Аннотация: Триллер в духе Хичкока - я так считаю :)
Любой мужчина хотя бы раз в жизни спрашивал себя, что привлекает - или может привлечь - к нему лицо противоположного пола. По аналогии с собственным мышлением предполагая, что все дело в таком же чисто рефлекторном физическом притяжении, сильный пол обычно ошибается, счастливо ошибается. Только выглянув из-за тяжелых плюшевых штор самолюбия, мужчина может обнаружить, чего в действительности от него хочет находящаяся рядом женщина.
СЕРГЕЙ ГАВРИЛОВ
Соседка
Есть женщины, бросающие в дрожь
-- Простите, я могу вам помочь? -- Я сдержанно улыбнулся и протянул руку.
Растерянная, словно я отвлек ее от каких-то мыслей, женщина обернулась, и только тогда заметила меня.
-- А, это вы. Что вы сказали?
Я уже собрался повторить, но, заметив мой жест, она сама поняла, что мне нужно.
-- Ах, да, конечно. Большое спасибо. -- Вручив мне два огромных пакета, она тоже улыбнулась. -- Как я с ними намучалась!
Тяжелыми пакеты не были, скорее неудобными, и до нашей площадки на пятом этаже она вполне смогла бы их донести. Но мне было по пути, и я не хотел чувствовать неловкость, обгоняя на лестнице женщину, нагруженную сумками. Не то чтобы я был чересчур щепетилен в таких вопросах, просто мне нравится помогать людям. Какой-нибудь психолог-фрейдист мог бы упомянуть по этому поводу чувство собственного величия, а взглянув на мою соседку - и еще кое-что, что ж, вероятно, так оно и есть. Меня это нисколько не смущает. Все мы взращиваем и тщательно оберегаем свои недостатки, в конце концов, именно это и отличает нас друг от друга - скудный набор достоинств лишь подводит всех под общий знаменатель.
Размышляя о том, как много нелицеприятного можно откопать в собственных мотивациях, я поднялся на свой этаж. Соседка - я не был уверен насчет ее имени, кажется, Виктория - шла за мной, храня молчание, вероятно, снова погрузившись в свои мысли. Только подойдя к собственной двери, она оторвала взгляд от бетонного пола лестницы.
-- Еще раз спасибо. -- Она приняла у меня пакеты, но, едва я отвернулся, окликнула меня. -- Дмитрий, правильно?
Я кивнул, неожиданно для себя заметив, что сдержанная улыбка вежливости на ее лице сменилась вызывающе-заигрывающей.
-- Дмитрий, не хотели бы вы помочь мне еще раз? Я сегодня осталась одна, по телевизору - ничего, а я жутко не люблю эти тоскливые осенние вечера. Если у вас нет никаких планов, пригласите меня в гости. Посидим, поболтаем. Выпивка - с меня.
Планов у меня не было, но на ответ это никак не повлияло. Что-то в ее улыбке заставило меня присмотреться получше. Тонкий, незаметный штрих - и под гримом вызова и двусмысленных намеков на этих губах проступило нечто настоящее. На мгновение мне показалось, что ей действительно нужна помощь.
-- Договорились. Как насчет восьми?
Скромное жилище холостяка, достаточно уютное, чтобы принимать близких друзей, но не слишком шикарное для шумных вечеринок - это моя квартира. Какой-нибудь англичанин сравнил бы ее с крепостью. Я, при всем своем оптимизме, упомянул бы скорее тюремную камеру. Я не пытался защищаться от окружающего мира, я от него изолировался.
Я жил здесь уже около года, сменив после одной неприятной истории район города и свое отношение к блондинкам. Какое-то время одиночество меня устраивало. По крайней мере, это полезно для работы - говорил я себя, действительно стараясь погрузиться в литературу. Но листки календаря исчезали в прошлом намного быстрее листков писчей бумаги, и с приходом пасмурных дождливых дней желание писать сменилось другим.
Осень всегда была для меня особым сезоном. Три раза я влюблялся в ноябре, и именно в этом месяце я был счастлив. Суетливая весна заставала меня уже с разбитым сердцем, так что солнечные дни не приносили радости. Я щурился и ждал. Ждал осени, другой осени. Возможно, такой, как эта.
Звонок в дверь раздался в четверть девятого. В глазок я ничего не увидел - на площадке было темно - но по голосу понял, кто там.
Хоть она и опоздала, обещание о выпивке Виктория сдержала - в руках у нее была завернутая в полотенце заиндевевшая бутылка Смирновской водки.
-- Здравствуйте, -- изрек я, не найдя ничего более подходящего.
-- Привет. -- Она протянула мне бутылку. -- Давай на "ты".
-- Давай. -- В конце концов, она была милой, симпатичной молодой женщиной и моей соседкой, ничего предосудительного в этом не было.
Я посторонился, пропуская ее, и, чтобы занять чем-то руки, начал разворачивать выпивку.
--
Хорошая, -- от холода в ладонях я поежился.
--
Положи полотенце у двери, чтобы я не забыла, ладно?
Медленно, по ходу осматривая мою квартиру, Виктория прошла в зал.
-- Живешь один? Подружки часто навещают?
Улыбаясь, я молча свернул полотенце и, оставив его в прихожей, последовал за своей гостьей.
-- А то вдруг кто придет, знаешь, неудобно может получиться. -- На ее лице снова появилась эта задорная улыбка.
-- Никто не придет, все в порядке.
-- Ну, смотри. -- Она устроилась на диване и уже без иронии в голосе заключила: -- У тебя здесь очень мило, правда. Сам все обставил?
-- Насколько это позволяют мои средства.
-- Чувствуется стиль. -- Вздохнув, она неожиданно грустно добавила. -- Как это хорошо, когда дома испытываешь комфорт и спокойствие.
Я сочувственно кивнул, пообещав себе по возможности не касаться этой, видимо, больной для нее темы.
-- Словом... какие закуски ты предпочитаешь - холодные или горячие? У меня есть бутерброды со шпротами, пицца и пирожные, но их мы, пожалуй, оставим к чаю.
-- Выбирай, как тебе больше нравится - я, вообще-то, водку не пью. А ты давай, пей, закусывай, я присоединюсь на чае с пирожными, хорошо?
-- У меня в доме гостья, а я буду пить сам - это, по меньшей мере, неприлично.
-- Но я ведь специально для тебя выбрала и охладила, мне самой холодное даже в руках держать нельзя: кожа на ладонях очень чувствительная, трескается. Так что ты пей, пожалуйста, а то я обижусь.
-- Ну, хорошо, раз ты так настаиваешь.
Чувствуя неловкость за то, что оставляю ее голодной, я отправился на кухню. Поставил на плиту чайник и достал себе пару бутербродов. Потом на всякий случай добавил еще пару - для своей соседки.
Когда я вернулся, Виктория рассматривала книги на полках стенного шкафа.
-- Ты это все прочел? Здорово.
-- Много читал в детстве. Постоянно болел и поэтому сидел дома.
-- Я тоже часто болела. -- Виктория улыбнулась. -- Нашли мы с тобой, чем хвастаться.
-- Такие мелочи могут много рассказать о человеке. -- Я опустил тарелку с бутербродами на столик перед диваном и достал себе рюмку. -- Ты любишь музыку? Поставить что-нибудь?
-- На твой вкус.
Покопавшись в кассетах, я выбрал Сенатру. Для ужина с человеком, чей вкус тебе неизвестен, классика подходит как нельзя лучше.
-- Ну, что, -- я опустился на диван и открыл бутылку, Виктория села рядом со мной, -- раз уж ты не хочешь, буду пить сам. -- Я налил грамм пятьдесят, рассчитывая еще пару раз повторить для приличия и на этом закончить с водкой. -- За знакомство.
-- За знакомство.
Я быстро выпил и поспешил закусить бутербродом. Виктория, поджав ноги, откинулась назад, продолжая наблюдать за мной с ироничной усмешкой.
-- А чем ты обычно занимаешься по вечерам? -- Закончив пережевывать, я начал светскую беседу. -- Домашнее хозяйство? -- Тотчас опомнился и попытался исправиться: -- Наверное, много времени проводишь с ребенком?
-- Да. -- Улыбка на мгновение исчезла, взгляд потускнел. -- Провожу время с ребенком. Если бы не Костик, не знаю, что бы я вообще делала.
-- А где он сейчас?
-- У моей мамы. Она взяла к себе до выходных.
-- Скучаешь? -- Тема была для меня непривычной, но я старался быть вежливым.
-- Скучаю. Но семейная жизнь предоставляет массу возможностей отвлечься, так что все не так уж и плохо.
-- Это хорошо. -- Не зная, как развивать беседу дальше, я сосредоточил все внимание на водке. -- Ты точно не хочешь?
-- Точно. -- Словно опомнившись, она моментально вошла в роль интересной собеседницы. -- Расскажи ты о себе, Дима. Как ты проводишь вечера? Чем занимаешься?
-- Ну, -- я пожал плечами, не желая ее разочаровывать описанием моей по всем меркам заурядной жизни. -- Хвастаться особенно нечем. Сижу дома и пытаюсь писать - хочу заработать состояние на этом деле.
-- Правда? А тебя уже где-нибудь печатали?
-- То тут, то там - по мелочи, ничего серьезного.
-- А кроме работы чем ты интересуешься? Это ведь у тебя получается ненормированный рабочий день, бывает вообще-то свободной время?
-- Бывает. В свободное время читаю, смотрю телевизор, слушаю музыку...
Она, конечно, имела в виду другое. Вполне обоснованный интерес: молодой здоровый парень в наше время просто обязан иметь подружку. А если он о подружке и не упоминает, значит, что-то с ним не так. Будь добр, объяснись.
-- Встречаюсь с друзьями, -- поспешно добавил я, внеся некую неопределенность и таинственность.
-- И с подружками? -- уточнила, улыбаясь, моя соседка.
-- И с подружками, -- согласился я, бессовестно соврав, и поспешил спрятать лицо за второй за вечер рюмкой. -- Твое здоровье.
Чувствуя легкое головокружение, я решил сменить тему и задал совершенно естественный, хотя и не очень тактичный вопрос. Вопрос, почему-то занимавший меня с того самого момента, когда моя соседка попросила меня о помощи на лестничной площадке нашего подъезда.
-- Виктория, можно тебя спросить... это, конечно, очень личное, ты... ты счастлива в семье? Я имею в виду с мужем.
Поставив рюмку, я повернулся к своей гостье, ожидая ответа.
Женщина опустила лицо, но через мгновение, когда она его подняла, я все же успел заметить остатки той эмоции, которую предполагал и боялся увидеть.
-- Конечно, вполне, -- последовал короткий, вызывающий уважение и в то же время жалось, ответ. "Да", означающее "Нет, но тебя это не касается".
Машинально кивнув, демонстрируя радость ее счастью, я пообещал себе не касаться еще одной больной темы и, чтобы впредь не выкинуть чего-либо настолько же неделикатного, немедленно закруглиться с водкой, чье влияние я уже почувствовал, и перейти к крепкому чаю с лимоном.
-- Пойду посмотрю на чайник, кажется, уже закипел. -- Я поднялся, взял с блюда еще один бутерброд и придвинул оставшиеся своей гостье.
-- Ты что, уже поставил чайник? Мы ведь только сели.
-- Ты еще не хочешь?
-- Да нет. -- Она пожала плечами и взяла бутерброд.
-- Ладно. Потом разогрею еще раз, а пока заварю свежий чай.
Я удалился на кухню заняться приготовлениями, Виктория осталась дожевывать в сухомятку свои бутерброды. Когда я вернулся, она уже справилась.
-- Тебе не принести запить?
-- Нет, нет, спасибо.
-- Ладно. -- Я почувствовал неловкость за то, что был таким непредусмотрительным хозяином. -- Захочешь чаю - скажи, хорошо? -- Поставив на столик поднос с разогретой пиццей, я сел на свое место. -- Угощайся. Можешь прямо руками, нет - я принесу вилки.
-- Не нужно, я так. Не хотела, но... не могу устоять.
Она взяла ближайший кусок и с удовольствием отправила себе в рот.
-- Ух, обожаю. Иногда вот так наготовлю вкуснятины, как засядем с Костиком - наедимся. Одна радость в жизни - вкусно поесть.
Видя, с каким наслаждением эта женщина уминает мою нехитрую снедь, я почувствовал к ней что-то вроде жалости.
-- Салфетки принести? Я сразу забыл положить. -- Я ненавязчиво пододвинул блюдо к ней ближе.
-- Спасибо, не надо, все замечательно.
Дожевав, Виктория прищурилась и, по-детски облизав пальцы, пересела ближе ко мне.
-- Дима, ты мне кажешься очень достойным парнем, и раз уж мы с тобой -- она улыбнулась, -- допились до откровенных разговоров, позволь мне кое-что спросить... -- Виктория опустила взгляд, словно решаясь, спрашивать или все-таки нет. -- В жизни есть вещи, которые женщина не может сделать сама. Иногда женщине просто необходима помощь мужчины. Ты меня понимаешь?
Я кивнул, подумав про себя, что хоть выпитая водка и не дает мне понять собеседницу совершенно ясно, но помешать мне кое-что сделать она не сможет. Я все-таки мужчина.
-- Это хорошо, потому что я хочу тебя попросить об одной вещи. Можно?
-- Конечно.
Я повернулся к ней лицом и посмотрел прямо в глаза. Прекрасные зеленые глаза. Глаза моего цвета.
--
Я хочу, чтобы ты помог мне убить мужа.
Виктория жила с мужем и семилетним сыном в квартире справа от моей, но как соседей я их практически не знал. Иногда, работая по ночам, я мог слышать скрип кровати и возню жильцов сверху. Со стороны квартиры справа скрипов никогда не доносилось. Они часто ругались, иногда при этом раздавался плач ребенка. В таких случаях я включал магнитофон и одевал наушники. Добропорядочных соседей не интересует чужое грязное белье, не так ли.
-- Извини, я, наверное, неправильно тебя понял. Что ты сказала?
-- Я хочу избавиться от мужа, и мне очень нужна твоя помощь. Ничего особенного, пустяк, но...
Сердце в груди рвануло наружу, от неожиданности я даже задержал дыхание. Приковав взгляд к куску пиццы в правой ладони, я осторожно опустил его на тарелку и тут сообразил, что звук моего бьющегося сердца - единственный сейчас звук в этой комнате.
-- Надо переставить кассету. -- Собственный голос зазвучал хрипло и напряженно.
Осторожно, стараясь не наткнуться на мебель, я поднялся и прошел к магнитофону. Схватился ладонью за угол письменного стола и крепко сдавил его. Боль в пальцах вернула чувство реальности.
-- Что ты хочешь, чтобы я сделал?
-- Написал пару предложений на листке бумаги.
Я все еще старался не смотреть в ее сторону, поэтому, когда голос зазвучал прямо за моей спиной, я обернулся.
Виктория стояла в метре от меня. По ее щекам текли слезы.
-- Он не дает мне развод. Я просила два раза, давно еще. Он меня избил и уехал, просто бросил на полу, вернулся через две недели, а второй раз - Костику уже было пять лет - он пригрозил, что убьет меня и ребенка. Не прямым текстом, конечно, но я поняла.
Я глубоко вздохнул.
Сейчас, видя перед собой ее заплаканное лицо, я хотел обнять ее и как-то утешить. Две минуты назад я так бы и сделал. То, что за эти две минуты произошло, удерживало меня.
-- Анонимка? Это будет анонимка?
-- Нет. Это будет предсмертная записка. Как при самоубийстве.
-- Ты хочешь подстроить самоубийство?
-- Да. -- Виктория подалась вперед и оперлась об меня рукой. -- Давай присядем... я тебе объясню... кое-что.
Я проводил ее к дивану и усадил на свое место, сам стал напротив.
-- Выпей что-нибудь, это поможет тебе успокоиться.
-- Не сейчас, потом. -- Женщина прикусила губу. -- Дима, ты не мог бы сесть рядом со мной?
По ее лицу было видно, что это важно для нее. Что она попросила бы, но не решается.
Я сел.
-- Помнишь, ты спросил, счастлива ли я? Ты был прав, ничерта я не счастлива. Это что, так бросается в глаза? Я стараюсь держаться. Иногда, правда, не знаю, зачем. Он с каждым днем становится хуже. Все эта работа. -- Она опустила лицо. -- Стыдно признаться, я каждое утро надеюсь, что он уйдет и не вернется, что кто-нибудь его убьет... Он мне рассказывал, такое у них бывает. Он даже застраховал свою паршивую жизнь... Боже, за что мне это?
Я не сдержался и обнял ее одной рукой.
-- Как ты собираешься это сделать?
-- Муж часто принимает снотворное - из-за работы. Это жидкость, капли. Я дам ему дозу намного больше обычной и подброшу записку, написанную мужским почерком, в которой будет объясняться, что его до самоубийства довели обстоятельства. Если кто-нибудь начнет это проверять и раскапывать, что происходит у них на работе, он убедится, что так все и было.
-- Что это за работа такая?
-- Это очень опасная работа... Но он всегда выкручивается.
Представив, что испытывала маленькая хрупкая женщина все эти годы, я ужаснулся. Еще больше я ужаснулся, представив, кем она стала.
-- У тебя есть какое-нибудь алиби?
-- Наверное. -- Она пожала плечами. -- Костика в этот день я оставлю дома, а не у мамы... А почему ты считаешь, что в самоубийство могут не поверить? Я над этим долго думала.
-- Мало ли...-- Я глубоко вздохнул, стараясь оттянуть тягостный для себя момент. -- На чем писать?
-- Любой чистый листок бумаги. Я его потом вытру, приложу пальцы мужа и оставлю рядом с телом, никто не подкопается.
-- А ручка?
-- Напиши своей, потом отдашь ее мне, я сделаю то же самое, что и с бумагой.
-- Надо написать его ручкой и на листке из его блокнота или что там у него есть...
Мысли бешено роились в голове, напоминая встревоженное осиное гнездо, сознание выхватывало лишь те, что могли вывести меня из этого тупика.
-- Лучше бы ты взяла свою ручку. -- О том, что соседка может просто сходить к себе домой и через минуту вернуться со всем необходимым, я даже не подумал. Ее квартира, как и весь окружающий мир словно выпали из моего сознания. Осталась лишь эта комната, с тусклым светом люстры и приглушенным пением Френка Сенатры.
-- Я тогда еще не знала. -- Виктория поежилась, как от холода, и тихо повторила. -- Я не знала, согласишься ли ты мне помочь.
-- Я согласился.
Поднявшись, я с минуту простоял в нерешительности, затем, придя в себя и сообразив, что к чему, подошел к серванту и достал ручку и бумагу.
-- Я согласился, и я тебе помогу.
Глубоко вздохнув, стараясь не думать о том, что участвую в убийстве своего соседа, я положил все на столик рядом с недоеденным куском пиццы и уселся напротив.
Я боялся. Боялся, что она не все просчитала, что муж может понять ее замысел и не выпить снотворное, что он может остаться жив после большой дозы, что в случае удачи Виктория может не сдержаться и выдать себя. А рядом будет лежать моя записка, и рано или поздно - сосед или милиция - до меня доберутся.
Я глубоко вздохнул и взял ручку.
-- Пообещай мне, что если что-нибудь пойдет не так, как ты хочешь, ты меня не выдашь. Я ведь согласился тебе помочь.
Я почти умолял ее. Мне было просто необходимо успокоиться, быть успокоенным.
-- Да что может пойти не так! Я уже сотни раз все продумала. Сотни. Я только этим и занимаюсь. Иногда мне кажется, что я становлюсь сумасшедшей. Мои мозги превратились в мозги маньяка. Я сама себя сделала чудовищем и все лишь для того, чтобы избавиться от собственного мужа.
Я подождал пару минут, пока ее дыхание не стало ровным.
-- Я не смогу подделать его почерк, все сразу поймут, что это чужая рука.
-- Успокойся и расслабься, не думай о плохом.
Я опустил ручку на стол и закрыл глаза.
Что я собрался делать?!
Почувствовав на плече руку Виктории, я вздрогнул.
-- Дима, тебя что-то беспокоит?
-- Следователь узнает, что у тебя есть мотив, и поймет, что ты все подстроила.
-- Какой у меня мотив?
-- Страховка.
-- Он застрахован только от несчастного случая. В случае самоубийства деньги уходят страховой компании, я их теряю. Никакой выгоды. Если бы я хотела убить мужа и остаться одна с ребенком на руках, я бы позаботилась о материальной стороне дела, я бы постаралась получить за мужа страховку. А так я только теряю от его смерти. Никакого мотива. Кроме того, у них будет его записка, это должно их убедить.
-- У них будет записка, написанная моим почерком.
-- Кого попросят удостоверить, что это его почерк? Меня. Я единственная родственница, свекровь умерла полтора года тому назад.
-- Но ведь могут найтись образцы почерка - какие-нибудь записки, бумажки.
-- Мой муж ничего не пишет от руки - у него есть электронная записная книжка.
-- А на работе? Он ведь должен где-то расписываться.
-- На его работе никто нигде не расписывается, если не хочет рано или поздно сесть в тюрьму.
Виктория опустила лицо и отвернулась, возможно, чтобы не давить на меня.
Надо было решаться.
"Ты хочешь ей помочь или нет?" -- пронеслась в мозгу тяжелая и неумолимая, как пикирующий бомбардировщик, мысль, и вслед за ней: "Это почти безопасно. Если они спросят, я скажу, что не знал, зачем это пишу."
-- Хорошо.
Я прижал листок к поверхности стола, но вдруг, представив, что завтра или послезавтра он будет найден в соседней квартире рядом с трупом, отдернул руку как от горячего. Прогнал этот образ и снова положил ладонь на клочок бумаги.
-- Что писать?
-- Пиши: "Мне это все уже остохренело. Хочу отдыха, баста." Это будет как раз в его стиле. Он именно так выражается.
Я написал это в три строчки, особо не меняя свой почерк, чтобы он не показался неестественным. Положил листок на столик перед соседкой, рядом опустил ручку.
-- Все.
Сердце билось медленно, но сильно. Я, наверное, должен был почувствовать облегчение, как только отделался от проклятой бумажки. Возможно, это оно и было.
Рассчитывая увидеть облегчение и на лице соседки, я поднял глаза.
Виктория смотрела на меня прямым испытывающим взглядом.
-- Какой-то ты бледный, Дима. Выпей водки.
-- Пожалуй, ты права.
Я налил себе полрюмки, затем добавил до краев. Какого черта!
-- Составишь компанию?
-- Мне не нужно. Я к такому состоянию уже привыкла.
Только поднеся рюмку ко рту я заметил, что рука немного трясется. Водка едва не расплескалась, так что я остановился. Никакого облегчения не было.
И листок по-прежнему лежал на столе с моими отпечатками.
-- Ты его не оботрешь?
-- Конечно... у тебя найдется что-то вроде носового платка? Ткань должна быть мягкая.
-- Сейчас принесу. -- Я поставил рюмку на стол и отправился к шифоньеру.
Когда-то, кажется годы назад, я держал в нем свое белье.
Вернувшись, я передал платок Виктории и, стараясь не смотреть в ее сторону, залпом осушил свою рюмку. Видимо, руки у меня все еще тряслись - часть жидкости оказалась на столе. Ну да мне сейчас было все равно. Хотелось одного - забыться - напиться и уснуть.
-- Дима?
Я обернулся. Платок все еще был в ее руках, листок - на столе.
Заметив мой взгляд, Виктория вздохнула и подошла ближе.
-- Не волнуйся, я прямо сейчас все вытру. Просто не хочу, чтобы ты из-за этого наделал каких-нибудь глупостей. Тебе сейчас, наверное, лучше прилечь, попытаться заснуть. Ты, главное, не думай об... об этом. Ты мне помог, ты сделал доброе дело, очень хорошее дело. Никаких проблем не будет, не рисуй себе, пожалуйста, страшные картины. Просто расслабься и спи.
-- Хорошо.
Я сел на диван и откинулся назад. Глаза сами собой закрывались, но засыпать при гостье я не хотел. Пришлось поддерживать разговор.
-- Скажи мне, что он мерзавец, и мир только выиграет от его смерти.
-- Он мерзавец.
-- Это хорошо... Ты уже решила, когда все начнешь?
-- Скоро. Практически я уже начала.
-- Да, конечно. А мои отпечатки? Я хочу убедиться, что ты их вытерла. Мне так будет спокойнее, понимаешь?
Я попытался приподняться, чтобы в поле зрения попал столик для закусок, но, видимо, неловко поставил руку и только съехал вниз.
-- Это все водка, извини.
-- Сейчас я все вытру. -- Виктория криво улыбнулась. -- Помоги мне.
-- Ладно.
Мне совершенно не хотелось подниматься, как-то вдруг на меня напала сонливость, но я понимал, что так нужно для моего же спокойствия. Поэтому я попытался встать. Попытался и не смог.
Виктория все еще стояла напротив меня, не сделав и шагу к столику.
Я начал чувствовать раздражение.
-- Не смотри так, дай мне руку.
Соседка отступила назад.
-- Ты же мужчина, Дима. Неужели ты не можешь встать?
Я попробовал еще раз, и снова не смог. Я словно свалился от усталости. Не нужно было пить столько водки на почти пустой желудок. Я еще никогда так резко не отключался.
-- Я буду спать. Я очень хочу спать. Виктория, тебе, наверное, пора.
Полчаса назад я бы с радостью предложил ей остаться на ночь. Теперь эта мысль даже не пришла мне в голову. Ужасно хотелось спать, даже связно говорить стало трудно.
-- Вытри их... не забудь.
Я закрыл глаза. Мне даже не хотелось слышать ее ответ. Но, несмотря на звучащую музыку, несмотря на то, что сказала она тихо, я его услышал.
-- Ты, в общем, неплохой парень, мне даже тебя жаль. Но эту записку найдут с твоими отпечатками...и рядом с твоим телом.
Сперва я решил, что не так ее понял. Опять. Такая уж это женщина. Но затем в моем мозгу что-то сработало, что-то настолько сильное, что заставило меня открыть глаза.
-- Ты решила отравить меня?! Ты... ты меня отравила?
-- Да.
Виктория стояла передо мной, так что я мог ее видеть. Надежды на то, что я ошибаюсь, в ее лице не было.
-- Ты же хотела убить мужа... ты говорила...
-- Эту тварь я хочу не только убить, я хочу еще и плюнуть ему в лицо.
-- Как это?
-- Получить его страховку.
-- Причем здесь его страховка? -- Я дернулся, пытаясь встать. -- Дай мне чего-нибудь, вызови врача, пожалуйста.
-- Ты ведь понимаешь, при имитировании несчастного случая очень важно правильно подобрать дозу, чтобы врач из страховой компании мог подтвердить отравление из-за случайной передозировки лекарства. Я решила попробовать на тебе. Если все пройдет нормально, -- она сделала паузу, чтобы я мог почувствовать горькую иронию фразы, -- я через несколько месяцев, может через год сделаю то же самое уже с мужем. Никакого риска, железная версия.
-- Думаешь, тебе поверят?
-- У меня есть еще один аргумент, -- голос ее стал жестким и глухим, хотя мне могло показаться из-за нахлынувшей тошноты, -- это десять тысяч долларов страховки. Если даже придется отдать все, чтобы убедить следователей и врачей, я останусь в выигрыше. У мужа есть деньги, хотя, возможно, есть и долги, есть еще одна квартира, обставленная не хуже, чем наша, и записанная на него, ну и, конечно, я получу свободу.
Я потянулся к ней в бессознательном желании схватить за горло и задушить, но мои руки всего лишь приподнялись на пару сантиметров и, словно налитые свинцом, рухнули вниз. Поднять их снова я уже не смог.
-- Помоги мне! Может, еще не поздно. -- Я должен был испытывать ужас, но прямо на середине фразы засыпал. Огромными усилиями приходилось разжимать веки и заставлять язык шевелиться. Я знал, что если засну, то уже не проснусь.
-- Уже поздно. И для тебя, и для меня. Я ЭТО уже сделала, ты понимаешь? Все, что требовалось для убийства. Я разбила лампочку на площадке, так что никто не видел, как я к тебе приходила. На бутылке моих отпечатков нет, только твои. Полотенце из прихожей я заберу. Кстати, чуть не забыла. -- Она поднялась с дивана и скрылась на кухне. Через минуту, показавшуюся мне часом, вернулась. -- Чашки убрала, заварку вылила - зачем тебе свежая заварка, если ты решил уйти из жизни?
-- У тебя ничего не получится. -- Я попытался подняться рывком, но дернулась только голова.
-- Получится. Как я уже говорила, я очень много думала об этом, я все рассчитала. Мне лишь нужен был помощник. Ты предложил себя очень кстати. Ты живешь тут один, никакой личной жизни, ты недоволен собой. И так день за днем, ничего не происходит, ничего не меняется. Вот ты и решил с этим покончить. В твоей записке так прямо и сказано. Записку найдут рядом с телом, она написана тобой, на твоей бумаге и твоей ручкой. Перед самоубийством ты напился. В какую-то по счету рюмку добавил вот это, -- она достала из кармана халата пузырек, обтерла моим платком и поставила на стол рядом с водкой. -- Когда ты совсем расслабишься, мы с тобой добавим сюда твои отпечатки. А расслабишься ты уже скоро. Дозу я рассчитала на мужа. Он, конечно, лет на пять старше, но телосложение у вас одинаковое, так что я думаю, что и весишь ты примерно столько же. Но я, конечно, подожду, чтобы убедиться. В таком деле нельзя рисковать.
Наклонившись в сторону соседки, я сидел на своем диване, медленно сползая вниз, и умирал от отравления какой-то гадостью. Умирал, не имея возможности ни пошевелиться, ни закричать.
-- Ты использовала меня, сука. -- Собственный голос слабо звучал откуда-то издалека, а прямо перед глазами плавали в воздухе мутные цветные пятна, словно обволакивающие взлетающий самолет облака. Эти облака были темными, и я в них погружался.
Уже почти не слыша и не понимая, что говорю, я выдавил из себя последние проклятия. -- ...воспользовалась моим желанием помочь и обманула... ты мерзко... гадко со мной обошлась... чтоб ты сдохла, дрянь...
-- Извини, Дима, но твои проблемы меня мало волнуют. -- Виктория стояла прямо передо мной, тая в дымке моих больных галлюцинаций. -- Мне нужно избавиться от мужа - ради моего ребенка и ради себя самой. Ты предложил мне помощь, -- она улыбнулась, но в этот раз ее улыбка уже не казалась мне милой, -- я ею воспользовалась. Считай, что тебе просто не повезло. Как если бы ты попал под машину. Впрочем, ты был мне не бесполезен, спасибо.
Моя соседка склонилась надо мной, и я почувствовал сухое прикосновение ее губ.
-- Спокойной ночи, парень. Приятных тебе снов.
Она протянула руку и, надавив на глазные яблоки, закрыла мне веки.