Аннотация: Сравнительно-текстуальный анализ расска- зов "Мы не евреи" С.Гороховой и "Лазур-ный" Ю.Шимановского
МАЛЫЕ ФОРМЫ ПРОЗЫ МОГУТ БЫТЬ "КОНЦЕПТУАЛЬНЫ" И ПОЭТИЧНЫ
Я, вообще-то, прозу читаю неохотно. Психологизм, объектно-субъектная расщепленность, потуги детерминировать темные стороны человеческого сознания и самое страшное - суждения оценочного характера...Но есть вещи, читая которые, я всего этого не замечаю, а слышу музыку, "Епифанские шлюзы"А. Платонова, например. Проза М. Булгакова, рассказы С. Цвейга, очень понравился цикл романов "В поисках утраченного времени" М. Пруста, хотя карнавальность и фрагментарность Д. Джойса я что-то не догоняю. Наверное, если в "импрессионизме" первого благоговейное отношение к традиции и спор с ней он ведет с придыханием, то у второго, скорее, стеб(вот где истоки постмодернизма) вместо попытки передать аромат прошлого или желания запечатлеть ускользающее мгновение в современном ему потоке времени. Недавно я прочет в СИ рассказ Светланы Гороховой " Мы не евреи", а на Тенетах рассказ Юрия Шимановского "Лазурный", и мне захотелось, "столкнув" их, выявить "алгоритм" создания "концептуальных" произведений, относящихся к малым формам прозы.
Конечно же, рассказ Ланы не о евреях, а о бестолковости и абсурдности нашей жизни. "Евреи" в рассказе как инстру- мент ,как знаковая фигура, как архетип Другого, Чужака. Возможно, они сами виноваты, напрашиваются, то бишь бессовестно соблазняют и обволакивают живущие с ними рядом народы своим одурманивающим естеством. Однако, смысл Ланиного рассказа не в антропологическом, религиозном (талмудическом) или психологическом аспекте, смысл рассказа: МЫ НЕ ЕВРЕИ, ЧЕЧЕНЦЫ, БУРЯТЫ, ЧУКЧИ, ХУЙВЕНБИНЫ...ПОЧЕМУ ЖЕ ТАК СТРАШНО? Умом мы понимаем: все перед Богом равны. Природа же диктует свои условия: защита своей территории, изгнание чужака, требование самоидентификации, ограничение в навязывании понимания жизни людьми, не понимающих менталитет титульной нации. Отсюда и все спекуляции на вышеперечисленных аспектах. Отсюда и многотомные труды великих русских писателей, кстати, как в ту, так и в другую сторону, но на пути всех этих фолиантов встает Лана со своим маленьким ВОПРОСИКОМ: ПОЧЕМУ ТАК СТРАШНО? Нету на него ответа, только, может, приостановятся, задумаются... Что касается исполнения, то Лана и не пыталась прописывать характеры, придумывать изощренные перипетии сюжета, у нее получилась поэтическая проза. Конечно, иной крупный прозаик накропает на этом материале 500 кбт качественного текста с всевозможными изысками, но если мне скажут, что он хоть на йоту приблизился к решению этого вопроса, я рассмеюсь всем в лицо.
Рассказ Юры артикулирует основную идею религиозной догмы: "Каждому воздастся за поступки его".Художник приезжает в курортное место, являющееся также пограничным районом страны, где во время первой мировой происходили военные баталии. Героическая подлодка не сдалась врагу, но и не была потоплена, а как бы стала "Летучим голландцем", и теперь является простым смертным в виде перста указующего: who is who. Обоим этим рассказам присущ определенный вид формообразования, особая направленность объективации при несхожести с логической формой "определения предмета" - являющая собой определенный способ "синтеза многообразного", сведения воедино чувственных элементов и элементов фантазии. Это своеобразная "символическая форма", характерная мифу (не случайно некоторые оппоненты Ланы называли рассказ сказкой), где некое духовное смысловое содержание связывается с конкретным чувственным знаком и внутренне присваивается этому знаку. Как и мифу, этим рассказам свойственно богатство воображения и отсутствие рассудочности, перенесение на предметы окружающего мира своих собственных свойств, "неумение" абстрагировать атрибуты и форму от субъекта, тяготение к поэтическому методу освоения реальности. Данные тексты и написаны "поэтическим", добротным, профессиональным языком мастера. Почему же рассказ Ланы меня волнует, а рассказ Юры оставляет спокойным?
Большое произведение в прозе (крупная форма) не должно быть "философично", концептуально, т.е. пытаться дать конкретную иллюстрацию общей идеи. Не может в этой жизни существовать примера или парадигмы, по-настоящему адекватного идее: частное, уникальное и всеобщее, абсолютное - это разные уровни. Крупная форма - это свободный поток мыслей, чувств, разных мелких деталей быта, бытия человека, страны, человечества - куда вынесет, туда вынесет. В этом случае человеческое сознание организуется эксцессами, случайными происшествиями, человеческими деяниями, не имеющими параллелей в глубинных циклических законах, и которые накапливаются в виде текстов, созданных линейно-временной последовательностью. Поэтому два последних мировых бестселлера "Парфюмер" П. Зюскинда и "Алхимик" П. Коэльо напоминают мне литературных гермафродитов: и не поэзия, и не проза, хотя, конечно же, "Парфюмер" написан сочным живым языком, а технология дистилляции и многообразие запахов показаны со вкусом и до мельчайших подробностей. И все-таки главный герой Гренуй - живой концепт. ВЫ мне возразите по поводу крупной формы: а как же "Мастер и Маргарита" М. Булгакова или, например, "Замок" Ф.Кафки. Бесспорно, в этих произведениях есть и поэзия и концептуальность, но им не хватает того сдерживания воображения, которое в платоновском использовании мифа выражается КРАТКОСТЬЮ. Могут ли быть "концептуальны" рассказ, новелла... Могут, но это будет поэтическая проза, где нет прямой иллюстрации, а есть иллюстрация косвенная, именно это свойственно и мифу.
В мифе, как всякой семиологической системе, имеются три различных элемента: означаемое, означающее и знак. Означающее - это форма, герои, вещи, смыслы (внешние, например, явный смысл поведения), шифры, коды, символы. Означаемое - содержание, "концепт", интенциональная функция, скрытый, истинный смысл поведения.
Третий элемент - значение.
Концепт, то бишь содержание, является той побудительной причиной, которая вызывает к жизни миф. Значение или знаковый характер отношения первых двух - результат корреляции. Это то, что снимает напряжение между бинарными оппозициями, например, сакральным и профанным, это компромисс, экономия сил "прогрессивное посредничество", "поток вопрошания", обращающий процесс Понимания вспять, это музыка, обволакивающая наше бытие, дающая силы вставать каждый день и бросаться в поток жизни в поисках куска хлеба и удовольствий.
Сакральное в рассказе Юры - герои подводники. Означающее - художник, старушки, прелагающие квартиру, старик (хозяин домика, где поселился художник), коммуняка-негодяй, бандит, ставший монахом... Означаемое - постулат христианства: "Каждому воздается по делам его".
Сакральное в рассказе Ланы - мнение родителей. Означающее - родители, девочка соседка, учительница, Борька, свекр, книги и пресса, где ругают евреев, книги и пресса, где евреев защищают, кинофильмы... Означаемое - евреи - чужаки, другие, отверженные...
Двойственность в мифе "означающего" (одновременно и смысл, и форма) закручивает действо подобно непрерывно вращающемуся турникету: происходит чередование смысла означающего и его формы, языка объекта и метаязыка, чистого означивания и чистой образности. Концепт подхватывает чередование, подтверждая абсурдность жизни, так как истина всегда ускользает при таком вращении - смысл манифестирует форму, а форма заслоняет смысл. Однотонности спокойного сознания противостоит диссонанс "извращенного" сознания, которое вгрызается в традицию, ухватывается за наивные и тривиальные суждения наивного сознания, выявляет следы других текстов, их нетождественность, противоречия. Разрешения этим диссонансам нет, но честное и мужественное вопрошание, обращающее вспять процесс Понимания к своему Предпониманию на допредикативном уровне сознания, порождает музыку, приглушающую абсурдность бытия, разорванность и беспомощность мысли.
Лана честно и мужественно вопрошает. Юра же монотонно плывет в фарватере традиционной христианской догматики. Он не спорит с традицией, не пытается ее "взорвать", проверить на вшивость, а стремится положить конец своему собственному движению, пытается артикулировать, зафиксировать идею. Его "концепт" не переплавляется в музыку, оставаясь незыблемым. Что же тогда есть творчество: художественная иллюстрация общей идеи или миф - история правдивая и ирреальная - когда человек сталкивается с пределом всякого бытия и мышления в момент соотнесенности экзистенции с трансценденцией, повергающей его на иррациональный "скачок" к рационально непостижимому, "нагружающей" его фантазию символами, шифрами, кодами?