А для наших детей или внуков вопрос этот, - правы они или нет, - будет уже решен. Им будет виднее, чем нам.
А. П. Чехов.
* * *
Программа в очередной раз дала сбой, и Архип выключил систему. Вытер пот, выступивший из-под козырька фуражки, выпил остывший кофе. Возвращение давалось тяжело: перед глазами все еще маячили серые улицы Москвы 1939 года.
В лаборатории уже никого не было, последней, наверно, ушла уборщица Клава и, конечно, не выключила свет. Если бы попытка удалась, свет так и остался бы гореть, а это недешево. Надо будет сделать ей выговор.
Архип вспомнил все те маленькие и большие проблемы, сплетни, выплывшие из небытия после его назначения. В лаборатории поселился стойкий дух снисходительности. Снисходительности по отношению к нему, Архипу. Конечно, напрямую никто не говорил об этом, однако во взглядах, жестах, случайных, казалось бы, не относящихся к делу, фразах проскальзывало, нет, не недоверие, а неполная уверенность в том, что именно Архип должен был убить Сталина. Безусловную поддержку он ощущал лишь от молчаливой, похожей на мышку, Нади, но та, он догадывался, была тайно в него влюблена.
Споры вызывали даже те мелочи, которые при других покушениях не воспринимались всерьез. Кирилл, например, ни с того ни с сего начал доказывать, что Архип должен непременно выучить немецкий язык, хотя для какой цели - объяснить не мог, и в конце концов, опять же ни к селу ни к городу заявил, что его прадед погиб в лагерях. Ярополк подходил к делу, как всегда, скрупулезно и заставил Архипа выучить поименно всех членов партийной верхушки. Но и в Ярополке, которого Архип втайне считал человеком гениальным, проскальзывала язвительная нотка: "А почему, собственно, ты?".
И подготовка длилась как никогда долго: четыре с лишним года. Агентурная сеть в тридцатых годах еще только создавалась в лаборатории и, по сути дела, покушение Архипа было дебютом, от которого в дальнейшем зависело многое. Агентами занимался Кирилл, и, надо было признать, он великолепно справлялся со своей работой. В первый же год он вышел на начальника кремлевского гаража Иноненко - судя по всему, человека решительного и надежного. Архип долго разглядывал фотографию - темные глаза, жесткая линия губ, упрямый подбородок. Отчего-то Архипу казалось, что в тридцатых годах все люди были друг на друга похожи, - все были жесткие.
Выйти на шофера - этот креатив принадлежал, конечно, Ярополку. Однако он, что было не совсем, а вернее, совсем на него не похоже, вместо реальной подготовки больше занимался какой-то метафизикой - личностью Сталина, заставлял меня читать книги - написанные им и о нем. Ярополк видел в вожде тайну, разгадать которую не мог, - хоть лбом о стенку. За всеми зверствами он чувствовал нечто, гораздо более зловещее, нежели сами зверства. Кирилл за спиной Ярополка крутил пальцем у виска и говорил с презрением: "Утоп наш Ярополк в каббале". Нужно сказать, что они друг друга недолюбливали. А впрочем, лабораторные крысы редко способны на любовь.
С позиции разума Архип не во всем соглашался с Ярополком, однако мрачный цинизм Кирилла отвергал не разумом, а сердцем. Глядя на портрет вождя народов, Архип думал, вернее, чувствовал, что тайна есть, и временами ему казалось: хвостик этой тайны виден - только ухватись.
За время подготовки он выслушал много наставлений и просьб относительно речи - тех слов, что должен услышать деспот перед смертью. Надя, стесняясь и краснея, подошла к нему и попросила сказать Сталину, что в аду его ждут убитые им младенцы. Почему младенцы, да еще и в аду, этого она объяснить не смогла и оттого еще более смутилась. Архип давно уже подумывал уволить Нину, так как терпеть не мог влюбленных девиц на рабочем месте, однако он знал, что на руках у девушки больная престарелая мать, и - рука не поднималась.
Речью больше занимался Ярополк, и, как казалось Архипу, подошел он к этому важнейшему делу вполне рационально. Многим палачам - на грани раскаяния и преклонения перед совестью - больно слышать перечисление их грехов и "аз воздам", хотя они и сами прекрасно знают дела рук своих. В Сталине была черта, выводящая его из этого ряда. Он казнил, веря в то, что должен казнить. Ярополк построил речь на решениях двадцатого съезда, а так же на крахе СССР и коммунизма. Это жестоко. Но Ярополк, возможно, имел право на жестокость - его прабабка была замучена в застенках НКВД.
Пытаясь оправдать свое назначение, Архип перелопатил архив лаборатории, доступный архив Интеллектуальной Библиотеки, однако не нашел ни малейшего намека на то, чтобы кто-нибудь из его родственников пострадал от сталинского режима. Напротив, его прапрадед прожил свою мещанскую жизнь в городе Калуге и не слышал о застенках, пытках и расстрелах. Архипу пришлось удовлетвориться фактом убийства его любимого поэта Николая Семеновича Гумилева. Архип питал слабость к литературе и оттого-то его не особенно ценили в лаборатории. И Кирилл, и Ярополк - люди предельно рациональные, твердые, как каменные глыбы, считали Архипа хлипковатым.
Тем удивительнее была "каббала" Ярополка, связанная со Сталиным. Архип начинал всерьез подозревать, что Ярополк почитывает втайне, например, Пушкина. Такие люди - внешне твердые - на деле легко ломаются от небольших трудностей. В лаборатории притчей во языцех стал случай, повлекший временное отлучение Ярополка от дел, - казнь Малюты Скуратова, которую он провел, по мнению руководства, слишком мягко.
Архип слегка улыбнулся, держа в руках портрет Сталина, - ему такое точно не грозит. Клиент смотрел с портрета, слегка хмурясь, даже как будто прикусив ус - нет, здесь жалости быть не может! Причем - ни с той, ни с другой стороны.
На секунду представилось - покушение провалилось, его схватили. Что будет в этом случае? Застенок - всего лишь слово, но и от него пробегает по коже мороз. Архип встряхнул головой, понимая, что начинает попусту трусить, и повернулся к системе.
До утра еще можно было совершить не меньше трех попыток, но хотелось верить, что получится именно эта. Архип проверил - все ли на месте? Сыворотка веры, фотографии безголовых памятников Ленину, старинные деньги, фотография Иноненко, карта Москвы...
"Помоги, Боже", - прошептал Архип и нажал "Enter".
Бог, к которому он изредка обращался в трудные минуты, был его тайной, и узнай о нем кто-нибудь в лаборатории, дело могло привести к увольнению. Архип и сам не знал, что он подразумевает под этим словом, просто произносил - и как будто становилось легче. Он догадывался, что Бог - такой же архаизм, как и литература, как и Сталин, казнить которого он отправляется, но ничего с собой не мог поделать.
Система тихо гудела, листая в голове Архипа страницы иллюстрированной книги. Иллюстрации были бледные, тусклые, плохо прорисованные. Он едва увидел здание Интеллектуальной Библиотеки, где находится РОСИИН, как тут же возник Либасов - последний Президент-человек, далее выступили Медведев, Путин, взобрался на танк Ельцин, сказал "процесс пошел" Горбачев, умерли Черненко и Андропов, получил орден Победы Брежнев, подстрелил подмосковного зайца Хрущев...
Почему он видел именно это, Архип не знал. Как-то он слышал краем уха, что Кириллу система показывает не книгу, а кино, и не про вождей, а о простых людях. Возможно, это была ложь.
Картинка замерла, стала объемной и яркой, но шелест страниц почему-то не прекратился. Архип вздрогнул и понял, что сидит на скамье с витой деревянной спинкой. Деревья шелестят и роняют разноцветные листья.
Как раз мимо проходила девушка в синем пальто и странных очках с толстыми бледными дужками.
-Подскажите время.
Девушка вздрогнула, бросила на него испуганный взгляд увеличенных линзами глаз и, коротко взглянув на часы, сказала:
-Полвторого.
И быстро пошла по бульвару. Ее плечи вздрагивали так, словно она хотела оглянуться, но не смела.
"Надо говорить "пожалуйста", - напомнил себе Архип, переводя стрелки на часах, выданных ему в специальном отделе лаборатории,- а не то скоро засыплюсь".
Ему и в голову не приходило, что в телогрейке и ватных штанах он выглядит в модной, даже в конце тридцатых, Москве, несколько экзотично.
Девушка приняла его за колхозника, приехавшего посмотреть столицу, но ее удивили руки Архипа - чистые и белые, с тонкими нервными пальцами, и его задумчивое лицо.
Архип вынул карту Москвы, состряпанную лабораторными умельцами, - ее никак нельзя было отличить от настоящей. Итак, Иноненко проживает - вот переулок, отмеченный красным карандашом, - Армянский, станция метро Кировская. Дальше придется спрашивать, так как куда именно исполнителя забросит система, никто в лаборатории при всем желании знать не мог.
Кленовый лист, похожий на желтую ладонь, спланировал прямо на фуражку. Архип аккуратно взял его за гибкий черенок: тамдажелистья вроде бы были другими, более механическими...
Он встал со скамейки и пошел вверх по бульвару.
-Скажите, пожалуйста, как дойти до метро? - спросил он у первой попавшейся старушки. По инструкции - следовало обращаться к пожилым.
-А сынок,- улыбнулось беззубым ртом старушка. - Это тебе в обратную сторону, сойдешь с бульвара, потом по бывшей Тверской до Охотного ряда - вот тебе и метро.
-Спасибо, - поблагодарил Архип.
-А ты, сынок, не местный? - спросила старушка, рассматривая его телогрейку.
-Из Тверской области,- соврал по инструкции Архип.
-Ну, удачи тебе, мальчик, - сказала старушка и пошла, стуча по брусчатке палкой.
"Мальчик", - невольно улыбнулся Архип. Ему перевалило за тридцать. Он удивленно смотрел старушке вслед - уж очень ласково и душевно она с ним говорила, словно он и вправду был ее сынком. И то, что пришлось соврать этому человеку, вселило в Архипа смутную досаду.
Он сошел с бульвара и увидел знакомый по картинкам памятник Пушкину. Кругом на лавочках сидели люди, многие читали книги, быть может, того, кто, задумчиво склонив голову, смотрел на них. И везде кружились в воздухе желтые и красные листья. Вокруг было море красок - мир был пестрым, как старинные платки, а Архип почему - то представлял его угрюмым и серым.
"За этой красотой скрываются застенки, в которых стонут люди", - сказал себе Архип и пошел по тротуару вниз, туда, где краснели башни Кремля.
Вот и метро - крупная буква "М" над каменным низким сводом. Архип быстро спустился по ступенькам, стараясь не глядеть в сторону Красной площади - боялся, что там могут быть патрули. Он купил в кассе красный билет, не без сожаления расставшись с раритетным пятаком. Рыхлая женщина в красном берете черкнула на билете ручкой: "2 ч. 7 мин".
В метро дули теплые ветры, пахло чем-то вкусным. Светлый зал поразил Архипа: не верилось, что все это построено для того лишь, чтобы принимать-отправлять поезда. Людей было немного. Архип жадно вглядывался в лица, пытаясь прочесть в них страх, страдание, но люди были самые обыкновенные - в меру счастливые, в меру несчастные.
"Он ведь живет среди вас, - хотелось спросить.- Неужели вы не чувствуете его страшное дыхание?"
Две девочки, должно быть, школьницы, смотрели на Архипа, хихикая, но когда он обратил на них внимание, одна строго одернула другую, и они исчезли в подошедшем поезде.
Архип знал, как добраться до Кировской, но ему было приятно слышать голоса этих людей, видеть, как меняются их лица.
-Скажите, пожалуйста, как попасть в Армянский переулок? - спросил он у старичка, сидящего на лавке с газетой. Газета называлась "Правда", и с первой полосы, слегка прищурившись, глядел на Архипа тот, ради кого он очутился здесь.
-В Армянский? - старичок задумался.- Ну, вы меня озадачили! В метро - и вдруг переулок.... А! Это ж вам, батенька, на Чистые пруды!
"Ну вот, то сынок, то батенька", - с удивлением подумал Архип.
-А как на Чистые пруды?
-Сейчас сядете и через одну выйдете на Кировской. Ну а там уж спросите, где Армянский.
-Спасибо, - поблагодарил Архип. Старичок вновь погрузился в чтение, безмолвно шевеля губами.
Гремя, подошел поезд - желтый, угловатый. Архип, пропустив вперед себя нескольких пассажиров, вошел в вагон. Двери затворились.
Пассажиров было немного, большинство сидело на коричневых скамьях. Стоя ехали лишь подросток в темно-коричневом пальто с оторванным хлястиком, хорохорящийся перед посмеивающимися в дальнем углу девчонками да Архип, слегка оглушенный незнакомым городом. Городом, в котором он родился и прожил всю жизнь. Вот только тамуже не было ни Армянского переулка, ни станций-дворцов, ни Чистых прудов. Метро, а также деление на улицы и переулки было ликвидировано за ненадобностью.
"Ликвидировано за ненадобностью, - усмехнулся Архип.- Вот уже и лексически становлюсь здесь своим".
Архип поднимался вверх по эскалатору, и ему жаль было покидать уютное каменное гнездо, где все люди на время как бы становились родственниками.
Усталая с виду женщина объяснила ему, что, как она выразилась, "Армяшка" находится сразу за поворотом с Чистопрудного бульвара. Бульвар шумел; гремя, ехали машины, но как только Архип свернул в закоулок, шум тутже поубавился, словно он переступил невидимую черту и сразу очутился в другом мире, мире тишины и желтого цвета, осенних листьев и стен домов.
Пару минут он шел по переулку со смешным названием - "Кривоколенный", который плавно перетек в искомую "Армяшку".
Вот и дом Иноненко - сердце Архипа застучало быстрее. Надежна ли агентура Кирилла? А ну как его никто и не ждет? Какое скверное чувство, когда никто, нигде тебя не ждет.
Во дворе играли дети, а на лавке рядом с парадным сидели две старушки, настороженно посмотревшие на Архипа. Архип поздоровался, подумав, что они могут сотрудничать с НКВД.
"Что ты несешь? - он тут же упрекнул себя.- Может, и дети тоже сотрудничают?".
Стены в парадном были исписаны древними словами и разрисованы еще более древними рисунками.
Ощущая неприятный привкус во рту, Архип подошел к двери с широкой жестяной табличкой "16". Словно гроздь винограда, рядом с дверью висели звонки и с каждым - бумажная приписка: "1 - Ивкин", "2 - Литкун", "3 - Зверевы"...
Ага, "9 - Иноненко". Архип нажал на кнопку. Звон, последовавший за этим, слышен был, наверно, и старушкам на лавке.
Дверь открыл не Иноненко, а полная женщина в бигудях и с выпученными глазами. За ее спиной клубился белый пар.
-Здравствуйте, я к товарищу Иноненко, - сказал Архип.
-К Максиму Петровичу? - лицо женщины расплылось в улыбке. - Проходите. А это...
Она кивнула головой на гроздь звонков.
-Только собрались индивидуализировать, еще не работает...
Женщина посторонилась, пропустив Архипа. Он вошел, и ему показалось, что он попал если не в ад, то Бог знает куда.
Белый пар пах свежей сиренью, по полу, вокруг наполненных водой шаек, крича и смеясь, носились друг за другом дети - кажется, пятеро. За столом в кухне сидели две женщины и пожилой мужчина.
"Коммуналка", - со странным чувством вспомнил Архип.
-У нас тут большая стирка, - радостно сообщила женщина. - К зиме готовимся.
Архип не понял, как это - к зиме, но улыбнулся и кивнул головой:
-И то дело,- сказал по инструкции.
Дети, визжа, носились рядом, какой-то мальчишка с копной светлых волос все хватался ручонками за его ноги, прячась за ними, как за забором, от друзей.
-А вот я вас, - прикрикнула на детей женщина и тут же с улыбкой пояснила Архипу.- Зверевское потомство расшалилось... Может, кушать хотите?
-Да, присаживайся, товарищ,- пригласил старик, стукнув ложкой по столу. - Я вижу, ты человек рабочий.
Архип, оглушенный и оторопевший, едва нашелся, чтобы ответить:
-Нет, благодарю, - и тут же добавил.- Мне б Максим Петровича...
-Так он можа спит еще,- проговорила одна из женщин.
Архип прошел по широкому коридору и тихо постучал в дверь с медной девяткой, прибитой маленькими гвоздями.
-Войдите.
Дверь оказалась незапертой. Иноненко и вправду читал и при появлении Архипа отложил в сторону книгу с золотистыми буквами на обложке - "Ленин".
-Племяш! - закричал он, испугав Архипа.- Сколько лет, сколько зим!
И тут же добавил шепотом:
-Ну, здравствуй, потомок. Притвори дверь плотнее.
* * *
Живой Иноненко мало чем отличался от своих фотокарточек - та же суровая хмурость бровей, та же жесткость линий рта и подбородка... Но черные глаза блестели, придавая лицу лихорадочную живость.
-Как звать?
-Архип.
-Хмм, - агент задумался, поводя рукой по давно небритой желтой щеке. - Да ты сядь.
Архип присел на табурет - грубый и неровный, должно быть, сколоченный своими руками.
-Я думал, придет Кирилл - идейный хлопец.
Иноненко, как показалось Архипу, пытливо заглянул ему в глаза.
-Прислали меня, - несколько жестко сказал Архип.
-Да-да, конечно,- извиняющимся тоном пробормотал Максим Петрович, встал с продавленного дивана, подошел к окну.
Архип с удивлением осмотрел комнату: он знал, конечно, что в тридцатые годы многие жили в коммуналках, а то и в бараках, но Иноненко - то был начальником кремлевского гаража, а любая власть подкармливает своих слуг.
Стены комнатки были оклеены порыжелыми обоями с плохо нарисованными колокольчиками, кроме табурета и дивана из мебели были платяной громоздкий шкаф да стол. На столе - стакан с буроватой жидкостью, бутылка воды и портрет Сталина, под столом - несколько книг с потрепанными обложками. Была еще отопительная батарея, на ней сушились носки хозяина.
Иноненко вздохнул, отошел от окна, присел на заскрипевший диван.
-Думаешь, почему я так живу, - сказал он, понизив голос до шепота, и развел вокруг себя руками. - Мне от них ничего не надо.
Архипа поразила такая догадливость, и он не нашелся, что ответить.
-А у тебя кого ... ну, это самое ... - приблизив лицо к самому носу Архипа, проговорил Иноненко.
-Прадеда, Максим Петрович, - соврал Архип.
Агент понимающе закачал головой, зашлепал губами и, отстранившись, откинулся на спинку дивана. Теперь он смотрел на Архипа с жалостью, словно гибель прадеда потрясла того не далее, чем вчера.
-А вы?
-Я? - вскинул брови Максим Петрович. - Я вот из-за него...
Он ткнул пальцем в том Ленина.
У двери что-то застучало, словно кто-то уронил банку.
-Дети, - многозначительно сказал Иноненко.- Ну что ж, племянничек, вечереет...
За окном и вправду образовались сумерки. Над соседним парадным зажегся тусклый фонарь.
-Идем ужинать.
Архип испуганно приподнялся.
-Да ты фуфайку-то сними, - засмеялся агент. - Или вы в своей Твери в фуфайках кушаете?
Архип скинул фуфайку, оставшись в русской вышитой рубахе, подобной той, что при царе носили "малые" и "человеки". Не хватало только подпоясаться.
Иноненко с иронией посмотрел, покачал головой и, порывшись в шкафу, выудил старый френч, кое - где попорченный молью.
-Надевай! Не бог весть, а все же... Да и в Твери сейчас несладко живется.
Архип стал переодеваться и краем глаза заметил, что Иноненко с интересом глядит на него.
-А вы, я смотрю, не шибко поправились-то. Хлипкие!
Архип промолчал - он и вправду был не очень силен физически.
Как только дверь комнаты отворилась, в нее хлынул пар, детские крики, а также неторопливый разговор. Неторопливый разговор вели сидящие на кухне люди - много людей. Женщины, мужчины. Как только Архип с Максимом Петровичем появились на кухне, все глаза устремились на новичка. Архип смутился.
-Познакомьтесь, товарищи, - весело сказал Иноненко, без церемоний заглядывая в стоящую на плите большую кастрюлю. - Мой племяш Архип. А что, теть Маш, можно у тебя макарошек своровать?
-Нельзя, - засмеялась тетя Маша, та самая женщина, что открыла Архипу дверь.
Максим Петрович тоже засмеялся и, достав из буфета две алюминиевые миски, быстро наложил макарон.
-Садись, Архип, - подвинулся один из сидящих за столом мужиков.- Ты сам-то откуда будешь?
-Из Тверской области, - проговорил Архип, чувствуя себя не в своей тарелке.
-А конкретнее?
-Не доставай парня, Прытковский, пусть поест с дороги.
Иноненко поставил перед Архипом миску с макаронами, щедро политыми мясной приправой, положил краснобокий помидор.
-Сало будешь, Архип? - спросила одна из женщин.- А то у меня есть.
-Нет, спасибо.
Но сало уже лежало перед ним - толстое, порезанное на аккуратные ломтики.
Архип с детства имел плохой аппетит, а постоянное кофе и концентрат и вовсе сделали его почти равнодушным к пище, но сейчас он позабыл об этом. Такой вкусной еды он никогда не пробовал: мясо в подливке было нежным и сочным, сало медленно таяло во рту, макароны - простые макароны - показались ему чем-то необыкновенным, почти неземным. Но особенно ему приглянулся помидор - он жадно вонзил зубы в его матовый бочок и только тут, подняв на мгновение глаза, понял, что нарушает инструкцию, предписывающую "есть осторожно, нежадно, а по возможности отказываться от пищи".
Жильцы глядели на него с удивлением и жалостью, тетя Маша даже отвернулась и украдкой вытерла набежавшую слезу. У Иноненко то ли от стыда, то ли от злости покраснели уши.
Архип кашлянул и положил помидор в миску.
-Спасибо большое, - сказал он.- Я сыт.
-Может, еще подливочки? - спросила тетя Маша, гремя кастрюлей.- А то у...
-Нет, благодарю,- грубовато отрезал Архип, собираясь в дальнейшем жестко придерживаться инструкции.
Замолчали. Максим Петрович ел, гремя ложкой.
-А что, Архип, в Москве у дяди работать будешь? - спросил Прыковский.
-А то где же? - жуя, проговорил Иноненко.- Коль дядя шофер?
-Верно, Максим Петрович, - заговорила женщина с бородавкой на верхней губе. - Нужно детям помогать. Кому они, если не нам, нужны?
Краснолицый мужик, должно быть ее муж, толкнул ее локтем, и женщина замолчала. После этого разговоры в кухне сошли на нет, и жильцы разбрелись по комнатам.
Максим Петрович выудил из миски последнюю макаронину, быстро сполоснул посуду над раковиной.
-Пойдем, Архип, - сказал он, подмигнув. - Помидор-то возьми...
Комната Иноненко уже была погружена во мрак и, завесив окно шторой, агент включил свет.
-Постелю себе на полу, а ты ложись на диван.
Архип запротестовал, но Максим Петрович был непреклонен. Он достал из шкафа старый матрас, свернутый в толстую трубку.
"Уже не раз встречал лаборантов, - подумал Архип. - Наверно, и Кирилл спал на этом диване".
Иноненко тем временем снял с дивана засаленное покрывало и переложил его на матрас, а на диван постелил клетчатое байковое одеяло.
-Ну вот, Архип... - немного смущаясь, сказал он.- Чем богаты...
-Спасибо.
Архип медленно опустился на диван - ему показалось, что он лег в гроб. Максим Петрович выключил свет. Через пару минут послышалось его свистящее дыхание. Должно быть, заснул.
"Странный человек, - подумал Архип.- Участвует в покушении на своего вождя и так спокоен. Что им движет? Да, он же указал на Ленина... Но откуда ему знать про завещание? Просто догадался, читая ленинские книги? Идейный... Ну, а я? Что движет мной? Премия по итогам квартала? Нет, конечно. Честолюбие! Конечно, мое проклятое честолюбие".
Архип иногда бывал честным с самим собой и в такие минуты, послав взгляд внутрь своей души, он находил там жажду славы - архаизма человеческой цивилизации. Подозревал он, что и Кирилл с Ярополком рискуют жизнями не ради поощрительной грамоты.
Архип на секунду задумался, пытаясь сконцентрировать свои ощущения на этом вопросе.
-Нет, - честно признался он.
Максим Петрович тяжело вздохнул, пробурчал что-то сквозь зубы и, повернувшись головой к стене, захрапел.
Нет, тамбыло не лучше, Архип уже в этом не сомневался: диктат информации ничем не лучше диктата человека, и то и другое направлено на порабощение человеческой души, хотя и разными путями. Если ты досконально информирован - это еще не значит, что ты свободен. В конечном итоге всеобщая информированность привела к невысказанному запрету необходимых для душ меньшинства знаний. Так произошло с поэзией, искусством, религией - большинство съело меньшинство, но счастливее от этого, конечно, не стало.
Ходили и слухи об информационных пытках, совершаемых в недрах Интеллектуальной Библиотеки, о репрессированных РОСИИНОМ - Российским Искусственным Интеллектом - писателях, поэтах, ученых, скульпторах, художниках и просто ненадежных.
"Однако Сталин проливает кровь и за это достоин казни" - решил Архип, словно оправдываясь перед кем-то.
После этого сон медленно завладел им: снился не Сталин или РОСИИН, а Надя из лаборатории, с задумчивым видом она смотрела на Архипа, виновато улыбаясь, говорила что-то. Он силился понять, что же она говорит - но никак не мог догадаться и от этого нервно вздрагивал во сне.
* * *
Солнце кинулось к Архипу, принялось тереть ему щеки, покалывать глаза под веками, но окончательно разбудил его лишь бодрый голос:
-Подъем, племяш.
Архип сел на диване, не сразу поняв, где он находится.
-Нам песня строить и жить помогает, - пел Максим Петрович, приседая. После каждого приседания он залихватски похлопывал себя по бедрам.
-Что вы делаете? - удивился Архип.
-А ты не знаешь?- удивился Иноненко. - Эх ты, деревенщина! Зарядка!
Агент рассмеялся, показав белые крепкие зубы.
-Ну вставай, иди умывайся, пока не набежали.
"Кто не набежал?" - изумился Архип, но тут же догадался: конечно, жильцы.
Максим Петрович был в трусах, волосы у него на голове мокрые.
Архип откинул в сторону одеяло и поднялся. Он, в отличие от Иноненко, провел ночь в ватных штанах и свитере.
-Да, брат, - покачал головой агент.- Ну и обычаи в твоей Твери. Сымай все - а то не поймут.
Пришлось подчиниться. Под ватными штанами у Архипа расположились трусы в зеленый горошек - блестящая подделка лабораторных швей.
-Вот возьми - мыло, бритва, - Иноненко сунул в руку Архипа бумажный пакет и полотенце. - И скорее, скорее... До конца по коридору, потом налево. Там же и сортир, кстати.
Архип выскочил за дверь и ... оторопел. Прямо на него, легко ступая по сырому выщербленному полу, шла белокурая девушка, отчего-то показавшаяся ему необыкновенно красивой. На ней было надето короткое пальто кремового цвета и аккуратная вязаная шапочка.
Смущенно прикрыв волосатую грудь пакетом, Архип смотрел на нее.
-Добрый день, - сказала девушка, улыбнувшись, и прошла мимо.
Архип растерянно промолчал; после, идя по коридору, ругал себя за это: по инструкции положено отвечать на приветствие.
Когда, умывшись, Архип вернулся в комнату, Иноненко уже был собран: черные широкие штаны, заправленные в высокие кожаные сапоги, черная кожаная куртка с обшлагами и блестящими пуговицами.
-Скорее, - попросил он.
Архип быстро натянул ватные штаны, свитер, фуфайку, обулся.
Они вышли из комнаты. Иноненко закрыл дверь на ключ и спрятал его в нагрудный карман.
Утро было зябким и сумрачным - растрепанные вороны с криком носились над растущей у подъезда березкой. Падали желтые листья.
Архип, сам не зная почему, вздохнул.
- Позавтракаем в гараже, - сказал Иноненко, неправильно истолковав его вздох.
Вынырнув из подворотни, они вышли на бульвар, но в метро Максим Петрович спускаться не стал.
-Дойдем пешком, - сказал он, - А то еще пристанет...
Иноненко не договорил, но Архип и сам догадался: патруль.
Кремлевский гараж, к некоторому удивлению Архипа, расположился вовсе не в Кремле, а в неприметном переулке, во дворе перед низким красным зданием с деревянной табличкой "АВТОКОЛОННА N1, г. Москва". Напротив здания находились, собственно, гаражи: пять высоких металлических ворот, вмонтированных в приземистое кирпичное строение. Одни ворота были отворены.
-Серег, с утра пораньше? - крикнул Максим Петрович.
Из гаража вышел белокурый улыбающийся парень, невысокий, но очень крепкий с виду. В замасленных руках он держал какую-то деталь и отвертку.
-С утра пораньше, Максим Петрович. Здравствуйте!
-Здорово, Сережа. Познакомься - Архип.
-Салют! - Сережа весело посмотрел на Архипа. - Давно шоферишь?
-Семь лет.
-Солидно, - присвистнул Сережа. - Ну, обращайся, если что.
-Хорошо.
-Сережа, мы с новичком пойдем чайку попьем, - словно извиняясь, сказал Иноненко.- Присоединяйся.
-Нет, спасибо, я уже попил, - засмеялся шофер.
Максим Петрович повел Архипа в красное здание. Здесь пахло пылью, машинным маслом, кошкой. За дубовым черным столом сидела худая женщина с искривленным носом и некрасивой родинкой на щеке. На плечи она набросила шерстяной коричневый платок.
-Доброе утро, Алла Марковна.
-Доброе, Максим Петрович. Там вам пакет со вчерашнего дня из управления.