Автострада шумела. Машины проносились по ней, шурша резиной покрышек об асфальт, порыкивая, точно голодные хищники. Они двигались железным потоком, потоком, который вечно куда-то спешит. Автострада была Великой Рекой вечного движения, вечной жизни. Сотни машин проезжали по ней за день. Сотни отдельных течений движущихся из ниоткуда в никуда. В каждой из них сидел тот, кто привык называть себя человеком. И у этого человека были свои дела, неотложные дела: встречи, деловые свидания. У него было много дел и мало времени, и поэтому этот человек пытался двигаться как можно быстрее, чтобы успеть везде и всюду. Человек знал, что время стоит денег. А деньги - это то, что движет миром, что заставляет вертеться шестеренки этого великого механизма Жизни. И он знал, что если сбавит скорость, то останется где-то позади, на обочине этого потока. А значит нужно выжимать максимум. Двигаться не просто быстро, а желательно быстрее остальных.
Этому человеку не было дела до других. Каждый, кто двигался рядом с ним, был его потенциальным противником, его соперником. Человека интересовал лишь он сам. Лишь его личные проблемы, его личные амбиции... Остальное же казалось ему незначительным на фоне таких глобальных проблем его маленькой вселенной. Он не мог представить, что может быть важнее. Законы большого города диктовали свои условия, которые полностью отрицали жалость, сострадание, дружбу, любовь. Этими каменными джунглями владел главный принцип - принцип выживания.
И поэтому было не удивительно, что никто не замечал лежащую на обочине собаку. На боку у нее запеклась кровь. Она лежала настолько неподвижно, что ее можно было счесть издохшей, если бы не слабое аритмичное дыхание, которое расширяло ее грудную клетку. Она лежала, закрыв глаза и негромко поскуливая. Удар был сильный. Она почти уже перебежала дорогу, когда что-то с невероятной силой ударило ее справа и откинуло на обочину. Водитель даже не остановил машину и не вышел посмотреть, что произошло (ведь это отняло бы столько драгоценного времени), а унесся куда-то дальше в свое привычное ничто. Когда же собака пришла в себя она почувствовала сильнейшую боль в спине и поняла, что не владеет задними лапами. И теперь ей оставалось только лежать, изнемогая от жестокой рвущей боли. У нее не было сил даже чтобы громко заскулить. Она лишь лежала и молчала.
Это могло продолжаться бесконечно. Рана была тяжелой, но не смертельной, однако она знала, что все равно умрет теперь. Не от раны, так от голода. Как она сейчас сможет добывать пищу с отнявшимися лапами? Хотя скорее ее загрызут такие же, как она сама. Слабый и больной все равно погибнет в этом мире. Рано или поздно - результат один. Таков закон.
Собака лежала уже не первый час, и в душе ее появилось безразличие. Пусть она не была еще стара, но пожила свои три-четыре года. У нее были щенки, когда-то давно даже были хозяева. Они любили собаку, играли с ней, кормили, они называли ее Лайкой. А потом оставили, потому что у них появился ребенок. Она не имела ничего против детей, но у ребенка была сильнейшая аллергия на шерсть. И вот ее увезли за город и оставили одну. Она быстро поняла, что жизнь без хозяев сильно отличается от той, к которой она привыкла. В этой жизни приходилось бороться за кость, за территорию, за свое потомство. За все. Здесь никто и ничего не приносил тебе в миске, а вместо ласки в спину летели бутылки и камни. Сначала ей было тяжело, но потом она привыкла. Ей не оставалась ничего другого.
И вот он конец. Она лежит на обочине и ожидает смерть не в силах угадать ее личину. Рядом все так же проносятся машины. Их поток нескончаем и безостановочен. Железная река стремится лишь вперед и вперед, не понимая, что там впереди пустота. Как бы быстро ты не двигался, в конце концов, твое место будет на обочине. Есть одно, что делает равным и нищего, и бездомного пса, и преуспевающего бизнесмена. И это смерть.
Собака сейчас поняла это.
Но вот на обочине рядом с собакой остановилась старая немытая машина. Она услышала звук тормозов и открыла глаза. Из машины вышли двое. Старик и мальчик. Старику было под семьдесят. У него были абсолютно седые волосы. Мальчику же было лет шесть, вряд ли больше. И он смотрел на мир еще с широко распахнутыми, всему удивляющимися глазами. Он был в том возрасте, когда деревья кажутся большими, а краски окружающего мира ослепительно яркими, сочными и непривычными.
- Деда, смотри - собачка.
- Да внучок. Вот же люди. Сбили и даже не остановились. Ой, да она еще жива. А я уж думал подохла.
Старик подошел к собаке и начал ее осматривать. Делал он это осторожно и умело.
- Что с ней, деда?
- Позвоночник сломан, - негромко сказал старик. - Задние лапы наверно отнялись. Бедняга, помрет все равно. Мучаться будет.
- Что ты говоришь, деда?
- Нет, ничего внучек. Ступай в машину.
- Я не хочу. А можно мне собачку потрогать?
- Нельзя. Она болеет.
- Болеет? А ты ей поможешь?
- Помогу, помогу. Сядь в машину. Я сейчас.
Мальчик что-то буркнул, но в машину забрался и захлопнул дверь.
Старик сидел на корточках рядом с собакой и смотрел в ее глаза, в которых закостенела боль и мука.
- Эх, болезненная, - выдохнул он тяжело. - Что уже не в моготу. Сейчас полегчает.
С этими словами он зажал голову собаки между своих больших мозолистых ладоней и резко крутанул. Что-то тут же хрустнуло - это переломились шейные позвонки. Тело собаки дернулось. А старик, ласково положив ее голову на землю, еще недолго посидел рядом, потом направившись к машине.
- Что, деда, ты помог собачке?
- Помог. Ей теперь не больно.
Мальчик выглянул в окно пока старик заводил свою старую машину.
Машина тронулась с места и понеслась в пустоту, в которую вела эта вечная река, становясь частью ее потока. А поток все так же двигался и двигался, не останавливаясь ни на мгновение. Он проносился мимо тела мертвой собаки. Туда, вперед. И только вперед.