Странно ведет себя время. Оно бежит словно стайер, легко сорвавшись с места, по бесконечно длинной беговой дорожке. Оно до отказа заряжено ритмом секундной стрелки. Вы можете наблюдать этот бешенный ритм на своих часах. Секундная стрелка скачет по кругу, а время пришпоривает ее, погоняет и мчится вместе с ней по замкнутому контуру. И поэтому я ничего не успеваю.
Жизнь резво несется мимо меня, а я, не в силах за ней угнаться, лишь совершаю судорожные хватательные движения, в попытке поймать хоть что-нибудь из безвозвратно проносящего мимо. Но, как обычно, остаюсь с носом. Неприятнейшая банальность, болезнь всех людей, излюбленная тема домохозяек - нехватка времени, застала и меня, внезапно и крайне болезненно. Мне некогда писать. Мне некогда жить. Обстоятельства, недостаток удачи, досадные совпадения лишили меня свободного времени. Но я не могу долго находиться в подобном состоянии.
Поэтому записки впопыхах представляются единственным выходом из сложившейся ситуации. Эти фрагменты - мимолетные отпечатки моей жизни. Мысли, что время от времени приходят в голову. Это - капли дождя, что падают на оконное стекло, в конце пути сливаясь в единое целое. Причудливый орнамент, что остался на листе фанеры, прошитом несколькими автоматными очередями. Субъективная хроника моей жизни - вот что такое заметки, написанные впопыхах.
Так их и воспринимайте.
*
Утро. Небо захвачено в плен огромными серыми тучами. Опять валит снег, стремясь окончательно засыпать продрогший до костей город. Вновь и вновь с неба метет однообразную белую кашицу. Последнее действие зимы, заключительный аккорд, многострадальный февраль. Но почему так много снега? Растянувшимися ночами, короткими днями он все кружит и кружит и нет конца обильному снегоиспусканию. Все новые могучие отряды снежинок всей мощью обрушиваются на притихший город, отдельных его жителей и, в том числе, на меня. Снегопад похож на вечность, он - непрекращаем.
Ежедневно на мою голову обрушиваются тонны снега, наваливаются толстой пуховой подушкой, белой громадиной. Снег проникает в сознание, ослепляет и оглушает. Зима превращает меня в громадный снежный ком, добротную заготовку для снеговика, рыхлую и бесформенную. Во мне осталось так мало человеческого...
А снег все идет и идет нескончаемым потоком. Он залил все улицы и площади, перекрыл своим телом широкие проспекты. Белые баррикады разбросаны по всему городу. Царство зимы абсолютно. Мне кажется, я скоро утону в этом нахрапистом снегу. Весна так далеко... Нет никакой уверенности, что она вообще наступит.
Но каждое утро, вглядываясь в зеркало нового дня, я старательно вычеркиваю из карманного календаря только что прожитый день. Потому что еще надеюсь на лучшее. Ибо жить без надежды слишком тоскливо и безрадостно. Но когда выхожу на улицу и попадаю под ураганный снежный обстрел, то снова начинаю сомневаться в возможности перемен. Уж слишком холодно вокруг. Из-за этих сомнений в сознании все сильнее раскачивается тревожный маятник: доживу ли до весны, дотяну ли? Или моя прошлая весна была последней?
Но нет ответа. На улице лишь снег, падающий рыхлыми и крупными хлопьями. Только холод, темнота и аккуратно зачириканные в календаре прожитые дни.
*
Убежденность в собственной правоте, выстраданная, казалось бы, годами, вдруг начинает рушиться, как карточный домик. Вот она рассыпается прямо на твоих глазах. Ты же остаешься ни с чем, с пустыми карманами - бесперспективный вечный должник.
Требования к жизни и миру уже определились. Вряд ли они изменятся, даже если тебя изо всех сил прижмут к стенке. Считаешь, что достоин более лучшей доли. Но нет былой уверенности, свойственной молодости, что сложившаяся ситуация временна, а все хорошее еще впереди. Давит возраст, растраченные возможности, упущенные шансы. Ничего более не остается. Но потребность жить иначе столь велика, что нет смысла списывать ее со счетов. Это останется в сознании либо живым укором, либо незаживающей раной, но, в любом случае, глобальной движущей силой...
О чем это я, собственно? Да, как и раньше, только о себе. Все дело в том, что мне нужно писать... У меня есть глубокая потребность сочинять рассказы, новеллы, зарисовки или просто полную чушь. Но сегодняшним утром я не вижу ни малейшей возможности это осуществить. Мне кажется, будто стая диких псов сорвалась с цепи и буквально обступила меня со всех сторон. Их надрывный лай заглушает все остальные звуки, несомненно, присутствующие в данном утре. Громкий лай поглотил все живое, приглушил, сделал прозрачным, свел все на нет все личное, важное мне. Это было достигнуто простым, убогим тявканьем.
В такие часы, дни и месяцы необходима стойкость. Понимание, что жизнь еще не прошла. "Где же взять стойкость?" - спросите вы. В ответ безразлично пожму плечами. Можно напиться, забыться и все пройдет. Есть вариант впрячься в телегу и вытеснить из головы мысли об остальных потребностях. А можно включить свой внутренний монолог и больше его не контролировать. Просто доверять ему и все пойдет, как по маслу. Надо заставлять себя писать, даже через силу, вопреки нежеланию. А после прогнать всех злобных собак, что в изобилии расплодились вокруг. Следует найти в себе силы к сопротивлению собачьей стае и продолжить движение...
Господи! Перед моими глазами предстает хорошо очищенная от снега, добротная колея с искусственным подогревом, проложенная по широкому голому полю. Слева и справа от нее возвышаются снежные заносы многометровой высоты. Вокруг свирепствует метель, но на самой трассе почти не дует. По бокам колеи стоят скамеечки, можно сесть и передохнуть. Через каждые полкилометра находятся пункты бесплатной раздачи еды, очаровательная девушка всегда угостит вас вкусным гамбургером. Время от времени встречаются небольшие отели и ресторанчики.
По дороге в едином направлении идет множество людей. Огромное пестрое шествие. Кажется, что здесь собралось не меньше половины населения земного шара. Народ оживлен, многие беседуют друг с другом. Старики и дети, мужчины и женщины - все ведут себя примерно одинаково. Обсуждают качество еды в ближайшем раздаточном пункте. Думают, когда же попадется приличный ресторан. С удивлением и боязнью наблюдают за метелью, что царит по краям удобной колеи...
Люди идут по этому пути уже долгое время. С самого рождения они плетутся по бесконечно длинной трассе. Все настолько привыкли к непрекращающемуся движению, что в сознании идущих оно воедино слилось с понятием "жизнь".
И все, что требуется от пешеходов - спокойно идти по удобной широкой дороге. В определенном, заранее заданном, направлении. Тогда путники получат вдоволь еды, питья и сна. А, кроме того, спокойствие и уверенность в завтрашнем дне. Они отказываются лишь от возможности самостоятельно выбирать себе дорогу...
Я чувствую, что мне настойчиво предлагают пойти вместе со всеми. Но не надейтесь, у меня - свой собственный путь. Чтобы ни случилось, как бы мне не было плохо, я обязательно сверну с протоптанной колеи.
*
Хлоп - хлоп! Понеслось, сдвинулось с места. С самого утра до позднего вечера бескрайне-короткой жизни - только хлоп-хлоп! Грандиозная игра, столь любимая в детстве, безостановочное пускание мыльных пузырей с неизбежным последующим лопаньем. Хлоп-хлоп! И вот уже весь, с ног до головы, в мыльных пузырях: красных и синих, больших и маленьких. Протыкаешь их иголочкой собственного рассудка, а, кроме того, они и сами лопаются. В этом процессе наблюдается некоторое однообразие.
Ведь так, хлоп-хлоп!, уходят в последнее время из моей жизни дни, и каждый прожитый похож на предыдущий. Проснулся утром, хлоп!, работа, хлоп! - и вот уже больная голова. Смотришь на мир взглядом затравленного животного и хочется лишь одного - покоя. Все, что нужно - это лечь в постель, присосаться головой к подушке и насытиться сном. Желаннейшая мечта - напиться из источника, спрятанного под подушкой, которого вечно не хватает. Каждое утро меня отрывает от сна первый стон будильника. И, подхватив сей жалобный звук, хлоп-хлоп!, равнодушно разбиваешь еще один воздушный пузырь, автоматически переместившись в следующие сутки. Вся жизнь - непрерывный переход из одного пузыря в другой, при котором ничего не меняется. Все лучшее исчезает, так и не родившись. Все лучшее проходит во время сна. Оно существует как раз в то время, когда мы чертовски заняты.
А равнодушный щелчок хлоп-хлоп воспринимается ныне не более болезненно, чем размеренный стук сердца. С ним уже ничего не связывается. Однообразная симфония хлоп-хлопов, предполагающая учащение ритма в конце игры и превращение последовательных хлоп-хлопов в единый финальный хлоп-п-п-п-п-п!, неизбежно приводящий к смерти.
И больше всего раздражает автоматизм процесса. Пробивая насмерть в компостере трамвая наступающий день, я осознанно совершаю очередное убийство. И на завтра, ничуть не удивившись, жду новый привычный хлоп-хлоп.
*
Утро туманное, утро седое... Жизнь неторопливо ползет вперед. Теперь, высадившись десантом из промерзшего трамвая, перед самым вхождением в ежедневный восьмичасовой спектакль, я наблюдаю неясный призрачный рассвет. Время немного приблизилось к весне, но это меня уже не радует. Осененный рассветом, посвященный, можно сказать, в начало нового дня, я усмехаюсь, а, вернее, с некоторых пор, жалобно скулю, поджимаю хвост и подобно побитой собаке медленно вползаю в помещение.
Путь до рабочего места представляется мне пыткой, последней дорогой на казнь. Как тяжело идти на работу! Не покидает ощущение, будто существует возможность улизнуть от мучительного испытания. К этому стабильному чувству примешивается появившееся недавно глухое раздражение. Поэтому путь наверх, на третий этаж, особенно сложен...
Но добравшись до места, воткнувшись носом в берег, как байдарка после тяжелого похода, в моей душе все надолго умирает. Я с трудом надеваю на лицо тесную, потрепанную маску, из которой давно уже вырос, и, совершив эту процедуру, начинаю ежедневный ритуал. Он заключается в бессмысленных рукопожатиях с людьми, которые, подобно мне, загнаны на службу.
С добрым утром, дорогие коллеги!
*
Общее неудовлетворение внезапной волной накатывает на меня в самом начале недели. Почему-то, я опять недоволен. Путешествуя длинной вереницей однотипных производственных будней, маневрируя по этому морю маршрутом "понедельник-пятница", я стал опытным штурманом, которому не страшны ни качка, ни шторм. Однако иногда что-то находит и ноют продрогшие косточки, донимает морская болезнь. Несмотря на многолетнюю привычку к плаванию, ощущается неудовлетворение...
Все дело в том, что слишком много повторов. Режиссер больше не может снимать бесконечные дубли. Он сбился со счета и потерял всякий интерес к съемкам. Челюсти устали жевать однообразную пищу бытия. Через некоторое время перестаешь чувствовать вкус. Соленое мясо становится пресным. Сигареты не тянутся. Даже водка не помогает. От нее не пьянеешь.
Просто все уже было! Когда процесс повторяется сотни раз, он уже не вызывает никаких эмоций...
Будто идешь по длинному темному коридору с молоточком в руке и простукиваешь стены: а вдруг раздастся звук, отличный от стандартного? Если он будет звонким, то там, за стеной, существует ход, что может вывести на свободу. Тогда проще простого пробить дыру в тоннеле, что осточертел до безумия.
Вот и идешь вдоль стенки, стучишь молоточком в течение долгих часов. Надеешься... Руки болят, в голове гудит от постоянного напряженного прислушивания. Но стены слепы и глухи. Призрачная надежда вскоре убегает, махнув на прощанье рукой...
В итоге, в крайней досаде, бросаешь бесполезное занятие. Швыряешь молоток и, в отчаянье, плюешь себе под ноги. Идешь прочь, куда глаза глядят... А, точнее, тем же самым коридором, ибо другого пути нет и, увы, не предвидится.
*
День клонится к концу. Прозвучит финальный звонок, стрелка часов пробежит свой стандартный интервал и челюсти ужасного животного автоматически разомкнутся. Они выплюнут вашего покорного слугу на все четыре стороны, пережеванного и совершенно обессилевшего. Челюстям тоже нужно отдыхать, поэтому чудовище, называемое работой, избавившись от меня, сразу ложится спать: усталым жевательным мышцам необходим отдых.
А как же я? Тупость, накопившаяся за восемь часов, осядет в голове тяжелым комом, приклеится к стенкам черепной коробки подобно плесени. "Приходи парень в себя, приходи, - зашепчет что-то внутри. - Радуйся, что выбрался целым и невредимым из этой заварухи". И я тотчас почувствую необъяснимый прилив сил, подниму голову и расправлю плечи. Нечто гордое засверкает в глазах. И преизрядно довольный тем, что пока еще не умер, я триумфально поплетусь домой спать, дабы завтра с утра снова бросится в пасть безжалостному чудовищу.
*
Хорошо, друзья мои, после того, как тебя до полусмерти забили ногами, по уши изваляли в липкой грязи, основательно искупали в холодных и глубоких мартовских лужах, да еще напоследок изрядно погоняли по бескрайним пустырям, все-таки укрыться от людей в надежном и уютном месте, где тихо и никто не пристает. Приятно постепенно прийти в себя, убедиться, что все-таки жив. Отметить, что бьется сердце, работают легкие, более-менее функционирует опорно-двигательный аппарат... Изучив состояние головного мозга, отметить, что есть еще возможность писать. Прийти от этого в состояние восторга.
После этого улыбнуться неумело и крайне застенчиво, выстирать зубы, почистить носки, и, лежа на узкой одноместной кровати, мысленно готовиться к завтрашним испытаниям...
*
Я даже и не предполагал, что это - так просто. Механизм примитивен до невозможности. Забрасываешь хорошо наточенный крючок себе в голову и выуживаешь оттуда фрагмент какой-то мысли, ее начало или хвост. А дальше - остается всего лишь тянуть. Таким образом рождаются эти заметки. Процесс совершается без особых усилий, скорее, наоборот. Чем больше расслабишься и откроешь себя, тем легче вытащить нечто из своей головы.
Возникает ощущение, что во мне заложен некий маленький приборчик, подсоединенный напрямую к динамику. И этот динамик звучит в голове непрерывно, 24 часа в сутки. Обычно я заглушаю его мощными глушилками повседневных дел и забот. Иногда начальники и коллеги пытаются вырубить мой внутренний голос варварскими методами общественного воздействия. Поэтому я его почти не слышу.
Но, если отбросить все мешающие факторы, как я сделал сейчас, когда все уже ушли с работы, то можно прислушаться к тому, что творится в голове. И убеждаешься - действует приборчик! Выходит, что он звучит постоянно. Жаль, что я его редко слышу.
Но если мне предоставляется подобная возможность, то все, что требуется - лишь успеть записать доносящееся из динамика. Но уж с этим, надеюсь, я как-нибудь справлюсь...
*
СЕТЬ
Вперед лети, мое бодрое, выстраданное кровью, настроение, закаленное в непрерывных боях за собственную независимость. Разворачивайся маршем из одного, до смерти усталого воина, вступившего в схватку с множеством врагов. Развевайся знаменем борца с великим искушением - жить стандартным образом. Труби труба, бей барабан!
И никто не ответит, что значат эти возвышенные слова, непонятные образы, странные предложения. Каждому из нас суждено принять бой. Большинство людей делает это ежедневно. Здесь главное - за что же все-таки сражаться, что отстаивать, за что умирать? Многим не хочется умирать вообще ни за что. Некоторым просто не хочется жить. В этом мире автоматных очередей и непрекращающихся артобстрелов очень сложно остаться нормальным, не сойти с ума. Легче всего разочароваться и лечь в постель.
А постель все сокроет... Под ватным одеялом, в абсолютной темноте, видно лишь огромное ночное небо. Далекие звезды мерцают призрачным светом, то разгораясь, то превращаясь в еле заметные точечки. Все небо раскрашено разнообразными цветами, что распускают и смыкают свои лепестки, в зависимости от настроения пишущего. Ибо все вышесказанное происходит лишь в моем воображении. Но что останется, если мы вдруг забудем о его существовании? Что уцелеет от этих строк, если воображение взять и раздавить тяжелыми массивными танками, расстрелять из современного скорострельного пулемета? Ничего не останется! Все исчезнет, станет ничем без риторических вопросов, которыми насквозь пропитан этот текст...
А ватное одеяло, действительно приглушит все звуки. И канонада тяжелой артиллерии будет казаться тише писка комара. Звезды будут мерцать своими холодными лицами и отражаться в подслеповатых глазах, слишком привыкших к темноте. Но там, за территорией постели, все равно будет литься кровь. И шальная пуля, дурацкая очередь случайно прошьет одеяло, внезапно, непредсказуемо. Но только зачем?
Если герою фрагмента уготована смерть - он умрет. Его зароют в могилу и сверху будут долго кидать крупные комья земли. Если же бедняга нечаянно вылечится, он станет национальным героем произведения. Таким образом, любой вариант просчитан, понятен и осознан. Но мы бросаем монету и она встает ребром. Значит, мы рассмотрим третий, никем ранее не принимавшийся в расчет случай: героя нет вообще! Слишком абстрактное повествование, и вам, читатель, надо бы с этим смириться. Я в очередной раз перевернул все вверх дном и вам уже не выпутаться из моей сети. Только теперь мы постепенно подходим к смыслу написанного: это - сеть! Перед вами - паутина, замысловатый капкан, где нет и никогда не будет продуманности и логики. Вы знаете, как течет река, как падает снег, как ведет себя ураган или цунами? Главным достоинством данных процессов является непредсказуемость, хоть это, к тому же, и главный недостаток. Но глупо говорить о недостатках, что и так видны невооруженным глазом. Вооружившись, можно узреть реальные преимущества...
Кошка сидит на заборе и смотрит во двор, где крупная собака деловито грызет свою кость. Эту кость ей бросил маленький мальчик, который сейчас гуляет в саду. В паренька влюблена девочка по имени Света. Она скоро пойдет в подготовительную группу детского садика, и узнает там много нового, что не преминет рассказать в подробностях своей любимой кошке. Которая, как вы сами догадались, сидит на заборе и смотрит во двор, где крупная собака деловито грызет свою кость. Эту кость ей бросил маленький мальчик, который...
Вот и все, круг замкнулся. Налицо неразрывная связь событий. Начиная читать, вы надеялись что-то понять в этом деле. Но я замкнул процесс и вам уже не выбраться.
Вы захвачены в плен вереницей длинных предложений. Вам уже не оторваться от этого текста. Приклеившись глазами к листу бумаги, вы будете непрерывно ходить по кругу, пока, наконец, не ошалеете. Потому что, поймите, я разрушаю границы!
Мне надоел этот безумный порядок! Мы слишком долго топтались на месте, состарившись в бесконечном пережевывании давно устоявшихся форм! Не должно одно вытекать из другого! Нет правил, как можно писать, как нельзя. Литературе, наконец, нужен хаос!!!!!
Я плету паутину, я - искусный и смелый паук. Я не стесняюсь своего занятия: это - единственное, что у меня получается. Работа спорится, ибо паутина выходит прямо из тела. Ее так много, что мне нужно выплюнуть из себя хотя бы часть. Я ползаю от края к краю замысловатого узора и леплю причудливые сюжеты. Мне не остановиться, ибо количество паутины в организме не убывает... Таким образом, я создаю самую совершенную сеть в мире, с которой не сравнятся никакие компьютерные. Я отбрасываю все принципы, на которых они базируются. Причинно-следственная связь должна быть нарушена! ...
И, чтобы это доказать, смело вернемся назад, к почти забытой постели, с которой расстались страницей ранее. Там все зависло, не правда ли? Теперь написанное, точно паутина, сиротливо трепещется на ветру. Не хватает законченности... Вы считаете, что я безответственно ушел в сторону и забыл о герое, которого нет?
Но, поймите, я предвидел подобное развитие событий. Мне известно, что сеть хороша лишь при условии полной замкнутости. Я знаю, что нельзя оставить даже крохотной дырочки в сплетении едва заметных паутинок. Малейшая нестыковка и все пойдет насмарку! Поэтому, чтобы срочно залатать невесомую конструкцию, повторюсь: "Постель все сокроет..." Читатель должен знать - ватное одеяло способно притягивать. Под ним столь удобно изучать незнакомые созвездия. Безмятежный покой в лежачем положении близок сердцу каждого... Кто знает, может быть случайная пуля, внезапно поразившая лежебоку, пройдет мимо сердца? Тогда пустяковая рана ничто по сравнению с длительным отдыхом...
Но если всю жизнь проваляться в кровати, кто получит медаль за участие в битве?! Ведь награды уже отчеканены и ждут своих обладателей. Так хочется сиять увесистым золотом, что аккуратно приколото к новенькому кителю. Надо доказать остальным, что и ты на это способен. И сделав вдох, совершив шаг, неизбежно вступаешь в схватку с противником, о которой так много говорилось ранее. Участники военного парада всегда на ногах! Они зовут драться! Только развернув свое знамя и выступив против соперников, которыми усеяно бескрайнее поле боя, можно победить или погибнуть! Что и совершил бы наш абстрактный герой при условии собственного существования...
Но усталый воин никогда не выиграет битву. Он не знает, за что ему надо сражаться. Одинокого бойца не обучили этому в школе. Наш герой - посторонний, восьмое чудо света, заранее обреченный на полнейший провал. Воин похож на автора своей отрешенностью и внешней самоизоляцией. Он - изолятор, а не проводник спального вагона! Единственное, что может его спасти - вовремя свалиться в постель. Есть смысл с головой укрыться в подушку собственной значительности, утонуть под одеялом абсолютной непогрешимости, разлечься на белоснежной простыне ледяного страха. Никто не будет осуждать столь дерзкий поступок...
Но разве герой может так поступить? Конечно, нет! И несуществующий персонаж волей случая воскресший из пепла, просит меня спасти его от поражения. Любой ценой, пусть даже собственной жизнью! Я в растерянности, ибо заварил кашу, которую, боюсь, не в силах расхлебать. Ложка застряла в миске, ее оттуда не вытащить. Недоуменно смотрю на несъедобную пищу. Сам не понимаю, как такое можно приготовить? Это же запредельные чудеса кулинарии! ...
Но в это время в город вступает ночь. Отряды ночи захватывают район за районом. Этот противник практически непобедим. Поле битвы, где сражался герой, постепенно превращается в большое черное пятно. Уже не понятно, остались в живых враги или слились с землей в абсолютной тьме. Все люди на земле послушно ложатся спать.
У большинства читателей недоуменно поднимаются брови. Действительно, откуда взялась темнота? Но секрет предельно прост, тайна - элементарна. Дело в том, что я выткал такую необъятную сеть, что она укрыла человечество от солнечного света. Была проделана огромная работа. Я дал фору паукам всего мира на несколько столетий вперед. Теперь паутина свисает с неба, липнет ко всем предметам. Я уже не представляю размеров своего творения.
И, устав, опускаю занавес, тушу свет. Сворачиваю знамя бойца с великим искушением - жить стандартным образом. Прижимаю к груди выстраданное кровью настроение и ложусь спать под мерцанье далеких звезд...
*
Во времена всеобщего отчуждения рекомендуется носить маски. Особенно, если хочешь чего-то достичь в этой жизни. Храня в платяном шкафу рядом с десятком парадно-выходных костюмов стандартный набор наиболее употребимых масок, совсем несложно быть уверенным в себе...
Подстраиваться под других людей очень просто. Надо только вовремя менять выражение лица. Чем лучше маска сидит, тем больше шансов, что люди поверят в твою искренность. А, значит, будут польщены и ты сможешь извлечь из этого определенную выгоду. При этом в душе всегда есть возможность посмеяться над недальновидными собеседниками.
Например, ты пришел в гости к бывшему приятелю, от которого ныне все отвернулись. Ты просто хочешь убедиться, что последний несчастен и от этого почувствовать собственную значимость. И вот уже на лицо плотно приклеена маска искреннего сочувствия. Старинный друг так рад твоему визиту! Он ценит твое внимание, делится переживаниями. Провожая, договаривается о новой встрече. Ты с жаром поддерживаешь предложение. Но, какое там! Вы больше никогда не будете общаться. Но зачем неудачнику знать об этом? Лучше спрятаться за крепко прилипшей к лицу, столь подходящей в данном случае, маске преданной дружбы.
Зато, буквально час спустя, в другом доме, надев на лицо новую форму - насмешливость, тебе будет несложно вместе с остальными домочадцами от души потешаться над одиноким приятелем, с которым недавно так задушевно общался. И маска светской беседы будет так идти твоему тренированному лицу, что я даже умилюсь, тайком рассматривая эту сцену из подвала собственного воображения.
Как много пользы в нехитром наборе масок! Об их правильном использовании написано немало книг - прочитав две-три, будешь владеть этим искусством в совершенстве. Усвоенное станет настолько привычным, что ты начнешь воспринимать маски, как обязательный элемент одежды, вроде галстука или трусов. Ведь не покажешься без трусов на улице! И уйдут в прошлое напрасные, когда-то волновавшие, проблемы: а правильно ли я себя веду? Кто мой друг, кто враг? Чего я стою в этой жизни, должен ли быть хоть когда-нибудь искренним? Набор масок станет исчерпывающим ответом на все возникающие вопросы...
Однако в один прекрасный день какая-нибудь маска так крепко пристанет к коже, что ее будет уже не отодрать. И это случится, когда срочно понадобиться замена выражения лица. И в дом покойного ты войдешь с сияющей физиономией и довольной улыбкой. А на свадьбе знакомой будешь мрачнее тучи, несмотря на то, что всю ночь пытался натянуть нужную маску. Произойдет самое страшное - маски выйдут из под контроля! Вскоре они станут властвовать тобой. И ничто не сможет остановить их разнузданной вакханалии. Как итог, ты приобретешь стандартную маску подлеца, и от нее уже будет невозможно избавиться.
И ты пойдешь по жизни со столь мерзким выражением лица, что будет стыдно выглянуть на улицу. Ты забьешься в дальний угол своей комнаты и долго будешь бояться смотреться в зеркало. Но через некоторое время придешь в себя, успокоишься и поймешь, что ни произошло ничего страшного. Ибо таких, как ты - подавляющее большинство в этом городе.
*
Меня уже давно преследует нервозность. Чувство навязчивое, живучее и неистребимое. Как только я встаю, оно тоже вскакивает, обнимает мое полуспящее тело и далее следует за мной повсюду. Я вынужден таскать свою подругу целый день, хоть это происходит против моей воли, вопреки всем желаниям.
Временами я пытаюсь прогнать ее прочь, как дикую собаку, отмахиваюсь от нервозности, как от назойливой мухи. Затыкаю уши, чтобы не слышать ее неутомимого жужжания. Кричу на нее, топаю ногой. Увы, ничего не помогает...
Не существует ситуации, в которой я мог бы расслабиться. Везде, ежесекундно, в любой обстановке приходиться быть сосредоточенным, готовым к неприятностям, отпору, защите. Нигде нельзя почувствовать себя более-менее спокойным. В транспорте боишься, что тебе наступят на ногу. На работе постоянно ожидаешь увольнения. Дома - что в твою квартиру вломятся бандиты. Любой человек представляет собой угрозу - неизвестно, что он замышляет против тебя. Личная жизнь разладилась до невозможности. Боишься потерять последнее...
Все это питает мою подругу - вечно бодрствующую нервозность. Она пляшет свои танцы, дергает меня за рукав. Танцовщице приятно, когда ей уделяют много внимания. Она хотела бы завладеть всем моим временем. Нервозность настойчива и ненасытна.
Я просыпаюсь и вижу перед собой ее ясные глаза. Я проваливаюсь в сон лишь предельно устав, заглушая измотанностью ее громкий шепот. Нервозность всегда находится рядом. Если происходит что-нибудь отрицательное, она закатывает бурный праздник с сердцебиением и непрерывным курением. Перед глазами возникают неприятные видения и я невольно смотрю их целую ночь. Воля шаг за шагом уходит из организма. Когда нибудь она хлопнет дверью, и я останусь один на один со своим неуязвимым врагом...
Если это случится, то произойдет неизбежное. Схватив что-нибудь железное и тяжелое, я претворю в жизнь все свои наихудшие опасения. Я избавлюсь от них тем, что сделаю их конкретными. Потому что я уже дошел до точки...
А жизнь смеется над жертвой, попавшей в одну из самых примитивных ловушек. Летит себе дальше мимо ямы, в которую попал загнанный зверь, то есть, я. Смотрясь в зеркало, мне видится нервозность вместо собственного отражения. Я сажусь на пол, и она обнимает меня, в то время как я горько-горько плачу.
*
Писать непричесанными предложениями, карябать нелогичное, царапать непоследовательное. Снова и снова выводить дрожащей рукой первую строчку. И, оттолкнувшись от нее, настойчиво долбать белый лист, пока он не заполнится длинными фразами, напичканными прилагательными, причастиями и деепричастиями. Соорудить огромный букет из всех частей речи.
Уйти в это занятие с головой, ничего не видеть вокруг. Моментально слепнуть и глохнуть, как только перо прикоснется к нетронутой странице. Строчить самозабвенно, до умопомрачения, как Анка-пулеметчица из знаменитого "максима". Не прерываться: ни на еду, ни на сон. Колоссально развить мышцы правой руки. Никогда не останавливаться. Накручивать одно предложение на другое, усиливать, развивать тему. Говорить одно и то же разными словами, достичь в этом деле совершенства...
Кромсать непрерывно, один за другим, огромные белые листы бумаги. Скупить всю бумагу, имеющуюся в городе, по бросовой цене. Подобно упрямому ишаку, из последних сил тащить домой тяжелые тюки. А затем поглощать чистые страницы, точно ненасытная саранча. Оставлять в каждой строчке частичку себя, в идиотской уверенности, что это - важно и ценно. Как будто написанное кому-то понадобится!
Совсем перестать общаться с людьми. Не тратить время на это бесполезное занятие. Поставить во главу угла разговор с самим собой в письменном виде. Забаррикадироваться изнутри, подобно сверхпрочному сейфу. Раствориться в литературных образах, не видеть реальной жизни. И постоянно писать...
Делать так ежедневно в течение длительного времени, месяц за месяцем, год за годом. Никому не показывать написанное, хранить данный факт, как великую тайну. Иногда мечтать осчастливить мир. Носить за пазухой сочиненное, словно великое сокровище, держать в секретном ящичке письменного стола. Иногда перечитывать, вздыхать. Почти всегда сокрушаться, что чего-то не хватает. И тогда переделывать прочтенное...
Отдаться творчеству бесцельно, непродуманное, невротически. Пытаться литературой загладить свои собственные недостатки: неспособность любить, бороться, добиваться чего-то в жизни. Бросить все, что имеется в душе на одну чашу весов, название которой "литература"...
И проиграть, ибо этого мало...
*
Все съежилось, почернело и начало плавно менять свою форму. Шкала термометра аккуратно выползла на плюс. Некоторое время природа нерешительно стояла на месте, переминаясь с ноги на ногу. Затем, медленно поплыла. Все вокруг захлюпало, сначала неуверенно, с оглядкой на календарную дату. Зато потом как прорвало!
И закапало неудержимым потоком с прохудившихся крыш, облезлых подоконников, похожих домов, уставшей головы и неопределенного настроения. Неожиданно стало глобально мокро. Вода заполнила впадины, глубинки, все свободное пространство, и ходить стало негде. Земля под ногами превратилась в огромный каток, залитый сверху водой. В одночасье все люди сделались оригинальными конькобежцами. Многим это не понравилось. Всеобщее скольжение начало грозить паденьем на землю, переломом ноги, руки, а то и черепной коробки. Опасаюсь громыхнуться и я.
А то, бах! и разобьются вдребезги все надежды и иллюзии, связанные с приближающейся весной.
*
А ветер ведет себя так, будто что-то знает. Словно способен вырвать меня из этой жизни-тисков. Можно подумать, он в силах внезапным порывом сорвать с места и понести вперед, навстречу весне. Когда я иду по улице, он столь сильно толкает меня в спину, точно торопит покинуть эти края. Он позволяет себе слишком много недвусмысленным намеков. Понемногу я начинаю верить ему...
А если я полечу, то оставшиеся жители будут долго смотреть мне вслед. Многим из них будет приятно оплакать мою кончину. Они испытают щемящее чувство жалости к отверженному неудачнику смешанное с осознанием собственной важности. Уверен, никто не поверит, что я улетаю в тепло. В нашем городе давно забыто значение этого слова. Только самые мудрые будут махать мне вслед кружевными платками, в знак того, что знают место моего приземления...
Так что я улечу, если ветер, действительно, что-то может. Если он не обманывает меня в тысяча первый раз. Оттолкнувшись ногами от скользкой холодной земли, я с радостью брошусь в его крепкие объятья.
*
Боже мой, что произошло со снегом, что шел непрестанно в течение нескольких месяцев? Я помню, как он лил с неба безумными белыми струями, кружился вихрем, носился метелью. Казалось, что снежной вакханалии не будет конца. Сводящая с ума непрерывная холодная оргия стала чем-то естественным. Я настолько с ней свыкся, что наполовину превратился в сугроб. Снега навалило по пояс и я почти перестал передвигаться. Только на лыжах, да и то, по выходным...
Но вот, внезапно, все изменилось. Засветило солнышко, слегка согрело землю. Затем пошел дождь. Время господства холодных масс закончилось. Но что я вижу?! Всюду наблюдается санкционированное убийство снега, повальные расстрелы, поголовное истребление. Повсеместно снег и лед, застывшие и беспомощные, подвергаются сплошному геноциду, уничтожаются, как класс. Их лишают права жить на этой земле!
Сверху на почерневший, съежившийся от тепла необъятный снежный ковер льет дождь и сжигает своими каплями застывшую массу. Плюсовая температура убивает снег из своего пулемета, стреляющего градусами Цельсия. Самая стойкий и смелый сын зимы - лед, сопротивляется до последнего. Он лежит неприступными спрессованными глыбами и к нему не подступиться. Он мог бы без проблем лежать до следующей зимы! Но ему не позволят это сделать вконец озверевшие дворники. Эти люди ни за что не оставят глыбы в покое.
Дворники убивают лед в беспощадной рукопашной атаке. С засученными рукавами, перебрасываясь сальными шуточками. Посмотрите, сколько убийц высыпало на улицы! Всю зиму палачи боялись высунуть нос из своих убежищ. Они плюнули на работу и даже не ходили за зарплатой. Им было глубоко плевать на свои обязанности, потому что последние не были связаны с искусством убивать. Теперь же совсем другое дело. Пришла пора, когда у дворников появилась возможность отквитаться за все.
И вот, на моих глазах, происходит массовая резня снега. Вооружившись кайлами, ломами и лопатами, прибегнув к методам средневековья, хладнокровные убийцы колют лед. Они раскалывают беззащитные массы на мелкие кусочки, которые затем кидают под колеса тяжелых грузовиков. Последние, зловеще урча, давят лед в снежный порошок. В ужасных муках порошок медленно истекает водой. От него остается большая, большая лужа. Эти остатки нехотя стекают в люки, каналы и реки, наполняя полноводные артерии города большим количеством снежной крови. Таким образом, через некоторое время от совершенных злодеяний не остается и следа.
Кроме того, снег грузят на специальные машины и увозят в неизвестном направлении. Я полагаю, что где-то на окраине города горит огромный костер. Там и сжигают, как еретиков, непослушные снежные массы. Вода шипит, пар варит столбом, не продохнуть. Это похоже на Освенцим, на гигантский Бухенвальд. Снег сжигают, душат, вешают на каждом углу при полнейшем равнодушие одиноких прохожих. Все мы замараны по локти в крови. Людей охватила жажда убийства. Трехлетний малыш, и тот втаптывает насмерть в асфальт маленькую льдинку. Наконец-то, все могут в волю поубивать! ...
И кровавая жатва кончится лишь тогда, когда последний кусок снега будет раздавлен. Солнце высушит мир и уже через месяц никто не вспомнит о громадных сугробах, что покрывали замерзшую землю. Все позабудут о кровавых репрессиях.
Но уже через год зима вновь возьмет реванш. Она будет морозить людей в бессильной злобе, неспособная достойно отомстить за столь зверские преступления, летать белой птицей по притихшему городу и клевать зазевавшихся прохожих. Но, вряд ли, ее месть будет эффективной. Следующей весной ее ждет очередное поражение, жестокое и беспощадное...
И глядя на ежегодные почерневшие снежные трупы, я вновь и вновь задаюсь неизбежным вопросом: зачем это все происходит? Для чего проливается столько много крови? К чему этот нелепый снег зимой? Зачем он валит с неба столь целеустремленно, если у него на роду написана скорая бездарная смерть?
И, наконец, чем мы сами лучше снега? Чем наша жизнь значительней или полезней? И кто те дворники, что придут колоть нас ломами и лопатами, в день, когда наши силы иссякнут?
*
Тихо! Прошу вас, сделайте тихо... Уткнувшись носом в рабочий стол, заваленный ненужными конторскими бумагами, молю прекратить этот надоевший шум. Но никто не слышит моей настойчивой просьбы. Тогда, не обращая внимания на круглосуточный концерт окружающего мира, смешавшего в дьявольский коктейль тысячи душераздирающих звуков, я начинаю мечтать о тишине...
Вокруг летят самолеты, грохочут поезда: непрерывный рев моторов, пронзительный визг тормозов. Бешенный ритм ошалевшего ударника сменяется назойливым клацаньем тарелок, но вскоре их заглушает надрывный вой электрогитары. - " Ууууу"!!! - дико гудит пожарная сирена. Раздираемый звуками, мир трещит по швам. Пластинку поставили сто лет назад, но забыли снять, поэтому алмазная игла, добравшись до края, издает отчаянный скрип. Вариантов скрипа бесконечное множество, но громкость в любом случае гарантирована. Эту гарантию я ощущаю на себе постоянно.
Восемь часов в день мне приходиться жить в плотной звуковой завесе. Я окружен и взят в плен несколькими слоями концентрированного шума. Делается все, чтобы полностью уничтожить тишину. Крики и ругань коллег, тяжелые удары молота, доносящиеся из кузнечного цеха, гул станка этажом ниже: все эти звуки с наслаждением вонзаются в беззащитную голову. Телефонные звонки, непереносимый скрип принтера, громкий кашель простуженного начальника - сотрясают сознание ежеминутно.
Вокруг слишком много шума и не только на службе! Выходя с работы, я вижу тысячи людей, которые тащатся домой тяжелыми грузовиками, рокочущими комбайнами, рычащими тракторами. Они голосуют на ходу, визжат, мигают фарами, короче, создают непереносимый грохот. Эти ребята на дух не переносят тишину. Пешеходные переходы и вагоны метро создают звуковые пробки. Этому в немалой степени способствует реклама. Но барабанные перепонки не могут долго выдержать подобной нагрузки! Поэтому люди постепенно глохнут. В конце процесса на их лицах застывает счастливая улыбка. Они получили величайшее счастье в жизни - оглохли! ...
Но хуже всего то, что сквозь полчища раздражающих звуков практически невозможно услышать себя. Очень трудно прислушаться к внутреннему голосу. Это бесполезно, в таком шуме не разобрать ни слова. Таким образом, вводится звуковой запрет на разговоры с самим собой...
Но мне жизненно необходимо поддерживать внутренний диалог! Благодаря ему я еще существую. Что останется от меня, если в голове будут звучать лишь однообразные удары тяжелого молота? Во что я превращусь, избитый тысячами резких и неприятных звуков? Разве я смогу жить, забыв, что из себя представляю? Я не согласен, ни в коем случае...
"Бах! Тарарах!!!" - долетают до меня новые аккорды грохочущей симфонии. Оркестр торжественно играет туш. В качестве последней защиты я надеваю "беруши" в наивных попытках спастись от ужасного шума. "Бум! Пум-пурум!!!" - продолжает греметь окружающий мир.
Из последних сил стараюсь услышать свой внутренний голос... Пока что получается, однако, на сколько меня хватит?
*
С некоторых пор моя жизнь представляет собой однообразное скольжение по идеально гладкой поверхности. Под непрерывный аккомпанемент последовательно повторяющихся временных интервалов. Если вспомнить школу, пропущенные уроки физики, то нетрудно понять, что при отсутствии трения и сопротивления воздуха, остановить меня будет практически невозможно.
Но куда же катится мое тело и я вместе с ним? Ни я, ни оно не способны дать ответа.
Кто-то аккуратно подтолкнул меня в самом начале пути, когда я только вышел на проторенную дорожку. Я остановился на трассе, чтобы покурить и немного осмотреться по сторонам. Всего лишь раздумывал, куда идти дальше. И в этот момент получил удар в спину. Вследствие этого медленно покатился по колее...
С тех пор пролетело немало времени, но в моей жизни ничего не меняется. Бессильный установить источник начального импульса, я совершаю постоянное вращательно-поступательное движение с заранее программируемой скоростью. Это выглядит примерно так: подъем, работа, ужин, сон; подъем, работа, ужин, сон... Каждые сутки с завидной регулярностью прохожу одинаковое расстояние...
Я был бы рад изменить траекторию пути или даже остановиться. Черт возьми, я не прочь и ускориться! Но в связи с отсутствием каких бы то ни было событий обречен плодить размеренность и неизбежность. Никто не замечает во мне сходства с колобком, следовательно, не стремится съесть. Я не напоминаю ежика из мультфильма, поэтому со мной не желают знакомиться. Мое тело даже не используют, как биллиардный шар, так что мне никогда не поучаствовать в игре. Я просто качусь на все четыре стороны...
Это происходит столь долго, что я устал. Мне стало все безразлично. Самым лучшим вариантом представляется следующий: как-нибудь докачусь до минного поля и, преодолев колючую проволоку, углублюсь в густую траву. И нарвавшись на мину, увижу в ней своего единственного друга, существо, что обратило на меня внимание. И тотчас разорвусь на бесконечное количество осколков. Перед смертью заявлю о себе адским грохотом и это будет единственным, на что я способен.
Так и случиться, уважаемые мои друзья.
*
СОН
В чем-то я все-таки прокололся. Кому-то нахамил, по-моему. Короче, кончилось терпение молчать, пресмыкаться перед вышестоящими. Не выдержал и высказал нашему генеральному директору все, что о нем думаю, да еще прилюдно! Так и знал, что когда-нибудь сорвусь! Такая злость сидит в душе на всех руководителей, что больше не мог сдерживаться...
С этого и начался мой сон. Стартовав в середине ночи весьма смутной сценой ссоры в каком-то большом кабинете, он постепенно расширился, оброс деталями. Память не зафиксировала подробностей скандала с главным начальником, зато последующие события запомнились очень ярко. Самое интересное, что все нижеизложенное, действительно, мне приснилось...
После неприятного объяснения с первым лицом корпорации меня срочно вызвали к менеджеру по кадрам. Я понял, что рискую быть уволенным и собрался с духом, дабы достойно принять это известие. Однако все оказалось гораздо запутанней... Вместо предполагаемого разноса менеджер объявил мне персональное приглашение на торжественный банкет, подписанное лично генеральным. Это было столь неожиданно, что я даже растерялся. Подобный расклад представлялся невероятным. "Может быть, вводится новая форма работы с подчиненными? Или босс решил унизить меня?" - вспыхивали в голове тревожные вопросы. Что-то фальшивое чувствовалось и в поведении менеджера, внимательно наблюдавшим за мной в течение всей своей речи. Увидев на моем лице отразившиеся сомнения, он торопливо закончил: "Ждем Вас сегодня, коллега, ровно в пять вечера"...
Что мне оставалось делать? Ужасно не хотелось идти на таинственный банкет, но у меня не было другого выхода. После всего, что приключилось, я не мог себе позволить вновь перечить начальству. Не стоило обострять затянувшийся конфликт. Я верил, что мою глупую выходку с главным смогут простить... Поэтому, скрипя сердцем, кивнул...
Все оставшееся время, сидя за рабочим столом, листая какие-то бумаги, я был не в силах сосредоточиться на делах службы. После обеда по заводскому радио сообщили, что приглашенным разрешается уйти с работы пораньше. И это мне не понравилось. Происходило что-то непонятное и я ощутил себя зверем, которого гонят в засаду. Мне оказывались слишком большие почести...
Когда я уходил с завода, рядовые сотрудники сочувствовали мне. Помню, что слышал их голоса: "Не ходи на банкет, откажись! Главный босс что-то замышляет против тебя!" Но я, увы, уже определился. Что-то несло меня по течению, влекло на это странное мероприятие. Во сне уход с завода выглядел достаточно трагично. Сослуживцы цепляли меня своими взглядами, словно рыболовными крючками. Это было чисто физическое ощущение. Их глаза сверлили мой затылок, проникая непосредственно в сознание. Для коллег я был несправедливо осужденным на смертную казнь, которому, к тому же, отказали в прошении о помиловании... "В любом случае", - решил я для себя, - "на банкете буду сопротивляться до последнего". Играть роль "мальчика для битья" мне не хотелось...
Засунув руки в карманы, я шел по улице и рассматривал облачка пыли, что гнал по асфальту несильный ветер. На дворе стояло лето. Незнакомый район города выглядел светлым от солнечных лучей. Прищурив глаза, я продвигался вперед и все думал о том, почему же настроение природы настолько не соответствует моему собственному? Но, как всегда, не получил ответа. Молчаливое солнце лишь слепило своими яркими зайчиками, отражением чисто вымытых стекол, а во всем городе резвилось такое бесшабашное лето, что мне выть с тоски захотелось. Наконец, настал момент, когда я вплотную подошел к зданию, где должен был состояться злополучный банкет...
Помню массивный дом, что-то вроде дворца культуры. Широкая лестница, ведущая к входу, две-три больших двери. Вошел...
Через секунду я уже сидел вместе со всеми в ожидании начала церемонии. Участники предстоящего события набились в длинный и узкий коридор. Все расположились на скамейках, вытянутых вдоль стен. Время начала мероприятия уже давно прошло, однако никто из гостей не подавал признаков нетерпения или раздражения. Приглашенные ждали генерального, который, по непонятным причинам, задерживался. В целом, обстановка была зловещей. Томительное ожидание все растягивалось и растягивалось, усиливая мои страхи и опасения...
Вдруг все засуетились, повскакали с мест, зашушукались. Галдящая толпа вызвала у меня отвращение. Накаченный до отказа внутренними страхами, я ощутил, что напряжение достигло предела. И в этот момент увидел главного. Он шел, окруженный свитой начальников более мелкого ранга, надменный, словно царь. Я схлестнулся с ним взглядом и почувствовал в его глазах такую беспощадную ненависть, что тотчас пожалел о своем приходе. Я мысленно обругал все причины, что привели меня в это здание. Это было просто глупо! Почему я надеялся, что меня смогут простить? Увидев лицо своего врага, я лишился последних иллюзий.
В это время парадные двери, ведущие в большое и просторное помещение, распахнулись. Оттуда полился яркий свет, зазвучала торжественная музыка. Ожидающие поспешили к входу. Ими руководил радостный ажиотаж, все зашумели пуще прежнего. Я тоже встал со своего места и осторожно заглянул в зал. И тут же в ужасе отпрянул. Я понял, что там, за красивыми белыми дверьми, меня ждет смерть. Ощущения сна никогда не подводят, хоть их трудно объяснить словами. Внезапно мне открылось главное: весь этот банкет был затеян ради меня! Босс специально опоздал на час, чтобы притупить мою бдительность мучительным ожиданием. После этого меня было так легко убить!!! Наконец-то я знал правду! Мне не в коем случае не следовало входить в банкетный зал! ...
Отпрянув от двери, я развернулся и бегом бросился к выходу. Никакие нормы приличия меня уже не беспокоили. Осознав, что ошибся, я хотел поскорее исправить допущенный промах. Пулей вылетев из коридора, ринулся вниз, по широкой мраморной лестнице. Не разбирая дороги, накручивал большие круги по нисходящей спирали. Я был уверен, что там, на улице, меня ждет свобода! Надо было убегать и, как можно, скорее!
Добравшись до первого этажа, я вновь очутился в коридоре. Оставалось совсем немного. Следовало пробежать еще метров двести, пересечь пустой вестибюль и выскочить за дверь. Набрав скорость, я устремился вперед и тут, совершенно неожиданно столкнулся со своим сослуживцем. Мы ошалело уставились друг на друга. Я не знал его. Но, тем не менее, догадался, что он - мой коллега. Увидев меня, неожиданный знакомый пронзительно закричал: "Уходим отсюда! Они хотели убить тебя прямо в зале! Я здесь, чтобы предупредить...!" Большей информации мне и не требовалось. Я ощутил глубокое удовлетворение оттого, что и сам до всего догадался. Вряд ли этот парень успел бы меня спасти. Улыбнувшись друг другу, мы схватились за руки и побежали к выходу под непрекращающиеся вопли коллеги: "Они хотели убить! Прямо на банкете!" И тут произошло самое неожиданное...
Громкие крики сослуживца странным образом подействовали на меня. Я почувствовал внезапную слабость во всем теле и выпустил его руку. Вбежав в громадный вестибюль, остановился, в то время как он устремился к выходу, возбужденно крича и размахивая руками. Я застыл, как вкопанный, не в силах оторвать свой взгляд от его нелепой фигуры.
Вот он бросился к центральному выходу, дернул ручку на себя, но дверь оказалась запертой. В отчаянье он рванулся к соседней, и в этот момент она открылась сама по себе. Внезапно я понял, что это был совсем не выход, а передняя дверца автомашины, шестидверного "Мерседеса" с тонированными стеклами. Видимо, автомобиль стоял вплотную к зданию и сливался с ним. Во сне это показалось скорее страшным, чем странным. Водитель, мерзкого вида человек, ухмыльнулся и силой втащил сослуживца в салон. Последний даже не сопротивлялся. Тотчас над ним склонилось еще две тени. Я увидел, как блеснул ствол пистолета и различил сухой щелчок выстрела. Тело жертвы дернулось и замерло. Дверь машины захлопнулась, заработал мотор. Через секунду "Мерседес" плавно сдвинулся с места и скрылся из поля зрения. Никто, кроме меня не видел этой сцены... Тотчас мне прямо в ухо некий голос забормотал информационное сообщение. По мере прочтения оно стало представляться газетной статьей на передней полосе...
"Сегодня вечером на лестнице Дворца Советов при попытке к бегству был убит печально известный делец наркомафии Михаил Гаврилов. ФБР предоставило неопровержимые улики, свидетельствующие о том, что убитый принимал непосредственное участие в перевозке крупных партий героина. Сотрудники федеральной службы выражают глубокую признательность главе известной корпорации за сотрудничество в раскрытии столь запутанного дела..."
Волосы на моей голове встали дыбом. Дальше я уже не слушал... Было ясно: сослуживец попал в ловушку, приготовленную для меня! И все это было задумано генеральным... Во сне мне показалось, что я открыл великую тайну. От этого открытия меня чуть не парализовало. Я был так близок к смерти... И уцелел благодаря нелепой случайности!
Шатаясь, я медленно вышел из здания. Меня никто не преследовал. Вокруг не было ни души. Наверху на третьем этаже раздавалась громкая музыка, смех. Очевидно, это шел столь долгожданный банкет. Там веселились мои руководители...
Я стоял перед зданием, одинокий и беспомощный, пока ко мне не вернулось чувство опасности. Еще раз оглядевшись по сторонам, я бросился бежать по темной незнакомой улице.
"Беги, заяц, спасайся"! - стучало в мозгу...
P.S. Примерно на этой сцене я и проснулся. Пробуждение было не из приятных. Я все никак не мог понять, кого же убили: меня или сослуживца? В момент его смерти я ощущал странное раздвоение. Может быть, по непостижимой причуде сна произошло перевоплощение и я наблюдал собственную смерть глазами коллеги? А он, в свою очередь, просто выполнял поручение главного босса, намеренно заманив меня в западню? ...
Такой расклад представляется мне более естественным. К тому же, я вообще не очень верю в удачливые концовки. Но, с другой стороны, можно ли рассматривать собственный сон, как литературное произведение?
P1.S1. Иногда на работе я вижу нашего генерального директора. Он всегда в элегантном костюме, тщательно выбрит, прилизан и ухожен. Его лицо выражает полнейшую респектабельность. На меня, разумеется, главный не обращает ни малейшего внимания, всецело занятый своими делами. Скорее всего, он меня просто не знает.
А я его? Мне не так легко забыть свой сон. В последнее время, когда я прохожу мимо кабинета начальника, в памяти всегда всплывает его перекошенное ненавистью лицо. Оно приобрело символическое значение. И каждое утро, пытаясь поудобней устроиться в кресле, дабы всецело отдаться проблемам нового рабочего дня, я задаюсь единственным вопросом: убьет меня эта проклятая служба или я все-таки останусь в живых?
*
Надо было бы назвать эти заметки "записками сумасшедшего", ибо часто их пишу в состоянии, близком к помешательству. К концу рабочего дня духота настолько разъедает голову, что я погружаюсь в горячий бредовый туман. И, представьте себе, в такие минуты не нахожу для себя интересней занятия, чем заполнять длинными предложениями очередной чистый лист. Мне не надо напрягаться и думать, о чем же писать: пальцы сами собой нажимают на клавиши...
Я уткнулся в серую панель клавиатуры и больше ничего не вижу. Фактически, я сплю. Под убаюкивающий ритм, отбиваемый обеими руками, медленно въезжаю в свой стиль повествования. Данные заметки рождаются во время зимней спячки. Все написанное - непроизвольное бормотание моего тускло мерцающего сознания, не более...
Это - лепет, шепот, тихий зов одинокой души, что устала от постоянно увеличивающихся испытаний. Это - боль и отчаяние измученного непрерывной беготней тела, которое не верит в возможность иного существования. Несколько причин случайно совпали и дали возможность родиться на свет этим запискам. Ибо их появление не было запланировано...
Совершенно невозможно сосредоточиться, я почти ничего не слышу. Весь остаток дня хочу лишь одного: спать. Однако каким-то образом появляются эти предложения. Пальцы скачут, я им не мешаю. Мало того, я никогда в жизни не вспомню, что же сейчас написал...
Кончится, наконец, растянувшееся мучение, прозвучит долгожданный гудок. Он разбудит меня и я с трудом приду в себя. Увидев, что пальцы продолжают что-то строчить, остановлю их, так как пора домой. И уже в транспорте, словно в первый раз рассмотрев написанное, стану читать свои заметки внимательно и с увлечением: будто данная вещь была создана осмысленно и продумано.
*
Весь сегодняшний день ощущаю приятную расслабленность, что бывает со мной только перед резкой сменой образа жизни. В таком состоянии как бы на все плевать. Условное наклонение играет роль щита, непробиваемой сверхпрочной защиты. Якобы, все вокруг в порядке... Вроде бы, ничего не произошло...
Сижу себе в норе, равнодушно смотрю на мир, а сам такой спокойный, удовлетворенный. Издалека похож на сытого кота, что, греясь на солнышке, балдеет от ярких и теплых лучей. Порой напоминаю ошалевшего партизана, что чудом остался жив после глобальной облавы, устроенной гитлеровцами. Теперь партизан спокоен: ну кто после подобного мероприятия будет его снова искать?! ...
Однако и партизан, и я, знаем неизбежное: состояние расслабленности продлится недолго. Случиться так, что жизнь сама подтолкнет на действия. Отлаженный механизм непременно сойдет с установленного режима. Это произойдет исключительно из-за воздействия времени: проржавеет деталь в некогда исправном моторе, сломается одно из колес жизни-колесницы. Некий пустячок выйдет из строя и ты невольно свернешь с привычного пути. И сейчас никто не может сказать, в каком направлении...
Я знаю, пройдут холодные дни, солнце согреет землю и наступит весна. От повышенной температуры мысли зашевелятся в голове, попросятся наружу. Оживет мое тело, заноют мышцы, захочется двигаться. И тогда, открыв ногой тяжелую дверь, что олицетворяет собой выход из берлоги, я, рыча и кряхтя, вылезу наружу. Осмотрюсь вокруг и побреду вперед по узкой лесной тропе, громко скрипя голодными зубами. И на этом спокойная жизнь закончится. Словно и не было долгой зимней спячки. Ощутив голод, мне станет так легко... Ведь это чувство полностью избавляет от понятия "мораль"...
Я пойду своим путем, голодный и свободный. А там, глядишь, подвернется что-нибудь. К чему загадывать что именно, когда надо идти... По мне лучше голод, чем вынужденная размеренность. К тому же, неопределенное состояние приятно тем, что никогда не знаешь, что будет завтра...
А пока я лежу в норе расслабленно и беззаботно. Напоминаю ленивого барсука. Со стороны можно решить, что перед вами - самый мирный зверь на свете. Но я лишь внимательно наблюдаю за стрелкой своих сверхточных весенних часов и жду часа "Х", чтобы надолго покинуть изрядно надоевшую берлогу.
*
Март радостно распахнул двери, задорно смеясь влетел в этот мир, счастливо улыбаясь запел мелодичную песню и залил все пространство грязной холодной водой. Об снег стали вытирать ноги, вытряхивать ковры, пачкать машинным маслом, короче, использовать в качестве большой мусорной корзины. Белый брат приобрел неестественно серый, грязновато-затрапезный цвет. Зима уснула, неспособная бороться с более молодым противником, а март, по глупости, слишком увлекся песней и забыл про свои обязанности. Как итог, в природе все осталось стоять на месте: ни туда, ни сюда: полнейшее безвременье. Время застыло, игнорируя календарь, что по инерции штампует все новые и новые дни, не подтвержденные погодой. Все это смахивает на безвкусную клоунаду...
Но птицы в лесу желают праздновать весну! И я в своей берлоге соскучился по новым запахам! Однако март слишком глубоко забрел в дремучий лес. А там так темно, что, боюсь, без веселого апреля он оттуда не выберется. А если брат апрель так и не найдет поющего родственника? Тогда все надежды придется возлагать на май. Однако вам не кажется, что это было бы слишком?! ...
Барабанщики весны стучат по окну моей норы своими тонкими чувствительными палочками... Но звук слаб и беспомощен, он не впечатляет. Иногда зима пытается отвоевать покинутые рубежи, но ее усилия просто смешны. Хрупкое равновесие противоборствующих сил приводит меня в замешательство... Я смотрю в окно, тяжело вздыхаю и закуриваю новую сигарету...
*
А сегодня утром, представляете, было светло. Стоя на трамвайной остановке в ожидании двухвагонной кареты, я заметил, что на самом горизонте небо изменило цвет. Оно стало почти голубым. Это случилось в жуткую рань, пол седьмого утра. Правда, стоявшие рядом люди равнодушно отнеслись к уникальному явлению природы. Но мне было очень приятно...
Добравшись до работы, я вышел из кареты... Она, звеня колесами по рельсам, покатила дальше по своему обычному маршруту N7. Передо мной во всей красе предстала знакомая проходная. В этой картине наблюдалось что-то новое. Дело в том, что вокруг было светло! Темнота исчезла окончательно, до будущей осени. И, к тому же, была хорошая погода...
Мною завладело необычное настроение. Казалось, что вместе с миром преобразился и я. С удивлением рассматривал грязные заводские стены. Недоуменно взирал на людей, спешивших пройти на завод. Их поведение казалось бессмысленным. Они походили на мотыльков, что бездумно летят на яркий свет, опаляя свои нежные крылья. Напоминали идиота, рубящего сук, на котором сидит. Слепая покорность роднила этих людей с узниками концлагеря, идущими в газовые камеры, думая, что их ведут в баню.
Внезапно мне стало так тоскливо.
- Остановитесь, куда вы, несчастные? Что вы забыли в этой грязной конуре?! Ведь так и скончаетесь, не увидев в своей жизни ничего, кроме исхоженной вдоль и поперек заводской территории...
Но людям не хотелось обращать внимания на мою речь. Они были глухи и слепы. Представление, устроенное природой, осталось незамеченным. Каждый видел перед собой лишь собственное рабочее место.
Я еще постоял, вздохнул, грустно пожал плечами и поплелся в цех зарабатывать свои денежки.
*
Какая ужасная лень! Не хочется работать, писать, жить. Сижу и ничего не делаю. Настолько разленился, что подобное настроение уже не тяготит. Не желаю что-либо делать из принципа: устал от недельной гонки, надо хоть немного постоять на месте. Сегодня - четверг! Остался еще день работы, а вот сил не осталось.
Где-то сзади, за моей спиной, слышны далекие голоса коллег, что-то похожее на порывы ветра. В моем сознании все звуки слились в бессвязный шум. Рядом, по коридору, шастают старательные сотрудники, носят туда обратно разные бумажки. На всех вышеперечисленных, должен признаться, глубоко плевать. Безразлично!
Люди приобрели единый внешний вид, манеры поведения и устойчивый характер. Они стали безразличны. Их больше не отличить друг от друга. Выстроившись в ряд, они бы сошли за братьев, написав сочинение - на одного человека. Большое стадо, огромный людской дивизион, универсальный конвейер по производству пеньков - вот что такое человечество. Мое сознание заровняло всех людей из-за лени проводить между ними отличия. Действительно, ничего не хочется...
Я зеваю, протираю глаза, отчаянно встряхиваю головой. Все равно не буду работать! Пусть день длится хоть целую вечность, буду сидеть и бездельничать, пока он не кончится.
*
Стена... Перед моим лицом стена, серая и грязная. Все, что я вижу вокруг - это каменная преграда. Куда не поверни, негде нет выхода. Напряжение все накапливается и накаливается. Его уже не снять за короткие перерывы между бесконечно длинными рабочими днями. Я устал, но это еще не все. Я невыносимо, беспредельно устал!
Ничего нет впереди, кроме отчаянья... Безумный мир упоенно танцует свою задушевную кадриль, лихо оттаптывая мне ноги. Этот зал слишком тесен для подобных забав, но всем так хочется плясать! Поэтому меня толкают в спину, пихают локтями. В конце концов, я теряю равновесие и падаю на пол. Это лишь приободряет танцующих и они продолжают веселиться уже на моем теле. Главное - отдаться всецело музыке и ни о чем не думать. Так что я для них - прекрасная танцевальная площадка.
Тем временем кадриль сменяется стремительным рок-н-роллом и я чувствую, что удары в живот участились. Мне отдавили пол-лица в этой ужасной пляске. Но музыка звучит все сильней и сильней, достигая предельного количества децибелов. Плясуны настолько поглощены ритмичными движениями, что их уже не остановить. Наверное, меня затопчут до смерти.
Я не представляю интереса, пока лежу на месте и не двигаюсь. Но стоит пошевельнуться и хор коллег, хищная стая сослуживцев во главе со своими начальниками, тотчас представит мне счет на миллионы рублей, дабы я не забывал, где нахожусь. Ибо, все вышеописанное происходит на службе. "Товарищ, вам здесь платят за вашу работу!", - завопит многоголосый хор, меня прижмут к стенке, где избиение и продолжится. Под новые удары танцоров станет совсем нехорошо...
Я больше не в силах переносить эти мучения. Привязанный к рабочему креслу некими мифическими обязательствами, я совсем потерял человеческое лицо. Меня больше не интересует ничего на свете. Ежедневная пытка слишком затянулась, подобно петле на шее. Не осталось никаких внутренних резервов, чтобы продолжать изматывающую игру...
Я был бы рад сойти с ума, но знаю, насколько это сложно. Мне не пережить всех испытаний, связанных с данным перевоплощением. Только становясь на первую ступеньку крутой лестницы, что нижним пролетом означает сумасшествие, мне становится настолько страшно, что я в ужасе бросаюсь назад. Довольные моим поступком сотрудники тут же меня связывают, дабы продолжить восьмичасовое испытание.
Глуповато улыбаясь, я глазами молю о пощаде. Но это - бесполезно! Мне суют под нос табель на зарплату и я послушно замолкаю. Тогда оргия продолжается. Танец разыгрывается с новой силой. Кто-то притащил магнитофон, дабы было приятней плясать на живом человеке. Одну колонку поставили к моему уху и я сотрясаюсь от адского грохота. Я настолько подавлен происходящим, что уже ничего не соображаю.
"Не хочу!", - кричу про себя, двигаясь телом в такт сумасшедшей музыки. - "Я больше не могу так жить, не могу!"...
*
Мое терпение на исходе, нервы натянуты до предела. Но, удивляясь сам себе, все-таки, держусь. Интересное дело, уже несколько месяцев бегу на втором дыхании, а легкие до сих пор работают удовлетворительно. Бег продолжается, величественный в своей посредственности: скачка на сверхмедленной черепахе, плавание с тяжелой гирей на шее. Все это длится, длится...
Не знаю точно, чего ожидаю в дальнейшем... Но все-таки... Сверхточный датчик сам фиксирует малейшие изменения... Как только наступит срок новому дню, сигнал будет дан. Тогда, я надеюсь, все будет иначе...
А пока, глядя на мир сквозь толстые прутья железной клетки, кажется, что там, за решеткой, все так прекрасно и безмятежно. Оно - недоступно, но столь сладко манит... Любуешься свободной территорией, что простирается перед глазами, слезы бегут по щекам. Но сколько можно ждать перемен?
В очередной раз наплакавшись, бросаю это занятие ко всем чертям. В растерянности смотрю на часы. Они молчат... Очевидно, сегодня не время для событий, погода абсолютно нелетная...
Мокрый день... От моих слез он намокает и разбухает, словно почки весной. Я даже не обращаю внимания на эти галлюцинации... Все-таки, ожидание сводит с ума...
Прижав нос к решетке, смотрю на мир по ту сторону меня. Я привык это делать с тех пор, как попал сюда. Перед вами - обитатель вселенского Зоопарка. Здесь столь обыденно и посредственно... В углу клетки стоит миска с вчерашней похлебкой. С потолка свисает давно перегоревшая лампочка. Кругом столько грязи! Ровно в десять вечера придет уборщик помещения и вынесет мусор из загона. Потом директор Зоопарка объявит отбой. А с утра лихо зазвенит пронзительный колокольчик: пора работать, пора работать!!!
Если лечь на спину и закрыть глаза, можно представить, что находишься на свободе. Немного воображения и ты уже на воле. Время пойдет вперед, громкие часы застучат в притихшей голове. Запахнет приближающейся весной, непуганой, заповедной... Это так просто: закрыть глаза и раствориться в надеждах...
Уверяю вас, глубоким завтра, когда наступит совершенно новый день, воспоминания о вчерашнем будут казаться крайне далекими. Даже забавными, пожалуй.
*
Надоело блуждать по минному полю. Устал рассматривать собственные ноги, рваные подошвы башмаков. Если перейти на стремительный бег, то есть шанс взорваться уже через секунду... Неплохие мысли иногда приходят в голову. Так как силы еще есть, немедленно принимаю решение и несусь во весь опор, высоко поднимая колени... Но почему-то ни одна из мин не срабатывает...
Через пару часов - устал, болят ноги, шалит дыхалка. Сижу, отдыхаю. По радио передали - минное поле оказалось блефом... В ярости рву на себе волосы: так много времени потратил зря! Ну, что теперь прикажете делать, куда податься? По радио начинают играть бравые марши.
Философски размышляю на отвлеченные темы... Почему же не сыграл мой козырной туз? Я всегда считался мастером по игре в преферанс, а теперь... Вежливо прошу раздать карты заново. Вместо этого приносят карту Ленинградской области. Зачем она мне? Кто будет на минном поле изучать топографию? ...
*
Надо бы поторопить события. Декорации настоящего уже не впечатляют. Они изрядно пообтрепались во время бесчисленных репетиций и, боюсь, не доживут до начала показа настоящего спектакля. Все живое должно двигаться, стремительно нестись, наконец! На деле наблюдается обратное.
Время - столь сложное животное, что я не в силах разгадать мотивы его поведения. Оно несется вперед утрамбованными кусками, потраченными на службу в конторе; ежедневными кирпичами по восемь-девять часов каждый. Течет рекой, когда на меня валится куча обыденных дел, что я обязан исполнить после традиционной рабочей пытки. Как злобный монстр, растягивает немногие свободные отрезки, когда я так измотался, что неспособен писать. Время постоянно новое, но неизбежно - враждебное.
Я ждал от него хоть малейшей поддержки, верил ему, как старинному другу. Но, вынужден признать, что меня цинично обманули! Пелена спала с глаз, я понял, где спрятался главный противник! Значит, хватит заигрывать с обманщиком, прикрывающимся огромным циферблатом. Надо кончать со временем, топтать его! Необходимо переворачивать приятеля каждый день, страницу за страницей, листать, не читая. Когда взгляд задержится на чем-нибудь интересном, мы без труда приостановим гонку...
Взревев от обиды, бросаюсь на врага, уже не считаясь с соотношением сил и опыта. В ярости наваливаясь всем телом на могучую часовую стрелку, я хочу лишь одного: стереть этот день, сжечь огнеметом! Скорее!!! ... Но часовая стрелка слишком тяжела для меня. Массивная, как телеграфный столб, она не сдвинется и на миллиметр.
Приходиться отбросить задачу максимум и взяться за работенку попроще. Обливаясь потом, я берусь за минутную стрелку, обхватываю ее двумя руками и тяну... Но она ползет столь медленно, что результат труда представляется смехотворным. В отчаянье я принимаю поистине героическое решение. Я упираюсь в секундную стрелку и начинаю ее толкать. Это более трудный путь, но, все-таки реальное движение! Ведь все, что мне нужно - скорейший приход долгожданной весны...
Я кручу изо всех сил, но скоро выдыхаюсь. Мне слишком трудно двигаться так быстро. И, пробежав не менее десяти кругов, в изнеможение валюсь на землю. Увы, меня ненадолго хватило! И тут замечаю невероятное - секундная стрелка продолжает идти и без моей помощи! ... Значит, я ее так разогнал, что она теперь вращается по инерции?.. Нет, что-то непохоже. И тут, меня осеняет - стрелка все время двигалась сама по себе! Я нисколько не ускорил и не замедлил этот равномерный процесс. Меня в очередной раз обманули! Все усилия были совершенно напрасны...
Растерянно почесывая затылок, стараюсь примириться с этой мыслью. Затем грустно плетусь в свою клетку, знакомую до слез. Вхожу, за спиной звонко щелкает замок. Я опять заперт в тесной камере. После эксперимента со временем дико болят все мышцы. Задумчиво гляжу на копию циферблата, что болтается на руке. Ничего не изменить... Придется сидеть и ждать у моря погоды...
Звери в Зоопарке ворочаются, значит, скоро будет еда. Я слышу вдалеке скрип тележки с продуктами. Животные довольны, они ужасно проголодались за день. Но у меня почему-то совсем нет аппетита.
*
Если долго сидеть у открытого окна, целиком погрузившись в рассеянное созерцание, уткнувшись носом в привычную тоску, растворившись в собственном отчаянье... И смотреть на голые деревья, торчащие из-за невысоких домов, на грязные трамваи, что противно звеня, перекатываются по шумным проспектам или стаи ворон, кружащие над усталым городом... Если неподвижно застыть в отсутствующем состоянии, представив себя за конкретной железной решеткой, то можно легко отрешиться от жизни. Она будет бежать куда-то мимо поступью хитрой лисы, бить сверкающим фонтаном, из которого не напиться, виться вверх неприметным серым дымком...
И все, что останется тогда - это вид из окна. Остальные понятия безвозвратно исчезнут. Картина наблюдаемого, несомненно, будет меняться, но это станет уже не важно. Абсолютное господство зимы постепенно закончится... Наступит ранняя весна, а затем, и лето... Но подобные вещи перестанут волновать... Перед глазами замаячит вечнозеленое равнодушие, неуверенность в собственных силах и глухое разочарование. Сознательно уставившись в бескрайнее окно, замрешь во вселенской тоске и уже не найдется силы, способной привести в движение...
А когда раздастся долгожданный звонок в дверь и люди принесут хорошие новости... Когда весна отчаянно забарабанит по окнам плавящимися от солнца сосульками, дублируя свою дробь на промокшем асфальте... Когда воскреснет все, распустятся листья, защебечут птицы... Боюсь, что застывшему у окна ничего не поможет. Крепкие прутья абстрактной железной решетки станут слишком реальными. Герой больше не сможет сдвинуться с места. Слишком перенервничавший в середине пути, так и не дождавшийся своей весны, он будет обречен на безучастное созерцание...
*
Когда грянул гром, для меня это явилось полнейшей неожиданностью. Я был совершенно не готов... Лишь сидел, безучастно уставившись в окно, грустный и подавленный своими переживаниями. Время в душе остановилось и, как мне казалось, уже окончательно. Взгляд то скользил по поверхности пейзажа, наблюдаемого из окна, при этом совершенно не постигая увиденного; то буравил исследуемую картину, устремляясь вглубь, насквозь, прямиком в собственные фантазии. Как наблюдатель, я был плох, не замечал очевидного. Погрузившись в безрадостные размышления, почти отрешился от настоящего. В голове царила абсолютная пустота, непроходимая серость... Поэтому я не сразу услышал могучий раскат, грохот, которого ждал уже давно. И когда первые капли нарождающейся грозы отчаянно застучали по мостовой, я продолжал сохранять отсутствующий вид...
Не знаю, сколько времени это могло бы продлиться... Все решил ослепительный блеск молнии, внезапно возникшей перед глазами. Я ощутил удивление или, скорее, недоумение... Затем внимательно вгляделся в небо... И только тогда осознал, что за окном - яростный ливень. Он шел, точно сорвавшись с цепи; лил, как из ведра. Струи воды заполнили воздух и знакомый пейзаж исчез за плотной завесой дождя. Шум и свежесть ворвались в мое сознание...
Стряхнув оцепенение, я заворожено следил за стремительно развивающимися событиями... Это не могло быть обманом! В этом мире, действительно, начались перемены! Наконец, я поверил в случившееся окончательно. И тогда, сорвавшись с места, подпрыгнув столь высоко, что чуть не коснулся головой потолка, ваш покорный слуга пулей вылетел из душной комнаты, навстречу новым потокам весенней воды...
*
Ха, ха, ха!!! Свершилось... Долгожданное событие произошло. Праздничный салют, шампанское и сухое вино по этому поводу обеспечены. Случилось воистину знаменательное происшествие!
Весна брела через темный лес, так долго, так медленно. Изредка по пояс проваливалась в засасывающее болото. Бурелом, снежные заносы и хищные животные крайне затрудняли и без того нелегкий путь. Казалось, она застрянет в непролазной чащобе, не найдет верной тропинки сквозь густые заросли, останется одна среди молчаливых деревьев...
Но все обернулось иначе. Каким-то чудом весна вышла в поле... И тут же столкнулась со мной!!! Градусник показал абсолютно точное время. Это был самый чувствительный будильник на свете. Жизнь повернулась другой стороной. Спрятанный лик оказался прекрасным! Радоваться и еще раз радоваться! ...
Сейчас, дорогие читатели, я обязан приступить к самому главному. В состоянии эйфории нервно потираю руки. Друзья, на этот раз я вышел на подмостки собственных "записок" лишь для того, чтобы откланяться. Свет рампы слепит глаза, но это - ненадолго. Аплодируйте, бросайте цветы, я прекрасно сыграл свою роль... Весь в цветах, чувствую себя превосходно. Сейчас помашу всем рукой и навсегда распрощаюсь. В качестве главной причины столь внезапного ухода указываю пальцем в небо. В голубое небо новой весны. Часы, что болтались на цепочке, распустились. Они распустились восхитительными цветами...
Глобальное слово замирает на горизонте. Постепенно титры приближаются, становятся более отчетливыми. Торжественная минута вот-вот наступит! Громадные буквы постепенно закрывают полнеба. Теперь даже слепые могут разглядеть написанное. Это слово означает мой уход из бездарной группы исполнителей...
УВОЛЬНЕНИЕ!!!УВОЛЬНЕНИЕ!!!УВОЛЬНЕНИЕ!!!
Я увольняюсь, друзья мои! Поймите, это - истинная правда... Эффект от сообщения подобен разорвавшейся бомбе. На минуту во всем мире воцаряется тишина... Да радуйтесь же вместе со мной, дорогие читатели, я вам потом все подробно объясню!!! ...
Поздравьте меня, пойте веселые песни, исполняйте зажигательные танцы. Кружитесь, вертитесь, изгибайтесь, подобно змее. Вручите мне орден "За волю к победе!" Я, наконец, решился. Я увольняюсь навсегда, забираю окончательный расчет, мне здесь не место. Должен сообщить, что моя весна наступила...
Бесполезная служба закончилась, ее больше нет. Все работники удивлены моим решением. Менеджер по кадрам раскрыл рот и долго не мог вымолвить ни слова. Главному боссу напоследок я высказал все, что о нем думаю. Трамваи выстроились в единую колонну и, проводив меня в последний раз на место службы, долго дребезжали вслед. Животные вышли из клеток посмотреть, как я попрощаюсь с суровым директором Зоопарка. Я сказал последнему, чтобы тот следил за качеством еды. Потом предложил всех выпустить на свободу...
Медведи выползли из берлог прорычать напоследок наилучшие пожелания. Потом снова заснули мертвецким сном. Спокойной ночи, косолапые, но это теперь - не для меня. Сумасшествие, что пугало раскрытой пастью, отошло на задний план. Я перепрыгнул и этот барьер. Я подружился даже со временем. Оно подарило мне целый воз себя, свободного от дел. И все потому, что я дождался! ...
Меня гонит вперед весенний ветер. Прощай, недавнее прошлое!
*
Стоя на перроне Московского вокзала, с интересом рассматриваю поезд дальнего следования, уходящий во Владивосток. Может быть, мне надо сесть на него? Пока я размышляю, поезд издает пронзительный гудок и уезжает. Перед глазами долго мелькают грязные зеленые вагоны, стучат колеса, летит пыль. Не жалко. Следующий рейс будет на Ярославль. А потом на Нижний Новгород, Тулу, Баку, Бишкек... Не исключено, что я отправлюсь на край света в одном из этих составов. Расхаживая между беспокойными пассажирами, что нетерпеливо мечутся по платформам в ожидании скорейшего отбытия, лично мне некуда спешить. Все уже свершилось...
Гонка закончилась, изматывающий бег прекратился. Флажок судьи стремительно взметнулся вверх и упал, точно зафиксировав бурный финиш. Бумага, отпущенная на данные записи, иссякла. Торопливо кропаю на полях. Чувствую, что где-то за кадром уже присутствует невидимое слово "конец". Это заставляет собраться с мыслями, взять последний аккорд произведения звучно и точно...
Прежде всего, надо объяснить читателю, что же произошло. Удивленный столь бурной переменой настроения героя, он искренне недоумевает, а, может быть, даже сердится. Но этого делать не стоит, ибо ясность будет внесена незамедлительно... Дело в том, что неделю назад я получил сигнал, на который давно рассчитывал. Я нашел себе новое место работы и теперь уезжаю в другой город. Около двух месяцев ждал оттуда приглашения, чтобы, наконец, уволиться с надоевшей службы. Чуть было не отчаялся каждый вечер заглядывать в пустой почтовый ящик. Но приглашение, в конце концов, пришло. В толстом конверте, написанное официальным подчерком. И я тотчас подал заявление об уходе...
Так что случившееся лишено особой таинственности или загадочности. Но, тем не менее, является глобальным для вашего покорного слуги. Ведь мне представляется возможность полностью изменить свой образ жизни...
Я еду туда, где был всего лишь два раза. Там меня ждет работа, с которой связываю самые честолюбивые планы. Издательства... Командировки... Возможность печататься... И пусть будущее представляется несколько призрачным и размытым, но, может быть, повезет? В конце концов, приглашение у меня в кармане. И все, что случилось, не сон, а реальность...
Напоследок должен принести искренние извинения. Я так долго молчал на тему отъезда, что, видимо, создал несколько неверное представление о собственной личности. Но, дело в том, что я слишком боялся сглазить удачу, посвятив широкую публику в напрасные ожидания... Все могло сорваться в последнюю минуту. И каким бы тогда был конец данных записок? ...
В любом случае, закончив риторическим вопросом, вернемся к сегодняшнему дню. В данный момент я нахожусь на Московском вокзале. Стоя на платформе с небольшим чемоданом в руке, готовлюсь уехать отсюда. На мне - легкая куртка, шапка отсутствует. Прохладный апрель плавно переходит в теплый май. В перспективе вырисовывается светлое слово "лето". Наступают новые времена. Я чувствую себя совершеннолетним. Мне хочется быть совершенно, абсолютно летним, чтобы лето лилось из души хорошим настроением. Наступившая весна - это только старт. Дальше последует большая и длинная дорога. Это и называется летом, мои дорогие друзья...
Мое прошлое, ранее незыблемое и конкретное, ныне осталось за бортом. С палубы океанского лайнера я вижу стремительно удаляющийся силуэт. Через мгновенье знакомая фигура безвозвратно сольется с прибрежной полосой. И я больше никогда не увижу родного завода, знакомой проходной. Возможно, в памяти останется небольшая портретная галерея коллег и сослуживцев. Трудно что-либо знать заранее... Жизнь сама все расставит по местам. Окончательный вердикт за ней, но он меня не тревожит. "Трудные времена необходимы личности, чтобы научиться сражаться за собственную независимость". В свете данной фразы мое существование в последние месяцы совершенно оправдано.
Впрочем, лирическое отступление несколько затянулось. Пора прощаться... Напоследок придется совершить неприятную вещь и аккуратно отделить автора "записок..." от созданного им литературного героя. Обозначив прекрасное будущее последнего, маячащее где-то на горизонте, а то и за горизонтом, смело могу отправить вымышленный персонаж в дальний путь и без пристальной опеки литературы. С меня довольно! Под самый занавес совершив экстравагантный поступок, довольный автор спрыгивает с подножки медленно тормозящего произведения, а оно продолжает движение самопроизвольно...
Что касается героя, то он, в отличие от вечноживого автора, начинает постепенно исчезать, растворяться в воздухе. Увы, это - неизбежно. Ваш покорный слуга ушел с работы, из берлоги, совершил побег из тюрьмы, зачеркнул биографию. Навсегда порвал со службой, городом, страной и миром. И к последней строчке произведения от него останется лишь пустое место...
Вы понимаете, читатель, о чем я? Но ведь это так просто! Поймите, я - всего лишь литературный герой и не существую в реальной жизни! А время повествования подходит к концу. Автор выпустил бразды правления, паровоз еще тащится по инерции, но скоро это безобразие прекратится. Как только последует команда "стоп", я исчезну. Ограниченный строгой последовательностью действий, совершаемых с первой страницы до последней, я, как главный персонаж, не способен ни на что, кроме зафиксированного в повествовании. Поэтому мне столь неприятно подходить к финалу...
Автор, где ты? Может быть, ты напишешь еще несколько сцен специально для меня? Но нет, он навсегда покинул "записки" и я это знаю... Значит, такова судьба... Теперь, действительно, придется прощаться. Не поминайте лихом, уважаемые читатели... Хотелось бы еще сказать так многое, но, увы, прерывают...
И, в очередной раз смешав все в кучу, автору остается совсем немногое - поставить под придуманным свою роспись и аккуратным подчерком написать неизбежное слово - "КОНЕЦ".
*
В бухгалтерии, где я получал расчет, сидят большие шутники. Они выдали мне "записки, написанные впопыхах", вместо зарплаты. Большего, по их мнению, я не заработал. Сначала мне хотелось поскандалить с нахальными канцелярскими крысами, но затем я передумал. Все-таки, "записки впопыхах" - довольно приличный заработок.