Гаус Кристина : другие произведения.

Достойно есть

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    "Вам пора идти, Николай Сергеевич. Хорошо обдумайте все, что я вам сказал. И помните: все мы смертны, все когда-нибудь умрем. Но у вас, в отличие от многих, есть реальный выбор между двумя смертями".
    Победитель в номинации "Фантастика и фэнтези" литературного конкурса "Fakultet-2009". Опубликован в сборнике от издательства Facultet, "Ода абсолютной жестокости" (Москва, 03.2010), в журнале "Нева" (СПб, N 7, 2009) и в сборнике "Точка встречи" (Рига, "Снежный ком", 08/2009). Мой самый любимый и, наверное, лучший рассказ.
  В год 1918-й от Рождества Христова, в последних числах февраля, ровно в девять часов вечера Николай Сергеевич Забойнов, чиновник бывшего посольства бывшей самодержавной империи, опрокинул в себя стопку крепкой, чистой как слеза спиртовой настойки, крякнул, со стуком поставил стопку на стол и громко и внятно сказал:
  - Эх, хорошо! - Хотя хорошего в его жизни и во всем мире уже очень давно ничего не было.
  Мир трясло и лихорадило. Мир ходил ходуном и стоял на голове. А посреди него затерялся бедный Николай Сергеевич, отчаявшийся и растерянный, с окончательно опустошенным счетом в Банке Испании, поскольку с началом смуты жалованье ему, конечно, платить перестали, и никаких изменений в лучшую сторону не предвиделось. Что делать, было непонятно: то ли ждать чего-то, то ли возвращаться на свой страх и риск домой. Возвращаться было боязно, ждать же чего-то, похоже, уже бессмысленно. А тут ко всем несчастьям еще и собачонка старухи домовладелицы начала подвывать под дверью по ночам. Нет, Николай Сергеевич не был болен, и вообще всегда считал себя человеком исключительного здоровья. Но вот уже несколько дней, как некое тревожащее, нагоняющее страх и тоску чувство поселилось у него в груди, где-то под сердцем, заставляя выцветать даже все то окаянное, что творилось вокруг и в его жизни.
  - Сеньор? - наклонился к нему хозяин.
  - Еще стопку.
  Это было бесполезно. Он уже знал, что подсердечное чувство не прогнать и десятью стопками. Но попытаться стоило.
  Николай Сергеевич выбрал на этот вечер весьма скромное заведение в еще более скромном квартале Мадрида, и поэтому изрядно удивился, когда увидел, что в дверь вошел человек весьма респектабельной наружности. Одежда его была не лишена известного лоска, манеры же самые вальяжные. Ни дать ни взять дворянин, и далеко не из мелкопоместных. Вот только в лице его было что-то настораживающее, такое, что сразу хотелось отвести взгляд - правда, отнюдь не неприятное.
  Примечательный человек сел в дальнем углу. Словно хорошо знакомому посетителю, ему сразу же принесли турецкого кофе и газету, и было видно, что хозяин заискивает перед ним и лебезит. Человек углубился в чтение. А через какое-то время Николай Сергеевич начал примечать, что в дальнем углу и вообще в заведении становится все меньше народа. Уходили тишком, молчком. Разговоры завсегдатаев почти прекратились.
  - Налей еще, хозяин. - Все эти передвижения местных Николая Сергеевича вовсе не интересовали.
  Он пил стопку за стопкой. Мир стал уплывать звенящей пеленой. В какой-то момент Николай Сергеевич заметил, что примечательный человек отложил газету и в упор смотрит на него. А в другой момент, отделенный от предыдущего то ли секундой, то ли бездной, примечательный человек вдруг оказался перед ним, придвинул себе стул и сел без приглашения. Его темные глаза под сильно выступающим, шишковатым лбом оказались у самого лица Николая Сергеевича, и он сказал просто и внушительно:
  - Вы все потеряли. Вам страшно и некуда идти. Вас мучают предчувствия скорой смерти и страх умереть в одиночестве. Я могу вам помочь. Приходите завтра в десять часов утра по этому адресу.
  На стол легла визитка. Всем хорошая визитка - добротной английской бумаги, с вдавленным червленым шрифтом. Пальцы Николая Сергеевича, передавшего по своей должности в посольстве великое множество визиток, сразу же нащупали, что это - самая солидная из всех, когда-либо прошедших через его руки. Подобную не могли позволить себе и иные испанские гранды.
  - До завтра же, - произнес человек и поднялся.
  Николай Сергеевич резко протрезвел. Он посмотрел на закрывшуюся за незнакомцем дверь, сморгнул и растерянно повертел в руках визитку. На ней стояло: 'Семейство Табурва' - и адрес в богатейшем квартале Мадрида, близ дворца.
  - Сеньор...
  На столе будто сама собой оказалась полная до краев стопка. Николай Сергеевич поднял глаза: щеки хозяина печально свисали складками, как у мопса. Он переминался с ноги на ногу.
  - За счет заведения, сеньор...
  
  'Нет, не пойду. Что я там забыл? Поди, сумасшедший какой-нибудь. Или вовсе розыгрыш'.
  Крепкий ветер дул навстречу, раздувая полы пальто. Николай Сергеевич шел, согнувшись почти вдвое.
  - Рабочие призывают трудящихся к забастовке солидарности с Советской Россией! - зазвенел рядом фальцет мальчишки-газетчика. - Забастовка назначена на первое мая. Испания подтверждает статус нейтралитета! Вступление в военные действия отклоняется. В городе появилось странное заболевание с эпидемическим характером! Эпидемия не представляет опасности для населения, смертельные случаи не зафиксированы. Рабочие призывают...
  'А черт с вами! Я просто погляжу'.
  Это был очень внушительный дом: в нем вполне мог бы разместиться банк средней руки. Николай Сергеевич потоптался у парадного входа, мучительно чуя, что всем своим видом ему никак не соответствует. А потом его вдруг охватила такая тоска, что он, сам не зная как, оказался перед дверьми и постучал.
  Открыли сразу. Миловидная строгая девушка молча приняла пальто Николая Сергеевича и сдержанно улыбнулась в ответ на сбивчивые объяснения.
  - Прошу вас следовать за мной, - произнесла она негромко.
  Они поднялись вверх по выложенной палисандром лестнице и, миновав недлинный коридор, вошли в просторную комнату - чей-то рабочий кабинет.
  - Что прикажете подать?
  - Благодарю вас, мне ничего не нужно.
  - Как изволите.
  Девушка неслышно вышла. Николай Сергеевич обвел взглядом комнату - и невольно задержал дыхание.
  Книги, много книг. Сплошной ряд стенных шкафов. Здесь были книги на самых разных языках мира, даже на арабском и, видимо, китайском. В хрустальной шкатулке покоился шнур, повязанный сотнями узелков; рядом на полке лежала глиняная дощечка с клинописью. Свитки из папируса, кожи, бумаги и тонких бамбуковых дощечек. Береста. Камень размером с три ладони, покрытый красной нитью узоров. От обилия предметов, достойных, наверное, быть выставленными в музее, разбегались глаза. Но все это не производило впечатления рабочего кабинета ученого или коллекционера. Нет, эти сокровища были выставлены скорее для манифестации некой идеи, уловить которую Николай Сергеевич вот так сразу не смог. В глаза бросился щит с семейным гербом - расположенный выше всех шкафов, он словно подпирался ими. Мертвая голова с положенными на нее тремя золотыми монетами. Изображение окончательно сразило Николая Сергеевича. У него появилось сильное желание немедленно уйти.
  Борясь с собой - все же неловко, едва войдя, уже и исчезать, - он беспокойно прошелся по комнате. На рабочем столе, необъятном и солидном, стояла небольшая картотека. Николай Сергеевич скользнул по ней взглядом, думая, что это для собранных в комнате книг, и недоуменно нахмурился. 'Достойны уважения' - гласило одно из отделений, 'Сократ' - было написано от руки на самой первой карточке в нем.
  - Итак, вы пришли, - раздался за спиной знакомый голос. Николай Сергеевич обернулся. Вчерашний примечательный посетитель доброжелательно рассматривал его; в дневном свете казалось, что шишковатый лоб его еще более выступает вперед, чем запомнилось по вечерней встрече. - Прошу вас, садитесь.
  Он указал широким приглашающим жестом на кресло перед столом и тоже сел.
  - Простите, с кем имею честь? - спросил Николай Сергеевич после несколько затянувшегося молчания. У него отчего-то вспотели ладони.
  - Вы можете называть меня дон Табурва, Николай Сергеевич. В нашем семействе не склонны придавать особого значения титулам.
  Дон Табурва сцепил пальцы и откинулся в кресле. Взгляд его темных глаз стал неприятно пронзителен.
  - Итак, вы боитесь умереть в одиночестве. И не просто в одиночестве - умереть никем незамечено, так что тело ваше уже начнет разлагаться, прежде чем запах пойдет по дому, и будут, наконец, взломаны двери квартиры... Что ж, к сожалению, должен сообщить вам, что этот страх обоснован.
  Николай Сергеевич обмер. Сердце трепыхнулось в груди, холодок прошел по спине. Он непроизвольно сглотнул. Так, значит, вот где он все же оказался...
  - Сколько? - спросил хрипло, сиюминутно решившись и тоскливо прикинув в уме свои скромные средства.
  - Что - сколько?
  - Мое исцеление. Во сколько оно обойдется?
  Дон Табурва несколько мгновений озадаченно смотрел на него.
  - Понимаю, - произнес он наконец медленно. - Вы думаете, что вас зазвали к одному из тех чудо-целителей, которые живут обычно на окраинах, видят тайное и исцеляют возложением руки или же при помощи саламандр и ундин. Должен вас разочаровать, Николай Сергеевич. Семейство Табурва подобные услуги не оказывает.
  Николай Сергеевич тускло удивился. Он едва не сказал: 'А какие тогда, простите, оно оказывает?', но взял себя в руки.
  - В чем же заключается помощь, о которой вы упомянули вчера?
  Дон Табурва одобрительно кивнул.
  - Это очень просто, - сказал он. - Я могу обменять вашу смерть на смерть другого человека. С согласия обеих сторон, разумеется.
  В комнате на мгновенье повисла тишина.
  - У моего народа, Николай Сергеевич, - а позвольте заметить, что мы, баски, один из древнейших, если не древнейший народ из всех, населяющих ныне Европу, - с незапамятных времен существуют подобные практики, - спокойно заговорил дон Табурва. - Мое семейство является известнейшим и наиболее влиятельным их продолжателем. Вот уже несколько столетий, как мы предлагаем свои услуги сильным мира сего. Наше имя является гарантией надежности, работать с нами почитают за честь многие именитые рода. Доверившись нам, вы можете быть полностью уверенным в успехе предприятия и вполне наслаждаться жизнью, зная, что корабль ее войдет в конце странствия в нужный вам порт.
  Николай Сергеевич поднялся. Дрожащими руками, не отрывая взгляда от собеседника, он искал свое пальто, позабыв, что оставил его внизу.
  - Сядьте, - внушительно произнес дон Табурва. Николай Сергеевич продолжал стоять.
  Дон Табурва посмотрел ему в глаза. Николай Сергеевич вскрикнул и схватился за грудь. Он испытал такое чувство, словно сердце его было яйцом, и сквозь него только что проклюнулся цыпленок; клюнул - и посмотрел круглым немигающим глазом на мир. Ноги Николая Сергеевича подкосились. Он тихо опустился обратно в кресло.
  - Я понимаю, вам сложно вот так сразу уяснить себе, что предлагаемое мной - возможно. Но поверьте мне, это так. В конце концов, вы человек начитанный, и должны бы знать, сколь распространена была в древности справедливая вера в то, что каждому человеку положена своя смерть. И как православный вы должны бы знать об этом вдвойне, потому что древнее убеждение это гармонично влилось в учение особенно вашей церкви. Желаете доказательств?
  Дон Табурва не глядя протянул руку назад - к полкам, на которых ровными рядами стояли тома с тисненой кириллицей на добротных кожаных переплетах. Николай Сергеевич в страхе замотал головой. Меньше всего он хотел сейчас видеть святые книги. Дон Табурва вздохнул.
  - Я не хотел бы, чтобы вы ушли отсюда, не поняв, какой великодушный дар посылает вам судьба, - проговорил он с сожалением. - Посудите сами. Вы ничего не теряете, кроме своей смерти, характера которой и без того боитесь до беспамятства. Взамен вы получаете другую смерть и умираете более отвечающим вашим желаниям образом. Мой заказчик - человек знатный, богатый и облеченный влиянием. Каждое мгновение своей жизни он окружен пристальным вниманием общественности, на людях произойдет и положенная ему смерть. Между тем по природе своей он склонен к уединению, и ничто не отвечает его желаниям более, чем иметь возможность умереть спокойно и в сосредоточении. Обмен смертями будет выгоден вам обоим. Чрезмерный характер их выровняется, и вы, Николай Сергеевич, не умрете в одиночестве, мой же заказчик не умрет на людях. Разумеется, сверх того с вами расплатятся звонкой монетой... Так что не лучше ли вам хорошо подумать, прежде чем принять решение?
  - От... отчего я умру? - едва слышно произнес во вновь наступившей тишине Николай Сергеевич.
  - Вы действительно желаете это знать? Если да, то советую вам отправиться в Гранаду, в старый Цыганский квартал. Там в пещерах Сакрамонте вам станцуют не только лучший в Испании фламенко, но и ответят на ваш вопрос. Семейство же Табурва не предоставляет информации по поводу отчего и когда, только - если заказчик этого сам не распознал - относительно как.
  Николай Сергеевич почувствовал, что в нем начинает расти тишина. Звенящая, закладывающая уши, отсекающая весь мир.
  - И вам нужен именно я? - почти прошептал он. - Почему?
  Дон Табурва несколько помедлил с ответом.
  - Дело в том, Николай Сергеевич, что мы - как я уже говорил - ручаемся своим именем за качество выполненной работы, и поэтому с самого начала не беремся за предприятия, успех которых представляется сомнительным, нарушает нашу лояльность к кому бы то ни было или не ведет к удовлетворению обеих сторон, - проговорил он взвешенно. - Конечно, я могу привязать моему заказчику смерть любого мало-мальски подходящего человека, и последний даже не узнает о том. Но к чему это приведет? Есть законы, которые нельзя преступать, и только безукоризненная репутация и незапятнанная честь нашего семейства гарантируют его процветание. Почему нужны именно вы? Для успеха предприятия и наилучшего удовлетворения обеих сторон необходимо, чтобы меняющиеся подходили друг другу по определенным математическим данным. Из всех кандидатов, которых я до сих пор нашел для своего заказчика, ваши числа наиболее соответствуют его числам. И поэтому я хотел бы, чтобы мой заказчик обменял свою смерть именно с вами. Надеюсь, вы удовлетворены моим ответом?
  Николай Сергеевич молчал. В голове у него была пустота.
  - Вам нужно глотнуть чего-нибудь горячего, - сказал дон Табурва с сочувствием. - Вы излишне бледны.
  Он позвонил в колокольчик. Какое-то время спустя дверь открылась, и вошла та самая девушка, что впустила Николая Сергеевича в дом. Она поставила на стол поднос с изящным фарфоровым кофейником и двумя чашечками, и молча удалилась.
  Крепкий ароматный кофе глоток за глотком возвращал Николая Сергеевича к жизни. Мутно, неясно зашевелились мысли.
  - Скажите, - произнес он, выпив уже почти всю чашку, - а многие обращаются к вам... за помощью?
  - Достаточно, Николай Сергеевич.
  - Странно, что я никогда не слышал о людях с вашими возможностями.
  - Не правда ли? А между тем наше присутствие в мировой истории не заметно разве только что слепцу.
  Дон Табурва, прищурившись, задумчиво посмотрел в окно, из-за которого доносилось непрерывной приглушенной чередой: 'Новости большой войны! Покупайте новости большой войны! Свежие сообщения с фронтов!'.
  - Например, вам никогда не приходило в голову, что 'сараевский мученик' умер вовсе не своей смертью?
  Николай Сергеевич оторопело воззрился на собеседника.
  - Моя семья к этому действу непричастна, - ровно проговорил дон Табурва. - И все же я с полной уверенностью могу сказать, что эрцгерцог Франц-Фердинанд умер чужой смертью, а именно смертью своего дяди, императора Франца-Иосифа, последний час которого должен был пробить примерно восемь лет тому назад в той самой стране и в том самом городе, в которых расстался с жизнью его племянник. Так или иначе, но река времен все равно взяла свое: увы нам или нет, но смерть отдельной личности, сколь бы значительна ни была ее роль при жизни, практически не в состоянии повлиять на общий ход событий.
  Дон Табурва перевел взгляд на Николая Сергеевича - обомлевшего, потрясенного той легкостью, с которой его собеседник рассуждал о подобных вещах - и едва заметно улыбнулся. Он допил кофе и аккуратно положил ложечку на блюдце.
  - Вам пора идти, Николай Сергеевич. Хорошо обдумайте все, что я вам сказал. Даю вам на размышления три дня. И помните: все мы смертны, все когда-нибудь умрем. Но у вас, в отличие от многих, есть реальный выбор между двумя смертями.
  
  Николай Сергеевич сам не помнил, как вышел из похожего на банк дома. Опомнился уже, оказавшись на Гран Виа перед роскошным кафе, в сияющей витрине которого были выставлены умопомрачительные сладости. Но смотрел он вовсе не на них. Сморгнув, Николай Сергеевич обнаружил, что смотрит на самого себя - в зеркало, установленное позади бесстыдно огромного торта с сидящей на нем кремовой русалкой.
  Он нахмурился. Из-за зеленоватого покатого плеча на него смотрел, выглядывая из воротника пальто, самый настоящий мужик, крестьянин, а то и хуже: раскольник-старообрядец, готовый за свое двуперстие идти на штыки. Мужицкая внешность была истинным проклятьем Николая Сергеевича. Это из-за нее, как он не без обоснования полагал, ему не удалось за все годы сколько-нибудь значительно продвинуться по службе. Но все это уже не имело ровно никакого значения.
  Сгорбившись, он пошел вниз по проспекту. Землисто-серые, отуманенные тревогами и заботами лица прохожих плыли ему навстречу. Ветер дул теперь в спину, гнал по мостовой сор и чей-то вырвавшийся платок со свежим - наверняка чахоточным - пятном крови точно посередине. Ах, ветер, ветер играл на всем божьем свете, гулял по улицам, царил в головах - и разгонял и без того нестройные мысли Николая Сергеевича.
  - Эй, товарищ! Ты, ты, в длинном пальто!
  Николай Сергеевич вздрогнул и обернулся. На углу, пошатываясь, стоял молодой парень из фабричных рабочих - кепи смято, впавшие щеки болезненно раскраснелись. Стоял и смотрел с прозорливостью смертельно пьяного на Николая Сергеевича.
  - Гульнем напоследок, а, товарищ? Что нам теперь-то еще терять!?
  Николай Сергеевич оцепенел. Раскинув руки, покачиваясь, парень двинулся к нему - обниматься. Еще несколько мгновений Николай Сергеевич стоял неподвижно, как громом сраженный. А потом его вдруг затрясло. Он начал мелко-мелко пятиться назад, наконец развернулся - и бросился прочь. 'Достойно есть, - пронеслось в голове, и пошло обрывистым, лихорадочным, но не прекращающимся скоком: - Достойно есть... достойно есть... о владычице Богородице... яви милость твою к нам... скорбящия утеши, бедствующим помоги... и сподоби нас христианскую непостыдную кончину получити...'
  Позади завизжала женщина. Раздался полицейский свисток, звон разбитого стекла и истошный крик завязывающейся потасовки.
  
  ***
  
  Они увиделись на исходе второго дня.
  - А, Николай Сергеевич! Добрый вечер! - Дон Табурва поднялся навстречу вошедшему. - Прошу вас, садитесь.
  Они сели. Дон Табурва внимательно посмотрел на гостя. Казалось, что перед ним - совсем другой человек: хмурое лицо просветлело, взгляд собран и сосредоточен, плечи расправились, и руки со спокойным достоинством лежат на подлокотниках кресла.
  - Итак, вы приняли решение, - произнес дон Табурва определенно.
  Гость кивнул.
  - И могу ли я быть вам чем-нибудь полезен?
  - Думаю, что ничем.
  - Вот как...
  Они помолчали. Гость посмотрел дону Табурве в глаза.
  - Вы сами говорили, что я все потерял, - произнес он негромко. - У меня нет семьи, нет друзей или кого-то, кто бы помянул меня хоть словом. Даже страна, в которой я родился, для меня потеряна. У меня ничего нет, а сам я по себе мало что значу. И если у меня что-то и осталось, так только простое человеческое достоинство, душа - и моя смерть. Из оставшегося же я ничего не хочу терять. Уж пусть будет, как будет. Как свыше положено.
  Дон Табурва ничего не ответил.
  - Как вам угодно, - сказал он наконец и поднялся. - Приятно было познакомиться.
  Они раскланялись.
  Оставшись один, дон Табурва какое-то время сидел неподвижно и тяжело смотрел в пламя камина. Потом, словно очнувшись, провел рукой по лицу и взялся за колокольчик.
  Дверь неслышно отворилась.
  - Мария, принесите мне каталоги. Посмотрим, что еще можно сделать для маркиза. Я давно говорил ему, чтобы он заранее побеспокоился о своей смерти. Теперь, наверное, уже слишком поздно.
  
  В год 1918-й от Рождества Христова, в последних числах мая Мадрид был необычайно тих. Не ходили трамваи, заколочены были магазины, опустели улицы, и не слышно звонких голосов мальчишек-газетчиков. В похожем на банк доме близ королевского дворца высокий темноволосый человек с шишковатым лбом и пронзительными глазами отошел от окна, вздохнул и взялся за верхнюю газету из стопки на столе. 'Восемь миллионов заболевших по всей Испании' - надрывались заголовки. 'В городе болен каждый третий... Грипп* в королевской семье'.
  Человек перевернул длинными, тонкими пальцами страницу. На него глянул портрет в обрамлении траурной ленты - грубоватые черты, лицо пахаря-простолюдина. 'Вчера в пять часов вечера на площади Пуэрта-дель-Соль было совершено покушение на одного из самых значительных представителей партии консерваторов, маркиза...'
  Он отложил газету.
  Дом был тих. В камине мирно потрескивало пламя.
  - Сесар!
  В коридоре послышались быстрые шаги. На пороге появился юноша лет восемнадцати и вопросительно посмотрел на брата.
  - Сесар, у меня к тебе будет небольшое поручение. Вот по этому адресу, - темноволосый достал из письменного стола свернутый листок, - ты найдешь умершего вчера мужчину. Позаботься, чтобы с телом обошлись достойно... И не забудь себе лицо повязать: не стоит зря рисковать.
  Юноша молча кивнул, взял листок и вышел.
  Дом снова исполнился тишины.
  Дон Табурва рывком придвинул к себе картотеку. Чуткие пальцы прошлись по твердым четырехугольникам. 'Сократ. Подчинение законам', 'Галилей. Пусть вертится', 'Юлий Цезарь. Сотворивший свою смерть и ушедший, чтобы остаться'.
  Он взялся за пустой четырехугольник и на мгновенье задумался. Бывает же такое: имя выпало из памяти. Но ничего, еще вспомнится.
  'Бывший чиновник бывшего посольства бывшей империи'. Рука задержалась на миг и подписала летучей вязью: 'Гордость маленьких людей'.
  
  
  
  
  * Испанский грипп (испанка) - пандемия, в 1918-1919 годах унесшая от двадцати пяти до пятидесяти миллионов человеческих жизней.
  'Достойно есть' - одно из самых значимых православных песнопений.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"