Пепел и грязь. В руках осталась лишь влажная зола прожитых и забытых лет. Больно вспоминать. Конечно, это было чертовски давно. Я почти ничего не помню. Крики, паника, сильные руки отца, вцепившиеся мне в плечо. Мы куда-то бежим. Последнее воспоминание из моего детства. Больше нет ничего. Лишь серая непроницаемая мгла, впереди и позади. Двадцать лет вычеркнуты из памяти, вымараны, точно их не было совсем. Грустно. Грустно и обидно. Но мало у кого из моих сверстников было это самое детство. Некоторые остались в нем навсегда...
Среди черных развалин домов воет ветер. Камни все в гари, оплавленные, уродливые. Ветер холодный и заряженный ледяным крошевом. Теперь всегда зима. Раньше я помню времена года сменяли друг друга. Я помню знойные летние дни, когда бегал с другими детьми на реку, помню весеннюю капель и осеннюю слякоть. Множество красок - оранжевые, бардовые, зеленые, синие... Сейчас же все стало серым. Однотонно серым. Мертвым, неприглядным, отмершим. Вечная зима.
Я непомерно стар для нынешнего времени - мне сорок лет. Таких стариков, как я, которые бы помнили Взрыв, уже и не осталось в живых. Меня уважают за это. Иногда меня приглашают к огню, и я рассказываю им истории о том, что когда-то видел. Рассказываю о больших городах и лесах, о морях и океанах, о том, что люди были на звездах и там, на этой желтой планете, которую прежде называли Луна, установлен земной флаг. Они спрашивают зачем его оставили там, а я не могу объяснить. Они считают, что я все сочиняю. Им трудно понять все это. Они не знают, что такое телевидение, радио, интернет. Иногда в развалинах они находят предметы и я рассказываю им, как ими пользовались. Чаще это консервы, пластмассовые игрушки, металлические шарики из подшипников. Однажды они принесли мне книгу. Почти обгоревшую, растрескавшуюся. Они не могли понять, что это такое. Никто теперь не учился читать. Я взял ее и по остаткам текста определи, что это за книга - это оказалась Библия.
Религия в теперешнее время претерпела странные трансформации. Человеческое общество было расколото, и в каждом отдельном сообществе процветал свой культ. Одни поклонялись обложке журнала с фотографией какого-то актера. Он белоснежно улыбался и излучал непонятную радость. Журнал назывался "Люди". Другие - древней скульптуре какого-то старика с протянутой в неясном жесте рукой. Он хитро щурился и мягко улыбался. На голове у него была нахлобучена кепка. Третьи приносили дары и жертвоприношения старой раздолбанной машине, считая ее древним чудищем, уснувшим в далекие века и должным проснуться, когда наступит конец света. Эти глупцы не подозревают, что конец света уже был
Им не понять, что мир рухнул для меня тридцать лет назад, и сейчас все происходящее мне казалось адом на земле. Им, рожденным в пост апокалиптическое время, когда по идее не должен был выжить никто, не понять, как чувствую себя я, последний человек, помнящий Взрыв. Новый Атлант, переживший гибель своей Атлантиды. Они дики, как были дики когда-то наши предки. Но в отличие от предков наших, эти новые варвары живут не в лоне природы, но в остатках Великой Войны, среди пустыни, камней, кусков металла и гнилой воды. Как изменится человечество? Боюсь, я уже не узнаю этого. Я отравлен невидимым ядом. Я знаю, что мне осталось немного. Но не боюсь смерти, а наоборот желаю ее.