Аннотация: Ознакомительный фрагмент из романа: Гаврилов Д.А. Волхов, сын Словена. М.: Вече, 2023. (из серии "Княжий пир продолжается")
Роман является частью дилогии о князе-оборотне Волхове: Гаврилов Д.А. Волхов, сын Словена. М.: Вече, 2023. 352 с. ISBN:978-5-4484-4015-1 (из серии "Княжий пир продолжается")
Дилогия о Волхове и других сыновьях Словена, правителях Славии, выступает своего рода Перекрёстком миров Юрия Никитина. Преданный поклонник циклов "Трое из Леса" и "Троецарствие" обнаружит на страницах нового романа серии "Княжий пир продолжается" отсылки к сюжетам уже известных произведений жанра русской историко-героической фантастики. От Таргитая, Колоксая и Скифа до мудрого Волхова и ярого Вандала, а после и самого Рюрика тянется одна из ветвей родового древа великих князей наших. Волхов - легендарный вещий князь-оборотень, основатель Словенска. Много лет был он вынужденным советчиком отца, вёл жизнь, противную собственным мечтам и истинным стремлениям. Потому вскоре по смерти ксая Словена Волхов уступает престол среднему брату Нимроду и уходит в духовные странствия. Но в злое для Славии время он не может не вмешаться в круговерть событий. Рати неистового Вандала жаждут сечи... Читайте первую часть дилогии о князе-оборотне и его братьях!
Пролог
Заведение, обычно многолюдное, в этот вечер поражало пустотой.
- Хозяйка! Ещё этого, как его там, ...олуя плесни! - распорядился лекарь на правах завсегдатая.
- А не хватит ли вам, парни? - осведомилась она, уперев руки в боки.
- Налей, я сказал! - подтвердил тот. - Не видишь, разве, Долли, мы князя поминаем!
- Сколько раз повторять, Доля я - не Долли! - поправила женщина.
- Не поминаем, а провожаем, - заострил мысль второй собутыльник, и улыбка расцвела на его широком лице от уха до уха.
- Лечим, - уточнил первый.
- Это одно и то же, Ястреб! - рассмеялся Волхов, тяжело поднимая лохматую голову из полупустой миски с ухой.
Но не ясно, относились ли его слова к приятелям, или хозяйке.
Жирная капля сползла по горбатому носу до самого кончика и шлёпнулась на дубовый стол.
- Просто чудовище! - возмутилась та, которую назвали Долли, и, махнув на пьяниц пухлой рукой, двинулась к бочкам. Впрочем, недовольство её было показным, она не могла пожаловаться на выручку в этот пасмурный день, когда горожане не казали из дому носа. Только одной своей посиделкой троица покрыла все возможные и невозможные убытки на месяцы вперёд.
- Я давно хотел тебе сказать, княже, - начал лекарь, покачивая пальцем перед мутным взором Волхова, - нехорошо бросать старых друзей!
В ответ Волхов полез за пазуху и бухнул об стол увесистый мешочек.
- Тссс! - произнёс он.
- Ты превзошёл сам себя, дружище! Тут хватит до второго пришествия... Заратуштры.
- Определённо, - согласился Волхов, и опрокинул в глотку целиком только что принесённую кружку яблочного олуя.
- Не, вот так как раз не хватит, - покачал головой широколицый.
- И куда ты, княже, теперь? - с интересом спросил худощавый лекарь.
- Всё кругами бродил, теперь вот решил прямо пойти, никуда не сворачивая. Не знаю, получится ли ныне.
- Это будет затруднительно! - подтвердил худшие опасения Волхова собутыльник, отхлёбывая олуя в свой черёд.
- К Темнобогу на куличики! За моря и дали. Пока рекою Мутной на север, на острова. Вернее, на остров, на тот самый. Словом, не ищите. Ну, я тронулся! Хм... Моя чаша полна, - покачиваясь, Волхов встал, утёр рукавом усы и бороду, ещё жирную от ухи, и, держа равновесие, стойко направился к двери. - Не поминайте лихом, если что! - помахал он широкой, как весло, ладонью уже с порога и шагнул в ночь.
- А давай ещё по маленькой, пернатый! За ушедшего! - предложил один из сотрапезников, заглядывая в кружку, из коей только что пил Волхов. - Что ж ты врал то, дескать, она полная, князь! - крикнул он вслед.
- Ну, так и быть, Ллир, уговорил... - подтвердил лекарь, ничуть не обидевшись на прозвище. - Эй! Хозяйка!
- Так князь, я не понял, ещё вернётся? - не понял тот, кого назвали Ллиром.
- Я уверен, - подтвердил лекарь, - ибо на этого, как его... Заратуштру не похож. Впрочем, и мы на арьев тоже. А словен - это звучит гордо!
Глава 1
Отец Волхова - Словен - был храбрый и счастливый полководец, первый в роду, любимый сын Россолама. Дружины его наводили ужас на врагов, и каждый воин самому Словену под стать.
Россолам, чуть появился первенец, приказал взять ко двору всех тех, что родились в тот же день. Детей сих наказал он воспитывать, как и собственного сына, со старанием и терпением. За дело взялись самые ревностные воеводы, самые лучшие наставники. С малых лет детей учили искусству выжить и победить, действовать жестоко и дерзко, переносить голод и холод, жару и жажду. Юношами уже умели они подчиняться ксаю беспрекословно, переносить страдания, подобно настоящим мужчинам, а в кровавой сече либо добиваться победы любой ценой, либо славно умирать.
А главное - следовали они обычаю: "Так поступали пращуры, так надлежит действовать и нам. Младшему - слушать старшего". В те времена считалось, кто верен дедовским законам, не передаст детям ничего худого.
- И ты, Волхов, лишь малое звено в длинной цепи поколений предков. Вещий бог перебирает её на свой лад. Согласно неведомому смертным замыслу, он может поменять звенья местами или вычленить их. Так каждый год от предлетья к предлетью возрождается природа, и так деды воплощаются во внуках и правнуках, - пояснял отец Словен. - В каждом из нас есть искра Сварожьего огня, божьего семени. И нам достойными надо быть великих предков. И прадеда моего - Скифа. И отца его ксая, подобного Солнцу, с которого мы счёт уж не по лунам, а по дневному светилу ведём. И того первого, кто выковал это светило. Могучие царства сотрясали они! И мне, и тебе, и братьям нельзя посрамить пращуров!
Первый же поход Словена увенчался громким успехом: в кровавой схватке он побил самих венедов - гордых и независимых поморян, считавшихся доселе непобедимыми. Кабы не их жрецы, призвавшие на голову противника сплошные непогоды, так и вовсе дошёл бы до самой Венеты. Все молодые воины, воспитанные вместе с ним, были его ратными товарищами и находились безотлучно при Словене.
К громкой славе отцовой Волхов привык еще в детстве. Он и сам помнил тот великий поход за Истр, в год рождения брата, Нимрода, и смерти деда. В год, когда первый раз взялся за копьё, начиная битву.
Уже потом, когда в нём проснулся дар, Волхов одной мыслию проникал в далёкое прошлое и снова ощущал себя юнцом, "от земли два вершка", что пытался ручонками обхватить громадный столп, намертво вкопанный в твердь. "Ксай над ксаями Словен покорил эту страну своим оружием" - вот что гласили черты и резы на хладном незыблемом камне.
Деда Россалама Волхов так ни разу до смерти его и не увидел. Тот рано отошёл от дел, доверив наследство старшему сыну. Но въелся в память пасмурный холодный день тризны: воем собак, причитанием баб, нескончаемым потоком мрачных людей. Тогда-то Словен и стал ксаем всех ксаев.
Отец Словен жил широко, старался всегда отметить и воеводу, и ратника. Иной получал в удел ту новую землю, что сам и отвоевал у бескрайней страны лесов, холмов и озер. И думал Словен, что вручил её достойным людям, на них надеялся, и имел над всеми попечительство. Молва о предводителе скифов шагнула далеко за пределы этих земель, и даже иной дикий сармат, а то и какой ушлый грек, искал в Славии, прозванной так в честь вождя, покровительства. Кого привлек щедростью, кого - судом справедливым, кого и силою - от Янтарного моря на закате до самых Святых гор на восходе...
Как давно Волхова отметили боги, он и сам не помнил. Сказывали после, что на пятом году отроду малец вдруг начал чудить. У самого остались смутные ощущения: дым, духота, жар. Испуганная мать. Ревущий навзрыд братец Нимрод.
По смерти Россолама воротился отец из похода - так ему хоромину в ночь возьми и подожги. Боги не допустили сгореть заживо, великие пряхи всем срока отмеряют, кому узел завяжут, а кому нить жизни внезапно оборвут. Ливень выдался, и утих огонь.
Не иначе, кто-то из Словеновых ближайших родичей извести хотел. Дядья. Болгор? Коман? Истер? Теперь уж всё равно. Они истребили друг друга в братоубийственных войнах, и царства их вскоре рухнули, - вспоминал Волхов. - А отец двинул рода свои на север. Верил он одному лишь Русу да вещей Ирмере. Умела эта женщина закликать и ветра, и воды.
Но где сейчас дядька Рус? Может, и его нет в яви боле. Уж десять лет, как отошел отец, не слыхать и о мудрой Ирмере давно, не приехал стрый ни разу брата помянуть. Говорили, поставил далеко на восход светила стан, да совсем пропал...
* * *
Закрывая глаза, Волхов снова видел себя мальчуганом, сыном тогда молодого и сильного ксая. Ещё не подростком даже, но плоть от плоти великого рода героев, юнцом, которому предстояло пройти новое посвящение.
Их разделяла пара сотен шагов. Словеновых воинов и тех, кто называл северян варварами. Ксай оглядел стройные вражьи ряды. Начищенные до блеска медные латы и отполированные мелом почти прямоугольные щиты неприятеля сверкали в первых лучах пробудившегося светила, слепя очи.
- Хорошо, что лишь отражение, - похвалил себя Словен. - С не меньшей силой Светлобог, а по-скифски Гойтосир, ослепляет и противника, вставая за спиною его "дикой" северной рати. Погоди, пусть только ярая божья колесница поднимется повыше...
Волхов тоже с интересом разглядывал невиданных прежде воинов. Но отец, сидящий на коне, мнился ему в сравнении с этими гладкокожими в юбках настоящим гигантом, почти что богом, которому ничего не стоит рассеять любые полчища.
- Скольким же кобылам, - наивно думал ребёнок, - пришлось отрубить хвосты, чтобы водрузить их на эти шлемы?
- Уверен ли ты, старик, - ещё раз спросил Словен, подозвав к себе одноглазого мастера, - что мальчику под силу бросить это копьё.
- Не волнуйся, о, ксай! Оружие будет ему в самый раз. И лучше бы так не случилось, что оно придётся твоему сыну по вкусу раньше времени.
- Если он сумеет швырнуть копьё хотя бы на тридцать шагов, я щедро вознагражу тебя... после битвы, - пообещал Словен.
- В том нет сомнений, первое так и случится, - молвил старик, и склонившись над маленьким Волховом, поставил перед ним давно обещанное - первое его оружие. - Помни, как мы с тобой учили! Этот ясень не чета иным, он полетит стрелою, тебе лишь нужно приметить нужную цель и представить, как падает сражённый враг.
- Не сомневайся, я сделаю всё, что должно, - по взрослому серьёзно ответил мальчик мастеру.
- Позовите мне брата. Сюда, немедленно! - приказал ксай, думая о чём-то своём, и не слыша сей приглушённый разговор.
- Я здесь, Словен! - опередил посыльного Рус, подъезжая к нему на норовистой лошади, которой, казалось, овладевает нетерпение в преддверии близкой сечи.
- Сегодня, брат, я сам поведу наших воинов в бой. Только тебе я могу доверить жизнь моего первенца, старшего сына Волхова. Если мне суждено пасть, ты заменишь моим детям их отца, и возьмёшь себе в жёны Шелонь.
- Но, Словен...
- Я всё сказал. Едва Волхов положит зачин сече, уведи его подальше, да и сам в сражение не вступай. Пусть помогут нам боги!
- Да будет так, как ты хочешь. После переговорим, - ответил Рус, но все вокруг, а не один Словен, ощутили его досаду.
Воины подались в стороны, давая проход сыну ксая, за спиной коего шествовал высокий мастер, словно бы оберегая мальца от дурного ока.
- Эй, варвары! - обратился к ним, слегка перевирая слова, кто-то из вражеских военачальников, выехав перед строем медноголовых, а сам он был в позолоченных доспехах. - Великий Аргей милостиво позволяет вам уйти к себе и больше не возвращаться.
- Мы наслышаны о мудрости Аргея, и силе его женщин, - громко рассмеялся Словен. - Но если вы не бабы, выходите в поле и бейтесь, как мужчины! Велемысл, ты здесь? Переведи им, - приказал ксай жрецу.
Последующие слова вражьего предводителя Волхов понял скорее по тому, как согласованно и чётко медноголовые выполнили его указание:
- Сомкнуть щиты.
Выступив по знаку одноглазого мастера вперёд, Волхов изловчился и швырнул даденное ему копьё в неприятельское войско. Просвистев в воздухе, оно угодило точно в грудь надменного воеводы, и тот со звоном и грохотом рухнул с коня.
- Гляди, если успеешь, сейчас пойдёт потеха, - сказал одноглазый мальчику, препоручая его подбежавшим телохранителям.
- Ещё хочу! Ещё! - закричал Волхов и затопал ногами.
- Ты великий искусник, старик! Проси, чего пожелаешь! - прогремел откуда-то сверху радостный голос Словена.
- Всему своё время, ксай. Обычно я сам беру то, что мне принадлежит! - молвил мастер, и с этими словами, надвинув дорожную шляпу на лоб, исчез, словно и не бывало...
- Ещё хочу! - плакал навзрыд мальчик.
Впрочем, нет, уже почти воин, чьё оружие впервые отведало крови. И в жизни Волхова это была первая кровь.
- Не реви! Ты мужчина? Или кто? - бурчал Рус, усаживая племянника перед собой поудобнее. - Лучше крепче за гриву держись. Мы с тобой ещё повоюем! - обнадёжил он и добавил горестно. - Но не в этот раз.
- И да поможет нам всеотец! Внемли же, Стрибог-Папай! - услыхали они ксая, который двинул рати на врага...
Оставшись верным Словену, Рус до последнего тяготился положением младшего. Но минуло ещё долгих пятнадцать лет, прежде чем он покинул их навсегда, успев основать крепость на другом берегу Ирмера и назвать своим именем - Русою.
Хоть Славия и велика, от моря и до моря, - размышлял Волхов, - всё-таки Рус ушёл добывать себе собственного царства за её пределы. Хорошо, если на земле. Худо - коли на небе.
Может, и он хотел дойти до края, чтобы поглядеть, где просыпается каждодневно солнце, а самого Волхова тянуло на запад, туда, где оно засыпает и по сегодняшний день.
* * *
С ранних лет и Волхова, и младших его братьев, учили быть воинами, правителями, подобными отцу. И хотя каждый старался быть на ксая всех ксаев похожим. Разнились, чего и говорить, умения Словеновых отпрысков.
Он, Волхов - старший, унаследовал особую мудрость, говорили, в сорочке родился. Волховец, был тоже необычайно проницателен. Нимрод - второй после Волхова, властолюбив, но его природная хватка выручала там, где Волхов всё бы подвергал сомнению. Рудоток слыл баловнем женщин. А Вандал...
Вандал - родился последним. Младший, любимый сын Словена. Он появился на свет, когда виски владыки покрылись серебром. И хотя не по старине было ставить младшего вперёд старших, Словен нет-нет дозволял Вандалу то, за что нещадно прежде наказывал остальных, ибо этот его сын получил от богов себе жизнь ценой жизни матери - Шелони. В память о ней по совету Волхова назвали реку, в великое озеро впадающую.
Вандал унаследовал особый дух, неуживчивый дух победителя и смельчака. Именно такие люди, проснувшись утром, могут ни с того ни с сего закинуть за плечи мешок, приспособить под посох первую попавшуюся палку и уйти в неизвестные земли, куда глаза глядят. Могут уйти, чтобы возвратиться нежданно и негаданно, на усыпанной самоцветами да яхонтами лодье, в окружении сильнейших воинов и прекрасных полонянок.
Волхов был иным. Он никогда и ничего не делал просто так. К грядущему готовился загодя. И перед тем, как отправиться в странствия, прозревал пути-дороги, все перекрёстки и межи. Намечал цель и достигал её, во что бы то ни стало.
По смерти основателя град Словенск и достался Волхову, как старейшему из сыновей усопшего и его советчику. Гадание молодого Волхова некогда и привело прежних скифов, а ныне - словен, на берега реки Мутной и этого великого озера, наречённого в память об Ирмере и в благодарность ей. Ибо вещая женщина эта приняла на себя заботы о маленьком Вандале, оставшемся без матери. Старики поговаривали, что хоть и не родная сестра она Словену, но была советчицей самого Россолама много прежде, чем молодой ксай сменил отца.
Ни Ирмера, ни Рус по основании новой столицы не остались со Словеном, рассудив, что гнездо орла богато птенцами. И всем в мире не ужиться, пройдёт еще десяток лет. Лишь одного племянника хотела взять с собой на воспитание Ирмера, уговаривая сурового ксая, мол Вандала зашугают старшие, не дадут ему житья.
Не послушал ксай вещей, больно дорого достался ему последний сын. И хотя видел, что случилось, как вещала Ирмера, решения начального не отменил. Где это видано, чтобы даже вельми умная баба из мальчика воина да княжича вырастила?!
Между тем и Волховец, и Рудоток винили в смерти любимой матери именно его, Вандала. Не родись последыш - была бы жива Шелонь. И этого невольного "преступления" ни младенцу, ни юнцу, ни юноше Вандалу так и не простили.
Уже на исходе лет, по возвращении из-за моря, к бранной славе ксая всех ксаев прибавилась победа над свеями и готами. Словен призвал детей своих, и постановил, что коли умрёт - сидеть каждому в своём уделе. Волхову по праву первородства быть в Словенске. Нимроду - в Алоди, что на озере Наяво. Волховцу - в Боровиче, а Рудотоку достался любимый им Чагодощ, где он знал немало укромных уголков.
Вандалу Словен дал в удел Белозеро, подальше от прочих братьев. Чуял престарелый ксай подступающую немощь, сказывались прежние раны, а под конец и вовсе ослеп, как тот эллин Омер, воспевший сражения давно минувших дней и деяния праотца Колоксая-Даждьбога.
Перед самой смертью велел Словен позвать к себе жреца Перунова - Дубовита, и сказал тому привести сынов своих к роте именем бога Грома. Дабы скрепить договор, принёс Дубовит отлитые из злата пять одинаковых чаш. И каждый раз, при собрании на честной совет или пир, наливали братьям зелено вино в драгоценные сосуды сии поровну. Согласились они, чтобы каждому владеть своим уделом, как того пожелал отец, с равною силою и властью. Но случилось так, что на Словеновой тризне явился невесть откуда древний старец, может слепой, или просто кривой на левый глаз, и когда поминали дети усопшего родителя, изрёк им:
- Тот из вас, князья, кто напьется жертвенного напитка не из золотой, а из медной чаши, завладеет всеми пятью уделами и объединит их под своей рукой.
Сказал, и уж нет его, снова как сквозь землю провалился...
Годы спустя, в своих странных снах, Волхов вновь и вновь преследовал того вещего старика, показавшегося ему смутно знакомым с ранних детских лет, что явился на отцову тризну - незвано и непрошено.
Ошарашенные пророчеством приближённые, жрецы, братья словно бы оставались в каком-то другом времени, а он, Волхов, напротив, начинал двигаться так скоро, что единственный поспевал за седобородым незнакомцем. Тот шёл семимильными шагами - Волхов проникал за старцем взором, но взгляд упирался лишь в широкую спину, скрытую под выцветшим, некогда синим, дорожным плащом.
Хотя незнакомец мерно переставлял исполинский посох, Волхов не слышал стука, с которым наконечник должен был бы вбиваться в землю.
- Погоди, старче! - окликал он призрачного прохожего.
Тот оборачивался, высокий, и настолько, что наставала уже очередь Волхова задирать голову.
- Я слушаю тебя, князь, - молвил тот, не снимая пред ним широкополой шляпы, ибо ещё не ясно было, кому стоять с непокрытой головой.
- Кто ты? - спрашивал Волхов громко, почти кричал, чтобы голос долетел до тех высот, где колыхалась седая борода.
- Ты уже дал мне имя, но лучше зови просто Путником, - эхом отзывался старец.
- Зачем ты пришёл к нам?
- Ты слишком медлишь, князь! - то ли отвечал, то ли размышлял призрачный старик. - Дорогу осилит лишь идущий. Иди вслед за мной, и не сворачивай!
- Но куда?
На что старец, назвавший себя Путником, отпускал, почти отталкивал свой посох, тот начинал падать на Волхова, словно длинное копьё. Нет - не копьё! Чудовищное весло, или сама мачта корабля... И в первый момент думая поймать странный подарок, он, страшась, в последний миг уворачивался.
- Промедление дорогого будет тебе стоить, - намекал Старик, и по мановению руки к нему в ладонь возвращался этот извечный друг всякого дорожного человека. - А ведь ты с детства мечтал о том... Что время делает с людьми. Не хочешь, как хочешь. Другой бы спорить стал, а я - всегда "пожалуйста".
- Прости, учитель! Я не готов. Но где мне снова искать тебя? - спрашивал Волхов. - Я ждал столько лет.
- Когда чаша переполнится, выплесни, чтобы наполнить заново, - усмехался Путник. - В родной земле и рунном камне, в шуме высокого леса, в пламени ночного костра, на самой вершине великой горы, на дне самого глубокого колодца, у самых корней высшего из деревьев...
А потом Волхов растерянно глядел ему вслед, ступающему по Млечному Пути старцу, уходящему всё дальше и дальше... Как плавно и мерно тот переставляет посох, а скорее шест, от звезды к звезде... словно бы и не идёт, а скользит в невидимой лодке по бездонной шири. Да разве нашлась бы хоть какая-то опора в сих бескрайних волнах!
И лишь теперь он сам готов идти, никуда не сворачивая, выплеснув переполненную чашу!
* * *
Отец приказал рубить город на реке Мутной, согласно гаданию того же Волхова, но не у самого Ирмерского озера, а подале, в пяти верстах ниже по течению, река по весне и впрямь разливалась широко.
Сына же ксай послал разведать, что да как окрест и дале - если идти по руслу. Отряд Волхова подобрался к Неяво в несколько переходов, неотступно следуя той же рекой, пока не выбрался к необозримой, игривой волнами новой воде. Что-то влекло его туда, вдаль, что-то выше него самого и выше всех, словно бы исходило от какой нави, вот он и назвал открывшуюся ему ширь по ощущению. Чутьё и тут не подвело Волхова.
Сын Словена распорядился ставить срубы, и так возник будущий город Алодь, разросшийся уже при Нимроде. Когда ему чудом изловили пару местных рыбарей, не в пример словенам были они широкоскулы и узкоглазы, Волхов обошёлся с пленниками ласково, стараясь выведать, то берег ли последнего моря, али великое озеро. Быстро схватывая языки, где по наитию, где разумением, он выяснил для себя, что если продолжать плыть на север будет ещё берег.
На другой же год, едва победоносное светило растопило лёд, он снова прошёл всю Мутную от Ильмера до Неяво, заодно измерив глубины и назвав пороги. Река выдалась судоходной, где сажень, а где и все девять саженей под килем, на опасных же порогах - до трёх локтей.
Нагадав себе южный ветер, что полнил парус, - ибо, как гласит пословица, если ветер не попутный, значит, ты идёшь не в ту сторону - Волхов в сопровождении опытного Сегебуда с небольшой дружиной достиг, наконец, заветной цели.
Но, увы, за этим берегом он прозревал другой, а за новым - следующий. И тогда приказал пристать к первому брегу, к тому острову, что согласится принять лодью в гостеприимную бухту и укрыть его от тяжелых волн, накатывающихся одна за другой. Так и было сделано.
Он клял себя, что в своё время не слушался мудрой Ирмеры, та умела договориться с водой. И если бы был прилежен, то обучился не только плаванью. Куда она исчезла? По слухам, ими вся земля полнится, ушла Ирмера далеко на север, где местные так и прозвали её за волшебный дар "мать воды".
Уставшие до смерти гребцы с трудом выволокли судно на песок. Здесь, собрав коряги и ветки, они развели огонь, подставив ветру бок корабля, укрывшись за другим. Назначив старшего, Волхов взял с собой пару крепких, бывалых воинов и решил взобраться на скалы, оглядеть окрестности.
Далеко за полдень им удалось взобраться на самый высокий холм, в сравнении с другими похожий на гору. Остров казался необитаемым. Низкое небо прижимало его к озеру, но и камни и деревья словно бы сопротивлялись этому давлению, и небосвод вдавливался ими внутрь, образуя купол, и удерживался в таком положении.
- Будто пуп земли, - усмехнулся Волхов, простирая к небу руки и отдаваясь всем ветрам.
...Словен рассказывал как-то любознательному сыну, что передал ему ещё дед Фаон, а тому поведал его отец - сам грозный Скиф. Первая и самая высокая гора мира возникла, когда сошлись в соперничестве Светлобог и Тёмнобог. Хукарья - так звалась она. Гора росла восемьсот лет, пока из княжества тьмы не достигла царства света, и тогда с вершин её стекли три могучих реки, наполнив собой все моря - великие и славные, величиною равные всем водам, взятым вместе, текущим по Земле. И все камни мира - от той горы. И Скиф видел издали ту гору, но его испытанные в бесчисленных битвах и походах воины взбунтовались и принудили вождя в кои веки повернуть войско обратно, хотя он мечтал взойти до самой вершины и встретиться с теми, кого почитают в тех краях богами.
Жрец Велемысл рассказывал, что Скиф поступил мудро, не удовлетворив собственного любопытства. В противном случае божья кара неминуемо бы обрушилась на его народ. Ибо некогда один царь уже совершил такую глупость, а в ту пору не было в мире никого, кто мог бы сравниться с ним в могуществе. Сам лучезарный Светлобог даровал ему бессмертие, и хотя Темнобог следом отобрал его, в царском дворце били ключи, испив от которых и дряхлый старец становился юным. Так правил тот властитель семьдесять пять лет, и всё на свете испытал, не побывал лишь на вершине злосчастной горы. Древние дивы, отпрыски и первейшие помощники Темнобога, подначивали царя совершить этот безумный поступок. И он начал восхождение, но, не одолев даже половины пути, сорвался вниз.
Тогда приказал царь найти высоко в горах исполинских орлов и разорить птичьи гнёзда, выкрав птенцов. Взращенные день ото дня, через какое-то время они стали совсем ручными и такими же сильными, как их вольные родители. Царь велел соорудить повозку, и, привязав к ней двух воспитанников, взмыл в небеса. Летел он день и ночь, и кормил орлов прямо в полёте, но ему не хватило припасённого мяса. В отчаянии царь срезал икры с собственных ног и бросил их птицам. Но и это не помогло ему.
Тогда Светлобог лишил честолюбивого царя милости, хотя и позволил гордецу спуститься на землю невредимым. Но царство его поразили многие беды, которые продолжались ещё ровно семьдесят пять лет на глазах неразумного государя, пока, наконец, он не решил добровольно передать бразды правления внуку. И только после этого умер, и был оплакиваем многими. Внук его правил ещё шестьдесят лет, прославив себя многими подвигами и деяниями, он не гневил стреловержца Светлобога безрассудными стремлениями и знал, каковы пределы человеческих сил. Он и был - когда настал срок - призван на вершину вожделенной дедом горы...
Правитель не должен рисковать благополучием вверенной ему страны и народа - заключал из всего это Велемысл, желая преподать урок детям Словена, - ради лишь собственного любопытства или даже познания тайн бытия.
Стоя здесь, на вершине, Волхов ощущал себя в центре самого мироздания, то было место Силы, но, наверное, лишь одно из многих. Именно тогда он припомнил басню, давно уже вылетевшую из головы. И, рассудил, что сам давно не свободен в своих поступках, а, подобно пращуру, должен оставить стремление ради исполнения княжеских обязанностей, продления Словенова рода или, хотя бы, спасения жизни спутников. Ведь, случись что, ксай не пощадил бы сыновних провожатых - даже Сегебуда.
- Возвращаемся, - крикнул он воинам, сопровождавшим его, и махнул рукой в сторону корабля.
Не в пример князю, им, при всей бывалости, место явно не приглянулось. Воины не заставили себя долго ждать и стали быстро спускаться. Он слегка замешкался, чтобы бросить последний взгляд с вершины, и вдруг приметил, как на плоской стене огромного камня, лежащего совсем рядом, стали проступать какие-то черты и резы.
- Говорящий! - изумился Волхов.
Приблизившись, встав к скале вплотную, он провёл по знакам кончиками пальцев, считывая надпись, которая гласила: "Божества твердыни сей таинство незабвенно".
Зная по обычаю и сказам стариков, что под камнем, да ещё на острове, скрыта сила неисчислимая и неизмеримая, в крайнем случае, какой меч-кладенец, он попытался сдвинуть камень с места, да не тут-то было. Сколько сил Волхов ни прикладывал, а уже тогда, юношей, он не уступил бы и самому лучшему из отцовых ратников, ему не удалось даже качнуть глыбу. Сопровождавшие его люди были на полпути вниз - не докричишься. Пообещав вернуться к таинственной твердыни, он двинулся тоже вниз, следом за воинами, к судну. По дороге примечал каждый ствол, куст и поворот, чтобы рано или поздно удовлетворить уже своё неуёмное любопытство, с которым в этот раз справился.
Ледяной, как дыхание снежного великана, ветер гнал лодьи прочь, и так всю дорогу. Даже Мутная, вроде бы, поворотилась вспять, устремилась к своим истокам.
- Не иначе, то знамение богов! - молвил Волхов Сегебуду.
- Да, примета скверная, - отозвался воевода.
- И самому времени жизни поворачивать нынче, к тому мгновению, откуда оно взялось. Или к тому его рукаву, где я что-то важное пропустил, а потому и войти не сумел, - подумал Волхов, уже жалея, что не послушался веления души и не разгадал тайны немедленно. - Бывает такой неожиданный подарок Судьбы, от которого нельзя отказываться даже вопреки всему существующему порядку на этом свете, уж если сама Пряха преподнесла его.