Ку-хенхи склонил голову набок и стал мрачно разглядывать вошедшую.
"Кажется", - подумал жрец, - "любовь женщин ко всему тощему - это что-то вечное".
На фоне местных дам он выглядел натуральным героем аниме для девочек. Тьфу.
Солнце неторопливо красило летнее небо в розовый и зеленый, намекая на приближение заката. Не шумели над головой комары-звонцы, наверное, испуганные ветерком с реки, свежим, чуть влажным, несущим в себе предвкушение ночной прохлады.
"Ну вот что ты пришла-то, дура?" - мысленно обратился Ку-хенхи к гостье.
Та, не скрываясь, глазела на его голые коленки, по местным меркам прискорбно лысые и тонкие. Любовалась, значит. Четверть здоровенного осетра, притащенная ею, радовала глаз и нюх: золотисто-коричневым цветом и запахом жареной на костре рыбы.
Запруду, в которую поймали осетра - огромную ловушку из сушняка и ивы, притопленную на повороте реки - сестра вождя с его новой женой строили вдвоем. Ага, потратив каких-то полдня и перетаскав на плечах чертову уйму бревен и валежин.
Подойдя к почти сделанной запруде и оценив размах строительства, жрец Черного оленя милостиво изволил нанести на мокрые бревна волшебные знаки и даже воткнул под отставшую кору очень сильный амулет: веревочку из оленьей шерсти, обмотанную вокруг ветки ольхи.
"Знай наших!" - гордо сказал тогда про себя Ку-хенхи, мысленно пожимая самому себе руку и поздравляя с аферой. - "Не всякому дано за здорово живешь лопать осетрину. Только бы не забыть передать этим мадам волю Оленя: разобрать махину к завтрашнему вечеру. А то, пожалуй, они тут всю рыбу повыведут на два дня ходу".
Жена вождя протянула подношение и замерла, провожая взглядом могучего колдуна. Она так и стояла, застенчиво шевеля пальцами ног и робко улыбаясь вернувшемуся Ку-хенхи.
"Ну чисто обезьяна в зоопарке", - брезгливо восхитился он, оценив по достоинству пудовые кулаки и отвисшие пониже пупка груди. - "На Родину-мать это сокровище не тянет! Мать-мать-мать..."
Племя, объяснила красавица, а особенно вождь и старейшины, просит жреца Оленя узнать волю прародителя.
"Опять нажрусь как свинья", - сделал правильные выводы колдун. - "Накушаюсь как последняя сволочь"
Ку-хенхи величественно качнул головой в знак согласия. В волосы, от прошлого лета не видавшие шампуня, или, на худой конец, мыла, были вплетены перья большого голубя, ветки ольхи и вездесущие клочки оленьей шкуры. Вшей почему-то не было. "Должно быть, сбежали, не выдержав соседства", - однажды решил Говорящий с Оленем.
Уже откровенно вечерело. Девушка без весла, но все равно страшная, стояла у входа и тишком тянула руку - потрогать.
"О-ооо, кавай! Леха, ты няка, мои поздравления", - Ку-хенхи, он же Лешка Липин грозно махнул в сторону девицы связкой кремней и прикрикнул:
- Предка звать буду! Иди, мешаешь!
Племя, собравшись вокруг с трудом разведенного костра, жадно внимало свершавшимся таинствам. С такими же примерно чувствами тысячи лет спустя римские императоры ожидали результата гадания, а греческие - ответа Оракула.
Страшным могуществом владел их жрец! Сказал - будет большая вода с неба: и небесная река вылила всю свою влагу на равнину и лес. Сказал - сушите мясо, зимой еды мало: и верно!
Вождь Атхай отобрал у жены найденную для колдуна волшебную траву, от которой тот лучше понимал речи Оленя, и подал ее Ку-хенхи в перевернутом бубне. Вождь сел на теплый от золы песок и замер: никто не смел мешать жрецу, даже он.
Большая удача для племени сильный колдун! Этот был послан семье Атхая самим предком. Давно, еще до большого холода, его нашли на равнине. Жрец взывал к Оленю, одев его знаки, выкрикивал непонятное и топал по священному старому кострищу. Очень, очень сильный колдун, предок доволен Атхаем!
Вот взвился из костра дым волшебной травы, взмахнул руками и схватился за большой бубен жрец, сидящий у самого огня и жадно этот дым вдыхающий. Бубен гудел, развевались в дыму волосы, ленты шкур. Связки перьев, ракушек и кремней время от времени больно били неподвижно сидящих людей. Ку-хенхи плясал. И пел для большого предка, для всех них Великую Песнь.
И сердца всех наполняло смутное, непонятное, но дивное ощущение чуда. Низкий гул большого бубна и голос жреца сливались для них воедино, даря людям мгновение чистой радости.
Ку-хенхи поднялся и ушел к себе, стараясь не оборачиваться. Вообще, между нами говоря, не очень-то и хотелось ему оборачиваться. Хотя знал, что вслед смотрит и все также робко улыбается вчерашняя девушка без весла. А украденный из его волос кусок шкуры будет повязан на рожденного ею детеныша. Прибавление для племени - милость предка!.. А его, Лехи, амулеты - очень сильные, да. Помогать будут, чтоб духи не утащили маленького.
Чтоб вы провалились.
Ну, если, конечно, Лехе повезет, и детеныш родится. Один младенец появился весной. Ну, он - привет от питерской еще укурки. Точнее, от ее последствий. Второй, кажется, на подходе... Этот третьим будет.
Леха сплюнул и, перехватив бубен поудобнее, прибавил шагу. Везет-то ему однозначно, везет, но все больше как утопленнику. Когда, от души напарившись в баньке на даче с приятелями, он в костюме Адама и с одним ольховым веником подмышкой решил травкой побаловаться, оказался в какой-то степи. Самое паршивое, на даче-то он сидел на культурно разосланной простыне, а тут приземлился в чертов прошлогодний ковыль. На ногах - кроссовки на голую ногу. И сам, н-да... во всей красе.
Жара, кровососы, красавицы местные... Хорошо б повеситься, но жрец Оленя не терял надежды. Вдруг однажды он проснется после "травки", а вокруг?..
"Все бы ничего, но ох уж эта вечная женская слабость к аниме. Так потихоньку и выродимся", - мрачно думал Ку-хенхи, вгрызаясь в осетрину. - "И если человечество подаст на алименты..."
Он представил и содрогнулся.
"Фигу им. Фигушки!"
Солнце неторопливо выплыло из-за леса, щедро поливая теплом и светом испуганную ночными тенями и звуками землю. На зацветающих и отчаянно пахнущих нектарной сладостью травах маленькие паучки заботливо отряхивали свои изящные творения от росы. Река вдалеке казалась единым целым с небом и сияющим горизонтом, делая мир безбрежным и бесконечным...
Может, в следующий раз грибочков каких попробовать? А?