По большим праздникам, к которым относились Новый год, Рождество Христово и Крещение, батька брился более тщательно, чем в будни. У него был старый солдатский ремень из кожи и далеко не новая складная бритва. На нём он затачивал лезвие, закрепив пряжку с использованием крюка на брусе, где в мои младенческие годы висела люлька. Изнанка ремня от долгого применения казалась глянцевой.
Я понимал, что в умении ловко наточить бритву о неплохо сохранившееся кожаное изделие сказывалась армейская привычка. Лишь в суматошную страдную пору можно увидеть на батькином лице трёхдневную щетину. Обычно же оно оказывалось аккуратно выбритым. По его словам, даже в шталаге 8 А ухитрялся обходиться, как и другие военнопленные, без бороды. Гитлеровцы каждого бородатого воспринимали как еврея.
В концлагере, где жизнь солдата ничего не стоила, побриться непросто. В дело шли кусочки стекла, обломки ножей либо лезвий. С их помощью подбородок и щёки освобождались от щетины. Даже сломанная безопасная бритва в тех условиях - редкость. Лезвия могли быть только вышедшими из употребления. Их приходилось вновь затачивать. За бритьё нужно отдать кусочек лагерного хлеба или окурок.
Когда повальная эпидемия в шталаге пошла на убыль, немцы назначили для выживших парикмахеров. Ими стали военнопленные, обязанные брить, стричь остальных. Я был уже школьником младшего класса и догадался: прошлые жизненные передряги не исчезли для батьки бесследно, а сформировали привычки, которые мне довелось наблюдать.
На снимке: отец Сергей Дмитриевич и мать Евдокия Васильевна на родине, в селе Старые Бобовичи.
![Мои родители [Дмитрий Сергеевич Гавриленко]](/img/g/gawrilenko_d_s/dmitrijsergeewichgawrilenko-429/biogr.jpg)