уборку,
   мы вновь построились все в ряд.
   Сержант наш отчеканил громко,
   что командир был в целом рад.
   "Два шага марш вперёд из ряда!" -
   он зло смотрел на Слабака.
   "На кухню дам Вам два наряда,
   слаба, видать, у Вас кишка".
  
   12
  
   Мы утром встретились привычно.
   Он подошёл ко мне несмело
   и возбуждён был необычно.
   Его спросил я:
   - В чём, друг, дело?
   Он мне ответил очень быстро:
   - Приказ, я слышал, отдан устно -
   вместо больного планшетиста
   я заступаю на дежурство.
   Включённый в боевую смену,
   став аккуратным, твёрдым, точным,
   он приближался постепенно
   к той самой главной своей ночи.
  
   13
  
   Была объявлена тревога -
   сирена взорвалась в ночи.
   И, уложившись в нормы строго,
   мы заняли места.
   "Включить!" -
   раздался голос командира.
   И загудел зло ламп накал.
   Предупреждающим пунктиром
   луч на экранах замелькал.
   Войдя в небесные просторы,
   заняв своё там место прочно,
   на индикаторе прибора
   он высветил две жёлтых точки.
   Вся станция пришла в движение -
   позиции ракет аорта -
   так в непрерывном ускорении
   идёт военная работа.
   Всего две точки,
   но стотонный
   несли в себе груз адский рьяно.
   Невозмутимо, монотонно
   они вползали в центр экрана.
   Над пультом пуска мы пригнулись.
   Ещё миг и...
   команда "Старт",
   но точки плавно развернулись
   и тихо двинулись назад.
   "Отбой" команда прозвенела,
   в казарму и на койку - спать.
   Луна над станцией желтела.
   Уже я начал засыпать,
   уже я видел день весенний,
   парной вдыхая запах сена...
   Как вновь с тупым остервененьем
   в сознанье ворвалась сирена.
  
   14
  
   Я географию учил:
   материки искал и страны,
   и шар земной на них делил...
   Теперь неистово, упрямо
   делю земной шар на два мира,
   в одном из них и мы живём.
   Он красным обрамлён пунктиром -
   наш мир, рождённый Октябрём.
   Другой мир холодно и жёстко
   глядит на нас.
   Он зол, притих...
   И он не та вдали полоска,
   и не огромный материк.
   Идеи не вогнать в законность,
   дух того мира не угас.
   Он может быть вне нашей зоны,
   он может быть и среди нас.
   Но дух всегда рождает силу.
   Там вдалеке на ИХ земле
   стоят военные в мундирах,
   готовясь к натиску извне.
   Взлетят со смертью в клюве птицы,
   кружась в своём кругу порочном,
   чтоб на экранах превратиться
   в уже знакомые нам точки.
   Но там, конечно, понимают:
   сейчас война - не сорок первый.
   И потому лишь проверяют,
   испытывают наши нервы.
   Пусть проверяют.
   Путь наш труден,
   Но недоступен наш простор.
   Так Пауэрс сбит был
   и так будут
   все сбиты, кто летит как вор.
  
   15
  
   Три раза зло сирена выла.
   И вновь обрушила всю ярость.
   В четвёртый раз всё повторялось,
   что в предыдущих тех трёх было.
   Вновь точки медленно ползли.
   Мы их принять готовы были.
   У пульта пуска все застыли,
   минуты медленно текли.
   Сигнал "Опасность" взвыл над нами,
   вскочили все одновременно.
   В углу дымился блок системы
   "Связь со специальными войсками".
   Я близко был, но в озаренье
   рванулся кто-то.
   "Стой! Не тронь!"
   Сверкнул в глазах его огонь.
   "Слабак", - узнал я в ослепленье.
   Он быстро к блоку подбежал,
   мгновенно открутил зажимы,
   и, дерзкой силою движимый,
   тот блок наполовину снял,
   но зацепились провода,
   он бросил взгляд на них сурово,
   схватил обуглившийся провод,
   рванул что силы...
   И тогда
   в него подстанций впился ток,
   но, вырвал проводов он клеммы,
   сняв напряжение с системы,
   и вытащив горящий блок.
   Императив взорвался Канта
   и содрогнулась в тот миг ночь...
   Упал он на руки сержанта,
   спешащего ему помочь.
   Приостановлен был пожар.
   Мы вновь готовы стали к бою.
   Команда чёткая "Отбой"
   слилась с кричащей тишиною.
  
   16
  
   Так кончил путь солдат неброский.
   Без слов.
   В глазах сверкал металл.
   И так, наверное, Матросов
   на дуло пулемёта пал.
   Его мы молча хоронили.
   Был залп дан - наш последний долг.
   И лица воинов застыли,
   в шеренгах замер N-ский полк.
  
   В сполохах выстрелов кровавых
   мысль билась в жерлах желобов:
   "Побольше бы таких вот, слабых,
   средь сильных и крутых жлобов".
  
   1977 год
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"