Я сидел в мягком кожаном кресле и заворожено смотрел сквозь бокал вина на танцующий огонек свечи. Она сидела напротив. Ее звали Анна. Красивое лицо, полные чувственные губки с чуть опущенными книзу уголками. Ее волосы спадали на плечи каштановым водопадом, источая терпкий травянистый аромат. Он, смешиваясь с ее духами, образовывал какой-то неслыханный букет, одурманивающий и будоражащий. И еще у нее было прекрасное тело, достойное греческой богини. Она просто лучилась некой живой силой юности, которая так притягивает к себе и заставляет желать овладеть хоть небольшой ее частью. В общем, она была молода и прекрасна. И именно это привлекло меня.
- Скажите, Яцек, - у нее был медленный бархатный чуть вибрирующий голос, - Вы правда наследник и потомок того известного графа-вампира? Забыла имя... м-м... как же...
- Дракула, - напомнил я.
- Да, именно.
- Несомненно. Но только он не был вампиром. Это все выдумки литературы и Голливуда. Мой предок был ловким политиком, как принято говорить сейчас, дипломатом и полководцем. Он смог отразить нашествие кровожадных турок и спасти свою страну от разграбления. Дракуль же его называли исключительно из-за того рыцарского ордена, к которому он принадлежал. Ордена Дракона. Его настоящее имя было Влад Цепеш.
- Как интересно, - сказала она, пристально заглянув мне в глаза, и я знал, что сейчас она полностью окажется в моей власти. Мой взгляд засосет ее, заставит повиноваться, она упадет на дно той Бездны, в которую сейчас смотрит. В черную безвоздушную пустоту моей мертвой души.
В окна бился ветер, стучал по стеклам прозрачной дробью дождя, ревел в каминной трубе. Сквозь шум ливня за окном слышалось гудение машин. В глубине квартиры проснулись старинные часы и медным боем проговорили двенадцать раз.
Я не видел, но знал, что сейчас на небе висит огромный серебреный диск полной луны, низвергающий на засыпающий город потоки своего животворящего волшебного света. Для этого света не было никаких преград, он проходил сквозь стены домов, их крыши, зашторенные окна, питая тех, для кого жизнь начиналась с закатом. Этот свет проникал и в меня, наполнял знакомой силой. Этот древний свет пробуждал во мне другое неизвестное многим начало, дикий образ кровожадного хищника, желающего утолить свой Голод.
Анна уже не принадлежала себе. Ее большие синие глаза опустели, мысль покинула их, оставив пустоту, из которой я теперь мог вызвать любое нужное чувство. Я мог заставить ее желать себя с животной похотью, мог внушить ей отвращение к жизни, мог заставить убить саму себя... Сейчас она была податлива как пластилин и наивна как младенец. Она полностью зависела от меня, как марионетка от рук кукольника.
Я уже был на взводе. Тело заломило в привычных судорогах, бывающих обычно в преддверии метаморфозы. Челюсть чуть увеличилась, в зубах проснулся неприятный зуд. Обострившиеся чувства кинули меня ритм движения ее крови, каждый удар ее пульса раздавался в моей голове колокольным звоном. Но она была спокойна, спокойна как никогда, еще сама не зная, что скоро станет всего лишь звеном в пищевой цепи.
Неожиданно мне стало не по себе. Я смотрел в ее красивое спокойное лицо, глаза, потерявшие огонь мысли, и оттого кажущиеся такими же наивными как у младенца. И я чувствовал себя палачом этого младенца, юного и простодушного. И тогда первый раз в жизни я захотел стать кем-то другим. Обычным человеком, смертным человеком, а не чудовищем, охотящимся в ночи. Мне стало ненавистно мое наследие, проклятие моего рода, которое я всегда воспринимал как дар.
В тот миг я возненавидел себя и весь мир, где одни должны были выживать за чет смерти других. Мир хищников и жертв. Мир, где было нужно убивать, чтобы радоваться жизни. Где нужно убивать, чтобы добиться успеха. Где нужно убивать, чтобы заслужить любовь и уважение. Где, черт побери, наконец, просто нужно уметь убивать. И ничего нельзя изменить.
Я был противен сам себе.
Я смотрел в ее глаза, где как в зеркале, отражалось мое лицо, но я не узнавал себя. Эти горящие глаза были чужими. Это бледное лицо с проступающими синими ветвями капилляров было чужое. Этот рот, нос, уши, лоб - все это было не мое. Это был не человек, а проступающий сквозь человеческое обличие зверь, желающий насытиться кровью.
Мне хотелось отпустить Анну, освободить ее, но было уже поздно. Еще мгновение и превращение было завершено. Это было как приступ, который нельзя излечить или остановить. Беспомощный перед напором своей второй, чудовищной, сущности, я устремился к шее девушки, прекрасный изгиб и белизна которой должно быть сводила с ума множество мужчин. Там, под этой бархатной нежной кожей я слышал пульсацию артерии, движение крови в коридорах человеческого тела. И ломая преграды в виде тканей и мышц, я устремился к этой пульсации. Кровь толчками теплой волной полилась мне в горло. Я жадно глотал ее, не в силах насытиться. Анна стала моим кубком, от которого я избавлюсь, лишь осушу до дна.
Мой личный дьявол внутри меня ликовал.
Свеча потухла
В комнате было темно и холодно. В камине чуть тлели алые головни, подернутые серой пленкой пепла. Я стоял на коленях на мягком ковре, закрыв лицо руками. Меня била крупная дрожь, мокрые волосы облепили лоб. Озлобленный ветер рвал ставни окна, бросая в комнату горсти холодной воды. С улицы доносился шум ночной жизни. По ночным улицам ездили машины, ходили люди, даже не подозревая, что в этот момент на них ведется охота. Они считают себя королями ночного города, королями этой маленькой голубой планеты, этого мира смерти, где каждый готов убить каждого, просто у всех разная цена. Каждый из них заперт в своем крохотном мире, где все рафинировано и очищено от случайностей и движется по раз и навсегда заведенной схеме.
И я завидовал им.
И ненавидел себя.
Я сделал с телом Анны то же, что и с остальными. Я шел по ночным улицам ничего не боясь, перекинув труп через плечо. Они все равно не видели меня. Ветер бросал в меня дождь, вылизал холодным языком мне лицо. Он выл и жаловался точно бездомный пес. Я шел известным коротким путем. Через высокие сквозные дворы и по темным проулкам. К темной воде каналов, которые знают так много о смерти и отчаянии. Безумная больная луна смотрела на меня, своего сына, и не могла узнать. А я ненавидел ее. Ее ласковый свет жег мне сердце, вскрывал душу, о существовании которой я раньше не подозревал.
Тело поглотила вода. Черная вода безразличная ко всему, хранящая сотни молчаливых тайн. Мертвая вода мертвого города загнанная в узкие рукава кривых каналов.
Я не помню, как очутился у себя в квартире. Помню лишь иссиня-черное небо, мрачные силуэты древних шпилей на этом фоне, гул шагов в глухих коридорах переулков... Все точно в бреду. И кровь на руках, на лице, на одежде. Кровь, смешанная с уличной грязью.
Вино пахло полынью. Я пил его, но не находил облегчения.
Я не мог понять, что творится во мне. Точно все это копилось долгие годы, а теперь выплеснулось наружу, чтобы смять меня. Мне было просто необходимо с кем-то поговорить об этом.
Некоторое время я думал, кто сможет меня понять. У меня было много знакомых среди людей и нелюди, но мало тех, кому я мог бы доверить свои мысли без сокровенного личного остатка.
Вытащив из кармана насквозь промокшего плаща сотовый телефон, я принялся листать свою телефонную книжку. Наконец отыскав нужный номер, нажал кнопку "дозвона" и стал прислушиваться к протяжным гудкам, вырывающимся из трубки. Через какое-то время гудки оборвал знакомый мне голос, пробивающийся сквозь мегаватты звука.